Текст книги "Мой брат Мохаммед Али"

Брат начал задыхаться. Присутствовавшие не могли понять – он действительно подавился или шутит? Наконец, каким-то образом Мохаммед смог выкашлять дыню и тут же заявил: «Представляете, если бы чемпион мира в тяжелом весе умер от того, что подавился дыней?» Он только что чуть не задохнулся, но не мог не пошутить, потому что всегда видел смешное в повседневной жизни. Не секрет, что у Мохаммеда было отличное чувство юмора. Брат умел общаться со всеми – и с детьми, и с ровесниками, и со стариками. Рядом с ним всегда было хорошо. Хоть целый день болтай, а все равно завтра снова захочется увидеться. Людей к брату тянуло.

В Дир-Лейке, особенно на кухне, Мохаммед совершенствовал обожаемые им фокусы. Порой новым трюкам его учили гости лагеря, например, объясняли, как сделать так, чтобы монетка или карта исчезла, или как вытащить выбранную карту из колоды. И когда мы спокойно ели, брат вдруг начинал показывать только что выученный фокус. Брал кусок веревки, будто бы разрезал ее надвое, но потом она оказывалась целой. Или завязывал на ней узелки, которые волшебным образом сами развязывались. Профессиональным фокусником Мохаммед, конечно, не был, но отлично умел развлекать людей всевозможными способами и сам так этим наслаждался, что становилось еще веселее.

* * *

Мохаммед переехал в сельскую местность, чтобы быть подальше от городской суеты, а не пытаясь сбежать от фанатов: им в лагере всегда были рады. Какой бы большой звездой ни стал к тому времени брат, на его тренировки в Дир-Лейк мог прийти любой желающий. Никаких жестких правил допуска, которые есть у современных боксеров и других знаменитостей. Звезды боятся вторжения в их частную жизнь или угроз от недоброжелателей. А те, кто хочет казаться радушнее, устраивают официальные встречи, где фото или секунда общения с кумиром обойдутся тысячи в три долларов. Если повезет, сможешь даже задать пару вопросов, пока охрана не оттеснит тебя подальше. Брат же все делал бесплатно. Даже в те дни больше никто из знаменитостей не общался с фанатами так охотно. Иногда на тренировку приходило человек десять болельщиков, иногда – полсотни. Ведь все-таки, не забывайте, лагерь был в глуши. Располагайся он в большом городе, в Филадельфии, например, до которой от Дир-Лейка около 130 километров, здесь собирались бы толпы. Не сомневаюсь, что на тренировки приходили бы сотни человек – держать ситуацию под контролем оказалось бы куда сложнее.

Все равно люди приезжали издалека, чтобы посмотреть на Мохаммеда. Нередко во время спарринга, между раундами, брат подходил к канатам и начинал болтать с фанатами. Его засыпали вопросами, и все, от любопытных подростков до женщин и стариков, неизменно им восхищались. Мохаммед старался ответить каждому, делал глоток воды и возвращался к тренировке. А потом, если был в настроении, мог угостить публику историями или фокусами. Тогда-то и появлялся Али-шоумен, сразу поражая фанатов. Даже я и тренеры, которые вроде бы занимались серьезным делом, иногда вставали за спинами фанатов и придуривались, издавая смешные звуки, пока те смотрели, как Мохаммед обрушивается на своего спарринг-партнера. Но мы знали, зрители здесь из-за моего брата. У него от природы был этот талант очаровывать каждого. И ко всем, будь то фанат или боксер, Мохаммед относился одинаково уважительно.

Мы с несколькими членами команды постоянно пытались по возможности оградить брата от чрезмерного внимания. Хотя Мохаммед всегда был готов встретиться с болельщиками, его друзья из лагеря, человек пять-шесть, постоянно держались рядом и выступали в роли посредников: разрешали зрителям подойти, когда начинался спарринг, а после тренировки просили не утомлять брата. Мы говорили: «Все! На сегодня тренировка Али закончена! Всем большое спасибо!» Если бы мы не следили за распорядком дня, брат часами болтал бы с фанатами, забыв о том, что ему нужно отдыхать и восстанавливать силы.

Главным «охранником» Мохаммеда, конечно, был я. Немного замкнутый, чуть выше брата, я, как бывший профессиональный боксер и победитель турнира «Золотые перчатки» в Кентукки, имел репутацию не очень-то вежливого парня. Но в шестидесятые, когда некоторая напряженность оставалась, Мохаммеду именно такой человек и нужен был рядом. Ведь мы не знали, какие намерения у этих людей. Что, если кто-нибудь подойдет поближе к брату и ударит его? Поэтому я не отходил от Мохаммеда ни на шаг. Это была моя работа: защищать своего доверчивого брата. Почти на всех фотографиях тех лет я рядом с ним, как тень. Выполняю роль телохранителя, только вместо оружия у меня – руки, характер, физические данные и бдительность. Да и Мохаммед чувствовал себя так комфортно в Дир-Лейке, потому что знал: с братом, который неизменно следовал за ним, вы не захотите связываться.

Но ведь переживали мы не зря. Конечно, среди фанатов были и те, кто просто хотел дотронуться до своего кумира, но встречались и сумасшедшие – много сумасшедших, если уж начистоту. Иногда подходил кто-нибудь, кого не устраивали вера Мохаммеда или его нежелание служить… А некоторые и вообще пытались показать, что способны врезать чемпиону. Иногда таких людей можно было вычислить сразу – нет, они не оскорбляли Мохаммеда с порога и не кричали, просто слишком нервничали или вели себя как-то странно. Брата любили не все, но я неизменно оказывался рядом – мимо меня пройти к Мохаммеду не мог никто. Даже журналисты, которые приезжали в лагерь в надежде, что получат материал для газеты: чаще всего их выручал брат. «Рахман, пусти его, – говорил мне Мохаммед. – Он нормальный человек. Пусть берет интервью».

* * *

Люди, для которых брат всегда находил время, – это вовсе не журналисты, хотя Мохаммед и старался им не отказывать, а молодежь. Именно подростки были героями одного из самых запоминающихся случаев за время нашей жизни в Дир-Лейке. В десяти километрах от лагеря находился городок Поттсвилл, и к нам нередко заходили восемь темнокожих братьев и сестер Сноуэлл, в основном подростки: одни лет 20, другие чуть помладше. В Дир-Лейке они всегда устраивали разгром, но брат неизменно проводил с ними время, а старших учил боксировать. Я сам прекрасно знаю, что вот так, в домашней обстановке, ты видишь звезд такими, какие они есть, а не идеальный образ из телевизора. Мохаммед же был крутым как на экране, так и в жизни, и ребята его уважали. Дети понимали, что находятся в компании знаменитости, но чувствовали, что он относится к ним (и ко всем другим) так, будто они уже миллион лет знакомы. Редко кто из известных людей столько времени проводил с подростками из самых бедных семей. Для ребят это очень много значило.

Так вот, в тот раз брат тренировался и давал Сноуэллам советы по поводу бокса, разговаривал с ними о спорте, о жизни и даже немного проповедовал. Часто гостям разрешали подходить к Мохаммеду после тренировки, пока секунданты растирали его полотенцами. В заднюю комнату пускали двух-трех человек, и они могли минут пять провести с чемпионом. В тот день брат, поболтав с детьми в зале, пригласил их в комнату и предложил присесть. Попросил подождать, а сам вышел. Вернулся с большим черным чемоданом. Положил его на стол, открыл, чтобы дети обратили внимание на сложенные в него пачки денег. А потом вышел из комнаты на целых десять минут.

Можно только представить, что там происходило. Ребята остались в комнате одни, а перед ними – куча денег, они столько сроду не видали. Братья и сестры молча уставились на аккуратно связанные пачки банкнот. Мохаммед любил шутки, но в тот раз он, по-моему, испытывал детей – хотел посмотреть, как они отреагируют. Наверняка наблюдал за ними из окна, или в замочную скважину, или как-то еще. Через десять минут брат вернулся в комнату, сел на кровать, пересчитал деньги… а потом расплылся в улыбке: «Ребята, вы из совсем бедной семьи – и не крадете?! Отведите меня к вашей матери!»

Миссис Сноуэлл заранее предупредили, что к ним домой заедет Мохаммед, но она все равно удивилась, когда он появился. Может, не отнеслась всерьез к обещанию брата, хотя любой, кто был с ним знаком, знал, что Мохаммед – человек слова, да еще и любитель сюрпризов. Например, на Рождество он обычно листал телефонную книгу и звонил случайным людям, чтобы пожелать им счастья. Чаще всего на том конце провода, конечно, считали, что их разыгрывают и клали трубку. Как-то раз на него случайно наткнулась пара подростков из Поттсвила, когда брат обедал в закусочной с Анджело Данди. Мохаммед дал им автографы, а потом спросил, какие у ребят планы на вечер. Они сказали, что собираются в кинотеатр, тут, рядом. И Мохаммед с Анджело пошли с ними, сели смотреть фильм и есть попкорн, будто старые приятели. Чего-чего, а удивлять людей брат умел.

Хотя Сноуэллы уже раззвонили об истории с чемоданом по всей округе, им мало кто поверил. Поэтому сейчас, стоило соседям увидеть, как чемпион паркует свою крутую машину рядом со скромным домиком и заходит внутрь, все открыли рот. Но даже маловеры, сразу же собравшиеся вокруг хижины Сноуэллов, не могли и представить, что́ на самом деле задумал брат.

Мохаммеда так тронуло поведение детей, что он предложил миссис Сноуэлл выбрать любой дом – хоть самый большой в округе. Сказал, что купит этот дом для нее в награду за то, какая она хорошая мать, ведь он прекрасно понимает, как сложно жить в бедности. Но брата ждал еще больший сюрприз: как бы ни была поражена миссис Сноуэлл, предложение брата она отвергла. Лишь ответила, что дети вели себя так, как и должны были. «Нет, выберите себе дом, я хочу купить его для вас», – настаивал Мохаммед. Но женщина отказалась снова: «Все это время нас хранил Бог, и он продолжит это делать».

Скромность женщины тронула брата еще сильнее. Не только дети продемонстрировали, что им можно доверять – редкое в их среде качество, но и мать отказалась от щедрого подарка. Брата это впечатлило. В своей жизни Мохаммеду встречались очень разные люди. Большинство пытались извлечь выгоду. Другие – нет, но финансовую помощь всегда бы приняли. А миссис Сноуэлл посоветовала брату поберечь деньги – ведь однажды они могут пригодиться ему самому.

Мохаммед не торопился, поэтому остался до вечера в гостях у Сноуэллов. Конечно, ему были рады. В тот момент кое-кто из соседей уже заглянул в дом, чтобы поглазеть на чемпиона, но Мохаммед вел себя так, словно не был никакой знаменитостью. Болтал со Сноуэллами, шутил, а потом сел поужинать. Устроил даже шуточный спарринг с одним из ребят на кухне. «Чего уставился, – крикнул он понарошку одному парню. – Ух, сейчас я задам тебе взбучку!» Дети, конечно, были в восторге. Представляете – у вас дома Мохаммед Али! Это мечта, которая кажется несбыточной. Но благодаря брату она стала реальностью для сотен людей – сейчас я даже всех и не вспомню.

* * *

Как бы ни любил Мохаммед валять дурака, когда дело касалось религии, он отбрасывал шутки в сторону. Мохаммед часто обсуждал ислам с близкими людьми, и сразу становился серьезен. После завоевания титула в поединке с Сонни Листоном брат погрузился в изучение религии и ко времени переезда в Дир-Лейк испытывал непреодолимое желание проповедовать. Решение принять ислам сильно изменило его жизнь, приоритеты и взгляды, принесло как много хорошего, так и определенные проблемы.

Брат, хоть и не был очень образованным человеком, всегда отличался мудростью. И он не только сам великолепно знал ислам, но и стремился рассказывать о нем другим, пробуждая их интерес. «Ислам – значит мир», – повторял он нам. Порой он напоминал о пяти столпах ислама – свидетельстве о вере (шахада), ежедневных молитвах (намаз), помощи беднякам и нуждающимся (закят), соблюдении поста в месяц Рамадан (ураза) и паломничестве в Мекку (хадж). Мохаммед совершил паломничество в январе 1972 года, как раз перед переездом в Дир-Лейк. Также он много рассуждал о Коране. «Если ты его прочитал, – говорил нам брат, – начинай учить ему других». Эта установка подчеркивалась в Коране, и Мохаммед в нее верил. Он считал, что трудности посылаются, чтобы человек стал лучше, чтобы смог закалить характер, укрепить веру или чему-либо научиться.

Закят, или благотворительность, – один из главных столпов ислама, о котором всегда помнил брат. Любой знает, каким щедрым человеком он был в годы боксерской карьеры и после ее окончания. Мохаммед отдавал на благотворительность миллионы, если видел, что люди нуждаются. Кое-кто считал, что брат разбрасывается деньгами, но сам он думал иначе. Почему Мохаммед был таким щедрым? Разве многие другие звезды так же охотно, как он, отдавали заработанные миллионы в благотворительные организации?

Конечно, ислам играл ключевую роль. Мохаммед стремился помогать людям, потому что всем сердцем верил: его благословил Аллах. Именно Аллах сделал его известным на весь мир, богатым и знаменитым. А брат считал так: если Аллах дал тебе привилегированное положение, он ожидает, что ты поможешь тем, кому повезло меньше. Мы с Мохаммедом часто сталкивались с людьми, которые изо всех сил пытались наскрести на пропитание. Облегчать тяжелую жизнь братьев, живущих в бедности, превратилось в миссию, которой Али оставался верен всю свою жизнь.

Нужно добавить, что доброта Мохаммеда неизбежно привлекала хитрецов. Грустно вспоминать, но в Дир-Лейке частенько появлялись ушлые незнакомцы, которые легко дурили брата. Но тот так и не изменился. И не мог измениться – ведь помогать другим было заложено у него в характере. Случалось, после тренировки Мохаммед сидел в зале, а люди, приехавшие со всей страны, потчевали его всевозможными баснями о собственных нуждах и желаниях. Как бы невероятно это ни звучало, брат действительно сидел с чековой книжкой в руке. И выписывал чеки на тысячи долларов, будто богач-благодетель. Часто за день он раздавал незнакомцам целую пачку чеков. Многих просителей Мохаммед видел первый раз в жизни. И все равно верил им на слово, никогда не сомневался в честности людей, несмотря на все наши увещевания. Для Мохаммеда деньги мало что значили. Меня эти пройдохи просто выводили из себя, и я подозрительно относился ко всем типам, ошивающимся вокруг. Садился рядом с братом и говорил: «Не давай ему больше денег, он тебе их не вернет!» А Мохаммед отвечал: «Рахман, да пусть забирает, мне не жалко. Видно ведь, что им деньги нужны больше, чем мне». И выписывал очередной чек. Брат просто верил, что должен помогать тем, у кого проблемы с финансами. Хотя некоторые просители были обманщиками – те еще актеры.

Мохаммед очень легко находил общий язык с незнакомцами, проявлял сочувствие и с уважением относился к мечтам и надеждам людей – наверное, именно поэтому его так любили. Но из-за доброты брата у него самого всегда были проблемы с деньгами, пусть он и был самым известным боксером своего времени. Честно, меня это неимоверно раздражало. Я, в отличие от Мохаммеда, вовсе не был таким доверчивым, потому что видел своими глазами, сколько людей пытается воспользоваться братом.

Но неприятные встречи забывались, когда мы вспоминали о жизнях, которые он изменил. Хотя миссис Сноуэлл, несмотря на все усилия Мохаммеда, отказалась от дома, она в конце концов приняла от него подарок. У нее умер родственник, страховки не было, и его семья отчаянно нуждалась в деньгах, потому что их просто не хватало на похороны. Мохаммед тут же все организовал. Отправил сына покойного и нескольких детей Сноуэлл в город родственника. Оплатил билеты на самолет и похороны.

Постепенно у брата сложились теплые отношения с Аароном Сноуэллом, одним из старших детей, очень любознательным юношей. «Если веришь в Бога, у тебя все получится, – говорил парнишке брат. – Нет ничего невозможного». Он убедил его, что тот способен добиться многого. Повторял: если по-настоящему стремиться к чему-либо и верить в Бога, можно осуществить любую мечту.

Конечно, и сам Мохаммед придерживался этой мысли. Чего только не пришлось преодолеть ему в жизни, особенно в те сложные времена, когда брата лишили титула, а добрая половина Америки его возненавидела. Но Мохаммед показал, что не сдастся, и победить невзгоды как раз позволил ему такой взгляд на жизнь. Так что те слова были не просто банальностями, а мудростью, основанной на собственном опыте. Доброта Мохаммеда в конце концов убедила Сноуэллов принять ислам. Они стали частыми гостями в Дир-Лейке. Вместе с братом ходили в мечеть, расположенную на вершине холма, и молились. Вскоре с этой семьей познакомились и наши родители. Они с радостью пришли к ним в гости. Аарон стал шофером нашего отца и очень его уважал. Между двумя семьями завязалась действительно теплая дружба. Когда Аарон повзрослел, то стал тренером по боксу и комментатором, работал с такими известными спортсменами, как Тим Уизерспун и Майк Тайсон, и убедился в словах брата. Просто ему помогал Аллах. А началось все с розыгрыша брата и большого чемодана, набитого деньгами.

В Дир-Лейке не все так гладко

Режим дня Мохаммеда практически не менялся с его переезда в лагерь в 1972-м до последнего боя в 1981 году. Обычно брат поднимался на рассвете, часов в пять. И сразу шел на пробежку. Его неизменно сопровождали несколько членов команды, но порой на улицах к ним присоединялись десятки незнакомых людей в спортивных костюмах, чтобы пробежаться рядом с Мохаммедом. Иногда даже дети заставляли себя проснуться в такую рань и потренироваться вместе с чемпионом. «Бои выигрываются и проигрываются на беговой дорожке, – повторял им брат, пока ребята зашнуровывали кроссовки. – Задолго до того, как включаются прожекторы, и ты начинаешь танцевать на ринге».

Раньше всех всегда собирался я. Иногда, очень-очень редко, Мохаммеду не хотелось бегать – я заходил в его комнату и обнаруживал, что брат все еще спит. «Эй, просыпайся, – тормошил я его. – Пора на пробежку. А то проиграешь бой. Нужно тренироваться». Иногда приходилось в буквальном смысле его расталкивать. Тут я ему спуску не давал, знал о потенциале брата и не хотел, чтобы он позволял себе отлынивать.

Бегал Мохаммед обычно в своем любимом облачении: легкий свитер, темные штаны и тяжелые черные армейские берцы. По словам брата, после берцев боксерки на ринге казались совсем легкими, и ноги не уставали, даже если бой затягивался. Мы бегали по оживленному шоссе, а менеджер Джин Килрой и несколько других членов лагеря ехали за нами на машине. Видя невдалеке знак, Мохаммед частенько спринтовал до него, отрываясь от группы, а потом ударял по столбу ладонью и бежал назад. Таким образом, тренировка шла своим чередом, а дети при этом не отставали и не чувствовали себя покинутыми.

После пробежки брат шел в зал и качал пресс. Потом Мохаммеда массажировали на большом столе, стоявшем рядом с огромным настенным зеркалом. В это время брат дремал. После массажа недолго смотрел телевизор и снова, часов в восемь утра, ложился спать. Просыпался в двенадцать, играл с детьми, отдыхал, решал деловые вопросы. В два или в три часа возвращался в зал.

Тренировку он всегда начинал с легких прыжков через скакалку – примерно три подхода. Потом в три подхода бил по груше на растяжках – знаете, такая круглая груша, прикрепленная к полу и потолку. Потом еще три подхода к обычной груше. Чем ближе был поединок, тем меньше Мохаммед ее использовал. Скорость и точное ощущение нужного момента для удара выходили на первый план. Поэтому брат работал преимущественно с грушей на растяжке.

Наконец, он переходил к боям со спарринг-партнерами, которые выглядели довольно грозно. Мохаммеду нравилось спарринговать с разными парнями – например, с теми, кто сильно уступает по весу, можно тренировать скорость. Но когда до поединка оставалось не так много времени, брат приглашал лучших спарринг-партнеров в мире. Среди них были, например, Ларри Холмс и Тим Уизерспун – элитные боксеры, которые в будущем стали чемпионами-тяжеловесами. Холмс вообще провел в лагере четыре года с самого его открытия и превратился в постоянного спарринг-партнера брата.

Сначала Мохаммед боксировал по раунду с каждым, потом, с приближением боя, по два, и, наконец, по три – целью было выдержать все девять напряженных раундов. Чаще всего это были не обычные спарринги. Иногда брат делал акцент не на силе удара, а на своей фирменной скорости. Но даже в таком случае спарринги отнюдь не превращались в легкую прогулку. Порой брат хотел, чтобы партнеры били его как можно сильнее. Если честно, все боксеры в команде Мохаммеда боялись, что брат их уволит, если они не будут выкладываться на ринге по полной. Однако задачи перед парнями стояли довольно неопределенные. Сегодня веди спарринг помягче, а не следующий день – боксируй как в последний раз, если хочешь сохранить работу.

Брат регулярно спарринговал со мной. Скажу начистоту, все признавали, что я был лучшим спарринг-партнером брата. «Рахман, устрой-ка мне настоящую тренировку, а то скоро бой со сложным противником», – говорил он перед спаррингом. И поощрял выкладываться по полной, потому что, по словам брата, именно это выводило его на пик формы перед настоящими поединками. «Наноси удары часто, как только можешь, – просил Мохаммед. – Я буду пытаться их блокировать, но помни, твоя цель – меня поймать». Сделать это непросто, но у меня было преимущество – я ведь знал его стиль и приемы лучше, чем все остальные. С детства, с самой первой тренировки мы боксировали вместе, и я отлично понимал, чего можно ожидать от брата.

Поэтому в ходе спаррингов мне часто удавалось уклоняться от его сумасшедших ударов, нанося при этом свои. И сил я не жалел. Бил, когда брат ждал этого меньше всего, но даже тогда Мохаммед умудрялся их блокировать. Я обрушивал на него удар за ударом, однако брат все равно успевал защищаться. «Отвали, дурак!» – рявкал он. Если перед началом сессии мне было сказано – не жалеть ни себя, ни соперника, то я исполнял свой долг по максимуму.

Никогда не забуду, как однажды достал его ударом правой – таким сильным, что он чуть не упал. Но я не стал раздуваться от гордости, а после жесткого поединка подошел к брату и извинился. «Слушай, знаю, что мы готовимся к бою, но я не хотел бить так сильно, – сказал я ему. – Надеюсь, тебе не очень больно». Я чувствовал себя виноватым. «Рахман, все в порядке, – ответил Мохаммед. – Нужно быть готовым к таким сильным ударам. В этом и смысл. Ты все сделал правильно, даже не думай. Ведь и соперник может ударить так же».

Конечно, подобный стиль ведения спарринг-сессий не всем нравился. Как-то раз на наши тренировки (еще до строительства базы в Дир-Лейке) приехал Кас Д’Амато, будущий наставник Майка Тайсона. Он стоял у ринга и говорил Анджело Данди: «Мохаммед слишком часто позволяет соперникам прижимать его к канатам. А ведь как раз эту привычку он осуждает в других. Али слишком мало двигается, слишком спокойно пропускает удары. Удивительно. Если бы это не повторялось так часто, я бы решил, что он рисуется. В смысле, я понимаю, Мохаммед отчасти действительно рисуется, но уж больно много он тяжелых ударов пропускает – такого я никогда не видел».

В какой-то степени Кас был прав. Я бил не переставая, шел в атаку, и некоторые удары проходили. Но и Мохаммед ведь не показывал в полной мере своей мощи, не добивался точности, не включал скорость, – просто такой теперь была тактика брата. В нужный момент его ударам хватало и силы, и быстроты. Во время спаррингов он, в отличие от большинства боксеров, не старался парировать каждый удар. Брат привык, что ему задают трепку. Я это знал. Как и все члены лагеря.

Анджело попытался объяснить Касу, что цель Мохаммеда – вымотать меня, не нанося ударов. Но Д’Амато отнесся к этому критически, будто такая стратегия задевала его самолюбие. «Нельзя пропускать столько ударов, – повторил он. – Нельзя пропускать их один за другим, штук по 20 за раунд». Кас никак не мог успокоиться. Он просто не понимал поведения Мохаммеда. Ждал, что и на тренировках он будет показывать то же, что в боях. Бандини, секундант брата, попытался было ему растолковать, но своего мнения Д’Амато не изменил. Он даже заявил, что Мохаммед так слабо бьет, потому что спаррингует с братом.

Тем не менее сдерживать напор Мохаммеда на ринге было отнюдь не просто, даже если он, сосредоточившись на отработке защиты, просил тебя его бить. Отправить брата в нокаут – непростая задачка. В те годы спарринги были жестче, чем сейчас, но Мохаммед обычно не вырубал своих партнеров. На тренировках он работал в основном над защитой, поэтому после перехода Мохаммеда в профессионалы о его мягкости к спарринг-партнерам знали все. Брату просто казалось, что незачем устраивать побоище, ведь этих парней он нанял сам для подготовки к поединку. Спарринги же соперников Мохаммеда часто превращались в настоящие бои.

Но Кас был прав: брат действительно за меня переживал. И Анджело Данди тоже. После моего первого поединка по профессионалам в 1964 году Мохаммед сказал, что мне не нужно продолжать карьеру – он обо всем позаботится. Но я не ушел из бокса, поэтому брату пришлось прибегнуть к более активным действиям. В 1972 году в Сан-Диего я проиграл Джеку О’Хэллорану. Оказалось, Мохаммед общался с моим соперником до боя. И попросил О’Хэллорана постараться взять верх. Отправить в нокаут, но не делать из меня котлету. Вот таким странным образом он пытался защитить своего брата. Боялся, что во время какого-нибудь жестокого поединка меня серьезно травмируют, поэтому настаивал на моем уходе с ринга. «Рахман, тебе нужно выйти из игры, – повторил он после проигрыша О’Хэллорану. – Заканчивай с боксом. У меня достаточно денег, хватит на нас обоих». Тогда я прислушался к совету Мохаммеда и больше не выходил на профессиональный ринг. Незадолго до этого репортеры спросили брата обо мне, и вот что он ответил: «Скоро Рахман будет в десятке лучших тяжеловесов мира». Журналистка, конечно, спросила, готов ли брат к бою со мной. «Нет, я не буду биться с братом, – совершенно серьезно ответил Мохаммед. – Я закончу карьеру. Если Рахман будет так хорош, что станет чемпионом, я уйду из спорта – пусть правит он. Моя карьера и так получилась длинной». Но, разумеется, из нас двоих перчатки на гвоздь повесил именно я.

* * *

Что касается Дир-Лейка, то идиллия горного тренировочного лагеря порой нарушалась. Для общей физической подготовки Мохаммед рубил лес, порой по целому дереву за день. Расчищал место перед лагерем. И хотел, чтобы другие следовали его примеру. Скоро члены лагеря – как профессиональные боксеры, так и любители, – начали вырубать деревья. Благодаря такой «каторжной», по словам местных жителей, работе Мохаммед накачал мышцы плечевого пояса и бицепсы, и утверждал, что орудуя топором, развиваешь подвижность позвоночника.

К сожалению, рубка деревьев однажды обернулась неприятностями. Как-то раз большое дерево, которое рубил брат, упало на землю соседа. У Мохаммеда на том участке было около 20 квадратных метров земли, а у соседа – где-то 8. Казалось, этот парень должен первым делом завести дружбу с чемпионом, но он не делал никаких попыток даже перекинуться словом с Мохаммедом или кем-то из лагеря. Сосед просто позвонил в полицию, чтобы брата арестовали. Чего-чего, а уж приезда копов никто из нас не ждал. Мохаммед просто глазам своим не поверил. Он собирался за пару дней изрубить дерево и убрать его с чужой земли, не видя большой проблемы в случившемся. Сосед же настаивал, что Мохаммед нарушил границы частных владений – абсурдное заявление.

Сначала спорили о том, чье это дерево. Полиция провела расследование и пришла к выводу, что это – собственность лагеря. Значит, ствол пересек границу частных владений. Чтобы вы понимали: дерево свалилось в лес, а не на постройки этого парня. Никакого ущерба не нанесло, и все равно этот зловредный тип раздул такой скандал, что дело дошло до местного суда!

Брат, конечно, взял всю вину на себя. В день слушания просто заявил в суде: «Я не буду врать. Я не лжец! Это я срубил дерево, и я за это заплачу!» В итоге суд постановил, что Мохаммед обязан выплатить истцу тысячу долларов. Поверьте, по тем временам это были большие деньги.

Так что сосед, который без конца ухмылялся во время слушания, еще и заработал. Вы, наверное, уже догадались, что тот парень просто был расистом, поэтому и сторонился нас. С момента нашего переезда в лагерь он питал неприязнь к брату – не сомневаюсь, его просто выводило из себя, что теперь на холме живут темнокожие. После того случая отношения, разумеется, не наладились. Ведь лагерь никуда не делся. Не знаю, живет ли этот человек до сих пор в Дир-Лейке. Но надеюсь, свои взгляды он изменил.

Правда, нас та ситуация не очень-то удивила: все-таки Дир-Лейк в то время был довольно глухой провинцией, где жили преимущественно белые. В лицо брату никто расистских оскорблений не бросал, и некоторые соседи нас любили, но расизм в отношении к лагерю чувствовался всегда.

Мне не хочется это вспоминать, но во многих городках рядом с базой в те времена заправляла мафия. И ее члены были отнюдь не в восторге от того, что рядом поселился нахальный темнокожий чемпион мира по боксу. Гангстеры с готовностью начали бы заискивать перед Мохаммедом, если бы верили, что могут получить от него деньги, но брат не собирался позволять себя контролировать никому. Столько людей и организаций пытались сделать это на протяжении его карьеры, что он готов был дать отпор кому угодно.

Кроме нашего цвета кожи местных не устраивал отказ Мохаммеда служить и принятие ислама, после чего брат изменил имя. Хотя все знали, что зовут его теперь Мохаммед Али, нередко недоброжелатели называли брата именем, от которого он отказался, – Кассиус Клей. Брат не скрывал, что ненавидит свое «рабское» имя, и игнорировал тех, кто так его окликал, или отвечал не очень-то вежливым «Чего надо?» – притом что обычно Мохаммед дружелюбно общался с людьми. Некоторые искренне не понимали, зачем менять имя, а других просто раздражало, что рядом живет темнокожий парень, и они делали мелкие пакости в попытке показать, где его место. Уверен, многие с радостью вступили бы в открытый конфликт, как наш сосед. Хоть Мохаммед и умел находить подход к местным бизнесменам, для которых общение с Али было выгодно, брату пришлось приложить немало усилий, чтобы его фирменное очарование подействовало. В семидесятые благодаря статусу брата белые не смели вести себя с ним так, как с любым другим темнокожим. Да и Мохаммед старался не обращать внимания на этих расистов. И все же, несмотря на все попытки интегрироваться в местное сообщество, были люди, которые так и не смирились с нашим присутствием.