Текст книги "Ночной охотник. История серийного убийцы Ричарда Рамиреса"

Глава 19

В 1952 году три сотрудника иммиграционной и пограничной службы зашли на стройплощадку Хулиана. Когда у него попросили предъявить документы, он смущенно объяснил, что он еще ожидает их получения. Через коллегу, выступавшего в качестве переводчика, он объяснил, что его жена была гражданкой США. Ему с каменным лицом ответили, что без соответствующих документов он не имеет права получать зарплату у любого американского гражданина и подлежит немедленной депортации.

Его отвезли в квартиру, чтобы он рассказал Мерседес. Там ему заявили, что его жену и детей тоже депортируют. Сотрудников иммиграционной службы не интересовало, что они американские граждане. Несмотря на протесты домовладельца, подтвердившего, что они граждане США, их пожитки уложили в грузовик иммиграционной службы, а Мерседес, двое детей и Хулиан забрались в кузов. В дождливый день их отвезли на мексиканскую сторону моста Санта-Фе, где выбросили вещи на повороте.

Хулиан решил, что останется со своим имуществом, пока Мерседес и дети пойдут к дому своей матери, в миле к востоку от моста Санта-Фе. Хуарес был очень опасным приграничным городом. В среднем за выходные происходило двадцать убийств. Хулиан знал, что ему, возможно, придется отбиваться от видевших его несчастье воров, которые попытаются воспользоваться ситуацией и украсть их пожитки. Такие люди постоянно дежурили у мостов.

Хулиан и Мерседес обнялись, и она пошла к материнскому дому. Дождь немного утих, но теперь на низком темном небе засверкали молнии, и, как пушки, загремел гром.

Рубен шел, держа Мерседес за руку, а она несла плачущего Джозефа. Глядя вслед уходящей жене и маленьким сыновьям, Хулиан молился, чтобы она без проблем добралась до материнского дома. В Хуаресе могло случиться все что угодно. Любой, кто посмотрел бы на Хулиана, охранявшего в тот ненастный день свои вещи, увидел бы темноглазого мужчину, готового насмерть сражаться за принадлежащее ему по праву.

Мерседес без происшествий добралась до дома матери. Ее братья, Джозеф и Мануэль, попросили у соседа грузовик и за две поездки перевезли все имущество в дом Гваделупе Муньос.

Хулиану срочно требовалась работа. Он пошел в административное здание, где находились мэрия и полицейское управление Хуареса, надеясь что-нибудь там найти. Он встретил друга детства из Камарго, служившего в Хуаресе полицейским. Они пожали друг другу руки и обнялись, и Хулиан рассказал другу, как отчаянно ему нужна работа.

– Никаких проблем, – сказал друг. – Я могу тебе помочь. Я дам тебе рекомендацию в полицию.

– Я? В полиции? Но я понятия не имею о том, как быть полицейским.

– Это не важно, ты здоровый, и ты научишься. Ты никогда не попадал под арест?

– Нет. Никогда.

– Хорошо. Идем со мной.

Хулиана представили начальнику полиции Хуареса. Тому Хулиан сразу понравился, и он был рад услышать, что Хулиан еще со времен армейской службы умеет обращаться с оружием.

Его сразу привели к присяге, выдали форму и пистолет и приказали явиться на службу на следующее утро.

«Жизнь такая непредсказуемая штука», – подумал Хулиан. Он вернулся в дом тещи с новой работой, ботинками, пистолетом и формой. Теперь Гваделупе и клан Муньос его действительно зауважают.

Однако Мерседес не понравилось, что он стал полицейским. В Мексике, как и в Колумбии, Южной Америке, полицейских убивали, если они мешали или слишком хорошо выполняли свою работу.

Так как Хулиан умел стрелять, ему поручили обучать стрельбе и правильному уходу за огнестрельным оружием полицию Хуареса. Мерседес встревожилась, когда он рассказал ей об арестах, во время которых в него стреляли. Она хотела, чтобы он нашел другую работу, но ему нравились уважение и авторитет полицейской службы.

Мерседес родила третьего сына Роберта, – мальчик оказался здоров. Она продолжала настаивать на том, чтобы Хулиан уволился из полиции и подал заявление на получение американского гражданства. И после одобрения документов Хулиан ради блага сыновей, их образования и для того, чтобы дать Мерседес желаемое, уволился из полицейского управления.

Весной 1954 года Рамиресы вернулись в Эль-Пасо. Они сняли небольшую квартирку в Сегандо Баррио. Эль-Пасо был намного чище и безопаснее Хуареса, и Хулиан понимал, что решение уехать из Мексики было правильным.

Хулиан устроился на прокладку рельсов железной дороги Санта-Фе. Зарплата и премии были хорошими, но ему приходилось уезжать от семьи, и труд был тяжелый. Работу под открытым небом Хулиан любил и старался изо всех сил.

Его сыновья вырастут в свободной стране.

Новая работа Хулиана требовала на несколько дней уезжать из города с рабочими бригадами, прокладывая рельсы по всему юго-западу. Он всегда был необыкновенно силен, но поднимая железнодорожные шпалы и рельсы и весь день размахивая тяжелой кувалдой, он стал настоящим Геркулесом.

Мерседес нашла работу на «Тони Лама» – известной техасской обувной фирме. Платили там лучше, чем прислуге. Ей удалось найти мексиканку, сидевшую с тремя ее мальчиками, пока ее не было. Ей не нравилось их оставлять, в особенности Джозефа, но чтобы их обеспечивать, приходилось работать.

На фабрике надо было смешивать пигменты и химикаты для придания ботинкам ярких цветов и блеска, а потом обрабатывать их фиксаторами, чтобы цвет не исчезал. Химикаты были едкие и при определенных условиях ядовитые, работа с ними требовала вентиляции и респиратора, но Мерседес ни того, ни другого не предоставили. Она стояла на задворках фабрики семь часов в день, пять дней в неделю, без окон, вентиляции или маски. У нее начались приступы головокружения, и ей приходилось часто садиться. В 1955 году еще никто не осознавал, насколько токсичны бензол, толуол и ксилол.

Проработав у «Тони Лама» шесть месяцев, она забеременела в четвертый раз. Когда Хулиан узнал, у него захватило дух – четыре беременности за пять лет! Господь благословил его плодовитой и любящей женой, его жизнь удалась. Они с Мерседес по несколько вечеров в неделю и каждое воскресенье ходили в церковь Святого Сердца и молились, чтобы их четвертый ребенок родился здоровым.

Это была девочка, и назвали ее Рут. Она родилась здоровой, и они были очень счастливы.

Хулиан подумал, что у нее всегда будет три старших брата, которые ее защитят. Мерседес очень хотела девочку – чтобы семья была полноценной, необходима дочь. Она сможет помочь ей по хозяйству: с тремя мальчиками и Хулианом одной Мерседес было тяжело.

Мерседес не была сильной. Ее кости и конечности казались слишком хрупкими, казалось, толкни ее или упади она, и они легко сломаются. На восстановление после каждых родов уходили месяцы. Она была очень чувствительна, и жестокость окружающей жизни сделала ее не по годам серьезной. Религиозная, она верила, что Сатана – всегда рядом, искушая людей злом, и нужно быть настороже.

Укладывать рельсы для железной дороги Санта-Фе было нелегко, но Хулиана работа вполне устраивала. Один или два вечера в неделю и каждые выходные он наряжался и навещал приятелей в полиции Хуареса. Часто в эти поездки брал с собой сыновей и говорил с ними по-испански. Он хотел, чтобы у них был шанс осуществить американскую мечту, но не хотел, чтобы они утратили свои мексиканские корни.

* * *

В том же году в Эль-Пасо переехала сестра Хулиана Виктория. Ее сын Мигель был ровесником Рубена. С того дня, как мальчики впервые встретились, между ними возникла особая симпатия, и в последующие годы они какое-то время будут неразлучны.

Сестра Мерседес, Хулия, которая тоже работала на «Тони Лама», сказала, что плохо себя чувствует по выходным. Мерседес также отметила, что в субботу и воскресенье до самого возвращения на работу в понедельник ощущает беспокойство и раздражение. Сестры заподозрили, что они пристрастились к вдыхаемым на работе парам, и испытывают своего рода ломку, но ни одна из них не обратилась за медицинской помощью.

Прежде чем Хулиан это осознал, Рубена пришла пора записывать в школу. Он пошел в специальный класс, где основное внимание уделялось преподаванию английского языка. Школьная система в Эль-Пасо ориентировалась на обучение детей, родители которых не говорили по-английски.

Вскоре Рубен знал много английских слов и мог соединять их в предложения. Хулиан заставлял его говорить по-английски со своими друзьями и бабушкой в Хуаресе. Мальчик чувствовал, насколько для отца это важно, и усердно работал над усвоением сложных слов. Он обладал острым умом и быстро усваивал все, чему его учили. Хулиана и Мерседес предупредили, что последствия Лос-Аламоса могли навредить его мозгу, но ребенок казался здоровым, и оба его родителя молились и сердечно благодарили Господа Иисуса Христа.

Когда Джозефу пора было идти в школу, ему надели ортопедические ботинки, купленные в Хуаресе. Они позволили ему пусть и неуклюже, но ходить. Правая нога у него была много длиннее левой, а искусственная пятка на левой стопе нуждалась в частой корректировке, но он не жаловался. Он старался изо всех сил и ходил в школу с другими детьми. Хулиан знал, какими жестокими бывают дети, и молился, чтобы Джозеф был толстокожим и сильным. Хорошо, что у Джозефа есть старший брат, который всегда его поддержит, поможет и защитит, думал Хулиан. Заступаться за своих родных он учил всю семью.

Вскоре к братьям в школе присоединился Роберт. Когда Хулиан в первый раз услышал, как его мальчики разговаривают друг с другом по-английски, он очень возгордился, но и загрустил, потому что сам говорить с ними по-английски не мог. Изучение нового языка – задача сложная, а говорить по-английски ему совершенно не требовалось. Почти все, с кем он работал, были мексиканцами и всегда говорили между собой по-испански.

Джозеф был добрым, благожелательным, чутким ребенком, и насмешки детей и одноклассников его ранили. Он явно унаследовал чувствительность Мерседес. Рубен же унаследовал жесткий характер отца и вскоре стал гонять обидчиков Джозефа.

Хулиан нечасто выходил из себя, но, когда это случалось, доставалось всем. Обычно спокойный и покладистый, в гневе он становился похожим на раздразненного красной тряпкой разъяренного быка, ломал и бросал вещи, крушил стены и двери своими кулачищами. Мерседес рано заметила, что у всех ее мальчиков был жестокий взрывной характер Рамиресов. Даже Рут, выйдя из себя, начинала драться, ломать и бросать вещи.

– Сердясь, я просто теряла над собой контроль, – говорила она много лет спустя. – Я не могла сдержать гнев. Просто внутри меня происходил взрыв.

Когда она «взрывалась», старшие братья держались от нее подальше.

Глава 20

Последняя беременность Мерседес оказалась самой сложной. Она все еще работала на «Тони Лама», и проблемы с химикатами никуда не делись. У нее нередко случались головокружения, она часто чувствовала усталость и тошноту. Потом начались судороги и ломота в суставах, и она вечно была без сил. Беременность Ричардом протекала тяжело, и Мерседес пришлось обратиться к специалисту. Впоследствии предположили, что химикаты, с которыми она работала, провоцировали выкидыш. Ей пришлось сделать много уколов, чтобы сохранить беременность. По тому, как ребенок пинался и шевелился, она поняла, что это мальчик.

Последняя беременность застала Хулиана врасплох. Мерседес не могла зачать четыре года, и они оба решили, что у них будет четверо детей. Гваделупе Муньос тревожило, что пятый ребенок истощает жизненные силы дочери, и молилась за нее и будущее дитя.

Специалист сказал Мерседес, что, если она хочет сохранить беременность, ей надо бросить работу на «Тони Лама» – или химикаты убьют ребенка. Мерседес уволилась. Она была уже на пятом месяце.

Ричард родился 29 февраля 1960 года, в 2:07 ночи. В больницу пришли Хулиан, Рубен, Джозеф, Роберт и Рут. Рут очень радовалась появлению младшего брата. Он будет точно ее кукла, с ним она сможет играть, как захочет. Он не будет, как ее старшие братья, которые вечно грубили и командовали ею.

Хулиан был вне себя от радости. Теперь у него четверо сыновей, носящих фамилию Рамирес. Кто мог представить? Возможно, один из них когда-нибудь прославится.

Они решили назвать его Рикардо. Рут автоматически назначила себя второй мамой Рикардо или Ричи, как его звали в семье.

С первого дня, как только его принесли из больницы домой, Рут была при нем. Он стал ее драгоценной темноглазой живой темноволосой куколкой. Рубен, Джозеф и Роберт не уделяли Ричи и десятой доли того внимания, какое доставалось от сестры.

Через месяц после рождения Ричарда Мерседес вернулась на «Тони Лама». Одна из ее коллег заболела и подала на обувную фирму в суд, указав в иске причиной болезни химикаты. Теперь всем работающим с химикатами выдали респираторы, а цеха снабдили вентиляцией, и плохое самочувствие у Мерседес прекратилось. На время работы сидеть с Ричи она наняла няню. В три часа дня, когда домой возвращались старшие дети, няня уходила. Мерседес была дома к половине пятого и начинала готовить ужин. В летние месяцы, когда дети не ходили в школу, няня присматривала за ними несколько часов всю рабочую неделю. Мерседес не нравилось находиться вдали от дома, но деньги, которые она зарабатывала, были необходимы, если они когда-либо собирались купить собственный дом. Покупка собственного дома в Америке была мечтой, которую Мерседес поклялась осуществить.

К тому времени Джозеф перенес пятнадцать операций. Делали их летом, чтобы он меньше пропускал учебу. Днем его навещала Мерседес, а по субботам приходила вся семья, включая Ричарда. Джозеф научился справляться с болью и месяцами пребывания на больничной койке в период реабилитации. Жаловался он редко. Специально разработанная ортопедическая обувь позволяла ему дойти четверть мили до школы, но один ботинок весил под два килограмма, и ходить ребенку было очень трудно. Каждые полквартала или около того приходилось отдыхать. В школу и из школы с Джозефом ходили Рубен, Роберт или Рут.

Роберт был крупным для своего возраста. В семь он был почти с Рубена. Из трех братьев он был самым беспроблемным: Рубен был бунтарем с шилом в одном месте, а Джозеф был уступчивым и никогда не мутил воду. Рут собрала лучшие черты каждого из трех старших братьев. Ее никогда не приходилось просить дважды, и она всегда была готова помочь Мерседес. Хотя вела она себя хорошо, но ей доставалось. Рубен и Рут часто ссорились, и он ее бил, если она не бежала делать то, что он хотел. По ее словам, если бы не Джозеф, а потом Ричард, ей бы перепадало от Рубена и Роберта куда чаще.

У Рубена начались проблемы в школе. Он не слушался, ссорился и дрался с другими детьми. Сначала отец приписывал его проблемы учителям и одноклассникам, но вскоре стало ясно, что Рубен себе на уме: не слушается учителей и делает что хочет. Когда Рубен начал приносить домой плохие отметки, отец побил его садовым шлангом, наказанием желая научить послушанию. Однако побои не помогли.

В 1963 году дети впервые увидели отца в ярости. Хулиан чинил свою машину и не мог вставить фильтр. Он принялся ругаться, потом разъярился и стал биться головой о стену дома, пока по лицу не потекла кровь.

«Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь так злился, – скажет впоследствии Джозеф. – Он полностью утрачивал над собой контроль. Было страшно смотреть, как он бьет себя до крови и все такое. В эти моменты все дети разбегались. Мама пряталась подальше с его глаз. Самое смешное, что он больше злится на вещи, чем на людей».

Из-за частых пропусков по болезни Джозеф искренне ценил возможность ходить в школу. Это было намного лучше лежания на больничной койке со свежеобрезанными костями в безнадежной битве с непонятной болезнью. Он старался изо всех сил, но учился ниже среднего. Роберт был явно неспособен к обучению, и его перевели в класс коррекции. В класс коррекции отправили и Рубена. Отнюдь не из-за неспособности – коэффициент интеллектуального развития у него был средним – а из-за нежелания учиться. Никакие побои, крики или угрозы отца на него не действовали.

Ричард продолжал оставаться игрушкой Рут. Она часами играла с ним в дочки-матери, как будто он ее дитя, ворковала с ним по-английски и по-испански. Ричард был отличным ребенком, мало плакал, хорошо ел и спал. Он был очень миловидным, с правильным лицом и большими круглыми глазами с длинными ресницами. Как у отца и братьев, руки и ноги у него были крупные.

Мать позже рассказывала, что любовь Ричарда к музыке проявилась еще до года. Когда по радио звучала мелодия, которая ему нравилась, он принимался двигать головой и ногами в такт.

Теперь, когда семья выросла до семи человек, Рамиресам требовался больший дом. Копить на него они начали давно и насобирали сумму через одиннадцать лет. Они купили дом на Ледо-стрит в Линкольне, также известном как Ла Рока, «скала», из-за расположенного по соседству кладбища Кордова. В районе было больше жилья, чем сейчас; вдоль солнечных, обсаженных деревьями улиц стояли ухоженные семейные особнячки. Одноэтажный оштукатуренный дом с тремя спальнями, большой кухней и задним двором находился в центре квартала. Слева шла подъездная аллея, а гаража не было.

Для присмотра за Ричардом, пока Рут и братья в школе, Мерседес нашла женщину по имени Сокорро. Хулиан часто отсутствовал по несколько дней. С бригадой из тридцати пяти человек он ездил туда, где железная дорога Санта-Фе прокладывала рельсы. Ему не слишком нравилось отрываться от дома, но он не жаловался. По мере того как он и его бригада прокладывали новые пути, им приходилось все дальше и дальше уезжать от Эль-Пасо, и он вынужденно отсутствовал все дольше.

Первые неприятности начались, когда Рубен, по выражению Мерседес, связался с «компанией плохих парней», нюхавших клей и грабивших дома в других районах.

Хулиан был в разъездах, Мерседес пять дней в неделю работала с полдевятого до полпятого, и мальчикам Рамиресов не хватало присмотра. Сокорро мало что рассказывала, а пока никто ничего не говорил, откуда Мерседес или Хулиан могли узнать, чем заняты дети?

Когда Сокорро уходила, Рубен приглашал друзей нюхать клей. Рут увидела их, но брат пригрозил ее побить, если она проговорится, и она промолчала, понимая, что родителей слишком часто нет дома, и Рубен сможет ей отомстить. Проблемы, вызванные мятежным духом Рубена, перечеркивали искренние надежды, мечты и молитвы отца.

Район Ледо-стрит был хороший, но суровый. Его трудолюбивые обитатели почитали семью и церковь. Большинство из них были американцами мексиканского происхождения в первом и втором поколении.

В два года Ричарда чуть не прибило опрокинувшимся комодом. Они были дома вдвоем с Сокорро. Она смотрела мыльную оперу по телевизору, и Ричард попросил ее включить радио, чтобы послушать музыку и потанцевать. Она сказала «нет», и он решил включить радио сам. Приемник стоял на высоком тяжелом деревянном комоде в родительской спальне. Дотянуться до него он не мог и, как по лестнице, полез по открытым ящикам. На третьем ящике комод под его весом опрокинулся, от удара он потерял сознание, разбив лоб в кровь. Шрам остался на всю жизнь. Увидев лежащего без сознания истекающего кровью двухлетнего ребенка, придавленного комодом, Сокорро запаниковала. Она позвонила на работу Мерседес, сняла с Ричарда комод, а к ране приложила полотенце. Мальчика отвезли в больницу. Чтобы зашить рану, потребовалось наложить тридцать швов. Сокорро сказала, что Ричард потерял сознание на пятнадцать минут. Врачи сообщили, что у него сотрясение мозга и требуется внимательный уход. Если случится головокружение или потеря равновесия, его надо снова везти в больницу.

Когда Хулиан услышал, что случилось с Ричардом, он разозлился. За что, черт возьми, они платили Сокорро, если не за то, чтобы присматривать за Ричардом и следить за тем, чтобы он не поранился? Мальчик был гиперактивен, никогда не сидел на месте и требовал непрестанного внимания. Хулиан настоял на том, чтобы Мерседес нашла его младшему сыну другую няню. Сокорро уволили, а инцидент забыли.

Казалось, изнурительная работа по прокладке рельсов изменила характер Хулиана. Он и раньше не светился добродушием, но теперь стал еще серьезнее и суровее, и почти не улыбался.

Часто, приходя домой, он просто хотел усесться на стул и посидеть в одиночестве. Его будто что-то грызло изнутри, однако Мерседес он ничего не говорил, а она на него не давила – расскажет сам, когда будет готов.

Когда первый раз позвонили из полиции, Хулиан Рамирес был дома. Рубена и его двоюродного брата Мигеля вместе с кем-то из их приятелей-токсикоманов арестовали в угнанной машине. Забирая Рубена из участка, Хулиан был в ярости, разочарованный, будто его предали. Вина Рубена значения не имела – Хулиан воспринимал сам факт ареста как позор фамилии Рамиресов. В его семье никогда никого не арестовывали. Все они были бедняки, но честные люди.

В Америке попасть на учет в полицию было очень плохо. Прямо в полицейском участке Хулиан ударил и отругал сына, а придя домой, вышел из себя и безжалостно избил мальчика. Другие дети убежали и спрятались. Мерседес молилась, чтобы Рубен исправился. Ричард тоже ощутил гнев отца, дрожа и плача, он слышал удары и то, как брат умолял о пощаде.

Наконец все закончилось. Хулиан излил гнев на сына, избив Рубена до синяков, – так же, как его самого избивали дед и отец. Хулиан поклялся никогда не бить своих детей, но он и представить не мог, что сына арестуют и закуют в наручники за воровство! Он заставил Рубена поклясться, что тот порвет с дурной компанией.

Но пока Хулиан вдали от дома прокладывая рельсы, Рубен делал что хотел. Он напоминал необузданного мустанга. Он хотел лишь кайфовать и воровать. Его оценки постепенно ухудшались, что только усиливало гнев отца.

Во второй раз Рубена арестовали за проникновение со взломом в частный дом. Пряча глаза от позора, Хулиан снова пошел полицейский участок и вытащил своего первенца.

Взлом и проникновение были серьезным преступлением, хотя Рубен считал это скорее забавой. Хулиан ударил сына в участке, а когда они вернулись домой, разъярился и снова избил Рубена до бесчувствия, не понимая, что зашел слишком далеко, и избиение перешло границу между наказанием и насилием.

Шестилетний Ричард, дрожа, снова слышал, как били брата, а тот умолял отца остановиться. Рут подошла к Ричарду и обняла его. Роберт и Джозеф спрятались. Мерседес молилась.

Она чувствовала, что муж наказывает Рубена правильно: проникновение в чей-то дом было очень серьезным преступлением. Но в то же время чувствовала, что Хулиана обуревала ярость. Она знала, насколько муж силен, и вмешалась, чтобы остановить избиение, встав между сыном и Хулианом.

Все слишком далеко зашло, сказала она.

Хулиан, все еще в ярости, вышел из дома, пошел в бар и напился. Выпивал он редко – не позволял диабет – но когда ему было особенно скверно, заглядывал в бутылку в поисках утешения. Той же ночью он пришел домой и заснул.

Мерседес молила Иисуса о заступничестве и исправлении ситуации. Она знала, насколько поступки Рубена ранили Хулиана, но для отца нехорошо так злиться на сына, – ни к чему хорошему это не приведет.

На следующий день Мерседес пошла в церковь, зажгла свечи и снова помолилась. Однако ее молитвы не были услышаны, потому что Рубен продолжал нюхать клей, а в школе дела шли еще хуже.

Потом и Роберт, возможно, по примеру Рубена и его друзей, тоже начал нюхать клей. Вскоре нюхал клей и Джозеф. Кайф снимал боль и заставлял его забыть о болезни. Впрочем, Джозеф быстро бросил: он понимал, что поступает неправильно, и не хотел, чтобы отец узнал. Джозефа Хулиан не бил никогда.

У Рубена и Роберта продолжались неприятности с полицией и в школе, они ссорились и дрались с детьми в квартале. Хулиан набрасывался на детей с вулканической яростью и устрашающей силой. Его гнев был настолько силен, что превратился в навечно притаившийся в доме невыразимый страх. Даже когда Хулиана не было дома, отзвуки его гнева эхом висели в доме темной грозовой тучей, чреватой громом и молниями.

В следующий раз Хулиан разъярился до самоизбиения из-за кухонной раковины. Была суббота. Он давно собирался установить раковину, но все не доходили руки. Из-за долгого отсутствия и домашние дела нарастали как снежный ком. Ричард, Рут, Джозеф и Роберт были дома, Рубен играл в стикбол на улице. Хулиан был на кухне и устанавливал раковину, а Джозеф ему помогал. Хулиану никак не удавалось вставить слив в стену. Он принялся ругать трубу за то, что она не вставляется. Джозеф понимал, что произойдет, и подумывал смыться, но не хотел спровоцировать гнев отца. Хулиан начал кричать, Рут и Ричард услышали и пошли на кухню. Разъяренный тем, что не смог вставить водосточную трубу, Хулиан принялся бить себя молотком по голове, пока по лицу не потекла кровь. Джозеф убежал. Рут, как и в другие разы, запомнила этот день навсегда.

«Мой отец, – говорила она, – так злился на вещи, что у него окончательно сносило крышу. Он больше злился на такие вещи, как раковина, чем на людей. Это было страшно».

Ричард, широко раскрыв глаза от испуга, стоял и смотрел на кровь, когда отец бил себя.

Дети прятались, пока отцовский гнев не утихал, а когда все заканчивалось, все вели себя так, как будто ничего не было. Шторм стихал, и море на время было спокойным.