Текст книги "Блогер и Маргарита. Ковидная дьяволиада"

– Вы театровед? – высказал догадку режиссёр.

– Пожалуй, театровед, – слегка подумав, кивнул головой гость, но тут же уточнил: – Хотя у меня гораздо более широкая специализация – я, скорее, человековед. Страсти человеческие – вот моя специализация.

– Что вы мелете? – вновь вступила в разговор хозяйка дома и снова на повышенных тонах. – Какие такие страсти, какое человековедение? Капик, ты разве не видишь, что этот старик держит нас за дураков. Непонятно как сюда проник, да ещё изволит над нами издеваться.

– Дорогая, успокойся, – попытался урезонить жену режиссёр.

– Что значит успокойся, Капиталин? – ещё сильнее распаляясь, взвилась петухом Есения. – Я всё утро вишу на телефоне, чтобы понять, кто катит на меня бочку, кто меня заказал, а тут является этот старикан и начинает нести какую-то пургу. Гони его к чёртовой матери, нечего с ним разговаривать. А если ты этого сделать не можешь, тогда это сделаю я. Убирайтесь вон из моего дома!

И хозяйка, сверкая гневными очами, указала гостю на дверь. Но тот продолжал стоять там, где он стоял.

– Вы что, не слышите? – продолжала бушевать женщина. – Вас что, силой выводить или, может быть, вызвать полицию?

Вместо ответа гость сделал лёгкий взмах тростью, после чего женщина внезапно застыла на месте как истукан, не двигаясь и не издавая больше ни звука и стоя посреди комнаты с приоткрытым ртом и выпученными глазами. Увидев жену в таком состоянии, режиссёр бросился было к ней, но гость его остановил:

– Не стоит волноваться, любезный. Ничего страшного с ней не произошло – это обычная отключка. Некоторым женщинам иногда полезно помолчать, тем более, когда беседу ведут двое интеллигентных и образованных мужчин. Прошу вас, присаживайтесь, – и гость жестом предложил режиссёру присесть на стул, а сам снова опустился в кресло, вытянув вперёд руки, которые он сложил на набалдашнике своей трости.

Когда режиссёр, наконец, уселся, гость возобновил беседу:

– Я являюсь истинным поклонником вашего творчества и хочу вам посоветовать не обращать внимания на всякую критику и продолжать следовать тому единственно правильному пути, который вы избрали. Вы – подлинный новатор нашего времени. Как замечательно вы поставили «Трёх гвардейцев короля» – это же феерия, фантастика! Два акта и начало третьего у вас идёт классический роман воспитания, этакая лирика, связанная с Корнелией и отношениями королевы с её любовником Бэкинбаном. Всё, как это было в тысячах других инсценировок этого произведения на протяжении долгих лет. Скажу вам прямо – скучных инсценировок. Вы пошли дальше всех. В третьем акте вы все предыдущие сюжеты безжалостно уничтожаете – вы кромсаете их так же, как гвардейцы короля кромсают своих друзей. После чего абсурдно говорить о романе воспитания, когда Корнелию, извините, трахнули все подряд, а её возлюбленный и главный герой произведения на это согласился. Вот это, я вам скажу, поворот! Сюжет втоптан в грязь, уничтожен. То есть в третьем акте вы сообщаете зрителю: дружок, сюжет, за которым ты следил, – полная хрень, а то, что ты пропустил, следя за сюжетом, – вот об этом-то мы сейчас и поговорим. Я был сражён этим поворотом в самое сердце!

Выслушав этот страстный монолог, режиссёр от смущения потупил взор, поскольку ему было лестно услышать похвалу от такого импозантного и явно подкованного в вопросах театра господина. А тот не унимался:

– А как вы эпатировали публику на той театральной премии четыре года назад! На такое способны только вы и никто другой. Это же надо было додуматься выйти в финале этого действа на сцену Большого театра абсолютно голым. Вернее, не совсем голым – вы прикрыли своё срамное место той паршивой газетёнкой, которая писала на вас и вам подобных новаторов разносные статейки. Как же вы умыли этих щелкоперов, этих штатных моралистов!

– А вы сами были на том мероприятии? – позволил себе прервать эту восторженную речь режиссёр.

– Ну, конечно же, был! – воскликнул гость. – Не просто был, а сидел в первых рядах и рукоплескал громче всех. Поскольку таким, как вы, нужна активная поддержка, нужен патронаж. И я вам его обещаю.

– А вы занимаете какой-то высокий пост?

– Да, можно сказать и так, – согласно кивнул головой обладатель трости. – Мой пост настолько высок, что я могу гарантировать вам абсолютную безнаказанность за ваши деяния, как на театральном поприще, так и на любом ином. К примеру, как вы с супругой обыграли свою свадьбу – взяли и заказали катафалк. Это восхитительная придумка! Чёрная месса в сравнении с вашим бракосочетанием – это сущий пустяк, невинное занятие. А как изощрённо вы включили в этой действо и храм, где когда-то венчался великий русский поэт. То есть, вовлекли в этот шабаш ещё и церковь. Это уму непостижимо! Даже я, человековед с мировым именем и большим опытом в подобного рода делах, был потрясён. Вы сами это придумали?

– Да, это моя режиссёрская задумка, – согласно кивнул головой хозяин квартиры. – А Есения на это с радостью согласилась.

– Я ни сколько не сомневался в том, что ваша нынешняя супруга является вашим самым преданным поклонником и сподвижником. Вот только нервная она чрезмерно, но это свойственно любой фурии, а я их на своём веку повидал, ох, как мно-о-го.

– А с ней правда ничего не случилось? – кивая на жену, которая продолжала стоять, как истукан посреди комнаты, спросил режиссёр.

– Не волнуйтесь, любезный, она вам еще долго прослужит во всех смыслах, – сделав небрежный жест рукой, ответил гость, но тут же добавил: – Хотя советую быть с ней осторожным, поскольку в природе всякое случается. Например, самки богомолов имеют привычку поедать своих самцов после спаривания. Однако мы отвлеклись, а я давно хотел у вас спросить, уважаемый. Вернее, уточнить. Помните, лет десять примерно назад вы ставили одну пьесу про «гнездо», которую написал известный советский драматург. Так вот он, как известно, оставлял зрителям надежду на то, что всё в этой жизни может измениться к лучшему. Вы же в своей постановке эту наивную блажь разбиваете в пух и прах. Вы намеренно сгущаете краски, жестко драматизируя не сами авторские ситуации, сколько их последствия, ставя вместо расплывчатых многоточий жирные точки. Вы буквально вбиваете осиновый кол в советское прошлое, заявляя, что нечего по нему ностальгировать – дескать, поезд ушёл и жить мы теперь будем в этом новом обществе, переполненном развратом и ложью. Вы отбрасываете к чёрту эзопов язык и говорите всё прямо, в лоб, чуть ли не такая пальцем в лицо зрителю – смотри, как было раньше и смотри, как стало и как будет теперь. Но у меня в свете этого возникает вопрос к вам, любезный, – здесь гость сделал паузу и всё так же держа обе руки на трости, слегка подался вперед и спросил: – Вам ведь хорошо здесь?

– Где именно? – не понял сути вопроса режиссёр.

– Я имею в виду в этом мире, в этой стране, в этом обществе? Там, где можно выходить на сцену голым, где можно справлять свадьбу в катафалке, где можно показывать на сцене разные срамные сцены. Никогда не забуду, как вы показали акт дефлорации в своём спектакле по одному русскому классику. Помните, там у вас герой задирает юбку героине и достает у неё из промежности красную гвоздику и не спеша вставляет себе в петлицу. Потряса-а-а-ющая находка! Так вот, повторю свой вопрос: вам хорошо в этом обществе, комфортно?

– Я как-то об этом и не думал, – пожал плечами режиссёр.

– Восхитительный ответ! – восторженно воскликнул гость. – Вы не задумывались над этим, поскольку вы растворились в этой атмосфере, вы стали её частью, она вами принята полностью и безоговорочно. Я так и думал! Позвольте пожать вам руку, уважаемый!

Произнеся это, гость поднялся со своего места и, подойдя к хозяину квартиры, протянул ему свою ладонь. Режиссёр робко её пожал, мысленно поразившись тому, что рука у гостя холодная, как камень. «Рукопожатие каменного гостя», – с ужасом подумал режиссёр в следующее мгновение. На что гость тут же отреагировал:

– Лично вам моё рукопожатие ничего плохого не сулит. Более того, оно будет долго вдохновлять вас на очередные новаторские подвиги на театральной ниве. А пока разрешите откланяться, хотя и ненадолго. Я имею честь пригласить вас с супругой на своё завтрашнее мероприятие, которое состоится в очень популярном здешнем заведении. Туда придут лучшие люди этого города, так сказать, сливки общества, к коим по праву принадлежите и вы. Пригласительный билет я оставлю в коридоре на тумбочке, причём их будет два – для вас с супругой и для вашего коллеги-режиссёра Кирилла Передникова, творчество которого мне тоже очень близко. Так что будьте здоровы, спасибо за прекрасную беседу!

И гость направился к выходу.

– А как же… – вырвался невольный выдох у режиссёра и он взглядом показал на свою супругу.

– Ах да, извините, – опомнился гость и сделал лёгкое движение тростью.

После чего Есения Кипчак очнулась и стала медленно оседать на пол. Супруг бросился к ней и, подхватив под руки, довёл её до дивана. А когда он взглянул в сторону гостя, того уже там не было – он растворился так же незаметно, как и появился.

13 апреля 2020 года, понедельник, Москва, режим карантина, улица академика Варги

На всё том же чёрном внедорожнике «Лексус» Авдей Карпов приехал на улицу академика Варги, где находилась секретная лаборатория ФСБ (бывшего КГБ), в котором вот уже более сорока лет работал его старинный приятель Матвей Глейзер. Правда, работал не на постоянной основе, поскольку был уже в почтенном возрасте – далеко за семьдесят – и появлялся здесь лишь иногда, наездами. Как ни удивительно, но когда «Лексус» с Карповым въехал на территорию лаборатории и подъехал к нужному дому, Авдей увидел своего старинного приятеля сидящем на лавочке возле подъезда. Покинув автомобиль, Карпов дошёл до лавочки и опустился рядом с Глейзером.

– Честно скажу, не ожидал тебя увидеть, Матвей, – даже не поздоровавшись, начал разговор вновь прибывший.

– А я вот наоборот тебя поджидал, – ответил учёный, голова которого была такой же седой, как и у его собеседника.

– Откуда же ты узнал о моём приезде, если я давно на пенсии? – удивился Карпов.

– Вот отсюда, – и Глейзер взял в руки белый электронный планшет, лежавший рядом на лавке.

Проделав несколько манипуляций, Матвей вывел на экран какую-то диаграмму, на вершине которой значилось сегодняшнее число.

– Что это? – спросил Карпов.

– Эта диаграмма, которая, как ты видишь, круто ползёт вверх и достигает своего пика именно сегодня, говорит о том, что начался новый виток старой истории.

– Какой именно? – продолжал вопрошать Карпов.

– Вот этой, – и Глейзер снова вернулся к планшету и показал приятелю очередную диаграмму, на которой в качестве дат значились дни начала ноября 1982 года.

– То есть, ты заранее знал о том, что произойдёт, но не поставил меня в известность?

– В том-то и дело, что я этого не знал до сегодняшнего дня, – возвращая планшет на лавку рядом с собой, ответил учёный. – Неделю назад меня пригласили составить долгосрочный астральный график этой мнимой эпидемии, чем я и занимался. Но вчера я внезапно обнаружил, что диаграмма колебаний моего графика до боли что-то мне напоминает. И я, собрав остатки своей памяти, вспомнил историю от ноября 1982 года. Почему я вспомнил именно о ней? Дело в том, что мой нынешний событийный гороскоп в точности напоминает тот гороскоп, который выстраивался в ноябре 82-го. Чтобы подтвердить свои догадки, я взял ещё несколько гороскопов людей, которые имели отношение к той истории – твой и Изольды Стен. И они тоже совпали практически идеально. Вот я и приехал сегодня сюда, догадываясь, что и ты сделаешь тоже самое.

– А почему ты не спрашиваешь про Изольду? – спросил приятеля Карпов.

– Потому что её нынешний гороскоп не сулит ей ничего хорошего. Я прав?

– Да, она умирает в Коммунарке от коронавируса и онкологии, – подтвердил догадку учёного Карпов. – Но пока она была в сознании, она вспоминала меня и просила передать, что ей приснился некий человек, которого она назвала «он». И сознание она потеряла в старом корпусе станции метро «Арбатская».

– Значит, под определением «он» она имела Дмитрия Кузнецова, – уверенным тоном сообщил Глейзер.

– Но почему он приснился ей именно сейчас?

– Видимо потому, что кто-то из фигурантов этой мнимой эпидемии имеет отношение к той давней истории. И Кузнецов, как пострадавший, стремится восстановить справедливость. Не было бы этой эпидемии, не было бы и возможности отомстить.

– Но каким боком мы с тобой или Изольда имеем отношение к этой эпидемии?

– Ты не придуривайся, Авдей, – покачал головой Глейзер. – Мы с Изольдой действительно сейчас вне игры. А вот ты, и особенно твой сын Максим, очень даже при деле.

– Ты думаешь, он может мстить моему сыну? – не скрывая тревоги, спросил Карпов.

– Он может мстить тебе через твоего сына.

– Но если это так, то он должен был найти для этой миссии «мстителя». Мы можем его вычислить?

– Попытаться можно, тем более что «блокаторы» тоже вступили в дело, подав сигнал Изольде. Это значит, что форы у нас нет, но отрыв от «мстителя» не слишком большой.

– Но что ты думаешь по поводу его личности – кто он?

– Версий может быть много, но я бы приоритетной сделал одну. Спросишь, какую? Мне кажется, что «оживление» той истории связано не только с глобальными изменениями в мире, которые происходят на фоне этой эпидемии, истоки которой лежат в событиях ноября 1982 года. Они завязаны на связку «отец-сын», поскольку вы с Максом по-прежнему в деле. Ты по линии спецслужб, а он по информационной линии. Но от каждого из вас тянется «английская» ниточка. Вот именно её Кузнецов через своего «мстителя» и собирается обрубить раз и навсегда.

– Это я понял, но что по личности «мстителя», – с нетерпением воскликнул Карпов.

– Авдей, наберись терпения и не перебивай меня, тем более что я уже подошёл к главному, – всё тем же спокойным тоном заметил Глейзер. – Я полагаю, что «мститель» выбран по принципу, что он тоже чей-то сын, который мстит вам за своего родителя. То есть, и здесь действует связка «отец-сын», которая придаёт «мстителю» двойную силу.

– Но что это за родитель такой, за которого он может нам мстить? – наморщил лоб Карпов, устремляя взгляд в безоблачное небо.

– Это ты сам должен установить, окунувшись в закоулки своей памяти, – ответил Глейзер. – Причём, чем раньше ты это сделаешь, тем будет лучше. Ты же сам мне постоянно говорил, что твой Максим с молодости попадал в разные истории.

Как только прозвучало упоминание о молодости его сына, Карпов практически сразу вспомнил одну историю.

Ретроспекция

18 мая 1985 года, суббота, Москва, Таганский район

– Жорик, может быть, тебе совочек с ведёрком принести, чтобы ты в куличики поиграл? – обратился к парню тот, кто саданул его газетой.

Второй парень на эту шутку громко рассмеялся. Однако Кондратов нисколько не обиделся, а вместо этого вскочил со своего места и, улыбаясь во всю ширину своего круглого лица, поздоровался с подошедшими за руку. Это были его приятели Максим Карпов и Вилкис Салюнас, с которыми Кондратов дружил уже более двух лет. Причём это была странная дружба, которой многие, наблюдавшие её, искренне удивлялись. Кондратов был выходцем из простой рабоче-крестьянской семьи, да ещё к тому же учился в ПТУ. А его приятели были представителями так называемой «золотой молодёжи» – их отцы служили в солидных учреждениях: Карпов-старший в КГБ, дослужившись там к тому времени до звания подполковника, а родитель Салюнаса был старшим следователем в Союзной прокуратуре. Их дети учились в специализированной школе с английским уклоном и этим летом должны были поступать в престижный вуз – МГУ: Максим собирался подать документы на факультет журналистики, а Вилкис – на юридический. Причём Кондратов прекрасно знал от самих ребят, что обоих уже фактически зачислили, а подача документов была лишь чистой формальностью. Почему же, несмотря на эту разницу в социальном положении, Карпов и Салюнас водили дружбу с сыном токаря и посудомойки Кондратовым? Всё объяснялось достаточно просто. В этой компании «простолюдин» Кондратов, которого его приятели называли Жориком, а также «тыкарем», «люмпеном» и другими похожими словами, выполнял роль «шестёрки» – мальчика на побегушках, которого можно было унижать, шпынять и ставить над ним любые эксперименты, а он это всё будет беспрекословно терпеть. Вот и в этот раз, несмотря на то, что удар газетой пришёлся по больному уху Георгия (у него был отит), он ни слова упрёка не сказал тому, кто это сделал.

После обмена рукопожатиями, Карпов сунул в руки Кондратову газету и произнёс:

– На, читай на первой странице.

– А что там? – с недоумением глядя на приятелей, спросил Жорик, но газету развернул.

И тут же его взгляд наткнулся на здоровенную «шапку», которая гласила: «В Центральном Комитете КПСС. „О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма“». Это было преддверие того самого «сухого закона», который начался в стране с лёгкой руки нового генсека ЦК КПСС Михаила Горбачёва.

– Догадываешься, как надо встретить это эпохальное постановление? – спросил у Кондратова Карпов.

– Как? – последовал недоуменный ответ.

– Со стаканами, наполненными до краев, люмпен недоразвитый, – ответил Карпов и снова хотел дать приятелю оплеуху, а тот лишь вобрал голову в плечи, но не отступил.

Увидев это, экзекутор передумал и вместо наказания придумал другое.

– Так что давай, Жорик, сгоняй в магазин и купи нам бутылку водки, пока она там ещё есть, а также несколько плавленных сырков на закуску. Отметим начало новой действительности.

Оба подошедших приятеля прекрасно знали, что Кондратову платили в ПТУ 30-рублёвую стипендию, к тому же иногда он подворовывал у своих родителей. Поэтому, услышав приказ, парень вернул газету её хозяину, а сам помчался в ближайший «Продуктовый», где купил всё, что ему приказали. После чего они ушли с детской площадки за гаражи, где расстелив на траве всё ту же газету, «раздавили» на троих эти пол-литра алкоголя.

– Теперь хорошо бы бабу, – блаженно потягиваясь, произнёс Салюнас, который среди приятелей не зря носил прозвище «ходок».

– Дурак ты, Вилкис, и уши у тебя холодные, – затягиваясь сигаретой, ответил Карпов. – Бабы нам всю мазу собьют. После таких посиделок другое нужно.

– И что же? – подал голос, сильно захмелевший Кондратов.

– Железный конь нам нужен, вот что, – ответил Карпов. – На котором мы так рванём, что нас никто не догонит.

– С ветерком покатаемся? – тут же подхватил эту идею Салюнас.

– А где же мы машину возьмем? – поинтересовался Кондратов.

– У моего бати – он уже два дня как в командировке, а вернётся только завтра, – сообщил Карпов. – Ключи у меня есть, так что айда за мной.

И Карпов первым поднялся с земли, попутно зашвырнув пустую бутылку в кусты. А спустя десять минут он уже сидел за рулём новеньких «Жигулей», которые он выкатил из открытого им же настежь гаража своего родителя. И хотя водительских прав у него ещё не было, однако выпитый алкоголь напрочь отметал любые опасения на этот счёт.

– Ребята, вы извините, но я не поеду – мне надо больную тётку навестить, – вспомнил неожиданно о своих домашних обязанностях Кондратов.

– Какая к чертям собачьим тётка, люмпен, – чуть ли не закричал на приятеля Карпов. – Ты чего нам компанию разрушаешь? Сказано, что все поедем кататься, значит, все. Марш на заднее сиденье.

И Кондратову не оставалось ничего другого, как подчиниться. Максим и в трезвом виде всегда приводил его в трепет, а тут он и вовсе был под алкогольными парами. Спустя минуту автомобиль выехал с территории гаражного кооператива.

* * *

В тот день в дружной семье Шориных была обычная субботняя домашняя уборка. Глава семейства Пётр Шорин, вместе с трёхлетним сыном Ваней, вышел во двор в таганском переулке, где в течение часа выбивал ковёр, придверной коврик и пару одеял. Тем временем хозяйка дома, Светлана Шорина, пропылесосила квартиру и приготовила обед. Около двух часов семейство уселось за стол. А спустя полчаса Шорин-старший предложил подышать воздухом – прогуляться. На что хозяйка ответила:

– Вы пока идите вдвоём, а я тут посуду перемою и бельё для стирки замочу.

Так они и сделали.

Между тем в этот послеобеденный час на детской площадке никого не было. Шорин-старший поначалу был этим удручён, поскольку он заметил, как его всегда общительный сын сразу загрустил, лишённый общения со сверстниками. Однако в следующую минуту из-за ближних домов показалась процессия – высокий мужчина с чёрными, как смоль волосами, вёл за руку двух детей – мальчика лет пяти и девочку примерно одного возраста с Иваном. Доведя их до детской площадки, мужчина выпустил детей из рук, и произнёс:

– Поиграйте, ребятки, с мальчиком.

А сам подошёл к Шорину, который стоял неподалёку, на тротуаре у автобусной остановки, и курил.

– Ваш мальчишка? – поинтересовался мужчина.

– Мой, – согласно кивнул головой Шорин-старший.

– Сигаретой не угостите – свои дома забыл? – попросил мужчина.

Вместо ответа Шорин-старший достал из кармана пиджака пачку «Явы» и зажигалку. Когда мужчина закурил и сделал пару затяжек, последовал новый вопрос:

– Газеты сегодняшние читали?

– Не успел, а что там? – поинтересовался Шорин-старший.

– Указ вышел о борьбе с пьянством. Хорошее дело затеял наш новоявленный генсек.

– Вы так думаете? – глядя в глаза собеседнику, спросил Шорин-старший.

– А вы думаете иначе? – искренне удивился незнакомец.

– Есть большие сомнения в этом. У нас ведь как обычно бывает: указы все правильные, а дураки любое дело испортят. Вот я и боюсь, что в этом случае может случиться то же самое.

– Это вы зря – новый генсек, вроде бы, не из дураков, – делая очередную затяжку, произнёс незнакомец.

– А что он в жизни видел – ни на одном производстве не работал, – продолжал сомневаться Шорин-старший. – Только и делал, что по комсомольской и партийной линии передвигался. Нашему обществу сейчас другие люди в руководстве нужны – технократы, производственники. А этот – балаболка. Два месяца за ним наблюдаю, а он говорит без остановки. Сейчас вот в Ленинград поехал, чтобы и там…

Однако договорить Шорин-старший не успел. Это вообще были его последние слова в жизни. Как, впрочем, и для его собеседника. В следующую секунду откуда-то сзади в них на полной скорости врезались «Жигули», отбросив обоих мужчин к ближайшему дому, что только усугубило для них дело – оба со всей силы ударились головами о каменный выступ. Увидев это, дети разом замерли в тех позах, в которых они находились, а девочка почти сразу громко заплакала.

Тем временем из автомобиля выбрались трое молодых людей, которые тут же бросились бежать в обратную от автобусной остановки сторону.

Спустя сутки, когда отец главного виновника этой трагедии Авдей Миронович Карпов вернулся из командировки в Москву, ему тут же доложили, что его сына задержали по подозрению в вождении автомобиля в нетрезвом виде, из-за чего произошла гибель двух людей. Узнав все детали этого дела, Карпов тут же связался с Салюнасом-старшим – Казимиром. Они встретились на улице и между ними произошёл следующий разговор.

– Ты уже знаешь все детали этой истории – расскажи всё в подробностях, – обратился к следователю чекист.

– Эти придурки вчера днём выжрали бутылку водки, после чего твой сын предложил покататься на твоём автомобиле, – дымя сигаретой, начал свой рассказ Салюнас-старший. – За рулём был твой сын, мой урод сидел рядом, а третьим среди них был их дружок Георгий Кондратов, Жорик. Он в процессе поездки вырубился и заснул на заднем сиденье. В итоге твой сын не справился с управлением и они насмерть сбили двух мужчин, которые стояли у автобусной остановки.

– Жаль мужиков, но их уже не вернешь, – произнёс Карпов-старший, выслушав этот рассказ, после чего спросил: – Мой гадёныш уже во всём признался?

– Вроде да, но я думаю их можно отмазать, – ответил Салюнас-старший.

Услышав это, Карпов пристально посмотрел на собеседника. Он хорошо знал этого человека, поскольку они были знакомы более десяти лет – с тех пор, как Казимир с семьёй перебрался из Вильнюса в Москву, переведённый на повышение в союзную прокуратуру. С того момента Карпов и Салюнас сблизились благодаря своим детям, которые оказались в одном классе. Теперь они оказались замешаны в одном криминальном деле, и хотя роль Салюнаса-младшего была побочная, но тёмное пятно на биографии и таскания по судам ему вряд ли пошли бы на пользу в жизни, которая только начиналась.

– И как ты видишь эту «отмазку»? – поинтересовался Карпов-старший.

– Элементарно. В машине их было трое. Двое из них наши дети, а третий – не наш. Вот его и надо усадить за руль.

– Толково, – после короткого раздумья согласился с этим предложением Карпов-старший и тут же спросил: – Ты сможешь взять эту миссию на себя?

– Смогу по части следаков, которые ведут это дело, – кивнул головой Салюнас-старший. – А ты возьми на себя этого Жорика. Уговори его не трепыхаться и взять всю вину на себя. А взамен пообещай ему быструю отсидку: дескать, посидишь годика три, а потом тебя выпустят по условно-досрочной.

– Почему ты не хочешь взять Жорика на себя, ты ведь «колун» тот ещё?

Карпов знал, что говорил. В союзной прокуратуре Салюнаса-старшего считали одним из лучших «следаков-колунов» – людей, которые легко раскалывают на следствие любого арестованного, кем бы он ни был. Не случайно Салюнаса-старшего год назад перебросили в Ташкент и подключили к «узбекскому делу», где он был поистине незаменим. Там стояла задача сделать это «дело» широкомасштабным, вовлекая в его орбиту не столько настоящих преступников, сколько тех, кто имел к нему либо косвенное отношение, либо вообще был к нему не причастен. И вот здесь мастерство таких людей как Казимир Салюнас было просто бесценным. Этот следак арестовывал невиновных людей пачками, а потом вызывал их родственников и прямым текстом требовал от них нести «откупные», в противном случае обещая посадить не только главу семейства, но и всю родню. И люди вынуждены были собирать деньги, поскольку жаловаться было бесполезно – в Узбекистане вся местная власть была деморализована, а в Москве этих людей попросту отфутболивали, поскольку негласная инструкция гласила, что именно Узбекистан должен был предстать в глазах широкой общественности оазисом советской коррупции. В итоге Салюнас-старший либо отпускал арестованных, либо давал им минимальные сроки. Часть денег и драгоценностей он прикарманивал (делясь этим и с вышестоящим начальством), а часть проводил как «наворованное беспринципными узбекскими коррупционерами», что играло в «копилку» московской власти. Всё это Карпов-старший знал, восхищался способностями своего приятеля и именно поэтому и задал ему свой вопрос про Жорика. На что тут же получил вполне обоснованный ответ:

– Этот парень был чуть ли не рабом твоего Макса, поэтому и к тебе относится с пиететом. Так что тебе легко удастся уговорить его не трепыхаться и взять всю вину на себя.

Салюнас-старший как в воду глядел – всё так и вышло. Едва Карпов-старший завёл разговор о том, что Жорик должен взять всю вину за случившееся на себя, тот практически сразу согласился. Поплакал, конечно, чуток, но согласился. Ведь с ним разговаривал и давал ему гарантии отец самого Макса, да ещё подполковник КГБ. И ведь Карпов-старший не собирался его обманывать – он действительно планировал вытащить парня из колонии годика через три-четыре. Но он не учёл одного – характера Жорика. Тот и в заключении стал такой же «шестёркой», каким он был на воле и вскоре был «опущен» зэками. А спустя полгода после этого Жорик повесился, не выдержав издевательств. Таким образом к двум безвинно погибшим под колёсами «Жигулей» мужчинам добавилась ещё одна жертва – Георгий Кондратов. И теперь перед Карповым-старшим стояла нелёгкая задача – установить, от кого же именно из этих троих был послан «мститель» из прошлого в настоящее.

13 апреля 2020 года, понедельник, Москва, режим карантина, улица академика Варги (окончание)

– Ты, кажется, что-то вспомнил, Авдей? – увидев, что Карпов вернулся из своих далёких мыслей в современную действительность, спросил Матвей Глейзер.

Вместо ответа Карпов лишь кивнул головой.

– Тогда вспомни и другое – были ли у Кузнецова близкие родственники или друзья, с которыми он поддерживал отношения, когда на короткое время возвращался на родину?

– Родных у него не было, а вот друзья… – здесь Карпов снова ушёл в воспоминания, но на этот раз всего лишь на короткое время, поскольку сразу кое-что вспомнил. – У него был однокашник по Институту иностранных языков, с которым они поддерживали дружбу. Звали его Василий Кулешов. Он был из ненадёжных – баловался диссидентством, но Кузнецова это не отпугивало. К тому же в их отношениях не было никакой политики – обычная мужская дружба, которая тянется со студенческих времён.

– И что стало с этим Кулешовым? – поинтересовался Глейзер.

– Он погиб в начале 90-х – случайно попал под автобус. А почему тебя это интересует?

– Вполне вероятно, что «мстителя» могут направить именно к нему посредством телепортации. Ведь в 1982 году этот Кулешов ещё жив-здоров. У тебя его тогдашний адрес имеется?

– У меня нет, поскольку его «пасли» наши коллеги из «пятки» – Пятого управления.

– Тогда надо немедленно установить его адрес и отправить туда людей, чтобы попытаться перехватить «мстителя». И чем быстрее ты это сделаешь, тем будет лучше.

Дважды повторять эту мысль Карпову не понадобилось. Наскоро пожав руку Матвею, он направился выполнять это поручение, от которого зависел успех их общего дела.

13 апреля 2020 года, понедельник / 31 октября 1982 года, воскресенье, Москва, Большая Спасская улица, дом 20

– Что за чертовщина! – выругался блогер и снова сел за руль.

Однако и в этот раз мотор не завёлся. Оставалось два варианта – либо добираться к нужному месту на общественном транспорте, либо вызывать такси. Шорин выбрал второе, поскольку это был более быстроходный вариант. Зайдя в своём смартфоне на «Яндекс-такси», блогер сделал заказ и вышел из автомобиля. Не прошло и пяти минут, как рядом с ним притормозила белое «Рено». А спустя ещё сорок минут этот же автомобиль привёз Шорина к нужному месту. Однако когда Иван подошёл к нужному дому, он был сильно удивлён. Это было четырёхэтажное здание дореволюционной постройки, которое смотрело наружу проёмами… пустых окон. Дом был нежилой, огороженный забором и явно готовился под снос. Шорин специально достал из кармана визитку, которую ему оставил «электрик» и ещё раз сверился с адресом – сомнений быть не могло, он приехал к нужному дому. Испытывая недоумение, блогер всё же решил зайти внутрь дома.