Текст книги "Такие разные миры"

Глава 8

Что испытывают заключенные, когда их ведут на смертную казнь? Думаю, теперь я знаю.

Сперва, пока в столовой вокруг меня все шептались и бесконечно обсуждали сложившуюся ситуацию, миссис Дейфус попросила меня захватить свой рюкзак. А спустя минуту мы уже поднимались на второй этаж. Не спеша и без разговоров. Но мое колотящееся сердце все не унималось. Забавно даже. Я вроде и не волновалась, ведь точно знала, что буду продолжать отстаивать свои права, но, с другой стороны, мне очень не хотелось портить отношения с человеком, от которого немало зависела. По крайней мере, пока являюсь ученицей этой проклятой школы.

В общем, я оказалась на перепутье, и оба варианта меня не вполне устраивали.

Прошло меньше минуты, прежде чем мы оказались посреди полупустого коридора, возле двери в кабинет директрисы. Когда же миссис Дейфус распахнула дверь, я увидела еще двоих незнакомых, как мне показалось, учителей.

И только сейчас я подумала, что дело предстоит куда более серьезное, чем хиджаб, и мои нервы натянулись, словно струны.

– Входите, мисс Уайт, – произнесла директриса, и я на ватных ногах вошла в кабинет.

Незнакомцы – молодой мужчина и женщина постарше – окинули меня неодобрительными взглядами. Впрочем, я не придала этому особого значения. С чем-то подобным мне частенько приходилось сталкиваться.

– Покажи свой рюкзак, – бесцеремонно начала женщина.

– Маргарет, – попытался одернуть ее мужчина, а потом посмотрел на меня. – Можете, пожалуйста, открыть ваш рюкзак?

У меня внутри все сжалось, как если бы я провозила контрабанду через границу.

Перед мысленным взором возникла сцена, произошедшая пару месяцев назад. Тогда полицейский грубо схватил меня за локоть и развернул к себе. На его лице отражалась неприязнь, и он приказал мне немедленно вытащить рюкзак и открыть его. Я так и сделала. А что мне оставалось? Пойти против представителя закона и нажить куда более тяжкие проблемы?

Находясь в полном замешательстве, я сперва посмотрела на миссис Дейфус, которая сохраняла все то же непроницаемое выражение, потом снова на учителей, не сводящих с меня грозных взглядов. Мне резко поплохело. Я ждала поддержки, но, разумеется, ее на территории всей школы и даже района, не найти.

– Извините, а зачем? – Наверное, я выглядела сейчас, как полная дура, слишком широко распахнувшая рот от негодования.

– Мы просто хотим удостовериться, что все в порядке, не волнуйся, – произнесла директриса. И вроде бы говорила она тоном, который должен был означать хоть какую-то маломальскую поддержку, однако я этого не почувствовала. Голос оставался холодным. – Прошу, Ламия, дай мне свой рюкзак.

Она протянула руку, выжидающе и очень серьезно на меня глядя.

Пару мгновений я ощущала себя паршиво настолько, что желудок выворачивался наизнанку. Страшное и плотное ожидание чего-то плохого нависло надо мной мрачной тучей. Здравый смысл подсказывал мне, что нужно задавать больше вопросов и помнить о своих правах.

Но я быстро сдалась.

Пришлось протянуть ей рюкзак. Мне нечего было скрывать. Ситуация настолько выбила меня из колеи, что я не нашла в себе силы попытаться сперва разобраться в происходящем.

И вот, миссис Дейфус схватила рюкзак, прошла к столу и вытряхнула все, что было внутри. На стол полетели подушечка для булавок, которые я использовала для закрепления платка, гигиеническая помада, сложенный коврик для намаза, пара ручек и резинка для волос. А следом, в самую последнюю очередь, из рюкзака выпало что-то небольшое, но тяжелое, судя по звуку. Оно сверкнуло лишь на миг, но я сразу поняла, что это украшение. Сережки. И, кажется, золотые.

Я обомлела. Голова была готова разорваться от ужаса, неприятной неожиданности и вместе с тем невыносимого страха.

Чувства были такие, словно я и впрямь провинилась перед кем-то.

Миссис Дейфус отложила рюкзак в сторону, взяла в руку сережки и многозначительно на меня посмотрела.

– Грязная воровка! – крикнула незнакомка, а мужчина, отличавшийся более спокойным поведением, схватил ее за локоть, будто желая успокоить. – Что, в своем Афганистане украшений в глаза не видела и решила, что здесь можно спокойно их красть?!

Голос отказывался мне подчиняться. Я так и стояла, не в силах что-либо сказать, хотя в голове проносились миллионы мыслей.

– Будь добра, объясни, что это делает у тебя в сумке? – спросила миссис Дейфус.

И этот ее взгляд… Мне захотелось умереть на месте. Нет, правда, легче было умереть, чем видеть, как на тебя смотрят с таким омерзением, с такой ненавистью… Как на настоящее чудовище. Наверное, так же смотрели на Эда Гина[17]17
  Американский серийный убийца, некрофил и похититель трупов. Один из самых известных серийных убийц в истории США. Его образ широко проник в популярную культуру второй половины XX века.


[Закрыть], когда узнали правду о нем. Иными словами, я удостоилась такого же взгляда, как один из самых жестоких серийных убийц. Приятного в этом мало.

– Не знаю, как эти украшения оказались в моем рюкзаке, – сказала я и тут же об этом пожалела. Именно так оправдываются воры, которых поймали на месте преступления.

– Конечно, ты не осмелилась бы признаться, грязная трусиха! – Женщина почти плевалась, и видно было, насколько сильно она ненавидит таких, как я. Исламофобов всегда видно издалека. У них есть общая черта, которую я каждый раз с легкостью распознавала.

– Миссис Фолк, пожалуйста, будьте аккуратны в выражениях, – попросила директриса.

Я бы могла решить, что она заступилась за меня, но не это только что произошло. Прервав яростную речь женщины, она пыталась вести себя, как подобает нормальной директрисе. Не из сочувствия ко мне миссис Дейфус это сделала, точно нет.

Я стояла перед тремя взрослыми людьми и не знала, куда себя деть. Желудок скрутился в тугой узел, голова вот-вот готова была закружиться, а язык предательски онемел. Мне не удалось и слова выдавить.

А была в этом хоть крупица смысла?

– Можешь идти. – Миссис Дейфус опустила голову, с разочарованием и усталостью вздохнув. – Мы поговорим об этом позже. Желательно, чтобы твои родители тоже присутствовали.

Я вышла из кабинета, пока мне в спину летело очередное оскорбление. Склизкое, неприятное чувство прошлось вдоль позвоночника. Вернулись ненависть и злость.

Моя жизнь словно начала рушиться. Эта школа стала пристанищем дьявола для меня. В ней мне не было места. Здесь меня презирают, не считаются с моими желаниями и мнением. Я чужая, отвратительная, мерзопакостная и опасная девчонка, которую никогда никто не примет. Только не в этом мире.

Я прикусила нижнюю губу. От бессилия, от страха, от разочарования в самой себе, в своих умениях и характере. Вонзила зубы так сильно, что почувствовала металлический привкус.

Я продолжала терзать свои губы до тех пор, пока не вышла на улицу, не бросила рюкзак на газон и не села рядом, поджав ноги. Внутри образовалась пустота, которую очень хотелось заполнить хоть чем-то. Разговором. А пока единственным, кто меня выслушает, кто не осудит, кто будет милостив и добр ко мне, был Бог. Я понятия не имею, как живут люди, которые не верят в Него. Наверное, тяжело не иметь поддержки.

Но вот мы, верующие… Мы никогда не остаемся одни. Куда бы мы ни пошли, Бог всегда с нами, Он нас слышит и просит обращаться к Нему. Он любит исполнять наши желания, о чем не раз говорит в Коране.

У каждого есть выбор. Кто-то верит, кто-то нет. Но мы не должны осуждать друг друга.

Я поджала ноги сильнее, и плевать на то, что испачкаюсь. Я чувствовала себя грязной и без этого. А как еще, когда всего несколько минут назад меня назвали воровкой?

– Пожалуйста, – прошептала я в небо и замолчала, с трудом заставив себя не заплакать, чтобы не выдать слабости хотя бы самой себе. – Пожалуйста, сделай мою жизнь чуточку легче. Я знаю, я ужасно слабая. Наверное, в Твоих глазах я кажусь ничтожной, но Ты всегда обещал помогать нам, обещал не бросать, быть благосклонным. Ты ведь любишь каждого из нас. Так помоги же мне. Облегчи мне жизнь. Я не буду просить Тебя наказать их. Потому что стараюсь быть хорошим человеком… Но с каждым днем это становится все тяжелее.

Мне казалось, что Он действительно все слышал. Каждое мое слово, каждую буковку, каждую дрогнувшую нотку в голосе. Видел, как я сложила ладони, сидя на траве и умоляя Его.

Вдобавок мне вдруг показалось, будто кто-то успокаивающе погладил меня по голове.

Так обычно делают самые близкие. Люди, которые тебя искренне любят и готовы на все ради тебя.

В душе сделалось так спокойно, что я еще минут десять сидела в той же позе, закрыв глаза, и наслаждалась тем, как наполняется умиротворением моя душа. Закончив свое дуа[18]18
  Личная мольба мусульманина на родном языке, обращение к Аллаху. Одна из разновидностей поклонения. Дуа произносят в различных житейских ситуациях. Обычно мусульмане просят Аллаха о помощи, начиная какое-то дело.


[Закрыть], я наконец поднялась на ноги.

Когда я вошла в здание школы, казалось, что все только на меня и смотрят. Все знают о том, что только что из кабинета директрисы вышла Ламия – воровка, которая пытается пустить всем пыль в глаза, напяливая на себя маску мусульманки, а ведь всем известно, что мусульманки скромны и невинны. Я грязная лицемерка. Именно это произносили несуществующие голоса в моей голове.

Неожиданно, свернув за угол, я с кем-то столкнулась.

– Ну вот, снова, – засмеялась Руби. – Вечно мы друг в друга влетаем.

Этих слов хватило, чтобы я поймала себя на мысли, что искренне завидую тому, как беззаботно и весело она себя ведет. Как остается довольной собственной жизнью, всегда улыбается и позволяет себе носить яркие вещи. Как не прячется от мира за собственной тенью, потому что никто на нее не давит. Конечно, мне всегда было известно, что жаловаться на свою жизнь весьма неблагодарное дело, если говорить об этом с точки зрения ислама, но я всегда была слишком слаба в своей вере. Наверно.

Руби вдруг заговорила о предстоящей вечеринке:

– Слушай, если ты так не хочешь идти, мы можем…

– Они пообещали, что причинят боль моему младшему брату, – перебила я ее попытки стать хорошей подругой. – Я не могу не пойти.

Руби задумалась, но лишь на миг. Затем лицо ее снова погрузилось в нечто, отдаленно напоминающее беззаботность. Она закинула руку мне на плечо и по-дружески улыбнулась.

– Слушай, Ламия, все будет хорошо. Тебе нечего бояться. Мы будем рядом.

Отчего-то я к ее словам отнеслась со скептицизмом.

Такие девочки, как Руби, думают об одном и том же – о парне своей мечты, о рок-звездах, шмотках и романтичных фильмах. Она из тех, кто пьет подслащенный до невозможности чай с конфетами, на девяносто девять процентов состоящими из сахара. Розовая, милая, наивная, слишком женственная, хотя, конечно, понятие «слишком» для всех разное, и глупо рассуждать вот так.

И все же…

А может, это и здорово? Может, классно быть такой? Она кажется воздушной, словно живет не здесь, а где-то в небесах, среди облаков, вымышленных существ вроде розовых летающих пони и каждый день наблюдает за появлением радуги. Она словно олицетворяет солнце.

– Мило, – раздалось совсем рядом, разрывая цепочку моих мыслей.

Мы обернулись.

Конечно, кто еще мог стоять и смотреть на меня с наглой ухмылочкой, полной едкого презрения? Я давно успела запомнить его в деталях.

Элиас держал одну руку в кармане синего худи, а второй сжимал музыкальную кассету с наклейкой Bon Jovi, а Честер, стоявший рядом, сверкал ярко-желтой кожаной курткой, сплошь украшенной заклепками и молниями, а на его шее висели цепи в пару слоев. Придурок, пытающийся привлечь к себе внимание. И отчего только я получаю замечания по поводу своего внешнего вида?

– Когда это вы стали лучшими подружками? – поинтересовался Честер. – Руби, тебе напомнить, что устраивают подобные ей?

Руби ничего не ответила. Да ей и не нужно было. В самом воздухе чувствовался страх. Все боятся этих идиотов. Неужели?

– Хочешь попасть на телевидение? – спросила я у Честера. Рука Руби уже опустилась, высвободив мое плечо, и поэтому я сумела приподнять подбородок и выпрямиться. – Появиться в выпуске новостей. Потому что я лично готова.

– К чему это ты готова?

– К тому, чтобы взорвать твой дом.

Некрасиво. Ужасно. В какой-то степени нелепо было такое сказать. Во вторую очередь – неправильно. Подобным поведением я выставляла мусульманок в плохом свете. Но что мне еще было делать? Так не хотелось молчать!

– Ты знаешь, что с тобой будет, если это услышит наша драгоценная Дейфус? – Пока Честер растягивал слова, мне казалось, что он уже чувствовал себя победителем, даже толком не начав бой. – Тебя же попрут отсюда. Или выкинут как бездомную собаку.

– Ну так иди и поплачься ей, сопливый маменькин сынок.

Честер подошел ближе, возвышаясь надо мной громадной скалой. Я почти ощущала на себе холод всех молний на его куртке. Ощущала дыхание с запахом сигаретного дыма и мятной жвачки. Наверное, со стороны я выглядела жалко. Ужасно жалко и нелепо.

– Рано или поздно мы оторвем этот язычок, – прошипел он по-змеиному. – И никто… ты ведь слышишь?.. никто не сможет тебе помочь.

Элиас довольно улыбался, глядя на все это, как на веселое представление. Когда его взгляд падал на меня, я… Ух, это заставляло каждую клетку моего тела гореть от злости к его противному выражению лица. И как так, интересно, получается, что кому-то незаслуженно достается привлекательная внешность, когда внутри все гниет и иссыхает от той грязи, что хранится в душе? Почему люди не выглядят так же, как их нутро?

– В курсе, что твой вид всех пугает? – продолжил Честер, явно не желая отставать от меня. – Сними его.

Его рука потянулась было к моему платку, но я резко шагнула назад. Руби тоже отстранилась, хотя происходящее никакого отношения к ней не имело, и угроза была направлена исключительно в мою сторону. Не знаю, почему он каждый раз не доводил свое дело до конца. Ему не пришлось бы прикладывать сил, чтобы всерьез навредить мне. Столько угроз и ни одного действия. Почему? Тюрьмы они точно не боятся. Они хорошо знают, что им все сойдет с рук. Может, их даже наградят за устранение потенциального террориста.

– Просто сними, черт возьми! – Голос Честера сорвался на высокие ноты, на пару тонов выше голоса Элиаса. Из-за этой странной особенности его угрозы не звучали серьезно, как если бы их произносил Элиас. – Это всего лишь кусок ткани! Какого черта вы, гребаные фанатики, придаете этому такое значение? Ты что, и впрямь на мой день рождения собираешься напялить это дерьмо?!

Отвечать я не стала. Так и стояла вся на нервах. Мне подумалось, что, если он сейчас подойдет ко мне и сорвет хиджаб, я не смогу дать отпор. Он высок, крепок, явно занимается в тренажерном зале и куда больше меня. Ему не стоило бы никаких усилий вбить меня в стену и разорвать хиджаб прямо у меня под носом, пока я бессвязно что-то бормочу.

Элиас защелкал пальцами.

– Слушайте, я предлагаю вот что! – Он вдруг вышел вперед, запихнул кассету в карман и сделал такое движение ногой, что скейтборд, которого я не замечала прежде, почти подпрыгнул к его руке. Черные глаза внимательно в меня впились. Он был выше не только меня, но и Честера, и оттого, наверное, у меня подогнулись колени. Элиас казался куда опаснее своего друга. – Покатаешься со мной? Если сможешь повторить три моих трюка, я выполню три твоих желания. А если не сможешь, то снимешь эту тряпку. Выйдешь во двор на перемене, прокричишь: «Смотрите!» и снимешь свой платок на глазах у всех. Идет?

Глава 9

Элиас был доволен. Честер был доволен вдвое больше.

Эти двое уже решили, что одержали надо мной победу. Они уже представляли, наверное, как я снимаю свой платок посреди двора, пока вокруг развлекаются толпы школьников, кричу, привлекая внимание, и все смотрят, разинув рты, а они в сторонке победно выкрикивают что-то бессвязное, дают друг другу «пять», радуются, словно осуществилась их мечта. Такие, наверное, и вырисовывались картинки в их головах.

Ох, если бы они знали…

Я еле сдерживала улыбку. Внутри впервые за долгое время поселилось яркое и ни на что непохожее чувство удовлетворения, и предстоящую победу сейчас предвкушала именно я.

Вопреки их ожиданиям, конечно же. Они-то уж думали, что я в полном ужасе.

– Идет, – кивнула я. Я бы и руку протянула для пожатия, как бы заключая сделку, как, собственно говоря, и сделал Элиас (издеваясь или просто позабыв о моих правилах, не знаю точно), но вместо этого я лишь выжидающе склонила голову набок, ожидая его дальнейших слов.

Элиас поднял скейтборд, махнул головой в сторону выхода и зашагал вперед.

Я молча пошла за ним.

– А я пока позову ребят, чтобы каждый увидел это шоу, – хохотнул Честер нам вслед и побежал в противоположную сторону.

Я едва сдержалась, чтобы не усмехнуться.

Что делала Руби, не знаю. Может, пошла искать своего драгоценного Рэя.

Почему-то, шагая позади Элиаса, я неосознанно принялась разглядывать его. Наверное, мой мозг просто решил воспользоваться возможностью рассмотреть его поближе.

Он меня не видел, так как смотрел вперед, и я не боялась оказаться застуканной. Я рассматривала его одежду: синее худи, светлые джинсы, на заднем кармане которых закреплен совсем новенький плеер. Белые, неправдоподобно чистые кеды с красной звездой. Заметила часть серебряной цепочки на его шее, скрытой под худи. А на затылке – слегка вьющиеся черные волосы, которые казались очень мягкими на ощупь.

Я, конечно, возненавижу себя за это утверждение, но от Элиаса приятно пахло. Это не был запах каких-то конкретных духов. Скорее, аромат чистоты. Совсем не подходящий для такого гнилого человека. Меня это бесило.

– Еще не поздно отказаться, восточная красавица, – произнес он неожиданно, отвлекая меня от размышлений. Потом развернулся, посмотрел все теми же бездонными глазами и кинул желтый скейтборд на землю.

Я и не заметила, как мы вышли во двор, полный кучи подростков, глядящих на нас.

– Боишься проиграть? – Я постаралась придать этому вопросу более утвердительный тон, издеваясь над ним.

В ответ его губы сложились все в ту же ухмылку.

Неправильно, наверное, после случившегося в кабинете директрисы демонстрировать всей школе свою беззаботность и наплевательское отношение. Я, можно сказать, назло вышла во двор, не опуская от стыда глаза, и сейчас буду утирать носы этим самоуверенным придуркам.

Потому что я ни в чем не провинилась, а так хоть сумею отвлечься от предстоящего прихода в школу моих родителей.

Школьный задний двор – это огромное заасфальтированное пространство с несколькими скамейками. Баскетбольная площадка окружена железной сеткой и стоит поодаль, внизу, чтобы не мешать отдыху остальных учеников, перекусывающих на перемене. Отсюда хорошо виднелось здание школы, а значит, и изнутри любой мог подойти к окну и стать очередным зрителем.

Впрочем, так многие и поступили. Я убедилась в этом, лишь взглянув в сторону окон. Двор школы превратился в стадион.

– Я пытался отговорить тебя, но, увы, ты слишком упряма, чтобы признать свое поражение заранее, – продолжал Элиас.

И я уже устала это слушать.

– А мы приступим уже к делу? Или так и будешь трепать языком?

От моих слов на его лице показалось удовольствие. Он будто бы наслаждался нападками в свою сторону.

Наконец представление началось.

– Дамы и господа, мы с вами стали свидетели невероятного события, – прокричал в мегафон знакомый голос. Мне потребовалось больше минуты, чтобы понять, что это говорил Руф – один из тупоголовых друзей Элиаса. – Внимание на сцену!

Подростки ликовали, будто и впрямь заявились на какие-нибудь бои или настоящие соревнования. По сути, в чем-то они были правы. Они столпились вокруг нас, и я неосознанно представила себя на арене в Колизее.

Слишком много людей. У меня немного начала кружиться голова от волнения и чуть не затошнило.

Элиас неотрывно смотрел на меня. Казалось, он упивался мыслями о том, что вот-вот окунет меня лицом в грязь, прямо здесь, посреди двора, наполненного его горячо любимыми друзьями. Будто я была его врагом номер один. Интересно, что я такого сделала, чтобы заслужить эту ненависть?

А толпа вокруг продолжала ликовать, радуясь и создавая впечатление, что в этой школе не осталось ни одного человека, не обожавшего бы Элиаса.

– Смотри внимательней, восточная красавица.

Я фыркнула.

Наконец он поставил скейтборд на землю, почти с любовью на него взглянул, отрывая от меня бездну своих черных глаз. Поставил на доску одну ногу, а второй оттолкнулся. Первые секунды две он ездил медленно, пока катился к резкому спуску вниз. Но этот спуск не был предназначен для катания на скейте – такого в школе не имелось. Он подъезжал к ступенькам, ведущим вниз, к баскетбольной площадке.

Скейт разгонялся с каждой секундой, и ни один человек в здравом рассудке, не владеющий профессиональными навыками катания на скейтборде, ни за что не повторил бы того, что сделал Элиас. Он подпрыгнул так, что рука чуть коснулась края доски, затем оказался на перилах и покатился вниз прямо по ним, ловко сохраняя равновесие. В самом низу Элиас так же ловко подпрыгнул снова, и доска приземлилась на колеса, которые еще пару мгновений крутились, таща его вперед.

Толпа выкрикивала ему что-то ободряющее, я даже разобрала комплименты в его адрес от сопливых девчонок. А вот он обернулся и посмотрел на меня с победным выражением лица. Таким взглядом, будто он король этого мира, а я – мусор, валяющийся у его ног.

– Даю тебе последний шанс, восточная красавица, – проговорил Элиас громко. – Пока еще можно отказаться. Пока я еще добрый.

Ну уж нет!

Я схватила один накинутый на плечо край хиджаба, затем второй и завязала их узлом позади. Проверила, видны ли волосы. Убедившись в том, что полностью готова и ничто мне мешать не будет, я скрестила руки на груди.

Элиас издал смешок, поднимаясь по ступенькам. Он кинул скейт на землю и подтолкнул его в мою сторону. И тоже скрестил руки на груди, копируя мою позу.

Я подняла скейт и закатила глаза. Он еще будет локти себе кусать и плакать оттого, что вообще все это затеял.

Скейтборд полетел на землю, я встала на него одной ногой, взглянула вперед, оценивая предстоящий маневр и прикидывая в уме, как мне двигаться, чтобы повторить то, что сделал Элиас.

Вокруг повисла тишина. Все наблюдали за мной, затаив дыхание, собирая, наверное, в уме все самые едкие и язвительные шуточки, которыми они закидают меня после эпичного падения и переломов всего, что только может сломаться.

Вот только этого не случится. Они пока просто не знают.

Я оттолкнулась одной ногой, при этом помогая себе и руками. Так скейт поедет быстрее.

Не отрывая взгляда от приближающихся перил, я слегка наклонилась и согнула колени, готовясь прыгать. Взялась кончиками пальцев за край доски, снова поработала ногой, толкая себя вперед. Скейт покатился быстрее, хиджаб на моей голове зашевелился под напором ветра.

И вот прошла одна-единственная секунда, прежде чем я взлетела в воздух, отталкиваясь от земли всем телом и подтягивая за собой скейтборд. Доска лег на перила, и я покатилась вниз, пока деревянное покрытие подо мной натиралось об железное.

Самое сложное во всем этом – удачно приземлиться.

Я снова наклонилась, чтобы быть готовой в случае чего удержать равновесие. Скейт снова взлетел в воздух, сердце ускорилось, время замедлилось.

Но я приземлилась удачно. Колеса стукнулись об асфальт, и мне даже удалось остановить скейт быстрее, чем это сделал Элиас.

Я как-то раз упоминала, что у меня есть хобби. Так вот, это оно и есть.

Тишина, царившая вокруг, оказалась гораздо приятнее, чем если бы последовали вопли восторга. Я впервые за долгое время позволила себе высоко поднять голову, посмотреть на всех вокруг с гордостью за себя, с полной уверенностью и бесстрашием.

Все молчали, никто не мог и слова сказать. Я видела разинутые рты и удивленные глаза, увеличившиеся до размеров спелых дынь.

Но истинное удовольствие мне принесло лицо Элиаса. На нем отразилась растерянность, даже не удивление. Он впервые не казался самоуверенным идиотом, возомнившим себя лучше всех.

Внутри меня все ликовало, кричало, радовалось, восторгалось.

– Продолжим? – спросила я. – Или уже не хочется?

Что-то еще мелькнуло в его черных глазах. Вот насколько они были черными: малейшее движение каким-то образом в них отражалось. Прямо как сейчас.

Элиас провел рукой по волосам, наклонил голову вбок и усмехнулся, снова возвращаясь в привычное русло. Он пошел в мою сторону, и я напряглась, а триумф резко выветрился из головы.

А он просто наклонился и забрал свой скейт.

– Ладно, ты меня поразила, – не соврал Элиас, но я все равно успела усомниться в правдивости сказанного им. – Но с тебя еще два трюка.

Не затягивая с разговорами, он двинулся вперед. Элиас отошел как можно дальше от лестницы, только теперь направил все свое внимание в другую сторону. Если до этого он ехал к ступенькам, намереваясь скатиться вниз по перилам, то теперь решил просто взлететь в воздух в том месте, где лестницы не было, зато был резкий обрыв.

Отталкиваясь от земли, помогая себе руками, он все ускорялся и ускорялся, а ветер обдувал его лицо, закидывая черные волосы назад.

И вот, достигнув края, он сперва наклонился ближе к земле, потянувшись вниз и сгибая колени, а затем резко выпрямился, оттолкнулся и взлетел.

Его тело находилось далеко от земли, а он, будто игнорируя все законы физики, прокрутился. В тот момент, когда Элиас все еще находился в воздухе, он пнул свой скейтборд и круто взмахнул им, дважды прокрутив.

Я сразу вспомнила название этого трюка: он выполнил флип на 360 градусов – скейтборд сделал полный оборот вокруг своей оси.

В детстве мои разодранные колени, руки, спина были покрыты слоем синевато-фиолетовых синяков, пока я тренировалась делать этот трюк на заднем дворе нашего тогдашнего дома. Мне было десять, но я была достаточно крепка, чтобы игнорировать боль. У меня была четкая цель – научиться делать так же круто, как те люди, что катаются в скейтпарках. Вот и все. Остальное было не важно.

После исполненного трюка Элиас без проблем приземлился и прокатился вперед, а потом резко повернулся обратно, надавив на хвост скейта носком своих кедов.

Зрители ликовали не так бурно, наверное, еще находясь под впечатлением от моего триумфа. Мысль об этом придала сил и уверенности.

– Готова разбить себе лицо? – издевательски протянул Элиас, въезжая на скейте обратно на ровную поверхность.

Он быстро спрыгнул с него прямо на ходу, а доска покатилась ко мне, но я быстро остановила ее ногой.

Проще некуда.

Пнула скейт, чтобы он лежал ровно, встала на него и замахала руками так, будто бегу, а одной ногой отталкивалась от земли. Я покатилась к краю с невероятной скоростью, представляя, как взлечу в воздух.

И в следующую секунду я действительно взлетела.

Внутри на миг запорхали бабочки. Люди обычно используют это дурацкое выражение, описывая влюбленность. Но я была влюблена в скейтбординг, так что мне вполне позволительно испытывать нечто подобное во время полета в воздухе.

Прошли жалкие две секунды, а я успела смахнуть ногами доску, отчего она прокрутилась.

С таким же невероятным успехом я приземлилась на доску.

Трюк номер два был выполнен.

На этот раз последовали перешептывания.

И вроде бы ничего удивительного. Меня снова обсуждали. Ведь так было всегда. И все же что-то изменилось. В шепоте и обсуждениях уже не проявлялся негатив. На меня даже смотрели как-то иначе.

А может, мне все это просто привиделось в надежде хотя бы сейчас получить то драгоценное одобрение, в котором я отчаянно нуждалась большую часть своей жизни.

Все возможно.

Я ударила по носу скейта, и он резко подскочил так, что я успела схватить его в воздухе.

Элиас был обескуражен. А я наслаждалась, пытаясь запомнить этот редкий фрагмент из собственной жизни навсегда. Чтобы затем снова и снова его вспоминать, когда нахлынет ужасное настроение, когда ничто другое меня порадовать не сумеет.

– Последний трюк – и ты навек ко мне не приближаешься? – спросила я, на этот раз сама подходя к Элиасу.

Он не успел ничего сказать.

Раздался строгий и громкий голос миссис Дейфус, которая заставила большинство зевак расступиться. От неожиданности я бросила скейт на землю, и он медленно покатился в сторону Элиаса.

– Значит, вот как вы ведете себя после того, как вас поймали на воровстве? – спросила директриса. Но ответа она не ждала, это было видно по выражению ее лица.

Миссис Дейфус, прервав наше «соревнование», явилась во двор школы. Ее аура была настолько наполнена строгостью, что некоторые ученики в спешке двинулись в противоположную сторону и сбежали, сделав вид, что их тут не было.

Я снова почувствовала себя виноватой, хотя ничего плохого не сделала. Их обвинения не были справедливыми. Я не крала сережки. Кто-то их мне подкинул. Наверное, в надежде, что меня отчислят. Такое было вполне возможно.

Появление миссис Дейфус заставило меня вспомнить то, как на меня смотрели эти трое… И какими словами обзывала меня та женщина. Я опять окунулась в мрачный тусклый омут неуверенности, страха и тревоги.

Но смысла отвечать не было никакого.

– Я жду ваших родителей завтра в два часа дня у себя в кабинете. Обоих.

Бросив это, директриса развернулась и пошла прочь, а вокруг возобновились шепотки. Но вот что подбодрило: ученики продолжали обсуждать мои умения в катании на скейте. Ничего более.