Текст книги "Ты, я и другие"

Глава 14

Последнее время мне кажется, что я все же распадаюсь на куски. Будто был якорь, а теперь нет и самому мне не удержаться.

Меня словно несет по волнам – по волнам жизни, а ведь я привык быть ее хозяином. Я стараюсь дотянуться, ухватить что-то, что послужит якорем взамен утраченного, но не могу.

По дороге в Клэпхем стараюсь не зацикливаться на новости, которую сообщила Кира, – хотя что могло перевернуть мою жизнь сильнее?

Мег еще дуется, а уж как я извинялся!

И только когда я коленопреклоненно попросил ее простить меня, десятый раз повторил, как сожалею, что забыл про ее экзамены, напомнил, что девушке нельзя морить себя голодом, и сказал: «Хэштэг#дапапашкастараязадницаноонпросящаяопрощениистараязадница», она рассмеялась и в конце концов согласилась со мной поужинать.

Мы обосновались неподалеку от ее квартирки. Мег выделила на встречу час своего времени, и я надеялся, что «Пицца-экспресс» не подкачает.

Быстро делаем заказ. Я снова прошу прощения. Дочка поднимает на меня серьезные глаза.

– За – что – и – мен – но?

В воздухе рассыпается стаккато ее слов.

– За все. Я идиот.

– Разбитую вазу не склеить.

Она достает из сумочки телефон, смотрит на экран и начинает набирать сообщение. Моя ваза из особого сорта фарфора: рассыпается не то что в осколки – в пыль.

– Мне нужно было с тобой увидеться.

– Конечно. Главное всегда – то, чего хочешь ты.

– Возможно, ты просто чего-то не понимаешь.

– Ну коне-ечно! Взрослый и опытный учит мудрости глупую малявку. Мне не требуется понимать больше, чем сейчас. Ты изменил маме. Она предупредила, что второго раза не простит. Ты ее бросил. Я ничего не перепутала?

Я беру ее за руку. Мег пытается руку отдернуть, но я не отпускаю.

– Да, я накосячил. Если бы я мог повернуть время вспять…

– Папа… – Она все-таки выдергивает руку. – Ты вообще понимаешь, что сделал? Понимаешь, что такое иметь отца, который думает о тебе в последнюю очередь?

Да, моя милая Мег, уж это я понимаю.

К глазам подступают слезы, я стараюсь их сморгнуть. Во рту сухо, и прежде чем произнести хоть что-то, приходится облизывать губы.

– Я оставил тебя без поддержки в трудную минуту. Верь, не верь, если я что и ненавижу, так это оставлять кого-то без поддержки. Бóльшую часть времени, Мег, я был тебе хорошим отцом. До самого этого… события… думаю, хорошим.

Она отводит взгляд и часто шмыгает носом. Косится на экран телефона, разговор увядает.

Когда приносят пиццу, я нарушаю молчание:

– Все может стать еще хуже… и я хотел встретиться с тобой сегодня, чтобы сказать кое-что. Я тебя люблю. Люблю всем сердцем.

Мег жует и внимательно меня рассматривает.

– Все еще хуже? Ты с мамой раз-во-дишь-ся?

Я трясу головой.

– Что ты, я совсем не это имел в виду… Конечно, нет… Просто, понимаешь… Я знаю, тебе тяжело меня простить.

Мой телефон подает сигнал. Сообщение от Киры. Не вовремя, но я делаю дочери знак, что мне надо его прочитать. Она передергивает плечами.

Ни хороших, ни плохих новостей – просто информация о состоянии. Мег наблюдает за мной, и, когда ее лицо расплывается в улыбке, я гадаю, подходящий ли момент.

– Ты похож на сороку, папочка. Тебя тянет ко всему блестящему и новому. Поиграешь и бросишь. Я тоже тебя люблю, но прямо сейчас трудно думать, какой ты замечательный.

Спасибо и за это. Достаточно ли такого спасательного круга, чтобы я удержался на плаву? Я хочу прямо здесь и сейчас попросить дочь крепко схватить меня и не отпускать. И не сразу смиряюсь с мыслью, что дочерей о таком не просят. Это я должен подбадривать ее, крепко держать, чтобы она чувствовала себя в безопасности. Так что нет, момент неподходящий.

– Мне снятся кошмары, – говорит Мег, – что вы с мамой так и не помирились, а я застряла посередине, поскольку люблю вас обоих. Я просыпаюсь с желанием тебе позвонить и заорать: вы должны быть вместе, обязательно, даже если только ради меня.

Я прикрываю глаза.

– А затем я начинаю думать, как поступила бы на мамином месте. Смогла бы простить тебя, даже ради счастья дочери?

Рот наполняется горечью с металлическим привкусом, и я понимаю, что прикусил щеку.

– Она ведь уже простила, в прошлый раз. Разве не так? – продолжает Мег.

И этот вопрос не требует ответа.

– А потом я начинаю думать: а как должен поступить ты? Какую последнюю, отчаянную попытку можешь предпринять ты, чтобы убедить ее принять тебя назад? Ты ведь хочешь, чтобы она тебя приняла? Ведь хочешь?

Говорить я не в состоянии. Просто молча киваю.

– Ты твердишь об этом, а сам ничего не делаешь. Вообще ничего – или я не права?

Права, доченька.

– И тут я встречаю парня. Славный парень, однако я не решаюсь сделать шаг ему навстречу. Заливаю что-то про экзамены, про всякую ерунду. Я просто не уверена, что смогу ему доверять, понимаешь? Я росла и видела, как вы с мамой любите друг друга. А оказалось, это вранье… Наверное, я уже никогда никому не поверю. – Мег отодвигает тарелку, еда практически не тронута.

– Мы с твоей мамой… Это не ложь… Никогда не было ложью. – Я говорю громко, и на нас начинают обращать внимание. – Я любил ее и по-прежнему люблю… Не бойся любить, Мег. Не отказывайся от любви из-за меня.

Мег смотрит на часы, и я подаю знак официанту, требуя счет.

Не вставая, она кутается в пальто.

– Может, ты еще попробуешь, папа? Изо всех сил. Поборешься за нее?

Лицо дочери внезапно озаряет надежда, совершенно диснеевская надежда на хеппи-энд, как в тех мультиках ее детства, которые мы смотрели вместе. Приторно сладкие финалы, которые ничего общего не имеют с реальной жизнью, – ничего общего с нашей жизнью. Разлетевшаяся в пыль ваза никогда не станет прежней.

– Твоя бабушка думает то же самое, – говорю я. – Она оставила мне сообщение на автоответчик.

Мег первый раз за сегодняшнюю встречу улыбается.

– Послушать можно? Она на тебя наорала?

– Да нет. Текст вполне в ее духе. Довела до моего сведения все, что считала нужным, и бросила трубку.

Я копаюсь в телефоне, нахожу запись и нажимаю кнопку:

«Адам, это Сибил. О господи, какой же ты придурок. Пробил час для прощения, и я прощу тебя, если простит Бет. Уж постарайся. Борись за мою дочь. Ты знаешь, что она того стоит».

Мег смеется:

– Ну, бабуля… Прямо и по существу.

До квартиры дочери ровно сорок пять шагов. Мег держится за мою руку, и мне остается меньше минуты, чтобы сказать нечто важное, не уничтожая при этом ее надежду.

– Я сомневаюсь, что она простит меня.

Дочь поворачивается ко мне:

– А я совершенно уверена, что ты и не пробовал. Мы с бабушкой считаем, что тебе надо бороться. Давай, папочка! Пара впечатляющих жестов. Пусть она хотя бы начнет с тобой разговаривать.

– Попробую, – слышу я собственный голос.

И очередной раз изумляюсь, как ложь может порождать ложь. Мег обнимает меня на прощание, этого я так долго ждал, к этому стремился, – она уже почти готова простить, а я ухожу. Объятия разорваны, и я ухожу, чувствуя, как протянутый ею спасательный круг выскальзывает из рук. И меня снова несет поток. Без якоря. Без защиты. Одного…

Когда я открываю дверцу автомобиля, на соседней улице звучит сирена – еще какому-то бедолаге худо. Замираю у фонарного столба, вытягивая из кармана жужжащий телефон. Пришло сообщение. Эмма желает знать, где я и не настроен ли я зайти. Мой ответ:

Не сегдн.

Х-холодно!

– Что за… – Я подскакиваю в постели.

– Утро уже, хорош валяться.

Растирая мокрое лицо, смигиваю, не веря, что передо мной стоит братец Бен: в руке – пустой стакан из-под воды.

– Бен?

Мозг регистрирует его присутствие. Но это невозможно: до его возвращения еще добрых две недели.

– Чертов придурок! – говорит он. В голосе злость, и я понимаю, что он на самом деле здесь и уже побывал в Вейбридже.

Снова ложусь и накрываю голову подушкой.

– Редкостный придурок…

Через подушку его голос доносится глухо. Пожалуйста, умоляю я, пусть это будет просто дурной сон. Один сплошной дурной сон, – я проснусь и пойму, что все это неправда.

Бен идет в кухню, гремит чайником, и я сбрасываю подушку на пол.

Он заглядывает в комнату.

– Слышал, что я сказал?

– Рад, что ты вернулся. Я скучал.

– Ты идиот, Адам. Ты держался только благодаря Бет. А теперь что? Какого черта ты все развалил?

Я накрываюсь уже двумя подушками.

– Скучал! – кричу я снова, и его слова бьются в моей голове: «Ты держался благодаря Бет… Бет никогда не простит…»

Бет… Кира…

– Бет никогда не простит мне Ноя.

До меня доходит, что я произнес это вслух, когда Бен приподымает край подушки и, уставившись на меня, интересуется:

– Ной? Черт побери, это еще кто?

Глава 15

– Бет, к чему такая спешка, что с тобой?

– Спасибо, что нашла время. Я понимаю, мы встречались всего пару дней назад. Но у меня кое-что изменилось, и я хочу, чтобы ты была в курсе.

Я рассказываю, и выражение лица Каролины меняется от заинтригованного к тому, что можно назвать гордостью за меня. Я решила: хватит сеансов, всего этого копания в себе, самоанализа. Пора просто жить.

Мы еще несколько минут болтаем, и я уже собираюсь уходить – но тут вспоминаю, что забыла сказать еще кое о чем.

– Сегодня придут оценивать дом. Некто по имени Жиль.

Я смеюсь; Каролина, похоже, отлично представляет, чего можно ожидать от агента по продаже недвижимости по имени Жиль.

– Я не разобрала фамилию, какая-то… выразительная. Внешность наверняка тоже. Такой… Жиль.

Она ободряюще улыбается.

– Помнишь, я назвала свою внутреннюю диверсантку Азой Зель?

– Конечно, помню. – Каролина громко смеется. Звучит похоже на «Азазеля», это всегда ее забавляло.

– Так вот, утром она снова прорезалась. Я разбирала барахло, которое мне теперь велико, готовила посылку для благотворительных организаций, – а она шептала в ухо, советовала немного подождать: может, я снова дорасту.

– А ты?

– Вещи собраны и упакованы, у Азы новый нарядный кляп.

Каролина громко смеется, и я понимаю, что никогда прежде не слышала ее смеха. Довести до смеха своего психотерапевта… Наверное, и впрямь в моей жизни настал новый этап.

– Знаешь, не могу сказать, что мне совсем не больно, но я приспособилась. Раньше в груди постоянно сидел тяжелый ком, а теперь я уже не думаю о случившемся день и ночь.

Она пожимает плечами:

– Прошло время… Оно многое может исцелить. Даже самую сильную любовь.

– Мне нравится, как я живу. Мне было очень хорошо с Адамом, сейчас его нет, но жизнь все равно хороша. Я справлюсь. Знаю, что справлюсь.

Протягиваю Каролине руку. У нее теплое и искреннее рукопожатие. Она улыбается:

– Моя дверь всегда для тебя открыта.

Мег сердится на меня – говоря по-честному, даже бесится – по двум причинам. Во-первых, я попросила ее помочь мне составить резюме, а она ответила в том духе, что искать реальную работу для композитора-песенника – полная безнадега. Я засмеялась и сказала, что собираюсь спуститься с небес на землю, поскольку ее отцу в один прекрасный день наскучит игра в Дон Кихота и он перестанет меня содержать. Какой удар по ее оптимизму! Плохая мать.

Вторая причина в том, что я выставила дом на оценку. Когда в ответ на ее гневную тираду я повторила рассуждения про реальный мир, она пришла в ярость. Я раньше и не видела ее в таком состоянии. Самое время на пороге нарисоваться Жилю, агенту по недвижимости.

В дверь звонят, и я с удивлением встречаю у входа Карен. Утром она уехала вместе с Беном, заявив, что подбросит его до метро.

– Так вышло, – говорит она. – Я добралась до дома и подумала, что, наверное, стоило остаться у тебя на уик-энд. Решила сделать сюрприз. В общем, я вернулась. Три билета в «Одеон», восьмичасовой сеанс, новый фильм с Морганом Фрименом. Ты, я и Мег.

Она протягивает три бумажки, тараторя, что если собраться быстро, то можно успеть съесть по пицце и что на ужин у нее тоже есть купоны.

В этот момент к двери подходит мужчина.

Я мягко отодвигаю подругу чуть в сторону, чтобы встретить нового гостя.

– Жиль?

– Миссис Холл? Рад встрече. Да, я Жиль. Какой красивый дом!

– Спасибо. Входите, пожалуйста.

Краем глаза слежу за Карен, которая застыла с билетами в руке и с выражением ужаса на лице.

– Рот закрой! – шиплю я ей за спиной Жиля.

– Ты продаешь дом?!

Я подталкиваю ее к кухне, а Жиль в это время, остановившись в прихожей, читает мою надпись.

– Ну, это… – мямлю я, – потом объясню.

Запихиваю Карен на стул за стойкой, свирепо сверкаю глазами – молчи! – и несусь обратно в прихожую.

– Все недосуг замазать. В смысле, когда я позвонила и вы сказали, что можете прийти сегодня, я… в общем, я собиралась закрасить это место, но, раз уж вы пришли для оценки… пусть пока остается.

Жиль кивает. Он очень хорошо выглядит. Вовсе не хлюст, а приличный мужчина. Костюм в светлую полоску, аккуратная стрижка. Производит впечатление человека, недавно демобилизовавшегося из армии. Судя по виду, ему за сорок. По какой-то необъяснимой причине мне жутко хочется посмотреть на его безымянный палец.

Обручального кольца нет. Отлично.

Даже полоски от кольца нет. Еще лучше.

Он ловит мой взгляд.

– Мне тоже нравятся фрикадельки от «ИКЕА», и я ненавижу хрен. Здорово. – Он кивает на мою настенную роспись. – Я бы не стал замазывать.

Тут я решаю, что уже слегка влюблена в Жиля. В кухне Карен гремит чайником.

– Будете чай или кофе?

– Спасибо, ничего. Я и так оторвал вас от дел. Просто покажите мне дом, ладно?

– Конечно. Давайте начнем сверху.

Жиль поднимается следом за мной. А я испытываю легкое сожаление от того, что на мне обычный наряд «для работы»: джинсы и футболка. Он оглядывается на хлопочущую в кухне Карен.

– Кстати, хороший фильм, я смотрел в понедельник. Отличный триллер, вам понравится.

Карен, что ей вообще-то не свойственно, немедленно расцветает и улыбается в ответ.

Я все утро занималась уборкой как проклятая. Поэтому, когда мы заходим в комнату Мег, я прихожу в ярость.

– Простите. Моей дочери девятнадцать. Она на несколько дней приехала из университета…

Я смотрю на разбросанную по постели и полу одежду. Назло ведь сделала, не иначе. Как еще не догадалась размазать «Нутеллу» по стенкам ванной?

– Пустяки. – Жиль даже не поднимает голову от блокнота. – Не извиняйтесь. У меня самого две дочери-подростка, и, кажется, они унаследовали какой-то неправильный ген: не выносят, когда убрано.

Значит, все-таки женат…

– Они со мной только по выходным. Три дня – и моя квартира начинает выглядеть как кладовка в магазине секонд-хенда.

Разведен…

– Сколько им? – спрашиваю я.

– Шестнадцать. Близняшки, Амели и Бриджит. Их мать француженка, – поясняет он.

Я киваю и веду его дальше.

– Большая спальня. Моя то есть.

Я хочу, чтобы он понял: комната принадлежит только мне. Мне одной.

«Эй, Жиль, посмотри! Я свободна!» Психотерапевтические сеансы с доктором Гетенберг подталкивают меня произнести это вслух. Мне хочется поинтересоваться, изменял ли он жене и связано ли с его изменами то, что они больше не вместе? Я хочу узнать, какой он человек: добрый, злой? Стоит ли мне тратить на него время? Ведь первый раз за двадцать с лишним лет я с интересом смотрю на чужого мужчину.

Открываю рот, чтобы все это произнести, и ясно представляю, как он возвращается в офис и рассказывает коллегам, какая психопатка живет на Лорел-авеню. Поэтому молчу и мило улыбаюсь.

Мы возвращаемся в кухню. Жиль достает электронную рулетку и замеряет расстояние от стены до стены. Что-то прикидывает. Карен перехватывает мой взгляд, мотает головой в его сторону, с намеком облизывает губы.

– Ты от-врат-на, – шепчу я ей.

Подруга кивает, широко ухмыляется и снова облизывает губы. Я прохожу мимо нее к Жилю, отвесив ей по дороге подзатыльник.

– Ну, как, все в порядке?

– Да. – Он крепко пожимает мою руку. – Сказочный дом. С продажей не будет никаких проблем, если вы все же решитесь выставить его на рынок. Сейчас я вернусь в офис и посоветуюсь с коллегами, как лучше его оценить.

Внезапно из прихожей доносится дикий вопль. Мы оба замолкаем, рефлекторно делаем шаг назад и смотрим на щель почтового ящика.

– Ма-а-ам! Прости-и-и! Открой, а? Я ключ забы-ы-ла. Я даже помогу тебе с резюме. Ну, прости-и-и! Я знаю, тебе нужна работа; я знаю, это оттого, что папочка говнюк!

Я громко сглатываю – лицо заливает румянец – и подозреваю, что это не нежный оттенок зари. Я краснею вся: грудь, шея, щеки…

Жиль с пониманием улыбается:

– Подростки…

Мег, однако, еще не завершила выступление:

– А, и Карен здесь? Это ее машина? Я-то думала, она уехала. Ладно, пусть тоже помогает. Между нами, девочками, мы пристроим тебя на работу за неделю. Только не продавай дом, мам!!! Ну, хочешь мою почку?!

Я кидаюсь к входной двери, распахиваю ее и затаскиваю внутрь коленопреклоненную поганку.

– Мам! – Она бросается мне в объятия.

Я вырываюсь:

– Мег! Это Жиль, агент по продаже недвижимости. Он оценивает дом.

Жиль кивает ей, и сейчас наступает очередь Мег заливаться краской, оттенок которой она определенно унаследовала от меня. Карен в кухне издает неопределенные звуки – то ли плачет, то ли смеется.

Дочь неловко дергает головой в сторону Жиля и боком, боком крадется в кухню.

У дверей Жиль протягивает мне визитку.

– Завтра утром я позвоню вам, назову цену и сообщу условия продажи, если вы решите поручить это нам. – Он прикусывает губу. – Э-э… должен предупредить, что если дом записан на двоих, то, чтобы выставить его на торги, требуется разрешение обоих владельцев.

– Никаких проблем. Если уж мы будем продавать, это значит, никто не возражает. Ни я, ни мой бывший муж. – Я назвала Адама «бывшим»; самой не верится. – Ну, официально он еще не бывший, но это вопрос времени. – Мой голос едва не срывается при этом бредовом объяснении.

– Тяжелый период. – Жиль смотрит в пространство. – Ну, мне пора. Утром позвоню. Если у вас возникнут какие-то вопросы, мой электронный адрес и телефон есть на карточке.

Я смотрю, как он уходит: через сад, мимо машины Карен, потом моей, потом машины Мег. Смотрю на карточку. И никакая не двусмысленная фамилия. Бруссо, обычная французская. Интересно, он англичанин, у которого отец-француз, или англичанин, женатый на француженке?

– Да, кстати. – Он оборачивается. – Перешлите мне ваше резюме, когда оно будет готово. У нас есть вакансия администратора, на неполный рабочий день. Ничего особенного, конечно, и все же, полагаю, вашей дочери будет лучше с полным комплектом почек. – Он приподнимает бровь и широко улыбается.

Я смеюсь:

– Я тоже так думаю. Спасибо.

И он уходит.

Глава 16

– Что ты творишь, черт возьми?!

Голос Бена разносится по всей квартире. Мы сидим в кухне, и я замечаю составленные в углу чемоданы: вероятно, он оставил их здесь прошлым вечером, прежде чем отправиться к Бет.

Его беспокойство начинает слегка меня напрягать. Лицо брата, моложе и привлекательнее, чем мое, морщится, стоит ему остановить на мне взгляд. А глаза, которые весь прошлый год смотрели на мир спокойно и безмятежно… В них сейчас выражение тревоги. Заметно, как он нервничает.

– Тебе-то что дергаться после такого отпуска? – Я откусываю намазанный маслом тост, который он мне протянул, и отвожу взгляд. Пахнет божественно. Впрочем, вкус не хуже.

– Не отвечай вопросом на вопрос.

– Просто трудно решить, с чего начать…

– О да! Понимаю.

– Нет, не понимаешь. Ты первой выслушал Бет, ее точку зрения, и теперь думаешь, что я ужасный подонок и мерзкий лжец.

– А ты не лжешь?

Не помню, чтобы раньше братец был таким настойчивым. Я секунду колеблюсь.

– Лгу. Но только когда это необходимо и чтобы не причинять боль людям, которых я люблю.

– И что? Доволен?

В голосе Бена звучит тяжеловесный сарказм с оттенком осуждающего превосходства. Мне хочется его ударить. Представить, что нам снова двенадцать и десять, толкнуть на кухонный пол и настучать по тупой роже.

– Не каждому выпадает роскошь проводить время вдали от цивилизации, медитировать, распевать гимны с духовными гуру и искать путь к совершенству.

Швыряю в него огрызком тоста. Бен уклоняется, и я прячусь в спальне.

Через минуту он стучит в дверь. Я в это время уже собираю сумку.

– Это твоя спальня! – ору я ему.

Бен распахивает дверь, и его крупная фигура загораживает проем.

– Мы почти не распевали, – бурчит он, – и мне далеко до совершенства.

– Попутного ветра! А когда достигнешь просветления, не забывай, что у твоего старшего брата свой собственный путь.

Он внезапно оказывается рядом. Хватает одежду, которую я побросал в сумку, вышвыривает ее назад и заключает меня в медвежьи объятия.

– Остановись, – шепчет он. – Позволь мне побыть тебе опорой. Я так много тебе задолжал…

Я сжимаюсь в его объятиях, падаю на постель и глухо, тяжело, отчаянно рыдаю. Он молчит и смотрит в сторону.

Мы долго сидим так, вместе и порознь. Наконец он бросает взгляд на часы:

– Давай, одевайся. Пошли в паб, обо всем расскажешь. И надеремся.

– Что Бет тебе наговорила?

Мы сидим в «Щели» – ближайшем к квартире пабе, расположенном в устье Темзы недалеко от станции подземки «Лаймхаус». Здесь пронизывающе холодно и сыро; по Темзе, как обычно, снуют корабли, а по ближайшим улицам – автомобили.

Бен не отвечает. Все его внимание поглощено текущей водой.

– Бен?

Он трясет головой, будто стараясь прийти в себя.

– Сказала, что ты ушел, что у тебя подружка, что вы теперь не вместе. Собственно, все, в детали она не вдавалась. Большую часть времени там я потратил, пытаясь убедиться, что с ней все в порядке.

– И как? В порядке, я имею в виду?

– Вроде бы. С ней там была подруга, Карен. Думаю, я поломал им вечерок в стиле Бриджит Джонс.

Я вскидываю брови.

– Ты не смотрел «Дневник Бриджит Джонс»? – смеется Бен. – Ну, достаточно сказать, что звучала душераздирающая музыка, они обе были в одинаковых пижамах, а на ужин у них было спагетти болоньезе и шоколадное мороженое.

Я зачем-то киваю, хотя не пойму, о чем он. Бет не из тех, кто будет развлекаться, напяливая такую же, как у подруги, пижаму. Она любитель чипсов и не терпит мороженое, разве что иногда ест фирменное, с карамелью.

– Как тебе Карен? Когда ты последний раз ее видел?

Бен вздыхает.

– Страшно давно. Последний раз наши пути пересекались, когда я был с Элизой. – Он качает головой: почти незаметное движение, словно отгоняет неприятное воспоминание. – Она не замужем? Вроде была?

– Была когда-то. Давно и недолго, пару лет всего. – Я передергиваю плечами.

– Она была замужем, я был практически женат… Никогда особенно не обращал на нее внимания, но, боже, какая она привлекательная! По-моему, я слегка влюбился. Заметь, она не из твоих обожательниц. Мягко скажем, не сильно к тебе расположена.

Я глотком выпиваю полкружки, переваривая сказанное. Карен меня ненавидит. Это само по себе плохо, а тут еще и Бен на нее запал.

– Она красотка, – соглашаюсь я. – Но смотри, осторожнее. Съест тебя и выплюнет косточки.

Он смеется.

– Хорошо бы. – И подносит к губам первую за сегодняшний день кружку.

– Я серьезно, Бен, ты…

– Адам, мы хотели поговорить о тебе, – прерывает он, выставив вперед ладонь. – Так что давай, потихонечку и с самого начала.

Брат смотрит на разбухшую грязную Темзу. После года, проведенного в жарких странах, черты его лица стали резче, определеннее. В глазах добавилось синевы и уверенности. Волосы выгорели на солнце и нуждаются в заботе хорошего парикмахера. На нем полотняные штаны с огромным количеством карманов и футболка с дыркой на вороте и логотипом индийского пива на груди. Марка мне не знакома. На ногах – потертые кожаные шлепанцы. И не холодно ему?

Вот и все, чем он обзавелся к сорока одному году. Вовсе не скучающий плейбой или стареющий тренер по аэробике, Бен производит впечатление спокойного, что-то понявшего в жизни человека, который подошел к серьезному рубежу, не собрав по дороге злости и раздражения. Похоже, я ему завидую.

Я тоже смотрю на реку – в прилив вода здесь стоит высоко. Где оно, собственно, начало? Год назад, когда он уехал за границу? Тогда мы с Бет еще строили планы, думали о будущем. Или вечер, когда я встретил Эмму? Та поездка на такси? Или наша единственная ночь с Кирой?

Брат прерывает мои раздумья:

– Ты когда-нибудь вспоминаешь родителей?

– Конечно. Несколько дней назад ходил на кладбище.

– Я не о том. Вспоминаешь ли ты время, когда… – Он умолкает.

– Нет, – отрывисто говорю я. Я уверен: начинать оттуда мне совершенно не хочется.

Бен не настаивает, просто кивает. Я подаю знак официантке, чтобы принесла еще кружку. И не важно, что часы на стене показывают всего полдвенадцатого утра.

Наконец определяюсь, с чего начать.

– Когда-то давно я первый раз изменил Бет.

Бен спокойно смотрит на меня голубыми глазами – не вздрагивает, даже не прищуривается.

– Мы провели вместе одну ночь. – По тому, как брат поднимает брови, я вижу, что он мне не верит. – Всего одну ночь. Она была моей клиенткой.

– Бет знает?

– Да. Это была ошибка, полный идиотизм с моей стороны. Но мы смогли это пережить. – Произнесенные вслух слова перестают казаться убедительными. Странно, даже я это слышу, и, конечно, замечает Бен.

– Она тебя простила?

– Да. Но так и не забыла. Думаю, после этого она уже не могла больше мне доверять.

– Ну, неудивительно, правда?

Я вздыхаю.

– Потом долго ничего не происходило, вот до этого случая. Примерно полгода назад.

Официантка приносит по второй.

– Давай закажем еду. – Бен виновато улыбается официантке. – Еще не поздно для полного английского завтрака?

Та смотрит на часы и отвечает на улыбку Бена:

– Постараюсь что-нибудь придумать.

Сомневаюсь, что традиционный завтрак сочетается с пивом, но неожиданно для себя произношу:

– Принесите два.

Пытаюсь тоже обворожительно улыбнуться, но девушка смотрит только на младшего братца, мою обновленную версию: более молодой, честный и достойный доверия экземпляр.

Я откидываюсь на спинку стула. Такому стулу самое место в библиотеке – серая потертая обивка, вся в крапинах, заклепки. Я держу кружку в левой руке, а правая опирается на подлокотник. Замечаю, какая у меня бледная кожа, с выступающими венами – она почти так же отмечена временем, как обивка стула. Отпуск в южных краях – об этом стоит подумать всерьез.

– Итак, полгода назад, – говорит Бен, когда официантка отходит. – Что тогда произошло?

Пожимаю плечами.

– Я встретил Эмму. Мы задержались на работе и зашли перекусить. Что тут скажешь? Я угодил в ее сети. Льстило, что вокруг меня увивается молодая роскошная женщина. И секс был феерический. – Я по-свойски улыбаюсь брату.

– Когда ты бросил Бет? – спрашивает он, не отвечая на улыбку.

– Через несколько месяцев после начала отношений с Эммой. Бет догадалась и спросила прямо. А я не смог соврать. И давай уж будем точны: я ее не бросал, это она меня выставила.

Он будто не слышит.

– Почему ты не разорвал эту связь, не попытался убедить Бет принять тебя обратно? Она ведь это уже однажды сделала.

Я качаю головой:

– Она не хотела и слушать. Дороги назад не было.

– А ты пробовал?

– Что именно? – Я ставлю кружку на столик.

Конспиролог во мне твердит, что они сговорились: Сибил, Мег и Бен.

– Ты пробовал ее убедить? Объяснить, что это ошибка? Сказать, что любишь ее, что будешь за нее бороться?

– Нет. – Я щелкаю пальцами. – Когда она меня выгнала, я отправился прямиком к Эмме и занялся сексом. С тех пор я именно этим в основном и занимаюсь.

Я понимаю, что говорю, как обидчивый ребенок, но сейчас меня это не волнует.

– И как, доволен?

– Не особенно, – признаюсь я, решив не отвечать на его подколки. – Бывали решения и получше.

Мы молча сидим друг напротив друга. Бен в самом деле желает помочь, убеждаю я себя. Однако в голове раз за разом звучит его скептическое: «И как, доволен?» Набрать прямо сейчас номер и попросить Бет меня впустить? Она не согласится. И правильно, что не согласится. Наверное, я хороший человек, но дерьмовый муж.

– Кто такой Ной? – внезапно спрашивает Бен.

Клянусь, я увидел звезды. Сквозь калейдоскоп искр в глазах я увидел, что в нашу сторону направляется официантка с двумя порциями английского завтрака на металлическом подносе. Живот скрутило спазмом, аппетит исчез как не бывало.

…Сквозь звон в ушах пробивается голос Бена:

– Адам?

– Это мой сын.

Меня слышат речные буксиры, капитаны, пассажиры, чайки, кружащие над волнами. Когда я поворачиваюсь к брату, мне кажется, он постарел на десяток лет. Сейчас он выглядит в точности как я.