Текст книги "Тайный заговор"
Автор книги: Филипп Ванденберг
Жанр: Исторические детективы, Детективы
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Снова возникла пауза. Оба собеседника оглядывались по сторонам, словно искали ответы на свои вопросы. Когда их взгляды наконец встретились, Бродка, не сумев скрыть смущения, спросил напрямик:
– Что вы имели в виду, когда сказали, что моя мать жила в постоянном страхе?
– Честно говоря, я вряд ли сумею объяснить это. Просто у меня было такое ощущение. Конечно, некоторые женщины по своей природе пугливы, но поведение Клер не укладывалось в привычные рамки и свидетельствовало о другом страхе. Она была крайне впечатлительна, недоверчива, я бы сказала, уклончива… даже по отношению ко мне. А когда я об этом с ней заговаривала, она пряталась в свою раковину и могла бесконечно отмалчиваться, словно желая наказать меня за нескромный вопрос. Но теперь вы должны меня извинить. – Госпожа фон Вельтховен протянула на прощание руку и исчезла.
Прикосновение ее мягкой руки показалось Бродке неприятным. Почему-то у него возникло ощущение, что за внешней жеманностью этой женщины скрывались расчет и лукавство. Но возможно, дело было в необычной атмосфере квартиры.
Здесь было не топлено, и продрогший Бродка вскоре решил, что пора уходить.
На улице ему в лицо ударил влажный ледяной ветер.
Свой «ягуар» Бродка оставил на противоположной стороне улицы, однако, переходя проезжую часть, даже не обратил внимания на оживленный поток машин. Он вынул из кармана ключ, собираясь открыть дверь машины, как вдруг раздался странный звук, заставивший его вздрогнуть. Это было похоже на выстрел, правда, не такой громкий и угрожающий, но уже через какую-то долю секунды Бродка почувствовал сильный удар по правой икре.
Он инстинктивно обернулся и бросил взгляд на другую сторону улицы, где в тот же миг полыхнуло пламя из дула какого-то оружия. Через несколько секунд последовала очередная вспышка. Одна из пуль с металлическим звуком вошла в заднюю дверь автомобиля.
Реакция Бродки была скорее подсознательной. Он открыл дверь со стороны водительского сиденья, упал на него, прижался головой к соседнему сиденью и застыл от охватившего его ужаса.
Сколько он пролежал так, сказать было трудно. И только стук в окно вернул его к действительности.
– Вы ранены? – услышал Александр взволнованный голос со стороны запертой двери.
Бродка поднялся. Снаружи стоял полицейский. Ярко сверкала синяя мигалка патрульной машины.
– Вы ранены? – повторил полицейский, осторожно открывая дверь.
– Нет, нет. Все в порядке, – пробормотал все еще не пришедший в себя Бродка.
– Кто-то стрелял в вас. Вы ранены в ногу, – сказал полицейский, помогая Александру вылезти из машины. Он указал на кровоточащую лодыжку и след от выстрела в задней двери «ягуара»: на металлической поверхности осталась вмятина, а в центре ее – пробитая пулей маленькая черная дырочка.
Полицейский внимательно смотрел на Бродку.
– Вам очень повезло. Откуда стреляли, господин…
– Бродка, – сказал Александр, чувствуя, что постепенно успокаивается. Он указал на другую сторону улицы. – Выстрелы шли оттуда. Но они предназначались не мне. Наверняка не мне. Кому могло понадобиться стрелять в меня? И прежде всего, по какой причине?
После того как врач «скорой помощи» обработал рану на лодыжке, Бродку доставили в полицейский участок, где его допрашивал комиссар криминальной полиции. Уточняя подробности преступления, он явно сомневался в заверениях Бродки, что тот попал в перестрелку случайно. Комиссар, этот старый лис с седыми вьющимися волосами и темными кустистыми бровями, кисло улыбнулся и сказал, барабаня пальцами по столу:
– Вы фотограф и фоторепортер, господин Бродка. У человека вашей профессии наверняка могут быть враги, разве не так?
– Враги? Возможно. Каждый человек испытывает личную неприязнь к кому бы то ни было и имеет пару-тройку соперников. Но подобное соперничество вряд ли предполагает выяснение отношений с помощью оружия!
– Тут вы, вероятно, правы, – задумчиво произнес комиссар. – Но в случае с этими выстрелами речь не идет о каком-то соперничестве. Я предпочитаю исходить из того, что они предназначались именно вам. Но при этом вас не должны были серьезно ранить или вообще убить. Преступник не был киллером. Он целился в ноги. Он хотел вас предостеречь, возможно, хотел заставить задуматься. Вы знаете, кто так поступает?
– Кто?…
– Мафия.
В первую секунду Бродка испугался, но затем, когда внутреннее напряжение прорвалось, он расхохотался.
– Я думаю, вы переоцениваете мою значимость, господин комиссар. Я не настолько богат, чтобы эти господа заинтересовались мною. Я не торгую героином, кокаином или еще чем-нибудь подобным. Все, что я имею, заработано честным трудом. Так что же этим людям от меня…
– Вы ведь много времени проводите за границей? – перебив его, спросил комиссар.
– Да, конечно. Но разве этого достаточно, чтобы меня преследовала мафия?
– Одного этого, естественно, недостаточно, – ответил комиссар. – Но я вполне допускаю, что вы на своем жизненном пути несколько раз пересекались с этой организацией… случайно или нет. А они, знаете ли, совсем не любят, чтобы кто-то вставал у них на пути.
Бродка долго и внимательно смотрел на комиссара. Он чувствовал недоверие, которое тот выказывал по отношению к нему, и невольно злился. Черт побери, почему этот человек не верит ему? Зачем ему оправдываться, если в него кто-то стрелял?
Загадочные обстоятельства смерти его матери были внезапно забыты, по крайней мере, Бродка был далек от того, чтобы связать их каким-то образом с выстрелами. Он знал, что есть дни, когда кажется, что все жизненные неприятности сваливаются на человека одновременно. И хотя он вовсе не был трусом, эти выстрелы вызвали в нем определенную панику.
Оказавшись дома, Бродка против обыкновения запер за собой дверь. Он пошел в ванную, открыл воду и умылся ледяной водой. Болела перевязанная правая икра; пуля разорвала брючину.
Александр отрешенно прослушал автоответчик. Всякие мелочи. Отвернувшись от аппарата, он хотел уже рухнуть в кресло… Но внезапно обернулся, отмотал пленку автоответчика назад. Грассирующий голос с иностранным акцентом произнес: «Прекратите копаться в жизни вашей матери. Это серьезное предупреждение!»
Бродка снова нажал на «повтор», чтобы еще раз прослушать угрозу.
Впервые за долгое время Александр Бродка по-настоящему испугался.
Глава 2
Они познакомились в баре отеля «Вальдорф-Астория» в Нью-Йорке, куда дама могла прийти без сопровождения кавалера и при этом не показаться женщиной легкого поведения, здешний бармен с завидной регулярностью ставил на стол свежеподжаренные орешки, а пианист играл «As Time Goes By». У Бродки был позади бесполезный фоторепортаж о модельере Сэме Саллерс – довольно неприятном, как оказалось, человеке, а Жюльетт Коллин, предприняв бесплодную попытку купить для своей галереи в Мюнхене три произведения графического искусства – Марка, Хеккеля и Кандинского – вернулась с аукциона импрессионистов у Кристи на Парк-авеню. Поражения сближают, и они долго жаловались друг другу на жизнь. И тот факт, что оба были родом из одного города, немного помог в этом – во всяком случае настолько, чтобы они провели ночь вместе.
Однако было бы ошибкой посчитать Жюльетт Коллин ветреной или даже распутной, да и Бродка не был человеком, который в отношениях с женщинами пользовался любой подвернувшейся возможностью. Нет, эта встреча, состоявшаяся в сентябре три года назад, повлияла на обоих с силой дурмана – ни Бродка, ни Жюльетт такого до сих пор не испытывали.
Конечно же, Жюльетт была замужем. Ее муж, профессор Гинрих Коллин, пользовался славой великолепного хирурга, но только самые близкие люди знали, что перед каждой операцией он выливает бутылку коньяка. Без алкоголя у него ничего не получалось, хотя в сорок пять лет он уже пропил свою потенцию и утратил способность любить. Неудивительно, что Жюльетт очень страдала. Она чувствовала себя покинутой, расстроенной, и только положение в обществе до сих пор удерживало ее от того, чтобы завести любовника.
К тому времени Бродка был уже десять лет как в разводе. Это не был развод из ненависти или пресыщения. Бродка и его жена просто поняли, что они не подходят друг другу, а потому через три года совместной жизни решили развестись – без ссор, без злобы, не причинив друг другу боли, зато с осознанием, что женщина-Телец и мужчина-Козерог вряд ли могут ужиться.
После своей первой ночи Бродка и Жюльетт знали друг о друге не больше и не меньше того, что им было известно до этой случайной встречи. Они оба были достаточно взрослыми, чтобы понять: их связь вряд ли перерастет в крепкие, долгосрочные отношения. Но… оба ошиблись. Бродка по-прежнему любил Жюльетт, как и три года назад, а она отвечала ему с той же силой.
Жюльетт была невысоким энергичным человечком с карими глазами и черными волосами, чаще всего строго зачесанными назад и собранными в пучок. Как и у всех черноволосых, у нее была смуглая кожа. Раньше она страдала от того, что природа одарила ее всего лишь метром шестьюдесятью, и всегда носила высокие каблуки, которые явно не шли ей. Но с тех пор как Бродка назвал ее сто шестьдесят сантиметров самыми лучшими в мире и заявил, что каждый лишний сантиметр только разрушает гармонию, ее невысокий рост превратился в чистую самоуверенность, и Жюльетт в определенной степени стала гордиться своей внешностью, что делает женщин еще более привлекательными.
Ее галерея, расположенная в центре города, процветала, дела у нее шли лучше, чем в большинстве других магазинов, торгующих художественными изделиями, которые после вычета высокой арендной платы едва ли приносили прибыль. Жюльетт изучала искусствоведение и немецкий язык, собираясь преподавать, но, проучившись три курса, изменила свои планы, поскольку Гинрих Коллин сделал ей предложение. Когда началась ее новая карьера, оказалось, что она обладает недюжинной коммерческой смекалкой: Жюльетт удалось перекупить арендный договор у разорившегося бутика и уговорить школьного друга продать коллекцию экспрессионистов его умершего отца. Сын не интересовался гуашами Клее, Мунка, Фенигера и Нольде и продал их за полмиллиона, которые Жюльетт оплатила благодаря кредиту, взятому в банке ее мужем, выступившим поручителем. Через полгода она продала уже половину картин – с обычной надбавкой в сто процентов, – тем самым избавившись от большей части долгов. С тех пор коллекционеры импрессионистов и экспрессионистов первым делом обращались в «Галерею Коллин».
Профессор Коллин с самого начала с неприязнью относился к деятельности своей жены, и чем большего успеха добивалась Жюльетт, тем более недоверчивым он становился. Со временем его необъяснимая неприязнь превратилась в злобу, и Коллин не упускал возможности причинить супруге боль, называя ее галерею раем для бездельников или, что еще хуже, лавочкой, торгующей каракулями имбецилов.
Об их отношениях с Бродкой Коллин не подозревал, в этом Жюльетт была более чем уверена, во всяком случае до того злополучного дня в начале декабря, когда она устроила в своей галерее вернисаж. Она приобрела коллекцию кубистов и организовала презентацию для избранной публики.
Присутствие Бродки не бросилось бы в глаза, так как он – по его собственному признанию – почти не имел представления об искусстве импрессионистов. Но свою неосведомленность Бродка разделял кое с кем из присутствующих, для которых искусство служило лишь поводом принять участие в общественном событии или давало возможность продемонстрировать свое посредственное образование.
Жюльетт уже знала о смерти матери Бродки, как и то, что горе его не было безграничным, хотя смерть в близком окружении часто выбивает человека из колеи – пусть даже любовь и близость к умершему при жизни были не слишком велики.
Бродка пока не рассказывал своей любимой о загадочных обстоятельствах, связанных со смертью его матери. Он не хотел ее беспокоить – до тех пор, пока не сумеет объяснить самому себе все несоответствия.
Когда Бродка вошел в галерею, где набралось более сотни людей, от толпы отделилась улыбающаяся Жюльетт. На ней был черный брючный костюм в тонкую полоску и черные стилетто, которые Бродка так любил видеть на ней. Жюльетт подошла к нему поцеловала в губы. Ее поцелуй был более долгим, чем это принято, тем не менее, не привлек внимания, поскольку поцелуи и другого рода прикосновения считались в этих кругах повседневной формой приветствия, как, например, в других местах рукопожатия.
– Что с тобой? Ты же хромаешь. – Жюльетт указала на правую ногу Бродки.
Тот небрежно отмахнулся.
– Ничего страшного. Не стоит даже говорить об этом.
Жюльетт взяла Бродку под руку, отвела его в утолок, где было чуть спокойнее, и повторила вопрос:
– Что с тобой? Ты поранился? Почему ты не говоришь, что случилось?
Бродка знал, как бывает настойчива Жюльетт. Он знал, что если она чем-то заинтересуется, то от нее невозможно отделаться. Поэтому, стараясь сохранять беспечный вид, он сказал:
– Не беспокойся, Жюльетт, все образуется. Я думаю, это была ошибка. В меня… в меня стреляли.
– Кто? – в ужасе воскликнула Жюльетт. – Когда это произошло?
Бродка схватил Жюльетт за плечо.
– Пожалуйста, не привлекай внимания. Ничего же не случилось. Просто царапина, не более того. Я совершенно уверен, что случайно оказался в ситуации, которая…
– Случайно? – Жюльетт нервно засмеялась. – В тебя попала пуля, а ты говоришь о случайности.
– Но кто мог в меня стрелять?
– Откуда я знаю! Почему в газетах ничего не писали?
– Потому что я настоял на этом.
– Где это произошло?
– Перед домом моей матери. Я укрылся в своей машине.
Жюльетт изучающе поглядела на Бродку.
– И что предприняла полиция?
– Ведется следствие. Но преступник или преступники скрылись благодаря оживленному движению. Черт его знает, в кого стреляли эти парни. – Он заколебался, но все же добавил: – Комиссар, который брал у меня показания, между прочим, заявил, что это целенаправленное нападение, что меня таким образом хотели предупредить.
– Боже мой! – Жюльетт зажала ладонью рот. – Предупредить тебя? О чем? Ты что-то от меня скрываешь?
Бродка потупился, словно мальчишка, которого уличили во лжи.
– Я не хотел тебя тревожить, любимая, поверь мне. Я и сам не знаю, во что я вляпался. Когда я вернулся домой и прослушал автоответчик, незнакомый голос сказал, что я должен прекратить копаться в жизни матери, что это, мол, серьезное предупреждение.
Жюльетт задрожала, и Бродка понял, насколько она взволнована. Женщина то и дело качала головой, жестикулировала, и Бродка заметил, что их разговор начал привлекать внимание присутствующих. Пытаясь успокоить Жюльетт, он подчеркнуто спокойным голосом произнес:
– Я действительно не знаю, о чем идет речь. Вся эта история такая… нелепая. Но поверь мне, очень скоро выя снится, что все это досадная ошибка. В любом случае при всем желании я не могу представить, чтобы моя мать имела дело с мафией или с какими-нибудь негодяями.
Он засмеялся, но лицо Жюльетт оставалось серьезным и взволнованным.
– Позаботься лучше о своих любителях искусства, – сказал Бродка.
Она чуть помедлила, но, тем не менее, вернулась к гостям. Картины, перед которыми толпились посетители, вызывали у многих присутствующих шумное восхищение. Бродка, любивший гармонию и красоту, не мог разделить их воодушевления. Ему больше нравились Маке с его веселыми фигурками и Ноль-де, работы которого светились синими и красными красками. Кубизм казался Александру слишком мрачным, вымученным и мистическим. Поэтому он принялся наблюдать за восхищенными гостями, которые – все до единого – были одеты с иголочки и общались между собой на недоступном для других интеллектуальном языке.
В воздухе витал привычный аромат вернисажа – смесь сигаретного дыма, духов и красного вина, способная вскружить голову даже нормальному человеку. Отовсюду слышались более или менее профессиональные фразы. Это была атмосфера, в которой Бродка чувствовал себя неуютно.
Он надеялся, что любители искусства скоро разойдутся и они с Жюльетт проведут прекрасный вечер.
Держа в руке стакан апельсинового сока, Бродка протолкался сквозь ряды посетителей к Жюльетт, находившейся в дальней части зала и всецело поглощенной разговором с пожилым господином. И вдруг Бродка остановился. Ему показалось, что среди обрывков фраз, долетавших до него, он различил мужской голос, от которого у него по спине побежали мурашки. Он не решался повернуться и посмотреть на человека, говорившего с сильным иностранным акцентом и произносившего «р» так, словно вместо языка у него был осиновый лист.
Это был тот самый грассирующий голос, который Бродка слышал на своем автоответчике. Он изо всех сил попытался сконцентрироваться и выделить этот голос из общего смеха, болтовни и споров. Сомнений не осталось. Александр был совершенно уверен: это тот самый голос, который он уже слышал.
Пока Бродка размышлял, как вести себя в сложившейся ситуации, к нему подошла Жюльетт и, взяв его под руку, энергично потащила в сторону. Бродка сопротивлялся, пытался вырвать руку, хотел объяснить Жюльетт, что он только что услышал, но она, казалось, была так же взволнована, как и он. Она торопливо шла, продолжая тянуть его за собой.
– Ну идем же! – шипела она. – Пожалуйста!
В углу Жюльетт остановилась. У Бродки появилось ощущение, что она хотела спрятаться за ним. Александр видел, как сверкали ее глаза. Она была одновременно разъяренной и испуганной. Ему еще никогда не доводилось видеть у нее такого выражения лица. Жюльетт, будучи на голову ниже Бродки, посмотрела на него снизу вверх и в отчаянии произнесла:
– Мой муж здесь. Он совершенно пьян, едва стоит на ногах. Что мне делать? – Она зажала ладонью рот.
Бродка, по-прежнему ломавший себе голову над мужским голосом, задумчиво спросил:
– Где он?
Жюльетт судорожно сглотнула, затем сделала глубокий вдох.
– Вон там. Как я ненавижу этого человека! Я готова его убить!
Бродка украдкой посмотрел в противоположный угол зала. Он еще никогда не видел профессора, даже его фотографии, хотя знал об этом человеке практически все. Теперь же, глядя на Коллина, Бродка удивлялся тому, что у него не было никакой ненависти к нему, чего он, вообще-то, ожидал. Жалкая фигура, стоявшая в одиночестве и уставившаяся невидящими глазами в пустоту, вызывала у него только сочувствие. Профессор выглядел таким потерянным и одиноким, словно рядом с ним никого не было.
Гинрих Коллин был мужчиной невысокого роста, чуть выше Жюльетт, с большими залысинами, неприглядный. Человек, не знавший профессора, мог бы принять его за чиновника какого-нибудь учреждения. На нем был серый костюм, наверняка дорогой, и все же он казался оборванным, даже опустившимся. Галстук развязался и свободно висел вокруг шеи. И только очки в золотой оправе придавали ему некоторое сходство с профессором.
Украдкой разглядывая Коллина, Бродка все еще слышал чужой угрожающий голос с автоответчика и раздумывал, стоит ли рассказывать об этом Жюльетт. По мере того как Бродка размышлял, у него появлялось все больше сомнений: а может, все это только кажется и собственный разум сыграл с ним злую шутку? Учитывая напряжение последних дней, он, скорее всего, видел то, чего на самом деле не было. Боже мой, да что это с ним?
Голос Жюльетт вернул Бродку к действительности.
– Если Гинрих явился сюда, значит, не жди ничего хорошего. Он еще никогда не приходил на вернисаж. Господи, что же делать? Я ведь не могу вышвырнуть его! Но я знаю это выражение лица. Еще немного, и он начнет скандалить, как пьяный сапожник. А ведь здесь люди из мюнхенского общества… И пресса тоже… Если он будет продолжать в том же духе, он уничтожит себя и свою клинику. И меня заодно!
Пока она говорила, Коллин уже начал цепляться к гостям, громко обзывая их. Жюльетт подошла к мужу в надежде успокоить его. Одновременно она пыталась затолкнуть пьяного профессора в дальний офис. Сначала Бродка лишь наблюдал за этой сценой, оставаясь в стороне, но когда Коллин начал сопротивляться более буйно, стал сильно размахивать руками и, наконец, принялся угрожать жене, Александр пришел на помощь, схватил покачивающегося мужчину за руку и вместе с Жюльетт увел его из выставочного зала.
В офисе Коллин, покачиваясь, подошел к креслу и обессиленно рухнул в него. Голова его свесилась набок, тело обмякло. Он пробормотал что-то нечленораздельное и вскоре заснул, дыша открытым ртом и громко похрапывая при этом.
Незадолго до полуночи, когда ушли последние посетители, Бродка и Жюльетт усадили по-прежнему храпевшего профессора на заднее сиденье машины. Жюльетт не хотелось, чтобы Бродка провожал ее, но тот настоял на своем.
– Твой муж совершенно пьян, – заявил он. – Я поеду с тобой. Кроме того… как ты собираешься заносить его в дом сама?
Поездка в Богенхаузен, на восток города, где Коллин и его жена жили на роскошной вилле, прошла почти в полном молчании. Бродка сидел за рулем, то и дело бросая взгляд в зеркало заднего вида и стараясь не спускать глаз с пьяного, постоянно бормотавшего что-то себе под нос. Через какое-то время Жюльетт приглушенным голосом произнесла:
– Теперь, когда ты с ним познакомился, можешь представить, с кем я живу вот уже пятнадцать лет.
Бродка прижал указательный палец к губам, давая понять, чтобы она помолчала.
– Да какая разница! – вспылила Жюльетт. – До завтрашнего утра он не будет ничего соображать.
– А завтра утром?
– Завтра утром он как следует накачается спиртным и снова будет в норме. Для него это в порядке вещей.
– В порядке вещей? – Бродка усмехнулся.
– Он алкоголик, а не обычный выпивоха, который время от времени прикладывается к бутылке и, когда ему очень плохо, клянется всем святым, что бросит пить. Нет, этот, – она указала большим пальцем на заднее сиденье, – конченый человек. Без своего пойла он вообще уже не может жить.
– А его работа?
– Как врач, он пользуется большим авторитетом. Многие хирурги прикладываются к бутылке с минеральной водой.
– Бутылке с минеральной водой?
– Да, у них при себе всегда имеется бутылка из-под минеральной воды, наполненная шнапсом.
Бродка рассмеялся.
– А я-то думал, что самые большие пьяницы – это журналисты.
– По этому поводу ничего не могу сказать, – мрачно ответила Жюльетт, – но естественным образом возникает вопрос, кто из них больше навредит.
Она велела Бродке свернуть с главной улицы на какую-то узкую, обрамленную тонкими живыми изгородями улочку. Словно по мановению волшебной палочки, перед ними открылись невысокие коричневые деревянные ворота, в доме автоматически включился свет. Перед зеленой входной дверью, украшенной жестяными узорами, Бродка остановил автомобиль.
Пока Жюльетт открывала дверь, Бродка взял профессора под руки и вытащил его из машины. Прежде чем Жюльетт успела прийти ему на помощь, он почти внес бесчувственного Коллина в дом и уложил на диван в холле.
При этом профессор ненадолго очнулся, выйдя из своего забытья. Он бросил на Бродку насмешливый взгляд поверх очков в золотой оправе и пробормотал что-то неразборчивое, звучавшее примерно так: «Молодец, мой мальчик». И снова уснул глубоким сном алкоголика.
Жюльетт сняла с мужа очки и туфли. Что касается остального, то ее не особо заботило его самочувствие. Для нее подобная ситуация была не внове.
– Я сварю кофе, – сказала она и направилась к закругленной двери, ведущей в кухню.
Сначала Бродка издалека наблюдал, как Жюльетт управляется с кофеваркой, а затем осмотрелся. Просторный холл имел форму полукрута. В центре дуги находились две двустворчатые двери, которые вели на улицу. По обе стороны от них до самого потолка высились книжные шкафы, а в центре стоял массивный мягкий утолок. В свободном пространстве стояли столики с разными безделушками. Кроме довольно традиционного полотна маслом, на котором был изображен Коллин, других картин Бродка не увидел, что показалось ему весьма странным, учитывая профессию хозяйки дома.
– Иди сюда, поможешь! – крикнула из кухни Жюльетт.
Бродка, бросив взгляд на пьяного, пошел к ней. Едва он успел закрыть за собой дверь, как она бросилась ему на шею и стала страстно целовать.
Ситуация казалась Бродке неприятной, даже очень неприятной. Он попытался мягко отстраниться от Жюльетт, но она не отпускала его. Чем больше сопротивлялся Бродка, тем сильнее, с еще большей страстью она цеплялась за него, обвивая ногами его бедра.
– Ты… с ума сошла, – пролепетал Бродка. О, ему нравилось то, что она делала. Он наслаждался ее прикосновениями. Он любил Жюльетт именно за ее дикость, импульсивность и безудержность, за то, что она иногда забывала про все вокруг, но здесь и сейчас ее поведение казалось ему вульгарным – и слишком рискованным.
– Если твой муж проснется… – пробормотал он.
– Чушь, – хрипло произнесла Жюльетт, пробираясь пальцами к ширинке Бродки.
Александр схватил ее поглаживающую руку.
– Прекрати, Жюльетт. Не здесь, черт побери!
– Почему нет? Большинство браков рушатся на кухонном столе.
– С чего ты взяла?
– Читала.
– Но мы разрушали твой брак и в более приятных местах, не так ли?
– Это не должно нам мешать…
– Действительно, но мне неприятно осознавать, что твой пьяный муж лежит в соседней комнате. Почему ты игнорируешь этот факт?
Жюльетт внезапно отпустила Бродку и, надувшись, отвернулась к кофеварке.
– Ты меня не любишь, – не оборачиваясь, сказала она.
Бродка ухмыльнулся. Он слишком хорошо знал ее и понимал, что она хочет, чтобы он завоевал ее. Со времени их первой встречи, происшедшей три года назад» когда между ними вспыхнула страсть, такое происходило постоянно. Каждый жил своей жизнью, и каждый был убежден в том, что другой – именно тот партнер, который ему нужен.
Бродка знал Жюльетт, вероятно, лучше, чем ее собственный муж, и в первую очередь в том, что касалось ее потаенных мыслей и желаний, поэтому он, конечно же, догадывался, чего она в данной ситуации ждет от него. Поэтому, отбросив всю свою предосторожность, он подошел к ней сзади и схватил за грудь.
Жюльетт тихонько застонала и запрокинула голову, а Бродка тем временем принялся страстно тереться о ее бедра.
– Ты чувствуешь, как сильно я тебя люблю? – тихонько, но настойчиво спросил он. Жюльетт ответила ему долгим протяжным «дааа», полностью отдаваясь приятному бесстыдному влечению.
Потом она вдруг повернулась, вырвалась из его объятий.
– Бродка…
По тому, как Жюльетт произнесла это, он тут же понял, что она хочет сказать ему что-то важное. Она никогда не называла его по имени – в этом не было необходимости. Она обращалась к нему по фамилии, и этого было вполне достаточно, чтобы передать любое чувство: нежность и желание, гнев и разочарование, веселость и серьезность.
– Бродка, – повторила Жюльетт и, повернувшись, посмотрела ему в глаза. Затем, после крошечной паузы, она тихо, почти шепотом, но с твердостью в голосе спросила: – Ты хочешь на мне жениться?
Ситуация была сама по себе достаточно необычной, равно как и тот факт, что не он ее застал этим вопросом врасплох, а она его – в данных обстоятельствах все это казалось чересчур абсурдным.
– Любимая, – почти беспомощно сказал Бродка, – ты, кажется, забыла, что уже замужем.
– Пока что, – ответила Жюльетт. Другой реакции она не ожидала, и ее голос стал звучать настойчивее: – Думаешь, я хочу провести так всю свою жизнь? Постоянно таясь? Ты путешествуешь с самыми красивыми девушками мира по прекраснейшим уголкам земного шара. Мне что же, ждать, пока ты влюбишься в другую?
Бродка потупился.
Он слишком хорошо ее понимал. И если быть до конца честным с самим собой, то следовало признаться: до сих пор он гнал от себя все мысли о совместном будущем. Что ему было делать? Его страсть к Жюльетт была настолько всеобъемлющей, что он не мог даже представить, как можно жить без нее. Но жениться на ней и стать порядочным семьянином, чтобы жить в своем домике с садом, казалось ему настолько же невообразимым. Разве не прелесть тайны и запретная страсть были для них обоих такими притягательными и волнующими?
Жюльетт молча протянула ему чашку кофе.
Бродка сделал один глоток, отставил чашку в сторону и сказал:
– Давай поговорим об этом в другой раз. Пожалуйста, Жюльетт. – Он подошел к ней, взял за руки и поцеловал.
Она оставалась безучастной, стояла понурившись и молчала.
– Ты вызовешь мне такси? – спросил Бродка.
Не говоря ни слова, Жюльетт вышла из кухни. Через несколько секунд Бродка услышал, как она говорит с кем-то по телефону.
Когда Бродка вернулся в холл, пьяный профессор по-прежнему крепко спал.
– Давай поговорим об этом в другой раз, – повторил Александр.
Жюльетт натянуто улыбнулась и кивнула. Заметив печаль в ее глазах, он понял, что в этой ситуации лучше не тратить лишних слов.
– Хорошо? – беспомощно произнес Бродка.
– Хорошо, – ответила Жюльетт.
Бродка ушел.
На следующий день Жюльетт ему позвонила. Вчерашняя подавленность сменилась лихорадочной взволнованностью.
– Бродка! – крикнула она в трубку. – Мы попали в невообразимую ситуацию!
После того как он с большим трудом успокоил Жюльетт, ему наконец удалось узнать, что Коллин, очнувшись утром от пьяного забытья, первым делом спросил, кто тот приветливый молодой человек, который отвез его домой.
– И что ты ответила?
– Назвала ему твою фамилию. Объяснила, что ты – коллекционер. Клиент, с которым я хорошо знакома. И что я уже поблагодарила тебя за помощь.
– Молодец, любимая, – сказал Бродка.
– Я тоже так думала! – взвилась Жюльетт. – Я даже представить не могла, как Гинрих отреагирует.
– Что ты имеешь в виду?
– Мне не удалось убедить его отказаться от затеи пригласить тебя к нам… На ужин.
Повисла пауза. Бродка не мог вымолвить ни слова.
Наконец заговорила Жюльетт:
– Я пела, как соловей, пытаясь отговорить его от этой идеи. Но он не сдается и настаивает на своем. Он полагает, что должен таким образом лично поблагодарить тебя.
– Это… это невозможно! – в ужасе воскликнул Бродка.
– Конечно, невозможно. Но скажи мне, ты знаешь, как нам из этого выпутаться?
Снова повисла пауза, теперь более продолжительная. Наконец Жюльетт сказала:
– Вот видишь, другой возможности нет. Придется сделать хорошую мину при плохой игре. – Она горько рассмеялась.
– Когда? – спросил Бродка, глубоко вздохнув.
– Лучше всего завтра же вечером, – ответила Жюльетт и с нескрываемой иронией добавила: – Если тебе будет удобно.
В тот день Бродке позвонили из полицейского участка и сообщили, что пули, которыми стрелял неизвестный возле дома его матери, были 7,65 калибра и что, скорее всего, оружием в данном случае был «Вальтер ППК» – пистолет, по которому крайне трудно определить преступника или преступницу. Еще ему сказали, что в Мюнхене подобное оружие последний раз было применено три года назад во время особо тяжкого преступления. Случай ясен, оружие установлено, а связь с тем, прошлым, преступлением исключена. Бродку заверили, что будут держать его в курсе расследования. Затем поинтересовались, не заметил ли он чего-либо подозрительного, не чувствует ли за собой слежки?
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?