Текст книги "Ночной охотник. История серийного убийцы Ричарда Рамиреса"

Эрл сказал двум детективам, что познакомился с Риком – фамилии его он не знал – через тещу Донну Майерс, которая познакомилась с ним через своего друга по имени Родригес. Рик был из Эль-Пасо и «вечно промышлял грабежом».

– Он профессиональный вор, – сказал Грегг, – и действительно хорош в этом.

Грегг рассказал детективам, что Рик всегда говорил о Сатане как о «высшем существе», был одержим тяжелой музыкой и постоянно ее слушал. Детективы Сан-Франциско знали о кепке AC/DC, оставленной в гараже кондоминиума Окадзаки/Эрнандес. Рик из описания подходил профилю все больше и больше.

Они спросили о зубах Рика, и Грегг ответил им, что они были щербатые и в пятнах. Он рассказал, что Рик наркоман и на обеих руках у него были следы от инъекций, но в последнее время он просто курил травку и пил. Когда его спросили, видел ли он когда-нибудь Рика с оружием, Грегг ответил, что один раз точно видел – с серебряного цвета автоматическим пистолетом 0,25-го калибра, который он пытался продать Греггу за 150 долларов, «намного дороже, чем тот стоил». Грегг не знал, где Рик живет сейчас. По его словам, он много переезжает и иногда останавливается в дешевых ночлежках в районе Тендерлойн.

Клотц и Фэлзон поехали к дому Донны Майерс. Они предъявили удостоверения и попросили ее ответить на несколько вопросов о Рике. Донна была вежлива и пригласила детективов в дом. Они сразу перешли к делу и спросили, где она взяла украшения, которые подарила дочери.

Она рассказала двум детективам из Сан-Франциско о Рике, который был другом ее приятеля Армандо Родригеса. Она сказала, что жила с Родригесом в 1979 году в Ричмонде, штат Калифорния. В тот год они вместе отправились в Эль-Пасо, и она впервые встретила Рика. Когда они вернулись в Ричмонд, Рик начал навещать Армандо и жил в доме сначала по несколько дней, а потом и недель. После переезда в Сан-Пабло его она видела редко. Она знала, что он грабитель, но очень удивилась, что его считают Охотником – он никогда не был агрессивным. В садовых перчатках она его видела. Донна сказала детективам, что Рик пришел 16 августа и попросил ее взять на хранение восьмиугольную шкатулку для драгоценностей, которую забрал 23 августа, когда пришел с Армандо. В тот раз он и подарил ей украшения, которые она подарила дочери, и шкатулку, которую она передала детективам.

Однажды, рассказала она им, он оставил ей на хранение 500 долларов. Сказал, что если с ним что-нибудь случится, она должна передать деньги его сестре, и дал ее номер телефона. Но ничего не случилось. Он вернулся и забрал деньги, номер сестры не сохранила.

Детективы хотели узнать фамилию Рика. У них было место – Эль-Пасо, им оставалось только узнать фамилию, и они расскроют самое крупное в истории Калифорнии дело об убийстве. Рик соответствовал описанию убийцы, у него были украденные драгоценности, а то, что он показывал Греггу пистолет 25-го калибра, связывало все воедино. Они попросили Донну позвонить Армандо и узнать фамилию Рика, но Армандо сказал, что он ее не знает. Детективы велели Донне не уезжать из города. По полученному от нее номеру телефона они нашли адрес Родригеса и поехали к нему домой.

Армандо, высокий, худой и темноволосый, ненавидел копов и с Клотцем и Фэлзоном разговаривать отказался. Они понимали, что Армандо, скорее всего, был ключом к делу, поэтому надели на него наручники и доставили в полицейское управление, угрожая предъявить обвинение. Они заявили, что он был с Риком, когда тот забирал украшения у Донны Майерс, а это делало его соучастником убийства Пэна. Поначалу Армандо молчал. Его посадили в камеру и дали ему время на размышление. Вскоре он заговорил, не желая иметь ничего общего с делами Ночного охотника.

Он признал, что Рика знает, но «не слишком хорошо». Его фамилия была Рамирес, и это все, что он знал. Детективы пробили Рика, Ричарда или Рикардо Рамиреса по базе данных: их там были тысячи.

Оперативная группа детективов в это время шерстила район Тендерлойн, показывая лос-анджелесский фоторобот, допрашивая менеджеров отелей, оказывая на людей давление. Управляющий гостиницы «Бристоль», дородный русский иммигрант, рассказал детективам, что в номере 315 останавливался парень, похожий на фоторобот и разговаривавший, как тот парень, о котором они рассказывали. Его фамилии он не знает, в «Бристоле» фамилий не требуют. Когда детективы спросили, не создавал ли парень из номера 315 проблем или не запомнился ли чем-то необычным, он ответил:

– Нет, ничего не было. Он приходил, платил и уходил. Иногда он громко включал музыку, и я сказал ему, чтобы он приглушил звук. Не считая этого, ты даже не знал, что он тут. Очень тихий. Сам по себе.

Детективы поднялись в номер 315 и обнаружили на двери ванной пентаграмму – такую же, как у Мэйбл Белл и Питера Пэна. Они сняли с петель всю дверь как улику и вызвали криминалистов снять отпечатки.

Детектив Карл Клотц позвонил Ороско и Типпину в Лос-Анджелес и рассказал им об Эрле Грегге, Дилин, Донне Майерс, украшениях, Армандо Родригесе, Рике Рамиресе и отеле «Бристоль». Ороско позвонил Салерно и рассказал ему. Салерно сказал, что у них уже есть подозреваемый по имени Рик, похожий на того парня. Два детектива пообещали обмениваться информацией, как только кто-нибудь из них еще что-нибудь узнает.

Салерно рассказал Каррильо о звонке и Рике Рамиресе из Эль-Пасо.

Они пошли к Гримму и сказали ему, что узнали фамилию Рика из Сан-Франциско. Следующий шаг – сопоставить отпечаток пальца из «Тойоты» со всеми Риками, Рикардо и Ричардами Рамиресами в базе данных.

Правда о том, что произошло дальше, никогда раньше не оглашалась. По официальной версии полиции, дело раскрыл новый японский компьютер Cal-ID, недавно приобретенный министерством юстиции Калифорнии за 25 миллионов долларов. Фактически найденный на зеркале заднего вида оранжевой «Тойоты» отпечаток пальца доставили из округа Ориндж в Сакраменто, и компьютер произвел поиск среди всех Рамиресов, имевшихся в досье. Был найден Ричард Муньос Рамирес – высокий долговязый бродяга из Эль-Пасо, вор и бывший торговец наркотиками с богатым послужным списком незначительных преступлений, мелких краж и угонов автомашин. Видимо, о его задержании за последнее правонарушение и рассказывал Перес, правда, протокол задержания в департаменте полиции Лос-Анджелеса так и не смогли отыскать.

Неужели этот жалкий воришка – и есть страшный, внушающий ужас Ночной охотник?

Его фотографию показали Пересу, и он подтвердил, что Ричард Муньос Рамирес – тот самый человек, о котором он говорил.

Когда информация дошла до шерифа Блока, тот посовещался с начальником департамента полиции Лос-Анджелеса Дэррилом Гейтсом, шерифом округа Ориндж Брэдом Гейтсом и начальником полиции Сан-Франциско Коном Мерфи.

Неохотно все согласились передать фотографию в прессу. Салерно указал, что если Ричард Рамирес действительно Охотник, то обнародование этого факта даст ему шанс исчезнуть. Но скрой они информацию, он снова сможет убить или изнасиловать, прежде чем его схватят. В интересах общественной безопасности шериф Блок решил обнародовать имя.

Спешно созвали пресс-конференцию, хотя Салерно и Каррильо были против разглашения. Они не сомневались, что благодаря полученной от Переса информации они и так возьмут его в ближайшее время, в течение нескольких часов. Однако их никто не послушал.

Среди журналистов быстро распространилась информация о том, что у полиции есть подозреваемый в нападениях Ночного охотника. Сотни репортеров заполонили отделанный деревянными панелями зал пресс-конференций департамента шерифа.

Изможденный и бледный шериф Блок, постучав по уставленному микрофонами столу, сказал собравшейся прессе, что у них есть подозреваемый по имени Ричард Муньос Рамирес – «двадцатипятилетний мужчина из Эль-Пасо с послужным списком мелких преступлений». Репортеры были в восторге, узнав, что ужасный преступник наконец обрел лицо. Словно обращаясь к Рамиресу, шериф Блок сказал:

– Сейчас о том, кто ты, знаем мы, а скоро узнают все. Тебе нигде не спрятаться.

Теперь Ричарда Рамиреса искали повсюду. Телетрансляции по всей стране прервали выпуски новостей, в которых показали последний снимок Ричарда Рамиреса как главного подозреваемого, связанного с убийствами по отпечаткам пальцев.

На фотографии у Рамиреса было угловатое лицо с высокими скулами и полные губы в форме сердца. Темные большие проницательные глаза, волосы черные, кудрявые, растрепанные. В объектив полицейской камеры он смотрел так, как будто хотел в нее плюнуть.

Салерно заказал тысячи копий снимка и приказал каждому отделению полиции прислать кого-нибудь в департамент шерифа для распространения фотографий среди всех рядовых сотрудников правоохранительных органов округа Лос-Анджелес. Он приказал детективам Айку Агилару и Майку Григгсу отвезти Джесси Переса в Тихуану и забрать там пистолет 22-го калибра, который, по словам Переса, он купил у Рамиреса. Если пистолет послужил орудием убийства в Лос-Анджелесе, это было очень веским доказательством.

В ту пятницу Салерно и Каррильо оставались в офисе до полпятого утра, следя за развертыванием людей для наблюдения в тех местах, где, по полученной информации, бывал Ричард Рамирес. Все знали, что это продлится недолго, но никто не праздновал и не открывал шампанское.

– Пока мы не нашли Рамиреса живым или мертвым, праздновать было нечего, – скажет позже Салерно. – Он был очень хитрым человеком.

Когда Салерно вернулся домой, Джейн спала. Она видела новости и знала, что мужчина, поимкой которого одержим ее муж, опознан. Салерно разделся и лег в постель, но уснуть не мог. Отвлечься от Ричарда Рамиреса было невозможно.

Прежде чем ехать домой, Гил направился в центр Лос-Анджелеса и медленно курсировал по его сонным улицам, надеясь заметить Рамиреса, но безуспешно. Через час он поехал домой, чтобы несколько часов поспать. Его дом был пуст – жена все еще боялась возвращаться домой.

Утром фотография Ричарда Рамиреса была на первых полосах всех калифорнийских газет. Его имя было первым словом, произнесенным каждым диктором на каждом канале.

Книга вторая. Ричи

«Мой брат никогда не спал. Он всегда вставал и ходил по ночам».

– Рут Рамирес

Глава 18

Ричард Рамирес был пятым и последним ребенком в семье Хулиана Тапиа Рамиреса и его жены Мерседес. У них было трое мальчиков, девочка и, наконец, Ричард – или Ричи, как его нежно называли в семье.

Отец Ричарда родился в Камарго, Мексика, 16 февраля 1927 года. Он был сильным, красивым мужчиной с угольно-черными волосами и высокими, четко очерченными скулами, вторым из восьмерых детей, выросших на грязной ферме. Его мать, Роберта, умерла, когда ему было двенадцать, и большая часть бремени воспитания большой семьи легла на его плечи. Он был самым старшим братом.

Его отец, Хосе Рамирес, был очень серьезен, и редко улыбался. У него было вечно строгое мексиканское лицо с пронзительными темными глазами и плотно сжатыми узкими губами – черты, унаследованные от отца, Инасиа, крупного, жестокого мужчины с тяжелым характером, часто бившего своих детей, независимо от того, плохо они себя вели или нет. Под стать суровой природе вокруг Камарго, он так же был суров и не спускал ошибок. Хосе Рамирес тоже верил в телесные наказания. Если кто-то из его восьми детей делал не то, что от них ожидалось, расправа не заставляла себя ждать. Характер у него был тяжелый, как и у его отца, и часто он бил детей дольше, чем следовало. Однако в Мексике было нормальным, когда отец бьет детей – так делали все. Считалось, что это приучает ребенка к уважению и дисциплине, а также умению понимать последствия своих поступков. Тем не менее границу между наказанием и воспитанием часто переступали, и Хулиана Тапиа били слишком сильно, слишком долго, слишком часто – и отец, и дед. Больше всего Хулиана бил дед, Инасиа. Если Хулиан совершал особенно скверный поступок – например, спал допоздна, когда была работа, – дед привязывал его к дереву и порол. Избиения сделали Хулиана тихим и замкнутым. На лицо его часто набегала мрачная тень.

Поскольку Хулиан был старшим сыном, побои доставались ему чаще всех. Он принимал их стоически, не плакал и не просил о пощаде. Просто ждал, пока вспышка необъяснимого гнева отца или деда не утихнет.

Жизнь Хосе Рамиреса не баловала. Он рано потерял жену, из-за этого чувствовал себя обманутым, и, злясь, он часто срывал гнев на своих детях.

Когда Хулиану, крупному для своего возраста, исполнилось четырнадцать, он встал перед отцом, вырвал у него из рук и отбросил ремень.

– Ты больше меня не побьешь! – с вызовом произнес он.

В 1944 году в Камарго это преступление каралось смертью: сын не перечит отцу. Существовали обычаи и правила, которые следовало неукоснительно соблюдать, однако с того дня ни Хосе Рамирес, ни дед Хулиана больше не били.

По правде сказать, в побоях никогда и не было нужды, потому что Хулиан был хорошим сыном, много работал на ферме и делал все, что мог, чтобы прокормить семь братьев и сестер. Со всей семьей он каждое воскресенье ходил в церковь и верил как в проповедуемые Иисусом Христом добродетели, так и в силы врага Христа, Сатаны. Хулиан никогда не воровал, не курил и не ругался, и очень редко выпивал.

Из школы его забрали в первом классе: он требовался на ферме, и времени на роскошь образования не было. Он работал от восхода до заката, бронзовея под ярким мексиканским солнцем.

Камарго был маленьким пыльным городком без железной дороги, электричества и телефона, и все так или иначе друг друга знали. Хулиан впервые встретил Мерседес, когда им было по четырнадцать.

Мерседес родилась в Роки-Форд, штат Колорадо, одна из семерых детей, четырех мальчиков и трех девочек. В семье Муньос было много любви, но мало денег. Когда Америка вступила во Вторую мировую войну, мать Мерседес, Гваделупе, решила уехать из Соединенных Штатов и перебраться в Камарго. Она не хотела, чтобы ее сыновей призвали в армию. Она была против войны – любой войны – и не хотела, чтобы ее мальчики проливали кровь по прихоти коррумпированных политиков.

Сестры Хулиана подружились с Мерседес после ее приезда в Камарго, и через них он с ней познакомился. У нее были большие невинные глаза олененка, она была высокой и худощавой, с высоким широким лбом. Руки и пальцы ее были длинными и тонкими, настолько красивыми, что скульптор мог взять их в качестве эталона. Однако только когда им исполнилось девятнадцать, между Хулианом и Мерседес промелькнула искра, они начали встречаться, ходить в единственный в Камарго кинотеатр и совершать долгие прогулки по единственному в Камарго парку.

В ту пору работы в Камарго почти не было. Один из братьев Мерседес, Начо, в 1946 году переехал в Хуарес, Мексика, и сразу же устроился на почте. Хуарес был приграничным городом рядом с Эль-Пасо, штат Техас. Война закончилась, и в обоих городах требовались рабочие руки. Родившиеся в Штатах дети Муньосов были американскими гражданами и могли свободно переходить из Хуареса в Эль-Пасо и обратно. Гваделупе решила переехать. Уехать предстояло и Мерседес. Пришлось прервать любые отношения – семья стояла на первом месте.

В августе 1947 года семья Муньос переехала в Хуарес. Вскоре все взрослые нашли работу. Мерседес служила в Эль-Пасо домработницей. Как и многие приграничные города, Хуарес был местом диким и опасным. За гроши там можно было получить все, что душе угодно – секс с несовершеннолетними, наркотики, угнанные американские машины и драгоценности. Мерседес там не понравилось, незаконная деятельность ее пугала.

Она переписывалась с Хулианом. Ему, почти не ходившему в школу, писать было очень трудно, но помогала сестра, и писать он научился. Его письма были коротки и деловиты: он рассказывал Мерседес, как сильно по ней скучает, насколько опустел Камарго – и его сердце – с ее отъездом. Она тоже писала, что без него чувствовала себя опустошенной.

Хулиана призвали в армию. Он успел научиться стрелять и обращаться со всеми видами оружия, пока не заболел скарлатиной, и его комиссовали. Вернулся он в Камарго худой и еле живой, в лихорадке, и за ним ухаживала сестра Августина.

Хулиан хотел поехать в Хуарес, чтобы быть с Мерседес. Его отец и дед все еще пытались им командовать и говорили ему, что он нужен на ферме. Но Хулиан чувствовал, что уже сделал больше, чем любые три сына, вместе взятые. Хотя он очень любил братьев и сестер, Мерседес он любил так, что жить без нее не мог. Хулиан написал Мерседес и сделал предложение. Она ответила согласием.

Гваделупе была женщиной сильной, властной и проницательной. Она запретила дочери это замужество. Она чувствовала, что Хулиан, хоть и симпатичный и прекрасно физически сложенный, далеко не пойдет. Ни образования, ни профессии, ни денег у него не было. Он Мерседес не подходил. Семья Хулиана считала Муньосов наглыми и высокомерными, и тоже не хотела, чтобы Хулиан на ней женился.

Мерседес редко перечила матери, но собиралась выйти замуж за Хулиана независимо от одобрения матери и семьи.

3 августа 1948 года Хулиан приехал в Хуарес со всем своим имуществом в единственном потертом картонном чемодане. 9 августа они с Мерседес поженились в мэрии Хуареса в присутствии нескольких друзей, без родственников с обеих сторон. Им обоим уже было по девятнадцать. Медовый месяц они позволить себе не могли, и у них не было ничего, кроме взаимной любви и стремления к большой семье. Всю свою жизнь они обходились малым и старались дать детям все то, чего не имели сами.

Он пообещал, что в доме Хулиана Тапиа Рамиреса побоев не будет.

Вскоре после свадьбы Хулиан устроился на швейную фабрику в Хуаресе разнорабочим. Мерседес продолжала работать в Эль-Пасо прислугой. В сороковые годы в Хуаресе царили страшная бедность и преступность, и Мерседес была там несчастна. Родившись в Штатах, она при желании могла бы жить в Эль-Пасо. Хулиан гражданином США не был и без разрешения американских властей переехать в Эль-Пасо не мог. Мексика его вполне устраивала, но Мерседес хотела уехать из Хуареса, чтобы ее дети родились в Америке и были гражданами США. Она много раз слышала о великой американской мечте, и ей хотелось, чтобы ее семья тоже получила шанс. В конце концов Хулиан согласился, и молодые сняли небольшую квартирку в Эль-Пасо, с одной комнатой и ванной. Хотя они зарабатывали гроши, им удалось отложить сумму, необходимую для оплаты аренды и залога за первый месяц.

Постепенно Гваделупе оттаяла к Хулиану Рамиресу. Она увидела, как он трудолюбив и старателен, и насколько сильно любит ее дочь. Квартира в Эль-Пасо находилась недалеко от дома Гваделупе в Хуаресе, и Хулиан и Мерседес по-родственному заглядывали пообедать.

Через несколько месяцев Мерседес забеременела. Узнав об этом, Хулиан весь расцвел. Он был уверен, что это сын. Он страшно гордился тем, что его мальчик – особенный, и, в отличие от отца, станет профессионалом и получит прекрасное образование.

В это время в соседнем Лос-Аламосе, штат Нью-Мексико, правительство США проводило испытания ядерной бомбы. В 1949 году о пагубных последствиях радиоактивных осадков почти ничего не знали. Хуарес находится примерно в 200 милях от Лос-Аламоса, и при определенном направлении ветра радиация регулярно попадала в Хуарес и Эль-Пасо, где наносила ущерб населению через зараженный скот, молоко и воду.

В период наиболее частых испытаний, с 1950 по 1954 год, наблюдался необычно высокий уровень врожденных дефектов: рождались дети без конечностей, недоразвитым сердцем и деформированной головой – множеством физических, а также психических проблем и аномалий. Вскоре станет общеизвестно, что ядерные осадки вызывают врожденные дефекты, но тогда об этом только шептались. Атомная бомба выиграла войну, и правительство скрывало вызванные испытаниями тяжелые последствия.

Первенца Мерседес и Хулиана звали Рубен. Беременность и роды прошли без осложнений, но ребенок родился с шишками размером с мяч для гольфа на макушке и затылке и был очень болен.

Врач точно не знал, что с младенцем, но предположил, что состояние могло быть результатом испытаний бомбы в Нью-Мексико.

Хулиан и Муньосы ничего об этом не знали. Рубена поместили в кувез [9]9
  Кувез – приспособление с автоматической подачей кислорода и с поддержанием оптимальной температуры для недоношенного или заболевшего новорожденного.


[Закрыть]. Дыхание у него было медленным и затрудненным, кровяное давление слишком низким. Вызвали священника, соборовавшего младенца. Хулиан и Мерседес обратились к единственной властной над смертью и болезнью силе, и горячо молились о выздоровлении Рубена Иисусу Христу и Деве Марии. Однако состояние Рубена не улучшилось, и священнику пришлось совершить последний обряд еще раз.

Через несколько дней Рубену полегчало: показатели жизненно важных функций стабилизировались, опухоли начали спадать. Вся семья страстно верила, что Бог услышал их молитвы. Рубена отвезли домой, и его здоровье продолжало улучшаться. Казалось, что он здоров, несмотря на частый плач.

Хулиан часто держал мальчика на руках, ходил по немощеным дорогам Сегандо Баррио, латиноамериканского района Эль-Пасо, улыбался и нашептывал Рубену сказки. Хулиан и Мерседес так и не научились говорить по-английски, но решили, что мальчику нужно хорошо овладеть английским, чтобы преуспеть в Соединенных Штатах.

Вскоре Мерседес забеременела снова – всего два месяца спустя после рождения Рубена. Ей хотелось девочку и чуть больше времени между родами, но самое главное – чтобы ребенок был здоров. К этому времени до нее тоже дошли слухи, что атомные бомбы испускают невидимый яд, падающий с неба и причиняющий вред еще не родившимся детям прямо в утробах матерей. Причин этого она не понимала. Она просто хотела, чтобы этого больше не было.

Вторая беременность Мерседес протекала без осложнений. Она в срок родила еще одного мальчика, которого назвали Хосе, или Джозеф, в честь любимого брата Мерседес. На сей раз вышедший к Хулиану акушер сказал, что ребенок здоров.

Хулиан Рамирес считал себя счастливчиком – одаренным двумя сыновьями подряд. Он купил в Хуаресе большие сигары и раздал их прохожим. Он каждый день спешил с работы домой, чтобы провести время со своими мальчиками. Гваделупе Муньос ворковала над обоими внуками. По ее словам, два мальчика подряд – это хорошее предзнаменование.

Когда Джозефу было шесть месяцев, начали замечать, что он слишком часто плачет, будто ему больно. В клинике Эль-Пасо его обследовали и признали здоровым, но он продолжал плакать, с каждым днем все дольше и громче. Хулиан держал младенца, качал и ворковал над ним, но ничего не помогало. Во второй раз Джозефа отвезли в клинику, когда ему исполнился почти год. На этот раз врач сказал им, что кости мальчика растут неправильно, и коленные чашечки недоразвиты.

Причины врач не знал, сказав, что ребенку нужны анализы и специалист. Рамиресам посоветовали обратиться к доктору Перри Роджерсу, ортопеду с большой практикой в Эль-Пасо. Сам доктор Роджерс переболел полиомиелитом и ходил с трудом, волоча ногу. Он осмотрел Джозефа, сделал несколько анализов и сказал Рамиресам, что у их сына синдром Коллиера, когда кости ребенка искривляются по мере роста.

Считалось, что эта болезнь вызвана радиоактивными осадками из Нью-Мексико.

Доктор Роджерс рассказал, что лекарства от болезни нет, но он может вырезать изогнутую костную ткань – в случае Джозефа, пяточную кость, и вставить сконструированную металлическую пятку. В специальной ортопедической обуви Джозеф «сможет нормально ходить». Однако кости мальчика продолжат искривляться и в будущем потребуются новые операции.

Новость поразила молодых родителей.

Хулиан желал сыновьям самого лучшего, а тут его второй ребенок оказался инвалидом. Он долго и упорно размышлял об испытаниях атомной бомбы и принялся задавать вопросы знакомым в Хуаресе и Эль-Пасо. И вскоре узнал, что в обоих городах было много детей, рожденных со странными уродствами. Узнал, что в Аризоне есть лагерь, где скрывают этих детей. Власти знали, что испытания очень опасны для внутриутробного развития плода, но старались утаить информацию от общественности.

Теперь каждый лишний доллар, что удавалось заработать Рамиресам, шел доктору Роджерсу. Гордые, они никогда и не просили о помощи даже родных. Они просто больше и упорнее работали. Впервые Джозефа прооперировали в семнадцать месяцев. На время операция помогла, но кости продолжали расти неправильно. Джозеф мучился и снова плакал. И Мерседес, и Хулиан Тапиа часто ходили в церковь Святого Сердца на Орегон-стрит, вместе вставали на колени и молились о выздоровлении сына. Но состояние его ухудшалось.

Хулиан устроился на стройку в Эль-Пасо. Нужных документов у него еще не было, но деньги требовались отчаянно, а за работу на стройке платили гораздо больше, чем на фабрике в Хуаресе. Работник Хулиан был отличный – большой, сильный, мускулистый – и неизменно добросовестный. Бригадир Хулианом был очень доволен и хотел, чтобы все его рабочие относились к делу так же серьезно, как он.