Текст книги "Дитя"
Автор книги: Фиона Бартон
Жанр: Триллеры, Боевики
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
23
Понедельник, 2 апреля 2012 года
Анджела
Она ждала этого момента. Ждала с ужасом – но все же очень хотела вновь кому-то поведать свою историю. Эта боль от переживания утраты как будто делала для нее Элис более реальной.
Она рассказала Кейт Уотерс, как в тот тихий мирный вечер медсестра принесла в ее отдельную палату Элис покормить, и Ник собрался вести Патрика домой, потому что их двухлетний старшенький уже за день намаялся и стал капризничать.
– Так что, девчонки, мы вас пока оставим, – сказал Ник и, поцеловав обеих, усадил Пэдди себе на плечи.
От этого поцелуя и от хныканья братика Элис зашевелилась в своей люльке, и Анджела взяла ее на руки и забрала к себе в постель. Она попыталась малютку покормить, но та отказалась брать грудь, возясь у соска и сопя, а потом и вовсе заснула.
Анджела из-за этого не слишком беспокоилась: Элис была ее вторым ребенком, и обычные страхи первородящих ее уже не тревожили. Она понимала, что из-за лекарств, которые ей давали в процессе родов, ее дитя еще, наверное, и пребывает в таком апатично-сонливом состоянии и что она покормит его позднее, когда кроха будет к этому готова.
Она перепеленала новорожденную дочурку в мягкую белую больничную пеленку, чтобы та была в тепле и безопасности. Потом, положив ее обратно в колыбельку возле своей кровати, взяла мыльные принадлежности с полотенцем и, ступая медленно и неслышно, побрела к душам на этаже.
– Когда я до этого встала с постели, Ник сказал, что я похожа на Джона Уэйна, – добавила Анджела.
Она тогда рассмеялась, потому что уже давно не видела своего мужа таким счастливым. Она думала, что, глядишь, появление Элис поможет им, говоря словами Ника, возродить прежние отношения. Возможно, они уже и преодолели свой кризис, – помнится, размышляла она, неторопливо продвигаясь по больничному коридору.
Она заметила, что журналистка пристально глядит на нее.
– Извините, – сказала Анджела. – Просто это очень больно вспоминать.
Кейт погладила ее по руке:
– Не торопитесь, Анджела. Я понимаю, как вам было тяжело.
– Дело в том, что я даже не помню, взглянула ли на маленькую последний раз, прежде чем уйти из палаты, – заговорила женщина, и голос ее осекся.
Кейт Уотерс оторвалась от своего блокнота и встретилась с ней взглядом.
– А вы никого не заметили в коридоре, Анджела? – осторожно спросила она.
– Вроде там была пара посетителей – кто-то выходил из отделения, – но я не слишком обращала на них внимание. Мне хотелось по-быстрому ополоснуться, пока Элис не проснулась.
Ей казалось, она всего пару минут постояла под горячим душем, хотя в полиции потом сказали, что не меньше десяти. В больнице время вообще вытворяет странные штуки. То минуты растягиваются в долгие часы, то вдруг совсем куда-то исчезают.
Когда же она пришлепала во влажных тапках обратно в палату, дитя там уже не было.
В кухне повисла тишина. Слышалось лишь тихое тиканье электрических часов. Анджела опустила глаза к столу. Как и тогда, ее накрыло волной паники, тело словно закололо от жара, она почувствовала резкую слабость и оцепенение. Сжав на коленях кулаки, Анджела заговорила дальше, надеясь рассказать все до конца и не хлопнуться в обморок.
– Я все твердила себе, что, наверное, ее забрала медсестра, и пыталась сохранять спокойствие. Помню, как громко сказала себе: «Ее, видно, унесли обратно к новорожденным», – и позвала: «Сестра!» Хотя из тамошнего персонала сказали полиции, что услышали мой дикий вопль и кинулись ко мне в палату.
– Мое дитя! – взывала она к медсестрам. – Где мой ребенок?!
И по их побледневшим лицам и недоуменным переглядываниям Анджела поняла, что этого они не знают. Никто этого не знал – за исключением того, кто умыкнул малышку.
Она рассказала Кейт, как тут же лихорадочно обшарили весь родильный корпус больницы – все коридоры и палаты, – однако не нашли ничего, только вселили там всеобщий страх. Никто ничего не видел. Был вечер, и новоиспеченные мамочки лежали скрючившись в постелях, со своими швами и спазмами, боязливо поглядывая на своих новорожденных первенцев, в то время как уже стреляные птицы судачили о том о сем и тихонько клохтали между собой, как у кого проходили роды. Занавесочки между кроватями в общих палатах были уже задернуты, чтобы женщины могли хоть немного поспать, почти всех посетителей выпроводили прочь.
– И в это самое время кто-то проник ко мне в палату. Просто зашел и ее забрал.
24
Понедельник, 2 апреля 2012 года
Кейт
Стремительными стенографическими росчерками Кейт быстро записывала все в блокнот, ни разу не отрывая глаз от сидящей через стол женщины. Ей почти не приходилось задавать вопросы – разве только время от времени она чуточку прерывала миссис Ирвинг, когда требовалось уточнить какие-то детали. Наконец, дойдя до возвращения Анджелы из больницы домой, ее горячее повествование начало сбавлять обороты.
– Представляю, как тяжело вам было вернуться домой к пустой детской, – произнесла Кейт.
Анджела уныло покивала.
– Мы с Ником тогда долго стояли в комнатке Элис. Но самой ее там не было. Она так и не успела там оказаться. Там была только кроватка и над ней – мобиль со зверюшками. И вот там-то я и почувствовала себя вконец опустошенно.
– А что делала полиция, чтобы ее найти, Анджела? – спросила Кейт.
– Да все, как обычно в таких случаях, – выдохшимся после долгого рассказа голосом ответила миссис Ирвинг. – Обыски, обращения в прессе, поиски по всей стране.
– И что, ни одного реального подозреваемого? – удивилась Кейт. – Ведь у больницы вечно куча народа болтается!
– Да, болтались – но никто ничего не видел. Она как будто испарилась. – Мгновение помолчав, Анджела добавила: – Вы, конечно, уже знаете, что через пару недель они явились ко мне в дом и стали спрашивать о моих чувствах к Элис.
– О ваших чувствах к Элис?! Но зачем? К чему это было нужно? – возмутилась Кейт, и так уже все это прекрасно зная. – Как это ужасно по отношению к вам!
Анджела, явно признательная ей за такие слова, с готовностью кивнула:
– Да, я тоже так подумала. Наверное, это одна из медсестер обо мне как-то нелестно отозвалась. После родов я от лекарств настолько была не в себе, что даже не очень-то понимала, что делаю. Видимо, я недостаточно проявила свои материнские чувства. Полицейские без конца у меня спрашивали, почему я оставила ее одну.
– И что вы им ответили?
– Сказала, что малышка уснула, и я решила, что она в полной безопасности.
– Ну так естественно! – воскликнула Кейт. – Господи, если уж даже в родильном доме ребенок не в безопасности – то где еще ее найти?
По лицу у Анджелы побежали слезы. Джо тут же выудил из своей сумки пачку одноразовых платочков и протянул ей.
– Что же, по-вашему, могло с ней случиться, Анджела? – спросила Кейт.
Пожилая собеседница обернула платочком костяшки пальцев и прикрыла глаза.
– Кто-то ее забрал. За те десять минут, что я была в душе, кто-то зашел в палату, взял ее из колыбельки и куда-то унес.
– Но кто, по-вашему, мог такое сделать? – спросила журналистка.
– Не знаю, – выдохнула Анджела. – Говорят, порой детей крадут отчаявшиеся женщины, порой – негодяи-мужчины. Но я не представляю, кто ее забрал. Я бы все отдала, лишь бы это узнать.
Обе женщины на несколько мгновений погрузились в молчание, обратившись к своему кофе. К немалому удивлению Кейт, внезапно заговорил Джо:
– Миссис Ирвинг, а почему вы думаете, что это дитя, найденное на стройплощадке, и есть Элис?
Кейт едва сдержала досаду. Ей самой хотелось задать этот вопрос, но она ничего не могла высказать Джо перед интервьюируемой. Она попыталась послать ему предупреждающий грозный взгляд, однако тот пристально смотрел на Анджелу, отражая от себя любые взоры Кейт.
– Скажите, вас что-то связывает с Вулвичем? – продолжал он. – Может, люди, которые вас знали?
– Я бы и рада сказать «да», – ответила Анджела. – Но я никогда не была в Вулвиче. Все, что я могу сказать, так это то, что когда я прочитала эту заметку в газете, то испытала какой-то внутренний подъем. Глубокую уверенность, что там говорится именно об Элис. Я понимаю, что это кажется сумасшествием, но тем не менее это так.
Кейт мысленно простонала. Ни связей, ни каких-либо зацепок. Судя по всему, вряд ли ее Элис – тот ребенок с Говард-стрит.
Но ей не хотелось, чтобы Анджела заметила ее разочарование. Кейт снова тронула пальцами ее руку:
– Это ничуть не кажется сумасшествием.
25
Понедельник, 2 апреля 2012 года
Эмма
Прошло уже две недели, а ко мне так никто не нагрянул. Я подолгу – чересчур даже подолгу – стою, глядя в окно, ожидая, когда ко мне приедут обличители. Вероятно, это будет полиция, хотя возможны и другие варианты. Забавно то, что когда я думаю о полиции, то представляю этакого допотопного лондонского полисмена, который шагает по дорожке к дому, держа в руке ордер на арест. Как раз такого, какими они и выглядели в те годы.
Порой мне даже хочется, чтобы они наконец заявились. Избавили бы меня от моих мучений. Однако никто не приходит. И я стою у окна, пытаясь заставить себя вернуться наверх и снова сесть за работу. Но тело не желает подчиняться. Я словно приросла к этому месту. Это мой позорный столб. Я возвращаюсь к тому, с чего все началось.
Пол очень тревожится за меня. Я вижу это по его глазам, чувствую по голосу.
– А когда ты последний раз виделась с мистером Великолепным? – спросил он меня нынче утром.
Это наша с ним общая шутка. Мистер Великолепный – это доктор Брентон, наш чудесный семейный врач, а нарекание его разными забавными прозвищами просто облегчает разговор о моем состоянии.
– Да уж давно, наверное, – отозвалась я. – Надо бы записаться к нему на прием.
– Отличная мысль, Эм, – поддержал Пол. – В последнее время тебе было намного лучше, но, может, уже пора скорректировать курс таблеток?
Так мы обычно и говорим о моих тревожных расстройствах. Точно это головная боль или что-либо подобное. То, чего никто не стыдится.
Но я не собираюсь пока звонить к нему в приемную. Записаться-то мне нетрудно, однако, когда я прихожу к мистеру Великолепному за новым рецептом, он любит потолковать о моих переживаниях, а я сейчас к этому попросту не готова. В последний раз, когда я у него была, доктор Брентон обмолвился, что мне бы неплохо кому-то показаться – «дельному специалисту», как он сказал, – но я ответила, что не вижу в том нужды. Я рада бывать у него на приеме, потому что мне приходится лишь сидеть да болтать в отведенные восемь минут, после чего он выдает мне рецепт.
А вот специалист захочет выяснить обо всех моих взаимоотношениях. О том, что я испытываю к Джуд и к своему отсутствующему, неизвестному отцу.
Мне пришлось бы поведать ему, как когда-то подростком я отправилась искать своего папу. Но я не могу этого рассказывать. Потому что я не могу рассказать ему все. От одного потянется ниточка к другому – и это будет означать, что распустится вся сеть.
Я пытаюсь прикинуть, как это будет происходить. Просто на всякий случай. И даже вслух произношу: «Все началось с Уилла. Точнее, все началось несколько раньше, однако именно появление Уилла подвигло меня к поискам истины». Но тут, насколько я понимаю, я подхожу к опасной зоне.
В тот день, когда я решила заняться поисками своего отца, мы сильно поскандалили с Джуд. Уилл тогда полностью перевернул все наше существование. Джуд рядом с ним сделалась совершенно одержимой. Он всецело завладел ее жизнью – а следовательно, и моей. Мы не могли что-либо предпринять или куда-то поехать, не спросив Уилла, что он думает на этот счет и не желает ли отправиться с нами.
Помню, мать гораздо чаще стала петь в ванной, а от ее любимого ароматического масла «Aqua Manda» мне делалось душно даже за дверью. Я научилась игнорировать ее призывы к ней зайти – с удовольствием отвергая эти ее примирительные шаги. Говорить она способна была только о нем. Мне даже было любопытно, сколько ее клиентов так и остались за решеткой из-за этой нелепой зацикленности Джуд.
Я поделилась этим с Гарри, и она сказала, что Джуд ведет себя как исступленная фанатка. Мне это неприятно было слышать. Не понравилось, что она так отозвалась о моей матери. Одно дело, когда я сама называла вещи своими именами – и совсем другое, если это делал кто-то другой.
Я не стала делиться с Гарри тем, что слышала, как Джуд рассказывает нашей новой соседке Барбаре, девушке с ее фирмы, о том, как она впервые переспала с Уиллом на одном из Майских балов[14]14
Майский бал – бал, устраиваемый в каждом из колледжей Кембриджского университета по окончании учебного года. Изначально «майская неделя» проводилась перед экзаменами, но теперь, несмотря на название, бал устраивается в июне после экзаменов.
[Закрыть]. Барбара сказала, что это звучит очень романтично, мне же показалось – просто пошло. Моя мать была уже слишком в возрасте, чтобы об этом болтать.
Джуд определенно менялась. Прежде она была очень серьезной, сосредоточенной на том, что сама называла «важнейшими в жизни вещами», – и я всегда полагала, что тоже числюсь в этой категории. На меня она явно возлагала большие планы: член кабинета министров, военный врач, нобелевский лауреат – все это обсуждалось, разумеется, в шутку, но я все равно понимала, что она ожидала от меня не малого.
Между нами сложилось то, что Джуд называла «взрослыми взаимоотношениями». Под этим подразумевалось, что мы с ней беседовали о политике, о новых книгах, о фильмах, которые она посмотрела. Она рассказывала мне о своих адвокатских делах и о тех скверных ситуациях, в которые втягивают людей авторитарные системы. Мы не говорили с ней ни о поп-звездах, ни о парнях, ни о подростковых прыщиках. Все это был мой отдельный мир, существовавший в моей комнате или в телефонной будке. Кухня же была тем местом, где мы постоянно общались с матерью на «серьезные темы».
Но тут вдруг я совершенно перестала ее интересовать. Она занята была тем, что брила ноги да разыскивала в недрах своего комода подходящие друг другу детали нижнего белья, перерывая целые слои старых трусов и заношенных лифчиков.
Однажды вечером, когда я сидела в кухне за уроками, мать предстала передо мной на обозрение в своем новом платье.
– Ну и как тебе это, Эмма? – спросила Джуд.
– А ты не старовата ли, мам, чтобы ходить на люди без бюстгальтера? – отозвалась я, использовав запрещенное ею слово на «м». В этот момент я ее просто возненавидела. Она была так красива и счастлива – и ко мне это не имело никакого отношения. – Одна дамочка с нашей улицы – та, что так нравится Уиллу, – никогда его не носит, и выглядит она при этом отвратительно.
– Ах ты, маленькая сучка! – вспылила Джуд. До этого она ни разу не обзывала меня этим словом. Да и не было, пожалуй, прежде такой надобности. Я тоже, видимо, в ту пору претерпевала изменения.
Как только Джуд ушла, хлопнув за собой дверью, я отправилась к телефону-автомату в самом конце улицы. Было восемь вечера, и телефонная будка скрывалась в пятне полумрака между двумя фонарями. Освещала ее разве что древняя и тусклая лампочка-«груша», являя взорам покрывавший все внутри никотиново-желтоватый налет, пятна мочи и окурки самокруток. Бетонный пол там, казалось, никогда не просыхал и был сильно заляпан по углам, как будто последний посетитель будки только что застегнул штаны и вышел. И все же я очень любила эту телефонную будку. Это было мое частное пространство. Дома у меня, конечно, имелся телефон – висел на стене в прихожей, – но там каждый мой разговор скорее напоминал общественный форум, в котором Джуд была активным слушателем, готовым в любой момент включиться в обсуждение.
Я пристроила свои монетки на металлической полочке монетоприемника, сняла трубку и стала набирать номер.
К телефону подошел отец Гарри, и я спросила его, не могу ли я с ней поговорить. Разговаривала я всегда очень вежливо, своим самым что ни на есть «взрослым» голосом. Отец подружки терпеть не мог, когда я отвлекаю ее от домашних заданий, но я прикинулась, будто звоню по какому-то школьному вопросу.
Обычно он ворчал, что не понимает, как это мы не наговорились за все то время, что сидели вместе в школе, но все же уступал и звал Гарри к телефону.
В трубке послышалось, как подружка громко топает вниз по лестнице, и тут же раздался ее высокий резкий голос:
– Папа, хватит подслушивать мои разговоры! Это мои личные дела.
Я рассказала ей, что Джуд обозвала меня сучкой, и Гарри тут же вскипела. Ее всегда заводили чужие неприятности.
– Меня уже воротит от Джуд с Уиллом, – сказала я.
– Да уж, понимаю, – отозвалась Гарри, но я знала, что у нее к этому есть свое отношение. Проблема была в том, что Гарри втайне – а порой не так уж это и скрывая – была влюблена в Уилла.
Она как-то обмолвилась, что он сексуальный.
– Гарри, ты что! Он же такой старый! – возмутилась я, когда она впервые мне в этом призналась.
Я не стала ей говорить, что от слова «сексуальный» у меня внутри все словно скручивается водоворотом. Я пыталась ненавидеть Уилла за то, что он так бесцеремонно ввалился в нашу жизнь, и все же мне по-прежнему было приятно, когда он мне улыбался или заговорщицки подмигивал. Я ничего не могла с собой поделать.
В мои мысли ворвалось короткое «пиканье», дававшее понять, что три минуты разговора истекли, и я поспешно сунула в прорезь остававшуюся у меня десятипенсовую монетку, чтобы обсудить «светские» похождения Гарри. Сама-то я просто составляла ей везде компанию.
Помню, она однажды стащила у отца из кармана брюк купюру в пять фунтов, чтобы купить себе новую кофточку. На эту кражу она пошла, только чтобы впечатлить Малкольма Бейкера, свое последнее увлечение. Он будто бы улыбнулся ей в автобусе, и теперь Гарри всей душой настроилась на медленный с ним танец в подростковом диско-клубе.
Для меня любовные романы существовали лишь на страницах моих личных тетрадей и дневников. В реальности я не отваживалась на любовь или страсть, неуверенная в своей внешности и не считая себя очаровательной, – и не имея ни малейшего желания разведывать это на деле. У меня были, конечно, неумелые и невинные поцелуи позади нашего клуба, навеянные рассказами из Jackie[15]15
Jackie – еженедельный британский журнал для юных девушек, издававшийся в 1964–1993 гг.
[Закрыть], – но все же мне куда больше нравилось самой писать о любви, о томных и страстных воображаемых любовниках. В моих рассказах царила полная безопасность. И к тому же было меньше слюней.
А еще мне Гарри прочитала ужасающую лекцию насчет потери невинности. Она рассказала, что сделала это, отдавшись приятелю Малкольма Бейкера после рождественской дискотеки, и я стала расспрашивать, как это прошло у нее.
– Больно было?
– Сущие муки! Прям кровавая агония! Но от этого потом делается лучше, – добавила Гарри, плюхаясь на место № 6 наверху даблдеккера. Я знала, что она скорее всего и занималась-то этим только раз, но не стала заострять на том внимания. Ей так нравилось быть моей старшей и умудренной опытом подругой.
– Агония? Ничего себе! Господи, я, может, уж лучше подожду пока. Хочешь? – предложила я ей чипсы с сыром и луком, и мы легко переключились на обсуждение своих любимых вкусов.
Вскоре Гарри нажала на звонок и быстро сбежала по лесенке, чтобы выйти из автобуса. Даблдеккер тяжело покатился дальше, и она, подняв голову, помахала мне рукой.
Гарри давно уже считала, что причина моих неудачных попыток найти себе бойфренда – это отсутствие у меня отца.
– У тебя и мужчин-то рядом нет, Эмма. Немудрено, что ты так робеешь с парнями, – сказала она мне, когда мы за несколько месяцев до этого последний раз обсуждали эту тему.
Кстати, ее была идея, чтобы я подняла этот вопрос дома. Так я и поступила. Стараясь сохранять спокойствие, я заявила, что половину своей ДНК я получила от моего таинственного отца и хочу знать, кто он. Джуд восприняла это буквально с ужасом.
– У тебя есть я! – вскричала мать. – А ему ты вообще не интересна!
Потом она сказала, что у него уже наверняка другая семья и что, нарисовавшись перед отцом, я только создам ему лишние проблемы.
– Ему же придется объяснять своей новой жене, кто ты такая.
В тот же вечер, после разразившегося дома скандала, Гарри мне сказала:
– Ну их в задницу, Эмма. Тебе нужен нормальный родитель. Давай лучше пойдем и отыщем твоего отца.
И я с ней согласилась.
Дождавшись, когда Джуд в очередной раз не было дома, мы с Гарри поднялись к ней в комнату, чтобы обыскать ее вещи на предмет каких-то писем и фотографий ее давнишних кавалеров. Боясь, что мать вернется и нас застукает, я дежурила возле двери, а Гарри шарила кругом. Я уже начала брюзжать, чтобы она прибрала все как было, когда в самом конце дневника Джуд за 1968 год подруга нашла исписанную каракулями бумажку. В ней было имя «Чарли», ниже шел адрес в Брайтоне.
– Нам надо туда съездить, – сказала Гарри. – Время как раз подходящее, к тому же это не так уж далеко, – добавила она, как всегда сама практичность.
По мне, так все это разворачивалось как-то чересчур быстро, но коли уж я ступила на этот путь, то мне казалось, сворачивать с него было уже слишком поздно.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?