Текст книги "Сказочный корабль"

Фон Рихтгофен, раскрасневшийся и запыхавшийся после подъема, рассказал Клеменсу о прибытии церковников и об их отказе уйти. Он и словом не обмолвился о поведении Джона.

Сэм сказал Лотару, чтобы тот передал изгоям, что он только вечером спустится с плотины. Пусть они его ждут, но не удаляются дальше чем на двадцать ярдов от чашного камня, к которому они причалили. Какое-то мгновение Клеменс размышлял о том, а не приказать ли им убраться тот же час и не велеть ли солдатам, чтобы те слегка подтолкнули их широкой поверхностью мечей в случае сопротивления. Ему было жарко, он был весь покрыт потом и цементной пылью и ощущал сейчас какую-то особую ненависть к церковникам. Благословением этой планеты было отсутствие мух и комаров, но люди, в данном случае церковники, пытались изо всех сил заполнить эту брешь.

Грохот бетономешалок, крики мастеров и скрежет лопат и ручных тачек не позволили Сэму услышать выстрелы, раздавшиеся через полчаса после посещения Рихтгофена. Он ничего не знал о том, что произошло на берегу Реки, пока к нему снова не прибежал Лотар.

У Клеменса возникло такое ощущение, будто все его суставы сломались и он рухнул в грязную яму. Джон испытал новые пистолеты на святошах. Сотня Марков-1 с кремневыми затворами за три минуты лишила жизни почти пятьсот мужчин и женщин. Джон лично перезаряжал оружие и стрелял более десятка раз, использовав несколько последних пуль для того, чтобы прикончить раненых.

Около тридцати наиболее красивых женщин были схвачены и уведены во дворец Джона.

Задолго до того, как он достиг берега Реки, Клеменс увидел толпу, собравшуюся вокруг чашного камня. Он пропустил вперед немца, чтобы тот расчистил ему дорогу. Толпа расступалась перед ним, как Красное Море перед Моисеем, подумал Сэм, но настоящее Красное Море предстало перед ним, когда он прошел сквозь толпу. Тела были набросаны одно на другое, покрыты кровью и клочьями оторванной плоти, их кости были раздроблены пулями крупного калибра. За свои девяносто семь лет жизни Сэм так и не привык к гробовой тишине. Казалось, она висела над трупами как невидимое и холодное облако. Рты, которые уже никогда не будут произносить слова, мозги, которые больше уже ничего не будут думать…

И то, что завтра эти люди со свежими и здоровыми телами вернутся к жизни где-то в других местах на берегах Реки, не приносило никакого утешения. Потрясение от вида смерти нельзя ослабить никаким умствованием.

Джон находился здесь же и отдавал распоряжения о переноске тел в мыловаренные и кожевенные цеха. Увидев Сэма, он ухмыльнулся, как нашкодивший мальчишка, которого поймали за ухо, когда он тащил за хвост кошку.

– Ведь это же настоящая бойня! – вскричал Сэм. – Как вы допустили такую резню? Неоправданная и непростительная резня! Для нее не было никаких причин, кровожадный зверь!!! Вы были им всегда, подлая собака, таким и останетесь! Свинья! Свинья! Свинья!

Ухмылка сошла с лица Джона, и он сделал шаг назад, увидев, что Сэм, сжав кулаки, направился к нему. Могучий Закскромб, подняв в руке огромную палицу со стальными шипами на конце, двинулся навстречу Клеменсу.

– Не сметь! – закричал Лотар фон Рихтгофен. – Не трогайте его или я позову Джо! Я пристрелю каждого, кто приблизится к Сэму.

Сэм оглянулся. Лотар держал в руке пистолет, дуло которого было направлено на Джона.

Он посмотрел на короля и увидел, что его смуглое лицо побледнело, глаза округлились. Даже голубой цвет глаз, казалось, потускнел. Позже Клеменс жалел, что он не велел Рихтгофену стрелять. Хотя Стрелки и были людьми Джона, возможно, они не решились бы стрелять, если бы их начальник был убит первым же выстрелом, поскольку сейчас они были окружены вооруженными людьми, большинство из которых недолюбливали Джона, и почти все были потрясены учиненной им бойней. Но даже если бы они и решились, то Сэм и остальные могли бы в момент залпа броситься на землю и пули бы просвистели мимо. А после этого, кто знает, что могло бы произойти после этого?

Но теперь было уже бесполезно фантазировать! Этот приказ он так и не отдал!

Тем не менее, Сэму надо было что-то предпринять. Если он допустит, чтобы Джону это сошло с рук, то он может потерять уважение людей, да и сам перестанет уважать себя. После такого ему оставалось бы только одно – сложить с себя полномочия со-консула, а это означало, что он потеряет Судно!

Он слегка повернул голову, но так, чтобы не терять из виду Джона, и увидел бледное лицо и большие темные глаза Ливи. Вид у нее был такой, будто ее вот-вот стошнит. Он сделал вид, что не обратил на нее внимания, и позвал Сирано де Бержерака, который стоял в первом ряду окружавшей их толпы, держа в руке длинную шпагу.

– Капитан де Бержерак! – Сэм указал на Джона. – Арестуйте со-консула!

В руке у Джона был пистолет, но он не поднял дуло.

– Я протестую! – вскричал англичанин. – Я велел им немедленно уйти, но они отказались. Я предупредил их, но они продолжали упорствовать. И только после этого я приказал стрелять. И к чему весь этот шум – завтра они все равно оживут!

Сирано торжественно подошел к Джону, остановился, отдал честь и произнес:

– Ваше оружие, сэр!

Закскромб взревел и поднял утыканную шипами палицу.

– Не нужно, Зак, – махнул рукой Джон Безземельный. – Согласно Хартии один консул имеет полное право арестовать другого, если считает, что тот действует в нарушение Хартии. Но я недолго пробуду под арестом.

Он вручил Сирано свой пистолет, рукояткой вперед, затем отстегнул пояс и передал его французу. На поясе были ножны с длинным кинжалом и коротким мечом.

– Я вернусь в свой дворец, пока вы и Совет будете решать мою судьбу, – сказал он. – В соответствии с Хартией вы обязаны собраться в течение часа после ареста и вынести решение через два часа, если только этому не помешают какие-либо чрезвычайные обстоятельства, связанные с безопасностью государства.

Он пошел прочь, и Сирано двинулся сразу же за ним. Люди Джона какое-то мгновение колебались, а затем после громоподобного приказа Закскромба последовали за своим хозяином. Сэм, глядя, как они уходят, удивился, что не было особого сопротивления, и ему пришло в голову, что Джон четко понял, что Сэм вынужден так поступить, чтобы не потерять свое лицо. И Джон прекрасно понимал, что Сэм постарается избежать принятия решения, которое могло бы привести к гражданской войне, но в то же время он примет его, если возникнет угроза Судну.

Поэтому Джон решил не мешать Сэму. Ему не хотелось раскрывать карты. Во всяком случае сейчас. Он уже удовлетворил свою кровожадность. А когда советники соберутся, они выяснят, что Джон действовал в рамках закона, в соответствии со своими полномочиями. Хотя и не имел на это морального права. Но тогда его сторонники начнут пылко оправдывать его действия и с точки зрения морали. Ведь в конце концов, все мертвые завтра воскреснут, а урок, который он преподал Церкви Второго Шанса, в высшей степени полезен для государства. Теперь церковники долго будут обходить Пароландо стороной. И конечно же, Сэм Клеменс вынужден будет признать, что их присутствие в стране крайне нежелательно. Если эти святоши будут продолжать обращать в свою веру граждан Пароландо, Судно так никогда и не будет построено. Более того, другие государства, в меньшей степени ослабленные тлетворным влиянием философии Церкви Второго Шанса, начнут нападать на Пароландо.

И он, Сэм Клеменс, на это ответит, что в следующий раз сторонники Джона оправдают и пытки. В них нет ничего плохого. Ведь мучения длятся только до тех пор, пока человек жив, а любые телесные повреждения легко можно исцелить простым умерщвлением жертвы. Затем будет оправдано изнасилование, ибо в конечном счете женщине не нужно бояться, что она забеременеет или подхватит какую-нибудь заразу. А если она будет после этой процедуры мучиться, то лучше ее убить, ведь на следующее утро она снова станет целой и невредимой. Что же касается связанных с этим душевных мучений, то от них легко избавиться с помощью небольшой дозы наркотической резинки.

Нет, скажет Сэм, дело не в самом убийстве, как в таковом, а в правах. Если убивают человека, то его тем самым перемещают вопреки его желанию в такое удаленное место, откуда ему не вернуться пешком и за тысячу лет. Его удаляют от его любви, от его друзей, от его родного дома. Насилие есть насилие, и оно всегда было…

Надо быть начеку.

– Сэм! – раздался хорошо знакомый ему голос.

Он обернулся. Ливи была все еще бледна, но ее глаза приобрели спокойное выражение.

– Сэм! А как же женщины, которых он увел?

– О мой Бог! – воскликнул Клеменс, стукнув себя ладонью по лбу. – Идемте, Лотар!

Увидев поблизости Джо Миллера, он помахал ему рукой, а Лотар приказал следовать за ними только что подошедшей сотне лучников.

Возле огромного бревенчатого дома Сэм замедлил шаг. Судя по всему, Джон думал, что его со-консул забыл о насильно уведенных женщинах. Но, наверняка, он не сомневался в том, что очень скоро Сэм вспомнит об этом. Клеменс был уверен, что Джон в душе был готов подчиниться Сэму в вопросе о бойне, поскольку по букве закона он действовал в рамках своих прав. Но возвращение женщин – слишком большой удар для англичанина. Его подлый характер может выйти из под контроля, и тогда в Пароландо вспыхнет гражданская война.

22

Когда Сэм увидел примерно тридцать женщин, выходящих из открытых ворот, он понял, что Джон решил исправить свою ошибку. Однако его все равно можно было обвинить в похищении, в преступлении гораздо более серьезном, чем убийство, в этом вывернутом наизнанку мире. Но если женщинам не было причинено вреда, то подобное обвинение будет трудно выдвинуть.

Он остановился, и ему показалось, что и сердце его сейчас остановится. Среди женщин была Гвиневра!

Лотар побежал к ней, выкрикивая ее имя. Она бросилась к нему навстречу, вытянув руки, и они обнялись.

После минуты страстных объятий и лобзаний она отпрянула от Лотара и подошла к Сэму. Он мысленно обругал себя, так как поблизости не было кого-либо другого, на ком можно было бы выместить злость. Если бы он дал ей понять, что желает ее, когда она всем своим видом показывала ему, что он может обладать ею, то она, возможно, не приняла бы ухаживаний фон Рихтгофена. Почему же он не взял ее? Почему он никак не может отвязаться от мысли о том, что Ливи в конце концов вернется к нему? В том же случае, если он возьмет себе другую женщину, Ливи настолько этим оскорбится, что больше никогда не захочет иметь с ним ничего общего.

Его рассуждения были нелогичны. Но что бы ни заявляли философы, главная польза от логики – оправдание эмоций.

Гвиневра поцеловала его, и ее слезы капнули ему на обнаженную грудь. Затем она отпрянула от него и вернулась к Лотару, оставив Сэма Клеменса решать задачу Джона Безземельного.

Он прошел в ворота. За ним тяжело шествовал Джо Миллер. Через мгновение к ним присоединился и фон Рихтгофен. Он чертыхался и бормотал по-немецки:

– Я убью его!

Сэм остановился.

– Уходите отсюда сейчас же! Я и сам достаточно разъярен, но еще могу владеть собой. Вы находитесь в логове льва, не забывайте этого! И если вы сейчас что-нибудь попытаетесь предпринять, он тут же прикажет убить вас, а потом заявит, что это было сделано в целях самообороны. Поймите, что он только этого и ждет. Возможно, он и затеял все это для того, чтобы организовать наше убийство.

– Но вы взяли с собой лишь Джо! – удивился немец.

– Я бы не сказал, что этого мало. Но если бы вы не были так заняты лобзанием с Гвиневрой, то, наверное, услышали бы мой приказ войскам начать штурм дворца и убить всех, кто там находится, если я не вернусь через пятнадцать минут.

Лотар удивленно посмотрел на Клеменса.

– Вы определенно стали гораздо агрессивнее.

– Чем больше у меня неприятностей и чем дальше отодвигается постройка Судна, тем решительнее я становлюсь, – кивнул Сэм.

Сэм не мог объяснить немцу, что он перенес на Джона весь свой гнев по поводу его связи с Гвиневрой, который и без того был столь велик, что будь на этой планете хоть немного справедливости, Джону давно бы уже надо было уползти, поджав хвост.

Он прошел внутрь самого большого дома за изгородью из высоких сосновых столбов и проскользнул мимо Шарки. Головорез попытался было преградить ему дорогу, но у Сэма за спиной раздался пещерный рев, исходивший от огромной волосатой фигуры Джо. Шарки тихо выругался и допустил оплошность, не сумев вовремя увернуться. Огромная с рыжими волосами нога откинула громилу весом в 280 фунтов, будто куклу.

– Я когда-нибудь прибью тебя! – прорычал Шарки по-английски.

Джо медленно повернул голову, будто это была башня броненосца, а ее орудием – огромный хобот его носа.

– Да? И ш какой армией ты шобираешься это шделать?

– Джо, ты стал слишком часто огрызаться по пустякам, – пробормотал Сэм. – И в этом, несомненно, чувствуется мое влияние.

– Я не такой уж и тупой, как шчитает меня большинштво людей, – сказал Джо.

Приступ гнева Сэма перешел в тихую ярость. Даже с таким телохранителем, как Джо, он не мог чувствовать себя в полной безопасности, но Сэм был уверен, что Джон не пойдет сейчас на конфликт с ним, так как, наверняка, он хочет завладеть кораблем.

Король сидел за большим круглым дубовым столом вместе с дюжиной своих молодчиков. У всех в руках были глиняные кружки. Здоровенный Зак стоял у него за спиной. Вся комната провоняла табаком и алкоголем. Глаза Джона были красными, правда, они у него всегда были такими. Свет еле пробивался в окна, так как прямые солнечные лучи не проходили сквозь сосновый частокол. Горело несколько факелов.

Сэм остановился, вынул сигару из коробочки в сумке, привязанной к поясу, и начал раскуривать ее. Его руки тряслись. Это раздражало его, и его гнев на Джона усилился.

– Прекрасно, Ваше Величество, – сказал он. – Вы не имели никакого права забирать этих чужих женщин ради удовлетворения своих низменных потребностей! Но забрать Гвиневру!? Она – гражданин нашего государства! Вы по сути дела засунули свою шею в петлю, Джон, и я сейчас выражаюсь отнюдь не фигурально!

Джон налил себе виски в пивную кружку и аккуратно поставил бутыль на стол. Затем он произнес кротким голосом:

– Я взял этих женщин к себе во дворец ради их же безопасности. Толпа была агрессивно настроена по отношению к ним. Они хотели их растерзать. А Гвиневру взяли по ошибке. Я лично выясню, кто виноват в этом, и накажу.

– Джон, – пожал плечами Клеменс. – Мне, конечно, следовало бы отвергнуть эти ваши голословные утверждения по поводу вашего неведения. Они ни на чем не основаны, но я вынужден отступить.. Рядом с таким бесстыдным лжецом, как вы, покраснел бы и сам дьявол. Вы – отец лжи, гроссмейстер обмана, всегда были, есть и будете. Абсолютное отсутствие стыда является отличительным признаком величайшего из лжецов, все остальные лжецы на вашем фоне настолько же безобидны, как Дед Мороз на елке.

Лицо Джона побагровело. Закскромб шевельнулся и приподнял свою дубину. Джо зарычал.

Джон глубоко вздохнул и, улыбаясь, сказал:

– Вы расстроились, увидев так много крови, мой друг. Скоро вы придете в себя. Вы не можете опровергнуть ничего из того, что только что я сказал, не так ли? Между прочим, вы уже объявили о заседании Совета? Ведь вам известно, что закон этой страны требует этого?

Самым ужасным было то, что Джону сойдет это с рук. Все, включая и его приспешников, знают, что он лжет. Но с этим ничего нельзя поделать, кроме того разве, что начать гражданскую войну. А это означало, что остальные волки – Иеясу, Хаскинг и, возможно, даже предполагаемые нейтралы: Красс, Черский, Тай Фанг и дикари с противоположного берега Реки – нападут на Пароландо.

Сэм презрительно фыркнул и вышел вон. Через два часа все, чего он ожидал, стало реальностью. Советники проголосовали за официальное порицание Джона за то, что он неправильно оценил положение и действовал поспешно. Ему было указано, что в следующий раз он должен будет предварительно посовещаться со своим со-консулом.

Без сомнения англичанин будет оглушительно хохотать, когда ему огласят это решение. Наверняка, он потребует еще виски, табака, марихуаны и женщин, чтобы отпраздновать победу.

Однако эта победа не была полной. Все жители Пароландо видели, что Сэм не побоялся выступить против Джона, ворвался в его дворец всего лишь с одним помощником, освободил женщин и в присутствии его сторонников оскорбил Джона. И король знал это. Триумф его держался на шатких подпорках.

Сэм попросил Совет изгнать из Пароландо всех последователей Церкви Второго Шанса ради их же собственной безопасности. Однако несколько советников указали ему, что это противозаконно, для этого придется изменить Хартию. Кроме того, вряд ли Джон предпримет что-либо против них после полученного предупреждения.

Все понимали, почему Сэм хочет воспользоваться случаем, чтобы выдворить из страны этих проповедников. Но в Совете было несколько упрямцев. Возможно, они были рассержены тем, что не удалось наказать Джона, а здесь они могли, по крайней мере, настоять на своем.

Сэм готов был поспорить, что уцелевшие после побоища сами захотят немедленно покинуть страну. Но к его удивлению церковники настаивали на том, чтобы им разрешили остаться. Учиненная бойня еще больше убедила их, что их присутствие в Пароландо крайне необходимо. Геринг начал строить для них хижины. Сэм отдал распоряжение прекратить это строительство. Пароландо и так уже испытывало острую нехватку древесины. Геринг в ответ просил передать, что он и его товарищи сойдут к Реке и будут спать под чашными камнями. Сэм выругался и выпустил дым прямо в лицо посланнику церковников, а затем добавил, что он очень жалеет о том, что на этой планете не болеют воспалением легких. Впоследствии ему стало стыдно за себя, но он не отступил. Он не собирался ограничивать топливо ради того, чтобы люди, присутствие которых здесь было крайне нежелательно, могли спать под крышей.

Он и так уже был достаточно расстроен в этот день, когда вечером пришло два донесения, после которых ему показалось, что земля разверзлась под его ногами. В одном говорилось, что по пути в Пароландо ночью со своей лодки исчез Одиссей. Никто не знал, что с ним случилось. Он просто пропал. Другое сообщало, что Вильям Грейвел, человек, который шпионил за Джоном, найден у подножия гор с проломленным черепом.

Каким-то образом Джон разоблачил его и убрал. Сэм был уверен, что англичанин будет долго хохотать над тем, что он, Сэм, не сможет не только доказать его причастность к этому убийству, но и признаться в том, что Грейвел работал на него.

Клеменс позвал к себе Рихтгофена, де Бержерака и еще некоторых, кому мог доверять. Конечно, у него была определенная враждебность в отношениях с Сирано из-за Ливи, но де Бержерак предпочитал Клеменса Джону, с которым он не раз обменивался крепкими словечками.

– Возможно, исчезновение Одиссея – случайность, – сказал Сэм, – но прибавившаяся к этому смерть Грейвела заставила меня задуматься над тем, а не удар ли это Джона, который хочет лишить меня настоящих друзей. Возможно, он планирует избавиться от вас поодиночке, не бросая при этом тень на себя. Он очень хитер. Возможно, теперь некоторое время он ничего не предпримет. Однако от Одиссея избавились в таком месте, где расследование, вероятнее всего, ничего не даст. И я не могу также обвинить Джона в убийстве Грейвела, не признав, что тот шпионил за ним. Поэтому будьте очень внимательны в ситуациях, когда вероятен несчастный случай. И будьте осторожны, когда остаетесь одни.

– Черт побери! – взорвался де Бержерак. – Если бы не этот пресловутый закон, запрещающий дуэли, я бы вызвал Джона на поединок и покончил бы с ним. А автор этого закона вы, сеньор Клеменс!

– Я вырос в стране, где дуэли были широко распространены, – произнес Сэм. – И сама идея вызывает у меня отвращение. Если бы вы только видели трагедии… Я полагаю, что вы их, конечно же, видели, но это, кажется, не повлияло на вас. А кроме того, вы думаете, Джон допустит, чтобы вы вызвали его на дуэль? Нет, могу побиться об заклад, вы просто исчезнете или с вами произойдет несчастный случай.

– Почему же нешчаштный шлучай не может проижойти ш Джоном? – вставил Джо Миллер.

– А как пройти через живую стену его телохранителей? – поинтересовался Клеменс. – Нет, если с Джоном и случится несчастный случай, то это будет действительно несчастный случай.

Он отпустил всех, кроме де Бержерака и Джо Миллера; впрочем, Джо и так никогда не оставлял Сэма, если только не был болен или если Сэму не нужно было уединиться.

– Незнакомец сказал, что он выбрал двенадцать человек для финального штурма Туманной Башни, – начал Клеменс. – Это Джо, вы, Ричард Френсис Бартон, Одиссей, я, итого: пятеро. Никто из нас не знает, кто остальные семь. Теперь Одиссей исчез и Бог знает, увидим ли мы его снова. Незнакомец намекнул, что все двенадцать человек должны собраться на Судне по пути к полюсу. Но если Одиссей будет воскрешен где-то к югу, ниже по Реке, так далеко, что не успеет вернуться к окончанию строительства судна, значит, ему не повезло.

Сирано пожал плечами и потер свой длинный нос.

– Зачем попусту беспокоиться? Или это в вашей натуре? Из всего, что нам известно, нельзя сказать, что Одиссей погиб. Возможно, его посетил этот ваш Таинственный Незнакомец, который, кстати, по утверждениям самого Одиссея – женщина и поэтому его посетитель не тот, кого встретили вы и я. Простите, я отклонился от темы. Как я уже сказал, возможно, Одиссей был неожиданно куда-то отозван этим Незнакомцем, и мы только со временем сможем выяснить, что же произошло на самом деле. Пусть этот призрачный ангел, или демон, сам позаботится обо всем. Мы должны сейчас сосредоточить все наши усилия на постройке этого сказочного корабля и пронзать клинком каждого, кто окажется у нас на пути.

– В этом ешть шмышл, – кивнул Джо. – Ешли бы у Шэма отраштал хотя бы один волош каждый раж, когда его что-то тревожит, то он был бы похож на дикобража.

– Устами младенца… и бесхвостой обезьяны глаголет… – сказал Клеменс. – Что ж, если все пойдет хорошо, а пока что нам в этом отношении не очень-то везло, то мы начнем клепать металлические листы обшивки корпуса через тридцать дней. Это будет самый счастливый день в моей жизни, кроме, конечно, того дня, когда мы спустим корабль на воду. Я буду даже счастливее, чем в то день, когда Ливи приняла мое…

Он мог бы и раньше прекратить свое словоизлияние, но ему хотелось хоть немного досадить Сирано. Француз, однако, не обратил на это никакого внимания. И почему он должен был обращать внимание на болтовню Сэма? Ведь Ливи принадлежала сейчас только ему. И говорила ему «да» всякий раз…

– Что касается меня, то вся эта затея не вызывает у меня особенного восторга, – сказал де Бержерак. – Ибо я мирный человек. Мне хотелось бы иметь достаточно досуга, чтобы предаваться радостям жизни, покончить со всеми войнами, но если без кровопролития все-таки не обойтись, то пусть оно будет между джентльменами, которые хорошо владеют шпагой. Однако мы не можем без помех соорудить корабль, потому что те, у кого нет железа, жаждут его и не остановятся ни перед чем, пока не получат его. Поэтому я считаю, что Джон Безземельный в одном все-таки прав. Вероятно, нам следует провести тотальную войну, как только у нас будет достаточно оружия. Тогда мы смогли бы очистить берега Реки от любых потенциальных очагов сопротивления на 30 миль с каждой стороны от Пароландо. И тогда у нас будет неограниченный доступ к древесине, бокситам, платине…

– Но если сделать так, – тут же перебил его Сэм, – если убить всех жителей, то на следующий день ваши страны опять будут заполнены людьми. Вы же знаете, как действует механизм Воскрешения. Посмотрите только, как быстро была заселена эта местность после того, как метеорит убил здесь всех прежних жителей.

Сирано поднял длинный и грязный палец. Сэм понял, что Ливи постепенно проигрывает битву за чистоту.

– Но эти люди будут неорганизованы, – произнес он. – А мы – тут как тут, организуем их, примем их гражданами расширившего свои владения государства Пароландо. Мы даже можем допустить их к жеребьевке при наборе в команду. Если смотреть с перспективой, то было бы лучше приостановить сейчас сооружение корабля и сделать так, как я предлагаю.

«И я пошлю тебя в первых рядах», – подумал Сэм.

– А я думаю иначе, – покачал головой Клеменс. – С одной стороны, наши граждане будут драться как дьяволы, чтобы защитить себя, поскольку все они связывают свои надежды с кораблем. Но с другой стороны, они вряд ли будут в восторге от завоевательной войны, особенно, когда поймут, что участие новых жителей в жеребьевке существенно уменьшит их собственные шансы. Кроме того, это несправедливо.

Де Бержерак встал и положил руку на эфес шпаги.

– Вероятно, вы правы. Но тот день, когда вы заключили соглашение с Джоном Безземельным, убив ради этого Эрика, стал днем спуска вашего корабля в море крови, жестокости и предательства. Нет, я не упрекаю вас. То, что вы совершили, было неизбежным – раз вы задались целью построить корабль. Но вы не сможете, начав таким образом, в дальнейшем избегать подобных, или даже более жестоких, действий. Не сможете, если вам нужен корабль. А пока, спокойной ночи.

Он поклонился и вышел. Сэм выпустил дым от сигары, а затем со злостью сказал:

– Терпеть не могу этого человека! Но он говорит сущую правду!

Джо поднялся и пол заскрипел под его ногами – как-никак 800 фунтов!

– Я иду шпать. У меня болит голова от ваших ражговоров и ломит в пояшнице. Либо вы шделаете это, либо нет. Это ведь так прошто.

– Ешли бы мой можг был у меня в жаднице, – передразнил друга Сэм, – я бы повторил бы то же шамое! Джо, я тебя люблю. Ты прекрасен! Мир для тебя такой простой! Трудности клонят тебя ко сну и ты отправляешься спать! А вот я…

– Шпокойной ночи, Шэм! – сказал Джо и прошел в свою пристройку. Сэм удостоверился, что все засовы на месте и что охрана, расставленная вокруг дома, бодрствует, и отправился спать.

Ему приснился Эрик Кровавый Топор, который гонялся за ним по палубам и трюму Судна. Проснулся он от собственных воплей. Джо склонился над ним, тряся за плечо. Дождь барабанил по крыше и где-то в горах грохотал гром.

Джо остался посидеть с Сэмом, приготовил кофе. Он положил ложку сухих кристаллов в холодную воду, и кофейные кристаллы за 3 секунды нагрели напиток. Они пили кофе, Сэм курил сигару и говорил о тех днях, когда они вдвоем плыли вместе с викингами вниз по Реке в поисках железа.

– Во вшяком шлучае нам тогда было гораждо вешелее, – сказал Джо. – Теперь нам приходитшя работать до шедьмого пота и дрожать жа швою шкуру – очень многие не прочь шодрать ее ш наш. Да тут еще появилашь твоя жена ш этим длинноношим Ширано.

Сэм расхохотался и произнес:

– Спасибо, ты впервые рассмешил меня за последние несколько дней, Джо. Так значит, длинноносым? Ну и ну!

– Иногда я шлишком непонятен для тебя, Шэм, – обиженно сказал Джо. Он встал из-за стола и пошел к себе в комнату.

После этого они немного поспали. Сэм всегда любил поваляться в постели, даже если он высыпался за ночь. Теперь же каждую ночь он спал не более пяти часов, хотя иногда ему удавалось немного вздремнуть и днем. Ему казалось, что с ним рядом постоянно находится кто-то, кому надо что-то объяснять или отвечать на какие-нибудь вопросы. Его главные инженеры очень часто спорили между собой по любому пустяку, и это очень беспокоило Сэма. Проектирование всегда казалось ему простым делом: перед вами стоит задача и вы решаете ее наилучшим образом. Но ван Бум, Величко и О'Брайен, казалось, жили в мирах, которые почти не пересекались друг с другом. В конце концов, чтобы зря не нервничать и не тратить на решение очередного спора целые часы, он предоставил право окончательного решения ван Буму. Они не должны были ничем его беспокоить до тех пор, пока не требовалось его специальное разрешение.

И тем не менее, находилось огромное количество вопросов, которые, как он всегда считал, относились к чисто инженерным проблемам, требовавших его разрешения.

Иеясу завоевал не только территорию бушменов и готтентотов на противоположном от себя берегу Реки, но и еще 9 миль территории ольмеков. Затем он отправил флотилию кораблей вниз по течению, где на протяжении трех миль сразу же за ольмеками жили индейцы семнадцатого века, и завоевал и ее, вырезав половину жителей. После этого он начал требовать с Пароландо более высокую цену за свою древесину. Кроме того, он захотел иметь точно такой же вездеход, как «Огненный Дракон».

К этому времени второй «Дракон» был уже почти построен. Кроме того, пятьсот негров из Пароландо были обменены на равное количество дравидов. Сэм упорно отказывался от арабов и требовал, чтобы, по крайней мере сначала, шли обитатели Южной Индии. Хаскингу это явно не нравилось, но в соглашении ничего не говорилось о том, какой группе нужно отдавать приоритет.

Хаскинг, прослышав от своих шпионов о требованиях Иеясу, направил в Пароландо послание. Он также потребовал себе один «Дракон» и обещал в обмен на него огромное количество минералов.

Публий Красс и Тай Фанг заключили союз, чтобы овладеть местностью на противоположном берегу. Она была заселена случайными людьми Каменного Века из разных мест и простиралась на 14 миль. Имея стальное оружие и большое число воинов, захватчики убили половину людей, остальных поработили. Публий Красс от своего имени и от имени своего друга Фанга также повысил цену на лес. Но она была ниже, чем у Иеясу.

Шпионы доносили, что Черский, который правил полосой берега в 14 миль севернее Пароландо, посетил Соул-сити. О том, что там происходило, можно было только догадываться, так как Хаскинг так хорошо организовал службу безопасности, что, казалось, она была эффективной на все сто процентов. Сэм внедрил к Хаскингу восемь негров, и у него были сведения, что Джон заслал не менее дюжины. Однако, головы всех их были разбросаны с лодок поздно ночью, в тумане, вдоль берега Реки.

В один из вечеров ван Бум довольно поздно зашел к Сэму и рассказал, что Файбрас стал осторожно подбирать к нему ключи.

– Он предложил мне должность главного инженера корабля.

– Он вам предложил? – От удивления Сэм чуть не выронил изо рта сигару.

– Да! Он был немногословен, но я понял ход его мыслей. Граждане Соул-сити хотят захватить Судно, как только его постройка завершится, и я стану его главным инженером.

– И что же вы ответили на это шикарное предложение? Ведь вы в любом случае ничего не теряете!

– Я сказал ему, чтобы он не шел в обход, а подошел к вам и все рассказал сам. Он ухмыльнулся и, конечно же, не последовал моему совету. Я сказал ему, что я не приносил вам никакой присяги, а просто принял предложение, расценив его как очень хорошее. Я также ответил, что не собираюсь вас предавать и даже, если Соул-сити нападет на Пароландо, я буду не щадя своей жизни защищать его.