Текст книги "Когда жизнь подкидывает тебе лимоны"

Фиона Гибсон
Когда жизнь подкидывает тебе лимоны

Fiona Gibson

When life gives you lemons

Copyright © Fiona Gibson 2020

© Бугрова Ю., перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке, оформление. ООО Издательство «Эксмо», 2022

Посвящается Элли Стотт

Часть первая
До

Глава первая

Воскресенье, 10 февраля

И снова он, ночной пот.

– Черт возьми, Вив, – объявляет Энди, – это как просыпаться в болоте.

Муж вылезает из кровати, а я понуро наблюдаю за ним.

– Я что, виновата? Оно само получается, когда я сплю.

– Ладно, это я так, – морщится он.

– Нет, не так. Ты выговариваешь мне за то, что я – женщина средних лет, переживающая муки гормональной перестройки…

– Я всего лишь хотел сказать, что это неприятно.

Он надевает халат и резким движением затягивает пояс. Ему неприятно? Ну, извините, только пот – далеко не единственное блюдо в моем нынешнем меню, которое также включает: перепады настроения, учащенное сердцебиение, беспричинные вспышки и постоянное беспокойство, зашкаливающее в сравнении с привычными и так далеко не низкими показателями. Добавьте к этому маниакальную жажду неудобоваримого пудинга (оттого, наверное, живот растет как на дрожжах), стремление умиляться при виде щенят, котят, телят и прочего четвероногого молодняка, а также прыщавость, какой не было даже в подростковом возрасте. Да, еще ночные страхи, идущие бонусом к бессоннице: а вдруг авиабилеты начальнице забронированы не на ту дату, и почему по карте такой перерасход, и из-за чего волосы стали ломкими, как солома. В 4.37 утра найдется масса поводов для переживаний – от положения дел в правительстве до размеров собственной задницы, а если эти поводы себя исчерпали, всегда можно понервничать из-за собственной обеспокоенности (а это нормально – так волноваться?). И у моего супруга еще хватает наглости сетовать на мокрую постель? У мужчин андропауза – это ерунда на постном масле.

– Если тебе настолько противно, – предлагаю я, – могу спать в гостевой.

– Зачем? Не нужно, – говорит муж со страдальческим вздохом.

– Или могу снять номер в специализированной гостинице для дам в климаксе, где вентиляторы на каждом шагу и сочувствующий мужской персонал.

На это он предпочитает не реагировать.

– Не знаю, что еще предложить, – говорю я. – Разве что вмонтировать в меня термостат…

– Хватит, я тебя понял…

– Но от кнопочки я бы не отказалась.

Я смотрю на физиономию мужа: обаяшка доктор Флинт, с ярко-голубыми глазами и длинными-длинными ресницами, такими пушистыми и загибающимися, словно он пользуется моей тушью. Подозреваю, что большинство коллег женского пола и пациенток к нему неровно дышат. В это тусклое серое утро я надеюсь на толику юмора или хотя бы сочувствие к моему резко пикирующему уровню эстрогенов, но он смотрит на меня холодно, точно я обливаюсь мерзким потом ему назло. Для медработника с его-то стажем врачебного такта – ноль.

Давя в себе раздражение, я иду в душ после Энди, а потом заглядываю в комнату дочери, которая еще в кровати. У нее чудесные светло-каштановые волосы, большие голубые глаза, как у папы, и широкая щербатая улыбка из-за двух выпавших молочных зубов.

– Доброе утро, Из, – говорю я. – Пора вставать, зайка. Помнишь, что мы сегодня идем плавать?

– Ой, я забыла!

– Давай-ка пойдем, пока народу мало.

Иззи вылезает из постели и достает из шкафа одежду – она терпеть не может, когда ей указывают, что надеть. Узнав, что у нас с Энди семилетняя дочь, люди нередко бывают ошарашены. Нам обоим по пятьдесят два, и я, само собой, самая старая мамаша во всей школе. Когда была зачата Иззи, мы уже потеряли надежду на второго ребенка – после сына была пара выкидышей, а потом – ничего. Мы оба прошли обследование, все казалось в полном порядке, но годы шли, а беременность не наступала.

Мы с Энди уже смирились с тем, что у нас будет только один ребенок. Спенсер – замечательный парень, и мы никоим образом не чувствовали себя обделенными. Честно говоря, мы никогда не предохранялись и почти забыли о том, что можем зачать снова, и уж, конечно, никак не ожидали, что это произойдет, когда мне будет сорок два.

Когда месячные не пришли, я подумала, что началась менопауза. А вместо этого появилась Иззи, наше солнышко, за что я неустанно благодарю судьбу. Спенсер, которому сейчас двадцать два, немного скис при известии о том, что у него будет брат или сестра (но, разумеется, ненадолго и обожает Иззи с самого ее рождения). Вообще, мне кажется, большинство подростков болезненно воспринимают доказательства того, что их родители все еще занимаются «этим».

Впрочем, теперь у нас «это» бывает нечасто, и все бы ничего, если бы не еще одна странная особенность климакса. Более удивительная, чем потоотделение, о котором я была наслышана. Но чего я от себя никак не ожидала, так это взрыва либидо, когда постоянно хочется и ведешь себя точно похотливая кошка.

Слушай, Вив, я сегодня совсем без сил.

Дорогая, мне завтра утром на пробежку.

Что-то спина опять пошаливает. Точно ишиас.

…или люмбаго? Да, пожалуй, оно.

Ой! Мне больно, когда ты так делаешь…

Вот такой чресло-тонизирующий эффект я оказываю на своего благоверного. Ничего, ему еще приспичит, будет пыхтеть мне в ухо, а я такая, мол, не в форме и поясницу прихватило. Извини, друг, твой поезд ушел! Я готовлю яичницу для нас троих, а сама так радуюсь при мысли, как обломаю его с сексом, что к тому моменту, когда мы садимся завтракать, почти прощаю его за давешнее брюзжание.

Мне даже приходит мысль извиниться за то, что я – женщина и старею.

– Извини, я такая раздражительная, – говорю я, попивая кофе. – Просыпаюсь вся липкая, как рептилия, – просто жуть.

Мужчина, который вроде бы должен меня любить и, вероятно, сопереживать гормональному катаклизму, в котором я оказалась, смотрит на меня отстраненным взглядом.

– К твоему сведению, Вив, у рептилий сухая кожа, – говорит он.

Глава вторая

Понедельник, 11 февраля

Сегодня начало полугодия, и мы с Иззи спешим в школу. Я пытаюсь позитивно настроиться на новую неделю и забыть о том, каким придирчивым и отчужденным в последнее время стал Энди. Возможно, у него завал на работе, и мне следует с большим пониманием относиться к его проблемам? Я знаю, на нем большая ответственность, все трудятся на пределе возможностей, и вообще работа в крупной больнице в условиях все более жестких бюджетных ограничений – это вам не пикник на пляже. Черт возьми, я с уважением отношусь к тому, что он делает.

Но выпад про рептилий не идет у меня из головы, особенно фраза «На мой взгляд, ты скорее… земноводное», и при этом он, по своей мерзкой привычке, вскинул левую бровь, отчего мне сразу захотелось ему врезать (я всегда была такая нетерпимая, когда ярость так и рвется наружу, или это что-то новенькое?). Кроме того, я заметила, что с недавних пор Энди то и дело повторяет «к твоему сведению», причем не только в рептильном контексте. Например, у нас в спальне стоит внушающий опасения тепловентилятор (Энди – мерзляка), который он ни в какую не хочет выбрасывать, несмотря на то, что тот периодически воняет горелым.

Муж утверждает, что с тепловентилятором все в порядке. Ну, ему с его мужским рентгеновским зрением, способным пробиться сквозь белую пластиковую обшивку к рабочим кишочкам и уверенно поставить диагноз, наверное, виднее.

– К твоему сведению, это пыль обгорает, – заявил он, когда я в очередной раз «завела свою песню» (сказала, что запах такой, словно скоро дом загорится).

– А там что, пыль есть? – поинтересовалась я. – И ей положено «обгорать»?

– Все в порядке!

Живо представляю себе надпись на наших надгробиях: «Он сказал, что тепловентилятор безопасен для жизни». Еще одна позиция в копилку моих климактерических переживаний.

– Мама, там Мейв! – восклицает Иззи, замечая на противоположной стороне свою лучшую подружку и возвращая меня в настоящее. Мейв и ее мама Джулз машут нам, и мы переходим улицу, чтобы присоединиться к ним.

– Мы так и думали, что встретим вас по дороге, – говорит Джулз, когда девчонки, щебеча, уносятся вперед. – Чем занималась?

– Да так, копошилась помаленьку, – отвечаю я. – А ты?

– А мы в последнюю минуту решили отправиться в автопутешествие. Знаю, в это время года это звучит полным безумием, но Эрл сказал, что нам непременно нужно вырваться на несколько дней.

Ах, душка Эрл, муж Джулз, который не делает тайны из того, что обожает свою жену, и всегда осыпает ее комплиментами. Ей, судя по всему, это кажется абсолютно нормальным в браке. Может, так и есть?

– Держу пари, это было потрясающе, – говорю я, а Джулз усмехается. Они в шутку окрестили свой дом на колесах «самым отвратительным трейлером в мире», но, по-моему, он выглядит очень славно – с выцветшей зеленой обшивкой, подвесными кашпо и видами озера Уиндермир.

– Потрясающе – это сильно сказано, особенно теперь, когда прямо над нашей кроватью подтекает. Но было весело, да, Мейв?

– Ага, – оборачивается с улыбкой ее дочь. – Мы развели костер у озера и жарили на нем колбаски.

– Вау, в феврале?! – восклицаю я.

Джулз улыбается. Жилистая, с мальчишеской стрижкой, в сорок два года она выглядит моложе своих лет. На мой взгляд, в ней есть что-то «эльфийское». Будь у меня такая стрижка, я бы смахивала на кряжистого сердитого мужичка.

– Ну, ты знаешь Эрла, – продолжает она, – плохая погода ему нипочем. В общем, здорово, что мы съездили, особенно потому, что у меня наступает горячая пора.

– Много клиентов? – спрашиваю я.

– Да, и новые семинары на подходе.

Я киваю, и в голове у меня начинает зреть мысль. До нашего знакомства Джулз занимала солидную должность в банковской сфере. Перегорев и разочаровавшись в корпоративной жизни, она на все забила и стала многостаночницей: она и инструктор по йоге, и поставщик продуктов питания, и… тренер личностного роста. Энди считает тренинги личностного роста баловством для богатых бездельников, но кто его спрашивает? А вдруг после нескольких занятий какие-нибудь качества Джулз передадутся мне? Может, я стану менее… земноводной?

– А ты сейчас берешь новых клиентов? – спрашиваю я, когда мы подходим к школе.

– Интересуешься для своих знакомых?

– Э-э… не совсем.

– Для себя?

– Ну да, – говорю я.

– Отлично! Не проблема, мы что-нибудь придумаем. Как насчет кофе, или ты прямо сейчас на работу?

– К сожалению, на работу, – говорю я, – но давай пересечемся в ближайшее время. – У школьных ворот я поворачиваюсь к Иззи: – Не забудь, ты сегодня на продленке.

– Ага, – она улыбается. Мейв тоже остается; в перспективе у них – тосты с медом и возможность порисовать на стенке в школьном дворе. – А ты положила мне спортивную форму? – спрашивает она.

– Да, зайка.

– А сэндвичи с чем?

– С сыром и огурцом.

– А еще что?

– Мандарин, батончик мюсли, пакетик хрустяшек…

– А Пушистика положила?

Это прозвище забавного игрушечного сэндвича, который моя приятельница Пенни связала Иззи на последний день рождения. Дочь пришла в такой восторг, что каждый день берет его с собой в школу, и время от времени мне приходится буквально силой отнимать его, чтобы постирать.

– Ну конечно, – я наклоняюсь поцеловать ее, и в это время слышится звонок. – Хорошего дня, солнышко…

– Мама, я опаздываю! – Иззи вырывается, и ее растрепавшиеся волосы развеваются за спиной, когда они с Мейв несутся к дверям школы.

А я отправляюсь на работу, в неприглядную промышленную зону на западе Глазго, где в моем кабинете уже надрывается телефон. Это звонит моя паникующая начальница.

– Вив, какого черта ты забронировала эту дыру?

Роуз звонит из Китая. Поэтому она кричит. Несмотря на бесспорный интеллект, она, похоже, считает, что чем дальше от головного офиса, тем громче надо орать. С таким же успехом могла бы отправить эсэмэс. Но Роуз предпочитает вербальное общение и, накрепко усвоив истину про семичасовую разницу во времени, очевидно, приготовилась установить контакт в ту самую минуту, когда я усядусь за рабочий стол.

– На сайте он выглядел симпатичным, – оправдываюсь я. – Я перебрала кучу вариантов и подумала, что этот – лучший…

– Ты утверждала, что он не хуже Larson!

– Да, но в Larson не было мест. Я же вам говорила.

И показывала фотографии этого отеля – холла со стеклянными стенами и огромного бассейна на крыше, – а ты на них почти не взглянула. У нас клиенты по всему миру, и Китай – наш особенно большой рынок, поэтому Роуз уже несколько раз ездила по делам в Тяньцзинь.

– Тут у них ремонт в самом разгаре, – выговаривает она, точно я обязана быть в курсе, – и меня поселили в жуткую пристройку.

– Мне очень жаль. Но там удобно?

– Не сказала бы. Есть проблема.

Я откашливаюсь.

– И в чем она?

– Тут… – В ее голосе слышится напряжение. – …на сиденье унитаза лобковый волос.

Какое-то мгновение я просто не знаю, как реагировать.

– Ты меня слышишь, Вив?

– Да-да, я вас слышу… – Громко и, блин, отчетливо! – Может быть, позвонить на ресепшен или еще куда-нибудь? Они кого-нибудь пришлют, чтобы уладить проблему.

А слабо самой оторвать кусок туалетной бумаги и смахнуть его в унитаз?

Это, конечно, заскок, но я готова отнестись к нему с юмором, потому что Роуз во многих отношениях – замечательная женщина. Название нашей компании – «Флаксико», – может, и напоминает ветрогонное средство, но на самом деле мы – солидный глобальный производитель продуктов питания с преимущественно мужским персоналом. Действуя целеустремленно, как терьер, неизменно одинокая и бездетная Роуз проложила себе путь наверх, сминая по пути соперников, и теперь царит в нашем расползающемся во все стороны массиве из стекла и стали. Она крохотного росточка, обожает пышные укладки и «шпильки», и, хотя в целом образ получается несколько устрашающий, я восхищаюсь ее стремлением удлинить себя с обоих концов.

Подобная работа не входила в мои жизненные планы. Много лет назад я трудилась в театре, и мне это нравилось. Чем я только не занималась – реквизитом, освещением, декорациями – и наконец дослужилась до помощника режиссера. Но ненормированный рабочий день – это хорошо в молодости, а когда ты в сорок пять снова становишься мамой – это уже не катит. Поэтому после рождения Иззи я ушла в декрет на два года, а когда решила вернуться, оказалось, что труппа, с которой я сотрудничала, лишилась финансирования, а другого места я не нашла. Как-то так случилось, что все мои проверенные контакты куда-то подевались. Я решила не падать духом и устроилась на временную работу в компанию, а пять лет назад Роуз сделала меня своим личным помощником.

Поступая на временную работу, я знать не знала, что «Флаксико» – один из крупнейших мировых производителей… ну да, экструдированных гранул. Их изготавливают преимущественно из злаков (кукурузы, пшеницы, риса), которые подверглись экструзии (т. е. продавливанию через формующее отверстие). Полученный продукт напоминает наполнитель для кресел-мешков или грунт для аквариума и считается промежуточным. Далее его продают другим компаниям, которые добавляют ароматизаторы, сушат, жарят, запекают, обрабатывают потоком воздуха – словом, превращают гранулы в любимые снеки, хлопья для завтрака или вкусняшки для домашних питомцев.

Вот такие мы без грима: никакой агрокустарщины, ничего натурального или даже напоминающего то, что вы хотели бы съесть. По сути, это огромные чаны, набитые веществом. И вот Роуз катается по миру, заключает умопомрачительные контракты с самыми отпетыми деятелями на ниве пищевой промышленности – и скисает при виде лобкового волоса на сиденье унитаза.

– А ты можешь сама заняться этим? – спрашивает она.

– Да, конечно. Сейчас я все улажу и перезвоню.

– Большое спасибо.

Когда проблема урегулирована, Роуз называет меня спасительницей, что, пожалуй, несколько преувеличено, но по крайней мере она мне признательна за старания.

Когда тем вечером мы с Энди готовимся ко сну, я рассказываю ему про инцидент с китайским лобковым волосом, считая, что это, ну, забавно ведь?

– В итоге, – тараторю я, – мне наконец-то удалось дозвониться до какой-то живой души – это за восемь тысяч километров – они там, разумеется, говорят по-английски, ведь Тяньцзинь – международный город с населением почти тринадцать миллионов человек. Представляешь? Есть такие огромные города, гораздо больше Лондона, о которых большинство живущих в Британии даже не слышали!

Я залезаю в кровать, а Энди сидит на краю и с сосредоточенным видом стягивает носок.

– Энди?

Он вздрагивает, точно только сейчас понимает, что я здесь.

– А?

– Я говорю, большинство людей даже не слышали о нем.

– О чем?

– О Тяньцзине.

– Тянь… цзине? – Муж ошарашенно смотрит на меня.

– Там сейчас Роуз. К твоему сведению, это в Китае.

– Да? Ясно…

Он ложится в кровать, а я думаю о том, что так, наверное, чувствует себя стендапер, отмачивающий шутки перед угрюмым залом. Может, дело в материале, отчаянно думает он. Надо сменить тему – найти что-нибудь новенькое и свежее.

Проблема в том, что это моя жизнь. И единственный материал, который у меня есть.

Глава третья

Четверг, 14 февраля

Никаких подарков на День святого Валентина – даже открытки, но, впрочем, я тоже ничего не приготовила для Энди. В этом году мы решили не отмечать «Валентина». Поскольку это произошло по обоюдному согласию (по крайней мере, он предложил, а я не смогла выдумать весомого контрдовода, чтобы не выглядеть падкой на подарки), дуться мне не на кого. Я веду себя как ни в чем не бывало – собираюсь на работу и подгоняю Иззи, точно это самый обычный день.

До недавнего времени мы хотя бы обменивались открытками, а теперь, когда и этот ритуал накрылся медным тазом, у меня внутри зреет какое-то нехорошее чувство, но я пытаюсь его игнорировать, когда еду на работу.

В офисе другую личную помощницу дожидается букет красных роз от ее нового бойфренда. На то он и новый, утешаю я себя, когда весь секретариат собирается кружком и принимается охать и ахать на все лады. Им надо делать красивые жесты – это почти обязанность. И мне на память приходит Валентинов день многолетней давности, когда я еще служила в театре. Я только вышла после рождения Спенсера и работала на постановке, которая шла с огромным трудом. Посреди репетиции мне принесли от Энди огромный букет розовых лилий и гипсофил. Все актеры и постановочная группа собрались вокруг меня и поздравляли, а я краснела от удовольствия.

«Моей восхитительной суперженщине» – красовалось на открытке.

В другой раз Энди попросил исполнить для меня песню по радио – это было в ту пору, когда такое еще практиковалось. Тогда мы только начали встречаться, познакомившись на вечеринке, отвратительной во всех смыслах, и он записывал сборники песен и появлялся у меня под дверью в два часа ночи – слегка подшофе и со словами любви, а я, прослушав три секунды, делала вид, что мне безумно нравится, а потом втягивала его в квартиру и буксировала на кровать.

В те времена нам не нужен был Валентинов день, чтобы оказывать знаки внимания. Мы с Энди все время посылали друг другу по почте открытки и письма. Если он оставался у меня на ночь и уходил прежде, чем я просыпалась, нередко у чайника обнаруживалась трогательная или забавная записка от него. Я рисовала ему глупые картинки, чтобы он улыбнулся, обнаружив их в холодильнике. Сейчас я думаю, что День святого Валентина более актуален в многолетнем браке, типа нашего, когда он служит напоминанием о том, что надо предпринять усилие, вспомнить о партнере и сделать так, чтобы он почувствовал себя по-особому. Но в нашем случае момент упущен, по крайней мере в этом году. Поскольку «Валентин» не отмечается, вечером мы никуда не идем и никакого праздничного ужина только для нас двоих в планах нет.

Дома после работы я говорю себе, что оно и к лучшему, потому что 14 февраля в рестораны не попасть, а еще там бывает специальное «валентиновое» меню – по сути, самое обычное, только с «пикантными коктейлями» и с желе из розового шампанского, точно это и есть воплощение романтики. Я почти убедила себя в том, что идти куда-то со второй половинкой в Валентинов день – это пошло и даже несколько постыдно (кому хочется идти в ресторан только потому, что к этому призывает день календаря? Потому что так, блин, принято!), и тут Энди заявляет, что у него встреча – с кем-то другим!

– Пропустим по паре стаканчиков, – говорит он, мимоходом целуя меня. – Я ненадолго. Извини, совсем из головы вылетело, какой сегодня день. Ты ведь не против, да? – Муж принимает страдальческий вид.

– Конечно, нет.

А что еще я могу сказать? Раз «Валентина» мы не отмечаем, глупо устраивать скандал. Да и чем мы занимались бы? Смотрели телевизор?

По прошествии часа или чуть больше я, по-прежнему раздраженная и вялая, отправляю эсэмэс своей приятельнице Шелли, что благоверный пошел встречаться с приятелями, а мне по фигу. Ее друг Лоренс, оказывается, на работе. Мы решаем, что она должна немедленно приехать ко мне (Иззи уже в кровати, а у Шелли детей нет).

У меня твердый настрой на сегодняшний вечер – быть в тонусе и на позитиве. Шелли – соцработник с неподъемной нагрузкой, поэтому излияния на тему о том, что Энди я противна, ей совсем не нужны. Но после большого бокала вина правда вылезает наружу: что легкое презрение становится для него нормой жизни, что в целом он равнодушен и что без секса со мной у него все просто зашибись. Что Энди всегда увиливает от него под каким-нибудь предлогом, а мне при этом бывает из ночи в ночь так дерьмово, так погано, что теперь я даже не пытаюсь.

Что порой я стою голая перед большим зеркалом, смотрю на свое немолодое тело, на обвислые сиськи и дряблый живот, и думаю: неудивительно, что его ко мне не тянет. Да и кого потянет?

– Неужели все настолько просто? – спрашиваю я у Шелли. – Что ему в принципе больше не нравится то, что он видит?

– Да нет же, – возражает она. – Ты замечательная, Вив. Не сходи с ума. Если он не понимает, как ему повезло, то он идиот, – она замолкает. – Возможно, это вообще с тобой не связано. Уверена, это все его работа. Вероятно, он просто устал, перенапрягся или самоуспокоился…

– Или я в молодые годы исчерпала всю положенную мне квоту, – перебиваю я, доверху наполняя ее бокал.

– Ты имеешь в виду секса?

– Ага.

– Сомневаюсь, что это так работает, – криво улыбается Шелли. Она сидит на диване, поджав под себя ноги в чулках, и поправляет свои шикарные каштановые волосы.

– Как знать. Бывает же пресыщение. Типа когда объешься чем-нибудь, а потом терпеть это не можешь.

– Ну да. К примеру, хумусом, – ее передергивает. – Меня тошнит от одного его запаха.

– А меня – от йогурта с клубничным вареньем. Иззи его обожала, и я всегда съедала стаканчик с ней за компанию. Но однажды – как отрезало, и с тех пор все.

– Больше не тянет на клубничку? – смеется подруга.

– Ага. Видеть ее не могу. Может, и с Энди случилось такое, и теперь я для него вроде клубнички.

– Да нет, – горячо протестует она.

– Или ему неприятна растительность у меня на лице?

– Не говори ерунды!

– Очень вероятно, – твердо заявляю я. – Сегодня утром я обнаружила очередной волосок – длинный и толстый, как проводок из допотопного радиоприемника…

– Которые потом стали беспроводными?

– Точно, – киваю я.

– У меня тоже есть такой на подбородке. Не могла поверить, что он на мне вырос.

– Встречаются и другие, которые помягче, – добавляю я. – Они почти не видны, но точно есть, вроде пушка. Неудивительно, что он не хочет заниматься со мной сексом, потому что еще немного – и я превращусь в козу.

– И заработаешь на этом кучу бабла, – ржет она.

Болтовня с Шелли здорово меня подбадривает, потому что, когда рассказываешь о том, что тебя «не хотят», это звучит смешно и глупо, и кажется, что все можно уладить с помощью «разговора по душам».

– Ты же поговоришь с ним? – спрашивает Шелли перед уходом. – И выяснишь, в чем дело?

Я обещаю, что да.

Мы в постели, и он увлеченно читает увесистый психологический триллер. Я откашливаюсь.

– Энди?

– М-м-м? – Он не отрывает взгляда от книги.

– Слушай, этот пот и все, что со мной происходит, – начинаю я издалека.

– Да?

– Ну… – я замолкаю. – Это… тебе мешает, ну… заниматься этим?

Он поворачивается и непонимающе смотрит на меня.

– Чем этим? Что ты имеешь в виду?

Что, скажите на милость, я могу иметь в виду? Однодневные вылазки на побережье?

– Этим, – бормочу я. – Ты сам знаешь, о чем я.

О господи, почва стремительно уходит из-под ног. Как глупо! Мы живем вместе двадцать пять лет. Он держал мне волосы, когда я блевала из-за испорченных устриц на свадьбе его младшего брата. Он видел, как я рожала двух наших детей. Не сказать, чтобы ему это очень понравилось, а с Иззи он даже отвлекался на телефон, но все равно это безумие, что мне так стыдно.

– Этим? – отчетливо произносит он. – Ты имеешь в виду, э-э…

– Да, – с горящими щеками говорю я.

– Нет, не мешает, – муж хмуро смотрит на меня. – Почему ты так решила?

Потому что у тебя то и дело острый приступ ишиаса, что, впрочем, не препятствует тебе таскаться по пабам…

– Я просто предположила, – коротко говорю я.

Он снова утыкается в книгу, а я делаю вид, что читаю свою, хотя на самом деле пробегаю глазами один и тот же абзац. А что, если взять «Бесподобного мистера Фокса», которого мы сейчас читаем с Иззи?

Я решаю зайти с другого бока:

– Как думаешь, может, мне попробовать заместительную гормонотерапию?

Энди недоуменно смотрит на меня, что было бы понятно, не будь он эндокринологом, т. е. врачом по гормонам, который знает их как облупленных. И не каким-нибудь завалящим, а видным, который ездит по стране с лекциями на эту тему – но до жены у него, судя по всему, руки не доходят. Это слишком хлопотно. Все, что способен выдать этот прославленный специалист, это: «Не знаю, дорогая. Решай сама».

Я впадаю в ступор, не понимая, как на такое реагировать. Может, я веду себя неадекватно? Может, обращаться за профессиональным советом к мужу – это дикость? Джулз считает иначе. Эрл – кровельщик и на раз-два решает все проблемы с водостоками. Когда у них обветшал гараж, он попросил его снести и взамен собственными руками построил новый.

У меня начинает щипать глаза, я чувствую, что еще немного – и зареву. «Не раскисай!» – уговариваю я себя. Как предположила Шелли, вероятно, он просто устал и перенапрягся. Подождем, пока он станет сговорчивее.

– Я просто хочу узнать твое мнение, – рявкаю я. – Может, вместо того чтобы терпеть эти ужасные симптомы, мне нужно что-то предпринять, а? Иногда мне кажется, что я схожу с ума…

– Ну да. Наверное, тебе стоит посоветоваться с врачом, – соглашается Энди, и тут у меня начинается такое сердцебиение, что грудная клетка того и гляди разорвется. «Я уже советуюсь с врачом», – хочется крикнуть мне. Он лежит в полосатой пижаме в полуметре от меня, и ему глубоко плевать.

Энди переворачивает страницу, а я смотрю на него негодующим взглядом. Почему он не хочет мне помочь? Разве он не видит, что я вязну в трясине беспокойства и стресса?

Он зевает и кладет книгу на ночной столик, а я говорю себе успокоиться и не устраивать трагедии по всякому поводу. Вместо этого, как я недавно прочитала, нужно сосредоточиться на положительных моментах климакса, а именно на возможности наслаждаться сексом (как же!) без страха забеременеть и ощущать себя мудрой зрелой женщиной – грациозной и элегантной, – точно все мы, блин, Хелен Миррен с очерченными скулами и по-прежнему легко влезаем в десятый размер джинсов.

Энди выключает у себя свет, мы сухо желаем друг другу спокойной ночи, и я пытаюсь убедить себя в том, что это поведение нормального мужчины. В конце концов, он много работает в больнице, и только консультаций для домочадцев ему не хватало. Будь он шеф-поваром, я ведь не стала бы требовать от него с порога сварганить для меня карбонару?

Значит, с нашим браком, наверное, все в порядке. Или нет?