Текст книги "Жизнь-в-сновидении. Посвящение в мир магов"

Глава 5

Не обращая внимания на колючий кустарник, я мчалась вслед за собакой, которая с бешеной скоростью неслась через заросли полыни. Ее золотистая шерсть, то и дело мелькавшая меж диких благоухающих кустов, вскоре совсем пропала у меня из виду, и мне приходилось ориентироваться лишь на ее лай, который становился все тише и тише, замирая в отдалении.

Я с тревогой заметила, что вокруг меня сгущается туман. Он плотной стеной окружил то место, где я стояла, и в считанные секунды небо совсем пропало из виду. Послеполуденное солнце, напоминавшее тлеющий огненный шар, едва можно было различить. И величественный вид на залив Санта-Моника, сейчас уже скорее воображаемый, чем видимый с горного хребта Санта-Сьюзана, исчез с невероятной скоростью.

Меня не беспокоило то, что я потеряла из виду собаку. Однако я представления не имела, как разыскать то скрытое от людских глаз место, которое мои друзья избрали для нашего пикника. Да и где проходит та тропа, по которой я ринулась вслед за собакой?

Я сделала несколько неуверенных шагов примерно в том направлении, куда убежала собака, и тут меня что-то остановило. Сквозь небольшой просвет в тумане я увидела, как вверху вдруг возникла и стала спускаться ко мне крошечная светящаяся точка. За ней последовала еще одна, и еще, – словно маленькие огоньки, нанизанные на невидимую нить. Огоньки мерцали и колебались в воздухе, а затем, когда они уже должны были достичь меня, – исчезли, будто их поглотил окружавший меня туман.

Поскольку они пропали передо мной всего лишь в нескольких футах, я двинулась вперед, поближе, полная желания исследовать это необычное явление. Напряженно вглядываясь в туман, я увидела темные человеческие силуэты, парящие в воздухе на высоте двух-трех футов от земли. Они перемещались так, словно ходили на цыпочках по облакам. Я сделала еще несколько нерешительных шагов и остановилась, поскольку туман сгустился и поглотил их.

Я стояла неподвижно, не зная, что делать. Меня охватил какой-то совершенно необычный испуг. Это не был обычный знакомый испуг, – он был какой-то телесный, как будто находился у меня в животе. Должно быть, такой испуг ощущают животные. Я не знаю, как долго я там стояла. Когда туман достаточно рассеялся и я снова смогла видеть, я заметила слева от себя на расстоянии пятидесяти футов двух мужчин, которые, скрестив ноги, сидели на земле. Они негромко говорили друг с другом. Впечатление было такое, что их голоса долетали отовсюду, подхваченные напоминавшими мягкие комки хлопка клочьями тумана. Я не понимала, о чем они говорят, но почувствовала себя спокойнее, уловив несколько слов из их беседы – говорили они на испанском.

– Я заблудилась! – прокричала я по-испански.

Оба медленно повернулись, на их лицах была видна нерешительность и удивление, словно их взору предстал призрак. Я поспешно оглянулась в надежде увидеть позади себя то, что вызвало у них такую необычную реакцию. Но там ничего не было.

Рассмеявшись, один из мужчин поднялся, потянулся, расправляя свои конечности, пока в суставах не раздался хруст, и преодолел разделявшее нас расстояние быстрыми широкими шагами. Он был невысокого роста, молодой, крепкого сложения, с широкими плечами и крупной головой. Его темные глаза светились веселым любопытством.

Я рассказала ему, что бродила с друзьями по окрестностям и заблудилась, погнавшись за их собакой.

– Я понятия не имею, как теперь к ним вернуться, – закончила я свой рассказ.

– В этом направлении дальше идти нельзя, – предупредил он меня. – Мы стоим на краю обрыва.

Он уверенно взял меня за руку и подвел к самому краю пропасти, который был не далее чем в десяти футах от того места, где я остановилась.

– Мой друг, – продолжал он, указав на другого мужчину, который по-прежнему сидел, уставившись на меня, – как раз закончил рассказывать мне, что здесь под нами внизу находится древнее индейское кладбище, и тут возникла ты, едва не напугав нас до смерти.

Он изучающе поглядел на мое лицо, на мою длинную светлую косу и спросил:

– Ты шведка?

Все еще сбитая с толку тем, что этот парень сказал о древнем кладбище, я неподвижно вглядывалась в туман. При обычных обстоятельствах я, как студент-антрополог, горела бы желанием разузнать поподробнее о древнем индейском кладбище. Однако в данный момент мне это было совершенно безразлично, даже если оно действительно скрывалось в этой туманной пустоте. Моя мысль вертелась вокруг одного – если бы меня не отвлекли те огоньки, то я вполне могла бы быть погребена там сама.

– Ты шведка? – повторил парень.

– Да, – соврала я и тут же об этом пожалела, но не знала, как поправить положение, не потеряв при этом лицо.

– Ты великолепно говоришь по-испански, – заметил он. – У шведов необыкновенные способности к языкам.

Я почувствовала себя ужасно виноватой, однако не смогла удержаться, чтобы не добавить, что жителям Скандинавии приходится по необходимости учить разные языки, если они хотят общаться с остальным миром.

– К тому же, – созналась я, – я росла в Южной Америке.

Непонятно почему, но эта информация, кажется, сбила молодого человека с толку. Он покачал головой, словно не веря, затем надолго замолчал, погрузившись в раздумья. Затем, как будто придя к какому-то решению, он проворно ухватил меня за руку и повел к тому месту, где сидел его приятель.

У меня не было желания попадать в чье-либо общество. Я хотела поскорее вернуться к своим друзьям. Но рядом с этим парнем мне было так легко, что вместо того, чтобы попросить его отвести меня к тропе, я рассказала ему во всех подробностях об огоньках и человеческих силуэтах, которые я только что видела.

– Как странно, что дух уберег ее, – пробормотал сидевший мужчина, словно обращаясь к самому себе. Он нахмурился, сдвинув свои темные брови. Однако обращался он, конечно же, к своему товарищу, который буркнул что-то ему в ответ, – мне не удалось уловить, что именно. Они обменялись таинственными взглядами, усилив тем самым мое чувство неловкости.

– Прошу прощения, – сказала я, обращаясь к сидящему, – я не поняла, что вы сказали.

Он уставился на меня мрачным, вызывающим взглядом.

– Ты была предупреждена об опасности, – ответил он низким звучным голосом. – Эмиссары смерти пришли тебе на помощь.

– Кто? – вопрос вырвался помимо моей воли, хотя я прекрасно поняла его слова.

Я пригляделась к нему внимательнее. На какое-то мгновение у меня возникла уверенность, что я этого человека знаю, но когда я стала всматриваться дольше, то поняла, что никогда раньше его не видела. И все же полностью отделаться от чувства, что он мне знаком, я не могла. Он был не столь молод, как его товарищ, однако старым его тоже нельзя было назвать. Конечно же, индеец. У него была темно-коричневая кожа, черные волосы с синеватым отливом – прямые и толстые, словно стебли травы. Но почти знакомы мне были не только внешние его черты – он был угрюм, причем так, как могу быть угрюмой только я.

Похоже, мой изучающий взгляд заставил его почувствовать себя неловко, и он резко встал.

– Я доставлю тебя к твоим друзьям, – буркнул он. – Следуй за мной и не вздумай падать вниз. Ты упадешь мне на голову и погубишь нас обоих, – добавил он грубовато.

Прежде чем мне представилась возможность сказать, что я не какой-нибудь неуклюжий мешок, он уже двигался вниз по весьма крутому склону горы с противоположной от обрыва стороны.

– Вы знаете, куда идете? – прокричала я ему вдогонку. Мой голос от волнения прозвучал излишне резко.

Я не представляла себе, где мы находимся, – не могу сказать, что обычно это у меня хорошо получалось, – но я и не думала, что, преследуя собаку, взобралась на холм.

Мужчина обернулся, на его лице на мгновение вспыхнула лукавая белозубая улыбка, однако глаза его не смеялись. Он взглянул на меня мрачным каменным взглядом.

– Я веду тебя к твоим друзьям, – это было все, что он сказал в ответ.

Он мне не нравился, однако я ему поверила. Он был не слишком высок – где-то пять футов десять дюймов – и не широк в кости, но фигура его своей массивностью и компактностью производила впечатление коренастого человека. В тумане он передвигался с исключительной уверенностью, легко и грациозно ступая там, где, как мне казалось, был вертикальный обрыв.

Тот, что был помоложе, спускался позади меня, помогая мне всякий раз, когда я оказывалась в затруднительном положении. Своими заботливыми манерами он походил на старинного джентльмена. У него были сильные, красивые и невероятно мягкие руки. Сила его поражала. Он несколько раз с легкостью поднимал меня в воздух и проносил над своей головой. Возможно, это был не столь уж великий подвиг, учитывая мой ничтожный вес, однако если принять во внимание то, что он стоял при этом на глинистых ступеньках и был всего лишь на два-три дюйма выше меня, то выглядело это весьма впечатляюще.

– Ты должна поблагодарить эмиссаров смерти, – настойчиво заявил мужчина, который вел нас, как только мы добрались до ровной земли.

– Да ну? – спросила я насмешливо.

Мысль о том, что нужно говорить «спасибо» каким-то «эмиссарам смерти», показалась мне смешной.

– И что, мне теперь на колени становиться? – поинтересовалась я, не удержавшись и хихикнув.

Мужчина и не думал, что для меня это шутки. Он положил руки на пояс и посмотрел мне прямо в глаза. На его узком скуластом лице не было и тени улыбки. Что-то угрожающее было в его позе, в раскосых темных глазах, в его мохнатых бровях, которые мостом сходились над его точеным носом. Он резко повернулся ко мне спиной, отошел и уселся на ближайший камень.

– Мы не покинем это место, пока ты не поблагодаришь эмиссаров смерти, – заявил он.

Внезапно меня словно громом поразило – я осознала, что я одна нахожусь невесть где в тумане в компании двух странных людей, один из которых, возможно, опасен. Я поняла, что он не двинется с места, пока я не выполню его нелепое требование. К моему изумлению, вместо того, чтобы испугаться, я почувствовала, что готова рассмеяться.

Всепонимающая улыбка на лице молодого парня ясно свидетельствовала: он знает, о чем я думаю, и это немало его забавляет.

– Пожалуй, на колени можно и не становиться, – сказал он мне, а затем, не в силах дальше сдерживать веселье, расхохотался.

Его смех звучал ясно и отрывисто, он словно камешками рассыпался повсюду вокруг меня. У него были снежно-белые, совершенно ровные, как у ребенка, зубы. Его лицо выглядело озорным и в то же время мягким.

– Достаточно просто сказать «спасибо», – подсказал он мне. – Скажи. Что ты при этом потеряешь?

– Я чувствую себя глупо, – сказала я ему доверчиво, намеренно пытаясь склонить его на свою сторону. – Я не стану этого делать.

– Почему? – спросил он меня без всякого осуждения. – На это уйдет какая-то секунда, к тому же, – улыбаясь, подчеркнул он, – это совершенно не больно.

Я невольно хихикнула.

– Мне жаль, но я не могу этого сделать, – повторила я. – Такая уж я есть. Всякий раз, когда кто-то настаивает, что я должна что-то сделать, я не хочу этого делать, злюсь и упираюсь.

Парень задумчиво кивнул; его глаза глядели в землю, подбородок покоился на кулаках.

– Однако факт, что нечто помогло тебе избежать увечья, а возможно и гибели, – промолвил он после длинной паузы. – Нечто необъяснимое.

Мне пришлось согласиться с ним. Я даже призналась, что для меня все это выглядит совершенно непостижимым, и попыталась сказать что-то о явлениях, которые происходят случайно в нужное время и в нужном месте.

– Все это очень правильно, – ответил он, затем улыбнулся и весьма смело коснулся моего подбородка. – Но это ничего не объясняет в твоем случае. Ты получила дар. Называй того, кто его тебе дал, случайностью, стечением обстоятельств, цепью событий или как угодно еще, но факт остается фактом – тебя уберегли от увечий и боли.

– Возможно, вы и правы, – согласилась я кротко. – Мне следовало бы проявить большую благодарность.

– Не проявлять большую благодарность, а чувствовать себя более гибко и раскованно, – сказал он и расхохотался.

Заметив, что я начинаю злиться, он широко развел руки, словно пытаясь охватить окружающие нас заросли полыни.

– Мой друг считает, что виденное тобой связано с индейским кладбищем, посреди которого мы сейчас и находимся.

– Я не вижу никакого кладбища, – возразила я, защищаясь.

– Его непросто разглядеть, – объяснил он, глядя на меня прищуренным взглядом, будто у него что-то случилось со зрением. – И не туман мешает его увидеть. Даже в ясный солнечный день здесь ничего не видно, кроме зарослей полыни. – Он стал на колени и, улыбаясь, посмотрел на меня снизу вверх. – Однако опытный глаз приметит, что эти заросли имеют необычную форму.

Он лег на землю плашмя, голову наклонил влево и жестами предложил мне сделать то же самое.

– Только так это можно разглядеть отчетливо, – пояснил он, когда я улеглась рядом с ним на землю. – Я бы этого ни за что не узнал, если бы не мой друг, который знает множество разных интересных и увлекательных вещей.

Поначалу я не увидела ничего; затем один за другим моему взору стали открываться камни, спрятанные в хитросплетении травяных зарослей. Они были темные и блестящие, словно их умыл туман, и выстроились в круг, больше напоминая собой некие существа, чем просто камни.

Я едва не вскрикнула, когда поняла, что круг камней представляет собой точное подобие круга человеческих фигур, которые я видела ранее в тумане.

– Теперь я и вправду напугана, – пробормотала я, тревожно поеживаясь. – Я рассказала вам, что видела человеческие силуэты, выстроившиеся в круг. – Я глянула на него, чтобы посмотреть, не сквозит ли в его лице насмешка или неодобрение, а затем добавила: – Это полный абсурд, но я почти могу поклясться, что эти камни и есть люди, которых я видела.

– Я знаю, – прошептал он так тихо, что мне пришлось придвинуться к нему поближе. – Все это очень таинственно, – продолжал он. – Мой друг, который, как ты уже, должно быть, заметила, по происхождению индеец, говорит, что на некоторых индейских кладбищах имеется ряд или круг из каменных валунов. Эти валуны – эмиссары смерти. – Он изучающе посмотрел на меня, словно желая убедиться, что приковал к себе все мое внимание, и уверенно добавил: – Они – это эмиссары, имей в виду, а не символы, изображающие эмиссаров.

Я продолжала смотреть на парня широко раскрытыми глазами, но не только потому, что не знала, какие выводы делать из его утверждений, – дело в том, что, когда он говорил и улыбался, его лицо непрерывно менялось. Не то чтобы менялись черты его лица, но оно то было лицом шестилетнего ребенка, то лицом семнадцатилетнего юноши, а иногда – лицом старика.

– Это какое-то странное поверье, – продолжал он, похоже, не обратив внимания на мой пристальный взгляд. – И я не слишком-то серьезно к нему относился, пока ты не свалилась с неба как раз в тот момент, когда мой друг рассказывал мне об эмиссарах смерти, – и не поведала о том, что только что видела. Если бы я был по своей природе недоверчив, – добавил он, и в его голосе вдруг появились угрожающие нотки, – я бы решил, что вы с ним сговорились.

– Я его в первый раз вижу! – бросилась я защищать себя, возмущенная одним лишь его намеком, затем тихо прошептала, так, чтобы только он один мог меня слышать: – Если честно, то от вашего друга у меня по коже мурашки бегают.

– Если бы я был по своей природе недоверчив, – повторил молодой человек, не обращая внимания на то, что я его перебила, – я решил бы, что вы с ним на самом деле пытаетесь меня напугать. Однако недоверчивость мне не свойственна. Поэтому все, что мне остается, – оставить в покое свои суждения и полюбопытствовать насчет тебя.

– Незачем обо мне любопытствовать, – ответила я раздраженно. – К тому же я все равно ничего не понимаю в той чепухе, что вы тут мелете.

Я гневно взглянула на него. Он больше не внушал мне никакой симпатии. Теперь и от него у меня по коже побежали мурашки.

– Он говорит о благодарности эмиссарам смерти, – вмешался тот, что был старше. Он подошел к нам и уставился на меня сверху вниз чрезвычайно странным взглядом.

Полная страстного желания поскорее убраться с этого места и от этих двух сумасшедших, я вскочила и прокричала слова благодарности. Мой голос эхом отозвался в зарослях, словно они обратились в скалы. Я вслушивалась, пока отзвуки моего голоса совсем не затихли. А затем, словно одержимая, совершенно наперекор собственному здравому смыслу, я стала выкрикивать «спасибо» снова и снова.

– Я уверен, что эмиссары более чем довольны, – сказал младший из двух, легонько похлопав меня по икре.

Расхохотавшись, он перевернулся на спину. Удивительная сила была в его глазах, в очаровательной мощи его смеха. Я ни на мгновение не усомнилась, невзирая на его веселье, что и в самом деле поблагодарила эмиссаров смерти. И что самое странное, я чувствовала, что нахожусь под их защитой.

– Кто вы такие? – я адресовала свой вопрос младшему парню.

Он одним быстрым плавным движением вскочил на ноги.

– Я – Хосе Луис Кортез, но друзья зовут меня Джо, – представился он, приготовившись пожать мне руку. – А это мой друг – Гумерсиндо Эванс-Притчард.

Из опасения, что от такого имени я громко расхохочусь, я прикусила губу и принялась чесать воображаемый укус на колене.

– Наверное, блоха, – сказала я, поглядывая то на одного из них, то на другого. Они в свою очередь уставились на меня, лишив возможности потешиться этим именем. На их лицах было такое серьезное выражение, что мой смех тут же пропал.

Гумерсиндо Эванс-Притчард взял мою руку, вяло свисавшую вдоль тела, и энергично потряс ее.

– Я рад с тобой познакомиться, – сказал он на чистейшем английском языке с первоклассным британским акцентом. – Я уж было подумал, что ты – эдакая зазнавшаяся п…[5]5
  Грубая брань. В оригинале – «cunt». Выражение грубое, но заменить или смягчить его не удалось. Гумерсиндо этим словом изрядно шокировал Флоринду (поэтому выражение должно быть крепким), видимо, этого он и добивался (см. контекст). Так что остается надеяться на понимание и крепкие нервы читателей. – Прим. перев.


[Закрыть].

Мой рот раскрылся, а глаза вылезли из орбит. И хотя что-то во мне отметило, что его слова означали скорее комплимент, чем оскорбление, мой шок был столь силен, что я стояла, словно парализованная. Особым пуританством я не отличалась – при соответствующих обстоятельствах я могла переплюнуть кого угодно, – но в самом звучании слова cunt для меня было что-то столь потрясающе обидное, что оно лишило меня дара речи.

Джо пришел мне на выручку. Он извинился за своего друга, объяснив, что Гумерсиндо – непримиримый борец с общественными предрассудками. И прежде, чем мне представилась возможность сказать, что по моим понятиям он явно перешел все рамки приличия, Джо добавил, что Гумерсиндо вынужден быть борцом с общественными предрассудками и это связано с тем фактом, что он носит фамилию Эванс-Притчард.

– Это не должно никого удивлять, – заметил Джо. – Его отец был англичанином, который бросил его мать, индейскую женщину из Джелиско, еще до рождения Гумерсиндо.

– Эванс-Притчард? – повторила я, все еще защищаясь, затем повернулась к Гумерсиндо и поинтересовалась, кажется ли ему нормальным, что Джо выдает первой встречной фамильные секреты, бросающие на него тень.

– Нет никаких бросающих тень секретов, – ответил за своего друга Джо. – И знаешь почему? – Он сковал меня взглядом своих сияющих темных глаз, которые не были ни карими, ни черными, но скорее цвета спелых вишен.

Я беспомощно покачала головой, желая сказать «нет», мое внимание было приковано к его непреодолимому взгляду. Казалось, что один глаз смеется надо мной, другой же был чрезвычайно серьезен, в нем сквозило что-то зловещее и угрожающее.

– То, что ты называешь секретами, бросающими тень, – для Гумерсиндо источник силы, – ответил Джо на свой собственный вопрос. – Известно ли тебе, что его отец – ныне знаменитый английский антрополог? Гумерсиндо ненавидит его лютой ненавистью.

Гумерсиндо едва заметно кивнул, словно этой ненавистью гордился.

Я едва могла поверить, что мне подвернулась такая удача. Они имели в виду, скорее всего, Е. Е. Эванса-Притчарда, одного из самых значительных социальных антропологов ХХ века. И как раз в этом семестре я занималась в стенах UCLA[6]6
  UCLA – Univercity of California in the Los Angeles. – Прим. перев.


[Закрыть] изучением работ по истории социальной антропологии и биографий исследователей, внесших наиболее значительный вклад в эту область.

Вот это да! Мне пришлось сдержать себя, чтобы не закричать во весь голос и не запрыгать от возбуждения. Появиться с таким интригующим секретом! Знаменитый антрополог соблазняет и впоследствии бросает индейскую женщину. Меня ни капли не беспокоил тот факт, что Эванс-Притчард не проводил никаких исследований на территории Мексики, – он в основном был известен своими работами в Африке, – я была уверена, что непременно обнаружу, что в один из его визитов в Соединенные Штаты он заезжал в Мексику. Подтверждение тому стояло прямо передо мной.

Радостно улыбаясь, я поглядывала на Гумерсиндо; мысленно я пообещала себе, что, конечно же, не стану обнародовать факты без его разрешения. Ну разве что расскажу что-нибудь одному из своих профессоров, – думала я. В конце концов, не каждый день попадает в руки такая информация.

В моем уме вертелись разные возможности. Это могла бы быть, скажем, небольшая лекция для нескольких избранных студентов дома у одного из профессоров. Мысленно я уже выбрала профессора. Нельзя сказать, что он мне особенно нравился, но мне импонировало то, что он старался произвести впечатление на своих студентов в какой-то немного детской манере. Время от времени мы собирались у него дома. И каждый раз, когда я там бывала, я обнаруживала на его рабочем столе как бы по ошибке забытую там записку, написанную ему знаменитым антропологом Клодом Леви-Строссом.

– Ты не сказала нам, как тебя зовут, – вежливо поинтересовался Джо, мягко дергая меня за рукав.

– Кармен Гебауэр, – ответила я без колебаний, назвавшись именем одной из подруг детства.

Чтобы облегчить дискомфорт и чувство вины от того, что я вновь с такой легкостью сказала неправду, я спросила Джо, не из Аргентины ли он. Получив в ответ удивленное выражение лица, я поспешила добавить, что у него определенно аргентинская интонация в голосе.

– Даже несмотря на то, что внешность у тебя не аргентинская, – добавила я.

– Я мексиканец, – ответил он. – А судя по твоему акценту, ты выросла либо на Кубе, либо в Венесуэле.

У меня не было желания продолжать дальше эту линию разговора, и я быстро переменила тему.

– Знаешь ли ты, как мне снова выбраться на тропу? – спросила я, внезапно озабоченная тем, что мои друзья уже, пожалуй, волнуются.

– Нет, я не знаю, – признался с детской непосредственностью Джо. – Но Гумерсиндо Эванс-Притчард знает.

Гумерсиндо повел нас через густые заросли вверх по узкой тропинке на другой стороне горы. И вскоре до нас донеслись голоса моих друзей и лай их собаки.

Я почувствовала сильное облегчение и в то же время была разочарована и озадачена тем, что ни один из мужчин не попытался выяснить, как меня можно будет найти.

– Я уверен, что мы еще встретимся, – небрежно бросил Джо на прощание.

Гумерсиндо Эванс-Притчард удивил меня тем, что галантно поцеловал мне руку. Он сделал это так естественно и грациозно, что мне даже не пришло в голову над ним посмеяться.

– Это у него в генах, – пояснил Джо. – Несмотря на то что он лишь наполовину англичанин, его изысканность безукоризненна. Он исключительно галантен!

Не сказав больше ни слова и не оглядываясь, оба они растворились в тумане. Я очень сомневалась, что когда-нибудь снова их увижу. Переполненная чувством вины за то, что солгала по поводу своего имени, я была готова броситься им вдогонку, но в эту минуту меня едва не повалила на землю собака моих друзей, которая прыгнула на меня, пытаясь лизнуть в лицо.