Текст книги "Дин Рид: трагедия красного ковбоя"

– Улавливаю, – кивнул Дин. – Однако ты не ответил, что мне делать. Завтра утром я должен дать им ответ.

Варела ответил не сразу. Сначала он допил свой коньяк, после чего отставил бокал в сторону и, глядя в глаза своему собеседнику, сказал:

– Я повторяю, Дин, что все это очень серьезно. Я обеими руками за то, чтобы ты съездил к русским. Но ты не должен забывать, что у нас на родине по головке тебя за это не погладят. Потому что одно дело дружить со мной, аргентинским коммунистом, и совсем другое дело – посетить оплот мирового коммунизма Москву по личному приглашению советского правительства. Ты должен сам решить, как тебе поступить.

– Сам? – переспросил Дин, непроизвольно помешивая ложечкой остатки холодного кофе, не допитого пожилой незнакомкой. Пауза длилась всего лишь несколько секунд, после чего Дин наконец произнес: – Ну что же, сам так сам. Я, пожалуй, соглашусь.

Варела был прав, когда сказал, что Дин обратил на себя внимание со стороны русских задолго до конгресса в Хельсинки. Произошло это в мае 62-го, когда Дин бросил вызов американским властям, не убоявшись публичной дружбы с вратарем Львом Яшиным. И хотя этот поступок во многом можно было назвать импульсивным, однако о нем немедленно было доложено в Москву по линии КГБ и Международного отдела ЦК КПСС. Именно тогда там впервые услышали имя американского певца Дина Рида. Однако дальше обыкновенной симпатии дело тогда не пошло: все-таки среди американских деятелей культуры людей, открыто выражавших свои добрые чувства к СССР, было достаточно. Но последующие события показали, что Дин Рид пошел дальше всех: он переехал жить в Аргентину и начал контактировать с тамошними коммунистами. И в итоге по их приглашению приехал в Хельсинки на конгресс ВСМ, хотя прекрасно отдавал себе отчет в том, чем эта поездка может ему грозить. Но Дина это не испугало. Более того, в первые же дни своего пребывания на конгрессе он взял интервью у советской космонавтки Валентины Терешковой, твердо пообещав ей, что обязательно включит эту запись в свое телевизионное шоу. Короче, все эти поступки Дина ясно указывали на то, что его симпатии к коммунистам отнюдь не случайность, а вполне осознанный выбор. Правда, по линии КГБ на его счет все еще оставались сомнения: он мог играть двойную игру, будучи завербованным ЦРУ или ФБР. Однако проверить эти сомнения можно было только на практике: например, во время его приезда в Москву.

Конгресс завершился 15 июля. И в тот же день пути Дина и его аргентинских друзей разошлись: он отправился в Москву, а они – к себе на родину. Звонить Патрисии Дин не стал, а поручил эту миссию Вареле, который должен был объяснить женщине, как и почему ее супруг отправился в столицу первого в мире государства рабочих и крестьян. Когда Патрисия об этом узнала, она от неожиданности даже присела на стул. Но Варела успокоил ее, сообщив, что эта поездка продлится от силы день-два.

– Он вернется уже к концу этой недели, – сказал Варела, подавая Патрисии стакан с водой. – Однако распространяться об этом не стоит.

Последнее предупреждение было лишним: Патрисия и сама прекрасно понимала, что ее муж серьезно рискует, посещая Москву. Другое дело, она ясно отдавала себе отчет, что скрыть эту информацию все равно не удастся: ищейки местной госбезопасности СИДЕ или военной разведки все равно все пронюхают (президент Ильиа хоть и считался демократом, однако был у власти всего два года и не имел достаточного авторитета в аргентинских спецслужбах, многие сотрудники которых оставались приверженцами военной диктатуры). Так оно и вышло: уже в первые же часы после прилета аргентинской делегации в Буэнос-Айрес местные спецслужбы были поставлены своими информаторами (в составе делегации их было несколько) в известность, куда именно отправился Дин Рид. И это несмотря на то, что отъезд Дина в Москву был обставлен по всем правилам конспирации.

Дин пробыл в Москве всего два дня. Но этого времени вполне хватило, чтобы вдоволь насмотреться на красоты советской столицы и даже запечатлеть их на пленку. Особенное впечатление на Дина произвела Красная площадь, о которой он уже был достаточно наслышан. Увидел он и Ленина, хотя до этого никак не мог взять в толк, как это в центре цивилизованного государства может храниться мумия, пусть и выдающегося человека. Помнится, когда они с Патрисией были в Мексике и посетили городок Гуанохуато, где существует музей мертвецов (в этом местечке почва особенная, и благодаря ей трупы людей консервируются и сохраняются, чем и воспользовались практичные власти: они открыли для обзора подземное кладбище, спрятав мертвецов за витринами), Дин наотрез отказался туда идти, не желая все это лицезреть. Однако отказаться от посещения Мавзолея Дин не смог: побоялся обидеть хозяев. Но шел он туда с дрожью в коленках, заранее предвкушая если не ужасное зрелище, то во всяком случае неприятное. Однако увиденное его сильно удивило: Ленин выглядел вполне естественно в стеклянном саркофаге и совсем не напоминал тех ужасных мертвецов, которые были запечатлены в буклетах в Гуанохуато.

Не менее сильное впечатление на Дина произвела московская подземка – Метрополитен имени Ленина. Это был настоящий город под землей, красоты которого не шли ни в какое сравнение с тем, что Дин видел в Нью-Йорке или даже в том же Вашингтоне, который тоже является столицей. Московское метро предстало перед Дином идеально чистым и сверкающим, как игрушка на рождественской елке. Его провезли по Кольцевой линии и показали несколько станций, которые, к его изумлению, не были похожи друг на друга: в оформлении каждой были использованы абсолютно разные цвета и скульптуры. Совершенно убило Дина то, что проезд в этом подземном царстве света и чистоты стоил всего пять копеек, в то время как американец отдавал за вход в свою не самую чистую и уютную подземку в мире сумму в десять раз большую.

Вообще цены в Советском Союзе Дина попросту шокировали. Но не своими заоблачными высотами, а совсем наоборот. Работник Идеологического отдела ЦК ВЛКСМ, который был одним из гидов Дина в те дни, объяснил ему: в Советском Союзе самые низкие цены в мире практически на все товары первой необходимости, поскольку государство их дотирует из своего бюджета.

– А какова средняя зарплата советского человека? – тут же поинтересовался Дин.

– Около 110–120 рублей, – последовал ответ. – Чтобы вам было понятно, чему эквивалентна эта зарплата, приведу такой пример. Комплексный обед в обычной столовой стоит 50–60 копеек. Так вот, на свою зарплату советский человек может ходить туда 220–230 раз в месяц! Еще он может купить на нее более ста книг, поскольку книги у нас тоже дешевые. Однако газеты у нас стоят еще дешевле – всего 2 копейки, и если покупать их каждый день, то на это в месяц уйдет всего около 50 копеек! Таким образом, учитывая, что у нас бесплатная медицина и образование, можно смело сказать, что средней зарплаты советскому человеку вполне хватает, чтобы не бедствовать.

Вся эта информация поразила Дина до глубины души, что неудивительно. Ведь на Западе про достижения первого в мире государства рабочих и крестьян вообще ничего не говорилось и весь упор делался только на критику и констатацию тех недостатков, которые в СССР существовали. Заметил эти недостатки и Дин. Так, от его внимательного взора не укрылось то, что на поверхности Москва выглядит совсем не так современно, как тот же Буэнос-Айрес или любой из американских городов. Здесь не было ультрасовременных зданий из железа и бетона и обилия неоновой рекламы по вечерам. Даже таких естественных летом заведений, как открытые кафе, на улицах города почти не было. Да и жители столицы по большей части выглядели достаточно скромно, расхаживая по улицам в не самых модных одеяниях. Однако Дин не увидел среди них ни одного нищего, который просил бы милостыню или копался бы в помойных баках. Поэтому, когда Дин осторожно поинтересовался у своего гида, есть ли в Москве такие же кварталы нищеты, как в Нью-Йорке или Сантьяго, тот только развел руками:

– Вы можете удивляться, но ничего подобного у нас нет и быть не может. Вот уже почти пятьдесят лет у нас нет просящих милостыню, а трущобы, которые существовали в Москве при царе, мы стерли с лица земли еще в начале двадцатых годов.

Это заявление произвело на Дина большое впечатление. После этого на досадные мелочи, которые сопровождали его в этой поездке, он уже внимания не обращал. Например, в гостиничном номере, в ванной, он долго искал пробку, чтобы закрыть отверстие в ванне, но так и не нашел. Поэтому ему пришлось воспользоваться душем, хотя дома он обожал полежать и «покиснуть» в горячей воде.

Не стоит думать, что Дин все время, пока находился в Москве, занимался исключительно тем, что любовался ее красотами. Было у него и несколько деловых встреч. Так, он посетил ЦК ВЛКСМ, где встретился с секретарем этого учреждения Борисом Пастуховым, а также имел встречу с чиновниками из Госконцерта на предмет возможных будущих гастролей Дина в Советском Союзе.

– Я с удовольствием готов приехать в вашу страну с концертами в любое удобное для вас и меня время, – сказал в Госконцерте Дин. – Причем за любой предложенный вами гонорар.

– Приятно это слышать, – услышал Дин в ответ. – Мы, конечно, не акулы капитала, но наши гонорары тоже вполне приемлемы. Во всяком случае, еще никто из артистов, приезжавших к нам из-за рубежа, на нас не обижался. Короче, если вы согласны, то мы проработаем этот вопрос и через какое-то время дадим вам знать.

Дин улетал из Москвы переполненный впечатлениями. То, что он здесь увидел, поразило его в самое сердце. Он, конечно, давно уже перестал верить тому, что писала американская пресса о Советском Союзе, однако то, что он увидел собственными глазами, окончательно убедило его в правильности его прежних выводов.

Когда самолет с Дином на борту взмыл над аэропортом Шереметьево, наш герой еще не знал, как сложится его дальнейшая судьба, но уже понимал, что легкой и спокойной она не будет. Твердо он знал только одно: путь им был выбран, и свернуть с него означало бы изменить самому себе.

Часть вторая
В паутине спецслужб

Дин Рид возвращался в Аргентину, которая буквально стояла на грани военного переворота. После того как президент страны Артуро Ильиа и правительство отказались поддерживать вооруженные интервенции США в Доминиканскую Республику и Вьетнам, верхушка вооруженных сил страны во главе с командующим сухопутными войсками Хуаном Карлосом Онгания при поддержке крупных предпринимателей и иностранных компаний начала готовить заговор с целью свержения законного правительства и президента. Спецслужбы в этой ситуации заняли выжидательную позицию: одна часть СИДЕ (Государственная информационная служба) взяла сторону Ильиа, а другая часть, как и военная разведка, склонялась в пользу Онгания и только ждала удобного момента, чтобы примкнуть к перевороту.

Между тем компартия Аргентины поддерживала президента и с 1 июля объявила в стране сбор средств среди населения на пропагандистскую деятельность. По планам сборщиков, в кассу должно было поступить 150 миллионов песо, но реальная сумма превзошла предполагаемую – люди внесли 175 миллионов. На эти деньги началась агитация против интервенционистской политики США, в поддержку президента Ильиа. Кроме этого, Аргентинский совет мира готовился провести в сентябре в городе Тукумане конгресс сторонников мира.

Однако и противники режима не сидели сложа руки. Заговорщики в военной разведке и СИДЕ составляли списки активистов, которых надлежало арестовать в первую очередь. Дин Рид попал в этот список в самый последний момент, когда до руководства спецслужб дошла информация о том, что он сразу после конгресса ВСМ в Хельсинки отправился в Москву. Ордер на его арест был выписан немедленно, однако, учитывая популярность Дина у населения и двоякую ситуацию в стране, было решено арест проводить тайно, без свидетелей.

В день прилета Дина в Буэнос-Айрес в аэропорт Эссейса был отправлен агент спецслужб Мигель Дормаль. В его задачу входило убедиться в прилете Дина и негласно сопроводить его до дома. Вообще-то такого рода операции обычно доверяют двум агентам, но начальник Дормаля посчитал это расточительством – отправлять на такое пустячное дело двух своих сотрудников. Знай он, чем обернется его недооценка ситуации, он бы сто раз подумал, прежде чем отправить Дормаля на задание в одиночестве. Но что случилось, то случилось.

Дормаль был молодым агентом, пришедшим на службу в тайную полицию около года назад. До этого он служил в районном военном комиссариате инспектором, но благодаря протекции своего дяди-полицейского перебрался в СИДЕ. Идя туда, он был полон радужных надежд на то, что новая работа принесет ему массу положительных эмоций. Он мнил себя чуть ли не Джеймсом Бондом, у которого теперь будет все: интересная работа, хорошая зарплата и куча красивых девчонок в придачу. Увы, оправдалось только первое: на новом месте Дормаль действительно стал получать на сотню песо больше, чем в военкомате. Остальное осталось только мечтой. Причем, как понял Дормаль, несбыточной. Ни в каких серьезных тайных операциях его не задействовали, а использовали только в качестве агента «на подхвате»: он в основном сидел в управлении, и лишь пару-тройку раз его посылали вместе с другими молодыми агентами на какой-нибудь митинг или демонстрацию с заданием подслушивать разговоры манифестантов. И даже сегодня, когда ему поручили индивидуальное задание, оно мало вдохновило Дормаля: надо было всего лишь встретить американского певца Дина Рида и негласно сопроводить его до дома. Как выразился начальник Дормаля на сленге оперативников: «положить в адрес».

Дормаль приехал в Эссейса за час до прибытия нужного самолета и коротал время, слоняясь по огромному холлу в здании аэропорта. Когда ходить надоело, Дормаль уселся на скамейку прямо напротив электронных часов и стал разглядывать прохожих, снующих мимо него в разные стороны. Естественно, главное внимание агент уделял молодым красивым женщинам, коих среди находившихся в аэропорту было предостаточно. Среди них были разные особы: и восхитительно красивые дамы со стройными ногами и фигурами, будто с обложек «Плейбоя», и дурнушки.

Между тем до прилета нужного Дормалю самолета оставалось около двадцати минут, когда приятный женский голос объявил по громкой связи, что самолет задерживается на полчаса. Выругавшись про себя, Дормаль встал со своего места и отправился к киоску с прессой, чтобы купить какую-нибудь газету. Он был не большой любитель читать, однако делать было нечего – убивать время, разглядывая женские ноги, ему надоело.

Дормаль уже собирался расплатиться с киоскершей, когда внезапно заметил проходившую мимо киоска симпатичную темноволосую женщину с элегантной кожаной сумочкой, перекинутой через плечо. Она прошла совсем близко от него, и Дормаль даже уловил тонкий запах ее дорогих духов. Сопроводив незнакомку взглядом, Дормаль заметил, как она зашла в кафе-бар, и, передумав покупать газету, решил последовать за ней.

Бар был заполнен всего лишь наполовину, поэтому отыскать незнакомку Дормалю не составило большого труда. Тем более что она не стала забираться в какой-нибудь укромный угол, а села прямо у барной стойки на высокий овальный стульчик. Поскольку место рядом с ней было свободно, Дормаль взгромоздился по соседству. И заказал себе текилу. Отпив пару глотков, он решился побеспокоить свою соседку вполне уместным для аэропортовского бара вопросом:

– Вы кого-то встречаете?

– Как и вы, – ответила женщина, после чего приложилась губами к своему бокалу с мартини.

– А почему вы решили, что я тоже кого-то встречаю? – удивился Дормаль.

– Потому что я видела, как вы нервно среагировали на объявление по радио о задержке самолета.

– Вы очень внимательны, – похвалил незнакомку Дормаль. – А еще что вы заметили?

– Что вы ждете не женщину.

– А это как вам пришло в голову?

– Иначе вы бы не стали клеиться ко мне, – здесь незнакомка впервые повернула голову и бросила на Дормаля короткий, но оценивающий взгляд.

Дормалю стало неловко под этим взглядом, и он, чтобы скрыть свое смущение, приложился к бокалу. После чего в разговоре наступила пауза. Первой ее нарушила незнакомка, которая спросила:

– Вы встречаете кого-то из близких?

– Увы, – покачал головой Дормаль.

– Тогда друга.

– Опять не угадали.

– Значит, коллегу по работе.

– И снова мимо, – засмеялся Дормаль, после чего наклонился к собеседнице и почти шепотом сказал: – Не трудитесь, все равно не угадаете.

Теперь уже настала очередь женщины удивляться. Дормаль же, поймав ее смятенный взгляд, подумал: «Ну, теперь пташка точно попалась».

Выдержав эффектную паузу, Дормаль наконец сообщил:

– Я из тайной полиции и нахожусь здесь с секретным заданием.

– Зачем же вы мне об этом говорите? – спросила незнакомка.

– Потому что знаю, что вы никому не расскажете.

– А вы не врете?

В голосе собеседницы сквозило неприкрытое сомнение, что Дормалю пришлось не по душе. Он решил открыться до конца, поскольку эта женщина ему понравилась. А поскольку она была умна и вряд ли согласилась бы близко познакомиться с ним, он решил попросту запугать ее. Он был уверен, что отказать агенту секретных служб даже такая женщина побоялась бы. Поэтому он неуловимым движением извлек из внутреннего кармана пиджака свою «корочку» и показал ее незнакомке:

– Теперь убедились?

– Теперь да, – ответила женщина и вновь взяла в руки свой бокал.

Она была явно ошарашена, что не могло укрыться от глаз Дормаля. Поэтому мысленно он уже торжествовал победу. Ему казалось, что еще немного, и эта женщина падет перед ним ниц. Чтобы успокоить ее, Дормаль сказал:

– Вам лично не надо беспокоиться: вы мне очень понравились. А к друзьям я великодушен.

– Спасибо за доверие, – ответила незнакомка. Затем спросила:

– Вас послали сюда, чтобы кого-то арестовать?

– Отнюдь, всего лишь понаблюдать. Он коммунист, а эта публика крайне опасна.

– А вы не боитесь, что я тоже могу быть коммунисткой? – спросила незнакомка и вновь повернула лицо к своему собеседнику.

– Вы? – вскинул брови Дормаль. – Да ни за что на свете! Я коммунистов достаточно повидал и скажу вам честно: таких женщин среди них не встречал. Вы умны, красивы, образованны. А там одни убогие и неотесанные мужланы со своими женами-кухарками.

– Значит, тот, кого вы встречаете, тоже неотесанный мужлан?

– Увы, но тот субъект особенный, – покачал головой Дормаль. – Этот тип совсем из другой оперы. Он американец, причем достаточно известный.

– Американец? – вскрикнула незнакомка.

– Что вы кричите как резаная, – одернул незнакомку Дормаль. – Да, американец. А что вас так удивляет? Среди янки сейчас очень даже модно поддерживать коммунистов. Вот и этот тип купился. Да вы наверняка про него слышали – Дин Рид его зовут.

Едва Дормаль произнес это имя, как незнакомка поперхнулась своим мартини и громко закашлялась. И ее собеседнику пришлось стучать ее по спине и доставать из кармана платок, чтобы она утерла губы и вытерла капли со стойки бара.

– Я же говорил, что вы его знаете, – после некоторой паузы вновь заговорил Дормаль.

– Да, вы правы, я его очень хорошо знаю, – ответила незнакомка, вставая со своего стула. – Я его жена.

– В каком смысле? – спросил Дормаль, еще не понимая, в какой переплет его угораздило угодить.

– В том смысле, что Дин Рид – мой законный супруг вот уже больше года.

Сказав это, незнакомка достала из своей кожаной сумочки паспорт, открыла его и ткнула в лицо Дормалю. И тот прочитал ее имя: Патрисия Хоббс-Рид.

– О, матерь божья! – только и сумел выговорить Дормаль, непроизвольно делая шаг назад.

Патрисия же спрятала паспорт обратно в сумочку, с шумом захлопнула замок и, громко стуча каблуками, направилась к выходу из бара. А незадачливый агент так и остался стоять у стойки, и его остановившийся взгляд еще в течение нескольких минут продолжал буравить двери даже после того, как фигура Патрисии исчезла из виду.

Самолет с Дином приземлился в аэропорту Эссейса около двенадцати часов дня. Дин прошел на таможенный пункт, рассчитывая, что долго там не задержится: у него с собой было не так много вещей – гитара и спортивная сумка, где лежали вещи и кинокамера. Кассету, на которой было записано интервью Валентины Терешковой, Дин предусмотрительно положил в карман брюк. Однако быстрого досмотра не получилось. Молодой таможенник, к которому подошел Дин, заглянув к нему в паспорт, тут же вызвал своего товарища постарше. Тот отозвал Дина в сторонку и принялся весьма дотошно проверять его вещи. Особое его внимание привлекла кинокамера, которую таможенник долго вертел в руках, после чего спросил:

– Что записано на пленке?

– Исключительно прелести тех мест, где я побывал, – вежливо ответил Дин.

– А где вы побывали? – продолжал допытываться таможенник.

– В паспорте на этот счет есть отметки, – ответил Дин.

Таможенник взял в руки паспорт Дина, однако открывать его не стал, а только повертел в руках и сказал:

– Паспорт пока останется у нас.

– На каком основании? – удивился Дин.

– Небольшие формальности, мистер Рид. Завтра мы его вам вернем.

Поняв, что спорить бесполезно, Дин забрал свои вещи и направился к выходу, где его с нетерпением ждала Патрисия. Та же, едва они обнялись, рассказала ему о своей встрече с агентом спецслужб. По тому, как отреагировал муж, она поняла, что он нисколько не удивлен. Единственное, чему он поразился, – тому, как легко удалось его жене раскусить агента. На что Патрисия засмеялась:

– Да я и не думала его раскусывать – он сам. Кстати, он стоит у печатного киоска с газетой в руках.

Дин взглянул в ту сторону и действительно увидел у киоска мужчину в темном костюме. Он нервно прохаживался из стороны в сторону и косо поглядывал в их направлении. Дин мысленно удивился его молодости, но долго размышлять на эту тему не стал. Он обнял жену, и они отправились на стоянку такси, которое должно было отвезти супругов в их дом на окраине Буэнос-Айреса.

Практически весь вечер Дин только и рассказывал жене о днях, проведенных им в Хельсинки и Москве. Но если о первом городе он говорил немного и скупо, то столица Советского Союза удостоилась куда более обстоятельного рассказа и самых лестных эпитетов. Разложив перед Патрисией набор открыток с видами Москвы, который ему подарил гид-переводчик перед его отлетом на родину, Дин рассказывал и рассказывал. Он вспоминал о том, какой теплый прием ему там оказали, как возили по музеям и паркам, как тепло отзывались о его творчестве.

– Они обещали пригласить меня на гастроли и сказали, что это турне охватит не только Москву, но и другие республики, – хвалился Дин перед женой.

Но Патрисия встретила эту новость без особенного восторга:

– Дин, это же очень опасно. Ты же видишь, что происходит только из-за того, что ты съездил в Москву на пару дней. А что будет, если ты примешь их приглашение уехать туда на гастроли?

– А что будет? – искренне удивился Дин. – Подумаешь, за мной следил агент спецслужб! Меня же не арестовали. Нет, я не думаю, что при нынешнем президенте у кого-то поднимется рука меня арестовать.

– Но Ильиа не вечен, – напомнила мужу Патрисия. – Тебя не было больше недели, и за это время много чего произошло. Люди только и говорят, что о возможном военном перевороте.

– А я тебе говорю, что у них кишка тонка сбросить Ильиа, – с нескрываемым раздражением произнес Дин и сгреб разложенные на столе открытки с видами Москвы в одну стопку. – Ты же прекрасно знаешь, что о возможном перевороте люди судачат все два года, что Ильиа находится у власти. И что? Да, я знаю, что среди военных есть люди, которые спят и видят, как бы свернуть шею нынешнему президенту. Но у них руки коротки, потому что они понимают, что этот переворот не будет иметь поддержки ни внутри страны, ни за ее пределами. Так что успокойся и приготовь мне ванну – я хочу хорошенько отмокнуть после гостиничных душевых.

Около восьми часов утра следующего дня, когда Дин и Патрисия еще спали, в их доме раздался телефонный звонок. К аппарату подошла Патрисия и услышала на другом конце провода голос незнакомого мужчины, который попросил позвать к трубке Дина. С трудом растолкав мужа, Патрисия вручила ему телефон, а сама встала у двери.

– Да, я слушаю, – не открывая глаз, произнес Дин.

– Мистер Рид, вас беспокоят по поводу вашего паспорта, – сказали на другом конце провода. – Вам надлежит приехать за ним сегодня в двенадцать часов дня по адресу… – И мужчина назвал улицу, куда Дину надлежало прибыть.

Когда в трубке раздались короткие гудки, Дин отложил телефон в сторону и спросил у жены, который час.

– Четверть девятого, – ответила Патрисия.

– Тогда я посплю еще полчаса, а ты пока приготовь завтрак…

Дин приехал по названному адресу в точно назначенное время. Это было массивное серое здание, на входе в которое не было никакой вывески. Однако по тому, что в вестибюле стояли сразу два вооруженных автоматами солдата национальной гвардии, Дин предположил, что это военное учреждение. Увидев справа от входа окошко бюро пропусков, Дин наклонился к нему и назвал свое имя. Сидевший за столиком военный немедленно взялся за трубку телефона и позвонил куда следует. После чего, выслушав ответ, сказал:

– Подождите пять минут, мистер Рид, за вами придут.

Однако ждать пришлось меньше названного времени. Уже спустя минуту к Дину вышел поджарый военный и, даже не представившись, попросил Дина следовать за ним. И повел его к лифту. Когда они вошли в него, военный нажал кнопку нулевого этажа, и лифт отправился вниз. Дин еще тогда подумал: «Странно, что проблему с моим паспортом будут решать в подвале». В те мгновения даже тень опасения, указывающая на то, что с ним происходит что-то необычное, в голове Дина не промелькнула.

Выйдя из лифта, военный повел Дина по длинному и абсолютно пустынному коридору куда-то в глубь подвального этажа. Дин отметил про себя, что каменные стены подвала по обе стороны были выкрашены в зеленый цвет и совершенно чисты – на них не висели ни плакаты, ни какие-либо указатели. Редкие двери из металла были наглухо закрыты, и из-за них не доносилось ни звука. Все это напоминало скорее тюрьму, чем какое-то паспортное учреждение.

Наконец провожатый остановился возле крайней двери в конце коридора и, открыв ее, жестом пригласил Дина войти. Тот подчинился. И оказался в каменной клетке, где из мебели были только металлический стол и пара стульев из того же металла. Причем, как заметил Дин, вся мебель была прикручена к полу массивными болтами. Кроме этого Дин увидел, что в камере они не одни: на противоположной от стола стороне стоял еще один военный, судя по погонам, офицер, который, скрестив руки на груди, внимательно смотрел на гостя. Сделав несколько шагов по направлению к нему, Дин спросил:

– Лучшего помещения, чтобы вернуть мой паспорт, вы не нашли?

– Увы, – картинно развел руками хозяин кабинета-камеры. – Да и незачем это: вам теперь надо привыкать к подобным интерьерам.

– В каком смысле? – удивился Дин.

– В том смысле, что удел коммунистов и всех, кто им сочувствует, – казематы. Разве ваши друзья в Москве вам этого не объяснили?

Только в этот момент Дин наконец осознал, какой серьезный оборот приобретает для него все происходящее. И слова предупреждения, сказанные вчера Патрисией, тут же всплыли в его памяти. Однако внешне он по-прежнему старался выглядеть невозмутимым. И, глядя прямо в глаза своему собеседнику, спросил:

– Значит, вы пригласили меня совсем не для того, чтобы вернуть паспорт?

– Вы очень догадливы, мистер Рид, – по губам офицера пробежала усмешка. – Паспорт вам может уже не понадобиться.

– Что это значит?

– Это значит, что, если вы не согласитесь нам помочь, вы можете отсюда вообще не выйти.

– Серьезное заявление, – произнес Дин, сглатывая внезапно подкативший к горлу ком. – Но я не понимаю, что от меня требуется?

– Сущие пустяки. Вы должны написать в подробностях о своей поездке в Хельсинки и Москву. Напишите, с кем встречались, что видели, куда ходили.

– То есть вы хотите сделать меня осведомителем?

– Информатором, мистер Рид.

– Спасибо за откровенность, но я ничего писать не буду, – твердо заявил Дин. – Удивительно, что у вас хватило наглости мне подобное предлагать.

– Предложить дело нехитрое, – вновь усмехнулся военный. – Итак, вы не будете писать?

– Даже не подумаю, – так же твердо сказал Дин.

Едва он это произнес, как офицер сделал движение головой, напоминающее кивок, и в следующую секунду страшный удар в спину свалил Дина с ног. Каким-то чудом он сумел в последний момент выставить вперед руки, что уберегло его от удара головой о стену. Но едва он попытался встать на ноги, как удар кованым ботинком под дых заставил его вновь свалиться на каменный пол – на этот раз спиной. И только тут он увидел, кто его бил – тот самый человек, который привел его в эту камеру.

Каких-нибудь двадцать минут назад Дин, впервые увидев его, подумал, что этот благообразного вида мужчина, наверное, служит адъютантом у какого-нибудь начальника, но теперь от этих мыслей не осталось и следа. Совсем недавно спокойное лицо этого «адъютанта» было теперь перекошено такой злобной гримасой, какую Дин до этого видел разве что только в кино. А избиение продолжилось. На этот раз в Дина угодил уже не кованый ботинок, а кулак военного – удар пришелся в левый глаз певца. Дин снова упал. После того как кованый ботинок еще пару раз прошелся по ребрам Дина, офицер коротким окриком прекратил экзекуцию. Выждав, когда жертва придет в себя, офицер спросил:

– Ну что, мистер Рид, теперь вы поняли, что мы не шутим?

– Теперь понял, – сплевывая кровавую слюну на пол, ответил Дин. – Только что-либо писать я после этого однозначно не буду: меня чем больше бьют, тем упрямее я становлюсь.

При этих словах «адъютант» подался было вперед, чтобы продолжить избиение, но начальник остановил его взмахом руки. После чего сказал:

– Похвальное упорство для человека вашей профессии, мистер Рид. Обычно ваш брат артист ломается после первых же кровавых соплей.

– У вас что, богатый опыт по этой части? – поинтересовался Дин.

– Да, приходится работать с разной публикой, – уклончиво ответил офицер. – Ну так что, будете писать?

– Я же сказал, что нет, – твердо ответил Дин.

После этого в камере возникла минутная пауза. Каждый из присутствующих вел себя во время нее по-разному: Дин продолжал сплевывать на бетонный пол кровавую слюну, «адъютант» стоял у двери, прислонившись к стене, а офицер, сев на край стола, затянулся сигаретой. Наконец, сделав несколько затяжек, офицер вновь нарушил тишину: