Текст книги "Свидетель века. Бен Ференц – защитник мира и последний живой участник Нюрнбергских процессов"

Самосуд над летчиками союзных войск

Бен не мог ускорить работу мельницы правосудия, но ему удалось собрать множество доказательств преступлений. Он добился разрешения самостоятельно посещать любое место, где совершались зверства немецкой войны. Девизом «одинокого рейнджера» стала надпись «Всегда один», написанная большими белыми буквами под лобовым стеклом его армейского джипа. Кроме того, его удостоверение личности, выданное секретариатом Паттона, предоставляло ему широкие полномочия. Такой документ давал право путешествовать по всем городам и деревням Германии, Бельгии, Франции, Голландии и Великого Герцогства Люксембург, а также беседовать с представителями всех национальностей. Кроме того, Бену должны были оказывать «доступную помощь, такую как продовольствие, билеты, топливо, ремонт транспортных средств, а также содействовать расследованиям, предоставляя персонал для эксгумации тел, создания фотоматериалов и другую возможную помощь». Документ был подписан «от имени главнокомандующего» адъютантом Чарльзом Гамильтоном. Для усиления эффекта Бен дважды – вверху и внизу – поставил на пропуске печать «секретно». С этим документом и пистолетом 45-го калибра[15]15
  В оригинале ошибочно говорится о «пистолете калибра 45 мм» (45-mm Pistole). В действительности 45 мм – это малый артиллерийский калибр, такой, например, имела широко известная противотанковая пушка-«сорокапятка», состоявшая на вооружении Красной армии в период Великой Отечественной войны. В действительности капрал Ференц был вооружен стандартным армейским пистолетом 45-го калибра, который приблизительно соответствовал 11,43 мм.


[Закрыть] в кобуре он отправился в самое пекло. Его сопровождал личный помощник Джек Новиц, который до войны окончил Йельский университет и занимался юридической практикой в Коннектикуте.

Вначале Бен вместе с помощником расследовал дела о сбитых летчиках. Речь шла о летчиках союзников, которые совершили вынужденную посадку или приземлились с парашютом на территории Германии. Согласно международному военному праву они считались военнопленными, но в большинстве случаев разъяренные жители, пережившие бомбардировки^VII немецких городов, устраивали жесткий самосуд над летчиками. Когда разведка сообщала об инциденте, проводилось расследование. Несколько расследований Бен и Новиц провели вместе, а потом работали над разными делами.

Бен приезжал на указанное место преступления на джипе. Вызывал бургомистра или начальника полиции и требовал опросить всех жителей в радиусе ста метров от места преступления. «Единственная власть, которая у меня была, – это оружие на поясе и тот факт, что армия США контролировала город. В таких обстоятельствах немцы очень послушны», – отмечал Ференц. По крайней мере он не припоминает, чтобы кто-то оказывал сопротивление. Ференц приказывал свидетелям сесть и написать точный отчет о случившемся. Для этого он подготовил форму на немецком языке. Вверху было напечатано предупреждение, что свидетели обязаны говорить правду под страхом смертной казни[16]16
  Такая угроза – смерть за дачу ложных показаний – идет вразрез с правовыми нормами и обычаями, применяемыми в мирное или военное время, в том числе на оккупированной территории.


[Закрыть], прозванное «Правилом Ференца – Миранды». («Правило Миранды» в американской системе юстиции – это обязательная юридическая инструкция подозреваемого о том, что он может отказаться от дачи показаний.)[17]17
  Строго говоря, «Правило Миранды», сформулированное Верховным Судом США в деле «Миранда против Аризоны», предусматривает, что липу, арестованному или задержанному представителем правоохранительных органов, должно быть сообщено о праве хранить молчание; о том, что все сказанное им может быть допущено в качестве доказательства в суде; о праве требовать присутствия адвоката или, если лицо, ограниченное в свободе, не имеет средств на адвоката, – о праве на требование присутствия назначенного адвоката. Если эти требования не будут выполнены и если арестованный или задержанный не заявит об отказе от их соблюдения, никакие признания, полученные в ходе допроса, не смогут использоваться в суде. Следует также отметить, что дело «Миранда против Аризоны» было решено в 1966 году, так что едва ли упоминаемое Гутом «правило», применявшееся в 1945 году, могло иметь приписываемое ему название.


[Закрыть]

Изучив данные под присягой показания, Ференц получал полное представление о произошедшем. Если было известно, где спрятаны тела, их предстояло выкопать и опознать. Это была не только гнетущая, но и тяжелая задача. Иногда Бен откапывал тела голыми руками, поскольку инструменты могли повредить следы на теле и уничтожить улики. В холодную погоду с твердым грунтом он применял собственную технику. Если ему удавалось откопать на небольшой глубине запястье или лодыжку, он обматывал их веревкой, а другой конец веревки крепил к своему джипу. Затем очень осторожно проезжал вперед, чтобы вытащить тело. «Я старался ухватить выше ступни», – писал Бен. Позже специалисты в штабе осматривали эксгумированные тела и снимали с них отпечатки пальцев. «Эта мрачная обязанность лежала тяжким грузом на моей душе, и я всегда был благодарен, что я всего лишь следователь, а не жертва», – читаем мы в «Историях». Даже сегодня, когда Бен рассказывает об этом, слезы выступают на его глазах.

Однажды весной 1945 года Корпус контрразведки сообщил, что американского летчика, который приземлился с парашютом в Грос-Герау между Майнцем и Дармштадтом, линчевали разгневанные жители. По словам свидетелей, главным подозреваемым был пожилой пожарный. Он ударил американского летчика ломом и выкрикнул, что рад испачкаться в американской крови. Бен пришел по его домашнему адресу и постучал. Дверь открыла женщина. Ференц проверил дом, но мужчину не нашел.

– Вы стираете белье? – спросил Бен.

– Конечно, – с гордостью ответила хозяйка.

Она дала показания под присягой и призналась, что постирала окровавленную рубашку своего супруга. Бен упаковал улики. Как он сообщает в «Историях», позже военный суд 3-й армии США приговорил пожарного к смертной казни.

Другой участник преступления легко отделался. Тридцатитрехлетняя женщина сообщила, что ударила пилота ботинком в лицо. «Она тихо плакала, когда я с ней разговаривал, и призналась почти во всем», – написал Бен в четырехстраничном письме Гертруде 16 апреля. Ее муж погиб на фронте, дом разбомбили союзники, и у нее было двое детей, о которых нужно было заботиться во время войны. Бен сжалился: «Что мне было с ней делать?» Он не был уверен, что ее нужно отправить в один из «отвратительных» лагерей для военнопленных, и поместил ее под домашний арест до дальнейших распоряжений. Пусть кто-нибудь другой принимает окончательное решение, а у него не было ответа, какой приговор в ее случае был бы справедливым.

Следствие по другому «делу» также заставило его задуматься. На этот раз речь шла о трех американских летчиках, убитых немецкими гражданами. Бен узнал, что летчиков похоронили на краю кладбища недалеко от Трира. Он приказал охраннику кладбища показать ему место и эксгумировать захороненных. Бен помыл тела и нашел у двоих идентификационные номера на внутренней стороне их полетных костюмов. Третий человек был голым. С короткой стрижкой он выглядел «как типичный американский мальчик». Имена двоих опознанных летчиков совпали с именами из записей гестапо, где упоминались три американца. Бен сообщил в штаб, что двое из трех разыскиваемых мужчин опознаны. У третьего идентификационный номер отсутствовал, но, вероятнее всего, это третий пропавший боец. Через несколько месяцев Бен узнал, что предполагаемый покойник жив, здоров и мирно поживает где-то в Арканзасе. В разговоре он добавляет: «По сей день я не знаю, кто был третьим погибшим. На войне сложно установить, кто были погибшие и сколько было жертв». Это стало для него уроком: «Я научился не полагаться на косвенные улики». Как главный обвинитель на Нюрнбергском процессе, он всегда должен был добывать прямые доказательства.

С Дитрих в душе

Кроме расследования дел о сбитых летчиках, Ференц собирал свидетельства и доказательства, подтверждающие массовые убийства в немецких концлагерях. После освобождения лагерей союзными армиями он одним из первых получил представление об этих местах. Он столкнулся со «случаями массовых убийств, жестокого и ужасного уничтожения, которые я сейчас не могу описать. Это все часть тревожных, аномальных вещей, которые здесь происходят. Я закрываю глаза и думаю, что это неправда, любовь моя. Что это все безумный сон, который исчезнет, когда я снова открою глаза. Потом я открываю глаза и понимаю, что это правда», – написал он Гертруде 16 апреля. Соблазн притвориться слепым был велик, но горе залегло так глубоко, что он не мог отвести взгляд.

Восемью днями раньше он уехал с небольшой командой «в поисках улик против военных преступников». Кроме него в состав следственной группы входили второй лейтенант, «который был очень рад, что ему разрешили отправиться вместе с ними», голландский солдат, служивший переводчиком, и водитель. «Поступили сообщения из разных источников, так что мне было легко составить план маршрута, который вел нас через Бельгию и Люксембург обратно во Францию и через большую часть Германии», – сообщал Бен.

Ситуация в последние недели войны была неуправляемой. По пути они встречали бесконечные потоки людей – в Европе происходила миграция народов. «Куда только они все могут идти?» – спрашивал себя Бен. «Молодые и старые, во всевозможных нарядах и униформах, мужчины и женщины, они брели по пыльным улицам. Кто-то нес узелки за спиной, у кого-то не было даже этого, а многие тянули за собой маленькие тележки со всем своим скарбом». Большинство из них были немцами, которые смогли бежать, когда война постучала в их двери. Они бежали от Красной армии дальше на запад. Маршем шли тысячи французских солдат, освобожденных из немецкого плена.

– Куда ты идешь? – спросил Бен одного из них.

– Домой, в Париж, – улыбаясь, ответил француз. Ему оставалось идти каких-то пятьсот километров.

Военные власти предоставляли бездомным импровизированные лагеря, грязные и необустроенные. «Все страдают от одной и той же нищеты», – заключил Бен. Скудная и нестабильная жизнь породила «новый тип морали». «Все кровати конфискуют пары, которым больше нечем заняться, кроме как обжиматься целый день. Нет ни уединения, ни абсолютно никакого стыда», – записывал Ференц свои наблюдения. Все происходило открыто, на публике. «Это разбитое на части существование прячется за видимостью смеха и пения, но какими были эти люди до этого, и какими они будут, когда вернутся к своему общественному порядку?» – задумывался он. Война принесла своего рода переоценку всех ценностей. «Я видел, как многие молодые женщины предлагали свои тела за банку бобов. Вещи, которые имели значение до войны, сейчас ничего не значат, люди проживают день за днем, и только то, что есть у них в руках, хоть чего-то да стоит».

Мрачное впечатление усугубляли картины разрушенных городов. «Нет слов, чтобы описать руины, оставленные войной», – писал Бен. Поездка через разбомбленный до основания город была сущим кошмаром. На километры вперед глазу было не за что зацепиться, кроме руин и обломков. «Так обстоят дела в Кобленце, Кёльне, Аахене, Бастони, Висбадене, Майнце и десятках других городов», – фиксировал Бен свои наблюдения. Он ночевал в некогда роскошном отеле, в той части здания, которая уцелела после бомбардировки. Там обосновались американские солдаты. Предметы интерьера, «которые, должно быть, стоили целое состояние», теперь разломанные валялись вокруг. «В винном погребе были разбиты 20 000 бутылок с вином. Мебель с резьбой ручной работы использовали для растопки». Все это было частью войны в Европе, «невиданной и, вероятно, невообразимой в Америке».

Были и светлые моменты, которые отвлекали его и вызывали улыбку. Вечером 16 апреля Бен написал длинное письмо Гертруде и рассказал о встрече с актрисой Марлен Дитрих– практически обнаженной. «Нет, я не сошел с ума», – уверял он. Дитрих выступала перед бойцами на концертах, устроенных Объединенными организациями обслуживания (ООО) Вооруженных сил, созданными по инициативе президента Рузвельта. В их состав входили различные благотворительные организации, поддерживавшие боевой дух в войсках. По словам Бена, он и звезда Голливуда остановились в одном здании: «Она на первом этаже, я на третьем. Душ находился внизу». Бен спустился по лестнице, чтобы освежиться после концерта. В тот же момент вышла дива.

– Пожалуйста, смотрите в сторону, – попросил Бен. – Иначе мне придется написать домой, что я встретил Марлен Дитрих и на мне не было ничего, кроме нижнего белья.

Длинноногая знаменитость не дала сбить себя с толку. Своим хрипловатым голосом она спросила, куда он собрался в таком виде. Он объяснил, что внизу есть горячий душ.

– И когда же я смогу принять его? – спросила Дитрих.

– Леди, – ответил Бен, – вы можете принять душ в любое время, когда только пожелаете.

Отчего-то она даже не предложила потереть ему спинку, и он пошел дальше. «Война действительно суровая штука», – отметил Бен.

В «Историях» изложена измененная версия этого эпизода. Там он зашел в комнату, где Дитрих лежала в ванной «во всем своем великолепии». «О, простите, сэр» – запинаясь, воскликнул он и выскочил из комнаты. Бен стоял на страже у двери, пока она не вышла. «Марлен улыбнулась и сказала, что ей понравилось, что я назвал ее “сэр”». Она поинтересовалась, откуда он и чем занимался в гражданской жизни. «Я ответил, что я гарвардский юрист, и Дитрих, удивленная тем, что я обычный солдат, пригласила меня сопроводить ее на ужин, который офицеры давали в ее честь». Там он сидел напротив Дитрих, и она протянула ему свою визитку. Актриса дала понять, что охотнее общалась бы с ним, чем со многими офицерами, но в конце ужина генерал Паттон предложил сопровождать ее. Была ли эта приукрашенная версия выдумкой или Бен сознательно опустил ее в письме Гертруде – кто знает.

Ордруф перед визитом Эйзенхауэра

Вслед за 3-й армией США Бен двигался по Германии на восток через Трир, Франкфурт и Эрланген до границы с Чехией. Он обозначал на карте освобожденные территории и расположение известных концентрационных лагерей. Первые «государственные концентрационные лагеря»^VIII были созданы национал-социалистами в марте 1933 года, всего через несколько недель после того, как Гитлер пришел к власти. Вскоре их сеть охватила всю империю. По примеру концентрационного лагеря Дахау под Мюнхеном еще до начала войны были созданы крупные центры для внутренних интернированных лиц, в том числе в Заксенхаузене, Бухенвальде, Нойенгамме и Флоссенбюрге. После аннексии Австрии здесь был построен концентрационный лагерь Маутхаузен. С 1939 по 1944 год на оккупированной Германией территории было создано большое количество других лагерей, которые, в свою очередь, были дополнены 1200 внешними филиалами. С 1942 года в ведение СС перешли ранее созданные в Польше концентрационные лагеря Аушвиц-Биркенау[18]18
  Широко известен также как Освенцим – по названию города, поблизости от которого располагался этот лагерь. Однако ныне существующий на его месте мемориальный комплекс по-польски именуется Panstwowe Muzeum Auschwitz-Birkenau – Государственный музей Аушвиц-Биркенау.


[Закрыть] и Майданек как лагеря смерти, дополненные построенными комплексами в Хелмно, Белжеце, Собиборе и Треблинке. В концлагерь могли отправить любого, кого нацистский режим считал потенциальным врагом. Наибольшие жертвы были среди евреев – только в лагерях смерти погибло более трех миллионов человек.

В начале апреля американские следователи получили сообщения из маленького городка Ордруф в районе Гота в Тюрингии. Наступающая 4-я бронетанковая дивизия США обнаружила лагерь принудительного труда. Солдаты нашли десятки трупов, лежащих повсюду, голых или завернутых в рваное тряпье «как в пижаму». Это была форма заключенного в бело-синюю полоску. Многие едва живые заключенные были тяжело больны или на грани голодной смерти. В Ордруфе тысячи заключенных, размещенные в камуфляжных зеленых казармах, огражденных двойной колючей проволокой, работали до полного изнеможения, прокладывая подземные туннели и бункеры. «Я запрыгнул в джип и помчался туда», – пишет Бен в «Историях». Медицинские подразделения оказывали первую помощь выжившим. Военные фотографы документировали страшные сцены. Бен собрал фотографические улики и отправился на поиски новых следов. Лишь очень немногие заключенные лагеря в тот момент могли связно говорить.

Ордруф стал первым из лагерей, освобожденных американцами, в котором заключенные смогли рассказать о своей судьбе. Охрана СС сбежала до прибытия 3-й армии. Заключенных, которые могли идти, выгнали на «марш смерти» в концентрационный лагерь Бухенвальд, расположенный более чем в 50 километрах. Слишком слабых оставляли лежать на земле или расстреливали во время построения. Охранники отрядов СС «Мертвая голова»[19]19
  Конвойные подразделения СС «Мертвая голова» (SS-Totenkopfverbande– нем.) несли охрану концентрационных лагерей. Не путать с печально известной танковой дивизией СС «Мертвая голова» (SS-Panzer-Division «Totenkopf» – нем.).


[Закрыть], готовясь бежать от наступающего противника, успели сжечь трупы ранее умерших – около 3200 человек. Запах сгоревшей человеческой плоти наполнял воздух.

Невероятные новости из Ордруфа встревожили армейское руководство. 12 апреля на место преступления прибыли американские генералы высочайшего ранга на континенте во главе с главнокомандующим Эйзенхауэром. Кроме Паттона присутствовал Омар Брэдли, командующий 1-й, позднее 12-й армейскими группами, впоследствии ставший начальником штаба армии США. Эйзенхауэр был шокирован. После визита он написал председателю Комитета начальников штабов Джорджу К. Маршаллу, главному советнику президента и министра обороны по вопросам безопасности, что самым примечательным, если не самым ужасным событием в его поездке был Ордруф. «Увиденное невозможно описать словами». Очевидные доказательства преступлений и устные свидетельства о голоде, жестокости и зверствах «были настолько угнетающими, что порой мне становилось дурно». В одной камере тела 20 или 30 голых, умерших от голода мужчин были нагромождены друг на друга. Паттон отказался войти внутрь. «Он сказал, что может сойти с ума». Эйзенхауэр зашел в камеру, «чтобы иметь возможность давать свидетельские показания, если в будущем возникнет тенденция представлять эти обвинения как “пропаганду”».

Паттон также был потрясен. Для него Ордруф был одной из самых «ужасных» вещей, которые он когда-либо видел. В своем дневнике он описывает, как эсэсовцы пытались замести следы преступлений. Тела уложили на огромную решетку из рельсов, стоявшую на кирпичном фундаменте. Немцы залили их смолой и разожгли под решеткой костер из сосновых дров и угля. Но операция прошла «не очень успешно», «потому что там была куча костей, черепов и обугленных тел», которые указывали на сотни жертв.

Эйзенхауэр приказал, чтобы лагерь посетили военные корреспонденты и, прежде всего, как можно больше солдат. Мир должен был узнать о том, что происходило в немецких концлагерях. Теперь американские подразделения поймут, почему им пришлось покинуть свои дома и сражаться в далекой Германии.

Абажуры «Бухенвальдской ведьмы»

К тому времени Бен уже спешил на следующее место преступления: «Я узнал, что Ордруф был лишь одним из многих лагерей принудительного труда в этой местности под администрацией главного лагеря Бухенвальда». Бухенвальд освободили 11 апреля, и Бен старался поскорее добраться до лагеря. В ожидании войск Паттона заключенные штурмовали сторожевые башни и взяли лагерь под свой контроль. С начала апреля эсэсовцы вывезли 28 000 заключенных; еще 21 000 заключенных находилась на территории лагеря, когда 6-я танковая дивизия 3-й армии США подошла к Бухенвальду. Он стал одним из самых известных концентрационных лагерей еще и потому, что был расположен рядом с Веймаром – местом, где творили Гёте, Шиллер и другие гении классического и романтического периодов. Оказалось, что блестящие вершины немецкой культуры находятся в непосредственной близости от глубочайших пропастей немецкой истории. Чтобы показать, что отныне одно невозможно представить без другого, писатель и заключенный Бухенвальда Хорхе Семпрун (автор романа «Долгий путь») говорил о «биноме Веймар – Бухенвальд». Для него эти два места принадлежали друг другу, как два слагаемых математической суммы.

Символом темных страниц этой истории стала Ильза Кох, жена коменданта лагеря Карла Отто Коха. Заключенные называли ее «комендантшей» или «ведьмой Бухенвальда». Заказывая изготовление различных предметов из татуированной человеческой кожи, она продемонстрировала, на какие извращения способна национал-социалистическая идеология. Письмо Бена Гертруде от 20 апреля 1945 года является одним из самых ранних исторических свидетельств жутких наклонностей супруги коменданта: «Сейчас мы работаем над делом – и это абсолютная правда, – в котором сотни мужчин с татуированной кожей были убиты и ободраны, чтобы жена коменданта лагеря смерти получила абажуры, изготовленные из цветных человеческих кожных тканей». Возможно, Гертруде это покажется выдумкой, риторически спрашивал Бен. «Нет. У нас есть доказательства. У нас есть кожа, абажуры, трупы несчастных жертв, а также имена преступников».

Врач концлагеря и штурмбанфюрер СС Эрих Вагнер в сентябре 1941 года получил докторскую степень в Йенском университете, защитив диссертацию «Изучение вопроса о татуировках». Он выискивал заключенных с татуировками по всему лагерю и фотографировал их. «Затем комендант Кох вызывал заключенных к воротам, выбирал среди них людей с самыми красивыми татуировками и отправлял в санчасть. Вскоре после этого лучшие образцы кожи появлялись в “Лаборатории патологии”, где их препарировали и демонстрировали гостям СС в течение многих лет как особые сокровища», – пишет социолог и политолог Ойген Когон в своем исследовании «Эсэсовское государство» (1946). Это был первый исторический анализ «системы немецких концлагерей». Когон и сам был заключенным Бухенвальда. Там проводились и другие медицинские эксперименты над заключенными. «Мы только что арестовали врача, который специализировался на инъекциях переносчиков брюшного тифа сотням людей (с неизбежным летальным исходом) только для того, чтобы наблюдать за последствиями», – сообщил Гертруде Бен.

После войны американцы взяли Вагнера в плен, но в 1948 году ему удалось бежать. Никем не узнанный, он жил в Баварии и Шварцвальде и работал в клинике своей жены. Лишь в 1958 году он был арестован и обвинен земельным судом Оффенбурга в преступлениях, совершенных в Бухенвальде. Находясь в предварительном заключении, он покончил жизнь самоубийством. Суд СС приговорил Карла Отто Коха к смертной казни за присвоение разграбленного имущества заключенных и другие серьезные преступления, включая убийство и мошенничество, и 5 апреля 1945 года Кох был расстрелян. Его вдова еще долго оставалась международной газетной сенсацией. На главном суде Бухенвальда в американском военном трибунале в Дахау в августе 1947 года ее приговорили к пожизненному заключению за преступления против человечности. «Судьи признают между собой, что она избежала виселицы только потому, что ждала ребенка», – писали в журнале «Шпигель». Забеременела она, как ни странно, находясь в тюрьме. В ходе всеобщей амнистии, объявленной американцами, Ильзу Кох освободили в 1949 году, и следствием против нее занялось немецкое правосудие. В январе 1951 года земельный суд Аугсбурга вновь приговорил ее к пожизненному заключению за подстрекательство к убийству, покушение на убийство и причинение тяжких телесных повреждений. 2 сентября 1967 года она повесилась в своей камере.

Пока Бен писал о событиях в Бухенвальде, появились новые сообщения о немецких военных преступлениях. Бен продолжил свое письмо: «Только что поступило горячее дело». Недавно был освобожден еще один концентрационный лагерь. «Я принял все меры для того, чтобы отправиться туда уже рано утром». Один офицер одолжил ему свой новенький джип. Как глава следственной группы, Бен теперь работал практически круглосуточно. В последнее время количество случаев стремительно разрасталось. «Мы обнаружили десятки нацистских лагерей смерти», – писал Бен.

Приезжая в очередной лагерь, он в первую очередь собирал записи СС. В «канцелярии» он находил «книги мертвых» с именами погибших заключенных. В Бухенвальде бывший заключенный, работавший в администрации лагеря, передал молодому следователю сведения о преступниках. «Я ждал Вас», – сказал он Бену (этот случай описан в «Историях»). Он подвел Бена к заграждению под высоким напряжением и выкопал небольшой деревянный ящик. В нем были членские карточки посетителей так называемого казино, в котором эсэсовцы по вечерам пили пиво и расслаблялись. На карточках были фотографии, имена и личные данные владельцев. После каждого визита на обратной стороне карточки ставили печать. Когда место для печатей заканчивалось, выдавали новое удостоверение. Этот заключенный занимался подготовкой членских карт. Вместо того чтобы уничтожать старые, как было приказано, он прятал их в тайнике, хотя знал, что рискует жизнью. Но он выжил, и теперь помог Бену опознать виновных и их сообщников. «Его выдающееся мужество продемонстрировало веру, которую разделяли многие жертвы. Веру в то, что однажды наступит день расплаты, когда справедливость восторжествует». Но действительно ли этот день наступил? И какой будет эта справедливость?

По дороге в следующий концентрационный лагерь Бен встретил солдата авангардного отряда Красной армии, гнавшей вермахт с востока. Когда Бен сказал, что он следователь по военным преступлениям и собирает доказательства действий СС, русский спросил: «Разве ты не знаешь, что они делали?» Бен ответил, что, конечно же, знает. «Так почему ты их спрашиваешь? Просто пристрели всех!» – воскликнул красноармеец, привыкший к другим правовым нормам. Позже, когда стало ясно, что лишь немногим военным преступникам действительно предъявили обвинения, а большинство избежало наказания, Ференц вспомнил совет, который дал ему простой русский солдат. «Как представитель закона, я не мог с ним согласиться, – сказал Бен, – но часто размышлял о том, что, может, он все-таки был прав».