Текст книги "Октябрь. Память и создание большевистской революции"

Находясь в условиях беспорядка, кризиса, неопределенности и народного невежества в отношении своего дела, большевики и другие революционеры стремились передать дисциплину, единство, преданность и ясность смысла революционной жизни. И разумеется, они расходились во мнениях относительно того, каким образом можно достичь этой ясности. Их методы варьировались от уничтожения культурного наследия России, к которому стремились футуристы, до создания новой пролетарской культуры с помощью таких движений, как Пролеткульт [von Geldern 1993: 28, 72][202]202
  О движении Пролеткульта см. [Maliy 1990].


[Закрыть].

Вдохновленные, в частности, русским изданием работы Жюльена Тьерсо «Песни и празднества Французской революции», впервые опубликованной в Париже в 1908 году, некоторые революционные художники обратились к ритуализации и театрализации своих рассказов о революции (хотя Луначарский считал, что усилия советских мастеров не дотягивают до творческого гения французов) [Плаггенборг 2000: 305–306]. С помощью таких представлений стремились преодолеть языковые и культурные барьеры, отделявшие, по их мнению, широкие слои населения от революционного проекта. На службе молодого государства эти ритуалы помогали демаркировать идеологические, социальные и политические границы и связи нового порядка, утверждая новые «определения важных социальных отношений» [Lane 1981: 25]. «Конечный посыл ясен, – пишет Флоренсия Мальон в своем исследовании роли парадов Синко де Майо в создании «революционной» культуры в Мексике, – в них могут участвовать только те, кто марширует под правильную музыку и в правильном ритме» [Mallon 1995: 283]. Ритуализированные празднования Октябрьской революции, приуроченные не только к годовщине 25 октября, но и к другим датам и под другими названиями (например, Первое мая, Кровавое воскресенье 22 января, Февральская революция 12 марта), давали возможность новым правителям оформить образ революции в соотношении с изменившимися условиями и привлечь к активному взаимодействию с ним определенные слои населения[203]203
  Подобное переосмысление социальных отношений продолжалось на протяжении 1920-х годов, как утверждает Катерина Кларк, в «пролетаризации» и «советизации» интеллектуальной жизни [Clark 1991: 210–230].


[Закрыть].

Ежегодное празднование Октября представляло собой то, что фон Гельдерн в другом контексте назвал «фиксированной точкой, которая предотвращает наступление хаоса и позволяет создать смысл и иерархию» [von Geldern 1993:177]. На протяжении последующих трех лет партия выделяла значительные ресурсы и открывала широкие возможности для представления «драмы власти народу»[204]204
  В цитате речь идет именно о том, как цензура используется «сильными мира сего» не только для ограничения «слабых», но и для их «информирования и инструктирования». Эта идея имеет более широкое применение к другим проявлениям власти [Jansen 1988: 7].


[Закрыть]. Организаторы праздников стремились обеспечить легко читаемый сценарий революции, контролируя «эстетическую форму и ритуальное исполнение»[205]205
  Клаудио Фогу описывает жестко регламентированное празднование 50-летия со дня смерти героя итальянского Рисорджименто Джузеппе Гарибальди [Fogu 1996: 319].


[Закрыть]. Английские, французские и русские операторы, снимавшие документальные кадры похорон, парадов и шествий, воспроизводили сценарий революции, причем новая технология кино добавляла ему особый отпечаток[206]206
  О распространенной практике киносъемки этих событий см. [Листов 1966: 235–249]. Они входили в состав регулярных киножурналов «Кинонеделя» режиссера Дзиги Вертова [Советская кинохроника 1965: 8-38].


[Закрыть]. Контроль над коммунистическими праздниками распространялся как на предварительную подготовку сценариев, так и на последующую работу с ними – таким образом партия и ее агенты пытались создать новый социальный и политический ландшафт общества[207]207
  Ср. [Hastings 1987: 7-25].


[Закрыть]. Большевистская пресса тщательно разъясняла структуру и важность торжеств в предшествующие им дни, а также комментировала значение и народный прием после. Учитывая репрессивные условия печати после лета 1918 года, не следует путать эти прочтения с «народной» реакцией на них. Они – всего лишь часть процесса создания основополагающего события.

По форме и содержанию официальное празднование годовщины Октября в ноябре 1918 года противопоставляло царящей смуте и хаосу возможности организованного революционного государства. Во-первых, используя сложившуюся культурную практику регулярного празднования великих событий, режим транслировал идею о значимости Октябрьской революции и включения ее в ряд таких событий. Во-вторых, празднования предоставляли населению множество средств для проживания опыта Октября, которые со временем могли быть адаптированы к меняющимся потребностям общества. В-третьих, они давали новым лидерам возможность сосредоточиться в своих попытках рассказать историю Октября. И наконец, форма и содержание официальных торжеств в Москве и Петрограде имитировались по всей Советской России[208]208
  О торжествах в Саратовской губернии см. [Raleigh 2002: 215 и далее]. О распространении по всей России комитетов по организации местных праздников см.: Правда. 1918. 1 нояб.; Известия. 1918. 27 окт.


[Закрыть]. Организаторы празднования годовщины Октября в 1918 году стремились использовать его не только для того, чтобы донести до населения революционные принципы, но и для символического представления классовых контуров нового революционного общества и основных моментов Октябрьской революции. Тщательно отрежиссированные торжества свидетельствовали, возможно, и о неуверенности правящей верхушки в статусе нового режима, в частности в провинции, о недоверии к населению в целом и к тому, какую активность оно способно проявить самостоятельно. Поколения российских революционеров долгое время испытывали двойственные чувства по отношению к самодеятельности масс.

За неделю до юбилейных торжеств был создан Комитет по организации Октябрьских празднеств под руководством Каменева и начальника почтово-телеграфной службы В. Н. Подбельского. Этот комитет был разделен на секции, занимавшиеся различными аспектами празднования: секция театрально-музыкальная и изобразительных искусств; техническо-хозяйственная секция; маршрутно-пиротехническая; секция связи и информации; агитационная; продовольственная и транспортная секции[209]209
  Правда. 1918. 1 нояб.; Известия. 1918. 24 окт.; Жизнь искусства. 1918. № 3. 31 окт.


[Закрыть]. Такая строгая иерархия должна была создать ощущение, что за массовое празднование в новом государстве отвечают сами рабочие. Во время торжеств, говорилось в одной из статей, «должен царить образцовый пролетарский порядок. Только суровая товарищеская дисциплина и выдержка самих рабочих масс создадут такой порядок»[210]210
  Правда. 1918. 5 нояб.


[Закрыть].

Рис. 4. Автомобиль «Красной газеты» в Петрограде на праздновании первой годовщины Октябрьской революции (предоставлено Государственным центральным музеем современной истории России)

Демонстрация революционной щедрости в виде раздачи продовольствия была важной частью плановых мероприятий комитета. Ведь не зря в условиях крайне тяжелого положения в столицах праздник 1918 года называли «голодной годовщиной» [Яров 19996: 31]. Массовая раздача еды в Москве, запланированная на день праздника, была тщательно организована. 23 октября состоялось совещание представителей советских продовольственных организаций и военных ведомств. После обмена мнениями было решено выбрать из их числа комиссию для организации раздачи питания в день праздника на всей территории России; эта комиссия будет сообщать свои распоряжения в губернии через газеты и телеграф[211]211
  Известия. 1918. 29 окт.


[Закрыть]. Комиссия отклонила инициативу некоторых ее членов о бесплатных обедах для всего 1,4 миллиона жителей Москвы, но приняла предложение о повышении продовольственных пайков для всех «категорий» и дополнении их рыбой, маслом и другими продуктами. Официальные органы, например фабрично-заводские комитеты, обещали по 100 бесплатных папирос на человека[212]212
  Правда. 1918. 1 нояб.


[Закрыть]. В газетах неоднократно появлялись заверения, что новый паек действительно будет выдан в этот день[213]213
  Известия. 1918. 2 нояб.


[Закрыть]. Заключенные московских тюрем также должны были получить дополнительный паек[214]214
  Правда. 1918. 1 нояб.


[Закрыть].23 октября 1918 года советское правительство официально направило германскому просьбу разрешить русским военнопленным отметить новый государственный праздник 7 ноября (перенесенный с октября в связи с переходом на новый календарь) нерабочим днем и раздачей посылок и сообщить им об этом в надлежащей форме[215]215
  Там же. 1918. 31 окт.


[Закрыть].

Известия объявили, что детский паек будет увеличен в зависимости от возрастной группы (до трех лет, от 3 до 12 и т. д.)[216]216
  Известия. 1918. 31 окт. Раздача еды и подарков, особенно для детей, также была приоритетной в провинциях (см.: Правда. 1918. 1 нояб.).


[Закрыть]. Дети были особым приоритетом предстоящих торжеств. Молодежь, как отмечалось в одной из статей, характеризовалась «полным пониманием и горячим сочувствием к великому перевороту»[217]217
  Известия. 1918. 2 нояб.


[Закрыть]. В конце октября 1918 года «Известия» обратились к студентам с призывом: «Каждая общественная группа, каждая личность, должны внимательно всмотреться в пройденный путь и на критике уходящего года построить программу будущей деятельности»[218]218
  Там же. 1918. 30 окт.


[Закрыть]. Детский комитет по устройству Октябрьских торжеств запланировал на 7 ноября разнообразные поучительные развлечения для молодежи всех возрастов: утренники в местных кинотеатрах, постановки детских балетов, кукольные спектакли, такие как «Давид и Голиаф», в центральных театрах Москвы; все это, разумеется, бесплатно. В день праздника ребята постарше должны были отправиться после школы на ближайшие площади, где им рассказали бы о значении Октябрьской революции, а вечером каждая школа должна была направить делегацию на Красную площадь для участия в открытии мемориальных досок и возложения венков к могилам жертв революции[219]219
  Правда. 1918. 2 нояб.; Известия. 1918. 2 нояб.; Жизнь искусства. 1918. № 5. 2 нояб.


[Закрыть].

Видимые «плоды» нового режима проявились и в виде бесплатных концертов и спектаклей, устраиваемых местными оргкомитетами по указанию из Москвы. Было объявлено о привлечении директоров государственных театров для постановки спектаклей и балетов, традиционных и современных, для трудящихся из районов столицы[220]220
  Жизнь искусства. 1918. № 4. 11 нояб. См. также: Правда. 1918. 1 нояб.; Известия. 1918. 3 нояб.


[Закрыть]. Выбор пьес для постановки иногда представлял проблему: в «старой сокровищнице человечества», по словам Луначарского, было мало пьес, отвечающих новым требованиям, хотя некоторые, например «14 июля» Ромена Роллана и «Вильгельм Телль» Шиллера, были «более или менее в унисон с нашим настроением»[221]221
  Петроградская правда. 1918. 5 нояб.


[Закрыть]. Было также объявлено о планах отправить на фронт около 70 трупп актеров для постановки спектаклей, пьес и балетов для войск с целью передать «дух героизма и веселое настроение»[222]222
  Известия. 1918. 2 нояб. Одной из запланированных постановок была пьеса «14 июля» Р. Роллана.


[Закрыть]. В честь праздника был отдан приказ не производить «ни единого выстрела». Предположительно в доказательство революционной правоты и чести приказ грозил наказанием тем «негодяям», которые будут стрелять из-за угла, из окна или с крыши[223]223
  Правда. 1918. 5 нояб.


[Закрыть].

Основательность этих планов свидетельствовала о стремлении новых лидеров донести до населения как можно более четкое и однозначное прочтение торжеств. Зрителям и участникам нередко напрямую объясняли, что именно они видели (или должны были видеть) на празднике. «Политическое значение» общественного питания, говорилось характерным тоном, достигалось освобождением женщины «от приготовления обеда дома» и созданием настроения «свободы и солидарности пролетарских масс, когда каждый будет знать, что правительство позаботилось о всех принимающих участие в празднестве»[224]224
  Известия 1918. 29 окт.; Там же. 1918. 2 нояб.


[Закрыть]. Так, «Правда» напечатала краткую памятку для партийных организаций о том, что нужно обсуждать на массовых собраниях, посвященных Октябрю. Статья начиналась с обычной оговорки о том, что важность Октябрьской революции «во всей своей глубине», конечно же, не может быть «учтена в настоящий момент» и что по этой самой причине неудивительно, что в областной комитет партии поступают запросы с мест о том, как «осветить значение Октябрьской революции перед широкими трудовыми массами». Местным агитаторам предписывалось «охарактеризовать деятельность Временного Правительства, как чистобуржуазного по составу (Милюковское), так и Коалиционного (Керенского)» и подчеркнуть его нежелание принимать во внимание пожелания рабочих и крестьян. Кроме того, «предательству» меньшевиков и эсеров после Февральской революции необходимо было противопоставить «революционную последовательность партии большевиков во всех вопросах». Статья перечисляла основные события, на которых следовало сделать акцент, – от Июльских дней 1917 года, корниловского заговора до Предпарламента, – представляя их и как крестовый поход контрреволюции против рабочих и крестьян, и как «нарастание Октябрьской революции». Главными событиями собственно Октябрьской революции считались образование в Петрограде Военно-революционного комитета, II съезд Советов, образование Совнаркома, а также принятие первых указов новой власти – Декретов о мире, земле и «Положения о рабочем контроле». Статья не только касалась установленных рамок, но и указывала, что события должны быть представлены «в том духе, что Октябрьская революция в России является величайшим толчком для рабочих других стран»[225]225
  Правда. 1918. 29 окт.


[Закрыть]. Лидерам большевиков часто поручалось выступать на таких массовых собраниях, чтобы объяснить «итоги Октябрьской революции»[226]226
  На одном особо крупном массовом собрании были заявлены выступления Льва Каменева, Алексея Рыкова, Якова Свердлова, Юрия Стеклова, Емельяна Ярославского, Н. Осинского (В. В. Оболенского), Александры Коллонтай и многих других (Правда. 1918. 31 окт.; Известия. 1918. 31 окт.; Там же. 1 нояб.).


[Закрыть]. Согласно отзывам в прессе, появление вождей в залах или на площадях всегда сопровождалось «колоссальными хорами и оркестрами». Они стали образцами революционного героизма и аскетизма: Свердлов в кожаной куртке, «словно вылитый из стали»; Ленин, «простой, ясный, с мягкой улыбкой на лице» – во время массового митинга на Красной площади окружающие подняли его на руки[227]227
  Жизнь искусства. 1918. № 9. 9 нояб.


[Закрыть].

В большевистской прессе освещение празднований обрамлялось сообщениями о революционной ситуации в Германии и других странах Европы, зажженной Октябрем, как правило, в выражениях, связывающих эти события с российским опытом[228]228
  См. «Правду» от 1, 3, 10 и 14 ноября 1918 года.


[Закрыть]. Лидеры большевиков подчеркивали историческую уникальность Октября, противопоставляя успех революции неудачам предыдущих перспективных восстаний «рабочего класса», в частности, в Париже в 1848 и 1871 годах, а также в России в 1905 году. Они также подчеркивали роль Октября как искры, которая зажжет революцию во всей Европе и в конечном счете во всем мире, – свидетельства этого уже можно было наблюдать в Болгарии, Германии и Австро-Венгрии [Быстрянский 1918:1][229]229
  См. также [Зиновьев 19186].


[Закрыть]. Конечно, во многих странах рабочие были «связаны по рукам и ногам империалистической реакцией» и поэтому не могли «подать о себе голос»; хотя в тех странах, где эти путы были не столь тугими, например в Швейцарии и Германии, местные организации взяли на себя обязательства по празднованию годовщины Октября [Ватин 1918: 1].

Праздничные выставки в столицах представили наглядные образы Октября. Большая выставка в Москве под названием «Год пролетарской революции» заполнила несколько залов на Тверской улице книгами, газетами, фотографиями и иллюстрациями. Как отметили «Известия», на многочисленных фотографиях и рисунках были изображены «разные моменты революции»: «восстание пролетариата, съезд комитетов деревенской бедноты, баррикады, уличные перестрелки, могилы павших борцов». Привлечению людей на выставку несомненно способствовала расположенная в здании общественная столовая[230]230
  Известия. 1918. 10 нояб.


[Закрыть].

Артефакты и символы, использовавшиеся новым режимом, сами по себе не несли никакого смысла. «Большевики, – отмечает фон Гельдерн, – пришли к власти, не имея собственных символов», они делили некоторые символы с другими радикальными партиями [von Geldern 1993: 73] и потому приложили все усилия, чтобы объяснить символы и знаки нового порядка. Декрет «О памятниках республики», принятый 13 апреля 1918 года, предписывал убрать с улиц и площадей памятники, установленные в честь царей и не представляющие интереса «ни с исторической, ни с художественной стороны». Были объявлены художественные конкурсы на проекты памятников, призванных «ознаменовать великие дни Российской социалистической революции»[231]231
  Известия ЦИК. 1918. 14 аир. См. также [Королева 1977: 16–19; Kelly 1998: 227–237].


[Закрыть]. Памятники, статуи и эмблемы всегда сопровождались пояснением их значения, которое со временем могло приобретать различные оттенки[232]232
  Хант рассматривает иерархическую сеть революционных чиновников во Франции, созданную в 1792–1794 годах специально, чтобы научить население читать «новый символический текст революции». Она также прослеживает изменения в значениях различных символов с течением времени, например трансформацию фигуры Геркулеса в 1789–1799 годах из символа монархии в символ народа [Hunt 1984: 94-116]. Взятие Бастилии в тот же период было переделано из воплощения жестокости в «ключевое основополагающее событие национальной идентичности» [Liisebrink, Reichardt 1983: особенно 29–47].


[Закрыть]. Многие новые памятники и статуи, планируемые к установке в Москве и Петрограде, снабжались пояснительными табличками или более масштабными способами донесения их смысла. Так, например, издательский отдел Московского Совета объявил о планах выпустить в честь Октября серию популярных и доступных биографий «знаменитых деятелей», которым воздвигались памятники: Маркса, Энгельса, Робеспьера, Родена, Вольтера, Радищева, Римского-Корсакова, Шевченко, Гюго, Золя и Бетховена. В этих брошюрах должна была быть «охарактеризована историческая обстановка, в которой протекала деятельность этих общественных деятелей, писателей или художников»[233]233
  Известия. 1918. 2 нояб. См. также: Правда. 1918. 3 нояб.; Известия. 1918. 6 нояб. Довольно типичной была статья, восхваляющая Родена, чье искусство было «прямой противоположностью дряхлому буржуазному искусству и жалким потугам новаторов, рабов буржуазного мира» (Известия. 1917. 9 нояб.).


[Закрыть].

Символический смысл торжественных мероприятий заранее подробно разъяснялся в прессе. Например, когда 6 ноября московское небо озарил фейерверк, газеты писали о нем: «казалось, что это рушится здание капитализма, погребая под своими обломками эксплоататоров и насильников»[234]234
  Правда. 1918. 9 нояб.


[Закрыть]. Вездесущие серп и молот неизменно сияли «в короне лучей восходящего солнца»[235]235
  В Красном Питере (впечатления) // Год пролетарской революции. 1918. 9 нояб. С. 4.


[Закрыть]. 1 ноября Московский оргкомитет юбилейных торжеств объявил, что в 9 часов вечера 7 ноября в каждом регионе на одной из центральных площадей должно состояться ритуальное сожжение «старого империалистического строя» и восстание из пепла «нового строя». Соответствующий символ, изготовленный из легкого горючего материала, должен был олицетворять все «устои старого строя: капиталистов, попов, полицейских», а центральное место должен занимать «современный столбец» международного империализма[236]236
  Правда. 1918. 1 нояб.


[Закрыть]. На пепелище должна была появиться соответствующая эмблема нового государства, решение о которой принималось бы местными региональными товарищами. Смысл торжеств доносился и более косвенными и творческими способами. Народный комиссариат просвещения (Наркомпрос) планировал отметить годовщину революции демонстрацией современной техники, намереваясь осветить весь центр и окраины Москвы огромными прожекторами, проецирующими на небо движущиеся изображения. Торжества должны были открыться пролетом 15 самолетов и показательными выступлениями Московского авиационного училища[237]237
  Цит. по: [Первая годовщина… 1987: 126].


[Закрыть].

Москва и Петроград оказались лингвистически и физически затронуты революцией – улицам и зданиям там дали новые революционные названия [Переименованияулиц 1918:3]. В Москве Красная площадь была украшена черными и красными флагами, вся длина Кремлевской стены завешана плакатами, равно как и площадь: от Собора Василия Блаженного до Иверских ворот. На черных знаменах были лозунги в честь павших товарищей, на красных – революционные призывы. Большой и Малый театры также были увешаны флагами и плакатами с назидательными лозунгами [Октябрьские торжества… 1918:1]. Аналогичные декорации украсили здания и площади Петрограда, причем организационная комиссия выделила более 140 тысяч метров красного материала для оформления 71 ключевого «пункта и здания»[238]238
  Известия. 1918. 25 окт.; Год пролетарской революции. 1918. 8 нояб.; Там же. 1918. 9 нояб.


[Закрыть]. Еще не вполне сформировавшийся характер повествования об Октябре символически сводился к выбору цветовых сочетаний и резким контрастам – по аналогии с продолжавшимися попытками подчеркнуть отличия по контрасту (мы/они, красные/белые), а не по нюансам[239]239
  Виктория Боннелл рассматривает различные варианты использования цвета в советских политических плакатах, отмечая контраст между насыщенными красными и черными цветами иконографии военного времени и более приглушенными пастельными тонами менее воинственных периодов [Bonnell 1997: 258].


[Закрыть]. Значимость, если не однозначный смысл, программ вечерних развлечений подчеркивал также выбор музыки. Программа Народной хоровой академии 8 ноября состояла из Триумфальной симфонии Берлиоза, «Песен революции» П. Г. Чеснокова и оды «К радости» Бетховена[240]240
  Год пролетарской революции. 1918. 8 нояб.


[Закрыть]. Эмоционально заряженная музыка, от похоронного марша Шопена до «Интернационала», а также торжественные ритуалы были призваны усилить впечатление от мест, обозначенных на маршруте шествия. На Марсовом поле два делегата от определенного региона должны были подняться на специальную платформу и в знак верности ударить молотом по наковальне одновременно с исполнением оркестром и хором «Интернационала»[241]241
  Там же. 1918. 7 нояб.


[Закрыть].

На торжествах 1918 года Смольный был представлен как центральное место действия событий Октября. В сообщениях прессы он превратился в «сказочный замок»: «Центром всех праздничных церемониальных шествий в первый день празднования Великой Октябрьской революции явился Смольный, который, как образно выразился тов. Луначарский, служит колыбелью социальной революции всего мира»[242]242
  Там же. 1918. 9 нояб.


[Закрыть]. «Грандиозные работы» по его подготовке к празднованию включали в себя возведение перед «резиденцией великой Октябрьской революции» трехъярусной триумфальной арки высотой 21 метр с лозунгом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»[243]243
  Жизнь искусства. 1918. № 4. 1 нояб.


[Закрыть]. Полукруг прилегающей площади был художественно оформлен, а левая и правая стороны входа были увенчаны башенками, придававшими воротам старорусский стиль. Обелиски по всему полукругу были задрапированы гирляндами из зеленой и красной материи, а между ними были развешаны плакаты с лозунгами «Да здравствует международный съезд Советов». Все шествия 7 ноября заканчивали у Смольного; вечером здесь состоялось торжественное заседание Петроградского Совета, на котором выступили высокопоставленные партийные и государственные деятели[244]244
  Год пролетарской революции. 1918. 8 нояб.


[Закрыть]. Зимний дворец, напротив, даже не был включен в маршруты шествий[245]245
  Опубликованные маршруты см.: Там же. 1918. 7 нояб.


[Закрыть]. Он был украшен «в строго выдержанном стиле», решетки были задрапированы красной материей и зелеными гирляндами, а желтые стены закрывали огромные красные панели. Дворец и Урицкая (бывшая Дворцовая) площадь производили «строго-гармоничное, мягкое, успокаивающее впечатление»[246]246
  Там же. 1918. 8 нояб.


[Закрыть].

Шествия были микромиром нового социального порядка, иллюстрацией новой иерархии советского общества. Жесткий контроль за участием в них свидетельствовал о возникновении новой системы надзора, привилегий и исключений. Для выдачи всех инструкций и разрешений в Москве и провинции было создано специальное Информационное бюро[247]247
  Правда. 1918. 1 нояб.


[Закрыть]. В городе было объявлено, что «в целях организованного и планомерного проведения в Москве празднования Октябрьской Революции» все центральные и региональные органы, участвующие в торжествах, должны согласовывать все свои действия с представителями Оргкомитета. Комитет ввел систему пропусков, предназначенную для контроля доступа в места проведения торжеств. Члены Оргкомитета и их представители получали круглые пропуска, дающие право беспрепятственного доступа на все объекты; для проезда на автомобилях в дни празднования требовались специальные треугольные пропуска. Во все театры, кинотеатры и концертные залы можно было попасть только по билетам, полученным в соответствующих комиссиях. Выступающие на массовых мероприятиях могли быть приглашены только через Московский комитет Коммунистической партии[248]248
  Там же. 1918. 5 нояб.


[Закрыть]. Общественные и государственные организации, желающие принять участие в шествии, должны были до 3 ноября сообщить об этом в областную маршрутную комиссию – неисполнение этого требования влекло за собой исключение из шествия[249]249
  Там же. 1918. 2 нояб.


[Закрыть]. Автомобили и мотоциклы могли использоваться в шествии только с предварительного разрешения транспортной секции[250]250
  Там же. 1918. 1 нояб.


[Закрыть]; в целом автомобили 6 и 7 ноября могли выезжать на улицы только при наличии специального пропуска, выданного Оргкомитетом[251]251
  Там же. 1918. 5 нояб.


[Закрыть].

Шествия, составлявшие основную часть двухдневных торжеств, представляли собой разительный контраст с дореволюционными царскими процессиями элиты. В первый день торжеств в ноябре 1918 года каждый рабочий район должен был направить шествие по заранее определенному маршруту в сторону Смольного, отдавая по пути дань уважения «жертвам Октябрьской революции» у различных мемориалов. Шествие должно было состоять из представителей различных организаций района, объединенных в колонны по 10–12 человек: за знаменосцем шел оркестр, за ним – член исполкома районного Совета, затем районный комитет КПСС, представители Красной Армии, Красного Флота и т. д. На второй день шествия были разделены по принадлежности к профсоюзам, общим числом 18: от профсоюза металлистов впереди до профсоюза железнодорожников, замыкавшего колонну.

В начале ноября в газетах появился список рекомендуемых лозунгов для использования на транспарантах во время шествий. Среди них не было явно большевистских. В основном предложенные лозунги провозглашали гармонию и самодисциплину нового порядка в типично классово поляризованных терминах: самоотверженные труженики против паразитирующей буржуазии, революционное самопожертвование рабочих против алчности капитала[252]252
  Примеры лозунгов см. в: Правда. 1918. 1, 2, 5 нояб.; примеры лозунгов, предложенных Московским советом профсоюзов, см. в: Правда. 1918. 2, 5 нояб.


[Закрыть]. Женщины-работницы в газетных сообщениях упоминались только в связи с тем, что они раздавали значки участникам шествия в самом его начале и собирали деньги на подарки для красноармейцев. Крестьяне участвовали в мероприятии лишь в качестве «гостей», занимая зрительские трибуны на Марсовом поле и в Смольном, причем в последнем они были объединены с «иностранными гостями» в толпе из примерно двух тысяч приглашенных зрителей[253]253
  Год пролетарской революции. 1918. 7 нояб.


[Закрыть]. На совместном собрании представителей коммунистических организаций и Советов из московских регионов 20 октября член Московского комитета партии Григорий Беленький заверил, что главное в праздновании годовщины революции – не внешние атрибуты, не декорации, не шествия и т. д., а внутреннее проявление, «духовная мощь». Эту мощь, по его мнению, должны были почувствовать все «истинные сторонники Советской власти», которым довелось поучаствовать в демонстрациях и шествиях[254]254
  Цит. по: [Первая годовщина… 1987: 131].


[Закрыть]. Празднование не оставляло (и не должно было оставить) сомнений в том, кто к таковым относится.