Текст книги "Русско-японская война и ее влияние на ход истории в XX веке"

Его отношение к ситуации вступает в конфликт с расслабленным поведением большинства других высокопоставленных морских офицеров и резко отличается от уверенного настроя, который, кажется, распространен здесь повсеместно. Я думаю, что адмирал чувствует большую ответственность за судьбу флота на Дальнем Востоке, чем большинство его коллег. У него слишком критический ум, чтобы верить в неожиданный поворот военной удачи, в который нравится верить русскому обществу[111]111
  Морской атташе скандинавских стран Хинце его превосходительству адмиралу императорского флота, государственному министру и статс-секретарю фон Тирпицу. Санкт-Петербург, 19.08.1904. BArch MArch RM 5/5766, 1.


[Закрыть].

Также Хинце описывает задержку формирования Второй Тихоокеанской эскадры, отправление которой было отложено на сентябрь, после чего потребуется еще от четырех до пяти месяцев для доукомплектования, чтобы достичь театра военных действий[112]112
  См. там же, 1–3.


[Закрыть]. Немецкий атташе, как и сам Рожественский, хорошо понимал, что долгое путешествие станет для флота тяжелым испытанием.

Кроме того, русский адмирал сталкивался с политическими проблемами, влиявшими на маршрут путешествия до Дальнего Востока. США, Великобритания – в том числе ее заморские владения – и другие европейские колониальные державы объявили о том, что они не позволят эскадре заходить в свои гавани более чем на сутки[113]113
  Der Seekrieg und die Neutralen // Deutsche Tageszeitung. № 392. 22.08.1904. BArch R 8034-11/8170.


[Закрыть]. В британских колониях, например в колонии Наталь, администрации порта был дан четкий приказ относительно поставки угля:

1. Во время боевых действий запрещено поставлять уголь военным кораблям какой-либо из сторон конфликта без письменного разрешения капитана порта с указанием количества угля, разрешенного к поставке.

2. Перед выдачей разрешения на поставку угля какому-либо военному кораблю, участвующему в конфликте, капитану порта необходимо принять письменное заявление, подписанное офицером, который является командиром такого военного корабля, с указанием направления следования корабля и количеством угля, имеющегося на борту[114]114
  Императорское германское консульство в Дурбане, Летенбауер, канцлеру Бюлову. Дурбан, 22.02.1904. BArch MArch RM 5/5774.


[Закрыть].

Власти Португалии также запретили заходить в свои порты, в случае если на борту русских кораблей будут военнопленные. Запрещено было и нанимать в экипаж людей в портовых городах и улучшать вооружение корабля[115]115
  Diario de Governo № 38, 19.02.1904, Лиссабон, 20.02.1904. BArch MArch RM 5/5774.


[Закрыть]. В результате Рожественский столкнулся с большими трудностями, которые ухудшили ситуацию, в частности потому, что за длинное путешествие члены экипажа получали травмы, покидали корабль и набирались революционных идей, что позднее Сергей Эйзенштейн (1898–1948) изобразит в своем знаменитом фильме «Броненосец “Потемкин”» (1925). Таким образом, адмирал отправился в путешествие намного позднее запланированного срока и с плохо подготовленным флотом, состоящим из кораблей разного времени постройки, и с неопытным экипажем. Также ему приходилось полагаться на поставку угля транспортами немецкой компании «Гамбург – Америка Лайн» [Luntinen, Menning 2005: 246–247].

События, произошедшие в Северном море в ночь с 21 на 22 октября 1904 года – так называемый Гулльский инцидент, – вызвали тяжелый дипломатический кризис, который чуть не привел к войне с Великобританией [Corbett 2015, 2: 27–40]. Русский экипаж панически боялся, что японские миноносцы атакуют эскадру в европейских водах. Когда на пути у флота оказались британские рыболовные суда, их по ошибке атаковали, и несколько британских подданных погибло. Для расследования инцидента была созвана международная следственная комиссия, в конечном итоге заключившая следующее:

Как следует из показаний, после отправления из Ревеля корабли адмирала Рожественского принимали особые меры предосторожности, так как они должны были быть абсолютно готовы в море или на якоре к ночной атаке миноносцев. <…>. В час ночи 22 (9) октября 1904 года было довольно темно, в воздухе местами клубился легкий низкий туман. Иногда из-за облаков показывалась луна. Дул умеренный юго-восточный ветер, поднимавший длинную волну, из-за которой корабли давали крен 5 градусов с каждой стороны. Эскадра направлялась на юго-запад и, как показали события, два ее последних отряда прошли поблизости от обычного места рыбного промысла гулльской флотилии траулеров, состоявшей из приблизительно тридцати маленьких пароходов, располагавшихся на территории в несколько миль. Как следует из единодушных свидетельств британских очевидцев, на всех судах было включено соответствующее освещение, велся отлов рыбы по всем правилам под руководством «Адмирала» с соблюдением сигналов, которые подавались обычными ракетами[116]116
  Инцидент в Северном море. Международная следственная комиссия. Депеша от британского агента с донесением членов комиссии. Февраль 1905 года. BArch MArch RM 5/5778, 4–5.


[Закрыть].

Военного конфликта удалось избежать только благодаря вмешательству Франции – Россия принесла извинения и выплатила компенсации членам семей погибших. Было необходимо произвести ремонт в британских гаванях, во время остановок в которых дезертировали первые моряки. Затем флот отправился в Африку и разделился у Марокко. Корабли меньшего размера смогли воспользоваться Суэцким каналом, тогда как большие броненосцы отправились в долгий путь вокруг африканского материка. 9 января 1905 года, когда Порт-Артур уже капитулировал, две эти части встретились у Мадагаскара. С известием о сдаче места их назначения на Дальнем Востоке настроение моряков ухудшилось еще больше. Но на этом беды не закончились. За 4500 морских миль от Мадагаскара до Сингапура во флоте было зарегистрировано 70 механических поломок [Lun-tinen, Menning 2005: 251]. Прибыв в Индонезию, Рожественский отдал приказ ожидать Третьей Тихоокеанской эскадры, потому что русское руководство приняло решение отправить дополнительные корабли для подкрепления, несмотря на то что они были старыми и это давало время японцам для подготовки своих броненосцев к решающему морскому бою с истощенным врагом. Таким образом, дожидаясь прибытия других кораблей, Рожественскому приходилось раз в сутки выходить из гаваней французской колонии и возвращаться обратно. При дальнейшем движении вперед нельзя было получить уголь из Сайгона, поскольку судовладельцы опасались, что японцы конфискуют груз в соответствии с правилами применения оружия[117]117
  Морской атташе скандинавских стран Хинце статс-секретарю военно-морского ведомства Германии, Берлин. Санкт-Петербург, 25.05.1905. BArch MArch RM 5/5769.


[Закрыть].

У русского флота изменился курс. Теперь корабли направлялись во Владивосток, из-за чего срок путешествия сильно увеличился и потребовалось вести уголь с собой; поэтому корабли стали более тяжелыми, менее маневренными, медленными и чрезвычайно грязными. Это не только влияло на боевой дух экипажа, но и было очевидно по внешнему виду кораблей. Как заметил Трумлер во время посещения русского корабля «Орел» в июне 1905 года, после его захвата японцами:

Уголь хранился повсюду, где ему могли найти место, поэтому на корабле было очень грязно. Уголь хранили у стен кают, в некоторых помещениях, столовой, каждый гамак на палубе был наполнен углем. Корабль выглядел так, будто был загружен боеприпасами – он погружался в воду на три фута ниже обычного[118]118
  Морской атташе Трумлер его величеству императору Германии и королю Вильгельму II. Донесение № 35. Токио, 17.06.1905. BArch MArch RM 5/5770.


[Закрыть].

Перегруженные, истощенные, находящиеся на пределе физических и моральных сил, русские броненосцы наконец прибыли на Дальний Восток – лишь для того, чтобы их разгромили японские орудия в Цусимском сражении, завершившем мытарства Рожественского и его флота [Corbett 2015, 2: 240–311; Luntinen, Menning 2005: 254–257].

То, что стали называть «восточным Трафальгарским сражением», наконец «убедило русских в необходимости заключения мира» [Chapman 2004:42] и определенно стало ударом по имиджу военной мощи России. Японские корабли оказались лучше, экипаж натренированней, а адмирал Того достаточно умен и подготовлен к любым возможным вмешательствам Второй Тихоокеанской эскадры [Berry 2008: 15][119]119
  Образ японского адмирала стал широко известен благодаря англоязычным публикациям. См. [Wright 1905; Villiers 1905: 68].


[Закрыть]. Японские моряки были не только лучше обучены, но и проявили благородство, в частности потому, что они сделали все возможное для спасения русских моряков, когда корабли начали тонуть [McCully 1977:186]. Согласно Пертти Лунтинену и Брюсу В. Меннингу, Рожественский оценивал финальную трагедию следующим образом: «…японцы просто превзошли его в превосходной тактике, боевом опыте, вооружении и до какой-то степени в технологиях» [Luntinen, Menning 2005: 255]. Цусимское сражение не только вынудило Россию заключить мир, но также привело к уничтожению 22 русских броненосцев, лишив Российскую империю статуса морской державы на многие годы [Berry 2008: 1; Nish 20056: 18; Otte 2007: 99].

Цусимское сражение стало последним в череде побед Японии на суше и на море в войне, которая стоила ей 1,7 миллиарда иен, в которой принимали участие более миллиона солдат и матросов, 80 000 из которых погибли [Partner 2007:179]. В результате войны оказался мобилизован экономический потенциал деревень, усилился японский национализм, а всеобщая военная служба сыграла роль в единении населения[120]120
  Женщины также были вовлечены войной в японское националистическое движение. См. [Yamada 2015]. Многие из них работали медсестрами, поскольку часто женщины были добровольцами на войне (Медсестры-добровольцы в Японии во время Русско-японской войны. Дипломатические архивы Министерства иностранных дел, В07090568600).


[Закрыть]. Война началась на территории Китая при нападении на Порт-Артур, а закончилась подписанием мирного договора в США. В то время как Япония одержала много побед, которые стали широко известны и изображались на гравюрах для широкой общественности [Ulak 2005: 386], единственным ее поражением стало само заключение мира[121]121
  Подробный анализ событий, происходивших в Портсмуте, и их последствий см. в главе четвертой.


[Закрыть]. Несмотря на растущий страх перед «желтой опасностью» в Азии[122]122
  См. [Byram 1908] – вот только один пример из Франции.


[Закрыть], Япония наконец была признана великой восточноазиатской державой [Dickenson 2005: 523–524]. В самой Японии с победой усилились националистические чувства, в том числе произошло возвышение святилища Ясукини в Токио. Однако в течение нескольких лет после войны появилась также тенденция к интернационализации[123]123
  См. [Konishi 2013: 92] – о буме эсперанто после войны в качестве примера.


[Закрыть]. Неверно будет утверждать, что японское общество единодушно поддерживало войну. Японские социалисты, хотя и составляли меньшинство, использовали свое издание «Хэймин синбун» для критики войны и выражения симпатии русскому народу[124]124
  Heimin Shimbun. № 18. 14.03.1904. Цит. по: [Kublin 1950: 330].


[Закрыть]. Однако за их деятельностью внимательно следила полиция, а затем эту газету запретили как следствие объявления военного положения после Хибийских беспорядков в 1905 году [Kublin 1950: 331; Shimazu 2008: 38].

Беспорядки начались после подписания Портсмутского мирного договора, поскольку многие японцы были недовольны тем, что Россию не вынудили выплачивать контрибуцию, и считали постыдным получение в качестве военного трофея Сахалина, в частности потому, что в войне погибло более 80 000 японцев. По сравнению с Японо-китайской войной десятилетием ранее, после которой японское правительство получило и контрибуцию, и территории, новый мирный договор был воспринят как неуважение к справедливым требованиям Японии [Kowner 2007 г: 22–23]. Беспорядки были подавлены, но осадок остался. После войны ее героев чествовали как живые примеры японского превосходства, а Русско-японская война послужила «причиной и поводом к возникновению нового национального представления о себе» [Kowner 2007 г: 38], который транслировался в популярных романах и СМИ [Ragsdale 1998: 229]. В результате получения успешного военного опыта также возник запрос на дальнейшую милитаризацию и началось соперничество между армией и флотом за влияние при реализации последующих экспансионистских планов, вплоть до начала Второй мировой войны в Азии в 1937 году [Dickinson 2005: 543; Schencking 2005: 566].

Война оказала большое влияние на Азию. Китай начал отправлять студентов в Японию, даже несмотря на то, что в среде китайской интеллигенции не все рассматривали победу в войне как успех Азии, в частности потому, что Япония быстро установила свой порядок в регионе вместо западного. Корея определенно стала жертвой Русско-японской войны, поскольку события 1904–1905 годов завершились окончательной аннексией страны Японией в 1910 году [Podoler, Robinson 2007; Schiffrin 2007][125]125
  Япония начала проводить в Китае и Маньчжурии политику в духе культурного империализма сразу после окончания войны. Один из примеров см. в [Davidann 1996].


[Закрыть]. Однако в других колониях после войны появилась надежда на модернизацию, укрепление и независимость в будущем [Marks 2005]. Победа Японии проложила путь для радикальных революционных движений во Вьетнаме [Shichor 2007:211–213] и стимулировала развитие националистических движений в Юго-Восточной Азии, например на Филиппинах [Rodell 2005: 636–643]. Сунь Ятсен (1858–1925) следующим образом описал чувства многих людей в Азии, наблюдавших победу Японии:

Когда Япония начинала реформы, это была очень слабая страна <…>. А теперь Япония – одна из сильнейших держав в мире. Ее народ избавился от старых предрассудков, выучил уроки Запада, реформировал государственное управление, создал армию и флот, организовал финансовую систему – и все это за пятьдесят лет. <…> Следовательно, если мы возьмем за основу эти стандарты и взаимосвязи, Китай сможет стать могущественным государством [Sun 1953:65].

Напротив, Карл Петерс в Германии выразил опасения европейцев насчет пробуждения Азии: «“Азия для азиатов” станет лозунгом протеста, имеющим практическое значение для Великобритании, которая сейчас с улыбкой потирает руки, наблюдая за поражением России, а потом почувствует на себе волну желтого потока в Восточной Индии, где уже начались первые подвижки» [Peters 19446: 347]. Итак, влияние войны на Азию стало очевидно уже во время самой войны. Однако она оказала огромное влияние на историю XX века в целом, поэтому далее я сфокусируюсь на том, как события Русско-японской войны отразились на трех главных темах последующих десятилетий: на революции в России, отношениях между США и Японией, а также на политике и военном развитии Германии. Поскольку в результате войны стали очевидны военные и политические проблемы России, было бы разумно после обсуждения взгляда на нее Азии рассмотреть революционное движение в Российской империи в 1904–1905 годах.

З.Азия и Русско-японская война

Русско-японская война разделила историю Азии на «до» и «после». В результате этой войны отчасти изменилось соотношение политических сил, и Япония неожиданно добилась гегемонии в Восточной Азии, тогда как победы азиатской державы над западной империалистической армией пробудили амбиции в странах Восточной и Юго-Восточной Азии, живших под колониальным управлением. При рассмотрении международных последствий событий 1904–1905 годов естественно будет изучить ситуацию в Азии, прежде чем переходить к другим частям света. События, которые привели к войне между Японской и Российской империями, были предопределены тремя важными факторами в Восточной Азии: слабостью Китая и империалистическими амбициями других милитаристских режимов; открытием Японии и ее быстрой индустриализацией благодаря Реставрации Мэйдзи; а также экспансией России на Дальний Восток, которая привела к конфликту интересов с Японией [Roxby 1920: 142].

С началом войны пробудилась надежда народа на то, что западному угнетению будет положен конец, а Япония зачастую рассматривалась как первая азиатская держава, которая борется за свободу жителей Азии [Shimazu 2008: 34]. Как утверждает Ихцак Шихор, этот конфликт «проложил путь радикальным и революционным способам мышления и действия» [Shichor 2007: 199]. Успех модернизированной азиатской армии воспринимался как начало конца колониального мироустройства; «Японию воспринимали как союзника, модель, метод» [Shichor 2007: 217]. В Южной и Юго-Восточной Азии многие представители интеллигенции вдохновлялись действиями Японии, надеясь, что и их страны смогут повторить путь, который Япония прошла за предшествующие пять десятилетий [Laffan 2007: 220–221].

Однако война также повлияла на японское общество и показала, что Японская империя не ведет войну во имя угнетенных, а сама превратилась в империалистическую экспансионистскую державу. Корея окончательно потеряла независимость именно в результате Русско-японской войны, а в среде китайской интеллигенции даже пришли к выводу, что Японию больше нельзя рассматривать как защитника интересов Азии. В настоящей главе будет рассмотрено влияние войны на Японию, Корею, Китай и Индию и то, как события 1904–1905 годов повлияли на историю этих регионов.

Япония

Для Японии война с Российской империей стала «колоссальным предприятием <…> во многих отношениях» [Partner 2007: 179]. На Русско-японскую войну было потрачено более 1,7 миллиарда иен; эти затраты легли финансовым бременем на японское общество на многие годы, а поскольку в армию и флот Японии было призвано более миллиона человек, значительная доля населения приняла непосредственное участие в этой войне. Этот конфликт унес жизни многих жителей островного государства – погибло около 80 000 японцев. Учитывая масштаб войны, для успеха в жестоком конфликте с Россией была необходима серьезная мобилизация экономических и человеческих ресурсов, поэтому прямо или косвенно этими событиями было затронуто множество людей. Таким образом, неудивительно, что во время войны усилился японский национализм, направленный против иностранной державы, которая угрожала интересам Японии в регионе. Также ввиду успеха в сражениях приобрели особое значение открытые притязания Японии на власть [Dickinson 2005: 523–524] и доминирующее положение в Корее [Kokaze 2004: 10–12]. Японцы смогут проявить солидарность со своей страной, поддержав войну, а понятия кокка (государство)[126]126
  О понятии кокка см. [Doak 20076: 530–533]. См. также [Ragsdale 1998: 229].


[Закрыть] и кокумин (народ)[127]127
  О понятии кокумин см. [Doak 2007а: 164–177].


[Закрыть] станут важны как для солдат на фронте, так и для людей в тылу [Shimazu 2006: 41][128]128
  Подробный анализ см. в [Shimazu 2009]. Война также оказала сильное влияние на японскую культуру. Исследования на тему этого влияния см. в [Komori et al. 2004; Matsuyama 2004].


[Закрыть].

Однако, несмотря на националистическую волну поддержки конфликта, более глубокий анализ японского общества во время и после Русско-японской войны не только выявляет разные соперничающие группы интересов, но также показывает, что многие в японском обществе того время испытывали к войне своего рода презрение. Наоко Симадзу убедительно объясняет сосуществование этих двух противоположных чувств: «Как известно, патриотическая лихорадка бросалась в глаза в публичном пространстве, но за этим фасадом скрывалась глубокая обеспокоенность войной, которую испытывало большинство» [Shimazu 2008: 35]. Также она подчеркивает, что во время войны японское общество было «плюралистичным и динамичным» [Shimazu 2008: 35], имея в виду, что более внимательное рассмотрение японского общества военного времени может в результате привести к лучшему пониманию конфликтов между основными группами интересов той эпохи. Эти конфликты существовали еще до войны, когда руководители страны делились на две фракции, провоенную и антивоенную, и обе пытались влиять на политический курс Японии [Окамото 2003]. Кажется естественным, что пропагандистская борьба между этими двумя лоббистскими группами должна была продолжиться и во время войны.

В то время как группы давления правого крыла, такие как «Гэнъёся» («Общество темного/черного океана»), «Кокурюкай» («Амурский союз») и «Тайгай кодосикай» («Общество сильной внешней политики»), которая позднее стала называться «Тайро досикай» («Общество противников России»), требовали защитить национальную гордость Японии, вступив в борьбу с Российской империей, сохранить влияние в Корее и заставить правительство действовать в национальных интересах Японии [Shimazu 2008: 36][129]129
  О «Гэнъёся» и «Кокурюкай» см. [Jacob 20146]. О подготовке этих обществ к Русско-японской войне см. [Jacob 2016].


[Закрыть], некоторые антивоенные голоса пытались обратить внимание японской общественности на негативные последствия конфликта. Таким образом, японское общество совсем не было идеологически однородным, даже несмотря на то, что условия для формирования разных мнений отнюдь не были благоприятными. Конфликт критиковало «маленькое, но громкое антивоенное лобби» [Shimazu 2008: 37], опиравшееся на христианские, гуманитарные и социалистические идеалы. «Хэй-мин синбун» («Газета простолюдинов») станет главным изданием протеста в военные годы, в котором журналисты будут критиковать не только саму войну, но и ее капиталистические корни, призывая к всемирному объединению тех, кто верит в социалистические идеи борьбы с капитализмом. Несмотря на то что тиражи «Хэймин синбун» не были большими – сначала 3500 экземпляров, затем до 8000, – ее призыв к объединению пролетариата Японии и России для окончания войны показался настолько опасным, что государство установило за изданием надзор и предпринимало к нему меры воздействия.

Социалистические идеи проникли в Японию после Японокитайской войны (1894–1895), но это движение не получало развития, поскольку правительство стремилось предотвратить критику со стороны потенциально опасных левых сил [Kublin 1950: 323]. Становление левого движения произошло главным образом во время индустриализации Реставрации Мэйдзи, в особенности после войны с Китаем и импорта иностранных идей с Запада. Это были в том числе работы Карла Маркса (1871–1911) и Фридриха Энгельса (1820–1895), публикация которых в Японии – а именно Коммунистического манифеста в переводе Котоку Сюсуя (1871–1911) и Сакаи Тосихико (1871–1933) – совпала с началом Русско-японской войны в 1904 году [Uchida 2010: 205][130]130
  О Котоку см. [Noteheifer 1971]. О Сакаи см. его автобиографию [Sakai 1926]. См. также [Kawaguchi 1983]. О раннем социализме в Японии в целом см. [Sprotte 2001].


[Закрыть]. Поскольку социалистическое движение в Японии набирало обороты как реакция на изменившиеся социально-экономические условия в результате открытия Японии, Реставрации Мэйдзи и волны индустриализации после Японокитайской войны, Русско-японская война сопровождалась серией протестов против глобального конфликта, вызванного капитализмом. Как отмечает Хайман Кублин, немногочисленные пионеры социализма в Японии «обнаруживали основную эмоциональную, прагматическую и философскую мотивацию, характерную для социалистических движений на Западе», а «христианская любовь к человеку, сентиментальный утопизм, радикальный либерализм, профсоюзная и трудовая сознательность и чистый интеллектуальный дилетантизм образовали мозаику идеализма и доброй воли» [Kublin 1950: 324]. Именно Русско-японская война изменила характер японского социализма, внедрив воинствующую и радикальную форму марксизма, который появился как побочный продукт антивоенной критики, сформулированной социалистами военного периода. В то время как «отцы-основатели» японского социализма, как и их западные коллеги, происходили из среднего класса, под влиянием Русско-японской войны и трудностей, которые она создавала для широких масс населения, в Японии число последователей и сочувствующих социализму расширилось.

В 1898 году в Японии было организовано Общество изучения социализма («Сякайсюги кенкюкай») для обсуждения и определения того, подходит ли социализм японскому обществу. По иронии судьбы, его участники познакомились в Унитарианской церкви в парке Сиба в Токио. Кублин характеризует его как «чуть большее, чем благородное дискуссионное общество, действующее в рамках фабианства, собирающееся раз в месяц для прослушивания лекций и поддержания дискуссий о жизни и трудах западных социалистов, как утопистов, так и ученых» [Kublin 1950:325].

Будущий лидер коммунистической партии, Сэн Катаяма (1859–1933), издавал газету для рабочих «Родо секай» («Рабочий мир»), в которой подвергалось критике классовое деление в японском обществе[131]131
  Например: Родо секай. № 2. 02.12.1897.


[Закрыть]. Также он выступал за право рабочих на забастовку[132]132
  Родо секай. № 8. 10.03.1898. С. 73–74; Родо секай. № 11. 11.05.1898. С. 104. Позднее Катаяма опишет его деятельность и японское рабочее движение в [Katayama 1918].


[Закрыть]; в последующие годы было образовано несколько профсоюзов и организованы первые небольшие забастовки рабочих тяжелой промышленности и железнодорожников. Правительство ответило на эти попытки принятием Закона о поддержании мира 1900 года для предотвращения забастовок в будущем. Как следствие, большинство японских социалистов поддерживали создание политической партии, которая могла бы добиться разрешения протестов и социальных изменений законным путем, то есть через парламент. В мае 1901 года была основана Социал-демократическая партия («Сякай минсю-то»), ее платформа была опубликована в «Родо секай»[133]133
  См. перепечатанную программу в [Asahi 1930: 211–213].


[Закрыть]. Однако сразу после ее учреждения правительство запретило эту партию и ее публикации, а также подвергло преследованию сотрудников связанных с ней газет. После запрета партии ведущие социалисты того времени продолжили свою просветительскую деятельность, основав Социалистическую лигу («Сякайсюги кёкай»), а также множество новостных и иных периодических изданий, которые продолжали публиковать критические работы на социальные темы[134]134
  Список публикаций о социальных вопросах в Японии в этот период см. в [Shimoide 1928–1930].


[Закрыть]. Несмотря на критику в отношении социальных и трудовых вопросов, большинство социалистов, даже Катаяма, чувствовали национальную гордость за победу Японии над Китаем в 1895 году. Однако с ростом поддержки социализма и его антивоенных ценностей также возрастал потенциал критики в отношении японской агрессии в Восточной Азии. В рамках двух из восьми ключевых идей Социал-демократической партии, сформулированных в 1901 году, утверждалась необходимость братства людей, разоружения и искоренения конфликтов [Kublin 1950: 328]. Котоку и Сакаи также хотели продвигать левые политические идеи и повышать осведомленность о них, поэтому они в первую очередь перевели труды Маркса и Энгельса. Кроме того, для распространения социалистических идей и требования мира было создано Общество простолюдинов («Хэминся»). Для обеспечения прозрачности идеалов общества была основана газета «Хэймин синбун» («Газета простолюдинов»), редактором и издателем которой выступил Сакаи. Газета объявляла своей целью «пробудить чувства масс»[135]135
  Хэймин синбун. 15.11.1903.


[Закрыть].

Во время войны в «Хэймин синбун» критиковали эксплуатацию японского народа в военных целях[136]136
  Хэймин синбун. 27.11.1904.


[Закрыть] и требовали изменений в поведении представителей армии, которое включало в себя такие нарушения закона, как отказ капитанов оплачивать провиант или разрушение сотнями японских солдат борделя в Хиросиме[137]137
  Хэймин синбун. 14.02.1904; 13.03.1904; 23.03.1904; 17.04.1904.


[Закрыть]. В других статьях утверждалось, что японские солдаты оторваны от реальности, а патриотизм – это бремя для обычных людей[138]138
  Хэймин синбун. 21.02.1904; 07.03.1904.


[Закрыть]. Однако после публикации в газете критики подъема налогов в номере от 28 марта 1904 года власти вмешались и запретили его продажи и тираж. Сакаи были предъявлены обвинения, и он был приговорен к трем месяцам тюрьмы. Впоследствии было вынесено официальное решение, запрещающее выпуск «Хэймин синбун», но его успешно обжаловали. В результате Сакаи провел в тюрьме только два месяца, а газета продолжила свое существование, но после этих событий и к ее журналистам, и к ее читателям стала приходить полиция. В результате тираж газеты снова резко упал[139]139
  Количество экземпляров снизилось до 4500, из которых на 1000 была оформлена подписка.


[Закрыть].

Несмотря на арест Сакаи, в газете продолжили критиковать войну с Россией; как утверждает Наоко Симадзу, «газета справлялась с каждым препятствием, которое создавало ей государство, а также с постоянными финансовыми проблемами, не говоря уже о личных невзгодах и лишениях» [Shimazu 2008:37]. Газета выжила только потому, что ее издатели не действовали официально от лица политической партии, а управляли ею как частной компанией. Однако, поскольку правительство опасалось распространения идей социализма в войсках, полиция следила за всеми журналистами, писавшими для «Хэймин синбун». Несмотря на это, социалистическим активистам удалось организовать в 1904 году более ста антивоенных собраний [Shimazu 2008: 37–38], а некоторые из них даже ездили по сельской местности Японии, распространяли там брошюры и рассказывали местному населению о негативных последствиях войны. Одновременно с этим, однако, подписчиков «Хэймин синбун» терроризировала полиция, требуя отмены подписки, а распространителям советовали прекратить продажу этой газеты. 12 июня 1904 года «Хэймин синбун» выпустила обращение по поводу этих угроз:

Если предположить, что в Японии не более двухсот открыто заявляющих о своей позиции социалистов, кажется странным, что правительство так беспокоится об их пропагандистской деятельности. <…> Если бы социалисты были настолько безумны, что прибегали бы к насилию, то было бы разумно со стороны правительства использовать полицию для установления гражданского мира, но их нельзя обвинить ни в чем подобном. Разве не они все время занимаются отрицанием войны, поскольку считают, что насилие никогда не находит оправдания? Мы можем сказать без какого бы то ни было преувеличения, что все японские социалисты в крайней степени миролюбивы и они точно не те люди, за которыми надо следить полиции. Наш девиз – гласность, и мы ничего не скрываем[140]140
  Хэймин синбун. 12.06.1904. Цит. по: [Kublin 1950: 330].


[Закрыть].

Тем не менее в глазах правительства социалисты продолжали оставаться угрозой для якобы единодушной поддержки войны в Японии, в особенности потому, что их лидеры выражали симпатию русским рабочим, подчеркивая, что они «товарищи, братья и сестры, и нет причин бороться друг с другом». Японские социалисты скорее выступали за порицание «милитаризма и так называемого патриотизма», чем за участие в войне[141]141
  Хэймин синбун. 14.03.1904.


[Закрыть]. Однако на фоне растущих потерь в Порт-Артуре и призывов на борьбу с врагом жесткие меры правительства против антивоенных идей издания кажутся логичными. Когда в юбилейном выпуске от 13 ноября 1904 года газета опубликовала перевод Коммунистического манифеста вместе с портретами Маркса, Энгельса и других важных политических фигур левого движения, таких как Август Бебель (1840–1913) и Фердинанд Лассаль (1825–1864), полиция вмешалась, запретив тираж номера с Коммунистическим манифестом [Kublin 1950: 332]. Наконец газета объявила о самороспуске, и ее заменило издание «Тёкуген» («Прямой разговор»), ставшее новым официальным рупором социалистического движения Японии. Однако движение потеряло своих лидеров, поскольку Сакаи и Котоку находились в трюме, и антивоенное движение стало затухать. Хотя «Тёкуген» издавали до самого конца войны, эта газета никогда не была такой же популярной, как «Хэймин синбун».

Несмотря на то что японское правительство рьяно преследовало социалистов в стране, война оказала на них некоторое положительное влияние, поскольку, в частности, интернационализация японских левых ускорилась и усилилась. Если Катаяма «нес знамя международного социализма от Америки до Европы» [Kublin 1950: 333][142]142
  См. также [Kublin 1950: 334–337] о деятельности Катаямы в США. Более подробное описание его жизни и деятельности см. в [Kublin 1964].


[Закрыть], то война также стала причиной роста интереса к международным левым организациям в Японии. Некоторые левые, выступающие против войны, в результате давления правительства еще более радикализировались. Лучшим примером такой трансформации может быть случай Сюсуя Котоку. После нескольких месяцев в тюрьме он превратился из марксиста в радикального анархиста, отрицающего политический и общественный порядок современной ему Японии. Кроме того, он утверждал, что критику правительства и изменение общества следует готовить и осуществлять тайно [Kublin 1950: 338]. Следовательно, давление правительства на левых в Японии увеличило радикальный потенциал этого политического спектра и вымостило дорогу к более агрессивному противостоянию в будущем. Когда «Хэймин синбун» официально закрыли в октябре 1905 года, произошло это потому, что издатели были вынуждены так поступить из-за военного положения, объявленного после беспрецедентных протестов против условий Портсмутского мирного договора. Как верно заметила Наоко Симадзу, несмотря на ее краткость, «антивоенная кампания “Хэймин синбун” представляла собой самую безжалостную критику войны, обнаруживающую ее тяготы, о которых ранее никто не говорил» [Shimazu 2008: 38]. Также в этой газете критиковали публикации других СМИ, из-за которых у населения появилась надежда на большие контрибуции и территориальные завоевания благодаря войне, а поскольку затем эти надежды не оправдались, все это спровоцировало недовольство мирным договором. Однако издательства уже получили прибыль от продажи газет и специальных выпусков о войне, нажившись на торговле героическим японским национализмом.