Текст книги "Беседы у камина"

План реформы Верховного суда США

Март 1937 г. был отмечен драматическими событиями – конфликтом Верховного суда с президентом Ф. Д. Рузвельтом.

В общей сложности с января 1935 г. по май 1936 г. Верховный суд аннулировал 11 важнейших законов, принятых на первых этапах «Нового курса». Многие из них вводились в 1933 г. сроком на два года, такие как: восстановление национальной промышленности, развитие сельского хозяйства и др. Они требовали продления, и тут Верховный суд стал тормозом реформ.

Первые годы «Нового курса» проходили в режиме чрезвычайного положения, когда Конгресс давал соответствующие права президенту. Верховный суд молчал. В 1935 г. под воздействием консервативных сил верховная судебная власть обрушилась на права федерального правительства регулировать различные аспекты социально-экономических отношений в стране.

По Конституции США три ветви власти: исполнительная (президент), законодательная (Конгресс) и судебная (Верховный суд) имеют свои функции и построены так, что путем «сдержек и противовесов» обеспечивают стабильность государственных и правовых институтов, непрерывность функционирования самой государственной власти.

Президентские выборы в 1936 г. стали своеобразным референдумом в пользу «Нового курса» Ф. Д. Рузвельта. Верховный суд стал объектом критики общественности.

5 февраля 1937 г. Рузвельт направил в Конгресс послание о плане реформы Верховного суда, предусматривающего расширение состава суда. Но Конгресс не принял его.

Вместе с тем, стало очевидным, что Верховный суд не может оставаться на прежних позициях. Был признан конституционным Национальный акт о трудовых отношениях. В мае 1937 г. прошел проверку на конституционность Закон о социальном страховании, в 1939 г. Закон о регулировании сельского хозяйства 1938 г.

В 1937–1938 гг. ушли в отставку два консервативно настроенных члена Верховного суда – У. Ван-Девантер и Дж. Сазерлэнд. Их места заняли либералы X. Блэк и С. Рид. К 1943 г. состав Верховного суда полностью изменился, из прежних девяти членов остался только один.

Несмотря на то, что план реформы Верховного суда не состоялся, стало очевидным правовое оправдание социально-экономических реформ «Нового курса».

9 марта 1937 года

Друзья мои, в своем выступлении в прошлый четверг я но говорил о некоторых экономических проблемах, которые, по общему признанию, стоят перед страной.[43]43
  4 марта 1937 г. Рузвельт выступал на собрании демократов в гостинице «Мэйфлауэр».


[Закрыть] После этого я получил множество писем от людей, которые выражали мне свою поддержку. Ответить каждому не имею возможности, поэтому пользуюсь случаем, чтобы сказать спасибо всем вам.

Сегодня я впервые за время моего второго президентского срока отчитываюсь по радио перед народом, сидя за своим рабочим столом в Белом доме.[44]44
  Двадцатой поправкой к Конституции дата вступления в должность президента США переписана с 4 марта (как это было в первый срок Ф. Д. Рузвельта в 1933 г.) на 20 января.


[Закрыть] Мне вспоминается тот мартовский вечер четыре года назад, когда я делал это в первый раз. Мы тогда переживали разгар банковского кризиса.

Вскоре после этого, опираясь на авторитет Конгресса, мы попросили граждан страны продать федеральному правительству по обусловленной цене все золото, находившееся в частных руках. Идущий сегодня процесс восстановления экономики показывает, насколько верной была эта политика.

Однако, когда почти два года спустя Верховный суд рассматривал ее конституционность, положительное решение было вынесено с минимальным перевесом: пять голосов – «за», четыре – «против». Стоило еще одному судье проголосовать «против», и наша великая страна была бы снова поставлена на грань безнадежного хаоса. По сути дела, четверо судей посчитали, что право безжалостно взыскивать все до цента по частному контракту священно и выше самой Конституции, главное назначение которой состоит в том, чтобы заложить прочные и вечные основы жизни нации.

В 1933 году мы с вами знали, что никогда больше не должны допустить подобного разлада экономической системы, что мы не можем себе позволить опасности еще одной «Великой депрессии».

Мы также убедились, что избежать повторения тех мрачных времен можно только имея правительство, наделенное необходимой властью, чтобы устранить и в будущем предотвращать злоупотребления и несправедливость, которые довели систему до хаоса.

Мы поняли это и начали осуществлять программу борьбы со злоупотреблениями и несправедливостью, чтобы придать нашей экономической системе равновесие и устойчивость, застраховать ее от тех факторов, которые предопределили события 1929 года.

На сегодняшний день мы прошли еще только часть пути по этому курсу, а восстановление экономики уже идет нарастающими темпами, так что может возникнуть опасность повторения ситуации 1929 года – не на этой неделе, не в текущем месяце, но, возможно, в ближайшие год-два.

Чтобы завершить программу, необходимо принять ряд законов для всей страны. Никакие индивидуальные усилия или усилия на уровне городов и штатов не смогут нас защитить сегодня, в 1937 году. Это так же верно, как и десять лет назад.

Даже после принятия необходимых законов потребуется время – много времени, – чтобы административным путем выработать средства излечения экономики. Значит, чтобы успеть завершить программу укрепления экономической безопасности, нам нужно, не теряя времени, наделить правительство страны полномочиями для такой деятельности.

Четыре года назад реальные действия стали предприниматься только тогда, когда до роковой черты было совсем недалеко. Еще немного – и было бы слишком поздно. Если мы извлекли из кризиса хоть какой-то урок, то мы не позволим себе увязнуть в новых бесплодных дискуссиях и дебатах, все время откладывая день принятия решений.

Кризис многому научил американский народ. На последних трех общенациональных выборах он подавляющим большинством проголосовал за то, чтобы Конгресс и президент взялись за обеспечение экономической безопасности – и не после многолетних дебатов, а немедленно.

Однако суды поставили под вопрос правомочность избранного народом Конгресса, подвергли сомнению его право защитить нас от катастрофы, право на поиск смелых решений в новой социальной и экономической ситуации.

Мы и теперь переживаем кризис – я имею в виду нашу способность двигаться дальше по пути обеспечения экономической безопасности. Этот кризис внешне малозаметен: вкладчики не толпятся в очередях у закрытых дверей банков. Однако прозорливые люди понимают, что он может иметь далеко идущие последствия, нанести большой урон Америке.

Сегодня я хочу поговорить с вами о том, каких действий требует нынешний кризис. А действовать нам необходимо, поскольку до сих пор еще не решены жгучие проблемы одной трети нашего населения, которой не хватает еды, одежды, жилья.

В прошлый четверг, говоря об американской форме правления, я сравнил ее с запряженной тройкой лошадей, которую по Конституции американский народ использует для возделывания своей нивы. Три лошади – это, конечно, три ветви власти: Конгресс, исполнительная власть и суды. Две лошади – Конгресс и исполнительная власть – сегодня тянут плуг слаженно, а третья – нет. Те, кто хотят представить дело так, что президент Соединенных Штатов будто бы стремится управлять всей тройкой, забывают ту простую истину, что президент как глава исполнительной власти сам является одной из лошадей.

Тройкой правит не кто иной, как американский народ. Это американский народ хочет, чтобы нива была возделана. Поэтому американский народ ждет, что и третья лошадь будет тянуть в лад с первыми двумя.

Я надеюсь, что в последние две недели вы перечитывали Конституцию Соединенных Штатов. Как и Библию, ее стоит перечитывать снова и снова. Понять Конституцию несложно, если помнить, чем она была вызвана к жизни. После Революции тринадцать первых штатов пытались жить по Договору об образовании конфедерации и выяснили для себя необходимость создания национальной государственной власти с достаточными полномочиями, чтобы решать общие проблемы. В преамбуле говорится, что цели Конституции – образовать более совершенный союз и содействовать всеобщему благоденствию. Полномочия, данные Конгрессу во имя этих целей, пожалуй, проще всего определить так: это полномочия, необходимые для решения всех проблем, которые на то время имели общенациональный характер и которые нельзя было решить, действуя только на местном уровне.

Однако авторы Конституции пошли дальше. Понимая, что в будущем могут встать новые, неизвестные в то время общенациональные проблемы, они широко сформулировали права Конгресса, дав ему полномочия «устанавливать налоги… и обеспечивать совместную оборону и всеобщее благоденствие Соединенных Штатов».

Друзья мои, я совершенно убежден, что в этой формуле ясно выразилось основополагающее намерение патриотов – авторов федеральной Конституции – создать в стране государственную власть с общенациональными полномочиями «в целях образования более совершенного союза» для нас и нашего потомства.

На протяжении почти двадцати лет после создания Конституции между Конгрессом и судом не возникало противоречий. Затем, в 1803 году, Верховный суд решил, что один из принятых Конгрессом законодательных актов находится в прямом противоречии с Конституцией. Суд счел себя вправе объявить закон неконституционным и сделал это. Однако некоторое время спустя сам Верховный суд признал, что такое право имеет чрезвычайный характер и его применение должно быть ограниченным. Судья Вашингтон[45]45
  Судья Бушрод Вашингтон (1762–1829 гг.) был выдвинут в Верховный суд президентом Джоном Адамсом и с 1798 г. был его членом.


[Закрыть] выразил это так: «Уже естественный долг уважения к мудрости, высокой нравственности и патриотизму законодательного органа велит заведомо считать каждый принятый им закон действительным, если только нарушение Конституции не доказано с полной несомненностью».

Однако с тех пор, как у нас набрало силу законодательное движение, направленное на обеспечение социального и экономического прогресса, Верховный суд стал все чаще и все самоувереннее утверждать свое право налагать вето на законы, принимаемые Конгрессом и законодательными собраниями штатов, полностью пренебрегая тем, что в прошлом он ограничил это право. В последние четыре года было предано забвению то мудрое правило, что не следует подвергать сомнению конституционность принятых законов без очень серьезных оснований. Верховный суд действовал уже не как судебный, а как политический орган.

Когда Конгресс стремился стабилизировать сельское хозяйство страны, улучшить условия труда, оградить бизнес от несправедливой конкуренции, защитить наши национальные ресурсы и еще многими другими путями послужить решению проблем, явно имеющих общенациональный характер, Верховный суд присваивал себе право судить о разумности действий Конгресса – одобрять или не одобрять государственную политику, выраженную в принимаемых законах.

В этом обвинении я не одинок. Такого же мнения придерживаются наиболее уважаемые члены самого Верховного суда. Я не имею возможности процитировать все, что они говорили, когда оставались в меньшинстве при рассмотрении таких вопросов, но, например, когда был объявлен неконституционным Закон о пенсионном обеспечении железнодорожников, председатель Верховного суда Хьюз[46]46
  Чарльз Эванс Хьюз (1862–1948 гг.), председатель Верховного суда с 1930 г. по 1941 г.


[Закрыть] написал в своем особом мнении, что решение большинства «отступает от здравых принципов» и налагает «неоправданное ограничение на право регулирования торговли».[47]47
  Речь шла о пункте 3, раздел 8, статья I Конституции США, предусматривающем право Конгресса регулировать внешнюю торговлю между штатами.


[Закрыть] При этом Хьюза поддержали трое других судей. В другом случае, когда неконституционной была объявлена Администрация регулирования сельского хозяйства, судья Стоун[48]48
  Харлан Фиске Стоун (1872–1946 гг.). С 1925 г. – член, а с 1941 г. – председатель Верховного суда.


[Закрыть] сказал о решении большинства, что оно «превратно трактует Конституцию». С ним согласились двое других судей. Приведу еще один пример: когда рассматривался и был признан неконституционным закон штата Нью-Йорк о минимальной ставке оплаты труда, судья Стоун заявил, что большинство суда навязывает Конституции «свои личные экономические предубеждения» и что лишать законодательную власть свободы в выборе мер борьбы с бедностью, обеспечения средств к существованию и охраны здоровья большинства населения – значит, «делать государственное управление бессильным». К мнению Стоуна присоединились еще двое судей.

Зная об этих разногласиях в Верховном суде, невозможно поверить утверждениям некоторых его членов, что именно Конституция велит им, к их глубокому сожалению, препятствовать воле народа. Становится ясно, как прав был судья Хьюз, когда он говорил: «Мы все подчиняемся Конституции, но, что такое Конституция, определяют судьи».

Не ограничиваясь чисто судебными функциями, Верховный суд стал чем-то вроде третьей палаты Конгресса – «сверхзаконодательной» палаты, по выражению одного из судей. Вольно интерпретируя Конституцию, суд навязывает ей слова и смысл, которых ее создатели в нее не вкладывали и не имели в виду.

В итоге мы, весь народ, поставлены в такое положение, что нам придется принять меры и каким-то образом оградить Конституцию от Верховного суда, а Верховный суд – от него самого. Мы должны найти способ апеллировать на решения Верховного суда к еще более высокой инстанции, каковой является сама Конституция. Нам нужен такой Верховный суд, который будет отправлять правосудие, подчиняясь Конституции, а не подчиняя ее себе. В наших судах должны править законы, а не люди.

Я хочу – думаю, все американцы меня поддержат, – чтобы у нас действовала независимая судебная власть, как это было задумано авторами Конституции. Для этого необходим такой Верховный суд, который обеспечивал бы исполнение Конституции, как она написана, без попыток «подправить» ее, произвольно применяя судебные полномочия и считая свое слово за высший авторитет. Независимость суда не означает, что ему дозволено отрицать общепризнанные факты.

Как же тогда нам действовать, чтобы реализовать наказ, данный нам народом? Ответ был дан в прошлом году в программе демократической партии. Вот он: «Если эти проблемы не удастся эффективно решить в рамках Конституции, мы будем добиваться принятия разъясняющих поправок, которые обеспечат нам полномочия для проведения в жизнь законов, эффективного регулирования рынка, охраны жизни и здоровья граждан, а также обеспечения экономической безопасности». Другими словами, мы сказали, что будем добиваться принятия поправок, только если все другие законодательные средства не принесут результата.

Когда я начал анализировать проблему, уже вставшую перед нами во весь рост, методом исключения пришел к выводу, что, кроме внесения поправок в Конституцию, у нас есть еще один конституционный путь обеспечить осуществление необходимых реформ. Это – влить в наши суды «свежую кровь». Нам нужны достойные люди, подготовленные для того, чтобы вершить беспристрастное правосудие. Но, с другой стороны, нам нужны такие судьи, которые привнесли бы в суды современное восприятие Конституции, – судьи, которые сохранят за судами судебные функции, но откажутся от законодательных претензий, чем они грешат в настоящее время.

Стоит напомнить, что в сорока пяти из сорока восьми штатов нашего Союза судей избирают не пожизненно, а на определенный срок. Во многих штатах судьи должны уходить в отставку, когда им исполняется семьдесят лет. На федеральном уровне Конгресс обеспечил финансовое страхование судьям всех судов, назначив пенсии в размере полного оклада тем из них, кто по достижении семидесяти лет пожелает сложить полномочия. Для членов Верховного суда эта пенсия составляет 20 тысяч долларов в год. Однако все федеральные судьи могут, по желанию, оставаться в должности пожизненно, до любого преклонного возраста.

В чем состоит мое предложение? Оно очень простое: если судья какого-либо федерального суда достигает семидесятилетнего возраста и не желает воспользоваться возможностью уйти на пенсию, президент должен дополнительно назначать нового члена суда с одобрения Сената Соединенных Штатов, как того и требует Конституция.

Это предложение преследует две главные цели. Во-первых, обеспечив постоянный приток новой, более молодой крови в нашу судебную систему, мы сможем рассчитывать, что все федеральное правосудие сверху донизу станет работать быстрее и эффективнее, а следовательно, будет обходиться дешевле. Во-вторых, решение вопросов, имеющих экономические и социальные последствия, будет поручено более молодым людям, у которых есть личный опыт жизни в современных условиях и сохранилась связь с тем миром, в котором приходится жить и трудиться среднему человеку. Это убережет нашу конституционную систему от судебного «атеросклероза».

Число судей, которых потребуется назначать дополнительно, будет полностью зависеть от решения тех действующих судей, кому сейчас за семьдесят, а в будущем – от тех, кто достигнет этого возраста. Если, например, кто-то из шести членов Верховного суда, перешагнувших порог семидесятилетия, примет решение уйти на пенсию, то, по предлагаемому плану, никакого дополнительного места в этом органе не будет создаваться. Следовательно, общее число членов Верховного суда в любом случае не может превысить пятнадцати, но оно может быть и меньше – четырнадцать, тринадцать и так далее, вплоть до девяти.

В нашем плане нет ничего особенно нового или радикального. Он нацелен на то, чтобы состав федеральных судов все время оставался полным жизненных сил. Эту идею обсуждали и одобряли многие очень авторитетные люди с тех пор, как в 1869 году Палата представителей приняла похожее предложение.

Почему возрастной рубеж определен в семьдесят лет? Потому что в законах многих штатов, в практике государственной службы, в уставах армии и флота, в уставах многих наших университетов и почти всех крупных частных предприятий, – всюду установлен возраст выхода на пенсию в семьдесят лет или меньше.

Предполагается применять этот закон ко всем судам федеральной судебной системы. Предложение находит общее одобрение в том, что касается федеральных судов нижних ступеней; возражения выдвигаются только в отношении Верховного суда Соединенных Штатов. Однако, друзья мои, если такой порядок хорош для нижестоящих судов, он тем более нужен в высшей судебной инстанции, на решения которой уже некуда апеллировать.

Противники этого плана постарались сыграть на предрассудках и страхах, стали кричать, что я стремлюсь «прибрать к рукам» Верховный суд и что предлагаемое решение создаст зловещий прецедент.

Что имеют в виду, когда говорят о моем намерении «прибрать к рукам» Верховный суд? Позвольте мне ответить на этот вопрос со всей прямотой, чтобы развеять сомнения тех, кто, возможно, введен в искреннее заблуждение относительно моих намерений.

Если меня обвиняют в том, что я собираюсь посадить в суд бесхребетных марионеток, которые, не считаясь с законом, будут решать конкретные дела так, как угодно мне, то я отвечаю: никакой президент, если он достоин своей должности, не назначил бы таких судей, и никакие сенаторы, если они достойны заседать в уважаемом Сенате, никогда не утвердили бы их.

Но если нарекания связаны с тем, что я хочу назначить, а Сенат – утвердить судей, достойных занимать места в судах рядом с их нынешними членами, и при этом таких, которые понимают современное положение и будут действовать в подлинном смысле как судьи, не попирая право Конгресса определять законодательную политику, если желание иметь таких судей называется желанием «прибрать к рукам» федеральную судебную власть, то я говорю: да, я хочу – и большинство американского народа хочет – именно этого, причем незамедлительно.

Можно ли менять число судей в Верховном суде? Не создаст ли это опасного прецедента? Право на это у Конгресса всегда было и будет. В прошлом число судей менялось несколько раз: при президентах Джоне Адамсе и Томасе Джефферсоне, которые были среди тех, кто подписал Декларацию независимости, а также при Эндрю Джексоне, Аврааме Линкольне и Улиссе С. Гранте.[49]49
  Конституция США не оговаривает численный состав Верховного суда. В разное время он колебался от пяти до десяти членов.


[Закрыть]

Я же только предлагаю вводить дополнительных членов суда по четко определенному правилу, исходя из достижения судьями установленного возрастного рубежа. Что же касается опасного прецедента, то, если когда-нибудь в будущем у Америки появятся основания не доверять своему Конгрессу в вопросах применения Конституции, это будет означать такой провал демократии, по сравнению с которым любой прецедент, относящийся к судебной системе, уже не будет иметь большого значения.

Наше общество так заинтересовано в поддержании физической бодрости судейского корпуса, что для поощрения престарелых судей к уходу в отставку предлагает им пожизненную пенсию в размере полного оклада. Почему же мы тогда должны отдавать процесс обновления состава судов на волю случая, ставить его в зависимость от желания или нежелания отдельных судей?

Наша политическая традиция явно направлена на то, чтобы судебная власть постоянно получала приток новой, молодой крови. Обычно каждый президент назначает большое число районных и окружных судей, и практически все президенты в истории Соединенных Штатов назначили, по крайней мере, по одному члену Верховного суда. Президент Тафт назначил пять членов и определил кандидатуру председателя. Президент Вильсон – трех, президент Гардинг – четырех, включая председателя, президент Кулидж – одного, президент Гувер – трех, в том числе председателя. Исключением стал мой первый президентский срок.

Такая последовательность назначений должна была обеспечить возрастную сбалансированность Верховного суда. Однако, по случайному стечению обстоятельств и в силу нежелания отдельных лиц расстаться со своими местами в Верховном суде, мы теперь получили такой его состав, где к июню этого года пятерым судьям будет за семьдесят пять и еще одному – за семьдесят. Таким образом, разумная политика потерпела поражение.

Поэтому теперь я предлагаю законодательными средствами застраховать себя на будущее от подобного нарушения возрастной сбалансированности суда. Предлагаю, чтобы впредь, когда какой-нибудь судья достигает возраста семидесяти лет, состав суда автоматически пополнялся новым, более молодым членом. Таким образом, я предлагаю, чтобы политика омоложения состава наших федеральных судов, включая Верховный суд, проводилась на основе закона, а не ставилась в зависимость от случая или частных решений отдельных лиц.

Если кто-то считает, что принять такой закон – значит, создать прецедент, то разве это не тот прецедент, который нам нужен?

Как все юристы – и как все американцы, – я сожалею о том, что приходится вести этот правовой спор. Однако здесь речь идет о благополучии Соединенных Штатов и, если вдуматься, о торжестве самой Конституции, а это для нас должно быть превыше всего. Сегодня наша проблема связана не с Верховным судом как институтом, а с людьми, которые в нем служат. Мы не можем отдавать судьбу конституционной системы на откуп субъективным мнениям нескольких человек, которые, страшась будущего, хотели бы лишить нас средств решать проблемы настоящего.

Мой план не означает наступления на Верховный суд. Речь идет о том, чтобы вернуть суду его законное и историческое место в системе конституционного правления и побудить его снова взяться за высокую задачу строительства на основе Конституции «системы живого закона». Никто лучше суда не сможет исправить то, что сделал суд.

Я изложил вам причины, в силу которых мы стараемся добиться нужных результатов законодательным путем в рамках действующей Конституции. Я надеюсь, что таким образом можно будет избежать трудного процесса принятия конституционной поправки. Давайте, однако, рассмотрим и эту возможность.

Предлагается множество различных вариантов поправок, которые сильно отличаются друг от друга. Ни один из вариантов не имеет достаточного числа сторонников – ни в Конгрессе, ни за его пределами. Я думаю, что потребовались бы месяцы или годы, чтобы достичь необходимого согласия относительно содержания и конкретной формулировки поправки. После этого потребовались бы еще месяцы или годы, чтобы получить для этой поправки большинство в две трети голосов в обеих палатах Конгресса.

Затем настал бы долгий этап ратификации: необходимо, чтобы поправку ратифицировали три четверти штатов. Еще не было случая, чтобы какая-нибудь поправка, задевающая интересы влиятельных экономических кругов или политических группировок, была ратифицирована за приемлемое время. И не будем забывать, что тринадцать штатов, в которых проживает всего 5 процентов избирателей, могут воспрепятствовать ратификации, даже если остальные 95 процентов избирателей страны ее поддерживают.

Очень многие издатели газет, руководители торговых палат, судейских коллегий и ассоциаций промышленников, которые сегодня стараются создать впечатление, что они двумя руками голосуют за конституционную поправку, первыми скажут, когда она на самом деле будет предложена: «О, я был за поправку, это точно, но то, что вы предложили, – не совсем то, что я имел в виду. Так что я не пожалею своих денег, времени и сил, чтобы „зарубить“ вашу поправку, хотя я был бы ужасно рад помочь ратификации какой-нибудь другой поправки».

Есть две категории людей, которые возражают против моего плана, выступая при этом за конституционную поправку. К первой относятся те, кто вообще решительно против современного направления социального и экономического законодательства. Это те самые люди, которые в ходе последней избирательной кампании шли наперекор волеизъявлению народа. Их стратегия теперь состоит в том, чтобы навязать затяжной процесс принятия поправки и путем проволочек погубить законодательство, за которое решительно высказались избиратели. Таким людям я говорю: не думайте, что вам удастся долго дурачить американский народ, вводя его в заблуждение относительно своих намерений.

Ко второй категории относятся те люди, которые искренне полагают, что процесс принятия конституционной поправки – это самый лучший путь решения вопроса, и которые охотно поддержали бы разумную поправку, если бы могли прийти к согласию относительно ее конкретного содержания. Им я говорю: процесс принятия конституционной поправки не может нам дать скорого ответа на наши насущные проблемы, и мы не вправе полагаться на этот процесс как на единственно возможное решение. Когда дойдет до дела, вы обнаружите, что многие из тех, кто сейчас, возможно, вас поддерживает, будет саботировать любое разумное предложение о поправке. Внимательно присмотритесь к вашим странным новоявленным друзьям. Разве бывало когда-нибудь такое, чтобы они делом поддерживали вас в вашей борьбе за прогресс?

И еще об одном не нужно забывать. Даже если бы поправка была принята и по прошествии лет ратифицирована, ее значение зависело бы от того, что за судьи сидят в Верховном суде. При нынешнем положении Конституция – это то, что судьи считают Конституцией, а не то, что имели в виду ее авторы; так же будет и с поправкой – решающим будет толкование поправки судьями, а не ваши намерения.

Мое предложение, ни в малейшей мере, не покушается на гражданские и религиозные свободы, столь дорогие каждому американцу. Вся моя деятельность на постах губернатора и президента доказывает мою приверженность этим свободам. Я говорю тем, кто меня знает: вы можете быть совершенно уверены, что я не допущу нарушения любой ветвью власти, хоть самой малой части, унаследованных нами свобод.

Нынешняя попытка противников прогресса сыграть на опасениях людей, оберегающих личную свободу, напоминает ту откровенно циничную политику запугивания рабочих, которую оппозиция применяла, пытаясь помешать принятию закона о социальном страховании.[50]50
  В 1935 г. как демократы, так и республиканцы поддерживали Закон о социальном страховании, по крайней мере, на уровне принципа. В то же время принятие закона наталкивалось на ожесточенное сопротивление, главным образом – со стороны Национальной ассоциации промышленников. Некоторые лидеры Американской федерации труда также выступали против законопроекта, т. к. он предусматривал отчисления из заработной платы работающих в фонд социального страхования, наряду с соответствующими взносами предпринимателей и федерального правительства.


[Закрыть] Рабочие тогда не дали себя одурачить пропагандой, главным аргументом которой была неприкосновенность конверта с получкой, и на этот раз Америка тоже не даст себя сбить с толку.

Я выступаю за решение вопроса посредством законодательных мер, и вот почему. Во-первых, я уверен, что их можно принять уже на этой сессии Конгресса. Во-вторых, эти меры дадут нам энергичную, либерально-настроенную судебную власть, необходимую для более быстрого и дешевого отправления правосудия сверху донизу. В-третьих, таким образом мы получим федеральные суды, готовые проводить в жизнь Конституцию в том виде, как она была создана, а не пытаться присвоить себе законодательную власть, приписывая Конституции свои политические и экономические убеждения.

В течение нескольких последних десятилетий равновесие сил между тремя ветвями федеральной власти было нарушено судами – в прямом противоречии с высокими целями авторов Конституции. Я намерен восстановить это равновесие. Обращаюсь к тем, кто меня знает: думаю, вы примете мои торжественные заверения в том, что в мире, где на демократию ведется наступление, я всей душой стремлюсь к успеху американской демократии. И вы и я внесем в это каждый свой вклад.