Текст книги "Дети Нового леса"

– Да не так уж и долго, сэр, – засмеялась она.

– А живете вы здесь?

– В данный момент, сэр. А сейчас я вынуждена вас оставить.

Эдвард глядел во тьму коридора, где она скрылась. «Очень приятная девушка, – снова отметил он. – И почему-то, хоть она дочка Круглоголового, обращается ко мне «сэр». Видимо, все-таки я не очень похож на внука Якоба. Надо бы мне получше следить за собой». И мальчик уселся за стол, с удовольствием поглощая все, что поставила на него Пейшонс. Едва он успел завершить свою трапезу, девушка вновь появилась.

– Освальд Патридж вернулся.

– Спасибо, юная мисс, – ответил ей легким поклоном Эдвард. – Но можно задать вам еще вопрос? Где сейчас король?

– Я слыхала, что он в замке Херст. Но, – она понизила голос почти до шепота, – все попытки с ним повидаться бессмысленны и нанесут только вред тому, кто на это отважится.

Глава IX

После того как девушка снова покинула кухню, Эдвард, с удовольствием допив эль, вкус которого за год с лишним жизни в лесу успел основательно подзабыть, вышел на задний двор, где и встретился с Освальдом Патриджем.

– А мне-то и невдомек, что у Якоба внук имеется, – с места в карьер начал тот. – Ты давно у него живешь?

– Да уже больше года. А раньше жил в Арнвуде, – стойко придерживался своей версии мальчик.

– Значит, я так себе мыслю, ты должен быть на стороне короля, – покивал ему лесник.

– Был, есть и буду, пока жив, – заверил его Эдвард.

– Вот и я точно так же, – остался доволен таким ответом Освальд Патридж. – А кто думает по-другому, щенка от меня получит, только если я сдохну. Но лучше пойдем-ка мы для дальнейшей доброй беседы на псарню. Собаки-то, как говорится, все слышат, да после сказать никому ничего не смогут.

Скрывшись за дверью псарни, он вывел наружу двух изрядно уже подросших щенков, очень похожих на Смокера, разве что чуть поменьше ростом, чем он, да по-детски еще игривых. Завидя Эдварда, они будто сразу почувствовали в нем хозяина и с повизгиваньем и радостным тявканьем начали на него прыгать и тыкаться в него влажными черными носами.

– Нравятся? – Впрочем, лесник явно не сомневался в этом.

– Еще бы, – уже гладил обоих щенков по шелковисто-черным головам Эдвард.

– Чуток подрастут, солидности наберутся, и цены им не будет, – заверил хозяин. – Особо берег для твоего дедушки. Лучшие из всего нынешнего помета.

– Я, кстати, когда сюда к вам собирался, думал, что вас одного увижу, а в результате с Круглоголовым встретился. – И мальчик вкратце пересказал свой разговор с новым хранителем леса.

– Ну, ты, я гляжу, не из робких, – выслушав его, с уважением произнес лесник. – Вот и правильно. Но я-то свой пост сохраню. И еще двое из прежних останутся. А другие все новые будут, и народец это гнилой. В деле нашем не смыслят, зато языком чесать мастера. Все время, когда не спят, короля позорят. За это, видать, работу и получили. Охота им, как барану сливки. И сами ею заниматься не станут, и другим не дадут. Поэтому с ними ухо держи востро. Поймают – не поздоровится.

– Да их-то я не особо боюсь. Меня больше другое волнует: как оленину теперь продавать, – поведал о том, что его и впрямь тревожило, Эдвард.

– А вот в этом как раз я берусь быть тебе подмогой, – похлопал его по плечу лесник. – Наведу на надежного человека. Из таких, кто ценит хорошую дичь больше любых нехороших законов, – выразительно покосился он в сторону дома, где нашел временное пристанище новый хранитель леса. – Главное, повторяю, не попадись на охоте. С покупателем станешь встречаться в условленном месте. Ты ему оленину, он тебе – деньги, и разошлись восвояси. Только… – Он помолчал, словно бы собираясь с мыслями. – Сдается мне почему-то, что этот хранитель не столь уж ярый, как хочет представиться. Иначе не позволил бы говорить с ним так. И о полковнике Беверли столь уважительных слов тебе бы от него тогда не услышать.

– Интересно, кто он и откуда? – полюбопытствовал Эдвард.

– Слышал, он вроде ходит в больших друзьях генерала Кромвеля и есть у него большие заслуги перед Парламентом. Если потом еще что узнаю, обязательно расскажу. Нам бы с тобой недурно снова увидеться. По лесу нашему брату по-прежнему еще можно ходить. И здесь, коль ко мне соберешься, всегда будешь желанный гость. Только ружье ко мне не захватывай. А сейчас, как домой возвращаться будешь, остерегайся слежки. Лет-то тебе уже сколько?

– Пятнадцать, – откликнулся Эдвард.

– А по виду можно дать больше. – Лесник оценивающе пригляделся к нему. – На девятнадцать спокойно потянешь. Вон какой рослый и крепкий. Ну да лесная жизнь завсегда нас взрослее делает. Оленя-то брать научился уже?

– Редко пустым прихожу с охоты, – не стал скромничать мальчик.

– Значит, весь в дедушку, – покивал Освальд Патридж. – Он у тебя большой мастер. Да и ты, как я погляжу, молодой да ранний. След молодого самца от двухлетки уже отличать научился?

– И след двухлетки от лани – тоже, – добавил Эдвард.

– Да ну-у-у? – даже как-то растерянно протянул Освальд Патридж. – Стоило бы нам, пожалуй, вместе с тобой этим делом заняться. Ты мне только скажи, где ваш с дедушкой дом-то стоит? Время-то нынче такое. Случится не ровен час что, и где вас искать? А рот у меня всегда на замке, – заметив, что мальчик колеблется, быстро проговорил он. – Ежели кто еще поинтересуется, живо направлю в другую сторону. Дубовая роща, что называется королевской, близко от вас?

– Достаточно, – подтвердил Эдвард.

– Послезавтра к рассвету сможешь туда добраться? – задал новый вопрос лесник.

– Буду жив, доберусь, – улыбнулся мальчик.

– Ну, вот и славно. Тогда прямо там и встретимся, – сказал Освальд Патридж. – А теперь забирай собак и счастливо тебе добраться.

Эдвард его поблагодарил, вернувшись в конюшню, оседлал отдохнувшего Билли и пустился в обратную дорогу. Собаки послушно бежали следом, а мальчику было о чем подумать в пути. С появлением новой власти жизнь усложняется. Охота связана теперь с большим риском. Бедный Якоб до того плох и столь исхудал, что, кажется, скоро покинет их, и Эдвард останется в доме старшим. Спасибо, что Хамфри с его дальновидностью и умом сумел так здорово организовать хозяйство. С его фермой они по-любому голодными не останутся. Он, Эдвард, конечно, сдаваться не собирается и по-прежнему станет ходить на добычу оленей. Но риск, разумеется, в этом есть, и если его поймают, он угодит в тюрьму. Поэтому Хамфри охотиться больше ни под каким видом нельзя. Если с Эдвардом что-то случится в лесу, или, к примеру, он будет вынужден убежать за границу, или его прямо здесь призовут воевать под знаменами короля, он должен быть уверен, что его младший брат убережет себя и сестер. С этими мыслями Эдвард поравнялся с объятым сном домом, где бодрствовал один лишь Хамфри, которому он и поторопился все рассказать. Тот выслушал его молча, посчитав, что сперва должен все хорошенько обдумать, а потом уж делиться своими соображениями, и лишь ограничился сообщением, что Якобу весь этот день было очень худо, и Элис по его просьбе долго читала ему вслух Библию.

Наутро Эдвард уже сидел возле кровати старика, с которой он последние десять дней уже был не в силах подняться. Сердце у мальчика сжималось от горя. Даже за тот единственный день, что они не виделись, Якоб еще сильнее похудел и ослаб. Эдвард в подробностях перед ним отчитался о вчерашней поездке.

– Ты вел себя там более смело, чем благоразумно, – слабым голосом произнес старый егерь. – Да я и не ждал от тебя другого. Ты слишком самолюбив и горд, чтобы врать ради выгоды. И, ты знаешь, я рад, что ты у меня такой. Они все равно не вправе тебя обвинить, если ты просто на стороне короля. Вот выступил бы с оружием против них, тогда да. А так ничего они тебе, мальчик мой, не сделают. Плохо, конечно, что лес стал у них под контролем. С этим, пожалуйста, осторожнее. Сила теперь на их стороне, и ты должен с этим считаться. Иначе не миновать беды. Я не беру с тебя никаких обещаний. Просто когда твоей гордости будет невмоготу, вспомни о сестрах и постарайся стерпеть ради их безопасности. Я говорю сейчас тебе это из-за того, что дни мои сочтены, и скоро весь груз ответственности ляжет на твои плечи. Уверен, ты выдержишь. В последний месяц, когда я стал для вас только обузой, вы с Хамфри отлично мне все доказали. Без малейшей ведь моей помощи всю семью содержите. И как удачно, что Хамфри такое хозяйство наладил. Вон с дичью-то усложнилось, а ферма доход приносит. Постарайтесь теперь в основном на нее опираться. А в лесу, потому как закон снова действует, охотьтесь, советую, на быков. Дичью они не считаются, а говядину покупатель берет не хуже, чем оленину. Цена на нее, конечно, поменьше, зато мяса в каждой добытой туше больше. Вот и выходит почти так на так. Но вообще, повторю, живите-ка лучше с фермы. И на людях ты, Эдвард, все же поменьше крутись. Как ни старайся, очень уж сильно видать, что не из низшего ты рода-племени. Да и негоже тебе при таком-то родителе перед чернью паясничать. Освальду Патриджу можешь полностью доверять. Я хорошо его знаю. В память о нашей с ним дружбе он и тебе верным другом станет. Ну, пока все, мой мальчик, – явно устал от длинного разговора старик. – Пришли-ка сейчас ко мне Элис, пожалуйста.

Эдвард покинул его чуть не плача. Только сейчас ему стало отчетливо ясно, насколько он привязался к Якобу и как тяжело будет его потерять. Целый день проработав с братом на ферме, он вечером снова сидел у постели старого егеря. Узнав, что наутро старший его воспитанник должен пойти на охоту с Освальдом Патриджем, он обрадовался.

– Ты уж подружись с ним покрепче, мой мальчик. Можешь даже при случае и открыться ему, кто ты на самом деле. Это даже, пожалуй, и нужно. Наступят лучшие времена, Освальд и засвидетельствует твое настоящее имя. Знаешь, пожалуй, я ему сам все скажу. Приведи его завтра вечером к нам. Так прямо и передай, что я умираю и у меня к нему разговор важный есть. Ну а с тобой у нас будет еще потом чуток времени побеседовать. – И он опять попросил, чтобы Элис пришла почитать ему Библию.

Королевская роща была обязана своим названием густо растущим дубам такой удивительной красоты, что кряжистая их стать невольно завораживала взгляд. Дом Якоба Армитиджа отделяли от этого места семь миль, и Эдвард отправился в путь еще затемно. Впрочем, к моменту, когда он прибыл на место в сопровождении Смокера и, скинув ружье с плеча, прислонился к стволу одного из самых массивных дубов, заря уже занялась. А вскоре и Освальд Патридж, в похожем на то, что было на Эдварде, облачении и тоже с собакой, возник с противоположной стороны леса.

– Здравствуйте, Освальд, – приветствовал его мальчик.

– Ну, и тебе того же, – бодро откликнулся тот. – Знаешь, с тех пор как расстались мы позавчера, на много вопросов пришлось мне ответить по части твоей персоны. Сначала Круглоголовый Хидерстоун прямо меня измучил. Так и эдак ко мне подбирался и все выведывал, вправду ли ты внук Якоба или себя выдаешь за него? Как я понял, он сильно подозревает, что ты – герцог Йоркский. Ну да я не помощник в таких делах. Больше того, что мне сказано, никогда не знаю, – с хитрецой поглядел он на Эдварда. – Зато засвидетельствовал ему в лучшем виде, что дом Якоба и впрямь его полная собственность, которая была отдана в дар еще его предкам, ты же проживал до смерти полковника в Арнвуде, а после уже перебрался к деду. Но вот хорошенькая дочурка хранителя еще любопытнее оказалась, чем папа, – с многозначительным видом изрек Освальд Патридж. – Такой мне допрос про тебя учинила. А под конец ну меня умолять: уговори, мол, его, то есть тебя, не ходить на оленей. Потому-де папаша ее очень рьяный по части своего долга, и если тебя поймают, попадешь неминуемо ты в тюрьму.

– Спасибо большое, конечно, ей за заботу, но, тем не менее, я сегодня намерен взять как минимум одного оленя, – задиристо отвечал ему Эдвард. – Это мясо не Круглоголовых, а короля. Вот и пусть достается тем, кто стоит за него.

– Метко замечено! – восхитился Освальд. – И ружье, я гляжу, у тебя подходящее. Значит, будешь у нас сегодня на охоте за главного.

– Полагаете, нам здесь может попасться хороший олень? – решил посоветоваться с ним Эдвард.

– По эту пору даже не сомневайся, – заверил лесник.

Эдвард вытянул руку.

– Ветер с запада дует. Значит, пойдем таким образом, чтобы он нам пришелся либо в лицо, либо в правую щеку.

– Именно так, – согласился Освальд.

Путь занял у них с полчаса, когда Эдвард, заметив след, заявил:

– Уверен, этот олень залег вон в той чаще.

Около зарослей след действительно обрывался.

– Он там, – одними губами проговорил мальчик.

Освальд, кивнув, весьма выразительным жестом велел ему двигаться напрямик к добыче, сам же пошел вдоль кустов, намереваясь обогнуть их с другой стороны. Эдвард медленно и бесшумно скользил сквозь чащу, пока наконец сквозь просветы между ветвями кустарника ему не открылась маленькая поляна, густо заросшая высоченной травой. Теперь он не сомневался: именно здесь олень и залег. Опустившись на четвереньки, он пополз дальше. Вот наконец он нашел просвет, сквозь который полянка была видна достаточно широко. Он изготовил ружье, но, видимо, как ни старался бесшумно взвести курок, все-таки чем-то насторожил оленя. Самец встрепенулся. Над травой показались рога, а потом и глаз. Эдвард выждал немного, чтобы животное успокоилось, и, прицелившись, выпустил в него пулю. Гром выстрела поднял с травы еще одного оленя, и он стремительно кинулся наутек. Освальд успел достать его своей пулей, но самец по-прежнему удирал, и Эдвард, лишь мельком удостоверившись, что первый олень сражен, бросился в погоню. Вскоре он уже поравнялся с пыхтящим от быстрого бега Освальдом, ни словом не обменявшись с ним, обогнал его и понесся дальше. Олень заставил охотников и обеих собак нестись за собой до самых болот, где залез в небольшое лесное озеро и там замер. Эдвард мог уложить его первым, однако дождался Освальда, считая, что это его добыча. Тот выстрелил, едва выломавшись из чащи, и вскоре они уже вместе тащили из воды тушу.

– Как же тебя угораздило оба раза промазать? В нем только две мои пули, – внимательно изучил шкуру лесник.

– Да я ведь совсем не в него стрелял, а в другого. Он по-прежнему там, на полянке лежит, – объяснил ему Эдвард. – Не успел к нему приглядеться как следует, но вроде отличнейший экземпляр.

– Этот тоже совсем не плох, – был очень доволен своим трофеем лесник.

Он, сноровисто разделав тушу, развесил мясо доходить на ветвях дуба и отправился вместе с Эдвардом на полянку.

– Я, честно сказать, подумал вчера, что ты больше хорош на словах, – разглядывая сраженного наповал всего одним выстрелом громадного самца, признался он. – Но теперь уж мне ясно: ты настоящий мастер. И олень-то действительно королевский. Двадцать пять отростков на рогах, чтобы мне провалиться! Теперь пора тебе ножиком поработать. Через полчаса тьма опустится.

Это мясо они тоже оставили на ветвях дуба, чтобы назавтра, по предложению Эдварда, погрузить всю добычу в повозку с Билли.

– Славно придумано, – обрадовался Освальд Патридж и, шумно сглотнув, добавил: – Надеюсь, что у вас в доме нас ждет что поесть, а то прямо живот подвело с голодухи.

– Даже не сомневайтесь. Элис никого не оставит без ужина, – заверил мальчик.

Вскоре Освальд смог убедиться в правоте его слов. Но еще больше, чем кулинарное мастерство старшей девочки, его поразило количество внуков у Якоба. Когда же он после ужина отправился к нему в комнату и узнал там действительную историю четверых детей, его охватило столь сильное изумление, что он, отдав по-военному честь двум братьям, воскликнул:

– Ну и оказия мне привалила в столь благородной компании очутиться!

– Только забудьте пока об этом, пожалуйста, – отозвался с улыбкой Эдвард. – Пускай мы для вас по-прежнему будем внуками Якоба Армитиджа.

– Уж ясное дело, сэр, я обязательно ради вас так именно и поступлю. И можете не сомневаться: Якоб правильно мне доверил секрет. Ох, и когда бы я даже вообразить себе смог, что дочка полковника Беверли мне собственными руками поесть приготовит! – вне себя от волнения произнес Освальд Патридж.

Время уже шло к ночи, и так как утром старшему мальчику и леснику предстояло ехать с повозкой за мясом, его оставили ночевать, постелив ему на полу в комнате братьев.

Едва они на другой день прибыли с грузом к нему домой, Освальд, попросив Эдварда посидеть на кухне в обществе старой ворчливой служанки Фиби, отправился потолковать с хранителем леса, которому объявил, что привез недурное оленье мясо и ждет теперь от него дальнейших распоряжений по этому поводу.

– Также считаю нужным вам сообщить, – продолжил лесник, – что мясо помог мне доставить в своей повозке молодой Эдвард Армитидж и в данное время он пребывает на кухне. А так как время уже сильно к вечеру, надо бы устроить его у нас на ночлег.

Услышав про Эдварда, мистер Хидерстоун снова начал им интересоваться, и тогда Освальд, не скупясь на слова, так красочно расписал его компетентность в лесных делах, добавив, что даже ему самому не грех у такого мастера поучиться, что хранитель воскликнул с улыбкой:

– Как я понимаю, этот молодой человек почерпнул все свои знания из богатого практического опыта. Он жил за счет короля, однако за счет Парламента жить не будет. Зато я могу нанять его рейнджером. Пока он, конечно, к нам в оппозиции. Однако, если поступит на службу, может вполне превратиться в верного человека. Сделайте-ка ему от меня предложение, Освальд. Что же касается доставленной оленины, задние окорока завтра же утром отправьте, пожалуйста, генералу Кромвелю. Что сделаем с остальным, сообщу вам немного позже. А юноша, разумеется, может остаться у нас на ночлег.

Освальд поспешил донести до Эдварда сообщение:

– Генерал Кромвель завтра получит зад-ние окорока твоего оленя. Самое лакомое. А тебе предлагают наняться рейнджером.

– Вот уж спасибо, – скривился тот. – Знаете, почему-то мне совершенно не лестно превратиться в поставщика оленей Круглоголовым. Можете прямо так хранителю и передать. Ну и добавьте, что я, разумеется, очень ему благодарен, – с усмешкой добавил он.

– Иного я и не думал, – его слова леснику явно понравились. – Но, мне кажется, он предложение свое сделал от чистого сердца и с наилучшими побуждениями. А теперь, Фиби, – сказал он возившейся возле плиты служанке. – Сообрази нам с молодым человеком поесть. А то мы очень голодные.

– Вот сей момент и подам, – отозвалась та скрипучим голосом. – У меня как раз стейки на сковородке подходят.

– А еще тебе нужно найти для молодого человека кровать, – продолжил лесник.

– В доме нет места, – буркнула она. – Но чердак над конюшней полон отличной соломы.

– И это вполне сойдет. Я не слишком-то прихотливый, – заверил Эдвард.

– Еще бы тебе привередничать, – презрительно зыркнула на него злобная Фиби. – К стене конюшни приставлена лестница. По ней на чердак и поднимешься. А там и делай себе из соломы какую угодно постель.

Освальд уже порывался поставить служанку на место, но Эдвард предупреждающе поднял вверх указательный палец, и лесник промолчал, а вскоре Фиби их вовсе выставила из кухни, заявив, что ей давно пора ложиться.

Из дома они вышли вместе. Эдвард отправился к конюшне, а Освальд – в домик знакомого рейнджера, где ночевал с той поры, как предоставил собственное жилище в распоряжение мистера Хидерстоуна. Мальчик хотел поскорее лечь, чтобы поспать до рассвета, а после как можно быстрее добраться до дома, ибо его все больше тревожило состояние Якоба. Заснуть, однако, не получалось. На чердаке свистал пронзительный ветер, соломы же, вопреки уверениям Фиби, оказалось так мало, что она не спасала от холода. Прослонявшись какое-то время из угла в угол в тщетных поисках хоть относительно теплого места, Эдвард спустился вниз размять на ходу окоченевшие ноги и руки.

«Вот старая злыдня, – с досадой подумал мальчик, заметив в окошке над кухней свет. – Меня выставила на холод, а сама ведь так и не спит». Свет в окне сделался еще ярче, к нему изнутри подбежала женщина и, резко отдернув занавесь, попыталась его открыть. Тут он и понял, что в комнате полыхает пожар. Эдвард мигом вернулся к конюшне, схватив лестницу, подтащил ее к стене дома и вихрем взлетел к полыхавшему окну. Женщины возле него уже не было. Эдвард разбил стекло. Дым из комнаты повалил такой, что у него перехватило дыхание. Он прыгнул в комнату. Женщина распростерлась без чувств под самым окном. Он подхватил ее на руки. Взбодренный образовавшейся тягой, огонь полыхнул с новой силой. Эдварда, уж вставшего на ступеньку лестницы, опалило раскаленной волной. Не обращая на боль внимания, он начал быстро спускаться.

Ступив наконец на землю, Эдвард стремительно начал тушить одежду на женщине, и только теперь ему стало ясно, кого он спас. Это была совсем не служанка, а дочь мистера Хидерстоуна. Он бегом отнес ее в стойло, бережно уложил на солому и кинулся поднимать тревогу, чтобы все, кто еще оставались в доме, успели его покинуть. Возле конюшни была поилка для лошадей. Наполнив из нее ведро, мальчик взбежал с ним по лестнице, вылил воду в окно и понесся к поилке за новой порцией. Так он проделал несколько раз, не переставая громко кричать на ходу: «Пожар! Пожар!»

Крики его разбудили и обитателей дома Освальда Патриджа, и тех, кто жил по соседству. Хранитель леса выскочил полуодетый. Лицо его искажали ужас и скорбь. Следом за ним бежала истошно визжавшая Фиби, а двор наполнялся соседями.

– Моя дочь в этой комнате! Спасите ее! – в отчаянии взирал на окно, из которого вырывалось пламя, мистер Хидерстоун. – Спасите ее или дайте мне самому это сделать!

Его с двух сторон удерживали какие-то люди, он рвался к лестнице, а пламя уже бушевало с такой чудовищной силой, что каждому, кроме отчаявшегося родителя, было понятно: сейчас в эту комнату никому не проникнуть.

Освальд тоже уже был тут. Эдвард окликнул его:

– Организуйте людей. Нечего им просто так стоять и глазеть. Пускай передают мне ведра с водой.

Освальд немедленно выстроил всех в цепочку. Ведра с водой по рукам доставлялись на лестницу к Эдварду, и какое-то время спустя пламя было побеждено. Хранитель леса по-прежнему бился, пытаясь вырваться из объятий сразу нескольких человек, повисших на нем.

– Моя дочь! Мой ребенок! Она сгорела там заживо! – в отчаянии восклицал он.

Из толпы вдруг послышался голос:

– А в Арнвуде, между прочим, сожгли четверых!

– Боже правый! – схватился за грудь мистер Хидерстоун и лишился чувств.

Так, без сознания, его и доставили на руках в один из домов по соседству.

Эдварду уже удалось полностью сбить огонь. Вся мебель в комнате выгорела дотла, но дальше этого разрушение не продвинулось. Теперь здесь могли управиться без него, поэтому он спустился вниз.

– Ну и ужас, сэр, – подбежал к нему Освальд Патридж, в панике совершенно забывший, что негоже подобным образом обращаться к юному внуку Якоба Армитиджа. – Погибла во цвете лет. И такая ведь милая была девушка.

– Успокойтесь. С ней полный порядок, – поспешил внести ясность мальчик. – Я ведь первым делом ее из комнаты вытащил и в конюшню отнес, а потом уж пожар тушить начал. Вот, видите? – уже привел он его на место. – Она все еще без сознания, но, слава богу, дышит. Прысните на нее воды, Освальд. Хватит, хватит. Достаточно. Она уже приходит в себя. Накиньте на нее свой плащ и несите в дом.

Лесник подхватил девушку на руки. Дома они вместе устроили ее на кровати, и скоро она окончательно пришла в чувство.

– Где мой отец? – были первые же ее слова.

– С ним все в порядке, – поспешил ее успокоить Освальд.

– А дом? Он сгорел? – продолжала она.

– Нет. Пожар ликвидирован.

– Но кто меня спас?

– Юный Армитидж, мисс.

– Кто? Кто? Ах да, вспомнила. Но мне нужно сейчас же увидеть отца.

– Мисс, он в соседнем доме, – пояснил Освальд.

Девушка попыталась подняться на ноги, но колени ее подогнулись, и она снова рухнула на кровать.

– Не могу. Позовите его ко мне.

– Как скажете, мисс, – лесник повернулся к мальчику. – Эдвард, посторожишь ее?

Он кивнул, но из комнаты вышел и занял пост у двери снаружи, где и нес свою вахту все время, пока Освальд ходил за мистером Хидерстоуном.

К моменту его появления у соседей хранитель леса уже очнулся и пребывал в совершенном отчаянии.

– Огонь потушен, – сообщил ему прямо с порога лесник.

– Ах, мне это все равно, – даже не повернул в его сторону голову мистер Хидерстоун. – Бедное мое, бедное дитя, – загробным голосом произнес он.

– Ваша дочурка, сэр, в безопасности и пребывает в постелях, – поторопился его обрадовать Освальд.

– Что? Где? Жива? – встрепенулся хранитель леса. – Скорее! Ведите! Куда мне надо идти?

– Ровно туда, где я нынче живу, – откликнулся Освальд. – Она, между прочим, вас очень кличет. По той самой причине сюда и явился.

Путь, отделявший его от Пейшонс, счастливый отец проделал с такой мальчишеской прытью, что Освальду оставалось лишь диву даваться. Пролетев мимо Эдварда, мистер Хидерстоун ворвался в комнату и заключил в объятия дочь. Лесник и мальчик вышли на улицу.

– Вот ведь смешно, – сказал Эдвард. – Не пошли меня эта злобная Фиби ночевать в таком холоде, я бы наверняка крепко спал, а все в этом доме сгорели бы.

– Неисповедимы пути Господни, – многозначительно произнес Освальд. – Выходит, что нынче ночью тебе было дано ответить добром на зло.

– Все бы отлично, только рука ужасно болит, – поморщился Эдвард. – Мне сильно ее огнем опалило. Нет у вас чем помазать?

– Сейчас принесу.

Сбегав в дом, Освальд Патридж вернулся с баночкой густой мази, которую тут же нанес на обожженную руку мальчика.

– Ох, какая же в этом хранителе, видимо, зреет к тебе благодарность, – проговорил он, бережно опуская рукав его куртки.

– Именно потому я прямо сейчас запрягаю Билли и спешно еду домой, – решительно заявил Эдвард. – И пожалуйста, Освальд, делайте, что хотите, но уходите от всех его просьб объяснить, как меня найти.

– Ну, это как же ему отказать, коль попросит? – растерялся лесник. – Прямо даже не знаю. – И он в замешательстве почесал себя за ухом.

– Вот сами и придумайте как, – строго проговорил мальчик. – Неужели не понимаете? Он ведь теперь начнет мне навязывать эту должность в лесу, а мне она не нужна. И его благодарность – тоже. Да, я спас его дочь. Но точно так же поступил бы с дочерью самого злейшего своего врага. Да и его самого не обрек бы на столь ужасную смерть. Но в ответ мне от них ничего не надо. Не приму ничего от Круглоголовых. И служить им не собираюсь. А оленей по-прежнему буду стрелять ровно столько, сколько потребуется. Пусть этот хранитель себе говорит что хочет, но они были и остаются собственностью короля. Теперь, Освальд, пожалуйста, помогите мне запрячь Билли, а то мне с такой рукой это трудно.

На прощание Эдвард попросил Освальда обязательно к ним заехать в ближайшее время, тот обещал появиться у них до исхода недели, и мальчик в тревоге за Якоба заторопился домой. Когда ему оставалось проехать еще с милю, он увидел спешащего по тропинке навстречу Хамфри.

– Я за тобой уже собирался идти, – забравшись в повозку, проговорил младший брат. – Якоб хочет тебя обязательно видеть, и мне было страшно, что ты не успеешь.

– Что, совсем плохо?

– Очень, – кивнул ему Хамфри. – Боюсь, ему совсем уже мало осталось. Он и сам говорит то же самое.

Эдвард, забыв об ожоге, слишком резко повернул руку и скрипнул зубами от боли. Хамфри это заметил, и брат рассказал ему за остаток пути, что с ним случилось минувшей ночью.

– Сильно болит? – посочувствовал младший брат.

– Весьма ощутимо, но что поделаешь, – с вымученной улыбкой ответил Эдвард.

– Ну, один способ, пожалуй, я знаю, – уверенно начал Хамфри. – Помню, как в Арнвуде Бенджамин однажды обжегся и чем его после лечили. Ему тогда здорово помогло.

– Но у нас-то здесь и лекарств совсем нет, – отмахнулся Эдвард. – Да сейчас это и не особенно важно.

Они уже поравнялись с воротами, и он, оставив Билли с повозкой на попечение Хамфри, бросился в комнату Якоба.

– Ну, слава богу, вернулся, – тут же открыл глаза при его появлении дотоле дремавший старик. – Мне было боязно, что ты не поспеешь до моего ухода. А это уже очень скоро. Чувствую: время мое пришло.

Он произнес это совершенно спокойно и даже вроде бы лучше сегодня выглядел, чем в предыдущие дни.

– Ну зачем ты так, Якоб, – откликнулся мальчик. – У тебя что-то сильно болит?

Старик улыбнулся:

– Нет, дорогой, теперь уже совсем ничего. Просто настал мой час. Я ведь уже очень стар, мой мальчик.

– Ну, так уж и очень! – воскликнул тот. – Мне Освальд сказал, что тебе никак не больше шестидесяти.

– Освальд об этом не знает, – продолжил Якоб. – Все здесь считали, что мне куда меньше, чем есть. Просто Господь мне позволил жить в силе и бодрости. Я и так уже задержался куда дольше срока. Помнишь ведь, в Библии сказано: нам в этом мире положено трижды по двадцать и еще десять лет. Значит, от силы семьдесят. А мне уж перевалило за семьдесят шесть. Давно стою за порогом. Вот что, мой мальчик. Еще раз тебя заклинаю: будь осторожен. Если не ради себя, то хоть ради сестер. Ты еще очень молод, но гораздо умнее и сильнее своих сверстников и сможешь встать на защиту девочек не хуже, чем я. Господь послал нам тяжелое время, но такова Его воля, и мы должны принимать ее. Чувствую: впереди еще много тяжелых дней, и смерти подобно, пока они длятся, тебе объявлять свое настоящее имя. Доведешь до беды и себя, и брата с сестрами. Оставайтесь по-прежнему в этом доме и зарабатывайте себе на жизнь фермой. Это разумнее, чем охотиться на оленей, которых они считают теперь своими. В сундуке ты отыщешь деньги. Если станете тратить их с разумом, хватит вам их надолго. Я, как и все мы, грешен, однако старался по мере сил жить праведно и с Божьей помощью исполнять, насколько умел, свой долг. Пообещай мне, пожалуйста, Эдвард, что, даже когда меня рядом не будет, ты каждое утро и каждый вечер станешь читать остальным вслух Библию и молиться, как это делал я с вами. Ты мне обещаешь?

– Да, – с усилием произнес Эдвард и вынужден был глубоко вздохнуть, чтобы не разрыдаться. – Именно так я и поступлю, Якоб. И обещаю следовать всем советам, которые ты мне дал.

– Ну, вот и славно. Благослови тебя Бог. А теперь приведи ко мне Хамфри и девочек, чтобы я мог попрощаться с ними.

Вскоре они вошли, и старик продолжал:

– Хамфри, ты долго радовал мое сердце своими успехами. И теперь ухожу я спокойно не только благодаря Эдварду, но и благодаря тебе. Ты справишься, мой дорогой, но, пожалуйста, береги себя и не слишком усердствуй, когда приручаешь свой дикий скот. Это очень опасно, а твоя жизнь нужна сестрам. Сейчас вас с Эдвардом двое, однако над смертью никто не властен, и, конечно, не приведи Господь, но она может настигнуть кого-то из вас в молодые годы. Один уйдет, а другой останется и примет ответственность за обоих. Помни, пожалуйста, это. Знай, что твоей семье без тебя не прожить. И поддерживай дальше ферму такой, как она у тебя сейчас есть.