Текст книги "Свет погасших звезд. Люди, которые всегда с нами"

8 сентября – Эдди РОЗНЕР

Этого человека называли «легендой джаза». Его творческая карьера началась в Германии, затем продолжилась в Польше, но большую часть жизни – а это тридцать лет – он проработал в Советском Союзе. Здесь к нему пришла феерическая слава, но здесь же в итоге постигло и жестокое разочарование. В 1972 году, подав документы на выезд, этот человек вернулся на свою историческую родину, надеясь, что там сумеет начать все заново. Увы, но заново не получилось – не выдержало сердце.

Эдди Рознер родился в мае 1910 года в Берлине. К музыке приобщился еще в детстве, поступив в 15-летнем возрасте в консерваторию по классу скрипки. Отучившись там два года и получив золотую медаль, Рознер затем поступил в Высшую музыкальную школу по классу композиции и дирижирования. Однако в те годы по всей Европе уже господствовал джаз, и Рознер стал одним из его горячих поклонников. Его любимым музыкальным инструментом была труба, игру на которой он освоил самостоятельно, мечтая со временем попасть в какой-нибудь из популярных джаз-оркестров. Эта мечта осуществилась в 1929 году, когда Рознера приняли в один из самых известных европейских джаз-бандов «Вайнтрауб Синкопейтрос». Однако безмятежная жизнь длилась до 1933 года, пока к власти в Германии не пришли нацисты. После этого Рознеру пришлось эмигрировать из страны. Он обосновался в польском городе Лодзи, где спустя пять лет организовал свой собственный джаз-оркестр, который стал с успехом гастролировать по всей Европе. Сильный, красивый звук, блестящая инструментальная техника, изобретательные и отчасти импровизационные соло выдвинули Рознера в число ведущих джазовых трубачей того времени. Его артистическое обаяние неизменно приносило успех программам оркестра. Слава Рознера была такой большой, что однажды ему прислал свою фотографию сам Луи Армстронг, сопроводив послание лаконичной надписью: «Белому Луи Армстронгу».

Между тем на пороге уже была война. Осенью 1939 года советские войска перешли границу Польши и ее восточные земли были присоединены к Советскому Союзу. Западные земли Польши достались Гитлеру. Сразу после этого многие жители западных земель двинулись на восток, спасаясь от гитлеровцев. Этот исход самым благотворным образом сказался на развитии советского джаза. Дело в том, что в числе беженцев оказались многие джаз-оркестры Польши: Генриха Варса, Ежи Петербургского (автора знаменитого «Синего платочка») и Эдди Рознера. Последний пересек границу с СССР в районе Барановичей и оказался в Белостоке. И практически сразу же его оркестр вливается в местную филармонию и становится Государственным джаз-оркестром Белорусской ССР. Тогда же начинаются и первые гастроли новоявленного коллектива во многих городах страны: в Москве, Ленинграде, Одессе, Ростове-на-Дону и т. д.

Июнь 1941 года застал оркестр Рознера на гастролях в Киеве. Концерты должны были продолжаться до конца месяца, но утро 22 июня нарушило эти планы. В результате оркестру срочно пришлось собирать свои вещи и аппаратуру и эвакуироваться в Москву. Оттуда путь оркестра лежал в Киргизию, в город Фрунзе. Там коллектив распался: из 28 музыкантов осталась ровно половина – остальные записались добровольцами в польскую армию под командованием Андерса. Оркестр был на грани исчезновения и доживал последние дни, выступая в полупустом кинотеатре «Ала-Тау» между киносеансами. Как вдруг городскому руководству пришла телеграмма из Белоруссии от тогдашнего ее руководителя Пантелеймона Пономаренко, который был большим поклонником джаза. В ней он просил власти Фрунзе взять под свою опеку джаз-оркестр Эдди Рознера с тем, чтобы он смог участвовать в нужном для дела победы деле – фронтовых выступлениях. После этого оркестр полностью укомплектовали, а военнообязанных снабдили броней. Затем оркестр переехал в Иркутск, к месту своей новой дислокации. Там, быстро отрепетировав программу, музыканты отправились в свои первые военные гастроли.

Жизнь у оркестра была поистине кочевая. На долгие месяцы домом для него стал четырехосный вагон поезда, в котором музыканты передвигались по стране вместе со своими семьями. Жили по шесть человек в купе. Как шутили сами оркестранты: это была коммунальная квартира на колесах. Что касается Рознера, то он имел отдельное купе, где жил вместе со своей женой Рут (дочерью известной еврейской киноактрисы Иды Каминской), с которой познакомился перед войной в варшавском бомбоубежище, маленькой дочерью Эрикой и ее няней.

Такая скученная жизнь, конечно же, не могла нравиться тем музыкантам, которые не имели семей. Им мечталось об отдельном вагоне, чтобы не слышать и не видеть каждодневных семейных сцен, детского визга и плача. Но как было достать такой вагон в столь тяжелое военное время? В роли спасительницы выступила певица Зоя Ларченко, в которую влюбился сам начальник Восточно-Сибирской железной дороги. Узнав об этом, музыканты стали буквально умолять Зою уговорить своего высокопоставленного ухажера предоставить им дополнительный вагон. Та в ответ ничего толком не обещала, поскольку не верила в успех такого мероприятия. В самом конце 42-го Зою отпустили погостить к ее любовнику. А спустя две недели, аккурат перед Новым годом, она вернулась во Владивосток… в отдельном вагоне. Это был воистину новогодний подарок! Однако радость от этого события испортил один случай.

В те дни во Владивостоке было много американских моряков (они привозили в город-порт военные грузы), которые с удовольствием ходили на концерты популярного джаз-бэнда. Перед каждым концертом к музыкантам приходил человек в штатском и строго предупреждал, чтобы с иностранцами никто из музыкантов не общался. Артисты строго следовали этим правилам. Однако конферансье Юрий Благов этим советом пренебрег, за что немедленно поплатился. Вечером в вагон вошли двое мужчин в военных полушубках и направились в купе Благова. Ему приказали открыть чемодан, что он безоговорочно и сделал. На дне чемодана лежали две банки американских консервов, которые он собирался отправить посылкой родителям. Эти банки гости изъяли, а самому Благову приказали одеваться и следовать за ними. К великому счастью самого Благова и музыкантов оркестра, этот инцидент разрешился благополучно: спустя некоторое время конферансье был отпущен. Однако с тех пор ни у кого из музыкантов оркестра больше не возникало желания общаться с иностранцами.

Многие тысячи километров пробежали по дорогам войны вагоны с джаз-бэндом. Площадками для выступлений служили самые разные сцены: от монументальных Домов Красной Армии до заводских клубов и импровизированных площадок под открытым небом. Переезды были разные: короткие и долгие, иногда по трое суток. Во время таких больших переездов артисты занимались кто чем мог. Одни спали, другие читали, а Рознер чаще всего играл в карты. Причем так же азартно и вдохновенно, как играл на трубе или скрипке.

Летом 1943 года оркестр Эдди Рознера вновь оказался во Фрунзе, откуда его затем отправили в город Рязань для обслуживания создаваемой добровольческой польской дивизии имени Костюшко. Но, видимо, Рознеру не по душе пришлась эта затея, и он, пока его музыканты добирались до Москвы на поезде, отправился туда на самолете. А там встретился со своим спасителем Пантелеймоном Пономаренко и уговорил его не отправлять оркестр в Рязань, а позволить им выступить в Москве. Эта просьба была удовлетворена. А в конце 43-го джаз-бэнд Рознера вернулся в Белоруссию – в освобожденный город Гомель. Там Пономаренко приготовил музыкантам еще один поистине царский подарок – отвез их в ангары, где хранилась гуманитарная помощь из США и Англии. Там оркестранты, включая их жен и детей, оделись во все «заграничное». И в таком шикарном виде тем же вечером ими был дан концерт, на котором присутствовало все правительство Белоруссии.

По мере того как война двигалась к своему завершению, росли слава и авторитет джаз-оркестра Эдди Рознера. В начале 44-го состоялись гастроли коллектива на Украине и в Закавказье. Эти выступления можно смело назвать триумфальными. Например, в Тбилисской консерватории на всех шестидесяти концертах были сплошные аншлаги. А в июле того же года, когда был освобожден Минск, оркестр вернулся в Белоруссию.

Победа застала оркестр Рознера во время гастрольной поездки в Баку. Радуясь вместе со всеми, Рознер даже представить себе не мог, что впереди его ждут еще более страшные потрясения, чем он испытал во время войны.

Летом 1946 года оркестр Рознера приехал в Москву со своей новой программой. Ажиотаж у этих выступлений был огромный – билеты на концерты были распроданы еще за месяц до их начала. Однако едва оркестр успел дать первый концерт в ЦДКА, как грянул гром. 18 августа в газете «Известия» была напечатана статья Елены Грошевой «Пошлость на эстраде», где оркестр подвергался резкой критике, а сам Эдди Рознер был назван «третьесортным трубачом из кабаре». После этой публикации гастроли оркестра были прерваны. Возмущенный Рознер отправился в Минск, чтобы искать защиты у своего вечного спасителя Пономаренко. Но тот принять его не смог (или не захотел) и отрядил для этого дела своего адъютанта. Тот посоветовал Рознеру успокоиться и отправиться с семьей отдохнуть на курорт, хотя бы в Сочи. А его оркестр был отправлен на гастроли в Тбилиси, поскольку план у филармонии никто не отменял.

Между тем вместо того, чтобы ехать в Сочи, Рознер с семьей отправился во Львов. Испугавшись статьи в «Известиях», он решил, что его теперь обязательно арестуют, и решил сбежать из России в Польшу. Еще в Москве он встретил одного знакомого артиста, который рассказал ему, что во Львове находится польский представитель Дрезнер, который занимается регистрацией бывших польских подданных. Найдя Дрезнера, Рознер договорился с ним, что тот поможет ему уехать с семьей в Польшу за 20 тысяч рублей. Получив деньги, Дрезнер в конце ноября уехал в Польшу, а Рознера и его жену Руту… арестовали органы МГБ.

Оказавшись в тюрьме, Рознер был настолько деморализован, что практически сразу подписал все, что от него требовали следователи. В частности, он признался, что хотел уехать через Польшу в Америку. А это придавало его делу уже другой, более серьезный оборот, поскольку Америка к тому времени из недавнего союзника превратилась во врага СССР, объявив «крестовый поход против коммунизма». В итоге музыканту предъявили обвинение в измене Родине.

Рознер пытался добиться смягчения своей участи, написав письмо министру госбезопасности Виктору Абакумову. В нем он писал: «Я докажу свою преданность на деле, а посему прошу помиловать меня или заменить мое заключение вольной ссылкой, где я смогу продолжать творческую работу на поприще советского государства».

Однако помилования Рознер так и не добился. Ему присудили десять лет и отправили в один из лагерей в Хабаровском крае. Его жена Рут получила пять лет высылки в казахстанские степи, в город Кокчетав. Что касается их дочери Эрики, которой шел пятый год, то ее забрала в Москву друг семьи Рознеров Дебора Сантатур.

И все же Рознеру повезло: его слава позволила ему устроиться в лагере на должность руководителя джаза 3-го отделения. Таким образом, даже в заключении он мог заниматься любимым делом. Причем, по злой иронии судьбы, в лагере Рознер чувствовал себя как музыкант даже более свободно, чем его коллеги, оставшиеся на свободе. Сей парадокс объяснялся просто. В те годы в стране была объявлена борьба с низкопоклонством перед Западом и все джазовые коллективы были переименованы в «эстрадные оркестры». Как шутил тогда со сцены Леонид Утесов: «Перед вами эстрадный оркестр – девичья фамилия джаз!» В джазовых коллективах запрещено было иметь аккордеоны, саксофоны, тромбоны, хотя эти инструменты продолжали существовать во всех симфонических и оперных оркестрах. Короче, для джаза тогда наступили трудные времена. А вот в лагерном оркестре Рознера этих нововведений не было и все оставалось как и раньше. Даже выступлений было не меньше – в квартал порядка 60 концертов. И единственным поводом к грусти был пейзаж за окном – колючая проволока и вышки с вертухаями. Но именно это обстоятельство сильнее всего и угнетало Рознера: играть в неволе для него было муке подобно.

Помог, как и раньше, Пономаренко. После смерти Сталина в марте 53-го он был назначен министром культуры СССР, и уже в июле Рознер был выпущен на свободу. Тот же Пономаренко «реабилитировал» джаз, и Рознер снова оказался во главе своего оркестра. Первым делом он отправился в Белоруссию, надеясь, что его оркестр восстановят в штатном составе филармонии. Но встретили его там весьма неласково. Один из тамошних чиновников не стал скрывать своих чувств и сказал Рознеру прямым текстом: «Что, опять будет жидовский оркестр?» В итоге несолоно хлебавши Рознер вернулся в Москву. А здесь его уже ждали с распростертыми объятиями в Мосэстраде, где сразу поняли, какие дивиденды может принести знаменитый оркестр. Как по мановению волшебной палочки у Рознера появилось все: деньги, база для репетиций, художники по костюмам, композиторы, оркестровщики. Все это позволило Рознеру довольно быстро создать новую программу, с которой коллектив вышел на публику. В этой программе один шлягер был краше другого. Одни названия чего стоили: «Сент-Луис блюз», «Караван», «1001 такт в ритме», «Очи черные», «Сказки Венского леса», «Бродяга» и др.

Между тем личная жизнь Рознера претерпела изменения. Когда он вернулся из лагеря, в Москве музыканта уже ждали его женщины: дочь Эрика и жена Рут, которую тоже освободили после смерти Сталина. Однако восьмилетняя разлука сделала свое дело – после нее супруги прожили вместе всего лишь пару месяцев. Все вышло случайно. В одну из ночей супруги решили рассказать друг другу обо всем, что произошло с ними за эти годы. Первым начал Рознер. Он поведал Рут, что в лагере его спасла от цинги танцовщица его оркестра Марина Бойко, с которой вскоре после этого он стал жить гражданским браком. У них родилась дочь Ира. Однако лагерный роман не имел продолжения, и в Москву Рознер вернулся полностью свободным человеком.

Выслушав мужа, Рут сказала, что прощает его. Прощает, поскольку у нее самой… случилась похожая история. Там, в Кокчетаве, она жила с польским врачом, тоже ссыльным и тоже одиноким. Но и их роман длился ровно до того момента, пока их не освободили. «А ты меня прощаешь?» – спросила Рут, закончив свой рассказ. И вот тут случилось неожиданное: вместо того чтобы сказать «да» и забыть об услышанном раз и навсегда, Рознер… накричал на свою жену, обвинив ее в неверности. А на ее справедливое замечание, что и он отнюдь не ангел, резко ответил: «Мужчины – другое дело!» В итоге Рут забрала дочь и уехала к маме, в Варшаву. А Рознер… вскоре нашел утешение в объятиях молоденькой танцовщицы своего оркестра Галины Ходес. Они поселились в кооперативной квартире в знаменитом угловом доме в Каретном ряду, где их соседями были Леонид Утесов, Борис Брунов, Мария Лукач, Александр Шуров, Николай Рыкунин, Борис Сичкин.

В 1954 году в оркестре появилась солистка – популярная певица Нина Дорда. Рознеру ее порекомендовал главный режиссер Мосэстрады Александр Конников, сказав, что в оркестре ресторана «Москва» поет замечательная девушка. Рознер нашел Дорду и уговорил ее перейти в его коллектив. Их первым совместным шлягером стала популярная «Песня про стилягу», в которой был бойкий припев: «Ты его, подружка, не ругай, может, он залетный попугай, может, когда маленьким он был, кто-то его на пол уронил…»

В 1956 году именно Рознер был приглашен Эльдаром Рязановым исполнять музыку к фильму «Карнавальная ночь». Песни в картине исполняли драматическая актриса Людмила Гурченко, а также солистки оркестра Рознера Инна Мясникова, Зоя Харабадзе, Роза Романовская и Элла Ольховская, которые чуть позже образовали два квартета: «Аккорд» и «Улыбка». А Гурченко после фантастического успеха фильма записала пластинку с этими песнями под аккомпанемент все того же оркестра Рознера.

В конце 50-х одна из песен Рознера и музыканта его оркестра Юрия Цейтлина под названием «Может быть» в исполнении Капитолины Лазаренко оказалась в эпицентре громкого скандала. А виновником случившегося стала одна известная певица Мосэстрады, которая то ли из зависти, то ли еще по какой-то причине накатала в «Правду» возмущенное письмо: мол, в оркестре Рознера певицы поют пошлые песни. По этому поводу в Мосэстраде было созвано собрание, на котором деятельность оркестра Рознера была разобрана по косточкам. К счастью, серьезных оргвыводов не последовало, но песню «Может быть» из репертуара изъяли. Зато ее успели выпустить на грампластинке, причем не только в Советском Союзе, но и в Польше, где она была очень популярна (там даже духи вышли под таким же названием).

Чуть позже случился еще один скандал, который едва не вынудил Рознера покинуть Россию. Это случилось ранней весной 1957 года, когда его оркестру запретили закрывать сезон на одной из самых популярных столичных концертных площадок – в летнем саду «Эрмитаж». Рознер психанул и заявил, что уезжает в Польшу. Сказал он это больше в сердцах, в душе, видимо, надеясь, что его бросятся отговаривать, умолять. А ему сказали: «Езжай!» И Рознер был уже готов уехать и вновь воссоединиться со своей бывшей женой. Но когда за несколько дней до отъезда он позвонил в Варшаву, чтобы предупредить Рут о своем приезде, та ему сообщила, что на днях вышла замуж. И Рознер остался в России.

В конце 50-х Рознер угодил в серьезную автокатастрофу и едва не погиб. Причем виновником ДТП был именно он. Случилось это в Одессе во время очередных гастролей. Закончив свои выступления в этом южном городе, оркестр вернулся в Москву поездом, а Рознер, администратор Миша Сантатур и тромбонист Андрей Хартюнов решили уехать на рознеровском «Форде-8». За рулем был хозяин автомобиля, который любил полихачить. На одном из участков трассы он на большой скорости решил обогнать телегу с сеном и выехал на встречную полосу. А там, как назло, двигался грузовик, груженный молодым картофелем. Столкновения избежать не удалось, хотя Рознер в последний момент сумел вывернуть руль и удар грузовика пришелся в правую сторону. В итоге сам Рознер пострадал не сильно, а вот администратор погиб. Хартюнов, дремавший на заднем сиденье, отделался многочисленными переломами и сотрясением мозга. Так по вине Рознера погиб человек, мать которого двенадцать лет назад приютила у себя его дочь Эрику.

В 50—60-е годы оркестр Эдди Рознера дал пропуск в большое искусство многим певицам: Майе Кристалинской, Марии Лукач, Гюли Чохели, Нине Бродской, Ларисе Мондрус. Чего скрывать, к некоторым из этих певиц Рознер испытывал не только творческий интерес, но и личный – он слыл большим женолюбом. И когда приглашал певиц в свой оркестр, надеялся на то, что его чувства певицы разделят. Причем его не волновало, замужем артистка или свободна. Например, Ларису Мондрус, которая тогда была уже замужем и жила в Риге, он заинтересовал тем, что сможет выбить ей с мужем квартиру в Москве. Однако обещания своего так и не выполнил, поскольку цель у него была определенная – соблазнить Ларису. А когда это не получилось, он к ней охладел и про свое обещание уже не вспоминал.

Примерно с середины 60-х слава Рознера пошла на убыль. К тому времени появились уже новые эстрадные коллективы, которые снискали успех не меньший, чем оркестр Рознера: например, ВИО-66 Юрия Саульского, ансамбль Анатолия Кролла, оркестр Вадима Людвиковского, – и конкурировать с ними коллективу Рознера было сложно. А уж когда в конце 60-х на свет стали появляться вокально-инструментальные ансамбли, тут и вовсе аудитория охладела к детищу Рознера. В итоге в 1968 году его оркестр распался (кстати, именно в том году на экраны страны вышел фильм, где Рознер сыграл свою единственную киношную роль – фашистского генерала, – «Один шанс из тысячи»). Рознер решил начать все сначала и уехал в Минск. Но там от его услуг отказались. Согласился только Гомель, куда Рознер и отправился. Но возрождения не получилось. Через несколько месяцев этот оркестр Рознера прекратил свое существование, так как не смог окупить расходов на свое содержание. Рознер вернулся в Москву и стал готовиться к отъезду на свою историческую родину, в Германию, благо в 1971 году в Советском Союзе была официально разрешена эмиграция евреев из страны.

В Западный Берлин Рознер вернулся в 1972 году, преисполненный мечтой возродить свой оркестр уже в новых условиях. Он мечтал создать большое музыкальное шоу с участием негритянских артистов и музыкантов, чтобы приехать с ними на гастроли в Советский Союз и доказать здешним скептикам, что его рано списали в тираж. Увы, но сделать это ему так и не удалось. Во-первых, в Германии и своих джаз-бэндов хватало, а во-вторых – начать все сначала артисту не позволило здоровье. Сказались годы, проведенные в лагере, а также все передряги последних лет, связанные с распадом оркестра. У Рознера стало болеть сердце, пошаливала печень. В его дом все чаще и чаще вызывалась «Скорая помощь».

Утром 8 сентября 1976 года ее вызвали снова. Врачи сделали Рознеру укол, дали успокоительные таблетки и уехали. А спустя несколько часов музыканту опять стало плохо. Жена Галина снова вызвала врачей. Но на этот раз они приехали поздно – Рознер скончался. Когда эта новость пришла в Советский Союз, все, кто знал музыканта, подумали: «Он умер от тоски».