Электронная библиотека » Филипп Ванденберг » » онлайн чтение - страница 3

Текст книги "Тайный заговор"


  • Текст добавлен: 17 декабря 2013, 18:59


Автор книги: Филипп Ванденберг


Жанр: Исторические детективы, Детективы


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Нет, поспешил ответить Бродка и положил трубку.

На самом же деле сила его психоза – именно в таком ключе рассматривал Бродка свое состояние – постигла той стадии, когда он сам уже не мог разобраться, что же на самом деле происходит. Море цветов на могиле матери, загадочные намеки мужчины, который подошел к нему на кладбище и заявил, что, дескать, гроб его матери был пуст. Странные замечания соседки. Голос на автоответчике который, как ему показалось, он снова слышал в галерее Жюльетт. Выстрелы, предназначенные, по мнению полиции, именно ему, Бродке, в качестве предупреждения. Страшный, неразрешимый клубок. Через какое-то время Бродка уже стал склоняться к тому, что неожиданная встреча с профессором Коллином и так некстати пришедшееся приглашение на ужин были каким-то образом связаны с теми загадочными обстоятельствами, которые возникли после смерти его матери. Но Александр тут же отбросил эту мысль. Вероятно, он сошел с ума. Все это какое-то сумасшествие. Он едва не начал сомневаться в своей разумности.

По крайней мере, в том, что касается чужого голоса, который выбил его из колеи тогда, на вернисаже, он наверняка ошибся. Он был на взводе, что, в общем-то, неудивительно, учитывая все события и треволнения последних дней. Но едва Бродка свыкся с этой мыслью, как его вновь одолели сомнения. Голос был слишком характерным, чтобы не узнать его из сотни других. Он включил автоответчик, чтобы еще раз удостовериться в этом. Аппарат пискнул несколько раз, а потом раздались шипение и шум.

Бродка удивился, попробовал снова – результат тот же самый. Он разозлился и начал переключать аппарат, но, как ни старался, слышал то же самое.

– Быть такого не может! – в ярости воскликнул он, с силой ударив ладонью по аппарату. Пленка была стерта от начала до конца, и он не имел ни малейшего понятия о том, как это вообще могло случиться. Сам он, по крайней мере, точно этого не делал.

А кто же тогда? Еще одно звено в череде этих странных «случайностей»? Бродкой овладел страх. Он понял, что за ним наблюдают. Кто-то вломился к нему в дом и стер пленку.

Бродка подошел к двери, осмотрел с обеих сторон замок, но не заметил ни единого следа, который мог бы свидетельствовать о взломе. Он поспешно начал обыскивать квартиру, проверяя, не пропало ли что, не переставлены ли какие-то вещи, что указывало бы на непрошеных гостей. Не найдя ничего такого, Александр, ослепленный страхом и обуреваемый накатившей на него яростью, перерыл все ящики и шкафы.

Несколько минут Бродка бушевал, как ненормальный. Когда, измучившись вконец, он остановился и увидел, что натворил в своих четырех стенах, то упал на стул, поставил локти на колени и обхватил голову руками.

Бродка плакал – то были слезы беспомощности, вызванные тем, что он позволил себе впасть в отчаяние. Казалось, он не узнавал себя. Проклятие, ведь в остальном он был довольно крепким орешком; он должен был быть таким, чтобы преуспеть в своей профессии. Без осознания собственной силы он никогда не добился бы таких высот.

Кто же, черт возьми, затеял эту дьявольскую игру? Какую цель преследовал этот человек – или эти люди? И что за причины были у них – загонять его в столь узкую щель?


На следующий день в начале восьмого Бродка пришел к Коллинам на ужин. Чтобы в беседе за ужином не возникло каких-либо неловкостей, они с Жюльетт заранее обсудили все наиболее важные моменты, решив при этом, что по большей части Бродке лучше говорить правду. Конечно, они должны обращаться друг к другу на «вы», что в их ситуации будет не так-то просто.

Бродка вручил Жюльетт букет цветов и поцеловал протянутую руку.

Профессор, казалось, преобразился. Ни следа от того жалкого, отталкивающего существа, которого Бродка видел два дня назад. Коллин был не только одет с иголочки, он искрился хорошим настроением и даже не пытался приукрасить ту неприятную ситуацию, в которой они познакомились.

– Знаете, – сказал он, когда Жюльетт внесла закуску, фаршированные авокадо, – иногда я просто кусок дерьма, уж простите мне столь грубое выражение. Пьян и разнуздан. Это те моменты в моей жизни, о которых мне хотелось бы забыть навсегда. Но имеет смысл задуматься об этом. Алкоголик останется алкоголиком. Надеюсь, я не слишком шокировал вас, господин Бродка?

– Что вы. Я просто удивлен тем, с какой деловитостью вы говорите об этой проблеме. Большинство алкоголиков пытаются скрыть свою зависимость. По меньшей мере ищут ей объяснение.

Коллин поднял обе руки.

– Друг мой, тут нечего приукрашивать и объяснять. Зависимость есть зависимость. – Он откашлялся. – Я только хочу попросить вас об одной вещи. Вам, вероятно, известно, что я, как хирург, возглавляю уважаемую частную клинику. Если общественности станет известно, что я – алкоголик…

– Я понимаю, – сказал Бродка. – И уверяю вас, что это останется строго между нами.

До сих пор Жюльетт вела себя сдержанно, но теперь заметила:

– Не могли бы мы поговорить о чем-нибудь более приятном?

– Да, конечно же, – откликнулся профессор, – я только хотел, чтобы наша встреча не была напряженной. Пусть наш гость знает, что эта тема для нас не табу. В любом случае я благодарен вам за помощь, которую вы мне оказали.

Профессор поднял свой бокал и выпил за здоровье Бродки.

Тот с ужасом увидел, что бокал наполнен красным вином, и подумал, что вечер, возможно, опять обернется катастрофой.

– Это же само собой разумеется, господин профессор.

– Само собой разумеется? О нет, мой досточтимый друг, это абсолютно не так. Вспомните, сколько гостей позавчера было в галерее? Сто? Сто пятьдесят? Но только один из них, увидев человека в столь жалком состоянии, вызвался отвезти его домой.

– Я попросила об этом господина Бродку, – попыталась вставить Жюльетт. – Я знаю его уже давно.

Бродка искоса взглянул на Жюльетт. Ему показалось, что она забыла об осторожности. Одновременно он заметил, что на лице профессора появилась ухмылка.

Потянувшись через стол, Коллин схватил Жюльетт за руку.

– Иметь жену, которая все это терпит, – сказал он, – тоже не само собой разумеющееся.

Удивительно, но смотрел он почему-то на своего гостя.

Бродке стало неприятно, и он отвел взгляд.

– Вы не женаты? – спросил Коллин, нехотя отпустив руку Жюльетт.

– Разведен, – ответил Бродка, – вот уже десять лет. С моей профессией трудно жить в браке. Кроме того, мы поженились слишком рано.

– Господин Бродка – фотограф и фоторепортер, – пояснила Жюльетт. – Снимает хорошеньких девушек для глянцевых журналов, делает крупные фоторепортажи в Бали, Кейптауне, Нью-Йорке… по всему земному шару. Не так ли, господин Бродка?

Бродка кивнул, а профессор заметил:

– Интересно. Вероятно, вы принадлежите к тому небольшому числу людей, которые любят свою профессию.

– О да, – сказал Бродка, – я ни на секунду не пожалел о том, что стал фотографом. Правда, у большинства людей имеется превратное представление о моей профессии. Быть фотографом – значит много работать, хотя на первый взгляд этого не скажешь. Мои усилия всегда измеряют результатом, как и во всех остальных профессиях, а ведь результат зависит не только от меня.

Профессор с отсутствующим видом посмотрел в свой бокал и, не поднимая глаз, заявил:

– Большинство людей свою работу ненавидят и хотели бы как можно скорее заняться чем-нибудь другим.

– Но не вы, господин профессор, – вежливо произнес Бродка.

Коллин бросил на него недоуменный взгляд.

– С чего вы это взяли, господин Бродка?

– Ну, ваше профессиональное умение широко признано. Вы считаетесь корифеем в своей области.

– Пустое… – В голосе профессора послышалось едва ли не раздражение. – Что значит корифей? Хирургов ценят за их мужество, а не за знания или умения. Теоретически любой из моих ассистентов мог бы провести операцию на сердце, но им не хватает мужества. А как набраться мужества? Только долго наблюдая и ассистируя, пока операция не станет обычным делом, чем-то настолько привычным, что у вас внутри все притупится и в бьющемся сердце вы будете видеть только мышцу величиной с кулак, которая подвержена многочисленным дисфункциям и закупоркам – как мотор в автомобиле. Так вот, я повторяю, когда вы забудете, что перед вами человек, который доверяет свою жизнь вашему врачебному умению, когда ваши чувства максимально притупятся, только тогда у вас есть шанс стать хорошим хирургом.

Профессор взял свой бокал и опрокинул в себя очередную порцию вина. После паузы он добавил:

– Не сомневайтесь, друг мой, из нас двоих вы играете свою партию лучше.

Бродка казался смущенным, а Жюльетт, которой была известна причина алкоголизма Коллина, попыталась сменить тему:

– Не стоит нагружать господина Бродку своими проблемами. Думаю, его больше интересует искусство, чем хирургия.

– Конечно, конечно, – извиняющимся тоном произнес профессор. – Я просто боюсь, что не смогу принять участие в разговоре. Уж простите меня, но в искусстве я не понимаю ничего, ровным счетом ничего. Знаете, мне кажется, что сегодняшнее искусство есть совершенство бессилия. Я придерживаюсь мнения, что настоящее произведение – это нечто большее, чем нагромождение щепок, рельс и телевизоров или манипулирование жиром, нерастопленным салом, кровью и металлоломом. Я ни в коем случае не набожный человек, но полагаю, что богохульство и порнография не являются знаком качества потенции в искусстве.

Жюльетт, рассмеявшись, воскликнула:

– И вот за такого мужчину я вышла замуж! Если бы все было так, как рассуждает Гинрих, то всем художникам пришлось бы брать пример с Рембрандта, а скульпторам – с Микеланджело. Но об этом мы с ним уже неоднократно спорили под угрозой развода и дуэли.

Теперь засмеялся и Коллин, впервые за этот вечер. Затем он повернулся к Бродке:

– У вас с моей женой деловые отношения, господин Бродка? Жюльетт поспешила ответить вместо Александра:

– Если под этим подразумевается вопрос о том, покупал ли господин Бродка у меня произведения искусства, то ответ будет «да». Он – страстный коллекционер графических работ немецких экспрессионистов.

Бродка усмехнулся и в подтверждение кивнул, а затем, прежде чем профессор успел расспросить его о предполагаемом пристрастии поподробнее, сам обратился к Коллину:

– А вы, профессор? У вас разве нет пристрастий?

– Конечно, у меня тоже есть свое пристрастие…

– Я, – с улыбкой перебила его Жюльетт, но Бродке показалось, что она хотела помешать Коллину договорить.

Тот, однако, не дал сбить себя с мысли и продолжил:

– В первую очередь, действительно ты. Но есть и другие вещи, о которых я грежу.

– Позвольте, я угадаю. Старые ценные книги?

Профессор покачал головой.

– Многие врачи и адвокаты собирают старые книги, – добавил Бродка.

– А я – нет. – Казалось, Коллин раздосадован словами Александра. – Даже если вы сочтете меня мещанином, я все же готов показать вам, в чем заключается мое пристрастие.

Он поднялся. Жюльетт нахмурилась.

– А это не может подождать, пока мы закончим ужинать? Кроме того, мне кажется, что ты нагоняешь на нашего гостя тоску.

Но Коллин только пожал плечами, словно желая сказать, что это исключительно его дело.

– Идемте, господин Бродка.

Александр вопросительно поглядел на Жюльетт, но послушно последовал за профессором в подвал, который представлял собой хорошо освещенное помещение с множеством дверей. Вообще-то, он ожидал, что профессор поведет его в кабинет и покажет собранные им бутылки с коллекционным вином и шампанским, поэтому вполне допускал, что за одной из этих дверей находится винный погреб. Но после того как Коллин открыл двери с двойным замком разными ключами и вошел в подвальную комнату, Бродка замер от изумления и страха: на расставленных вдоль стен стальных стеллажах красовалась впечатляющая коллекция пистолетов, револьверов, винтовок, а также старого оружия. Здесь были заряжающиеся с дульной части кремниевые ружья, охотничьи ружья и кольты. Что же могло двигать человеком, чтобы он собрал такую коллекцию?

Словно прочитав мысли Бродки, профессор подошел к нему и, сверкнув глазам!! сказал:

– Знаю, о чем вы сейчас думаете, дорогой мой. Этот человек пытается доказать свою мужественность и возможности. Но это ошибка. Меня восхищает красота оружия, искусство оружейных ремесленников и его история. Не важно, сколько лет оружию – двести или двадцать, – у каждого есть своя история. Вот, возьмите, подержите это.

Он протянул Бродке своеобразно изогнутый пистолет и пояснил:

– Пистолет Рота-Зауэра, изготовлен Зауэром в Зуле и Ротом в Бене. Заряжается сверху, поворотный затвор, калибр 7,65.

Бродка пришел в ужас. Он с неохотой держал в руках это своеобразно оформленное оружие. Потом вдруг спросил:

– У вас в коллекции есть «Вальтер ППК»?

– С чего вы взяли? – вопросом на вопрос ответил Коллин.

– Это единственный пистолет, название которого я знаю.

– «Вальтера ППК» у меня нет, – ответил профессор. – Это для меня слишком буднично. – Помедлив, он забрал у Бродки пистолет, положил его на место и холодно заметил: – Хотя для убийства он подходит как нельзя лучше.

Бродке стало не по себе. Он не знал, что и думать. Разве он мог представить, что у Коллина в подвале дома хранится такой арсенал оружия и что хозяин столь охотно будет показывать ему свою коллекцию? И почему Жюльетт никогда об этом не рассказывала?

После того как мужчины вышли из подвала, Жюльетт пригласила их к столу, подав основное блюдо – жаркое из косули с краснокочанной капустой и каштановым муссом. Если закуски они ели под довольно оживленный разговор, то сам ужин прошел почти в полном молчании.

Бродка задавался вопросом, знает ли профессор об их отношениях с Жюльетт? Внезапно он засомневался в неведении Коллина. Наверняка муж Жюльетт не просто подозревал, он знал намного больше. Может быть, это Коллин в него стрелял? Или поручил кому-то стрелять?…

Ножи и вилки позвякивали в тишине. Бродка, чувствуя напряженность обстановки, задумчиво ковырял краснокочанную капусту, выделявшуюся на тарелке пурпурно-фиолетовым пятном. Опять тот самый ненавистный цвет, который доставляет ему такой дискомфорт.

– Тебе не нравится? – нарушила неловкое молчание Жюльетт и улыбнулась Александру. Не успела она произнести вопрос, как улыбка исчезла с ее лица.

От Бродки тоже не укрылось, что она обратилась к нему на «ты». Поэтому он чересчур быстро ответил:

– О нет, еда превосходна, уважаемая госпожа. Просто я, как правило, ем молча и вдумчиво, поверьте. – Довольно глупый ответ, но ничего лучше ему в голову не пришло.

– Действительно превосходно, – согласился профессор и лукаво ухмыльнулся, переведя взгляд с Жюльетт на гостя.

Бродка отчаянно пытался истолковать поведение Коллина. Он всегда был уверен, что является неплохим знатоком людей и способен по мимике человека узнать о его намерениях. Но как бы пристально он ни вглядывался в лицо собеседника, ответа на свой вопрос не находил. Понять, заметил ли Коллин оговорку Жюльетт, было просто невозможно.

Ужин закончился в полном молчании. Пока Жюльетт убирала со стола, Коллин пригласил гостя в свой рабочий кабинет, представлявший собой мрачную комнату с темной мебелью периода грюндерства. В ней было холодно и неуютно. Профессор предложил гостю коньяк, но Бродка, поблагодарив, отказался. То же самое произошло, когда Коллин достал из отполированного до блеска ящичка красного дерева сигару и протянул ее Бродке.

– Знаете, – сказал Коллин, неторопливо раскуривая сигару. – Жюльетт – замечательная женщина. Она умна, хорошо выглядит и в состоянии сама зарабатывать деньги… кстати, против моей воли. Короче говоря, она та женщина, которую не так-то просто найти. Я очень люблю ее. Я бы наложил на себя руки, если бы она ушла от меня к другому. Но прежде я убил бы того, другого.

Хотя Коллин говорил достаточно спокойно, его слова звучали в ушах Бродки как обличительное нравоучение бродячего проповедника. Александр так и не понял, случайно ли замечание профессора или он давно знает об их отношениях и играет с ними, словно кошка с мышью. Этот человек казался ему слишком странным, даже зловещим, который мог вынуть из кармана пистолет, прицелиться и нажать на курок.

Но пока еще оставалась искра надежды, что все это только кажется и что Коллин даже не подозревает о том, что жена обманывает его. Поэтому Бродка упрямо ждал, что будет дальше. В нос ему ударил неприятный дым лежавшей в пепельнице сигары. Он не смотрел на Коллина, притворяясь, что с интересом разглядывает старые напольные часы, маятник которых раскачивался туда-сюда в ритме секундной стрелки.

Бродка молчал. Он молчал с упорством пойманного мальчишки, который покорно ждет наказания, но втайне уже приготовил ответ. Да, если вдруг Коллин потребует от него признания, он ответит ему. Такая женщина, как Жюльетт, скажет он профессору» имеет право на мужчину, который не напивается до смерти и удовлетворяет ее сексуальные потребности. Роскошной виллой, престижным положением в обществе и прочими проявлениями богатства, а также заботой мужа все это не компенсировать. Как он представляет себе их дальнейшее будущее, спросит он Коллина. Не лучше ли согласиться на развод?

Бродка удивился охватившему его приливу мужества, но на эти вопросы все равно когда-то придется отвечать. Почему бы не здесь и не сейчас?

Поскольку молчание стало просто невыносимым, Бродка поднялся, откашлялся и начал:

– Ну хорошо, профессор. Давайте не будем ходить вокруг да около. Мы – взрослые люди, и вы, очевидно, в курсе, что мы с вашей женой…

Внезапно он замолк.

И едва громко не расхохотался.

Коллин спал.

Пока тут решается его и их будущее, этот человек спит, как младенец. Очки сползли на кончик носа, из воротничка вывалился двойной подбородок. Похоже, профессор придавал этой ситуации гораздо меньше значения, чем Бродка. Так, может, он действительно не знает об их связи? Человек, который засыпает во время разговора с мужчиной, который увел у него жену, кажется не только странным. Он просто смешон!

Бродка тушил тлеющую сигару, когда услышал у себя за спиной шепот Жюльетт:

– Это его время. Гинрих всегда засыпает около одиннадцати и не важно, пьян он или трезв. – Она подошла к Бродке, вывела его из неуютной комнаты и прикрыла дверь.

– А я как раз собирался все ему выложить, – покачав головой тихо сказал Александр. – Знаешь, у меня возникло ощущение, что ему все известно.

Жюльетт зло взглянула на него.

– Да ты с ума сошел! Гинрих ничего не знает. Вообще ничего! Ты представляешь, какие последствия могло бы вызвать твое «признание»? – Ее глаза сверкали.

Бродка сжал ладонь Жюльетт двумя руками.

– Не нужно волноваться, – мягко произнес он. – Ничего же не произошло. Хотя все выглядит несколько странно. Твой муж говорил и вел себя так, словно смеялся надо мной и нашими тайнами. А когда он показывал мне свое оружие – во время ужина, черт побери! – я расценил это как угрозу. Почему ты никогда не говорила мне, что он помешан на оружии?

– А почему я должна была тебе об этом рассказывать? Я знала, что это обеспокоит тебя. Кроме того, он никому еще не показывал свою коллекцию. По крайней мере, я такого не припомню. Это скорее жест доверия, чем угроза. Не сходи с ума, Бродка. Не переживай, мой муж ничего не знает. Даже не догадывается.

– Твоими бы устами да мед пить, – пробормотал Александр.


Когда он садился в машину, пошел дождь.

Улицы блестели, как зеркало, и Бродка не сразу заметил фары машины, которая, казалось, преследовала его. «Не начинай снова, – велел он себе, – выбрось эти мысли из головы. Ты слишком много ошибался за последние дни и зря сходил с ума».

Бродка оправился от ужаса, который нагнал на него этот вечер, быстрее, чем он сам ожидал.


На следующий день рана на лодыжке уже почти не болела, поэтому он решил еще раз осмотреть квартиру матери.

Честно говоря, ему было не по себе, он казался себе шпиком, которого прошлое матери совершенно не касалось. Тем не менее Александр понимал, что рано или поздно ему придется заняться наследством этой женщины.

На этот раз он припарковал машину в двух кварталах от дома, на одной из боковых улиц. Затем, подняв повыше воротник пальто, незамеченным – по крайней мере, он на это надеялся – пробрался в дом на Принцрегентштрассе.

Войдя в квартиру, Александр сразу же заметил, что, как и в прошлый раз, в комнате горел свет. Бродка пробежал через прихожую, проверил все комнаты, обыскал даже кладовую рядом с гостиной, на которую раньше не обратил внимания. Сейчас он уже не сомневался, что горящий свет – это какой-то знак.

Он опустился в кресло и с минуту осматривался. Взгляд его остановился на секретере. Он не знал, нужно ли открывать его, поскольку смутно догадывался, что обнаружит в нем. Наконец он поднялся, подошел к секретеру и распахнул дверцу, словно вор, для которого важна каждая секунда.

Пистолет исчез.

Он в ужасе отпрянул, как будто ожидал, что на него будет направлен заряженный пистолет, но обнаружил только пустоту. Перед его глазами все исчезло, как фата моргана, и прошло немало времени, прежде чем Бродка осознал, что ему страшно. Его обуревало смешанное чувство бессильной ярости, беспомощности и страха; он боялся, как ребенок, и ему очень хотелось убежать от этого кошмара, сделать так, чтобы событий последних дней никогда не происходило.

После его возвращения из Америки слишком много всего случилось – так много, что это выбило из колеи даже такого уравновешенного мужчину, как Бродка.

Спустя некоторое время он пришел в себя и принялся бесцельно копаться в ящичках и коробках. Никаких документов, никаких писем. Казалось, в жизни его матери имели значение только выписки из банковских счетов и банковские операции. Бегло просмотрев бумаги, Бродка обнаружил счета более чем на миллион. Но еще больше его смутила другая находка – ключ с двойной бородкой, какой используется для абонентных сейфов.

Александр с любопытством рассмотрел его и сунул в карман. Затем потушил свет и вышел из загадочной квартиры.

Банк, в котором мать хранила сбережения, как выяснилось из Документов, находился неподалеку, на той же улице. Директор банка, молодой карьерист в безупречном антрацитовом двубортном костюме (вероятно, даже аттестатном), тщательно проверил документы Бродки. Именно он подтвердил, что у Клер Бродки в банке было несколько счетов и один абонентный сейф. Из разговора об имущественном положении его матери Бродка узнал, что дом, в котором находилась ее квартира, принадлежал ей самой и каждый месяц приносил двадцать тысяч марок. Он единственный наследник? Когда Бродка ответил утвердительно, двубортный счел себя обязанным поздравить его и выразил надежду, что налоговая инспекция не обойдется с ним слишком сурово. Несмотря на чересчур показную вежливость, банкир решительно отклонил просьбу Бродки открыть абонентный сейф. Для этого – а также для доступа ко всем счетам – ему сначала нужно увидеть документ, подтверждающий права Александра Бродки на наследство. Впрочем, добавил директор банка, эту бумагу быстро и без проблем ему выдаст суд по наследственным делам.

«Быстро и без проблем» превратилось в процедуру, которая длилась целый день. С документом в кармане Бродка на следующее утро снова пришел в банк на Принцрегентштрассе.

Сколько денег он предполагает снять, поинтересовался услужливый директор банка, который не скрывал своего удивления, когда Бродка ответил, что вообще не собирается снимать деньги. Это, заявил изумленный директор, весьма необычно для подобного случая. Вероятно, большинство наследников, с которыми он встречался, для начала снимали немало средств.

Нет, ответил Бродка, ему просто хочется проверить содержимое абонентного сейфа, ничего более. При этом он делал вид, будто знает, что находится в сейфе.

Они вместе спустились в полуподвальный этаж, где директор банка отпер решетку и проводил Бродку к железной стене с множеством абонентных сейфов. Перед номером 747, расположенным на уровне груди, он остановился, вставил ключ в замок и открыл дверцу. Затем банкир тактично удалился в комнату перед решеткой, где присел за пустой письменный стол и, отвернувшись, стал ждать.

Бродка вынул из ящика кассету и открыл крышку своим ключом. Он чувствовал, как у него дрожат руки. Он не имел ни малейшего понятия о том, что могла держать мать под замком. Возможно, украшения – из страха перед ворами – или какие-нибудь документы, которые никто не должен был видеть?

Но он был разочарован. В кассете лежала только старая фотография размером с открытку, пожелтевшая и потертая. На фотографии была его мать, нежно обнимавшаяся с мужчиной. Что касается Клер Бродки, то на фотографии ей было около двадцати лет, мужчина выглядел немного старше.

Мужчину Бродка не знал, никогда не видел, но не сомневался в том, что он был его отцом. Александру показалось, что мужчина выглядит не очень хорошо, но фотография, сделанная, очевидно, в пятидесятых годах, была сильно потерта. Какое-либо сходство уловить было трудно.

Почему же, ради всего святого, спрашивал себя Бродка, мать хранила эту фотографию в сейфе? Он внезапно почувствовал, что банкир, по-прежнему сидевший за письменным столом, наблюдали за ним, и попытался скрыть свою взволнованность. Положив фотографию обратно в кассету, Бродка запер ее и подал знак директору банка, что он закончил.


Последующие дни Бродка занимался тем, что пытался пролить свет на свое прошлое – прошлое, которое до сих пор мало интересовало его. Наоборот, он постоянно гнал от себя мысли о своем происхождении, словно думать об этом было чем-то грязным и запретным. По крайней мере, мать культивировала в нем именно такое ощущение. Но чем дольше Александр размышлял о своем детстве, которое прошло по большей части в интернате, тем яснее понимал, как же плохо он знал свою мать. Вместе с тем он осознавал, что попытки выяснить хоть что-нибудь о том времени просто-напросто обречены на неудачу.

Все эти годы он обходился без прошлого. Он рано понял, в чем заключается его талант, и уже в четырнадцать лет четко знал, чего хочет. Теперь он достиг всего, несмотря на то что ему никто не помогал. И вдруг ни с того ни с сего неизвестное прошлое настигло его. Безразличие и беспечность Бродки сразу же превратились в противоположности. Казалось, что он преследует сам себя, словно пытается поймать собственную тень.

Конечно, нельзя сказать, что значительное состояние его матери пришлось некстати. Деньги – это свобода. А для Бродки свобода заключалась в том, чтобы не браться за любой заказ, не быть вынужденным зарабатывать деньги, а иметь возможность их заработать. Он мог бы делать только те фоторепортажи, которые его интересуют, – не важно, найдется ли журнал, который захочет их опубликовать. И все же он охотно отказался бы от этой вновь обретенной свободы, лишь бы не было жутких событий последних нескольких дней.

Бродка уже не чувствовал себя в безопасности в своей расположенной высоко над крышами города квартире, где за все эти годы скопилось немало различной мебели. Даже прекрасный вид на Альпы, открывающийся с террасы на плоской крыше, теперь казался ему мрачным. Он знал, что кто-то в его отсутствие пробрался в квартиру и стер записи на автоответчике. Понимая, что этот кто-то вторгся в его интимную сферу, Бродка как будто потерял контроль над своей жизнью. Он сменил замок, но сказать, что после этого стал чувствовать себя увереннее, не мог. Его пугал даже телефон.

Когда же ему позвонил Дорн, главный редактор «Ньюс», и предложил сделать репортаж в Вене, Бродка согласился. Заказ его порадовал, ибо в нем он увидел возможность хотя бы на несколько дней вырваться из чертовой круговерти, в которой, как ему казалось, он очутился.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 | Следующая
  • 4.4 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации