Текст книги "Сбывшееся ожидание"

Глава 4

Все, кто мог вникнуть в ситуацию и помочь советом, были лицами женского пола, с которыми нельзя обсуждать других девушек, а мужчины, которым Андрей мог открыться, ответили бы ему примерно так же, как Таня. И он, находясь в Волгограде, выкроил пару часов, чтобы встретиться с Аркадием Решетниковым – старым другом, одноклассником, единственным человеком, который мог выслушать, вникнуть в это тонкое дело и дать совет.

Они приехали в кафе «Блиндаж», расположенное на Мамаевом Кургане, приятное место, где можно отдохнуть от удручающей злобы дня, и, любуясь из окон живописными видами – парк, статуя Мать-Родины, вкушали изысканный обед и вели непринужденную беседу, толкуя попеременно об обстановке в горячих точках, Чечне, полевых командирах, новостях фармацевтической промышленности, задержке эякуляции и Анне Николь Смит. После огневого борща, в ожидании семги, Андрей облокотился о стол и сказал:

– У меня проблема – внутреннего характера. На меня накатываются приступы беспричинного страха. Ничего не могу с собой поделать.

– Это связано с делами? Ты говорил – долги.

– Долги долгами, меня это раздражает, когда думаю об этом, меня накрывает ярость. Страх – это по другому поводу. Мне снилась Оля Шерина, а вчера я видел её в окне. Это было ночью у Тани. И первый раз я увидел этот призрак год назад – тоже у Тани, ночью в её комнате.

И Андрей весело, учитывая хорошо проведенную ночь и прекрасный обед, изложил, что именно зудит в его заднице. Выслушав детальный рассказ, Аркадий высказал предположение: вероятно, его морально ответственный друг мучается угрызениями совести. И попытался успокоить:

– Не считай себя виноватым в смерти Ольги. Она стала жертвой случайной катастрофы – в которой ты между прочим тоже пострадал. К тому же – твоя бывшая будто специально пересела в твою машину, бросив своего папика, а потом поехала с тобой в горы, сев за руль. По сути разобраться – она сознательно двигалась навстречу смерти. Притянула аварию.

Аркадий попробовал рассеять страхи, одолевающие Андрея, убеждая его простыми рассуждениями: те образы, что он видит, не имеют реальной основы, они порождены его собственными мыслями. Возможно, помрачению рассудка способствовала общая усталость, предрасположенность к приливам крови, последствия травмы, в конце концов.

По мере насыщения Андрея всё меньше волновали призраки, и он предположил уже более спокойным тоном:

– Может ОНА смотрит оттуда и ревнует меня к Тане?

С этими словами он поднял вилку зубцами кверху, затем погрузил её в золотистое рыбье мясо. Поддерживая такой мистический поворот разговора, Аркадий заметил, что там где Андрей – там кровь, и в основном это женская кровь.

– …ты живешь в состоянии перманентного жертвоприношения. И начинаешь грезить призраками, если по каким-то причинам очередная жертва медлит со смертью.

Когда Андрей полностью выговорился и насытился, ему заметно полегчало. В этом был своеобразный ритуал – Аркадий был его отдушиной, ему можно было поверять самые сокровенные тайны.

– Меня волнует Таня, – сказал Аркадий, приступая к десерту, черносливам и грецким орехам под взбитыми сливками. – Никогда не встречал такой оторвы.

– А что Таня… самое милое создание какое только может быть.

– «Милое создание» с боевым пистолетом, из которого она валит людей как солдатиков в детской игре?

Тут Андрей вспомнил, как его подруга обошлась с Верхолетовым, в недобрый для него час зашедшим в её подъезд. Так и не удалось выяснить, зачем она попросила своего одноклассника, Сергея Волкорезова, переделать подаренный Андреем газовый пистолет ИЖ-79-9 под боевой патрон ПМ, – таким образом оружие из средства обороны превратилось в средство нападения. А ведь в огнестрельном оружии есть своего рода тотемическая магия, которая всегда будет заставлять людей совершать ужасные поступки. Любой, кто берет в руки пистолет, первым делом начинает целиться в прохожих.

– Послушай, Аркадий… она защищалась и не рассчитала силы. Волнение, аффект – ну ты понял.

– Ты привык жертвовать, но сейчас меня волнует, как бы ты с такой подругой сам не превратился в жертву.

Андрею было сложно представить в виде монстра девушку, с которой провёл восхитительную ночь и ещё такие же полдня, но Аркадий, интересовавшийся мистическими явлениями, принялся рассуждать. Его тоже беспокоила бессоница, он часто просыпался по ночам, часа в три – половине четвертого, мучился кошмарами и не мог заснуть до самого утра. Он объяснял это наличием военного полигона на территории области, в Капъяре, в котором регулярно испытывают оружие, что-то взрывают, отчего дрожат дома и мосты. Но сегодня ему захотелось разыграть друга:

– … не то, чтобы твоя Таня с трудом ходит на двух ногах, не может танцевать, переворачивать страницы книги, у неё отвратительные манеры, она ест руками и периодически сплёвывает пищу в сторону, она не знакома с последними тенденциями моды и ходит в чем попало. Как раз наоборот, с внешностью у неё полный порядок. У неё нет клыков и когтей, но… ты заметил, какой у неё неестественно низкий грубый голос! Очень не подходит её милой внешности. А клыки и когти ей не нужны – потому что у неё есть пистолет Макарова. Всё сходится: монстр, поселившийся в привлекательном Танином теле, прошёл трудный драматический период становления в обществе. И если принять положение, что монстры живут среди нас, то Таня – убедительный кандидат на эту роль.

– Ладно, оставь в покое мою милую, – отмахнулся Андрей, он не мог даже в шутку строить подобные предположения. – Сначала мне приписал пристрастие к кровищи, трагедиям и прочей смури, теперь за Таню принялся.

Глава 5

Обдумывая всё, что произошло в его жизни, Андрей чувствовал себя вполне уравновешенным человеком. Но он позволял своим изъянам взять верх над достоинствами, и это не могло не огорчать. Он требовал от жизни слишком много такого, чего не мог пока себе позволить.

Он чересчур много ломал голову, правильно ли развивается его карьера, и эти думы не приносили ничего, кроме беспокойства. Ему быстро удалось преодолеть стадию среднего класса (многие считают что середняк хуже безработного), необходимо задуматься о стратегических планах, а у него голова болит от совершенных пустяков, которые ни за что не должны его беспокоить. Какой маразм, что сознание превращается в нелепую базу данных, которая посылает в организм сигналы тревоги почти что без повода.

Беспокойство возникало спонтанно, безотносительно неприятностей, иногда на фоне хорошего настроения. Он думал о том, как хорошо налажена его жизнь, удовлетворенно констатировал ежегодный прирост доходов, как вдруг у него начинала болеть голова из-за какой-нибудь глупости. По мнительности сначала казалось, что сказываются последствия травмы, из-за чего дважды была сделана энцефалограмма – но после всестороннего исследования врачи пришли к выводу, что болезнь не имеет материального субстрата, иными словами, голова болит просто потому что болит.

Какие бы демоны ни скрывались в голове Андрея, какими бы ни были подлинные причины его тревог, он не собирался делиться сведениями на этот счет даже со своими близкими. Единственно, с кем он мог обсудить причины своих панических атак, была Катя. Он приходил к своим родителям, садился напротив её портрета, написанного сухумским художником, включал Дьюка Эллингтона, её любимого музыканта, и предавался воспоминаниям. Он вспоминал их лето 1996 года, вёл бесконечные мысленные диалоги с погибшей возлюбленной. Это не излечивало его, не избавляло от тревог, а лишь растравляло раны. Но позволяло забыться, отвлечься, – одни грустные мысли заменялись другими, одинаково угнетенные состояния плавно перетекали одно в другое.

«Перспективный умник, заключенный в мещанскую клетку», – такой диагноз Андрей самокритично выставил самому себе.

Его душевные метания были сродни поискам утраченного времени. И нет лучше способа попасть в складку памяти, чем прослушивание музыки, которую когда-то вместе слушали. Звуки саксофона, свингующая импровизация вовлекали в безудержный круговорот музыкальной стихии, сквозь барабанные перепонки музыкальные фразы проникали в сознание, гипнотизирующее музыкальное полотно обволакивало мозг, положив начало магическому трансу.

Интенсивные сакософонные пассажи навсегда и крепко входили в память. Стереть их оттуда невозможно – разве что выстрелом в висок. Лучше и не пытаться понять, в чём коренится сила джазовой импровизации, её притягивающий и завораживающий мощный магнетизм – так можно ненароком познать тайну своего ДНК.

«Жизнь, как джаз – сплошная импровизация», – вспоминал он Катины слова, слушая Эллингтона, и добавлял от себя: «а ещё это грандиозное катарсическое путешествие».

Он видел сны, но уже не те, что раньше. Периодически ему снились кошмары – долгое падение с большой высоты, либо невыносимо долгое преследование, в конце которого у него настолько тяжелели руки и ноги, что он не мог ими пошевелить, чтобы бежать и обороняться. Теперь же ему стало сниться, будто не его преследуют, а он сам за кем-то гонится, а догнав, убивает с особой жестокостью.

Когда он поделился с матерью, она категорично заявила, что травмированая психика – результат того, что он проработал семь лет в морге. Тогда он ничего не чувствовал, вскрывая по 10–15 трупов в день, а сейчас всё это всплывает из подсознания и приходит по ночам в виде кошмаров.

Время проходило почти незаметно для Андрея; это было одно из наименее устойчивых представлений, которые он знал. Все его силы поглощались постоянным напряжением, в котором он находился и которое было отражением глухой внутренней борьбы, никогда не прекращавшейся. Она шла чаще в глубине его сознания, в темных его пространствах, вне возможности сколько-нибудь логического контроля. Ему начинало казаться, что он близок к победе и что недалёк тот день, когда и все его тягостные видения исчезнут, не оставив даже отчетливого воспоминания. Во всяком случае, они теперь всё чаще и чаще становились почти бесформенными: перед ним мелькали неопределенные обрывки чьего-то существования, не успевающие проясниться, и его возвращение к действительности всякий раз приходило быстрее, чем раньше. Но это ещё не было победой: время от времени всё вдруг тускнело и расплывалось, он переставал слышать шум улицы или говор людей – и тогда он с тупым ужасом ждал возвращения одного из тех длительных кошмаров, которые он знал так недавно. Это продолжалось несколько бесконечных минут: потом в его уши врывался прежний гул, его охватывала короткая дрожь, а за ней следовало успокоение.

Но перед внутренним взглядом оставалось видение: захлёбывающийся в собственной крови мужчина – бледный, изо рта льёт кровь; зубы выбиты, челюсть раздроблена, а в мертвых глазах застыл безумный страх и мольба о пощаде.

Глава 6

Когда Андрей прибыл в офис, совещание было в самом разгаре. На него никто не обратил внимание. Пришлось чуть ли не силком впихивать свою руку компаньонам для рукопожатия. Разговор происходил в новом кабинете, этот «сумурай-сарай» завод выделил Экссону достаточно давно, но сюда так и не купили приличную мебель и не сделали ремонт. Вызывающая простота всегда была фирменным стилем компании Экссон. Доставшаяся от Электро-Балта мебель вся уже сломалась, помещение своим убитым видом напоминало декорации к фильму «Заброшенный город». Да и во всем офисе (то есть в «людской», в соседнем кабинете, где находились секретарь с бухгалтером) единственным дорогостоящим предметом была мини-АТС. Признаком того, что здесь бывают люди, было наличие большого количества журналов знакомств, бюллетеней недвижимости, автомобильных журналов и буклетов туристических фирм. По этой литературе можно было судить об интересах обитателей офиса. Очутившись здесь, сторонний наблюдатель вряд ли бы заподозрил, что работающие тут люди зарабатывают до $15,000 в месяц.

В тот день обсуждали ситуацию вокруг компании «Судотехнология». Говорили в основном Артур с Владимиром. Алексей вообще редко подавал голос, когда речь касалась стратегических вопросов, он напряженно слушал и в такие моменты никакая сила не могла его отвлечь от этого занятия. Игорь принимал участие, подавая реплики, на которые отвечал его брат Владимир. С некоторых пор бывший кардиохирург энергично вошел в тему (до этого он строил иллюзии по поводу возврата к врачебной деятельности), что не мог не отметить Быстров-«старший» (они хоть и были близнецами, но Владимир, неформальный лидер компании, считался главным).

– Лично мне насрать на их картель, – горячился Артур, – пускай диктуют условия друг другу, но не мне.

Владимир терпеливо поправил:

– Сколько раз тебе говорить: нет «тебя», есть «мы» и наша команда. Забудь слово «мне». Твоё – что ты насрёшь, остальное всё общее.

– Это моё выражение Вовок, не занимайся плагиатом.

– Ты не умеешь слушать, Артур, я же сказал: твоё – что насрёшь.

Некоторое время они муссировали эту важную тему, пока Игорь не вернул их к исходному вопросу:

– Как мы влезем на Белорусскую дорогу, если у этого… польского мудня родственники в правительстве?

Ответил Артур:

– У нас там тоже подвязки, давай поборемся. Я считаю: не надо «делить рынок», не надо ни с кем договариваться, не надо уступать своих клиентов. Сегодня мы отказываемся от Белорусской ж-д, а завтра нас выгонят из нашего офиса.

Андрей положил перед Артуром несколько пачек банкнот – снятые со счета деньги, комиссионные для руководства Электро-Балта, гендиректора и его замов – но тот, занятый разговором, не посмотрел на дензнаки. Беседа вилась между Ансимовыми и Быстровыми, слова, как теннисный мячик, перескакивали между ними четверыми, и пятому было никак не вклиниться, потому что ему не делали передачу.

«Польским муднем» Игорь назвал хозяина «Судотехнологии», важного господина по имени Пшемыслав Гржимекович Мудель-Телепень-Оболенский. Его компания представляла целый холдинг и работала в различных направлениях. Причем довольно успешно. Так, одна из его фирм, «Бонапарт» (названия организаций не отличались скромностью), являлась одной из крупнейших на рекламном рынке Петербурга. Г-н Пшемыслав Гржимекович Мудель-Телепень-Оболенский был очень амбициозным человеком, он всегда ставил глобальные задачи, и, к огорчению конкурентов, всегда достигал результатов. Так же как Экссон, он работал по снабжению материально-технических складов (МТС) управлений железных дорог. Ещё два года назад Судотехнология закупала на Экссоне аккумуляторные батареи железнодорожной группы и перепродавала на Белорусскую ж-д и на другие дороги, но с развитием бизнеса у её хозяина появилась идея замкнуть на себя поставки батарей по всем железным дорогам России и СНГ (и не только батарей, ему выделили несколько других позиций). У него было достаточно влияния и возможностей для осуществления этой задачи. Его тесть занимал важный пост в правительстве Белоруссии, имелись высокопоставленные знакомые в Москве, кроме того, он сам по себе был величина. Это был серьезный противник.

В настоящий момент он подтягивал к себе производителей аккумуляторных батарей, чтобы поучаствовать в их бизнесе с дальним прицелом отжать этот бизнес и впоследствии занять пост главного снабженца в ОАО «Российские железные дороги» и замкнуть на себе всю цепочку от производителя до плательщика поставляемых товаров и услуг. Крупные игроки, такие как гендиректор Электро-Балта, сразу сообразили, с кем имеют дело и не садились за стол переговоров с хозяином Судотехнологии. И в его орбиту попали разные ремесленники, такие как Иуда Шлемович Чмырюк, хозяин компании «Исток», чей отец работал главным инженером на Электро-Балте и помог сыну наладить производство батарей, аналогичных тем, что выпускает завод. Правда, они уступали по качеству – всё-таки кустарное производство, но зато цена дешевая. Он примкнул к Судотехнологии в надежде на то, что ему помогут модернизировать производство и обеспечат победу на крупных тендерах в Росжелдорснабе, Октябрьской ж-д и других серьезных организациях. А пока что дела его шли неважно (иначе он бы не искал помощи на стороне). Чмырюк собрал вокруг себя других неудачников и создал что-то вроде ассоциации противодействия экспансии Экссона, поставлявшего аккумуляторы на все железные дороги России. Члены ассоциации требовали поделить рынок, распределить сферы влияния, на деле это означало, чтобы Экссон отказался от части своих клиентов, не получая взамен ничего, кроме одобрения участников ассоциации. Идея картельного соглашения была абсурдна по определению, так как подобное возможно, если в переговорах примут участие все игроки, включая хозяев Тюменского аккумуляторного завода, Пауэр Интернэшнл, и других. Эти потуги можно было сравнить со съездом адыгейских виноделов, вздумавших потеснить LVMH. Мудель-Телепень-Оболенский временно держал при себе эту мелюзгу, поскольку они бесплатно выполняли множество услуг в надежде, что когда-нибудь им воздастся (не предполагая, что такие боссы, как он, никогда не платят – потому-то и являются большими боссами). Но Андрею было невдомёк, почему его компаньоны зациклились на Чмырюке со товарищи, которых гендиректор Электро-Балта, науськанный Артуром, изрядно потрепал. Так например, санэпиднадзор приостановил производство аккумуляторов на Истоке. Изначально это была идея Чмырюка – подстрекаемый им комитет по экологии наехал на Электро-Балт (вредное производство почти в центре Петербурга), но когда на заводе выяснили, не без подсказки Артура, кто является заказчиком наезда, орудие повернулось в его же сторону.

– Иуде сделали обрезание, – ухмыльнулся Владимир, смакуя детали событий.

– Нам не следует даже отвечать на их звонки, Вовок, – сказал Артур, – и пошла она нахуй Белоруссия. Мы не будем за неё бороться. Пускай этот поляк, как его… Через-Хуй-Кидала, выигрывает тендер, всё равно в итоге обратится к нам за батареями. В Тюмени даже если ему дадут хорошие цены на 32ТН450, с учетом доставки батареи подорожают вдвое, а Чмырюк разморозит свою лавочку только к концу года в лучшем случае. Ближайшие полгода Судотехнологии негде перехватиться товаром.

Владимир стоял спиной к Андрею, и его богатое мимикой лицо изобразило что-то такое, заставившее Артура обратить свой взгляд на официального гендиректора и учредителя Экссона. Игорь с Алексеем тоже воззрились на Андрея.

– Дело принципа, ты сам сказал – мы не можем уступать даже мелких клиентов, а Белоруссия – это в какой-то степени государство, – произнес Владимир, не оборачиваясь.

– А что, витиеватый, ты не хочешь заняться этим делом? – наконец Артур увидел Андрея.

– Я дам тебе все координаты, – обернувшись, подхватил Владимир, – мы работали в Минске ещё до Экссона, продавали через Базис-Стэп.

– Там на Белорусской дороге два татарина, с ними еще Фарид закорешился, потом нам передал, – добавил Артур.

– Ты найдешь с ними общий язык, – продолжил Владимир, – их фамилии Надхуллин и Подхуллин, начальник отдела снабжения и его зам. Давай Андрей, мы даём тебе карт-бланш, не проеби дело.

И они наперебой принялись объяснять Андрею все детали, вводить в курс дела. С их слов получалось, что всё достаточно легко, тем более что в Минске есть агент влияния, некий Вальдемар Буковский, закупающий на Экссоне батареи и перепродающий через местную сбытовую сеть. Правда, по железнодорожной продукции у него продажи довольно скудные, почти никаких. Но у него есть наработки, которые позволят пробиться на МТС Белорусской железной дороги и выиграть очередной тендер на поставку аккумуляторных батарей.

– Так пускай выигрывает тендер, если «есть наработки», – скептически ответил Андрей, – а мы продадим ему батареи. Ему же больше негде взять продукцию.

– Он не производитель и не является дилером завода, – скороговоркой возразил Владимир.

Тут Андрей вспомнил, что делал для этого самого Вальдемара гарантийные письма от Электро-Балта для кучи его фирм, и этими документами подтверждалось, что данные организации являются официальными дилерами аккумуляторного завода. Но Вальдемар благополучно проигрывал все тендеры, в которых участвовал. Андрей напомнил об этом, но Владимир тут же парировал:

– Он сам засветился, и его фирма тоже. Он не может участвовать в тендере.

– Мы уже работали в Минске, нам нужно туда вернуться и влезть самим, а Вальдемар просто поможет и отойдет в сторону, – прибавил Артур.

Эти уговоры не были просьбой, Андрею ничего не оставалось, кроме как согласиться и заняться белоруским тендером. В последнее время его одолевали мысли, что он становится лишним звеном и от него хотят избавиться, ему во что бы то ни стало нужно было доказать свою незаменимость. В случае успеха в Минске он докажет свою состоятельность как человек, способный приносить на фирму прибыль (до этого он только выполнял монотонную рутину), и ни у кого не возникнет идеи заменить его, равноправного учредителя, на двух-трёх шнурков, взятых на фиксированный оклад.

Закончив с объяснением, Артур взял лежавшие на столе деньги и отправился на заводоуправление, чтобы выдать заводчанам причитавшиеся им комиссионные. Владимир поручил Игорю, чтобы тот дал Андрею все минские контакты. Андрей записал в блокнот сегодняшние расходы – гендиректору Электро-Балта с учетом инфляции и подорожания продукции причиталось 1,500 рублей за каждую заведенную на завод тонну свинца и столько же за каждую отгруженную Экссону тепловозную аккумуляторную батарею 32ТН450; а его замам соотвественно по 800 рублей на двоих. После чего принялся разбираться с белорусским делом.

* * *

Переговоры с белорусскими товарищами не дали ничего определенного. Сотрудники управления железной дороги – начальник отдела снабжения Надхуллин и его заместитель Подхуллин уклончиво ответили, что будут проводить тендер по закупке тепловозных аккумуляторных батарей, дата не утверждена, приблизительно конкурс состоится в начале лета. Сумма лота – пятнадцать миллионов рублей. К участию в конкурсе допускаются только производители. Вальдемар оказался человеком с редуцированным геном сомнения. Он сразу заявил, что «все вопросы решены, тендер наш».

– А что ты хотел – чтобы эти чинуши тебе ответили по телефону, что сидят у меня на откате? – вопрошал он. – Конечно, они говорят для прикрытия, будто конкурс состоится по всем правилам.

Насчет допуска только производителей, и отсева посредников и даже официальных дилеров Вальдемар невозмутимо отвечал, что непосредственно перед конкурсом это ограничение снимут и допустят «эксклюзивных дилеров». Учитывая свою практику, в частности казанские сделки с больницей номер шесть, Андрей допускал возможность подобных манипуляций. Азимов, главный врач «шестерки», по своему усмотрению назначал, переносил и отменял тендеры, а если видел, что Совинком не проходит, то на ходу менял условия конкурса. Но история продаж у Вальдемара сильно хромала. Исполнители с управления белорусской ж-д, конечно, по телефону ничего определенного не скажут. Например, не скажут, что на белорусской земле госслужащим строжайше запрещено брать комиссионные. В Белоруссии это по старинке называется взяточничеством и очень строго наказывается. Это разрешается буквально нескольким людям, количество которых можно пересчитать по пальцам одной руки, и соответственно берут они очень много, и называют их не взяточниками, а «лобби». И родственник хозяина Судотехнологии, человека с непривычным для русского уха именем Пшемыслав Гржимекович Мудель-Телепень-Оболенский, которого Артур Ансимов назвал «Через-Хуй-Кидала», этот родственник входит в очень узкий круг людей, которым белорусский президент-самодержец, по кличке «батька», позволяет принимать комиссионные. Соответсвенно у Через-Хуй-Кидалы есть своя делянка, то есть строго зафиксированный за ним государственный бюджет, который он осваивает. И если за ним закреплено исключительное право снабжения железной дороги, то никто не может отогнать его от этой кормушки. Те поставки, о которых упоминали Владимир с Артуром, вероятнее всего проходили через фирмы, подконтрольные всесильному Пшемыславу.

Однако у Владимира были свои соображения на этот счет, а чем ещё объяснить, что он игнорирует очевидные вещи.

Дальше, чем бесполезные телефонные переговоры, Андрей не продвинулся. Он понимал, что на него скинули проблему, которую ему нужно решить самостоятельно. Ведь его компаньоны решают гораздо более серьезные задачи и не посвящают в свои сложности, просто выдают результат. И от него ждут то же самое: сказано – сделано.

В один из дней Артур с Владимиром вернулись к белорусскому вопросу. Позвонил Вальдемар и сообщил, что «начались шевеления», возможно, что тендер проведут раньше начала лета, возможно, в течение ближайшего месяца, и особо информировать не будут. Между тем официальные лица по-прежнему, как заведенные, утверждают, будто «дата проведения конкурса не утверждена».

Опять же учредители Экссона совещались в своём трогательно запущенном офисе, в этот раз Андрей принимал полноценное участие:

– Послушайте, этот тендер – просто фикция, для отвода глаз. Чтобы никто не сказал, будто в Белоруссии нет демократии. Её и у нас нет, так же как и там, а выяснить наши перспективы можно только у тех, кто рулит ситуацией – то есть начальник дороги и корнет Оболенский.

– Вот ты и выясни, – предложил Владимир. – Да, пойди к шляхте и спроси.

– ??!!

Несколько секунд они смотрели друг на друга. Лукавые серые глаза Быстрова-главного не выдавали то, что у него на уме.

– Он может пойти к нему в офис и там пошнырять – может что подслушает, пизданет какие-то бумаги, подсмотрит, – сказал Артур.

– Да, витиеватый, сходи к шляхтичу в его офис, – моментально подхватил Владимир.

Андрей оторопело смотрел на них, предложение сходить пошпионить к конкуренту выглядело довольно нелепо, но было непохоже, чтобы компаньоны шутили. Вспомнив, что они и не такое вытворяли, и ему самому приходилось выуживать сведения самыми необычными способами, Андрей согласился.

– Его офис тут рядом с нами, на улице Промышленной, четырехэтажное здание, на первом находится «Бонапарт», рекламный монстр, там еще вывеска – Наполеон в ермолке…

принялся инструктировать Владимир.

– В треуголке, – поправил Артур.

– В треугольной хуйне. Кабинет Муделя… Оболенского… что за фамилия!!! Находится на третьем…

– Все его зовут Боссом, так его и называй: Босс. Можешь к нему обращаться по имени-отчеству – Пшемыслав Гржимекович Мудель-Телепень-Оболенский – если ты не любитель краткости, но пока ты будешь выговаривать, он забудет суть дела, а если что-то напутаешь в произношении – то пиздец всему нашему плану.

Через полчаса, проинструктированный, Андрей выехал на задание.

* * *

Оказалось, что это недалеко от завода, минут семь в сторону метро Нарвская, можно было дойти пешком, заодно прогуляться. Но день был серый, хмурый, да и огромные грязные лужи не предвещали приятной прогулки. Пришлось ехать на машине.

Офис Судотехнологии был не чета офису Экссона – четырехэтажное здание, охраняемый двор со шлагбаумом. Андрей и не собирался проезжать вовнутрь, оставил машину подальше, но его не пустили и пешего. Охранник в черной униформе строго поинтересовался, что нужно посетителю.

– Визитки заказать, – сказал Андрей.

Охранник вернулся в будку, и оттуда позвонил на базу. Ему что-то ответили, и он жестом подозвал Андрея. Пришлось назваться, показать документ, все данные занесли в журнал и выдали бэйджик, который нужно нацепить на видное место.

Андрей прошёл во внутренний двор и с любопытством осмотрелся. Его внимание привлекли автомобили – у входа в здание стояла новенькая шестерка БМВ и Роллс-ройс Фантом (это были хозяйские), а также семерка БМВ и Range Rover (эти были с белорусскими номерами). Причем машины были не в базовой комплектации, а в тюнинге от явно недешевого ателье. Времени полюбоваться не было – его нетерпеливо поджидал другой охранник, которого оповестили о приходе посетителя.

– Вы хотите заказать визитки? – спросил он.

И провёл внутрь здания – холл, небольшой коридор, далее просторный зал, поделенный перегородками на офисы-соты, и передал эстафету девушке-менеджеру, которую также предупредили о клиенте. Таким образом, попасть на третий этаж решительно не представлялось возможным – когда пересекали холл, Андрей успел заметить, что у лестницы стоят охранники и имеется вертушка, зеленую кнопку которой скорее всего нажимают по разрешению самого главного.

Ничего не оставалось, кроме как обозревать внутреннее убранство рекламной фирмы «Бонапарт». Всё было строго, по-деловому, все сотрудники в униформе – белый верх, темный низ, юноши в синих галстуках, девушки в красно-синих шейных платочках.

Андрея предельно корректно обслужила преувеличенно серьезная девушка, внимательно выслушавашая все пожелания насчет визиток – так, будто от этого заказа зависело будущее «Бонапарта».

Андрей внутренне усмехнулся – у него никогда не было личных визиток. Когда работал на инофирмах, ему делали корпоративные. Которые он никому не давал, все комплекты от шести фирм валялись нетронутыми где-то на волгоградской квартире. Зачем продвигать чужие фирмы, в первую очередь надо продвигать себя! Обычно он писал на листочке номер мобильного телефона, и этого было достаточно.

Вначале он немного растерялся – какие данные указать. Но потом придумал на ходу: фирма Совинком, должность: генеральный директор, адрес: Петербург, набережная Мойки дом 70. Телефон продиктовал свой мобильный. Услышав «Мойка 70», девушка немного удивленно вскинула брови. Андрей еще раз повторил, и она зафиксировала услышанное в блокноте.

Он попытался завязать разговор – спросил, может ли заказать рекламную кампанию своей продукции – медицинского оборудования, и может ли быть уверен, что Бонапарт обеспечит мощный промоушен. Девушка ответила односложно – «все клиенты остаются довольны нашими услугами». Ну никак её не разговорить. Да и что она могла сказать?! Наверняка она не знала о планах хозяина этого здания относительно Белорусской железной дороги. Андрей продолжил расспросы, касающиеся рекламного бизнеса, но это было пустой тратой времени. И он, оплатив в кассе свой заказ, пошёл на выход. Самостоятельно ему это сделать не удалось. Менеджер препоручила его охраннику, тот вывел во двор и проследил, чтобы посетитель сдал бэйджик другому охраннику, у шлагбаума и покинул территорию.

Результаты шпионской вылазки получились потрясающие. Очевидно, другого никто и не ожидал. Когда Андрей вернулся на завод, Владимир с Артуром уже уехали, а Игорь с Алексеем даже не оторвались от своих дел, чтобы спросить о результатах. Андрей уныло сообщил, как съездил. Алексей попросил набрать Владимира и сообщить номера белорусских машин. Идентификация приезжих внесла некоторое оживление в белорусский проект. Оказалось, что семерка БМВ и Рэйндж Ровер принадлежат тестю хозяина Судотехнологии. Учитывая, что в распоряжении влиятельного белоруса целый автопарк, нельзя было быть уверенным, что приезжал лично он, а не кто-то из его людей.