Текст книги "Магеллан. Великие открытия позднего Средневековья"

Магеллан принял чрезвычайные меры, чтобы золото не укрылось от его контроля. Он запретил команде обменивать на золото железо, ткани и все другие товары. Свидетельство, которое мятежный лейтенант Магеллана Хуан Себастьян Элькано давал уже после того, как все перипетии экспедиции завершились и он довел единственный корабль с горсткой выживших обратно в Испанию, вряд ли, конечно, могло говорить в пользу Магеллана, но Элькано был на тот момент еще и казначеем экспедиции, что прибавляло его словам веса. «Пусть никто не осмелится, – заявил, по словам Элькано, Магеллан, – под страхом смертной казни выменивать или забирать золото, потому что командир желает, чтобы цена золота оставалась низкой». Все операции, как утверждал Элькано, фиксировались в бухгалтерских книгах, которые он сам и вел в соответствии с должностными обязанностями[286]286
  «Que ninguno fuere osado, so pena de muerte, de rescatar oro, ni tomar oro, porque quería despreciar el oro… que los rescates se asentaban todos en el libro del contador o del tesorero, después que este testigo fue Capitán e tesorero». Sola V. M. de. Juan Sebastián de Elcano. Bilbao: Caja de Ahorros, 1962. P. 608–609.


[Закрыть]. Лопес де Гомара десятилетием позже записал слух о том, что Магеллан, по мнению команды, только и искал что «шахты и золотоносные пески». Когда они добрались до Филиппин, то Магеллан сделал заявление, которое запомнил присутствовавший при этом Хинес де Мафра. «Теперь, – объявил он матросам, – я достиг той земли, которой желал» (Ya estaba en la tierra que había deseado)[287]287
  Descripción de los reinos, puertos e islas que hay desde el Cabo de Buena Esperanza hasta los Leyquios / Ed. A. Blázquez y Delgado-Aguilera. Madrid: Torrent, 1921. P. 192.


[Закрыть].

Договор, который Магеллан заключил с испанским королем перед отправлением, содержал загадочное условие. Впрочем, загадочно оно лишь в том случае, если Молуккские острова действительно были единственной целью Магеллана. Если бы Магеллан открыл более шести островов, то он мог выбрать два из них по собственному вкусу и получать пятнадцатую часть с любой прибыли или товаров, что они могли бы принести в будущем. Традиционно считалось – а книги Пиреша и Вартемы подкрепляли это мнение, – что Молуккских островов было всего пять (хотя сейчас мы относим к этому архипелагу намного большее их количество). Таким образом, Магеллан определенно имел и другие цели помимо Молуккских островов, что бы ни думали по этому поводу король Испании, купцы Бургоса и его команда. И какой могла быть эта цель, если не Филиппины? В головах людей того времени господствовали библейские представления. Карты и географические трактаты были полны обозначений священных земель. Царство Фарсис, отдаленный Офир, копи царя Соломона, родные земли царицы Савской и волхвов, острова, которые вызывают страх Господень, и пределы Земли – все это обозначалось как реально существующие страны, и читатели таких карт и трактатов в этом не сомневались. Колумб искал их на другой стороне Океана. Возможно, они могли лежать чуть дальше.

4
Как собрать флот и испортить его
Севилья и вальядолид, 1517–1519

Фарсисские корабли были твоими караванами в твоей торговле, и ты сделался богатым и весьма славным среди морей.

Иез. 27: 25

Смерть короля от передозировки афродизиаков – вполне правдоподобная легенда. Фердинанд Арагонский страстно мечтал о наследнике, но 23 января 1516 года по дороге в Гваделупу, что в Эстремадуре, скончался от ужасного приступа. Слабое сердце, истощенное дорожными тяготами и охотой, которой ему не стоило бы заниматься, вероятно, сделалось причиной его тяжелого состояния. Короля спешно устроили в скромном пристанище – вариант единственный, но «неудобный и плохо обставленный» (desguarnecida e indecorosa); там он и скончался[288]288
  Calderón E. El rey ha muerto. Madrid: Cirene, 1991. P. 11–17.


[Закрыть]. Хотя вместе со своей первой женой Изабеллой Кастильской он имеет репутацию объединителя Испании, на самом деле Фердинанд собирался после своей смерти завещать вновь разделить королевства Кастилии и Арагона, как это делали многие временные объединители иберийских государств до него. Несмотря на все афродизиаки, во втором браке у него детей не было. Единственным его наследником оказался внук; уделом Карлоса I оказалась вся Испания целиком.

Карлос прибыл в Испанию из Нидерландов, где жил прежде, примерно за месяц до того, как Магеллан въехал в страну из Португалии. Любой из тех, кто собирался предложить какой-то план или выступить с прошением, счел бы этот момент чрезвычайно благоприятным. После того как все попытки короля Фердинанда найти западный путь в Азию не увенчались успехом, Магеллан, возможно, решил, что со сменой режима новые проекты будут иметь больше шансов. Однако путь к королевскому вниманию – не говоря уже об одобрении – был долог и тернист даже в лучшие годы. Без помощи изнутри чужакам нечего было и рассчитывать на успех. Королевский двор напоминал лабиринт, по которому нужны были провожатые, способные распутывать переплетенные нити. А чтобы попасть к таким провожатым, требовались личные связи – enchufe, как называют это испанцы.

В случае Магеллана очевидный путь лежал через Каса-де-Контратасьон, где можно было попытаться привлечь внимание какого-либо местного чиновника. Он мог действовать двумя путями: через своего тестя, который находился в тесном профессиональном контакте с руководителями этой организации, и через Кристобаля де Аро. Аро был бургосским купцом, и у него нашелся земляк и коллега, послуживший ключом к попаданию в Каса-де-Контратасьон: Хуан де Аранда. Оба они входили в сеть, опутывавшую бургосскую колонию в Севилье узами брака, кумовства и коммерческих союзов. Аранда некоторое время жил и работал в родном городе Магеллана[289]289
  Soler I. Magallanes y el dibujo del mundo // Anais da história de alem-mar 20. 2019. P. 21.


[Закрыть]. Среди его партнеров были другие бургосские купцы, сумевшие выгодно вложиться в индийскую торговлю, в том числе и Кристобаль де Аро. Одним из лиссабонских корреспондентов, сообщивших ему о Магеллане, был брат Кристобаля – Диего де Аро.

Аранда, как уверял Магеллан в своем свидетельстве от ноября 1518 года, был уникальным человеком с точки зрения оказания помощи делу. «Никто другой, – заявил он, – не мог бы так хорошо понять», что именно хотели они с Фалейру[290]290
  «No faltó ninguno tan aparejado para se informar de lo que Magallanes y Faleiro querían como a Juan de Aranda». Gil Fernández J. Magallanes, de Sevilla a Valladolid // Congreso Internacional de historia: «Primus Circumdedisti Me» / Ed. C. Martínez Shaw. Madrid: Ministerio de Defensa, 2018. P. 79–94.


[Закрыть]. Аранда оценивал свою важность ничуть не менее высоко, но подчеркивал, наряду с собственными достоинствами, и значимость данных, полученных от Диего де Аро. «Я помог им, – заявлял Аранда, имея в виду Магеллана и Фалейру, – пересказав все, что слышал об их способностях и о том, какие чувства вызвал их отъезд в Португалии»[291]291
  «Yo les ayudé en hacer relación de lo que yo sabía de la abilidad de sus personas e del sentimiento que de su venida abía en Portugal». Colección de documentos inéditos para la historia de Chile, 14 vols. / Ed. J. T. Medina. Santiago: Ercilla, 1888–1902, 1. P. 21–53.


[Закрыть].

Гавань испанского города Санлукар-де-Баррамеда, откуда флотилия Магеллана отправилась 20 сентября 1519 года, на гравюре Теодора де Бри (1594). Он иллюстрировал немецкий перевод книги Джироламо Бенцони Historia del mondo nuovo («История Нового Света»). Эта работа открыто критиковала Испанскую империю, а следовательно, соответствовала убеждениям самого де Бри, проповедовавшего протестантизм и сопротивление испанцам. Хотя изображение скорее экспрессивное, чем реалистичное, на нем присутствуют многие элементы, которые с легкостью узнал бы сам Магеллан: стены XIII века, шпиль церкви Санта-Мария-де-ла-О; на холме в отдалении виден порт Сантьяго, незадолго до того построенный местным властителем герцогом Медина-Сидонией; башня Торре-дель-Оро на переднем плане; берег, на котором до сих пор ведется погрузка; бурлящий жизнью порт с разнообразными судами; ловцы тунца, чинящие свои сети внизу справа. Из книги де Бри Das sechste Theil Americae (Франкфурт, 1594). Печатается с разрешения Библиотеки Конгресса

Однако Каса-де-Контратасьон являлось настоящим змеиным гнездом. Другие чиновники ненавидели Аранду. Он жаловался королю, что его не допускали к ним на совет[292]292
  Ramos Pérez D. Magallanes en Valladoid: La capitulación // A viagem de Fernão de Magalhães e a questão das Molucas: Actas do II Congreso luso-espanhol de História Ultramarina / Ed. A. Teixeira da Mota. Lisbon: Junta de Investigacões Científicas, 1975. P. 179–241.


[Закрыть]. Неудивительно, что чиновники Каса-де-Контратасьон не особенно доверяли Магеллану и Фалейру; большее удивление вызывает как раз доверие к данным прожектерам со стороны Аранды – возможно, оно объяснялось его коммерческим чутьем, но более вероятны какие-то обязательства перед Аро и Барбозой.

Каждому путешественнику нужен был августейший покровитель, притом необязательно для того, чтобы вкладываться в экспедицию финансово: путешествие Магеллана было слишком необычным, чтобы рассчитывать на королевскую поддержку деньгами. Как правило, риск по большей части или даже полностью ложился на частных инвесторов. Однако без опоры со стороны крупного аристократа или даже короля ни один путешественник не мог рассчитывать на удержание того, что сможет открыть, или на какое-то вознаграждение за свою службу; без королевской поддержки обнаруженные им земли могли быстро захватить соперники – как соотечественники, так и соседи.

В результате Аранде удалось-таки устроить представление двух португальских ходатаев при дворе. Они выехали из Севильи 20 января 1518 года. Вероятно, чтобы подкрепить свою репутацию знатоков Востока, они взяли с собой Энрике из Малакки и неизвестную по имени «суматранку» – эти экзотические рабы должны были усилить их позицию[293]293
  López de Gómara F. Historia general de las Indias. Zaragoza: Miguel de Papila, 1555, fol. 40v, facs. / Ed. F. Pease. Lima: Comisión Nacional del Quinto Centenario del Descubrimiento de América, 1993.


[Закрыть]. Эта суматранка тоже была приобретена Магелланом в Малакке и, как и Энрике, была полезна в качестве переводчицы. Возможно, она действительно происходила с Суматры, но с тем же успехом могла родиться и восточнее. Хотя она отсутствует в списках команды, Лопес де Гомара, у которого вряд ли были какие-то причины изобретать ее или выставлять в неверном свете, сообщал, что она входила в состав экспедиции и могла переводить речь жителей островов Воров, как Магеллан назвал острова, ныне известные как Марианские[294]294
  Gómara. Historia general, fol. 40v; Navarrete. Colección de los viajes, 4. lxxxv.


[Закрыть]. Если это верно (другие источники этого не подтверждают), то она была единственной женщиной на кораблях Магеллана.

Поехал представляться вместе с Фалейру и его брат Франсишку. Аранда или его гонец встретился с ними, когда они были примерно в двенадцати милях от города, и подтвердил, что аудиенция при дворе состоится, но вскоре покинул их, устремившись по неизвестным причинам вперед – вероятнее всего, чтобы поговорить с королевским канцлером Жаном де Соважем и подготовить прием для будущих путешественников.

Заночевав где-то в Медина-дель-Кампо, участники предприятия вновь собрались вместе в трактире в Пуэнте-дель-Дуэро, примерно в 15 километрах к югу от Вальядолида. Мы можем относительно подробно воссоздать последовавшие события благодаря записи опроса главных их участников в Барселоне, произошедшего более чем через год после этого, когда разногласия между партнерами чуть не привели к судебному разбирательству. В трактире в Пуэнте-дель-Дуэро, согласно Магеллану, Аранда выложил, на каких условиях он им помогает.

«Вы, – сказал он своим протеже, – не будете иметь оснований жаловаться на то, что я написал великому канцлеру. Напротив, в знак признательности за это и за то, что я сообщу Его Величеству информацию о вас, португальцах, вы должны выделить мне часть любой прибыли, которую, если Господь будет милостив, принесет ваша экспедиция»[295]295
  «Ya no estaréis quexosos de lo que tengo escripto al gran chanciller; antes por ello e por lo que yo faré en dezir a Su Alteza lainformación que de vos tengo de Portugal, me devriades de dar parte del bien que Dios vos fiziesse». Ramos Pérez D. Magallanes en Valladolid. P. 209.


[Закрыть].

Изначально он потребовал пятую часть прибыли. Франсишку Фалейру, который впоследствии в суде заявил, что не помнит, о какой доле шла речь, сначала хотел отказать наотрез. Аранда, в свою очередь, показал, что Франсишку предложил десятую часть. Он прервал переговоры и выехал в Вальядолид, где ожидал канцлер. Аранда являлся сильным игроком. Без его поддержки проект мог бы не дойти ни до канцлера, ни до короля. Он грозил португальцам и умасливал их, рассказывая о своем огромном влиянии. Фалейру вспоминал, как тот говорил: «У меня при дворе множество друзей». В этом предложении забавным образом смешиваются угроза, обещание и хвастовство. Фалейру отреагировал «с досадой», Магеллан – с тревогой. Опасность, что Аранда обратит свое влияние против них, была вполне реальной. Переговоры закончились компромиссом: по воспоминаниям Аранды, Магеллан предложил, чтобы Аранда получил одну восьмую часть доходов в том и только том случае, если сможет выторговать у короны полное покрытие издержек на предлагаемую экспедицию. В противном случае он не получал ничего. Компромисс был для Магеллана явлением редким. Он не соглашался на него ни с португальским королем, ни с соперниками, ни с оппонентами в суде. Однако при этом он назначил своими душеприказчиками братьев Фалейру, а не Аранду[296]296
  Ramos Pérez D. Magallanes en Valladolid. P. 210–211.


[Закрыть].

Опасная тактика Аранды сработала, по крайней мере изначально. 23 февраля Магеллан и Фалейру посетили его в доме купца Диего Лопеса де Кастро, где он остановился. Согласно показаниям Магеллана, Аранда продолжал донимать собеседников, требуя объяснить, «почему они не хотят предоставить ему удовлетворение за все проблемы, которые ему пришлось решать, и за его помощь, – говоря, что он бы это очень оценил»[297]297
  «Si le querían satisfacer algo por el trabajo que avía rescebido e ayuda que les avía dado, que se lo ternía en merced». Ramos Pérez D. Magallanes en Valladolid. P. 211.


[Закрыть]. Судя по всему, Магеллан тщательно следил за словами, потому что из его речи можно было вывести, что Аранда не имел никаких прав на то, чего требовал. Он предложил собеседникам подписать нотариально заверенное соглашение, которое уже подготовил и в котором ему отводилась восьмая часть всей потенциальной прибыли:

«Ты получаешь восьмую часть всех доходов и прибыли, которые мы можем получить от открытия земель и островов, которые, если Бог будет милостив, мы откроем и обнаружим в землях и границах демаркационной линии короля Дона Карлоса, нашего господина»[298]298
  «De todo el provecho e interese que oviéremos del descubrimiento de las tierras e islas que, plaziendo a Nro Sñr, hemos de descubrir e de hallar en las tierras e límites e comarcaciones del rey don Carlos, nro sñr, que vos ayais la octava parte». Navarrete. Colección de los viajes, 4. P. 208.


[Закрыть].

Они с неохотой подписали.

Почему Аранда вообще предложил такой договор, а не просто на него согласился? С его точки зрения, здесь были два важных преимущества. Во-первых, задача переговоров с королем оставалась на нем. Во-вторых, он мог, ничем не рискуя, отсечь потенциальных конкурентов.

Очевидным конкурентом здесь был Аро. По свидетельству королевского секретаря, женатого на его племяннице, Аро был готов финансировать экспедицию при помощи «друзей», если от короля этого добиться не получится. Собственно говоря, он сообщил о таком своем интересе в письме королю уже 5 марта. Фалейру был крайне недоволен договором: впоследствии он утверждал, что так его и не подписал, а Магеллан сделал это от имени обоих и без предварительного одобрения. Так или иначе, португальцы томились в Пуэнте-дель-Дуэро или еще в каком-то трактире на Вальядолидской дороге, а Аранда вернулся ко двору и стал обрабатывать канцлера.

Вальядолид полнился интригами. Придворный хронист Педро Мартир д’Англерия, заядлый сплетник, писавший историю испанских открытий и завоеваний, сетовал на ненасытность фламандских прихлебателей молодого короля – по его выражению, «обитателей ледяных морей», которые смотрели на южан свысока и презирали испанцев, «как будто те были отпрысками их шлюх»[299]299
  Opus epistolarum, February 4, 1518 // Petrus Martyr Anglerius. Opus epistolarum / Ed. C. Patin. Amsterdam: Elsevir, 1670. P. 335.


[Закрыть].

Тем не менее Аранда преуспел в своих действиях – возможно, благодаря тому, что из Индии поступали большие доходы. 17 000 дукатов попали в казну уже через несколько дней после приезда нового короля; просители из Индии рисовали сказочные перспективы, обещая прибыль 400 000 дукатов в год и даже больше[300]300
  Ramos Pérez D. Magallanes en Valladolid. P. 221–222.


[Закрыть]. Поэтому вложения в открытия новых земель казались вполне оправданными.

Аранда устроил Магеллану и Фалейру аудиенцию у великого канцлера и епископа Фонсеки; видимо, он был вполне удовлетворен тем, как идут дела, чтобы назначить эту беседу. Будущие путешественники по его приглашению 17 марта прибыли в Вальядолид. Он предложил им разместиться у него. Те так и сделали, но уже через день спешно ретировались в гостиницу, которую выбрали сами, что говорит о трениях в отношениях или, по крайней мере, о нежелании находиться под постоянным наблюдением посредника.

Аудиенция прошла 17 или 18 марта. Мы уже видели ее глазами Лас Касаса: развернутая таинственная карта с неотмеченной ключевой частью маршрута; письма Серрана и рассказы Вартемы, посвященные несметным богатствам Молуккских островов; скептические расспросы. Решение предстояло вынести королю, который, в свою очередь, обратился к королевскому совету. Мнение членов совета оказалось неблагоприятным. Они не верили в существование пролива или какого-то другого способа прохода из Атлантического океана в восточные моря. Бог, «возможно, по своим причинам оставил восточную и западную половину отдельными и закрыл их друг от друга, дабы невозможно было найти проход между ними и совершать по нему плавания. Или, возможно, та великая суша… настолько бесконечна и длительна, что разграничивает и отделяет восточные моря от западных так, что никто и никоим образом не может проникнуть на Восток, двигаясь в этом направлении»[301]301
  «Había por ventura dejado cerradas y distinguidas las aprtes orientales de los occidentales, en tal manera que no se pudiese navegar ni pasar de las unas a las otras partes. O que por ventura, aquella gran tierra firme. era tan perpetua y sinfin que apartaba, determinaba y distinguía los mares occidentales de los orientales, de forma que de ninguna manera se pudiese pasar ni navegar por allí hacia el Oriente». Ramos Pérez. Magallanes en Valladolid. P. 229.


[Закрыть].

Эта речь кажется описанием старых, основанных на Птолемеевых представлениях карт мира, на которых Тихого океана не было, а Индийский со всех сторон окружался сушей – оконечность Африки сходилась с самыми восточными полуостровами Азии. Молуккские острова, согласно данной версии, находились внутри закрытого океана. Если бы отказ членов совета не был так хорошо подтвержден документально, соблазнительно было бы видеть в нем эдакое литературное общее место – перипетии судьбы, увеличивающие драматизм по образцу истории Колумба, который после отклонения своего иска судом был внезапно вызван ко двору короля и королевы в то время, как уже безутешно ехал на осле в изгнание, и получил в январе 1492 года королевское поручение, потому что монархи внезапно передумали.

Конечно, члены совета не являлись географическими экспертами. Другие же видели преимущества предложенной схемы. «Если нас ждет успех, – писал Педро Мартир, – мы вырвем из рук португальцев торговлю специями и драгоценными камнями»[302]302
  Peter Martyr. Cartas sobre el Nuevo Mundo / Trans. J. Bauzano (Madrid: Polifemo, 1990), 98 (eP. 634).


[Закрыть].

Фонсека, должно быть, был рад, потому что вряд ли совет, отвечая отказом, шел против его желаний. Но либо он изменил мнение, либо решение совета служило лишь первой ступенью переговоров. Так или иначе, король, знаменитый любовью к картам и схемам, решил положиться на собственную интуицию. Он принял решение в пользу предлагаемой экспедиции чрезвычайно быстро. 20 марта Карлос вернулся в Вальядолид, сопроводив мать в Тордесильяс, куда та решила удалиться. Он отказался от помощи совета и 22 марта одобрил план Магеллана и Фалейру. Возможно, на решение короля лично финансировать флотилию повлияли опасения, что в противном случае экспедицию соберет Кристобаль де Аро и получит все доходы; впрочем, возможность воспользоваться помощью финансиста для оплаты дополнительных расходов оставалась. Документ, который Магеллан и Фалейру представили на оценку короля и членов совета, предусматривал спонсирование путешествия со стороны как короны, так и частной компании. Хотя пометки королевских чиновников показывают, что король уже принял решение не обращаться за средствами на проект к частному сектору, возможны были инвестиции в полезный груз, который можно было обменять на специи или другие товары[303]303
  Gil J., «Magallanes en Sevilla», in Magallanes y Sevilla, ed. E. Vila Vilar (Seville: Universidad de Sevilla, 2019). P. 88.


[Закрыть]. Согласно королевским инструкциям, Каса-де-Контратасьон должно было предоставить суда, но нигде не говорилось, что корабли должны быть приобретены за счет короля. 10 марта король попросил Фонсеку найти финансистов, готовых ссудить деньги для экспедиции за право отправить груз для обмена на специи в случае успеха.

Сколько груза отправлять и из чего он должен был состоять – на эти вопросы ответа пока не было. Магеллан хотел получить товаров по меньшей мере на миллион мараведи. Король предполагал, что стоимость должна составлять полтора миллиона или больше. Наиболее востребованной на Востоке западной ценностью являлось серебро, но его бы никто не дал. А вот ртути, игравшей жизненно важную роль в процессе извлечения серебра из руды, в Кастилии имелось великое множество, и она стала самым важным элементом груза наравне с красителями для тканей, которые Индия производила на экспорт в Молуккские острова и другие архипелаги этого региона.

Аро организовал консорциум, в который не допустил ни одного представителя других крупнейших торговых домов: среди самых именитых его партнеров были Алонсо Гутьеррес, королевский советник и советник города Севильи, имевший репутацию финансиста-ловкача и в итоге предоставивший всего 157 500 мараведи, и Хуан де Картахена, который, невзирая на возможные проблемы конфликта интересов, в итоге сам отправился в экспедицию как финансовый контролер и капитан одного из судов. Его вклад был очень скромен – менее 50 000 мараведи[304]304
  Denucé J. Magellan, la question des Moluques et la première circumnavigation du monde. Brussels: Hayez, 1911. P. 210.


[Закрыть]. Аро явно собирался как можно дольше удерживать в своих руках все коммерческие выгоды, которые могли возникнуть в результате открытий экспедиции. Где сам Аро взял вложенные деньги, непонятно. Фуггеры впоследствии утверждали, что часть он занял у них, но это заявление ничем не подтверждается[305]305
  Medina. Colección de documentos inéditos, 2. P. 38.


[Закрыть].

Действия Аро оставили Аранду не у дел. Вклад Аро оказался более ценным, чем услуги его соперника, ведь его можно было измерить в звонкой монете. Однако у Аранды имелся свой актив – соглашение, которое он подписал с Магелланом и Фалейру. Королевским советникам понадобилось много времени на то, чтобы понять, как разрешить эту ситуацию. 25 июня 1519 года Фонсека уведомил его, что договор с португальцем ничего не стоит в связи с конфликтом интересов, ведь Аранда был действующим чиновником Каса-де-Контратасьон. Аранда признал поражение, но продолжал ходатайствовать, как «изобретатель и первопричина» (imbentor y primera causa) экспедиции, о прибавке жалованья и о праве сделать свой пост в Каса-де-Контратасьон наследственным.

Нужно было все-таки урегулировать условия, на которых король оказывал поддержку путешествию. Согласно записям показаний, сделанным в Барселоне на следующий год, Хуан де Аранда посоветовал партнерам умерить свои аппетиты по отношению к короне[306]306
  «Dezia sienpre Juan de Aranda que demandaban mucho, y por su causa bolvieron a demandar mucho menos de lo que tenían determinado de demander». Medina. Colección de documentos inéditos, 1. P. 55.


[Закрыть]. Он советовал им запрашивать не десятую, а двадцатую часть возможной прибыли от экспедиции (de lo que rentase todo lo que se descubriese)[307]307
  Medina. Colección de documentos inéditos, 1. P. 55.


[Закрыть]. Это соответствовало традиционной практике испанских экспедиций. Магеллан и Фалейру признались на суде, что были раздосадованы, когда в ответ на свои требования столкнулись с крючкотворством. Винили они в этом Аранду.

Корона также отказала им в желании называться «адмиралами». Это звание означало не просто командующего флотом; в испанской традиции то была наследственная должность, которая к тому же предусматривала право некоторой юрисдикции. Это противоречило общей политике Карлоса, который данные права у подданных старался отчуждать. Не вдохновлял короля и пример Колумба, получившего звание, на которое претендовали Магеллан и Фалейру, а в результате иски, которые он возбудил против короны, продолжались и его наследниками. Вместо этого Магеллан и Фалейру получили звания губернаторов – это предполагало, что управление всеми новоприсоединенными колониями по меньшей мере поначалу будет осуществляться ими. Они также становились наследственными аделантадо, что, впрочем, не предусматривало каких-либо политических обязанностей, а лишь служило признанием для лидеров завоеваний, колонизации или защиты рубежей монархии.

Больше повезло Магеллану и Фалейру в удовлетворении самого странного пожелания: они попросили, как Санчо Панса у Дон Кихота, каждый по острову, притом если они откроют больше шести, то «Ваше Величество будет иметь право сделать первый выбор из любых шести, а затем из всех остальных, а нам будет разрешено взять себе два самых подходящих, на что Ваше Величество дарует нам право владения, со всей прибылью, текущей и будущей, и всеми правами торговли, притом Ваше Величество будет взимать с наших доходов налоги не более 10 процентов»[308]308
  «Escogendo primer V.A. las seis, y que despues ente todas las otras nosotros podamos tomar las dos mejores que nos pareciere, de las cuales V.A. nos dará el Señorío con todo lo que al presente y adelante rentasen, y con todo el trato, i que V.A. no haya mas derechos de diez por ciento de lo que nos rentare». Navarrete. Colección de los viajes, 4. P. 114.


[Закрыть].

Прошение было удовлетворено на том условии, что корона станет получать одну пятнадцатую часть прибыли с этих островов[309]309
  Navarrete. Colección de los viajes, 4. P. 118.


[Закрыть]. Как мы уже видели, этот пункт вызывает подозрения или по меньшей мере вопросы относительно планов Магеллана: он подтверждает то, о чем мы уже знали или по крайней мере догадывались, – что он держал в уме не только Молуккские острова и всех целей путешествия не раскрывал.

Контракт, подписанный сразу, без каких-либо пререканий, 22 марта 1518 года, ставил условия и по командованию флотилией. Магеллан и Фалейру назначались равноправными капитанами и командовали всей экспедицией. Это существенно, потому что Магеллан властью делиться не хотел и такое ограничение его очень беспокоило. Столь же важным для хода путешествия (которое сопровождалось мятежами и суровыми наказаниями), как мы увидим, было условие, согласно которому все члены команды и все жители «островов и земель, которые вы откроете… должны подчиняться вам и исполнять ваши приказания, под страхом такого наказания или наказаний, какие вы сами сочтете нужным наложить или приказать наложить». Особенно подчеркивалось право класть конец всем спорам на борту[310]310
  «En las dichas tierras é islas que descubrierdes… que… os acaten é cumplan vuestros mandamientos, so la pena ó penas que vosotros de nuestra parte les pusierdes é mandardes poner». Navarrete. Colección de los viajes, 4. P. 121–122.


[Закрыть]. Все это выглядит как абсолютная власть, но в соответствии с существующими законами эта власть должна была осуществляться от имени короны, то есть не произвольно и не случайным образом, но по закону и порядку.

Корона согласилась предоставить пять кораблей с провизией на два года и 234 моряка. Наблюдать за финансами и вести записи всех событий, операций и заключенных договоров должны были королевские представители. Эти свидетельства можно было использовать против капитанов, если бы они превысили свои полномочия, злоупотребили властью или нарушили права короны. «Мы назначим представителя, казначея, счетовода и писцов на каждый корабль, и они будут составлять отчеты и объяснительные записки по всем расходам, и все, что будет взято на борт или куплено, должно быть учтено и описано ими, как и все, что окажется на борту указанной флотилии»[311]311
  «Nombremos un factor é tesorero é contador y escribanos de las dichas naos que lleven é tengan cuenta é razon de todo é ante quien pase é se asiente todo lo que de la dicha Armada se hobiere». Navarrete. Colección de los viajes, 4. P. 127.


[Закрыть].

Назначение чиновников для контроля за расходами было абсолютной необходимостью. Именно с этого момента в приготовлениях многое пошло не так: появилась возможность, а то и неизбежность конфликта между конкурирующими источниками власти. Назначение последовало 30 марта 1518 года: Луис де Мендоса как казначей получил жалованье 60 000 мараведи в год, а Хуан де Картахена был назначен генеральным инспектором с содержанием 70 000 мараведи на время всего путешествия, в ходе которого он должен был «исполнять обязанности надзора в соответствии с инструкциями, выданными ему лично королем». Картахена и Мендоса были зависимы от епископа Фонсеки, его креатурами, с точки зрения Магеллана. Их выдвинуло Каса-де-Контратасьон. В экспедиции им следовало держать под наблюдением двух португальцев. Картахена должен был к тому же командовать одним из судов, после того как свой выбор сделают Магеллан и Фалейру. Наличие у Картахены собственноручных инструкций короля никак не могло добавить Магеллану и Фалейру уверенности в себе, как и тот факт, что жалованье новых назначенцев значительно превосходило капитанское, которым изначально положили 30 000 мараведи в год, а затем увеличили сумму до 50 000 – возможно, чтобы как-то устранить столь явное неравенство.

6 апреля были назначены новые люди Фонсеки: Гаспар де Кесада стал капитаном четвертого корабля с годовым жалованьем 48 000 мараведи – должно быть, Магеллан не мог не воспринять это иначе как намеренное оскорбление. В последний день того же месяца счетоводом экспедиции стал Антонио де Кока, «который должен вести учет всего, что содержится на корабле, и сообщать об этом казначею». Его жалованье должно было составить 50 000 мараведи в год[312]312
  Navarrete. Colección de los viajes, 4. P. 127–128.


[Закрыть]. 19 апреля еще один кандидат Фонсеки, Гонсало Гомес де Эспиноса, 32 лет от роду, был назначен офицером экспедиции, хотя и не получил корабль под свое командование. Эспиноса поплывет на том же корабле, что и Магеллан, и станет ему близким и верным товарищем, но Кока останется на стороне Фонсеки и сделается подозрительным и, как покажут дальнейшие события, враждебным.

Тем временем, словно бы желая подсластить горечь, которую могли вызвать все эти назначения, король решил оказать чрезвычайное доверие Фалейру и Магеллану, возведя каждого в звание рыцаря ордена Сантьяго. К ним стали обращаться как к таковым начиная с 19 апреля. Реакция Магеллана до нас не дошла, но о его удовлетворении можно косвенно судить по его прошению, чтобы король даровал всем капитанам и офицерам рыцарское звание в случае успеха экспедиции[313]313
  Denucé J., Magellan, la question. P. 220.


[Закрыть]. Наконец-то он получил то, к чему готовился при португальском дворе и чего должен был страстно вожделеть при своем круге чтения. Рыцарство пришло к нему в изгнании из рук чужеземного короля и являлось, с точки зрения бывших сограждан, не знаком отличия, а каиновой печатью. Можно было считать его и утешением, ведь контроль за предприятием ускользал из рук Магеллана.

Дарование рыцарства сопровождалось пожалованием 125 000 мараведи. Однако Магеллан не успел получить деньги до отъезда из Испании, так что он попросил короля отдать их в обитель Нуэстра-Сеньора-де-ла-Виктория в Триане в пожизненное владение с возвращением его наследникам после его смерти «в связи с огромным почтением, которое я питаю к этому монастырю» (por la mucha devoción que yo tengo al monasterio)[314]314
  Navarrete. Colección de los viajes, 4. lxxxi.


[Закрыть]. Монастырь сыграл огромную роль во время последних дней Магеллана в Испании: здесь он накануне отплытия получил королевский штандарт, здесь все моряки флотилии слушали последнюю мессу на родной земле.

Наконец, в контракте подчеркивалось, что Магеллану и Фалейру необходимо уважать границы испанской зоны мореплавания и не вторгаться в португальскую: «Вам надо во время указанной экспедиции понимать, что вы не должны проводить исследования или предпринимать еще что-либо в пределах демаркационных линий и границ зоны светлейшего короля Португалии, моего дражайшего и возлюбленного кузена и брата-монарха, не делать ничего ему во вред, но оставаться внутри границ, выделенных нам»[315]315
  «El cual descubrimiento habeis de hacer, con tanto que no descubrais ni hagais cosa en la demarcacion é límites del serenísimo Rey de Portugal, mi muy caro y muy amado tio é hermano, ni en perjuicio suyo, salvo dentro de los límites de nuestra demarcación». Navarrete. Colección de los viajes, 4. P. 117–119.


[Закрыть].

В общем-то, этот фрагмент проливает свет на подлинные цели всего путешествия, потому что Молуккские острова находились «внутри границ, выделенных Португалии». Но даже если бы испанские требования были справедливы, а острова лежали там, где их помещали испанские космографы, экспедиция все равно была бы обречена на провал по иным причинам, возникшим на протяжении следующих месяцев.

Дело выглядело решенным. Но предстояла еще самая сложная часть: нужно было собрать, экипировать и укомплектовать флотилию. Условия соглашения короля с Магелланом неоднократно менялись по мере изменения обстоятельств.

Расходы были поразительны; неизвестно, понимали ли сразу королевские чиновники необходимость партнерства с частным сектором, но затраты росли как на дрожжах, в то время как чиновники Каса-де-Контратасьон то ли из благоразумия, то ли по злому умыслу изо всех сил стремились держать Магеллана на голодном пайке. Средства появлялись медленно и с большим трудом, как при химическом титровании; приоритетами государственные служащие явно считали экономию, а не спешку. Например, 24 сентября 1518 года они выделили на расходы Магеллана и Фалейру мизерную сумму 5000 мараведи, что заставило обоих всего через месяц умолять короля дать больше денег, в особенности на товары, поскольку «такой незначительной суммы не хватит на приобретение полного груза специй»[316]316
  «Tan poca antidad no bastará para cargar las naves de especerías». Navarrete. Colección de los viajes, 4. P. 124–127. О распределении см. Gil. Magallanes en Sevilla. P. 56.


[Закрыть]. Частично экономия была связана с тем, что экспедиция Магеллана была далеко не единственной, требовавшей денег. Как сообщал своему королю португальский агент Себастьян Алвареш, три корабля должны были отправиться к западному побережью Центральной Америки с конечной целью попасть в Китай, а Кристобаль де Аро работал над организацией коммерческой экспедиции на четырех судах для поддержки путешествия Магеллана или следования за ней.