Текст книги "Магеллан. Великие открытия позднего Средневековья"

Вероятно, Магеллан ожидал получения своей доли после продажи следующего груза, поскольку иначе вычислить доход было бы невозможно. Однако Абральдес в 1513 году умер в долгах. Несомненно, гибель одного из кораблей, участвовавших в сделке, сыграла роль в его личном крахе. От казначея Каса-да-Индия в 1515 году (более точная дата неизвестна) Магеллан получил значительную сумму в компенсацию за перец и наличные деньги, «которые прибыли к нему на корабле как к партнеру с половинной долей»[209]209
  «Que lhe vieram nesta nau ao partido do meio». Manuel Garcia J. Documentos existentes em Portugal sore Fernão de Magalhães e as suas viagens // Abriu, 8. 2014, P. 15–33, 18. Благодарю профессора Санджая Субрахманьяна за предоставленный экземпляр этой статьи.


[Закрыть]. Однако он не остановился на достигнутом, продолжал судиться с отцом своего умершего партнера и в результате добился успеха. В 1516 году брат истца Дуарте де Соуза получил от его имени 80 000 реалов, то есть 277 крузадо по официальному курсу, но только 205, если принимать во внимание произошедшее незадолго до того падение стоимости товара. Источник этой суммы не вполне понятен: по всей вероятности, сюда вошли проценты и судебные издержки. Магеллан, впрочем, продолжал безуспешные попытки доказать, что его вознаградили недостаточно[210]210
  Soler I. Magallanes y el dibujo del mundo // Anais da história de alem-mar 20. 2019. P. 34.


[Закрыть].

В мае 1517 года он признал, что получил большую часть из того, что ему полагалось[211]211
  Garcia. A viagem de Fernão de Magalhães e os portugueses. P. 37.


[Закрыть]. Ему по-прежнему нужны были деньги – и, по всей вероятности, повышение статуса. Поэтому он продолжал требовать повышения своего положения и содержания как придворного короля Мануэла (в апреле 1516 года содержание составляло 1250 реалов)[212]212
  Garcia. Documentos existentes. P. 18.


[Закрыть]. В документах не указано, какой именно суммы он домогался, так что историки могут только предполагать. Но Себастьян Алвареш, «фактор», то есть представитель короля в Севилье, возможно, знал, о какой сумме идет речь, потому что впоследствии он взялся за неблагодарную задачу убедить Магеллана вернуться к португальской короне после перехода на испанскую службу. Он говорил о сумме всего в 100 реалов[213]213
  Loureiro. Años portugueses de Magallanes. P. 34.


[Закрыть]. Честь, как и деньги, стояла на кону, а по вопросам чести истинный дворянин готов был поднять шум из-за тончайшего волоска. Официальный отказ короля 15 апреля 1517 года вызвал кризис.

Летописец Гаспар Коррея, работавший парой десятилетий позже, возможно, придумал приводимую им драматическую сцену, но она не лишена поэтической правды: столкнувшись с неуступчивостью короля, Магеллан попросил разрешения «уехать куда-либо, где ему окажут больший почет, на что король кратко ответил: мол, нигде его не примут». Магеллан на это «встал и вышел из дома, где был король, порвав свой офицерский патент и выкинув обрывки»[214]214
  «Lyçemça pera hyr buscar vyda omde lhe fyzessem merçe, ao que elrrey respomdeo secamente que nynguem lho nom tolhya». Magellan «se alevamtou a sahyo da casa omde elrrey estava logo rompenmdo o seu alvara de fylhamento e os pedaços deytou da mao». Garcia. Viagem P. 106; Correia G. Crónicas de D. Manuel e de D. João III / Ed. J. Pereira da Costa. Lisbon: Academia das Ciencias, 1992. P. 200; Loureiro. Años portugueses de Magallanes. P. 34.


[Закрыть].

Для всех обиженных португальцев первым вариантом отъезда была Испания. Пиренейский полуостров был своего рода политическим конструктором Lego: королевства объединялись и распадались после каждой войны или династического брака. В целом наблюдалась общая тенденция к последовательному объединению: кастильская корона постепенно включила в себя или покорила большую часть других государств, но создание королевства «Испании» – точнее, союза королевств, монарх которого именовался королем Испании, – стало новинкой: Гранада покорилась только в 1492 году, а Наварра и вовсе в 1513-м. Арагон вместе с другими историческими государствами – Валенсийским королевством, графством Каталония, Балеарскими островами – стал частью королевских владений лишь в 1516 году, когда трон занял Карлос I, которого большинство английских читателей знают как Карла V, поскольку впоследствии он стал под этим именем императором Священной Римской империи. Сам он наверняка называл себя Шарлем на французский манер – на этом языке он, как утверждается, «говорил с мужчинами», в то время как «на итальянском с женщинами, на немецком со своей лошадью, а на испанском с Богом»[215]215
  Wilkens C. A. Spanish Protestants in the Sixteenth Century. London: Heinemann, 1897. P. 66.


[Закрыть], – а в большинстве своих нидерландских владений был известен как Карол. Для немецких подданных он был Карлом, для чешских – Карелом, для итальянских – Карло или Кароло, а на латинском языке, общем для западного христианства, именовался Каролус. В Испании он был Карлосом, и так мы и будем его называть на страницах книги (для других испанских монархов мы тоже сохраняем испанское написание).

В Испании не было никаких общих институтов, кроме инквизиции, не было общих законов или системы управления, а чувство общей идентичности если и было, то очень слабое. Процесс слияния по праву династических браков и престолонаследия в 1580 году приведет к тому, что и Португалия окажется в составе Испании. А понятие «Испании» как группы провинций Римской империи относилось ко всему Пиренейскому полуострову.

Культура королевств тоже была схожей. Мы уже отмечали, что португальские поэты порой писали не на родном языке, а на кастильском, языке элит; что Испания служила приютом узникам из дома Браганса и их португальским союзникам в правление Жуана II; что переход со службы одной стране на службу другой происходил часто и нередко оставался без каких-либо последствий и обвинений; что набор португальцев на испанскую службу был особенно активен в части флота и морских путешествий.

Коммерческий сектор Испании, финансировавший заморские открытия и империализм, находился в поиске новых возможностей. Банкиры учуяли запах огромной прибыли: в сундуки португальцев с 1480-х годов стало прибывать золото из Западной Африки; из того же региона завозились рабы; сахар и продукты моря поступали с архипелагов Атлантики или окрестных вод; с 1498 года португальцы принялись ввозить перец из Индии; после путешествия Колумба появились соблазнительные перспективы открытия западного пути в Азию. Мелкие дворяне, лишенные серьезных возможностей дома и обуреваемые рыцарской доблестью, готовы были идти на поразительные риски. Как и купцы, чья готовность финансировать путешественников была основана на мышлении игрока: огромная ценовая разница между рынками позволяла извлечь выгоду уже из нескольких успешных путешествий даже при потере большей части груза. В Испании перспективы участия в торговле специями больше всего привлекали – можно даже сказать, как магнитом притягивали – одну фирму. Семейство Аро долгое время занималось торговлей шерстью в Бургосе, в Северо-Западной Кастилии, постепенно расширяя свое международное присутствие. Один из братьев, Диего, жил в Антверпене, где торговцы одеждой платили за шерсть больше, чем где-либо в Европе. Его брат Кристобаль переехал в Лиссабон – сначала с целью скупки бразильской древесины и сахара с Мадейры для дальнейшей их перепродажи на более богатых рынках. В Лиссабоне началось его восхождение к статусу своего рода короля купцов, которое завершилось роскошным надгробием в бургосской церкви Сан-Лесмес, где он изваян вместе с женой коленопреклоненным в молитве – словно тоже присутствует на одной из тех пяти месс в неделю, которые велел устраивать по себе после смерти.

Благодаря знакомству с ключевыми фигурами международной торговли Кристобаль де Аро, вероятно, заинтересовался операциями с пряностями. Он сотрудничал с Якобом Фуггером – представителем самого богатого в городе немецкого купеческого дома, вместе они снарядили два из более 12 кораблей экспедиции, с которой Магеллан в 1505 году отправился в Индию. Он получил прибыль 300 процентов и, по слухам, плакал из-за того, что не стал вкладывать больше[216]216
  Jiménez Fraile R. Cristóbal de Haro, el imprescindible agente en la sombra // Sociedad Geográfica Española 64. September-December 2019. P. 40–52.


[Закрыть]. Королевский секретарь, женившийся на племяннице Кристобаля, утверждал, что тот торговал на восточных рынках из Лиссабона «много лет». Предполагается, что он принял участие в финансировании экспедиции по поиску пролива через Америку в 1514 году.

Интересы Аро разделяли и другие купцы из Бургоса. Например, в 1511 году один из партнеров Аро, Мартин Алонсо, купил в лиссабонском Каса-да-Индия перца на 5500 крузадо, а португальский король, в свою очередь, приказал конторе пожертвовать 500 дукатов (дукат составлял примерно половину крузадо) церкви Сан-Косме в Бургосе – либо в знак благодарности, либо как часть сделки. В том же году Кристобаль де Аро и Диего де Коваррубиас (в 1525 году он выступит спонсором экспедиции Лоайсы по следам Магеллана) совместно приобрели огромное количество перца – 50 квинталов (квинтал составляет от 45 до 100 кг)[217]217
  Sagarra Gamazo A. La empresa del Pacífico o el sueño pimentero burgalés // Revista de estudios colombinos 9. 2013. P. 23.


[Закрыть]. Купцы окучивали и испанский двор. Они снабжали деньгами Фердинанда Арагонского. Они выплачивали гонорары (по сути взятки) Хуану де Фонсеке, епископу Бургоса, в чьи обязанности при королевском дворе входил надзор за торговлей с Новым Светом, которая шла через Севилью. Фонсека, чиновник, своими сетями опутывал все королевство подобно пауку.

Для Бургоса возможность оттеснить португальских посредников и открыть прямой путь к островам Пряностей была, разумеется, очень привлекательной. Его вдохновляла значительная вероятность того, что Молуккские острова могли оказаться в кастильской зоне мореплавания. Так же расценивались пока что не самые удовлетворительные результаты поиска западного пути в Азию после Колумба. К концу первого десятилетия XVI века исследователи побывали в регионе от Бразилии до Мексиканского залива и изучили его достаточно тщательно, чтобы понять: никакого пролива там нет. 27 марта 1512 года король Фернандо, который в то время правил Кастилией как регент, а Арагоном как монарх, отправил Хуана Диаса де Солиса – как мы уже знаем, еще один новобранец, перешедший с португальской службы, – через Цейлон (то есть Шри-Ланку) к «острову Малуко, находящемуся в границах нашей зоны, чтобы вы получили контроль над ним»[218]218
  «La isla de Maluque, que es en los límites de nuestra demarcación y tomaréis la posesión della». Цит. по: Laguarda Trías R. A. Las longitudes geográficas de la membranza de Magellanes y del primer viaje de cirunnavegación // Teixeira da Mota. Viagem. P. 144.


[Закрыть]. По дороге следовало захватить Суматру, Пегу в Бирме, «землю китайцев и землю джонок» (la tierra de los chinos and la tierra de los Jungos). Амбиции короля были пропорциональны тому невежеству, которое их и породило. Причина, по которой король выбрал начальным пунктом экспедиции Цейлон, состояла в том, что, «согласно очень образованным людям» (por personas muy sabias), то есть космографам на испанской службе, антимеридиан по Тордесильясскому договору проходил через центр этого острова, что по любым стандартам было просто абсурдно. По сути, этот план предполагал плавание в водах, выделенных португальцам, но король обелил свою совесть, выдав следующие строжайшие указания: «Вы должны быть чрезвычайно осторожны, чтобы перед Господом и своей совестью провести демаркационную линию как можно точнее»[219]219
  «Debeis mucho mirar en ello, para que en Dios y en vuestra conciencia hagais la demarcación la más justamente que pudiérdes». Цит. по: Trías L. Longitudes geográficas. P. 144.


[Закрыть].

Фердинанд отказался от предприятия после возражений короля Мануэла. Аро, ничуть не смутившись, присоединился к своим друзьям Фуггерам и спонсировал экспедицию из Португалии через Атлантику к берегам Южной Америки в поисках пролива примерно к сороковому градусу южной широты. Руководил ею почему-то неназванный португальский капитан. Свидетельством этому служит документ, опубликованный в 1514 году в Аугсбурге под названием Newe Zeytung auss Presillig Landt («Новые сведения о земле Бразилии»). В нем описывались одетые в кожу местные жители и покрытые снегом горные пики – путешественники видели их, прежде чем пройти через пролив между самой южной точкой Америки – Бразилией – и юго-западной землей, именуемой vndtere Presill, или Brasilia inferior, то есть нижней Бразилией. Описание достаточно туманное, но может относиться к Огненной Земле, где сочетание кожаной одежды жителей и заснеженных гор во время путешествия на «Бигле» породило у Чарльза Дарвина мысли о том, как жизнь адаптируется к окружающей среде[220]220
  Ramos Pérez D. Magallanes en Valladolid: La capitulación // Teixeira da Mota. Viagem. P. 194; Kellenbenz H. Los Fugger en España y Portuga hasta 1560. Valladolid: Junta de Castilla y León, 2000. P. 213–214; Gallez P. Cristóbal de Haro: Banqueros y pimenteros en busca del Estrecho Magallánico. Bahía Blanca: Instituto Patagónico, 1991. P. 52–67.


[Закрыть].

Этот текст, возможно, был частью кампании по дезинформации, если выражаться современным языком, а его целью могло быть обманное завлечение конкурентов в бесплодные поиски в том же направлении. Однако никто не мог полностью исключить существование такого пролива, так что этот отчет, скорее всего, был просто оптимистическим преувеличением итогов экспедиции.

«Они увидели земли на другой стороне, – уверял автор отчета, – когда прошли 60 миль после мыса – примерно так, как после Гибралтарского пролива видишь Берберию. А когда они обогнули мыс, то направились на северо-запад в нашем направлении. Там они столкнулись с такой ужасной бурей, что из-за сильного встречного ветра не смогли продвинуться дальше. И поэтому они должны были вернуться обратно на эту сторону от мыса и повернуть на север вдоль берега Бразилии».

В Zeytung говорилось также, что, по мнению капитана судна, «от этого мыса до Малакки было не более 600 миль», а там уже можно было встретить и китайских купцов[221]221
  «Als sie bey Sechzig meillen umb den Capo kommen sein, zu gerleicher weyss als wenn ainer in Levanten fert, und die stritta de gibraltearra passiert, das ist, furfert, oder hyndurch einsam, und das lande von Barbaria sicht. Und als sie umb den Capo kunnen sien, wie gemelt ist, und gegen uns Nord westwerz geseylet oder gefaren haben. Do ist ungewitter so gross worden, auch windt gewesen, das sie nicht weyter haben kunnen saylen, oder faren. Do haben sie durch Tramontana, das ist Nort, oder mitternacht, wider her umb auss die annder seyten und Costa, das ist landt von Bresill müssen faren… Von sollichem Cabo… uber Sechs hundert meyl gen Malaqua nit sey». Copia der newen Zeytung aus Presillg Landt, без указания места, издательства или даты, John Carter Brown Library, https://archive.org/details/copiadernewenzey00unkn/page/n5/mode/2up.


[Закрыть].

Утверждение о возможности обойти Южную Америку оказало на картографию того времени по меньшей мере одно, а то и два влияния.

Иоганн Шёнер из Карлштадта был исключительно даровитым картографом и астрономом, способным и с технической, и с научной точки зрения. В юности он чувствовал такую сильную духовную связь с Региомонтаном, составителем самых распространенных в то время астрономических таблиц, что на полях его книги вел интимный дневник, куда вписывал не только результаты научных наблюдений, но и подробности жизни с любовницей и ребенком, которых у него, как у священника, не должно было быть. На его карте и глобусе 1515 года берега Америки в общих чертах соответствуют знаменитой карте 1513 года, составленной Мартином Вальдземюллером из Сен-Дье (который известен тем, что именно на его карте Новый Свет был впервые подписан «Америка»). Однако Шёнер указывает два пролива: один, в Центральной Америке, скопирован с образца Вальдземюллера и имеет чисто умозрительное происхождение или связан с поиском Колумбом западного пути в Азию. Другой пролив указан примерно на 46-м градусе южной широты на карте и примерно в 7 градусах к югу на глобусе. Это очевидная отсылка к Newe Zeytung – источнику, который Шёнер приблизительно цитировал в своей книге Luculentissima quaedam terrae totius descriptio («Наиболее ясное описание всех земель мира»), вышедшей вместе с картой. Он писал: «Португальцы плавали в этом регионе, Бразилии, и нашли там пролив, очень похожий на тот, что есть в нашей Европе, и идущий с востока на запад. С одного берега виден противоположный, ширина пролива составляет около 60 миль, как у Гибралтарского пролива, который отделяет Севилью от Берберии. Далее от этой части Бразилии не так велико расстояние до Малакки, где принял мученичество апостол Фома»[222]222
  Holst N. Mundus, Mirabilia, Mentalität: Weltbild und Quellen des Kartographen Johannes Schöner: eine Spurensuche. Frankfurt: Scripvaz, 1999; Duzer C. van. Johann Schöner’s Globe of 1515: Transcription and Study. Philadelphia: American Philosophical Society, 2010; Schöner J. Luculentissima quaedam terrae totius descriptio: Cum multis utilissimis Cosmographiae iniciis. Nuremberg: Stuchssen, 1515. P. 22; Sanz C. Bibliotheca Americana Vetustíssima: Últimas adiciones, 2 vols. Madrid: Victoriano Suárez, 1960, 2. P. 734–735.


[Закрыть].

Следующая карта, приписываемая известному путешественнику Жуану де Лисбоа и датированная 1514 годом, также показывает конусовидное сужение Южной Америки к югу. Предполагаемый автор, скончавшийся в 1525 году, – возможно, тот же человек, что вместе с Магелланом принимал участие в завоевании Малакки и в октябре 1514 года был в Терсейре на Азорских островах (он носил то же имя). Карта входит в состав его трактата по навигации, но прочие карты, входящие в ту же книгу, содержат признаки позднейшей правки. Как мы увидим, Магеллан уверял, что доподлинно знает о существовании прохода, который он искал и нашел – правда, не там, где ожидал. Кроме того, по некоторым свидетельствам, у него была карта с изображением окрестностей. Будь то карта Шёнера или Жуана де Лисбоа, это позволяет поместить путешествие Магеллана в общий контекст, представив его частью долгих и все более лихорадочных поисков прохода к Молуккским островам в предшествовавшие годы, и доказывает упорство попыток найти путь на запад из Атлантического океана.

Эти попытки продолжались почти до самого отплытия Магеллана. 24 ноября 1514 года король Фердинанд поручил Солису новое предприятие – возможно, в ответ на новые успехи португальцев и явно вдохновляясь сухопутными исследованиями Центральной Америки – или, если пользоваться рекламными лозунгами того времени, Золотой Кастилии. Здесь в сентябре 1513 года Васко Нуньес де Бальбоа, бывший свиновод, тайно пробравшийся на корабль, который шел через Атлантику, и выбившийся в губернаторы нового региона благодаря сноровке, решительности и дипломатическим качествам, пал на колени на берегу Тихого океана, обнажил шпагу, поднял знамя и объявил все «Южное море», как он его назвал, собственностью Кастилии. Фердинанд поручил Солису дойти до «обратной стороны Золотой Кастилии» (a las espaldas de Castilla del Oro). Как мы знаем, путешественник добрался до устья Ла-Платы, где его предположительно сожрали каннибалы. Однако его неудача никак не сказалась на всеобщем возбуждении при мысли о доступе к обнаруженному Бальбоа морю с запада.

Если до отъезда из Португалии Магеллан сформулировал для себя похожие задачи, то источником этого замысла можно считать письма Франсишку Серрана, которые наконец дошли до него после долгих скитаний через океаны. Но с тем же успехом таким источником могли стать разговоры с Кристобалем де Аро и его кругом.

Аро считал себя основоположником испанской мечты о Молуккских островах. Его одержимость поисками пути туда началась задолго до путешествия Магеллана и продолжилась после него. В 1520 году он вместе с епископом Фонсекой снарядил еще одну неудачную экспедицию на Молуккские острова через Панаму. Капитанами должны были стать Андрес Ниньо из Каса-де-Контратасьон (испанское правительственное агентство, отвечавшее за торговлю с Новым Светом) и Хиль Гонсалес Давила, слуга епископа. Корабли должен был предоставить Бальбоа. Давила исследовал озеро Никарагуа, вроде бы вступил в беседу о реальности бессмертной души с местными вождями и устроил тысячи крещений, но в географических исследованиях продвинулся мало[223]223
  Crónicas de viajeros: Nicaragua, vol. 1 / Ed. J. Incer, ed. San José: Libro Libre, 1990. P. 102–104, 137–138.


[Закрыть]. В 1522 году Аро спонсировал еще одну бесплодную попытку пройти Северо-Западным проходом, который картографы изображали в районе северного побережья Америки[224]224
  Sagarra Gamazo A. Cristóbal de Haro // Sociedad Geográfica Española 64. 2014. P. 34–45.


[Закрыть]. Наконец, в 1529 году, когда португальцы уладили противоречия с испанцами по поводу островов, попросту выкупив испанские права по сходной цене 350 000 дукатов, Аро потребовал у своего короля долю.

«Эта сумма, – утверждал он, – выплачена в компенсацию за стоимость, доходы и прибыль флотилий, снаряженных и отправленных из Испании на острова Пряностей, и я прошу Его Величество включить меня в число получателей средств, наряду с Его Величеством и другими вкладчиками, потому что именно благодаря нам были открыты Молуккские острова… Я потерпел большие убытки от португальцев, являясь действующей силой этого открытия и его организатором»[225]225
  «Esta suma constutuye el beneficio y los intereses de las armadas proyectadas y enviadas a las islas de las especias por España, por lo que suplico a su Majestad me considere heredero, al igual de su majestad y otros armadores, ya que hemos sido la causa del descubrimiento de las Molucas. He sufrido grandes pérdidas del lado de Portugal por haber servido de instrumento para el diho descubrimiento y por haberlo organizado». Fraile J. Cristóbal de Haro. P. 52. Итоговое соглашение Аро с короной, достигнутое в 1538 году, можно прочесть в факсимильном воспроизведении в Autos de Cristóbal de Haro: Abono de los gastos armada de Magallanes // PARES (Portal de Archivos Españoles), http://pares.mcu.es/ParesBusquedas20/catalogo/show/122249.


[Закрыть].

Аро уехал из Лиссабона в 1517 году после какого-то непонятного спора с королем Мануэлом. Примерно в то же время и при тех же обстоятельствах из Португалии в Испанию прибыл и Магеллан. У Аро была концессия на торговлю с португальскими крепостями на африканском побережье, но местные коменданты с недоверием отнеслись к нему и похитили или уничтожили некоторые товары[226]226
  Navarrete. Colección de los viajes, 4:lxxxv.


[Закрыть]. Непонятно, впрочем, было дело до или после ссоры с королем: это могло быть не только причиной разрыва, но и его следствием.

В любом случае, если говорить о знакомстве Магеллана с другими коммерсантами из Бургоса, имевшими значительное влияние в Севилье, то рука Аро чувствуется и в этом, и в тех знакомствах, которые путешественник свел при испанском дворе, где друзья и родственники купца активно поддерживали общину эмигрантов из Португалии. Как мы увидим в следующей главе, от радушно встретивших Магеллана португальских изгнанников через купцов из Бургоса, помогавших их финансировать, и испанских чиновников, с которыми они работали, протягивается нить к самым важным людям при дворе, которые и могли похлопотать за Магеллана перед королем.

В Севилье Магеллану пригодились связи с португальцами, многие из них пользовались чрезвычайным доверием и занимали ответственные должности в руководстве Каса-де-Контратасьон. Приехав в Севилью 20 октября 1517 года, он влился в сообщество, организовавшееся вокруг изгнанников из дома Браганса, прибывших еще при предыдущем португальском короле. Чрезвычайно важен был теплый прием, оказанный ему одним из самых влиятельных местных португальцев Диогу (или, как его стали называть в Испании, Диего) Барбозой. Барбоза занимал должность, на которую король Фердинанд некогда назначил Жорже де Брагансу – коменданта комплекса зданий Каса-де-Контратасьон и доков. Он был членом самого почитаемого в Испании рыцарского ордена Сантьяго. В Индии Магеллан, вероятно, познакомился с Дуарте, племянником Барбозы (степень их родства, впрочем, не до конца понятна). Дуарте присоединился к родственнику в изгнании и отправился с Магелланом в путешествие.

Можно сказать, что Барбоза положил Магеллану в рот палец, а тот откусил руку по локоть, женившись на дочери Диего Беатрис еще до конца года. Это было то, что сейчас принято называть бурным водоворотом чувств, и брак состоялся еще до подписания контракта, которое последовало только 4 июня 1519 года и было, вероятно, ускорено появлением у пары примерно в то же время сына Родриго. Историк Хуан Хиль недавно обнаружил, что греческий участник великого путешествия Магеллана по имени Николао де Наполес, сумевший вернуться домой, впоследствии свидетельствовал, что качал маленького Родриго на руках перед отплытием[227]227
  Gil J. Magallanes en Sevilla // Vilar V. Magallanes y Sevilla. P. 48.


[Закрыть]. В брачном контракте оговаривалось приданое в 60 000 мараведи (этой суммы было достаточно, чтобы выплачивать годовое содержание пятидесяти матросам в кастильской валюте): половину Магеллан получал наличными сразу, остальное должен был получить в течение трех лет в материальных ценностях: драгоценности, мебель, украшения, предметы быта[228]228
  «En joyas e en axuar e alhajas e preseas de casa». Gil. Magallanes en Sevilla. P. 43.


[Закрыть]. Магеллан подтвердил получение наличных денег 23 августа 1519 года, прямо перед самым отплытием. Однако в своем завещании Барбоза писал, что не до конца выплатил приданое, а Магеллан, в свою очередь, не передал ему 13 монет, которые составляли символический выкуп за невесту со стороны жениха[229]229
  Там же. С. 46–47.


[Закрыть]. Однако эти неувязки никак не повлияли на законность союза и не свидетельствуют о сожалении о нем или неохоте с какой-либо стороны. Магеллан женился в спешке; времени спокойно во всем разобраться не было.

Во время прибытия Магеллана в Севилью португальская колония в Севилье как раз несколько увеличилась. Разумеется, он привез с собой рабов, включая Энрике. Хорошо информированный рафинированный гуманист середины XVI века Франсиско Лопес де Гомара (лучше всего известный льстивыми описаниями деяний Кортеса в Мексике) утверждал, что жена Магеллана и ее отец дурно относились к Энрике и обидели его, что в итоге повлияло на его решение бежать и остаться после смерти Магеллана на Филиппинах, а не возвращаться в Испанию[230]230
  López de Gómara F. Historia general de las Indias. Zaragoza: Miguel de Papila, 1555, fol. 45, facs. / Ed. F. Pease. Lima: Comisión Nacional del Quinto Centenario del Descubrimiento de América, 1993.


[Закрыть]. История выглядит правдоподобно: у Магеллана был еще один раб по имени Антонио, который бежал из дома семьи и был пойман в марте 1519 года в Сьюдад-Родриго[231]231
  Gómara. Historia general, fols. P. 48–49. См. выше, 258.


[Закрыть]; а Дуарте Барбоза, родственник Беатрис, угрожал, по некоторым свидетельствам, высечь Энрике за леность уже после гибели Магеллана на Филиппинах. Судя по всему, хотя образ простого матроса с ребенком капитана на коленях может создать ощущение чудесного домашнего уюта и хлебосольства для всех без различия чинов, жизнь в доме Магеллана-Барбозы была приятной не для всех.

К Магеллану в Испании присоединились его друзья и родственники: помимо Дуарте Барбозы, это были родственники его матери Алвару и Франсишку де Мескита, а также Мартин де Магальянес, чьи отношения с нашим героем мы уже описывали. Барруш сетовал, что Магеллан «взял с собой нескольких капитанов, которые страдали от того же недуга» нелояльности короне[232]232
  Barros. Decadas da Asia, 3. P. 628.


[Закрыть]. Эстеван Гомеш если и не входил в их число, то прибыл примерно в то же время, как и Педру и Жорже Рейнели, опытные в космографии и картографии, и Диогу Рибейру, который должен был выступить официальным картографом и подготовить большую часть карт для экспедиции. Однако он не присоединился к путешествию: согласно агенту короля Португалии в Севилье, «ничего он так не желает, как жить своим искусством»[233]233
  Pigafetta A. The First Voyage round the World, by Magellan / Ed. H. E. J. Stanley, Lord Stanley of Alderley. London: Hakluyt Society, 1874, Appendix, x.


[Закрыть].

Ядро тех, кто поддерживал проект нового путешествия, обретало форму. Самым важным его участником, по единодушному мнению комментаторов того или чуть более позднего времени, был Руй Фалейру – еще один изгнанник из Португалии, чьи работы в области навигации и географии произвели серьезное впечатление на тех, кто с ними ознакомился, и подкрепляли представления испанцев о том, что Молуккские острова находятся в их зоне мореплавания. Фалейру был астрологом: в то время астрономия и астрология были тесно связаны друг с другом. Гороскоп Энрике Мореплавателя побудил принца оказывать покровительство путешественникам[234]234
  Russell. Prince Henry «the Navigator». P. 15.


[Закрыть]. То же самое знание звезд лежало в основе навигации, космографии и предсказаний будущего – в то время все эти занятия давали почти одинаково ненадежный результат. Астрология была не слишком уважаемой сферой деятельности, так как отдавала языческими прорицаниями. Но связь между расположением звезд и другими природными явлениями продолжали усматривать, и наука того времени считала ее достойной изучения.

Особенно Фалейру преуспевал (или делал вид) в вычислении долготы методом углового расстояния Луны, который он описывал точно и подробно: разницу в долготе можно вычислить по сравнительным измерениям расстояний между двумя небесными телами (как правило, одним из них была Луна) в разных точках поверхности Земли. Этот метод казался перспективным для того, чтобы наконец-то провести демаркационные линии между испанской и португальской зонами мореплавания. Однако, как мы увидим, его было проще отстаивать в теории, чем реализовать на практике.

В последующих судебных исках выяснилось, что Магеллан и Фалейру на ранних этапах сотрудничества поклялись друг другу, что будут работать вместе, не разгласят свои планы третьей стороне, что расторгнуть соглашение по предварительному уведомлению может любой из них и что любые споры будут решаться с привлечением арбитража. Они согласились «быть равными во всем, и ту информацию, которую любой из них узнает в Португалии или Кастилии и которая может быть важной для путешествия, каждый из них обязан сообщить другому в течение шести часов»[235]235
  «Que lo que supiese el uno así de Portugal como de Castilla tocante a su negociación lo comunicase con el otro dende a seys horas e que, si alguno de éllos con su honra se quisiese bolver a Portugal, que lo pudiese fazer». Ramos Pérez D. Magallanes en Valladoid: La capitulación // Teixeira da Mota. Viagem. P. 181–241.


[Закрыть]. Суть совместного плана в сохранившихся документах не указана. Однако место, которое Фалейру занимал в круге общения Магеллана в Севилье, показывает, что в это время рассматривалась именно экспедиция на Молуккские острова, поскольку, согласно самому Фалейру, архипелаг лежал на кастильской стороне антимеридиана, что, возможно, и послужило причиной его отъезда из Португалии. Согласно Баррушу, Магеллан привлек Фалейру в число своих сторонников именно для того, чтобы заставить испанцев поверить, что Молуккские острова принадлежат им по праву. «Он приблизил к себе Руя Фалейру – португальца по рождению, астролога, тоже поссорившегося с королем Португалии, который не желал дать ему работу, поскольку не хотел иметь ничего общего с астрологией»[236]236
  «Ajuntou-se com hum Ruy Faleiro Portuguez de nação Astrologo judiciario, tambem aggravado d’ElRey, porque o não quiz tomar por este officio, como se fora cousa de que ElRey tinha muita necesidade». Barros. Decadas da Asia, 5. P. 628 (Dec. III, bk. 5, chaP. 8).


[Закрыть].

Фалейру прибыл в Севилью в декабре 1517 года, через полтора месяца после Магеллана. С ним был брат Франсишку, а возможно, что и жена Эва Афонсу[237]237
  El descubrimiento del Océano Pacífico: Hernando de Magallanes y sus compañeros / Ed. J. T. Medina. Santiago: Elzeveriana, 1920. P. 278.


[Закрыть]. Он выразил недовольство тем, что его партнер уже установил контакты с Каса-де-Контратасьон по поводу возможной экспедиции; вероятно, это было связано с тем, что Фалейру хотел сам выдвинуть независимое предложение или по меньшей мере представить себя старшим партнером. Предложение Магеллана, насколько его понимали на тот момент испанские чиновники, состояло в том, что он «заявлял, будто может открыть очень значительный источник специй и других богатств в Океаническом море в границах зоны, выделенной Кастилии»[238]238
  «Se ofreció á descubrir muy grande especiería y otras riquezas en el mar Océano dentro de los límites de Castilla». Santa Cruz A. de. Crónica del emperador Carlos V / Ed. R. Beltrán y Rózpide, A. Blázquez y Delgado-Aguilera, 5 vols. Madrid: Patronato de Huérfanos, 1920–1925, 1. P.17.


[Закрыть]. Разлад между партнерами уладил Барбоза с помощью еще одного лидера португальского сообщества Руя Лопеша, который являлся доверенным лицом дона Жорже де Брагансы и сам немного занимался космографией на любительском уровне: в его библиотеке была «География» Птолемея и трактат об астролябии[239]239
  Gil. Magallanes en Sevilla. P. 50.


[Закрыть].

Как мы увидим, Фалейру должен был стать одним из двух командиров предстоящей экспедиции и отвечать за навигацию и измерения долготы на месте при помощи как углового лунного расстояния, так и стандартного метода расчета затмений; можно было прибегать и к магнитным вариациям – все эти методики описаны в его работах[240]240
  Teixeira da Mota A. O Regimento da altura de leste-oeste de Rui Faleiro. Lisbon: Agência Geral do Ultramar, 1953. P. 9.


[Закрыть]. Но Фалейру так и не отправился в плавание. Соблазнительно было бы предположить, что его исключение из состава экспедиции стало итогом дальнейших разногласий, но, судя по всему, причина заключалась в прогрессирующих проблемах с психическим здоровьем. В сентябре 1518 года португальский посол Алвару да Кошта, который пытался разубедить соотечественников действовать на испанской службе, писал своему королю, что Фалейру «практически выжил из ума» (quasi fora de seu seso)[241]241
  Gil. Magallanes en Sevilla. P. 50.


[Закрыть].

По этому поводу так и хочется заметить: мол, зелен виноград, но представитель Португалии в Севилье – «фактор», аналог современного консула, – высказывал те же опасения. Впоследствии испанцы тоже называли Фалейру сумасшедшим. Гомара, писавший поколение спустя, предполагал, что тот окончательно утратил психическое здоровье, осознав невозможность планируемого путешествия[242]242
  «Enloqueció Ruy Faleiro de pensamieno de no poder cumplir con lo prometido». Gómara. Historia general, fol. 41r.


[Закрыть].

Конечно, поддержка Фалейру вряд ли была необходима для того, чтобы убедить испанцев в их законных правах на Молуккские острова. Мы уже видели, что космографы, нанятые для переговоров с Португалией, пытались уменьшить общепринятые размеры земного шара, а некоторые испанские источники вообще сдвигали антимеридиан на запад к Шри-Ланке. В том же году, когда флот Магеллана отправился в путь, в Севилье была издана «Сумма географии», составленная, возможно, наиболее информированным среди испанских специалистов Мартином Фернандесом де Энсисо. В ней антимеридиан проходил по Бенгальскому заливу через устье Ганга[243]243
  Randles W. G. Spanish and Portuguese Attempts to Measure Longitude in the Sixteenth Century // Boletim da Biblioteca da Universidade de Coimbra 39. 1984. P. 143–160.


[Закрыть]. Участники переговоров с Португалией со стороны Испании продолжали выдвигать те же или похожие требования и после того, как остатки экспедиции Магеллана вернулись домой, и по их продолжительным мучениям стало ясно, насколько широк Тихий океан. Энсисо поместил Малакку в испанский сектор, в то время как, согласно большинству измерений, город на самом деле лежал менее чем в 150 ° к востоку от Тордесильясского меридиана. Настоящий антимеридиан находился, видимо, сразу за Молуккскими островами, недалеко от Новой Гвинеи.

Где мысленно помещал его сам Магеллан? Самое раннее его собственноручное заявление по этому поводу датировано сентябрем 1519 года – то было письмо Карлосу I в сентябре 1519 года, накануне отплытия. Целью письма, как он заявлял, было предоставить королю истинную информацию в случае гибели его автора: иначе, дескать, Испания не смогла бы опровергнуть претензии португальцев, «ведь никто не понимает их так хорошо, как я»[244]244
  «Muy Poderoso Señor, Porque podría ser que el Rey de Portugal quisiese en algund tiempo decir que las Islas de Maluco estan dentro de su demarcacion… sin que nadie ge lo entendiese, ansi como yo lo entiendo, y sé como se podria hacer, quise por servicio á V.A. dejarle declarado las alturas de las tierras y cabos principales, y de las alturas en que estan ansi de latitud como de longitude». Navarrete. Colección de los viajes, 4. P. 188–189; Laguarda Trías. Longitudes geográficas. P. 177–178.


[Закрыть]. Он советовал королю беречь записку «очень хорошо, потому что в свое время она оказалась весьма полезной для разрешения противоречий; и я пишу это в ясном уме, не имея никакого иного намерения, кроме как говорить правду»[245]245
  «Y esta membranza que á V.A. doy mande muy bien guardar que podrá venir tiempo que sea necesaria, y excusará diferencias; y esto digo con sana conciencia, not teniendo respeto a otra cosa sino a decir verdad». Navarrete. Colección de los viajes, 4. P.189.


[Закрыть].

Судя по всему, его уверенность оправдывалась не знаниями, поскольку он утверждал, что португальцы могут попытаться выставить размеры неизвестных морей (или «заливов», как он писал) меньшими, чем на самом деле, в то время как это пошло бы на пользу скорее испанцам. Возможно, он использовал португальские карты – например, составленные Франсишку Родригешем или после экспедиции Абреу, чтобы показать, к каким результатам «пришли португальские капитаны, которые открыли» острова[246]246
  Laguarda Trías. Longitudes geográficas. P. 151–154, 176–178.


[Закрыть]. Вполне разумно со стороны Магеллана было бы предположить, что португальские источники трактовали цифры в свою пользу; его вычисления, пусть и не настолько дикие, как у других испанцев, тоже были пристрастны.