Текст книги "Мечтатели"

9

Да, все это было в портфеле, записанное черным по белому. Монк Мак-Куин не мог отмахнуться от этих бумаг или заставить их исчезнуть.

Он вернулся от сенатора Хамболта к себе в отель «Уиллард», где снимал номер-люкс, и велел прислуге не беспокоить его. Долго смотрел он на черный кожаный портфель, прежде чем решился открыть его. Наконец он приступил к чтению.

Сенатор записывал все тщательнейшим образом. Его письма и заметки были аккуратно подшиты и снабжены сведениями об именах, датах, местах встреч. Прочитав все, Монк узнал об отце то, о чем раньше и не догадывался.

Было время, когда Элистер Мак-Куин, отчаянно пытавшийся поставить на ноги свою газету, едва не был разорен до нитки кредиторами. Никто не желал помочь ему, и лишь в последний момент удалось занять деньги у некоего Пола Миллера, в ту пору делавшего первые шаги в своей карьере финансиста.

По теперешним масштабам сумма была до смешного мала – всего несколько сот долларов. Элистер Мак-Куин взял деньги и вернул их с процентами, когда «Кью» начала приносить прибыль. Только платежи на этом не кончились.

На протяжении многих лет Элистер Мак-Куин исследовал немало сообщений о деятельности Пола Миллера. Ему стало известно, что Миллер замешан в подкупе, взятках и махинациях с ценными бумагами. Написанные им об этом статьи даже сейчас, когда Монк читал их, не утратили своего обличительного пафоса. Однако Элистер Мак-Куин ни одной из них не опубликовал.

Но своим возмущением Мак-Куин поделился с молодым многообещающим политиком по имени Чарлз Хамболт. Не скрывая своего гнева, он рассказал Хамболту о наглых намеках Миллера: если хоть один из материалов увидит свет, он, Мак-Куин, будет разорен, а его газета, название которой всегда было символом честности и журналистской порядочности, превратится в посмешище, и тогда ее основателя будут считать лицемером, который хочет уничтожить человека, когда-то спасшего от гибели его мечту. Чарлз Хамболт посоветовал Элистеру Мак-Куину оставить Миллера в покое. «Есть много других мишеней для критики, которые больше заслуживают твоего внимания, – писал он. – Забудь о Миллере. Поверь мне, ему от тебя ничего не нужно».

Монк мог лишь вообразить, какие невыносимые душевные муки пришлось тогда пережить отцу. Однако он все-таки оставил в покое Миллера, а статьи не были уничтожены и до сих пор ждали своего часа.

Громко зазвонил телефон, и Монк долго слушал, как он трезвонит, не снимая трубки.

– Добрый вечер, сенатор.

– Хелло, Монк. Ну что, должно быть, все уже прочли?

– Да.

– Будете печатать?

Монк не знал, что ответить.

– Подумайте о вашем отце. Подумайте, как это повлияет на его доброе имя… Вы играете в чужие игры, Монк. Роза Джефферсон сама сумеет о себе позаботиться. Если надо, она пустит в ход все средства. Но если вы возьметесь нести знамя в ее битве, расплачиваться придется вам одному. Монк, сынок, не делай этого.

Монк вскипел от ярости. Как смеет Хамболт указывать ему, что следует или не следует делать для Розы?!

– Я знаю, о чем вы думаете, – продолжал Хамболт. – Вы единственный, кто может ей помочь. Она целиком на вас положилась, и вы не хотите бросать ее в беде. Остановитесь и подумайте, Монк. У Элистера Мак-Куина было много поводов, чтобы использовать то, что он знал о Миллере. Он видел, сколько порядочных людей страдает из-за этого подонка. Но он никогда его не трогал. Знаете почему? Потому что «Кью» должна была сохранить свою силу и авторитет, чтобы ваш отец мог охотиться за дичью покрупнее этого Миллера. Как ни ненавидел он компромиссы, он понял, что на этот компромисс он должен пойти. Поймите это и вы.

– Поэтому он и передал вам все сведения о Миллере? – спросил Монк. – Потому что знал, что вы позаботитесь о том, чтобы они не попали в чужие руки?

– Да, именно поэтому, – негромко сказал Хамболт.

– Не верю вам, сенатор.

– Монк…

– Еще вопрос. Это Миллер попросил вас показать мне эти материалы?

По молчанию Хамболта Монк понял, что вопрос застал его врасплох.

– Он думал, что я смогу объяснить все гораздо лучше, ведь мы с твоим отцом были друзьями. Но сейчас мне на это наплевать. Не печатай этих статей, Монк. Ты знаешь, я прошу не ради себя. Я пытаюсь позаботиться о тебе.

– Я ценю вашу заботу, сенатор, – сказал Монк. – Я буду держать вас в курсе.

Всю ночь Монк не мог уснуть. Он сидел у приоткрытой стеклянной двери на балкон, куря сигару за сигарой и глядя на огни Капитолия, словно пытаясь угадать ответ на свой вопрос. Он старался рассмотреть проблему объективно, взвесить все «за» и «против». Но напрасно: все его мысли были о Розе.

В пять утра Монк вызвал коридорного и велел принести полный кофейник, пишущую машинку и двести листов бумаги. Пора было приниматься за работу.

Роза сидела на террасе Дьюнскрэга за белым металлическим столиком, под огромным полосатым, красно-синим зонтом. Она смотрела на залив, видневшийся вдали за зеленой лужайкой. Там Стивен занимался парусным спортом. Роза гордилась его ловкостью и сноровкой в управлении двадцатифутовым судном, спорящим с капризными морскими течениями.

– Только что пришло для вас, мэм, – сказал Олбани, протягивая ей большой конверт.

Просматривая первую страницу журнала «Кью», Роза почувствовала, что сердце выскакивает у нее из груди. Она начала читать, заставляя себя внимательно вглядываться в каждое слово.

– Олбани, позвоните, пожалуйста, Хью О'Нилу.

Ее голос, наверное, сильно изменился, когда она произносила эти слова, так как слуга тут же спросил:

– Что-нибудь не в порядке, мэм?

Роза улыбнулась ему.

– Все в порядке, и даже больше чем в порядке! – Ока помедлила. – Свяжитесь также с мистером Голлантом.

Сотни мыслей роились в ее голове, пока она бежала к дому. Она никогда не видела, чтобы сын помахал ей рукой, выполняя какой-нибудь сложный поворот; он никогда не звал ее, чтобы привлечь к себе внимание.

* * *

Аромат дорогих сигар витал в роскошных апартаментах на седьмом этаже отеля «Уолдорф». Но сидевший перед Полом Миллером молодой человек не курил, а пепельницы были чистыми.

– Вы можете это объяснить? – спросил он бесцветным голосом, похлопав рукой по обложке журнала «Кью».

Пол Миллер отрицательно покачал головой. Он выглядел безукоризненно: свежевыбритый, с изящно отполированными ногтями, в безупречно скроенном синем костюме. Он только беспокойно озирался, как бы ища выхода из комнаты.

Он откашлялся.

– Я звоню в редакцию «Кью» все утро. Люди Мак-Куина утверждают, что его нет на месте, и отказываются сообщить, где его можно найти.

– Нам говорят то же самое, – заметил молодой человек. – И все-таки, как вы понимаете, в этом деле затронуты интересы мистера Вандербильта.

– А мои – нет? – взорвался Миллер. – Этот подонок закладывает меня по-черному! Мне нужна помощь! Что я, не знаю, что Вандербильт сидит в соседней комнате? Почему он не выйдет сюда и не поговорит со мной?

Молодой человек, казалось, не слышал вопроса.

– Надеюсь, вы сознаете всю серьезность последствий, – сказал он. – Будет начато расследование. Разумеется, в этой ситуации мистер Вандербильт не может поддерживать с вами никаких контактов.

– Не поздно ли вы спохватились? – резко возразил Миллер.

– Отнюдь. Мистер Вандербильт не имел никакого отношения к вашим прежним делам. Он связан с вами исключительно через «Толбот Рейлроудз». Уверен, вы со мной согласитесь, что теперь эта связь должна быть прекращена.

Глаза Миллера сузились.

– Что вы хотите сказать?

– Вы должны устраниться от всякого участия в делах «Глобал Энтерпрайсиз», через которые вы связаны с «Толбот Рейлроудз».

– То есть я должен вернуть акции? – недоверчиво спросил Миллер. – Я же одолжил Толботу деньги с одной-единственной целью: закрепиться в фирме, чтобы в дальнейшем и она перешла в руки Вандербильта.

– Планы меняются, мистер Миллер. Мы готовы уладить с вами эту проблему, когда вы, так сказать, окажетесь за пределами пристального внимания общественности.

– Это точно, окажусь. За решеткой!

Пол Миллер старался не выходить из себя. Теперь, больше чем когда-либо, ему нужно было быть начеку.

– Каким же образом вы собираетесь это уладить? – осторожно спросил он.

– Пятьдесят тысяч долларов, наличными.

Пол Миллер вздрогнул. Это было еще хуже, чем жалкие гроши. Это было оскорбление. Он понял, что кроется за этой подачкой.

– Отделаться от меня хотите? Чтобы я убрался отсюда побыстрее и подальше?

– Мы предлагаем вам обеспечить себе спокойную старость, – равнодушно заметил молодой человек. – Подумайте об этом, мистер Миллер. Хорошо подумайте.

Пол Миллер кивнул, как будто обдумывая решение. Затем внезапно вскочил на ноги и со всего размаху обрушился на дверь соседнего номера. Несмотря на его массу и силу удара, дверь даже не дрогнула.

– Выходи, Вандербильт! – ревел он. – Выходи и расскажи сам, как ты собираешься меня продать!

Молодой человек достал свой пистолет, но отложил его, увидев, что Миллер рыдает. Он готов был застрелить Миллера в случае необходимости. Теперь же он мог только пожалеть его.

– Ну, вот и я. Хорошо, что застал тебя. Пол Миллер вошел в оранжерею и нагнулся, чтобы поцеловать Розу.

– Пол, прошу тебя… – Роза уклонилась в сторону. Миллер рассмеялся.

– Ах, какие мы стали вдруг стеснительные!

Пол Миллер был уже не тем человеком, что несколько часов назад. После сокрушительного разгрома, пережитого в отеле «Уолдорф», он помчался домой, на Парк-авеню, где постарался как можно спокойнее взвесить все свои возможности. Оставался единственный шанс: если Роза еще не читала ту статью, он все еще может уговорить ее заключить договор с Вандербильтом. Единственное, что его может спасти – если Роза сейчас в Дьюнскрэге. Вероятно, журнал «Кью» в Лонг-Айленд еще не доставили. Значит, необходимо оказаться там раньше.

Пол Миллер достал из кармана маленькую коробочку, обернутую в серебристую бумагу, и положил ее на стол.

– Ну-ка, Роза, открой ее.

Роза сняла крышку и открыла оказавшийся в коробочке бархатный футляр от фирмы «Картье». Огромный брильянт, чистый, как слеза, вставленный в золотой ободок кольца, сверкнул перед глазами.

– Зачем, Пол? – спокойно спросила она.

– Затем, что я люблю тебя, Роза, – ответил он, не отводя от нее взгляда. – Все, что произошло между нами за последние недели, только подтвердило то, что я знал и раньше: я хочу жениться на тебе, Роза, хочу стать твоим мужем.

Роза громко захлопнула крышку футляра. Протянув руку, она взяла свежий номер журнала «Кью» и бросила на стол.

Миллер вздрогнул.

– Я предполагал, что ты это уже прочла, – проговорил он как можно более ровным голосом. – Прошу тебя, поверь мне, обвинения Мак-Куина совершенно беспочвенны. Я уже разговаривал с моими адвокатами. Сегодня же они подадут на него в суд.

Тактика Миллера оказалась для Розы неожиданной. По ее предположениям, он должен был скорее спровоцировать ее на сделку с Вандербильтом, чем преподнести обручальное кольцо. Если только Вандербильт не исчез со сцены…

Не говоря ни слова, Роза пододвинула Миллеру лист бумаги. Затем сняла колпачок с авторучки и вручила ее ему.

– Это отказ от прав, Пол, – сказала она бесцветным голосом. – Ты подпишешь его и откажешься от всех претензий на акции «Глобал Энтерпрайсиз», которые сейчас в твоем распоряжении.

Миллер смотрел на нее в упор. Будь он проклят, если позволит этой женщине запугать себя.

– А почему я должен это подписать, Роза?

– Потому что очень скоро ты предстанешь перед судебным комитетом Сената. Затем тебе предъявят в гражданском суде обвинения во взяточничестве, вымогательстве и мошенничестве. Если ты сейчас подпишешь эту бумагу, Пол, то я не присоединю свой иск к длинному перечню других исков против тебя.

– Ты сама не знаешь, о чем просишь меня, Роза.

– Знаю, – ответила она, кладя перед ним второй лист бумаги. – Вот список обвинений против тебя, которые Хью О'Нил готов представить завтра в федеральный суд вместе с ходатайством о конфискации у тебя акций. Учитывая твои обстоятельства, я не думаю, что кто-либо из судей встанет на твою защиту, находясь в здравом уме.

Роза выдержала небольшую паузу.

– Конечно, ты можешь рискнуть и пойти к Вандербильту. Насколько я понимаю, сейчас это твоя единственная возможность.

Пол Миллер долго не сводил глаз с обоих документов, словно пытаясь с помощью одной силы воли изменить то, что в них написано. Потом посмотрел на Розу и увидел в ее глазах абсолютную пустоту. Такое же непостижимое выражение, лишенное радости, он уже замечал у нее однажды. Это было после того, как они занимались любовью; она не подозревала, что он смотрит на нее, или ей это было безразлично. Тогда он подумал, что Роза фригидна. Теперь он понял: холод исходил из ее сердца.

– Сколько? – хрипло спросил он. – Сколько ты предлагаешь за акции?

– Ни цента! – отрезала Роза. – У тебя была прекрасная возможность договориться со мной. Ты предпочел другое. Ты хотел большего; в конце концов ты это получил. Но ты еще никогда не платил такую высокую цену за то, чтобы переспать с женщиной. Так вот тебе счет! Подписывай и уходи.

Пол Миллер изумленно уставился на нее.

– Так ты легла под меня ради фирмы, ради… вещи?

– Подписывай, Пол, – тихо сказала Роза. – Пока я не передумала и не вызвала полицию.

Миллер смотрел на нее, словно чего-то не понимал. Его рука дрожала, когда он схватил ручку и торопливо расписался на листе с отказом от прав.

– Да поможет тебе Бог, Роза, – прошептал он. – Потому что когда-нибудь настанет и твой черед!

– Если от этого тебе легче, Пол, что ж, можешь так думать!

Разоблачения, опубликованные в «Кью», были подхвачены газетами всей страны. За ними последовали парламентские запросы, заявления губернаторов штатов, петиции граждан с требованием расследования дела Миллера в Конгрессе.

Пока на Капитолийском холме царило волнение, Монк Мак-Куин вернулся в Нью-Йорк. Редакция «Кью» пребывала в атмосфере подавленности, почти в траурном настроении. Собрав всех сотрудников, Монк попытался выяснить причину. Общее мнение выразил Джимми Пирс.

– Мы считаем, что вам понадобилось невероятное мужество, чтобы сделать это, сэр. Нам хотелось бы, чтобы вы знали: каждый из нас гордится, что он работает в этом журнале. Мы будем с вами, что бы ни случилось.

Монк готов был расплакаться. Поддержка сотрудников редакции, вплоть до мальчиков-помощников корректора, значила для него очень много. Через несколько дней ему на деле пришлось убедиться, как важно это доверие.

Большинство журналистов и обозревателей финансовых газет превозносили Монка за то, что он раскрыл причины, по которым его отец отказался от расследования преступлений Пола Миллера. Они признавали, что Элистер Мак-Куин пошел на сделку с совестью и тем самым запятнал свой безупречный авторитет журналиста. Вместе с тем, по их мнению, эта единственная ошибка не могла зачеркнуть достижений Мак-Куина, дела всей его жизни.

Далеко не столь великодушными оказались бульварные газеты, падкие до скандалов. В них попадались обвинения в адрес Элистера Мак-Куина в том, что он, якобы, неплохо наживался, замалчивая грязные дела Миллера в своей газете. Кое-кто из репортеров намекал, что эти тайные доходы пополнялись и за счет других крупных мошенников, которым Мак-Куин, по их словам, оказывал скрытое покровительство. Монк возмущенно опровергал все эти обвинения, но один вопрос неизменно задевал его за живое:

– Почему вы это сделали, Мак-Куин? Что заставило вас предать вашего отца? Как вы думаете, что бы он сказал вам, если бы очутился поблизости?

– Мой отец был достойным человеком, – заявлял Монк в ответ. – Но он не был совершенным. Он делал ошибки. Я уверен, что, имей он такую возможность, он бы и сам опубликовал эти статьи.

Крики и насмешки больно ранили Монка, но он продолжал говорить.

– Я думаю, отец одобрил бы мой поступок.

– А как же, конечно, одобрил бы! – крикнул один из репортеров. – Какой отец не желает, чтобы сын нанес ему удар в спину!

Лицо Монка горело от стыда и гнева. Когда он начинал писать первую из своих статей, он был так уверен, что отец согласился бы с ним. Но теперь, когда Монк мысленно умолял об ответе, тень Элистера Мак-Куина хранила подозрительное молчание. Теперь только один человек мог облегчить его ношу.

– Монк! Ты вернулся!

Ему казалось, что Роза еще никогда не была так прекрасна. Ее густые черные волосы были уложены в высокую прическу, закрепленную тонкими бриллиантовыми шпильками, она протягивала к нему руки в белых кружевах, алые полные губы смеялись, кончики пальцев ее были прохладными.

– Хелло, Роза, – негромко сказал он.

Она взяла его за руку и повела в гостиную, где слуги под присмотром Олбани накрывали на стол к чаю.

– Если бы я знала, что ты придешь, я бы все отменила, – щебетала Роза. – С минуты на минуту сюда пожалуют тридцать членов городского комитета покровительства изящным искусствам.

– Я ненадолго, – сказал Монк. – Дел невпроворот. Но мне хотелось просто зайти к тебе…

Впервые за несколько недель он не мог найти нужных слов.

– Да, ты выглядишь совсем измотанным. И неудивительно: все эти ужасные вещи, которые пишут в бульварных газетах о твоем отце… Как это недостойно!

– Роза… – Монк запнулся. Он так много хотел сказать, ему так многое нужно было услышать! – Роза, ты читала мои статьи?

– Конечно, читала. Они просто блестящие!

– У вас все получилось с акциями? Роза победно улыбнулась.

– Они снова там, где им полагается быть.

– Тогда все в порядке?..

Роза пытливо посмотрела на него.

– Конечно. С Полом Миллером покончено, и все благодаря тебе.

Монк поморщился, но тут же простил Розе эти бесчувственные слова.

– Знаешь, я хотел бы… то есть если ты не занята… может, мы пообедаем вместе?

Роза захлопала в ладоши от радости.

– Ах, милый, милый Монк! Ты совсем такой же, как тогда, на моей свадьбе. Такой серьезный и стеснительный. Конечно же, мы можем с тобой пообедать. Франклину не терпится тебя увидеть.

– Я думал, только ты и я…

– О, Монк, прошу тебя, – проговорила Роза с ноткой отчаяния в голосе. – Ведь ты же не будешь начинать все сначала.

– Что начинать?

– Эти твои глупости насчет любви.

– Но я же действительно люблю тебя! – выпалил он.

Роза встала с места и подошла к нему совсем близко.

– Мне не везло с мужчинами, – спокойно сказала она. – Тебе, как никому другому, должно быть это известно. Я очень хорошо отношусь к тебе, Монк, и я всегда ценила твою дружбу. Но я не люблю тебя в том смысле, в котором тебе бы этого хотелось. Не знаю, смогу ли я вообще когда-нибудь полюбить снова. Я поняла, что нельзя хотеть слишком многого сразу. У меня есть моя работа, которую я ценю превыше всего, и будущее, которое я должна построить. Пока мне больше ничего не нужно, и, может быть, так будет всегда.

Монк не осмеливался поднять глаза, пока Роза говорила. Он слышал слова, но сознание почему-то отказывалось их воспринимать. Они не могли быть правдой, в них невозможно было поверить. Реальными были лишь его слезы.

Послышался звон дверных колокольчиков.

– Это, наверное, твои гости, – хрипло сказал он. – Мне надо идти. До свиданья, Роза.

– Монк!

Но он продолжал идти – не к парадной двери, но в глубину дома, по коридорам, которые он так хорошо помнил, мимо горничных и поваров, сразу уступавших ему путь. Он прошел через сад, вышел из ворот на улицу и побежал куда глаза глядят.

Разоблачения, начало которым положили статьи Монка Мак-Куина на первых полосах журнала «Кью», приковали внимание всей страны к Вашингтону. Назначенная президентом Вудро Вильсоном комиссия начала слушания и за неделю до Рождества вынесла свое решение: материалы дела Пола Миллера следовало передать в федеральный суд, а Чарлз Хамболт, чьи показания оказались решающими, был освобожден из-под следствия.

Для широкой публики дело на этом было закончено. Общественное внимание было теперь привлечено к войне в Европе. Во всей стране бушевали дебаты между изоляционистами, протестовавшими против вмешательства Америки в конфликт, и интервенционистами, считавшими необходимостью поддержать Антанту. Когда Пол Миллер был приговорен к трем годам заключения в федеральной тюрьме за взяточничество и коррупцию, пресса отозвалась на это событие коротеньким сообщением, затерянным где-то в глубине «Нью-Йорк таймс».

10

Франклин Джефферсон взбежал по ступеням клуба «Метрополитен», преодолевая порывы начинающейся метели, несущиеся с Манхэттена. Оставив швейцару свою огромную енотовую шубу, он поспешил в бар, где клубные завсегдатаи пережидали вьюгу, весело обсуждая открывшуюся перспективу заночевать в стенах клуба. Франклину они напомнили компанию школьников, возбужденных предвкушением провести ночь вне дома.

С бокалом в руке он пробирался между столиками, узнавая знакомые лица и отвечая на приветствия, пока не наткнулся на Монка Мак-Куина, одиноко сидящего за своим столом в нише.

– Ты что, проказой заразился или попал к чертям на вечеринку? – весело поинтересовался он.

Монк поднял свой бокал в ответ.

– Наверное, и то и другое.

Будучи завсегдатаем клуба, Франклин знал, что в последние несколько недель Монк стал у членов клуба притчей во языцех. В то время как финансовые круги Нью-Йорка встречали его действия аплодисментами, мнение обывателей по поводу его победы над Полом Миллером было гораздо более сдержанным: на Уоллстрит подобных «скелетов в шкафу» можно было обнаружить еще немало. В результате Монк фактически оказался в изоляции: в клубе все были с ним подчеркнуто вежливы, но никто не приглашал его в свою компанию.

– Пора бы нам уже перестать вот так встречаться, – сказал Франклин, стараясь разрядить атмосферу. – Начнутся всякие разговоры. Да и Роза о тебе спрашивала. Она боится, как бы ты не превратился в отшельника.

Монк пожал плечами и посмотрел в сторону. В первый раз за многие годы он не приехал в Толбот-хауз ни на Рождество, ни на Новый год. Были приглашения и в другие дома, но все они оказались в мусорной корзине. Его боль все еще была слишком острой и глубокой, чтобы позволить ему думать о встрече с Розой.

Франклин прекрасно чувствовал это и от всего сердца переживал за Монка. Монк всегда был для него старшим другом, заменяя ему брата, которого у Франклина никогда не было. С ним связаны были первые воспоминания детства; тогда Монк играл вместе с ним в закоулках Дьюнскрэга. Именно он помогал Франклину преодолевать мучительные трудности, неизбежные для мальчика-подростка. Он научил его видеть, как огромна и прекрасна земля, сколько замечательных возможностей готова она открыть перед человеком, который сумеет стать гражданином мира. Они вместе обсуждали и решали главные вопросы эпохи и строили грандиозные планы на будущее. Монк всячески поддерживал Франклина и в более практическом плане. Будучи на шесть лет старше, он мог провести его, несовершеннолетнего, в самые лучшие клубы, а когда Франклину исполнилось шестнадцать, он приобщил его и к земным утехам, приведя в изысканный и закрытый для посторонних бордель мадам Катрины.

Франклин так же хорошо видел, как сильно Монк влюблен в Розу. Он никогда не понимал, почему сестра отвергла привязанность Монка и вышла за Саймона Толбота. После смерти Саймона Франклин надеялся, что она прозреет и ответит на это чувство.

Он никогда не задавался вопросом, почему Монк преследует Пола Миллера с такой жестокой целеустремленностью. Он думал, что Роза рассказала об акциях только Хью О'Нилу и Эрику Голланту. Даже когда в «Кью» появились статьи Монка, Франклин все еще не мог уловить связи. Только потом до него дошли слухи, давно уже циркулировавшие в «Метрополитене», что Монк Мак-Куин ополчился на Пола Миллера, чтобы таким окольным способом оказать рыцарскую услугу Розе Джефферсон.

И только тогда у Франклина наступило просветление. Он понял наконец, что все в Нью-Йорке знали о настоящей причине поступка Монка, кроме него.

Франклин оказался в весьма затруднительном положении. Он очень хотел поговорить с Монком и в то же время боялся, что приведет друга в еще большее замешательство. Он был сердит и на Розу, которая вела себя так, словно Монк и пальцем не пошевелил, чтобы помочь ей. Эта ее невнимательность всегда была Франклину непонятна.

– Как там Роза? – спросил Монк.

Он почувствовал, что Франклин хочет что-то сказать, но не может найти слов.

– Вся в делах, – чуть быстрее, чем нужно, ответил он. – Ты не представляешь, какие перемены происходят в «Глобал Энтерпрайсиз».

– Да нет, это как раз я себе представляю.

Хотя уже несколько месяцев Монк ни слова не писал о «Глобал Энтерпрайсиз», его редакторы внимательно следили за тем, какую основательную генеральную уборку Роза проводит в фирме. Сотрудники «Толбот Рейлроудз», которых привел с собой в компанию Саймон, были уволены. То же произошло и с администраторами, нанятыми им в штат «Глобал Энтерпрайсиз». В каждом отделе Роза кого-то продвигала по службе, кого-то повышала в должности, кого-то увольняла. Тем, в чьей преданности она сомневалась, было несдобровать.

Точно так же быстро и решительно действовала Роза и вне стен компании. Она помирилась с Вандербильтом и даже склонила его на публичное подписание нового контракта. Прочие владельцы железных дорог восприняли это событие однозначно. Боевой топор был зарыт: Роза Джефферсон вернулась в бизнес. Уже на следующий день в двери «Глобал Энтерпрайсиз» застучались клиенты, предлагая новые договора.

– А у тебя какие новости? – спросил Монк. – Ты обучаешься у Эрика Голланта тому, что тебе надо узнать?

Франклин слегка нахмурился.

– Да, – признал он, – обучаюсь. Это довольно интересно. Но… – Франклин допил бренди.

– Но я чувствую, что это не по мне. Никогда не было моим и не будет.

– Ты говорил с Розой об этом? Франклин покачал головой.

– У нее никого нет, кроме меня, Монк. Что она сделает, если я скажу, что не хочу стать частью ее жизни? А ведь помимо фирмы у нее есть еще заботы о Стивене…

Он помолчал немного.

– Как ты думаешь, стоит ли ей говорить? Думаешь, она поймет?

«О да, она поймет тебя, – думал Монк. – И сделает все, что посчитает необходимым, чтобы ты поступал так, как она того хочет».

– Тебе нужно будет решить, как будет лучше для вас обоих, – отделался он пустой фразой.

Франклин явно был разочарован двусмысленностью этого совета, но Монк не хотел вмешиваться.

– Думаю, ты прав, – сказал Франклин, прощаясь. Он рассмеялся: – Знаешь что? Ничего не изменится, но в конце концов все как-нибудь образуется само собой.

Позже, вспоминая эти слова, Монк не мог понять, действительно ли в них был легкий привкус горечи, или ему это только показалось.

– Ну, что ты на это скажешь? – спросила Роза, с нетерпением ожидая услышать ответ Франклина.

Это было на следующее утро после метели; они сидели у Розы в кабинете, наблюдая из окна, как Манхэттен постепенно освобождается от снежных завалов. Роза с Франклином превратили утренний кофе в офисе в своего рода ритуал. Это была лучшая возможность обсудить предстоящий день. Франклин поднял к свету лист бледно-голубой бумаги, и солнечные лучи заиграли на рельефных золотых буквах, оттиснутых у его верхнего края.

– Сама себе решила сделать рождественский подарок, – добавила Роза.

– Роза Джефферсон… – прошептал Франклин. – Мне очень нравится, как это звучит.

Роза сжала его в объятиях. Ей давно не терпелось сообщить Франклину о своем решении вернуть себе девичью фамилию. Она надеялась, что он согласится, так как уже дала указание хозяйственному отделу заказать для компании новые канцелярские принадлежности и выбросить старые фирменные бланки «Толбот Рейлроудз».

– Тебе действительно нравится?

– Да, нравится, – заверил ее Франклин.

Улыбка удовлетворения появилась на лице Розы. Несмотря на все, ей удалось сохранить то, что ей было по-настоящему дорого: с ней оставались Стивен, Франклин и, конечно, «Глобал Энтерпрайсиз».

За Франклина Роза боялась больше всего. Она опасалась, что когда-нибудь так или иначе его потеряет. Если сама она бросала вызов каждому новому дню, то Франклин встречал каждый свой день с распростертыми объятиями, одинаково наслаждаясь обществом друзей, спортом и красивыми женщинами. Эта его свобода пугала Розу; она так не вписывалась в безупречный план, управлявший ее жизнью… И эта свобода оставалась вне ее контроля, хотя все было уже сказано и сделано. Роза внимательно наблюдала за успехами Франклина, которых он добивался под руководством Эрика Голланта, и быстрота, с которой он схватывал основы деятельности компании, одновременно радовала и поражала ее. Но, несмотря на все заверения Эрика, Роза никогда не была полностью уверена в преданности Франклина делу фирмы. Как женщина, которая, заведя себе молодого любовника, обрекает себя на жизнь в постоянном страхе, что однажды ночью ее постель окажется пустой.

«И все-таки он еще со мной, и я сделаю все, чтобы удержать его».

– Я говорю, нам стоило бы сместить центр тяжести. Роза, ты слушаешь меня?

«Боже милосердный, да я замечталась!»

– Прости, Франклин. Сместить центр тяжести – как и куда?

Франклин никогда не проявлял интереса к стратегическим направлениям деятельности компании. Эту область Роза оставила для себя. Сильной стороной Франклина было умение общаться с людьми, и Роза, быстро распознавшая в нем эту способность, поручила ему работу с кадрами. Франклин проявил прямо-таки гениальные способности в обращении со всеми сотрудниками: от девушек-машинисток до вечно чего-то требующих директоров территориальных представительств.

– Ты настроилась на то, чтобы выкупить здания и склады, которые мы арендуем, – сказал Франклин. – Я думаю, лучшего времени, чем сейчас, для этого не найти. Не успеем мы оглянуться, как война в Европе выбросит на наши берега множество людей. Спрос на недвижимость взвинтит цены. Если бы нам пришлось ограничиться собственными средствами, мы могли бы даже прикупить недвижимость про запас, а позже продать ее.

Франклин протянул ей несколько бумаг.

– Я проверил состояние нашей ликвидности, которое, как тебе хорошо известно, далеко не идеально. И все-таки мы можем добыть деньги без особых проблем, если будем предлагать на рынке ценных бумаг свои акции.

– Распродавать акции? – воскликнула Роза. – Только нам и не хватало отвечать перед толпой вкладчиков, которые будут вмешиваться в наши дела и указывать, как управлять компанией.

– Нам так или иначе потребуется капитал, – напомнил Франклин, – чтобы профинансировать систему наших денежных переводов. Какую бы прибыль мы ни получили, это будет значить, что позже нам придется меньше брать в долг.

– А кому именно мы можем предложить наши акции? – недоверчиво спросила Роза.

– Мы – акционерная компания, а не общество закрытого типа, – ответил Франклин. – От нас не требуют публиковать отчеты об имуществе и размере прибыли. Мы платим налоги за то, что зарабатываем, а не за то, чего мы на самом деле стоим. Не думаешь ли ты, что найдется немало вкладчиков, которые обеими руками ухватятся за возможность приобрести акции по цене гораздо ниже их стоимости? И, разумеется, у них будет личная заинтересованность в том, чтобы держать рот на замке.