Текст книги "Глядя на море"

– Привет! – бросила ей Надя, войдя в кабинет. – Корантена нет?

– Только что ушел.

– А-а, черт побери, мне нужно было его кое о чем спросить… но я знаю, что он очень занят.

– А с кем он еще работает, помимо нас?

– Вы сказали «нас», – заметила Надя. – Вы ведь тоже начинаете чувствовать себя причастной к общему делу, не так ли? Корантен ведет бухгалтерию в одной крупной компании. Ничего общего с нашим маленьким делом. Он – эксперт-бухгалтер и пользуется отменной репутацией. Для него все дороги открыты. Я думаю, он остается в наших рядах скорее из симпатии. Он очень любит Матье, да и остальных тоже.

Анжелика отметила восхищенный, невольно загоревшийся радостью взгляд Нади. Каждый раз, когда речь заходила о Корантене, в ее голосе появлялись мягкие нотки. Но такую же нежность проявляла она и по отношению к Матье. Вероятно, она не могла не восхищаться талантливыми руководителями-мужчинами. К несчастью для нее, Корантен, похоже, нисколько ею не интересовался.

– А сколько ему лет? – поинтересовалась Анжелика.

– Двадцать восемь.

И это, безусловно, огорчало ее, так как он по сравнению с Надей был малолеткой.

– А вам?

– Что за допрос? Кстати, это нескромно… Но я никогда не скрываю возраст: мне недавно стукнуло сорок. В следующем месяце я планирую организовать по этому поводу небольшую вечеринку. Только бы Матье пришел в себя к этому времени!

Если судить по поведению отца, Анжелика в этом сильно сомневалась.

– Посмотрим, – уклончиво ответила она.

Собрав документы Корантена в сумочку, она вышла из кабинета в сопровождении Нади. На нижнем этаже книжного магазина царило привычное оживление, однако Надя успела шепнуть ей на ушко, что продажи продолжают падать.

– Наши продавцы из сил выбиваются, рекомендуя клиентам те или иные книги, но у них нет того запала, что у Матье, к тому же сами-то они куда как менее начитанны. Ладно, сейчас я вас должна покинуть. Пойду вселять боевой дух в свои войска!

Анжелика вышла из магазина с тяжелым чувством. В течение нескольких месяцев ситуация могла стать катастрофической. Не стоило ли рассмотреть вопрос о сокращении числа сотрудников? Или снизить объем заказов? Нет, завсегдатаи магазина этого бы не поняли. Они высоко ценили всегда доступную помощь работников, очень широкий ассортимент литературы, эту особую обстановку – динамичную и в то же время полную теплоты. Все, что сделало магазин Матье таким успешным, должно быть сохранено любой ценой.

«Приходи в себя поскорей, папа! Я не только не знаю, что дальше делать, но и не уверена, что хочу что-то делать вообще! Конечно, я не могу бросить тебя в беде, но такое вовсе не входило в мои жизненные планы. Книжный магазин – это твоя задумка, не моя. В данный момент, например, ты просто мешаешь мне жить моей собственной жизнью, даже если это происходит и помимо твоей воли. Может, именно это я и обязана тебе сказать, чтобы ты хоть как-то отреагировал…»

И это, несмотря на то что все, кому не лень, уже пробовали, и всё оказывалось безуспешным, не вызывало никакого «положительного скачка» у Матье. Так стоило ли возобновлять попытки, которые приводили только к тому, что он все глубже погружался в свое состояние? Выйдя на улицу Фоша, она заметила, что ветер заметно стих. Ей так захотелось спуститься к историческому центру Гавра – «воротам океана», – пройтись по набережной, но она была вынуждена отказаться от прогулки и отправилась по дороге, ведущей к гавани Вобан, чтобы поскорее дойти до своей школы.

* * *

– А потом? – настаивал Бенуа, стараясь говорить спокойно.

– Ну а потом я понял, что смогу чего-то добиться в жизни, только если буду заниматься чем-то связанным с моей страстью к чтению. Но подобных профессий не так уж много, а уж учителем я точно становиться не хотел. Издателем? Редактором? Слишком неопределенно, да и рискованно. Впрочем, мне нравилось беседовать с книголюбами. Попытаться очертить круг их интересов, открыть им совершенно других авторов, найти среди них «братьев по разуму», обсудить ту или иную книгу – все это мне безумно нравилось… Да, стать продавцом книг мне казалось идеальным. Как только я набрался достаточного опыта, мне захотелось открыть собственное дело и обустроить книжную лавку по своему вкусу. А для настоящего успеха был необходим большой магазин, у маленькой лавчонки не было ни единого шанса. В какой-то мере такое положение дел и сейчас, но ведь так было и двадцать лет назад. С тех пор конкуренция, правда, стала еще более жесткой, потому что люди начали заказывать книги по интернету, и уж конечно, я немедленно занялся компьютерами и всем с этим связанным. А знаете, это оказалось просто потрясающе – работать по-другому, не так, как продавцы обычных продуктов.

Матье снова прервался, но Бенуа тотчас подхлестнул его, вставив реплику:

– Продажа всегда предполагает либо продукт, либо услугу.

– Да, но книга – совсем другое дело! Это волшебный и беспрестанно меняющийся мир.

– И все же этого оказалось недостаточно, чтобы сделать вас счастливым.

– Да, да, вернее, не совсем. Нет, хорошо, пусть так. Я просто полагаю, что эта чертова штука, эта проклятая депрессия, если уж употреблять умные слова, что это она сделала меня неспособным испытывать удовольствие. И я ощущаю страшное чувство вины.

– В чем ваша вина?

– В том, что я стал болен, бессилен, сделался причиной стольких разочарований…

– Кого вы разочаровали?

– Прежде всего себя самого. И потом всех тех людей, кого я люблю.

– Они вам об этом сказали?

– А зачем? Я и так вижу. Стать из бойца овощем – очень унизительно!

– Вам важно, что думают о вас другие?

– Я сам так думаю. Я в себе разочаровался.

– И все же вы знаете, что больны, вы сами это только что сказали.

– Невозможно заболеть от работы, когда ты ее любишь! – с яростью возразил Матье.

– Не стоит так думать. Каждый день я вижу таких людей, как вы, потерявших связь со своими реальными возможностями и требующих от себя все больше и больше. Я знаю, что вы не любите термина «выгорание», которое даже произносите сквозь зубы, едва ли не с презрением, но это слово и обозначает тот кризис, который находит свое решение вне условий вашей работы. И упирается он в проблемы куда более давнего порядка.

Матье изменил положение тела и заерзал в кресле.

– Опять возвращение к детству? – он ухмыльнулся.

– Раздражительность и цинизм идут рука об руку с чувством вины, – заметил Бенуа.

Он выждал какое-то время, прежде чем снова ринуться в атаку.

– А почему вы так не хотите говорить о детстве? Может быть, о подростковых годах, первой подружке, драках с братьями или об истории, о которой вы предпочли бы никогда не вспоминать?

– Я не дрался с братьями, они были гораздо старше и всегда очень дружны между собой.

– Вы были козлом отпущения?

– Даже не так. Они попросту меня не замечали.

– Вы бы предпочли, чтобы они нападали на вас?

– Возможно. Мне хотелось просто существовать в их глазах. Как и в глазах матери, я признаю́сь в этом. Но она была еще хуже их, она меня намеренно игнорировала, а они всего лишь случайно не замечали.

– Значит, это плохие воспоминания?

– Ну а вы как думаете?

– У меня не может быть на этот счет никакого мнения, Матье.

Теперь они называли друг друга по именам, что, как предполагалось, должно было создать атмосферу доверия.

Матье в этом сомневался, однако он все больше открывался во время этих сеансов, почти против воли.

– Я услышал, как она однажды сказала соседке, что вполне обошлась бы без последнего сына, что просто ей в очередной раз не повезло.

– Сколько вам тогда было?

– Семь или восемь лет.

– Вы почувствовали себя оскорбленным?

– Да я просто был раздавлен.

Это последнее слово он прошептал, чтобы не дать выйти наружу своему гневу, эмоциям. Вынужденный встать с кресла, он сделал несколько шагов, вернулся к Бенуа и показал рукой на стенные часы.

– У нас осталось еще пять минут, но больше я сегодня не скажу ни слова.

– Отлично. Увидимся в пятницу.

– Не знаю. Когда я возвращаюсь домой, я понимаю, что все это бесполезно.

– Тем не менее вы прихо́дите снова. Вы являетесь сюда добровольно, Матье, вас никто не принуждает.

– У меня нет другого выхода.

– Неплохо, что вы уже хотя бы так думаете.

Матье положил деньги на угол письменного стола, зная, что каждый сеанс оплачивается в тот же день. Выйдя, он на секунду заколебался, но потом решил вернуться домой. У него по-прежнему не возникало ни малейшего желания пойти прогуляться, зайти в бар выпить пива, и, уж разумеется, меньше всего на свете он хотел побывать в книжном магазине. Оказавшись дома, он побродил какое-то время по комнатам и впервые за последние несколько недель почувствовал раздражение от того, что ему нечем заняться. Пока он готовил себе кофе, в форточку кто-то постучал, и он обернулся, взбешенный. Да оставят его когда-нибудь в покое, черт возьми! Готовый послать подальше незваных посетителей, он с удивлением обнаружил за окном двух полицейских в форме.

– Матье Каррер?

– Да.

– Уполномочен заявить, что на вас подана жалоба за нанесение телесных повреждений.

– На меня? – повторил он, ошеломленный.

– По поводу избиения Альбера Дельво, – уточнил полицейский. – Поэтому я вручаю вам повестку, согласно которой вы будете должны явиться в участок для проведения дознания.

Полицейский, который все это изложил, протянул Матье листок, взял под козырек, развернулся и ушел в сопровождении своего напарника. Значит, таким образом кузен Сезара решил ему отомстить за свое неудачное падение на тротуар! Но не было и речи ни о каких «повреждениях»! Матье, много лет занимавшийся дзюдо, прекрасно знал, как без них обойтись, бросая противника на землю. Тем не менее Альбер все же имел шанс неудачно приземлиться, либо он был уж чересчур хлипким. Интересно, что именно он повредил? Сломана ключица? Вывихнуто плечо? Что-то не похоже, чтобы он страдал от дикой боли, когда уходил от него! Само по себе выражение «телесные повреждения» было слишком расплывчатым. Несомненно, ему помогли в этом какой-нибудь посочувствовавший медик и в особенности свидетельство сестры. У Альбера была возможность возвести этот жалкий инцидент в степень, которая могла стать серьезной проблемой для Матье.

– Да не все ли мне равно, – он вздохнул. – Я могу заплатить штраф или даже сесть в тюрьму, почему бы и нет, по крайней мере, меня оставят в покое, а я ничего больше и не хочу!

Сказав это, он тут же понял, что слукавил. Кузенам Сезара удалось добиться того, что не смог сделать никто: они вывели его из себя, впервые за последние несколько недель у него появилось желание действовать, а вовсе не демонстрировать продиктованную судьбой покорность. Издалека он услышал шум приближавшихся мусоровозов. По крайней мере, сейчас он хоть избавится от громадных мешков, выстроившихся вдоль забора. Внезапно ему в голову пришла мысль: уж не кузены ли Сезара, Альбер и Люси, и были теми скотами, которые вывалили всю эту дрянь к нему в сад? Этот поступок вполне объяснялся их желанием отомстить за непочтительное прощание Матье с ними и его рукоприкладство. Разумеется, это было всего лишь предположение, но вполне правдоподобное.

«Сезар, мой бедный друг, если бы ты не умер, эти двое, безусловно, выпотрошили бы тебя до нитки. Они сделали бы все возможное, чтобы тебя разжалобить, но никогда не решились бы на шантаж или подобное унижение, зная тебя. Почему же они ополчились с такой бешеной злобой на меня? Во имя якобы законных родственных связей? Они почувствовали себя обманутыми, но ведь мы с тобой были довольны нашей договоренностью, ты и я? В любом случае ты их презирал, ты говорил, посмеиваясь, что они не стоили веревки, чтобы их повесить, нет, никогда ты бы не согласился, чтобы им достался дом, в котором ты жил».

Неужели Альбер Дельво думал, что ему достаточно возмутиться и призвать к справедливости, чтобы Матье тут же пошел на попятный или предложил компромисс? Какая глупость!

Полицейские давно исчезли, но Матье все еще стоял на пороге дома с повесткой в руке. Подозревая в подлоге полицию, в нечестности – Дельво, в предательстве – сотрудников своего магазина, в непростительной слабости – свою семью, он наконец-то почувствовал возмущение. И это было уже гораздо лучше, чем его былое пассивное смирение. Он вошел в дом, закрыл дверь, сел на скамейку в кухне и задумался. Первым делом нужно было заказать продукты у бакалейщика и сделать кое-какие запасы. Вторым номером был непременный звонок Тесс, пока та не решила окончательно с ним порвать.

* * *

Пока Матье отсутствовал, на Надю возложили обязанность закрывать магазин по вечерам. По очереди кто-нибудь из сотрудников сопровождал ее, обходя каждый этаж, опуская решетки витрин и отключая электричество, кроме сигнализации. По мере того как гасли огни и владения тьмы постепенно расширялись, книжные полки приобретали странные очертания, придавая магазину фантастический облик.

Послышался шорох эскалатора, который потом замер, сдержанно промурлыкали кондиционеры, прежде чем смолкнуть окончательно, и полная тишина опустилась на прежде оживленное и шумное место. Потом Надя отпустила домой служащего, помогавшего ей, пожелав ему хорошего вечера. Много лет Надя, приходя на работу, чувствовала радость. Она заслужила особое расположение Матье, который хотя и не любил делиться ни с кем властью, однако практически возложил на нее большую ответственность. Она не просто глубоко почитала шефа. Долгое время Надя была тайно влюблена в него, но, прекрасно понимая, что с ним невозможна даже простенькая мимолетная интрижка, а уж тем более что-то более серьезное, она осталась на том месте, которое ей было отведено, и никогда не выдавала своей привязанности. И в первый же раз, когда она увидела Тесс, пришедшую встретить его после работы, она поняла свою ошибку. Ибо вопреки тому, что она думала о своем начальнике, он очень даже мог смотреть на женщину с любовью. Увы. Только этой женщиной была не она! Смирившись и разочаровавшись, Надя решила игнорировать Тесс, которая, впрочем, появлялась редко. После этой неудачи она перенесла свой интерес на Корантена. Правда, он был слишком молод для нее, но зато такой обаятельный, талантливый, воспитанный…

Она еще раз обвела взглядом первый этаж, погруженный во тьму. Вся ее жизнь была здесь. Когда Надя возвращалась домой, ей больше нечего было делать, ведь она была совершенно одинока. Большую часть времени она довольствовалась подносом с едой перед телевизором, с нетерпением ожидая следующего дня, чтобы продолжилось ее существование. В течение вот уже нескольких недель отсутствие Матье наполнило ее жизнь новым, немного пугающим, но в то же время и стимулирующим значением. В этой новой роли едва ли не доверенного лица начальства она уже собиралась предпринять кое-какие шаги по сближению с Корантеном, пока не сообразила, что ему, несомненно, нравилась Анжелика. Был ли у той парень или жених? А может, она считала Корантена недостойным себя? У каждого, по-видимому, была своя личная жизнь, за исключением ее, Нади, которая от всего была в стороне. Да и на что она могла рассчитывать в ее-то сорок лет? Она тайно предполагала, что ее почему-то не тянуло на мужчин, которые могли бы ей подойти, а мечтала она исключительно о других, абсолютно для нее недоступных. Ведь мечтать было гораздо проще и не так обременительно, как вступать с кем-то в настоящую связь. Разумеется, ей предоставлялась такая возможность, и не одна, но она все их отвергала. В магазине она постоянно встречалась с людьми, были у нее и свои преданные клиенты, которым она, если бы постаралась, вполне могла понравиться. Некоторые приглашали ее на чашечку кофе в чайный салон, якобы чтобы продолжить обсуждение того или иного романа, но она всегда отказывалась, ссылаясь на занятость, в то время как речь шла о банальном смущении. И насколько она была опытна и уверена в своих силах в том, что касалось ее профессии, настолько же была беспомощна в чисто человеческих отношениях. И, чтобы защитить себя от возможного конфуза, она предпочитала оставаться в роли старшей продавщицы, любезной и безупречной, всегда на своем посту.

Надя глубоко вздохнула и решила выйти через маленькую боковую дверь, которую тоже тщательно заперла. Бросив последний взгляд на темную, забранную решеткой витрину, она отправилась домой. Как раз перед тем, как заболеть и исчезнуть, Матье предложил оставить небольшую подсветку на витрине, которую сам тщательно подобрал. Он говорил, что взгляды людей, проходящих мимо витрины в ночное время, это непременно привлечет, возможно, и аксессуары тоже послужат делу. Может быть, после шоу или ресторана некоторые прохожие на мгновение остановятся перед витриной, а завтра могут вернуться и что-нибудь купить. Книжный магазин в роли маяка на улице Фоша – это ему казалось неплохой идеей и добавочной рекламой; он утверждал, что затраты окупятся и есть смысл попробовать. Вот Надя и думала, не стоит ли именно ей попробовать воплотить его мысль первой? Только она одна имела право взять на себя эту инициативу. Но ведь электричество ночью чего-то да стоит, и согласится ли Корантен включить эти затраты в бюджет?

Пройдя улицу Фоша, она свернула на небольшую улочку слева. Жила она от магазина недалеко, в современном квартале, можно сказать, в самом сердце Гавра. Рядом снимал квартиру и сам Матье, но, по словам его дочери, он оттуда выехал, решив окончательно поселиться в Сент-Адрессе. Неужели он никогда так к ним и не вернется? Это предположение показалось ей настолько ужасным, что Надя немедленно отогнала эту мысль.

* * *

На тротуаре напротив Альбер и Люси подождали, пока лицо, ответственное за закрытие книжного магазина, исчезнет за углом. Только тогда они пересекли улицу, уставившись на затемненную витрину.

– Ты хоть представляешь размеры этого магазина?! – воскликнул Альбер. – Как ты думаешь, сколько метров занимает фасад?

Сестра завертела головой вправо-влево, оценивая протяженность витрины.

– Не говоря уже о том, что магазин находится между мэрией и Парижской улицей, а это самый центр, дорогое местечко, – добавила она тихим голосом.

– Старый пройдоха Сезар владел настоящим сокровищем…

– Да он и сам-то вряд ли знал об этом.

– Наивная! Прежде чем на него не нашелся еще больший придурок, который обвел его вокруг пальца, он продавал здесь полно всякой всячины. Конечно, тогда это была обычная развалюха, которая не приносила дохода, но на которую многие уже точили зубы…

Досада Альбера достигла предела. Думая о ценности огромного здания, он даже начал задыхаться. Подойдя к витрине, он сложил руки трубочкой, соорудив подобие подзорной трубы, и постарался через петли решетки рассмотреть, что находилось внутри.

– Огромный холл плюс два этажа… Кажется, мы сюда как-то заходили вместе с родителями. Ты что-нибудь помнишь?

– Смутно.

– Это была настоящая пещера Али-Бабы. Сезар тогда вроде бы занимался ремонтом бытовой техники. А ты говоришь! Мама рассказывала, что на него так и сыпались предложения, но он не хотел никому продавать магазин, потому что не желал трогаться с места.

– Матье Карреру, однако, продал!

– Может, продал, а может, его попросту облапошили. Этот парень, наверное, имел огромное влияние на Сезара, если тот дал так себя провести!

– Принимая во внимание виллу в Сент-Адрессе и этот великолепный дом, можно подумать, что Сезар был очень богат, не так ли?

Вопрос Люси вызвал у Альбера горькую усмешку.

– А ведь мы были его единственной семьей, – напомнил он. – А теперь оказались обстряпанными, как рождественская индюшка.

Он почти ничего не видел сквозь решетки, кроме слабо поблескивавшего эскалатора и погруженных во мрак книжных прилавков.

– Во времена Сезара оборот наверняка был ничтожным, тогда его торговый фонд ничего не стоил, это верно, но зато здание! В самом центре! Как, интересно, удалось его выкупить Карреру? А если он дал справедливую цену, куда делись деньги?

Банковские счета Сезара были пусты.

От обуревавшей его ярости в голосе Альбера зазвенели визгливые нотки. Люси с тревогой огляделась вокруг.

– Прекрати, Альбер. Подозрительно задерживаться вот так перед выключенной витриной.

Нехотя он отошел назад и взял ее за руку.

– Ладно, пошли. Но тебе не переубедить меня, что у нас нет никаких легальных прав для защиты наших интересов.

– Нотариус сказал, что нет.

– Посоветуемся с другим, наймем адвоката.

– Альбер, – взмолилась она, – у нас нет на это средств.

– А почему, как ты думаешь, их нет? Потому, что нас ощипал, как цыплят, этот умник! Он, должно быть, подумал, что мы останемся на другом конце Земли навсегда и никогда не явимся, чтобы разоблачить его гнусные махинации.

– Но все сделки признаны законными, – неохотно напомнила сестра.

– Ну а делать-то что? Мы полностью на мели, Люси, у нас ничего больше нет, это еще хуже, чем когда мы оставались в Йоханнесбурге. Куда нам теперь деваться, если уж мы перебрались сюда, во Францию? Я надеялся, что, приехав в Гавр, мы все же раздобудем кое-что, оставшееся от Сезара, и сумеем встать на ноги. Да и тебя потащил за собой. И где мы теперь? В захудалом отеле, без денег, и неизвестно еще, что нас ждет завтра.

– Можно обратиться за социальной помощью…

– Ты бы еще предложила встать в очередь за бесплатным супом! – усмехнулся он. – Нет, решение обязательно найдется, и найду его – я. Напугать Каррера можно не только кучами мусора, да так напугать, что он будет вынужден возместить нам все убытки!

– А если не уступит?

– Тогда мне нечего будет терять, и я ему отомщу.

Последнее слово он выплюнул с такой яростью, что Люси испугалась. Она знала упрямство брата, знала, что он вполне способен на насилие. Что касается ее, Люси, она предпочла бы воздержаться от этого, смириться с неизбежным, и, если уж действительно все было настолько для них безнадежно, почему бы не попытаться поискать работу? Но она догадывалась, что брат ни за что на свете не выпустит дельце из своих лап. Матье стал для него непримиримым врагом, на которого теперь он возлагал ответственность за все свои несчастья. Ибо Альберу было достаточно лишь самого себя, чтобы оказаться в безвыходной ситуации, никто другой ему для этого и не был нужен. Это он доказал, еще живя в Южной Африке, где затевал бесконечные сомнительные операции, из которых никогда ничего путного не выходило. Имел он хоть малейший шанс получить что-нибудь от Матье? При помощи силы, которую он готов был употребить, скорее всего, нет. Люси собиралась действовать по-другому. Она бы попробовала воззвать к совести Матье, его моральному долгу по отношению к родственникам Сезара и просто к здравому смыслу. Если бы Матье был поумнее, он, наверное, предпочел бы… Впрочем, на каком основании? Ведь намерения Сезара были вполне прозрачны: если он с такой легкостью избавлялся от недвижимости, значит, не собирался ничего оставлять своим далеким кузенам. Разве не имел он на это такое же священное, данное каждому право, как есть, пить или играть в покер?

– Давай вернемся, – прошептала она, беря брата под руку.