Текст книги "О чем молчали звезды"

Незваный гость

Сдавленно вскрикнув, Марат оттолкнулся от подушки и сел, широко раскрыв глаза и судорожно сжимая пальцами краешек одеяла.

Он огляделся. В комнате – никого. Из прикрытых тонкими занавесками окон пробиваются лучи солнца, наполняя спальню мягким рассеянным светом.

Наклонившись вперёд и обняв руками колени, Марат впал в раздумье. Надо же, опять этот странный сон, этот отдалённый звон в ушах, это едва ощутимое покалывание в кончиках пальцев…

Невольно задумаешься – уже который день он видит один и тот же, словно застрявший в его мозгах, фантастический сон. Будто бредёт он ночью по лесу, бредёт, сам не зная куда и зачем, по петляющей между деревьями дороге, которую больше ощущает ногами, нежели видит глазами, и вдруг откуда-то из-за кустов всплывает, словно восходящая луна, небольшой, величиной с мяч, ярко светящийся шар, приближается к нему и зависает в воздухе, как бы преграждая путь. Марат останавливается. Шар будто смотрит ему в глаза, то и дело меняя свою окраску. Голубые, лиловые, розовые цвета словно соревнуются друг с другом в красоте и яркости.

Зачарованный этой удивительной игрой красок и не в силах сдержать себя, Марат медленно тянет к шару руки. Он всё ближе и ближе. Пальцы его уже ощущают тепло, мягкую бархатную поверхность шара. И тут его словно бьёт током. Он вскрикивает и просыпается.

И вот так каждый раз…

Началось всё месяц назад. Пришёл как-то к нему его одноклассник Атлас, которому родители по случаю дня рождения подарили новенький фотоаппарат, и предложил испытать подарок в деле. Приятели вышли в сад, поочерёдно фотографировали друг друга то в одном, то другом ракурсе.

А через недельку Атлас прибежал к нему, взволнованный и возбуждённый, и выложил перед ним на стол три фотографии, сделанные в тот день в саду. Марат на снимках ничего удивительного не заметил. Тут Атлас и сказал ему, тыча пальцем на фото: «Скажи, пожалуйста, не видит он ничего! А это что за кляксы тут красуются возле тебя?»

И вправду, посмотрев ещё раз повнимательнее, Марат вдруг с удивлением обнаружил, что на каждом снимке рядом с ним изображён слегка голубоватый, по краям перламутровый шар с какими-то едва заметными прожилинами внутри. На двух фотографиях шар как будто бы просто висит над его головой, а на третьем умудрился даже «усесться» ему на плечо.

Марат заподозрил было приятеля в каких-то шутливых проделках, но Атлас клятвенно заверил, что снимки подлинные и во время съёмки никаких шаров рядом не видел.

Потом они несколько раз делали пробные фотоснимки в разных местах и при разном освещении, и всякий раз шар будто неотступно следовал за Маратом, проявляясь именно на кадрах с ним.

Такую фанатичную привязанность невозможно было ничем объяснить, и приятели, посоветовавшись, решили обратиться за помощью к учителям, надеясь, что они смогут внести хоть какую-нибудь ясность в суть этих фотоснимков. Увы, учителя, разглядывая фотографии, лишь недоумённо пожимали плечами, и даже директор школы Шакирзян Сахапович, перед знаниями и эрудицией которого снимали шляпы даже маститые педагоги, только и смог произнести: «Возможно, это шаровая молния, а возможно, просто дефект фотоплёнки…»

После этого Марату и стали сниться эти странные сны, разгадка которых представлялась для него ещё более сложной, чем шары на фотографии.

Да, мало было ему одной тайны, непроницаемой, жгучей, не дававшей покоя с раннего детства, тайна его отца, участкового инспектора милиции, неожиданно и безвестно пропавшего, когда ему не было ещё и двух лет. Сколько прошло с тех пор времени, но так никто и не смог пролить и лучика света на эту тайну, которую он никак не может забыть и из-за которой уже столько лет мучается его мать.

Кстати, мать… Марат вспомнил, что вчера она сильно болела, не смогла даже пойти на работу. Наверняка, она уже проснулась и сейчас ждёт его.

Отогнав роившиеся в голове мысли, Марат откинул одеяло и, вскочив с кровати, начал одеваться.

– Доброе утро, мама! – произнёс он тихонько, просунув голову в дверь её спальни и увидев, что мать лежит с открытыми глазами.

– Доброе утро, сынок! – повернулась она к нему, протягивая руку. – Пройди сюда, возьми стул и присядь рядышком.

Войдя в комнату и взяв табуретку, Марат устроился возле её кровати.

– Как ты чувствуешь себя, мама? – спросил он, погладив руку матери и положив её к себе на колени.

– Сегодня уже лучше, – попыталась улыбнуться она, не отстраняя руки, – правда, голова ещё болит и немного в груди давит, но мне уже лучше, честное слово, лучше, сынок.

Марат знал, что мать лишь старалась успокоить его. Рука её была горячей, а глаза, обычно добрые и живые, застилала мутно-печальная дымка.

– Ты ещё не пила чай, мама? – спросил он.

– Нет. Я и не хочу. Правда.

– Вот что, – требовательно и серьёзно сказал Марат. – Ты полежи здесь, а я выйду сейчас в сад, соберу смородиновых листьев и заварю чай, не простой, а волшебный. Ты попьёшь его и сразу же поправишься. Смородина – это лучшее лекарство. Так написано в журнале «Здоровье». Я ещё вчера прочитал.

– В журнале «Здоровье»? – болезненно улыбнулась мать. – Когда же ты успел это прочитать? Ведь вчера ты до поздней ночи находился возле меня, ухаживал за мной, как нянька. Небось, и уроки не выучил?

– Письменные задания я успею сделать до начала уроков. Здесь, дома, сделаю или пойду в школу пораньше. А устные… Выкручусь, я же не тупица какой-нибудь!

– Уж не подведи, сынок! Ты – сын учительницы, помни об этом! А насчёт чая не беспокойся. Сейчас я встану, заварю сама.

– Лежи, лежи, мама! Я сейчас, я быстро! – вскочил с места Марат и опрометью выбежал из спальни.

Сад встретил его ослепляющим солнечным светом, разноголосым щебетом птиц, весёлым стрекотанием прячущихся в траве кузнечиков.

Постояв немного и полюбовавшись глубоким синим небом, по которому плыли одиночные облака, стройными, умытыми росой деревцами, Марат подошёл к посадкам смородины и, выбрав куст погуще, стал срывать с веточек молодые, успевшие позеленеть листочки и складывать их в прихваченную с собой чашку.

Когда чашка была уже полна, он вдруг почувствовал, как что-то мягкое, тёплое коснулось его затылка, плавно скользнуло по волосам, словно их погладила ладонь матери. Марат поднял голову и тут же застыл с широко раскрытыми от удивления глазами.

Перед ним на расстоянии вытянутой руки в воздухе висел светящийся шар, тот самый, что являлся ему в снах и красовался рядом с ним на фотографиях. Шар слегка пульсировал и будто бы наполнен был изнутри чуть клубящейся разноцветной дымкой.

Мамочка моя! До чего же он красив, этот шар!

Он словно переливался всеми цветами радуги, то возгораясь, то чуть бледнея, и казалось, жил и дышал, источая в ритм своему дыханию чудное радужное сияние.

«Кто ты? Зачем ты здесь?» хотелось спросить Марату, но язык его словно онемел. Он был не в состоянии произнести ни слова. И тут произошло неожиданное. Шар будто заметил его растерянность, подплыл ближе и мигнул своим живым внутренним светом, и тут Марат, сам того не желая, словно влекомый какой-то неведомой силой, протянул к нему руки. К его удивлению, шар не дрогнул, не отстранился, а мягко опустился на его ладони. Сильный и приятный жар прошёл через его руки, разлился по всему телу, заставив сомкнуть веки и застыть в какой-то сладостной неге.

Долго он так стоял и, когда почувствовал, что тепло медленно покидает его тело, открыл глаза, ладони его уже были пусты, покоившийся на них шар словно растворился в воздухе. Лёгкое головокружение, сухость во рту – это было всё, что осталось от их общения. А ещё – скованность во всём теле, желание стоять тихо, безмолвно, спокойно дыша и ничего не замечая вокруг.

Но его мама ждала. Помня об этом, он усилием воли сбросил с себя оцепенение, взял чашку и, слегка пошатываясь, побрёл к дому.

Лишь оказавшись на кухне, помыв холодной водой листья и умывшись сам, он окончательно пришёл в себя и, ощутив прилив сил, начал живо заваривать обещанный чай.

Когда всё было готово, он, расставив на поднос пиалы с горячим чаем, блюдца с мёдом, маслом и печеньем, подхватил его на руки и направился к матери. Увидев его, Асия не смогла сдержать улыбку.

– Ты у меня прям, как заправский чайханщик, сынок!

Ничего не ответив на это, лишь вскинув брови и заносчиво вздёрнув нос, Марат поставил поднос на стоящий рядом маленький столик, придвинул его ближе к кровати и, подсев к матери, осторожно взял её за руку.

– Тебе помочь, мама?

Чуть вздрогнув, Асия сжала его руку в своих ладонях.

– У тебя такая горячая рука, сынок. Уж не заболел ли и ты?

Вместо ответа Марат, и сам не зная для чего, словно действуя по чьей-то воле, освободил руку и легонько опустил ладонь на темя матери.

Асия опять вздрогнула, широко раскрыла глаза и вдруг, напрягшись всем телом, резко поднялась с постели и села. Она разом вся преобразилась. На лбу засверкали градинки пота, глаза словно вспыхнули огнём, на щеках появился яркий румянец.

– Что это? Что ты сделал со мной, сынок? – спросила она, растерянно и удивлённо озираясь по сторонам, будто только что отошла от глубокого сна. – Ведь ты… ты, кажется, сейчас вылечил меня. Мне вдруг стало так хорошо, так легко…

– Не может, не может этого быть, мама! – недоверчиво посмотрел на неё Марат. – Я ведь ничего такого не сделал. Я только притронулся к тебе, притронулся непроизвольно, и сам не зная зачем!

– Да, да, мне и вправду стало так легко. Будто бы я и не болела! – теперь уже бодро, окончательно придя в себя, проговорила Асия и, приподняв руку, посмотрела на часы. – Тебе надо собираться в школу, сынок. Сейчас… сейчас я встану, поджарю котлетки, и мы с тобой вместе позавтракаем…

Голос матери звучал настолько твёрдо, уверенно, что Марат не посмел ей возразить.

Словно не замечая смотревшего на неё с удивлением сына, она встала с кровати, поправила халат, волосы и, даже забыв надеть домашние тапочки, прямо босиком заспешила на кухню.

Марат учился в школе на четвёрки и пятёрки, в классе лучше всех знал математику, физику, химию, а его сочинения по литературе часто отмечались на школьных конкурсах и олимпиадах.

Как и планировалось, Марат пришёл в школу за полчаса до начала занятий, сделал все письменные домашние задания, успев также наскоро просмотреть учебники и записи в тетрадях и освежить свои знания. Вот только задание по истории… На него у Марата просто не хватило времени.

Уроки в тот день проходили, надо сказать, слаженно. Учителя, все как один, были в хорошем настроении, не донимали своих подопечных излишними вопросами, наоборот, даже сами охотно помогали им, когда происходили какие-нибудь заминки. Так прошли четыре урока. Оставался последний. И это был урок истории.

Вообще-то Марат знал этот предмет неплохо, но так уж получилось, что на сей раз в его знаниях образовалась серьёзная брешь, и поэтому он чувствовал себя не в своей тарелке.

Всё бы ничего, но уроки по истории вела завуч школы Аниса Рахимовна, женщина строгая, требовательная, не терпящая никакого разгильдяйства. Ждать от неё снисхождения не приходилось, и Марата успокаивало лишь то, что уроком раньше Аниса Рахимовна уже опрашивала его, и вряд ли ей вздумается вновь проверять его знания.

Прозвенел звонок. Вот уже открылась дверь, и в класс вошла Аниса Рахимовна, как всегда, модно одетая, красивая, стройная. Сухо поздоровавшись и бросив небрежный взгляд на висящие на стене карты, она села за стол и склонилась над классным журналом.

– Все присутствуют? – спросила она, не поднимая головы, холодно, строго и, не дожидаясь ответа, продолжила тем же сдержанно-холодным тоном:

– На прошлом уроке мы говорили о Египте, фараонах и их походах. Давайте вспомним, какую роль сыграл в защите своего государства фараон Рамсес Третий. А поможет нам в этом…

Сердце у Марата учащённо забилось. «Рамсес Третий… Рамсес Третий…» – крутилось у него в голове. Нет, на том уроке он, видимо, думал о чём угодно, но только не о Рамсесе Третьем, и ничего у него в памяти не сохранилось, кроме какого-то сражения на Средиземном море.

– Поможет нам… – всё водила ручкой по журналу Аниса Рахимовна и наконец выпрямилась. – Ну хорошо! Пусть нам расскажет об этом Марат… Марат Закиров!

Ощущение было такое, будто он получил затрещину от сидящего позади одноклассника. Но что делать! Нехотя, вразвалочку Марат вышел из-за парты и, взяв с учительского стола указку, подошёл к карте.

Рамсес Третий… Ну ни зги. Да, такого позора он ещё не знал. Будут теперь подтрунивать над ним одноклассники. И это перед самым окончанием учебного года!

В поисках хоть малейшего спасения, малейшей надежды он посмотрел в окно, посмотрел и не поверил своим глазам. Из-за оконной рамы, купаясь в солнечных лучах, на него смотрел перламутровый шар, тот самый, что заглянул к нему в гости утром, когда он собирал в саду листья смородины. Шар весь светился, словно радуясь встрече. Марат тоже обрадовался, сразу растянул в улыбке рот. От его глупой, ничем не объяснимой улыбки рассмеялся весь класс, лишь Аниса Рахимовна была непреклонна в своей строгости.

– Закиров, ты что, вышел сюда для того, чтобы посмешить ребят? – спросила она нахмуренно и, поднявшись с места, медленными шагами подошла к нему.

– Я сейчас, сейчас… – засуетился Марат, беспокойно поглядывая в сторону окна и боясь, что учительница или кто-нибудь из учеников может заметить шар, но, к счастью, его там уже не было, он бесследно исчез.

В тот же миг в голове у Марата словно что-то зашевелилось, задвигалось, связавшись в один тугой узел, и он вдруг, воспрянув, легко и уверенно, будто читая по невидимой книжке, начал рассказывать, деловито водя указкой по карте:

– Это величайшее сражение произошло на восьмом году правления сына богов фараона Рамсеса Третьего. Египетские войска заняли свои позиции ещё под покровом темноты. Запряжённые в боевые колесницы кони, чувствуя близость боя, нетерпеливо и беспокойно встряхивали головами, возницы и воины успокаивали их, хотя у них самих были основания для тревоги. Им предстояло сражаться с «народами моря» – толпами кочующих захватчиков, которые ещё недавно в северном и восточном Средиземноморье серьёзными противниками не считались, а теперь Египту самому приходилось отстаивать своё существование…

Он рассказывал. Класс словно погрузился в мёртвую тишину. Ребята слушали его с раскрытыми от удивления ртами, а Аниса Рахимовна стояла рядом, переступая с ноги на ногу, и, казалось, не знала, что ей делать, прервать слишком увлёкшегося ученика или терпеливо выслушать его до конца.

– Властитель Верхнего и Нижнего Египта Рамсес Третий, – продолжал между тем Марат, полностью войдя в роль знатока и заядлого рассказчика, – сидел в своей роскошной палатке. В лагерь прискакал гонец с известием о том, что враг приближается. «Народы моря», видимо, не ожидали в тот день встречи с египетским войском. Вот фараон взмахнул рукой, боевые трубы протрубили сигнал к наступлению, и вся военная мощь Египта пришла в движение. Дисциплинированные войска, выполняя по сигналам труб манёвры, окружили врагов и врезались в их гущу. «Его войска подобны быкам, несущимся по полю битвы, его кони подобны соколам среди мелких птах» – так писалось на одной из эпитафий, обнаруженных…

– Хорошо, хорошо, Марат! – растерянно замахала перед собой ладонями учительница. – Египтяне в том сражении одержали победу. И что же, на этом ратные подвиги фараона заканчиваются?

– Нет, потом была ещё одна победа в одном из рукавов дельты Нила. Там стоял военный флот «народов моря», который намеревался…

– Достаточно, Закиров, вполне достаточно… – тихим и упавшим голосом проговорила учительница, возвратившись на своё место, – материал ты знаешь прекрасно. Я ставлю тебе пять. Ты можешь… можешь сесть.

Когда Марат проходил мимо стола, завуч, остановив его, испытывающе посмотрела ему в глаза.

– Скажи-ка, Закиров… Тему ты, конечно, усвоил.

А вот эти трубы, возницы, боевые манёвры, эпитафии… Откуда у тебя всё это?

– А разве вы не читали Болеслава Пруса, Джеймса Бёртона, Говарда Картера? – невесть каким образом вырвалось из уст Марата.

– Читала, конечно, читала… – неуверенно промолвила Аниса Рахимовна и опять склонилась над классным журналом.

Марату ничего не оставалось, как занять место за своей партой.

Оставшаяся часть урока протекала в привычном русле. Наскоро опросив ещё нескольких учащихся, Аниса Рахимовна сбивчиво и отвлечённо рассказала об искусстве Древнего Египта и, как только прозвенел звонок, не задерживаясь ни на секунду и даже не попрощавшись, удалилась из класса.

После окончания занятий Марат, выйдя из школы, сразу же направился домой. Шёл он на этот раз один, не пожелав взять в спутники даже своего друга Атласа. Он чувствовал себя усталым, ему хотелось покоя и одиночества. Ещё там, в школе, ощущая на себе сверлившие его со всех сторон взгляды одноклассников, то восхищённые, то завистливые, то просто любопытные, он спрашивал себя: кто вмешался в его жизнь, зачем и что с ним, в конце концов, происходит? Здоров ли он и в своём ли уме?

И теперь, когда он остался один, эти вопросы обрушивались на него с новой силой.

Да, он и раньше не числился в ряду худших, часто удивляя одноклассников и учителей своей находчивостью и сообразительностью. Но чтобы такое! Эти внезапно пришедшие к нему удивительные знания. Эти имена. Болеслав Прус, Джеймс Бёртон, Говард Картер… Ведь он никогда раньше не слышал о них. А это неожиданное исцеление матери? Неужели…

Нет, он боялся сейчас даже думать об этом.

Эти раздумья не покидали его и дома, где тепло, уют и тишина, казалось бы, располагали лишь к покою и сладкому отдыху. Но ему, похоже, было теперь не до отдыха. Весь вечер он рылся в домашней библиотеке, перебирая старые книги, газеты, журналы и надеясь найти в них хоть какую-нибудь информацию об этих загадочных шарах, сновидениях и фотографиях. Но тщетно.

Когда стемнело, он вышел в сад и, устроившись в кустах на скамейке, долго, неотрывно смотрел в иссиня-тёмное небо и мерцающие в вышине звёзды.

И в первый раз он вдруг отчётливо осознал, что где-то там, в глубине неба, тоже есть жизнь, и нити от неё тянутся сюда, на эту прекрасную землю.

Клад

Марат ждал этого дня. И вот, наконец, он наступил. Только что закончилось торжественное собрание, где выпускников поздравили с окончанием школы, вручив аттестаты о среднем образовании. Марату же, кроме аттестата, вручили ещё и золотую медаль за отличную учёбу. Поздравлений и похвал в его адрес было хоть отбавляй. Лицо юноши и сейчас ещё пылало от гордости и смущения. Жаль только, не было на этом собрании матери. Ей этот день, наверное, запомнился бы надолго.

Бедная мать… Уже пошёл второй год, как она вышла на пенсию по болезни, находилась дома одна, изредка выходя в сад, коротая время за вязанием или чтением книг.

Ждёт его, наверное, сейчас с нетерпением, волнуясь и поглядывая на часы. Здоровье её то улучшалось, то ухудшалось. Приходилось даже несколько раз вызывать врачей. Марат и сам не сидел сложа руки, старался, как мог, облегчить её состояние, используя чудом появившиеся у него целительские способности. И временами казалось, она уже вот-вот готова была выбраться из тисков мучившего её недуга, но невесть откуда на неё вдруг снова наваливалась грусть, тоска, тяжёлые воспоминания, и тиски сжимались вновь, нещадно и с новой силой. И так повторялось всякий раз. Нарушение сердечной деятельности, атеросклероз, гипертония… Врачи говорили, что с этими вещами шутки плохи. Хорошо, хоть на ногах ещё держится, делает всё сама, без посторонней помощи.

Ах, мама, мама! Вот завернёт он сейчас на свою улицу, откроет ворота, вымерив шагами двор, войдёт в дом и увидит… Что он увидит? Увидит, конечно, прежде всего её излучающие свет васильковые глаза, чуть сдержанную добрую улыбку. Ну, а если… Если она вдруг расплачется, расплачется от волнения или радости. А может, она уже знает о письме, которое он вчера получил и никому ещё не показывал, лишь собирается показать ей, самому близкому человеку? Нет, наверное, всё-таки не заплачет. Ведь она сильная, многое пережила в жизни и научилась сдерживать себя даже в самых сложных ситуациях. Но если даже и заплачет, то не беда. Он сумеет успокоить её. Он знал, он был уверен, что мать всё равно поймёт его, поймёт, что сын уже стал взрослым, и ему предстоит самому избрать свой жизненный путь.

Асия задумчиво сидела в кресле, держа в руке закрытую книгу. Подняв голову и увидев сына, она разом выпрямилась, на лице её мгновенно отобразилась та ласковая, обворожительная улыбка, которая влечёт в материнские объятия даже несмышлёного ребёнка.

Подойдя к ней, Марат наклонился и, обняв за плечи, поцеловал в щёку.

– Добрый день, мама!

– Здравствуй, сынок! Чувствую, ты вернулся домой с хорошими новостями…

– Ну, как сказать… – с чуть напущенной скромностью пожал плечами Марат, после чего, не говоря ни слова, открыл свою школьную папку и, вынув из неё книжицу с гербом и золочёными буквами, протянул её матери. – Вот, мама. Это мой аттестат о среднем образовании. А это… – вытащив из кармана пиджака маленькую коробочку, он открыл её и положил на колени матери. – Это золотая медаль за отличную учёбу.

– Поздравляю, сынок! Я так рада за тебя! – с волнением в голосе произнесла она, сохраняя на лице улыбку, взяла аттестат и коробочку с медалью, долго и внимательно рассматривала их, будто не была раньше учительницей и никогда не видела этих школьных атрибутов. Потом, подняв голову и указав взглядом на папку в руках у сына, спросила чуть робко, настороженно:

– Там у тебя ещё что-то есть?

– Да, мама. Здесь письмо. Из Москвы. От профессора Садреева.

Пододвинув к креслу матери другое стоявшее в комнате кресло и сев напротив, Марат заговорил с медлительным спокойствием, хотя в голосе его и чувствовались нотки сдерживаемого волнения:

– Профессор Садреев… Я никогда раньше не рассказывал тебе о нём, мама, но помнишь, в позапрошлом году я ездил в Москву на семинар победителей международной астрономической олимпиады школьников. Там я выступал с лекцией «Мог ли Циолковский полететь на Марс?».

Марат чуть грустно улыбнулся краешком губ.

– Тогда я ставил подобную вероятность под сомнение. Наверное, не всё ещё и сам понимал до конца. Но всё равно профессору моё выступление понравилось. Он дал мне свой адрес, телефон, и мы договорились, что перед завершением учёбы я обязательно с ним свяжусь. Незадолго до экзаменов я отправил ему письмо. Он, оказывается, теперь ректор авиационного технологического института. Садреев тоже прислал мне письмо. Вот оно. Ты можешь прочитать его.

Взяв из папки конверт с письмом, Марат доверительно вручил его матери. Асия, подержав некоторое время письмо в руке, почему-то не стала сразу читать его, посмотрела как-то серьёзно, внимательно в глаза сыну и спросила:

– Ты сказал, что ставил вероятность полёта Циолковского на Марс под сомнение… Ну а сейчас? Что бы ты сказал сейчас, если бы тебе снова пришлось выступать с лекцией?

– Я бы, не раздумывая, подтвердил эту вероятность! – твёрдо, с юношеской упрямостью проговорил Марат. – Только не подумай, мама, что я так легко меняю свои взгляды. Нет, просто я многое узнал и многое понял за последние пару лет.

Поднявшись с кресла, Марат стал взволнованно и сосредоточенно ходить по комнате, продолжая начатый диалог, но уже в несколько иной форме.

– Ты ведь знаешь, мама, меня с детства привлекали кристаллы и камни необычной формы. Я излазил все близлежащие овраги, леса, песчаники, собрал целую коллекцию разных минералов.

– Знаю, знаю, – шутливо улыбнулась мать, – во время уборок в квартире мне эти минералы доставляли столько хлопот.

– Возможно, но ты понимаешь, мама, когда я внимательно вглядываюсь в эти камни, я вижу в них целые миры с лесами, горами, морями и даже звёздными небесами. Иногда мне кажется, что они живые, дышат, смотрят на меня своими сверкающими глазёнками и тихо со мной беседуют…

Он говорил, а мать сидела, слушая его с каким-то затаённым вниманием, как некогда во время уроков её слушали ученики. Всё лицо Асии было застывшим, неподвижным, и лишь глаза, эти необыкновенные васильковые глаза, живо реагировали на каждое сказанное им слово, каждую фразу, то возгораясь, то затухая, словно она всё ещё не могла поверить, что это говорит её собственный сын, казалось, ещё только недавно сидевший за детским столиком, размазывая ложкой по лицу манную кашу.

– Как учительнице химии и биологии, тебе, конечно, известно, мама, что кристаллы обладают значительной энергией, и энергия эта получена не из каких-то неизведанных источников, а из земли, воздуха, огня, воды, то есть оттуда, откуда получаем её и мы, люди, – всё смелее, увереннее развивал свою мысль Марат, продолжая ходить по комнате. – Человек, в сущности, и сам кристалл, только иной формы и плотности, а составные те же самые. Возможно, поэтому при близком контакте с кристаллами с ним иногда начинают происходить настоящие чудеса. Особенно это проявляется при контакте с образовавшимися из кристаллических веществ каменными глыбами или мегалитами. Никто пока не может этого объяснить, но при определённых условиях человек, взаимодействуя с ними, тем более, если это взаимодействие происходит на молекулярном уровне, вдруг становится источником огромной энергии, позволяющей ему управлять этими гигантами, поднимать их на высоту и даже перемещать на большие расстояния. В науке это явление называют телекинезом…

– Ты рассуждаешь, как настоящий учёный, сынок, – не сдержала, наконец, своих скопившихся эмоций Асия, – но это всего лишь гипотезы, теоретические толкования, осуществить же практически то, о чём ты говоришь, вряд ли возможно…

Высокий, красивый, облачённый в строгий чёрный костюм, белую сорочку, галстук, не спеша и деловито расхаживающий по комнате Марат в эту минуту и вправду напоминал молодого учёного, рьяно отстаивающего свои идеи и убеждения. И судя по горящим глазам и яркому румянцу на щеках, «молодой учёный» не собирался так просто сдаваться.

– Да, люди испокон веков не верили в то, чего не могли объяснить! – сказал он, усаживаясь в кресло. – Не верили, что Земля круглая, что она несётся с невероятной скоростью в космическом пространстве, вращаясь и одновременно совершая обороты вокруг Солнца. Но послушай, мама, в разных уголках земного шара обнаружены десятки высоченных гигантских сооружений из каменных столбов и плит, воздвигнутых ещё в те времена, когда и в помине не было ни подъёмных кранов, ни других строительных механизмов. Взять те же города-гиганты Аравийского полуострова, египетские пирамиды… Кто их возводил? Конечно, человек! Каким образом? Вступая в контакт и взаимодействуя с этими гигантскими кристаллическими образованиями. А раз так, то почему бы ему путём такого же взаимодействия не управлять, например, космическим кораблём? Циолковский и другие учёные, видимо, знали кое-что насчёт этого.

– Но космический корабль и каменная глыба… – скептически развела руками мать.

– А ты представь, что корпус этого космического корабля, его внутренние конструкции сделаны из материалов кристаллического происхождения…

– И что тогда?

– Тогда с космическим кораблём при воздействии на него человека произойдёт то же самое, что и с каменной глыбой. Человек усилием своей воли поднимет его в небо, в космос.

Мать тепло и искренне рассмеялась.

– Экий же ты фантазёр, сынок! В твоей идее, конечно, есть своя логика. Но ведь это космос, и без какой-то сверхмощной энергии и сверхмощного двигателя там, наверное, всё-таки не обойтись.

– Кристаллы – это и есть и источник сверхмощной энергии, и сверхмощный двигатель. Надо только уметь управлять ими.

– Но как?

– Не знаю, пока не знаю, мама. Но я узнаю, обязательно узнаю!

Присев в кресло и откинувшись на спинку, Марат замолчал, задумчиво скрестив руки на груди.

– И ты написал обо всём этом профессору? – тихо, неуверенно спросила Асия.

– Да.

– И что же он тебе ответил?

– Ответ в конверте, мама. Ты можешь прочитать его. Приглашает в институт. Без экзаменов. Повышенная стипендия. Общежитие…

Посидев некоторое время молча, Асия вынула из конверта письмо и, развернув, пробежалась по нему быстрым, рассеянным взглядом. Затем, повернувшись к сыну, улыбнулась и искренне и просто сказала:

– Вот видишь, как всё хорошо складывается. Считай, ты уже в институте, сынок… А какую специальность ты выбрал?

– Факультет летательных аппаратов.

– Факультет летательных аппаратов… Это здорово! Поздравляю тебя. Поздравляю от всей души!

Произнося эти слова, Асия продолжала улыбаться, но всё равно в её глазах стоял тонкий дымок грусти, и Марат видел это. Знал он и причину этой грусти.

И потому поспешил успокоить её.

– Учиться я поеду только в том случае, мама, если ты поправишься и будешь чувствовать себя хорошо! И насчёт денег не беспокойся! Не хватит стипендии – буду подрабатывать в свободное от учёбы время.

– Подрабатывать… Вот когда бедность показала нам своё истинное лицо! – задумчиво обронила мать.

– А ещё говорят, предки наши были самыми богатыми людьми в этих краях… – вздохнул Марат.

– Да, твой отец рассказывал, что когда-то эта деревня принадлежала его деду, то есть твоему прадеду, происходившему из богатых татарских мурз. Здесь было его имение, стоял пруд в самом центре, окружённый фруктовым садом, где находились чайхана, баня, детские аттракционы. Сельчане гуляли там в праздники, устраивали свадьбы, разные игры. А в тридцатых годах твоего прадеда, как бая и врага народа, арестовали и отправили куда-то в сибирские лагеря, где он через год умер. Имущество его конфисковали. Правда, часть денег и драгоценностей дед будто бы успел закопать в своём саду, но где именно – никто не знает. На этом месте потом находилось правление колхоза, разные склады и подсобные помещения, а после реабилитации своего отца твой дед построил здесь новый дом, в котором мы с тобой и проживаем сейчас. А сад? Кто знает, где раньше проходили его границы и в каком месте были закопаны сокровища…

– Надо было поискать хорошенько, попросить помощи у специалистов, собрать побольше людей… – опять вздохнул Марат, будто сожалея, что слишком поздно явился на этот свет и не смог сам организовать поиски клада.

– Собрать людей… И что же? Перекопать весь сад? Выкорчевать с корнями деревья? А если там вовсе и нет никакого клада? Если это всего-навсего семейная легенда?

Она привлекла к себе сына и ласково потрепала его по щеке.

– Не будем предаваться пустым мечтаниям, сынок! И так у нас всё будет хорошо. Ступай переоденься, я разогрею обед – покушаем…

Сад благоухал. Озарённые ярким утренним солнцем деревья и кустарники словно светились своим внутренним светом, и казалось, сад был весь погружён в какое-то лёгкое зеленоватое марево, пронизываемое пробивающимися сквозь листву прямыми, как натянутые струны, лучами.