Текст книги "Советская нация и война. Национальный вопрос в СССР. 1933—1945"

Федор Синицын
Советская нация и война. Национальный вопрос в СССР. 1933—1945

Художественное оформление Я.А. Галеевой

Предисловие

Книга, которую вы держите в руках, посвящена очень важному этапу в истории нашей страны. В предвоенный период в Советском Союзе началось формирование идеологии «советского патриотизма» и создание единой политической нации. Необходимость интеграции всех этносов Советского Союза была обусловлена, во-первых, тем, что многие проблемы в многонациональной стране могут быть решены, если в ней сложится единая политическая нация. Во-вторых, сплочение народов СССР диктовалось самой реальностью – после провала «мировой революции» И.В. Сталин взял курс на построение Советского Союза как государства в традиционном смысле этого слова. Важным фактором была также опасность новой войны, которая назревала с 1920-х гг. и становилась все более явной после прихода А. Гитлера к власти в Германии в 1933 г.

Процесс осознания советским руководством необходимости возврата к национально-патриотической идеологии был долгим. Революция 1917 г. привела к распаду России. В 1920-х гг. подавляющая часть бывшей Российской империи была вновь собрана в новом формате – СССР, однако советская политика тех лет базировалась на отрицании патриотизма, отбрасывании достижений дореволюционной истории, объявлении России «тюрьмой народов», а русского народа – «угнетателем». Только в начале 1930-х гг. советское руководство начало постепенный пересмотр политики. Великая Отечественная война 1941–1945 гг. стала не только одним из самых трагических и одновременно героических периодов нашей истории, но также и испытанием на прочность новой советской политики, основанной на национально-патриотических ценностях.

Актуальность исследования национальных проблем в нашей стране трудно переоценить. Во-первых, одной из главных причин распада Советского Союза было деструктивное воздействие национального фактора, в том числе столкновений на межэтнической почве в Азербайджане, Грузии, Казахстане, Киргизии, Молдове, Узбекистане, на Северном Кавказе. Этнополитические проблемы продолжаются и на постсоветском пространстве.

Во-вторых, политические деятели России и сопредельных стран в своих доктринах активно обращаются к событиям 1933–1945 гг., некоторые ученые и публицисты разрабатывают концепцию «советской оккупации»¹, сравнивают политику Советского Союза и Германии как «двух тоталитарных диктатур»², реабилитируют и героизируют коллаборационистов, бандповстанцев и антисоветских деятелей.

В-третьих, в последние годы в мире развернулась информационная война³, которая не только стала неотъемлемой частью военных операций, но и широко используется в качестве инструмента международной политики в мирное время⁴. В связи с обострением положения на международной арене Россия столкнулась с беспрецедентной информационной атакой⁵, отдельные аспекты которой исходят непосредственно из установок нацистской пропаганды, реализованной в период Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Особую роль в информационной атаке, направленной против интересов России, играет воздействие на национальный фактор.

В-четвертых, особую актуальность в последнее время приобретает вопрос о формировании в России новой доктрины национальной политики⁶. В этом процессе необходимо учитывать опыт СССР по разработке идеологии «советского патриотизма» и сплочению советской нации, который ярко проявился в предвоенный период и в годы Великой Отечественной войны.

В то же время этот бесценный опыт до сих пор недостаточно изучен. До середины 1950-х гг. труды отечественных историков базировались на указаниях о безоговорочном торжестве советской национальной политики⁷. В период с середины 1950-х гг. до конца 1980-х гг. в работах исследователей была приоткрыта завеса над такими явлениями, как коллаборационизм граждан СССР и деятельность антисоветского бандповстанческого движения на территории Советского Союза, освобожденной от германской оккупации⁸. На рубеже 1980-х и 1990-х гг. отечественная наука была освобождена от идеологического диктата, после чего в работах историков были рассмотрены отдельные вопросы, касающиеся проблем национальной политики СССР⁹. Зарубежная историография 1940—1980-х годов была во многом «идеологизирована» в антисоветском ключе¹⁰. В последние десятилетия зарубежные исследователи опубликовали новые труды, касающиеся национальной политики СССР в предвоенный период и в годы Великой Отечественной войны¹¹. Тем не менее большинство вопросов, связанных с этой темой, в исторической науке до сих пор рассмотрены фрагментарно. Дать обоснованную оценку событиям тех лет – одна из насущных проблем, стоящих перед российскими историками.

В условиях особой значимости национального фактора в жизни нашей страны невозможно охватить все подробности национальной политики в рамках одного исследования. Тем не менее в данной книге освещены все ее основные аспекты: формирование концепции «советского патриотизма» и советской политической нации в предвоенный период, реализация политики в лимитрофной зоне, национальный вопрос в период Великой Отечественной войны, борьба с антисоветским бандповстанчеством, национальный фактор в иностранной агрессии против СССР и советский ответ на него, отрицательные аспекты советской политики (депортации народов как конфликтная ситуация между властью и этносами) и, наконец, итоги реализации национальной политики в предвоенный и военный периоды нашей истории.

Глава 1
Советское великодержавие: подготовка к войне

Новая национальная политика

После Октябрьской революции национальная политика в Советской России была сведена к определенным образом понимаемому интернационализму. Все нации и расы в новой стране получили равные права¹², что, несомненно, было прогрессивным шагом. В то же время «леваки» в составе большевистского руководства рассматривали Советское государство как плацдарм для экспорта «мировой революции» в глобальном масштабе. Образование СССР в 1922 г. официально было провозглашено «решительным шагом по пути к объединению трудящихся всех стран в мировую Социалистическую Советскую Республику»¹³.

Под влиянием академика М.Н. Покровского и его соратников, занявших русофобские позиции, были отвергнуты даже положительные достижения дореволюционной России, которая получила клеймо «тюрьмы народов», а русский народ – статус «колонизатора» и «поработителя». В системе народного образования расцвел «исторический нигилизм» – в том числе было фактически ликвидировано историческое образование в вузах, упразднено преподавание истории как учебного предмета в средней школе.

В СССР развернулась кампания по «коренизации», которая заключалась не только в выдвижении национальных (нерусских) кадров, но и в минимизации использования русского языка. В конце 1920-х – начале 1930-х гг. была осуществлена латинизация письменности большинства народов Советского Союза, после чего планировалась латинизация и русской письменности. В пику русскому языку как языку межнационального общения в СССР развивалось изучение эсперанто как будущего языка «Всемирной советской республики».

Однако постепенно политика «мировой революции» утратила приоритет в планах советского руководства. Неуспех коммунистических революций в других странах мира (просоветские режимы удалось установить только в Монголии и Туве, которые на мировой арене играли очень малую роль) привел к более трезвой оценке перспектив развития социалистической системы в СССР. В 1924–1925 гг. руководство страны сформулировало политику построения социализма «в одной, отдельно взятой стране». Таким образом, политические «аппетиты» новой власти, установившейся в России, сузились до ее национальных границ.

«Национализацию» советской политики отметил русский правовед и политический деятель Н.В. Устрялов, живший в те годы в эмиграции. Он симпатизировал революции и большевикам, утверждая, что «Октябрь был великим выступлением русского народа, актом его самосознания и самоопределения», подтверждением чего стал тот факт, что «дальше России революция не пошла». Н.В. Устрялов писал, что в процессе строительства советского общества не только нация начала «советизироваться», но и «“советы” стали национализироваться», дав старт формированию «советской государственной нации». Он подчеркивал, что «исторически и политически “советизм” есть русская форма, образ “российской” нации»¹⁴. Н.В. Устрялов назвал новую политику советской власти «национал-большевизмом». Однако это были только предпосылки к формированию новой национальной политики, а реальные перемены обозначились в первой половине 1930-х гг.

Решения XVII съезда ВКП(б), состоявшегося в январе-феврале 1934 г., окончательно обозначили «мировую революцию» лишь как один из вспомогательных инструментов внешней политики СССР по обеспечению своих собственных интересов. Руководство Советского Союза взяло курс на осторожное возвращение к патриотическим ценностям. Понятие «Родина» (часто с приставкой «советская») теперь получило новое, большее значение в государственном лексиконе¹⁵.

Конституция СССР 1936 г. не предусматривала первенство какой-либо нации. Статья 13 Конституции гласила, что «Союз

Советских Социалистических Республик есть союзное государство, образованное на основе добровольного объединения равноправных Советских Социалистических Республик». Статья 123 предусматривала «равноправие граждан СССР, независимо от их национальности и расы, во всех областях хозяйственной, государственной, культурной и общественно-политической жизни». Было запрещено «ограничение прав или, наоборот, установление прямых или косвенных преимуществ граждан в зависимости от их расовой и национальной принадлежности, равно как всякая проповедь расовой или национальной исключительности или ненависти и пренебрежения».

Тем не менее в условиях отказа от «мировой революции» и развития СССР как государства в традиционном понимании этого термина, а не как «стартовой площадки для мирового пожара» власть в качестве национального базиса для такого государства решила вернуть русскому народу государствообразующую роль. Еще в мае 1933 г. И.В. Сталин заявил: «Русские первыми подняли знамя Советов вопреки всему остальному миру. Русский народ – самый талантливый в мире народ»¹⁶. С 1936 г. русскому народу был возвращен статус «великой и передовой нации», присвоены самые лучшие эпитеты – «бессмертный… народ»¹⁷, «самый храбрый солдат в мире»¹⁸, подчеркивались «сила духа русского народа, его мужество и упорство»¹⁹, восхвалялись описанные поэтом Н.А. Некрасовым «богатырский» характер русского крестьянина и «бессмертный образ русской женщины»²⁰. В стихотворении В. Гусева «Я – русский человек», опубликованном в «Правде», говорилось: «Я – русский человек, сын своего народа, / Я с гордостью гляжу на родину свою»²¹.

Особое место в пропаганде занял тот факт, что В.И. Ленин и И.В. Сталин были «порождены» русским рабочим классом, что именно русский народ «взрастил боевую партию большевиков» и «показал всем другим народам путь к освобождению от капиталистической эксплуатации»²², а В.И. Ленин и И.В. Сталин «воспитывали в народах всего Советского Союза героические черты и лучшие революционные традиции русского народа»²³. Ленинизм был назван «высшим достижением русской культуры»²⁴.

К 1938 г. русский народ официально получил руководящую роль в Советском государстве. В феврале 1938 г. «Правда» писала: «В… братской семье народов русский народ – старший среди равных»²⁵. В подписанных в печать в апреле 1938 г. томах Большой и Малой советских энциклопедий говорилось, что «великий русский народ как первый среди равных… ведет народы СССР к полной победе коммунизма»²⁶. В том же году была опубликована книга Б. Волина «Великий русский народ», в которой автор утверждал, что «народы СССР гордятся своим старшим собратом, первым среди равных в братской семье народов – русским народом»²⁷, «растут и крепнут дружба и любовь всех народов… к ведущему среди передовых – русскому народу»²⁸.

В СССР были исправлены некоторые перегибы прошлого, связанные с избыточной «коренизацией» и умалением русского национального фактора. Так, в феврале 1938 г. началось издание русскоязычных комсомольских газет в ряде союзных и автономных республик. Власти отмечали, в частности, что в Татарской АССР «комсомольцы-татары составляли всего 45 %», а комсомольская газета ранее выходила только на татарском языке²⁹.

Признание «первенства» и «величия» русского народа зазвучали из уст официальных представителей разных регионов СССР. В июне 1938 г. Н.С. Хрущев на XIV съезде КП(б)У заявил, что «сила украинского народа – в тесном единении со всеми народами Советского Союза, и в первую очередь с великим русским народом». В декабре 1938 г. «Правда» писала, что «белорусский народ достиг расцвета благодаря помощи великого русского народа и руководству героической партии Ленина – Сталина». Народная артистка Азербайджанской ССР Ш. Мамедова в статье «Чем мы обязаны русскому искусству» отмечала, что «успехи азербайджанского искусства и развитие всей нашей национальной культуры исторически связаны с благотворным влиянием культуры великого русского народа», «мы с величайшим уважением, с чувством гордости относимся ко всему, что связано с великой культурой русского народа, с его искусством, с его сценой, которая, как любящая мать, выращивала и воспитывала нас»³⁰.

На XVIII съезде ВКП(б) руководитель Узбекистана У.Ю. Юсупов в своем выступлении 11 марта 1939 г. отметил, что «узбекский народ, опираясь на помощь великого русского народа… может показать на своем примере всем угнетенным народам Востока, что если хочешь освободиться, – иди за Красной Москвой, иди за великим Сталиным, иди за русским народом, и тогда будет обеспечен успех»³¹. Еще ранее депутат Верховного Совета М. Абдурахманова на страницах «Правды» сообщила о том, что «кадры узбекского рабочего класса… созданы с помощью русских рабочих, передававших… свои знания, свой опыт, свою культуру»³². В 1939 г. было объявлено, что «бурят-монгольский народ не мыслит свой дальнейший культурный рост в отрыве от великой русской культуры, самой передовой социалистической культуры»³³. Калмыцкий обком В КП (б) 1 ноября 1940 г. утвердил текст «письма калмыцкого народа своему старшему брату – Великому русскому народу»³⁴. Впоследствии, во время Великой Отечественной войны, опубликование подобных писем станет распространенной практикой.

В систему государственных ценностей СССР были введены героические страницы истории России и русского народа. Известный полярник И.Д. Папанин писал в «Правде»: «На протяжении всей своей тысячелетней истории наш народ неоднократно являл всему миру образцы стойкости, мужества, железного упорства. Когда на полях сражений решалась участь родины, когда история ставила вопрос – быть или не быть России самостоятельной страной, русский народ поднимался во весь свой могучий рост и давал жестокий урок всяческим иноземным захватчикам, пытавшимся поставить на колени наше отечество»³⁵. Положительно была оценена деятельность таких исторических деятелей, как Александр Невский, Козьма Минин, Дмитрий Пожарский, Петр I, а также роль некоторых исторических событий дореволюционного прошлого – в частности, Отечественной войны 1812 г. Так, красноармейцам стали читать лекции на тему «Разгром русским народом армии Наполеона в 1812 году и полководческое искусство Кутузова»³⁶. В июле 1937 г. на экраны вышел кинофильм «Петр Первый». В мае 1938 г. широко отмечалось 750-летие «Слова о полку Игореве»³⁷, а в Академии наук СССР академик Б.Д. Греков сделал доклад об этом произведении древнерусской литературы³⁸.

2 апреля 1939 г. состоялась советская премьера оперы «Иван Сусанин» в Большом театре (в новом варианте народный герой спасал не царя, а Москву). Пропаганда готовилась к этому событию загодя. Еще в октябре 1938 г. критик Г. Хубов писал в «Правде», что композитор М.И. Глинка «сумел воплотить в своей опере могучий дух русского народного музыкального творчества, правдиво показать глубину и силу чувств и мыслей народа, его мужественный и простой в своем величии героизм». Критик с сарказмом подчеркивал, что автором дореволюционного либретто оперы был «бесталанный» немец – барон Е.Ф. Розен, который «с невозмутимой наглостью возражал русскому композитору: “Ви не понимает, это сама лутший поэзия”». Был сделан вывод, что «пришло время… радикально обновить обветшалый, бесталанный розеновский текст либретто, раскрыть подлинный авторский замысел»³⁹. Финальный эпизод оперы (яркая толпа приветствует вступающих на Красную площадь победителей ликующим хором «Слава, слава!») был описан как «чудесное, незабываемое мгновение» – «момент, когда зрители и артисты сливаются воедино, и кажется – одно огромное сердце бьется в зале», «народ приветствует свое героическое прошлое, своих витязей, своих бесстрашных богатырей»⁴⁰. Е.С. Булгакова (жена знаменитого писателя) в своем дневнике оставила запись о том, что перед эпилогом оперы правительство перешло из обычной ложи в среднюю большую (бывшую царскую) и уже оттуда досматривало представление. Публика, как только это увидела, начала аплодировать. К концу представления, к моменту появления на сцене Козьмы Минина и Дмитрия Пожарского, аплодисменты превратились в грандиозные овации⁴¹. Это говорит о том, что возрождение российского «великодержавия» было встречено советскими людьми с пониманием. На Западе возврат к традициям великодержавия был оценен современниками даже как то, что «Сталин занял место Романовых»⁴².

Особое внимание властей, в преддверии грядущей мировой войны (в 1930-х гг. мало кто сомневался в том, что она вскоре начнется), было посвящено возрождению почитания военного прошлого русского народа. В августе 1938 г. в Эрмитаже была организована выставка «Военное прошлое русского народа – в памятниках искусства и предметах вооружения»⁴³. В Красной армии в рамках политической подготовки солдат и командиров проводились лекции на тему «Борьба русского народа за свою независимость»⁴⁴. Писатель П. Павленко писал в «Правде», что Куликовская битва – «более великая, чем поражение гуннов Аттилы на Каталаунских полях⁴⁵» (действительно, в истории России она была столь же велика, как и битва с Аттилой для Западной Европы). Художественным образом он описывал свои мысли о Куликовской битве: «Ту ночь хочу и буду воображать. Она – во мне. Не сохранив ничего о своих дальних предках, знаю, однако, что они были на этом кровавом поле, не могли здесь не быть, и поле это мое, и курган на костях – мой, и памятник над ним – моим предкам, и та слава, что никогда не пройдет, – есть и мое личное прошлое, потому что я русский… Я горд, что они – прадеды – победили и что я ответственен за землю, на которой я не просто житель, но теперь и хозяин. И весь я полон этим прошлым, как тем, что составляет меня». Рядом со статьей П. Павленко было помещено фото советских бойцов, участвовавших в сражении у озера Хасан⁴⁶, как свидетельство преемственности русских дружин и Красной армии.

В сентябре 1937 г. был открыт Бородинский исторический музей (в честь 125-летия войны с Наполеоном). В рецензии на книгу Е.В. Тарле «Нашествие Наполеона на Россию. 1812 год» известный пропагандист Н. Кружков отмечал: «Пример Наполеона и других завоевателей, неоднократно пытавшихся поживиться нашим добром, наглядно показывает силу и мощь русского народа»⁴⁷. В ноябре 1938 г. на экранах появился исторический художественный фильм «Александр Невский»⁴⁸. 8—12 июля 1939 г. в Полтаве была проведена сессия Института истории АН УССР, посвященная 230-летию разгрома шведских интервентов под Полтавой⁴⁹. Преемником «славных дел и боевых традиций русского флота» был назван Красный Военно-Морской флот⁵⁰.

Выдающиеся успехи русского народа были отмечены в науке – в лице таких ученых, как Н.И. Лобачевский, Д.И. Менделеев, П.Н. Лебедев, В.О. Ковалевский⁵¹, И.М. Сеченов⁵². Были прославлены русская культура и искусство, с признанием, что русский народ вправе гордиться своими писателями и поэтами (Пушкин, Гоголь, Толстой, Белинский, Добролюбов, Чернышевский)⁵³, передовая русская литература «оказала огромное влияние на литературы других народов» и предвещала приход Октябрьской революции⁵⁴. В 1937 г. было проведено празднование столетия памяти А.С. Пушкина, осенью 1939 г. – 125-летия со дня рождения М.Ю. Лермонтова. А.М. Горький также удостоился звания «великий сын русского народа»⁵⁵.

Академик Е.В. Тарле в июле 1938 г. писал, что в XIX в. русский народ занял «одно из первых мест… и в области живописи (Суриков, Репин, Верещагин, Серов), и в музыке (Глинка, Мусоргский, Римский-Корсаков, Даргомыжский, Рахманинов и Чайковский)»⁵⁶. В статье «Музыка великого народа» критик В. Городинский отмечал: «Усиление и расширение пропаганды русской музыкальной классики в полной мере отвечает возрастающим художественным требованиям широких народных масс… Народ, построивший могущественное государство, народ, создавший один из самых богатых языков мира, народ, породивший Ломоносова и Пушкина, не мог не обладать замечательной музыкальной культурой… Музыка великого русского народа близка всем народам Советского Союза. В ее богатырском звучании, в ее неисчерпаемой художественной сокровищнице таятся безмерные силы». В «Правде» было опубликовано письмо инженера В. Кричевского, который возмущался, что «в Одессе забыта русская классическая опера». В феврале 1939 г. в Третьяковской галерее была проведена выставка лучших полотен русских художников XVIII–XX вв. Архитектор М.Ф. Казаков получил титул «великий, гениальный русский зодчий», который «в совершенстве владел передовой строительной техникой своего времени и превосходил широтой и зрелостью своего творчества самых прославленных европейских мастеров»⁵⁷. В целом достижения русского народа были признаны общим достоянием всех народов СССР⁵⁸.

Хотя в Конституции СССР отсутствовало положение о государственном языке, такой статус теперь был де-факто закреплен за русским языком, которому предназначалась особая роль. Русский язык – «язык Ленина и Сталина» – получил статус «первого среди равных»⁵⁹ в СССР, а в мире – статус «международного языка социалистической культуры» («как латынь была международным языком верхов раннего средневекового общества, как французский язык был международным языком XVIII и XIX веков»). Русский язык должен был «стать достоянием каждого советского гражданина», тем более что отмечалась «сильная тяга к русскому языку в народных массах союзных и автономных республик», которые «хотят знать… русский язык как язык великого народа» и пользуются им «как общим советским достоянием»⁶⁰. Власти приказали отвести русскому языку «подобающее место в системе народного образования»⁶¹. Повысилась официальная роль русского языка на местном уровне – так, в июле 1938 г. он был признан государственным языком Белорусской ССР (наряду с белорусским языком)⁶².

Предпосылками к повышению статуса русского языка были как перемены в политике, так и введение в Конституции 1936 г. всеобщей воинской обязанности, что предполагало знание русского языка всеми призывниками, чтобы воины Красной армии могли понимать команды и общаться с командирами и между собой. В марте 1938 г. было принято постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «Об обязательном изучении русского языка в школах национальных республик и областей»⁶³. Однако преподавание русского языка в национальных школах часто находилось на недостаточном уровне, что было последствием слабой подготовки и плохой работы учителей русского языка, а также малого количества часов, отведенных на его преподавание. В сентябре 1939 г. был принят закон «О всеобщей воинской обязанности». При этом было выявлено, что многие призывники вообще не знают русский язык. 6 июля 1940 г. политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление «Об обучении русскому языку призывников, подлежащих призыву в Красную армию и не знающих русского языка». Местные власти поставили задачу к 1941 г. «добиться полной ликвидации неграмотности и обучения русскому языку среди призывников»⁶⁴. Однако к началу Великой Отечественной войны эта цель достигнута не была.

Укреплению статуса русского языка служил перевод письменностей многих народов СССР на кириллицу, который начался в 1936 г. и завершился к 1941 г. Смена алфавита обосновывалась таким образом – например, для крымских татар, которые до 1929 г. пользовались арабской графикой, а затем латиницей: «В настоящее время… крымские татары прочно укрепили братский союз с русским народом, и… знание русского языка все больше и больше распространяется среди них». Перевод письменности на кириллицу был обозначен не как «простой технический вопрос, а вопрос глубоко политический»⁶⁵.

На кириллический алфавит были переведены письменности почти всех народов РСФСР, а также титульных народов Азербайджанской, Узбекской, Таджикской, Туркменской, Киргизской, Казахской ССР и Молдавской АССР. Введенные ранее латинизированные алфавиты подверглись критике как «путаные, усложненные», «малопонятные широким массам трудящихся», «не соответствующие задачам социалистического строительства». Действительно, введение кириллицы для национальных языков было обосновано практическими соображениями – кириллица имеет больше букв по сравнению с латиницей, исключалась путаница с написанием и чтением букв на русском и родном языке, облегчалось изучение русского языка. Однако приводились для введения кириллицы и мифические обоснования – например, что «бурят-монгольский язык имеет много общих черт с русским»⁶⁶ (на самом деле они принадлежат к разным языковым семьям). Принятие алфавита на основе кириллицы было оценено властями как «величайшее событие»⁶⁷.

По завершении кириллизации алфавитов замдиректора Института языка и письменности народов СССР Академии наук СССР В. Петросян, который был ответствен за этот процесс, в своем письме А.А. Жданову от 25 февраля 1941 г. выдвинул предложение об окончательной унификации национальных алфавитов, включении в них всех без исключения русских букв (например, «ш», «щ», «ъ», «ь» и др.) для того, чтобы правильно передавать русские слова, имена и названия. Конечной целью унификации было как можно теснее «сблизить алфавиты народов СССР с русским алфавитом»⁶⁸.

Советское руководство предприняло шаги по борьбе с русофобией. Еще в декабре 1930 г. Секретариат ЦК ВКП(б) подверг критике поэта Д. Бедного за антирусские настроения, выраженные в его фельетонах «Слезай с печки», «Без пощады» и др. 14 ноября 1936 г. русофобские произведения поэта были заклеймены в постановлении политбюро ЦК ВКП(б) «О пьесе “Богатыри” Демьяна Бедного». Эта пьеса подверглась уничтожающей критике за «пошло-издевательски изображенное крещение Руси будто бы “по пьяному делу”» и «густо размалеванную характеристику русских богатырей»⁶⁹, которая «огульно чернит богатырей русского былинного эпоса, в то время как главнейшие из богатырей являются в народном представлении носителями героических черт русского народа». Пьеса была снята с репертуара как «чуждая советскому искусству»⁷⁰.

8 декабря 1936 г. Д. Бедный написал жалобу И.В. Сталину, но в ответ получил жесткую отповедь: «Революционные рабочие всех стран единодушно рукоплещут советскому рабочему классу и, прежде всего, русскому рабочему классу, авангарду советских рабочих… Все это вселяет (не может не вселять!) в сердца русских рабочих чувство революционной национальной гордости, способное двигать горами, способное творить чудеса. А Вы… стали возглашать на весь мир, что Россия в прошлом представляла сосуд мерзости и запустения, что лень и стремление “сидеть на печке” является чуть ли не национальной чертой русских вообще, а значит и – русских рабочих, которые, проделав Октябрьскую революцию, конечно, не перестали быть русскими»⁷¹.

Тема русофобии проявила себя в рамках кампании массовых репрессий 1937–1938 гг. – в вину репрессированным «изменникам родины», «буржуазным националистам» и «троцкистам» было поставлено то, что они «пытались противопоставить русский народ другим народам СССР и насаждали отрицательное отношение к русской культуре». В частности, в русофобии обвинялся Н.И. Бухарин, который называл русских «нацией Обломовых»⁷², а также глава Российской ассоциации пролетарских писателей Л.Л. Авербах и его «последыши» из Российской ассоциации пролетарских музыкантов, которые насаждали «теорию изолированности музыкального искусства отдельных народов СССР от русской музыки», провозглашали русскую музыку «чуждой и непонятной для других народов Советского Союза», «объявляли Бородина и Глинку… великодержавными шовинистами»⁷³.

Особое внимание властей было уделено обвинению «буржуазно-националистических агентов фашизма» в противодействии изучению русского языка в национальных республиках⁷⁴, «вытравлению русского языка» в национальных регионах – например, с целью «оторвать украинский народ от братского русского народа»⁷⁵. В Башкирии «враги народа» обвинялись в том, что «проводили политику изоляции башкирской молодежи от русской культуры, воздвигали тысячи препятствий на пути преподавания русского языка и русской литературы в башкирских и татарских школах»⁷⁶. В Карелии «буржуазные националисты, засевшие в школах… вели ожесточенную борьбу против изучения русского языка»⁷⁷, в Крыму – «всячески препятствовали школьникам-татарам изучать русский язык», вплоть до того, что «в татарской школе Наркомпрос приравнивал изучение русского языка… к иностранному. Так, в старших классах татарской школы Крымской АССР русскому языку отводилось часов не больше, чем немецкому», а «в десятых классах… немецкий язык даже главенствовал» (русский – 68 часов, немецкий – 102 часа). Автор статьи в «Правде» язвительно замечал, намекая, очевидно, на нацистскую Германию: «Нетрудно догадаться, в чьих интересах Наркомпрос Крымской АССР ведет линию на срыв изучения русского языка татарскими детьми и молодежью»⁷⁸. Обязательность «штудирования немецкого языка» в ущерб русскому языку была признана преступной⁷⁹.

Взяв на вооружение национально ориентированную идеологию, Советское государство не могло обойти своим вниманием историческую науку и историю как образовательную дисциплину. В 1934 г. отечественная история была восстановлена в правах учебной и воспитательной дисциплины, были восстановлены ранее ликвидированные исторические факультеты в вузах. В 1936 г. был создан Институт истории АН СССР. В постановлении ЦК ВКП(б) от 14 ноября 1938 г. «О постановке партийной пропаганды в связи с выпуском “Краткого курса истории ВКП(б)”» была закреплена линия на дискредитацию «школы М.Н. Покровского», которую обвинили в «вульгаризаторстве» и «извращенном толковании исторических фактов»⁸⁰. Были изданы сборники статей историков, направленные «против исторических взглядов Покровского». В частности, в Институте истории АН СССР такую публикацию объемом 35 печатных листов подготовили в 1938 г. и издали в 1939 г. В советской печати было отмечено «положительное значение» этого сборника для борьбы «с антимарксистскими теориями на историческом фронте»⁸¹. В распространении «исторического нигилизма» в 1920-х гг. были обвинены «враги народа». Член-корреспондент Академии наук СССР А.М. Панкратова (сама бывшая ученица М.Н. Покровского) в 1940 г. обрушилась на «троцкистов и их пособников» с обвинением в том, что они, «используя… взгляды школы Покровского на историю как науку… ликвидировали преподавание истории в вузах и школах, упразднили исторические факультеты, прекратили подготовку кадров историков»⁸². С другой стороны, историкам и пропагандистам пришлось объяснять прежний антипатриотизм большевистской партии. Теперь выступление большевиков в 1914–1917 гг. против «защиты буржуазного отечества в империалистической войне⁸³» было определено как «величайший образец интернационализма и вместе с тем – подлинной любви к родине»⁸⁴.