Текст книги "Дети Нового леса"

Глава IV

Всю ночь старый егерь не мог сомкнуть глаз. Он увел четверых детей сюда, в эту глушь, и с ним они здесь в безопасности. Будь он уверен, что проживет еще долго, душа бы его за них не тревожилась. Но что если он отправится в мир иной раньше, чем сможет их научить самим о себе позаботиться? Без этого им в таком диком месте, о котором никто здесь почти и не знает, погибель. Эдварду нет и четырнадцати. Он смелый и умный мальчик, но опыт-то нужный отсутствует, а трудности здесь ожидают его на каждом шагу. Хамфри хватает все на лету, но постоять за себя и брата с сестрой пока тоже не в силах. «Значит, мне следует торопиться, – размышлял дальше Якоб. – Мой долг научить их всему, что позволит им стать независимыми и самостоятельными, и нельзя мне теперь терять ни минутки. Доверясь милости Божьей, я стану стараться изо всех сил. И буду молить Всевышнего о продлении моей жизни еще хоть на два-три года. Этого мне вполне хватит, чтобы сомкнуть навсегда глаза без страха за них. Завтра же они у меня начнут обучаться жизни егерских внуков».

Едва дети расселись наутро за столом в большой комнате, Якоб раскрыл свою Биб-лию в изрядно потертом кожаном переплете.

– Дело такое, мои дорогие. Жить вам где-нибудь, кроме как здесь, невозможно. Вражеские солдаты убили вашего папу, да и вас бы наверняка уже не было, не вмешайся я вовремя. Теперь вы вроде как мои внуки и называться должны не Беверли, а моей фамилией. Одежда такая, как принята у детей в семьях егерей, у вас уже есть, но и вести себя вам теперь надо в точности как они. Слуг у вас больше нет. Делать все будете сами. Но, полагаю, вам это должно понравиться. Мы ведь все дружно возьмемся за дело, у каждого будут свои задачи, а это не хуже хорошей игры. Эдвард из вас самый старший и первым начнет ходить со мной в лес на охоту за дичью, которая нам нужна для еды. А следом за ним обучу и Хамфри.

– Это я быстренько! – Младший мальчик вскочил со стула, готовый сию же минуту отправиться в лес.

– Не прямо сегодня, Хамфри, – поторопился охладить его пыл старый егерь. – Пока тебе хватит работы и здесь. Будешь ходить за Билли и свиньями, трудиться со мной и Эдвардом в огороде и девочкам помогать по дому. Элис, – переключил он внимание на старшую девочку. – Ты каждое утро теперь должна вместе с Хамфри разводить огонь в очаге. Уборка тоже на вас обоих. Воду носить из ручья и другое, что требует силы, – за Хамфри, а стирка – твоя забота, я покажу тебе, как это делать. С готовкой ты уже и сама справишься. Хамфри здесь у тебя на подхвате. Ну и кровати каждое утро вместе будете застилать. А вот малышку Эдит сделаем-ка ответственной за кур.

– Ой, я очень хочу! – обрадовалась она. – В Арнвуде я тоже цыплят кормила. Они такие хорошие, желтенькие.

– Именно, дорогая, – легонько провел ладонью по ее голове Якоб. – И ты нам всем очень поможешь. Теперь вот что еще вам скажу: не все сразу у вас начнет получаться как следует. Буду вас обучать, пока не освоите. Ну и… – Он умолк, словно собираясь с мыслями. Ладонь его правой руки легла на раскрытую Библию. – Капеллана у нас здесь нет, но мы все равно должны с вами каждое утро начинать с Библии. Эдвард, я знаю, читать умеет. А ты, Хамфри?

– Тоже, но только недлинные слова, – последовал четкий ответ.

– Ну, это ты сам постепенно освоишь, – не сомневался Якоб. – А Элис и Эдит мы с Эдвардом станем учить в свободное время по вечерам. По-моему, выйдет весело. Как вам такое мое предложение?

Нестройный хор из четырех голосов прозвучал утвердительно, после чего Якоб Армитидж прочел им главу из Библии, а потом они преклонили колени и помолились. Так отныне они поступали каждое утро и каждый вечер.

Завтрак у них в то утро, как, впрочем, и в длинную череду последующих, был простым: оставшееся от обеда холодное мясо и горячие, испеченные на углях лепешки из овсяной муки, делать которые Элис вскорости стала большой мастерицей. Малышка Эдит всегда помогала ей в этом, следя внимательно, чтобы они не «пересидели» в очаге, пока сестра отвлекалась на другую работу по дому.

После завтрака Якоб сказал, что, так как запас оленины у них на исходе, они с Эдвардом прямо сейчас отправятся на охоту, и он преподаст ему первый урок. Мальчик отправился в путь безоружный. Во-первых, второго ружья в доме не было, а во-вторых, его наставнику это сейчас и не требовалось: он собирался учить его не стрельбе, а подкрадываться к добыче.

Кликнув Смокера, они пустились вперед, петляя меж густо растущими деревьями.

– Вот, Эдвард, мы, значит, ищем хорошего крупного оленя, – говорил на ходу старый егерь. – Полагаю, мы его и найдем, но это еще полдела. Самое трудное – подобраться к нему на расстояние выстрела. Глаз у него очень зоркий. Увидел тебя – убежит. Каждый запах своим носом чует. И до слуха его нам с тобой далеко. Одним словом, зверь настороженный. Хочешь взять его, помни: надо к нему подбираться только с подветренной стороны. Веди также учет времени дня. Вот сейчас, например, он пасется. А пройдет два часа – заляжет на отдых в высокой траве. От собаки здесь мало пользы. Она берет только раненого оленя. Ну, Смокер своим обязанностям обучен. Сам увидишь: когда надо будет, прятаться станет не хуже нас. Сейчас мы с тобой заходим в самую чащу, но в ней есть прогалины, на которых можно найти оленя. – Он вытянул руку, чтобы проверить направление ветра. – Восточный. Нам нужно идти навстречу ему. Забираем левее. И движемся друг за другом. След в след. Смокер, ко мне! – позвал он собаку.

Они таким образом миновали с милю, когда Якоб, подав знак Эдварду следовать своему примеру, опустился в высокую траву и пополз к прогалине. На ней паслись крупный олень и три оленихи. Самки спокойно щипали траву, самца же, похоже, взявшего на себя обязанности часового, явно одолевала тревога. Он то и дело поднимал голову, озирался по сторонам и принюхивался. Охотники залегли примерно в четверти мили от зверя. Якоб и Смокер замерли как изваяния. Эдвард старательно следовал их примеру. Вот крупный самец, вроде бы успокоившись, снова начал пастись. Егерь бесшумно пополз вперед. Его маленькая команда в точности повторяла все, что он делал. Они уже были почти в конце своего утомительного пути, когда самец снова вдруг вздернул голову и двинулся прочь, на дальний конец прогалины. Самки последовали за ним. Теперь их от охотников отделяла добрая половина мили. Якоб, ничем не выдав досады, которая, разумеется, охватила его, немедленно развернулся и пополз в обратном направлении.

– Видишь, сколько терпения нужно, Эдвард, чтобы оленя перехитрить, – начал он после того, как они оказались надежно укрыты лесом. – А зверь-то красавец. Похоже, его еще что-то до нас испугало. Больно уж неспокойный. Теперь нам один путь – в обход через лес. Они возле самых кустов себе выбрали место. Оттуда достать их нам даже сподручнее. Если, конечно, мы не забудем об осторожности.

– Никак не пойму, что спугнуло их, – озадаченно пробормотал мальчик.

– Когда ты подползал к прогалине, под тобой ветка сухая хрустнула, – объяснил Якоб.

– Но это же было так тихо, – удивился Эдвард.

– Тебе, может, тихо, а оленю вполне достаточно, вот ты сейчас в этом и убедился. – Мальчик взглянул на него уныло и виновато, и Якоб тут же добавил: – Да ты не расстраивайся. С кем не случалось. Сколько раз сам попадался на этом. Вроде оплошность-то пустяковая, а после приходится начинать все сызнова. Ну, двинулись в окружную. Главное, больше ни слова. Если сумеем тихонько с той стороны подобраться, ему от нас не уйти.

Через лес они шли быстрым шагом и уже через полчаса оказались на подступах к месту, где паслись теперь три оленя. Ярдов за триста до них егерь вновь опустился на четвереньки и пополз, не сводя глаз с самца и немедленно замирая, едва только зверь начинал проявлять хоть малейшие признаки беспокойства. Эдвард теперь, боясь все снова испортить, даже почти не дышал. Наконец они достигли высокой травы на самом краю поляны и поползли под ее укрытием с еще большими предосторожностями. Вот Якоб остановился, изготовил ружье прикладом к плечу, взвел курок и поднялся на ноги. Щелчок курка заставил оленя насторожиться. Голова его повернулась на звук. В тот же миг егерь выстрелил. Зверь подпрыгнул, споткнулся, колени его подогнулись, он попытался встать, но тотчас же рухнул на землю. Самок сдуло с поляны как ветром. Эдвард взвился с восторженным воплем на ноги. Он уже был готов в азарте нестись к добыче, но Якоб, уже заряжавший по новой ружье, остановил его.

– Никогда больше, Эдвард, не делай так. Взял оленя, а после еще полежи тихонько в засаде.

– Зачем? – переминался от нетерпения с ноги на ногу мальчик. – Ты ведь его уже уложил.

– Этого да, – кивнул старый егерь. – Но откуда нам знать, вдруг рядом с ним лежал в траве еще один? Вопли твои его испугали бы. А вот сидели бы мы, к примеру, с тобой в засаде и у тебя бы тоже было ружье. Я в оленя, который пасется, выстрелил, второй от шума поднялся с травы. Ты из засады его и снял. И мяса бы мы домой доставили в два раза больше.

– Понятно. Я был не прав, – потупился мальчик. – Зато теперь знаю.

– Для того и сказал, – улыбнулся Якоб. – Ну, идем же к добыче. Сильно нам повезло. Королевский олень достался.

– Королевский? – переспросил Эдвард. – Это что, порода такая?

– Не порода, а возраст, – принялся объяснять ему Якоб. – Самцов до трех лет называют брокитами. Стаггарты – это четырехлетки. А с пяти лет олень дорастает до королевского. Каждый охотник гордится, если ему повезет такого добыть.

– А откуда ты знаешь, сколько лет нашему? – тут же последовал новый вопрос Эдварда.

– Да по рогам, – указал на голову зверя егерь. – У нашего девять отростков. У брокита их только два, а у стаггарта три. Чем старше олень, тем их больше. У королевского до двадцати и даже до тридцати доходит. Эх, Эдвард, мясцо мы с тобой принесем – объедение.

Он с большой ловкостью быстро освежевал тушу, спрятал в ножны охотничий нож и спросил у мальчика:

– Дорогу до дома один найдешь? Да, впрочем, это не важно. Смокер тебя самым коротким путем проведет. Вернешься, седлай поскорее Билли и на нем – обратно сюда. На себе нам такое количество мяса не донести.

Эдвард кивнул и в компании черного пса удалился, а Якоб стал подготавливать их трофей к перевозке. Когда спустя полтора часа мальчик приехал верхом, выяснилось, что даже выносливый белый конек всего увезти не в силах. После того как он был навьючен, осталось еще по солидному куску мяса, один из которых, побольше, взвалил себе на плечи Якоб, а тот, что поменьше, – Эдвард. Смокер, успевший вдоволь полакомиться оленьими потрохами, весело бежал впереди всей компании.

Дома мясо было подвешено на крюки дозревать, Билли отведен в стойло, а оба охотника поспешили к столу, на котором всех домочадцев уже ожидал обед, на сей раз безо всякой подсказки Якоба приготовленный Элис. И она не могла скрыть довольной улыбки, видя, с каким удовольствием вся компания поглощает плоды ее кропотливой работы. Когда же Якоб еще и сказал, что ему в жизни не доводилось пробовать столь замечательного рагу, щеки ее зарделись от гордости.

На следующее утро Якоб засобирался в город, чтобы продать там часть оленины и пополнить запас овсяной муки, который у них уже подходил к концу. Эдварду захотелось составить ему компанию, но тот решительно возразил:

– Нельзя тебе пока там показываться. Случись нужда какая-то крайняя, пожалуй, еще и можно было б рискнуть. Но подставлять свою голову понапрасну… Нет, Эдвард, я такого тебе не позволю. Здесь вы все в безопасности, потому что, хоть я в Лимингтоне многим известен, и оленину там у меня покупают, и сам я приобретаю там всякое-разное, но где мой дом – для всех тайна. Так, егерь какой-то из Нового леса. Угодья ж у нас королевские, заповедные. Путь сюда посторонним заказан, люди и не суются. А и придут, кто в таких дебрях жилище мое отыщет? Но с тобой, Эдвард, дело другое. Появишься там, мигом будешь опознан. Нет уж. В лесу все гуляйте сколько угодно, а за его пределы пока ни ногой. Я сегодня тебя по-другому порадую. Есть у меня немного деньжат, и куплю я тебе в Лимингтоне ружье, чтобы самостоятельную охоту осваивал. Хамфри получит плотницкий инструмент. По тому, как он ловко ножом орудует, кажется, есть у него к подобным делам расположенность. А Элис нужны хорошие иголки и нитки. Шить она и теперь немного умеет, а руку набьет – вот у нас и своя лесная портниха. Ну и еще кой-какой инвентарь закуплю для различных работ.

Вернулся Якоб из Лимингтона под вечер на изрядно нагруженном Билли, который привез на своей мускулистой спине мешок овсяной муки, несколько вил, лопат и мотыг, стамески и прочие плотницкие инструменты, швейные принадлежности и, наконец, ружье с длиннющим стволом, которое егерь с торжественным видом вручил выбежавшему из домика Эдварду.

– Полагаю, ты сам уже видишь: ружье отменное. Давно я вожу с ним знакомство. Прежним его хозяином был здешний егерь – стрелок, каких мало найдешь в целом мире. Много раз видел я это ружье у него в руках, да и в свои руки брал, когда он позволит полюбоваться. Не повезло ему, бедолаге. Голову в Нэсби сложил, как и твой отец. А вдова его ружьецо продала по бедности.

– Спасибо, Якоб! – растроганный мальчик прижал драгоценный подарок к груди. – Обещаю тебе настрелять из него столько дичи, чтобы все твои деньги вернулись.

– Если получится, очень меня порадуешь. И деньги тут ни при чем. Мне их совсем не жаль. Просто я в таком случае буду уверен, что, со мной или без меня, вы тут не пропадете. Немного поднатореешь в охоте, примусь за Хамфри. Как говорится, наде-жен тот лук, у которого две тетивы. Мяса, которое мы добыли вчера, нам вполне хватит недели на три. И на морозце таком оно хорошо сохранится. Так что идти на охоту пока нет нужды. Зато ты стрелять хорошенько поучишься. Даже к самому лучшему ружью надо сперва привыкнуть.

Ближайшим же утром Эдвард, и прежде достаточно сносно стрелявший, начал усиленно тренироваться, и у него оказался столь меткий глаз, что еще до исхода дня он уверенно попадал в цель со ста ярдов. Гордый таким результатом, он заявил Якобу:

– Теперь можешь спокойно меня одного отпускать на охоту.

– И ты вернешься домой ни с чем, – осадил его тот. – Тебе еще многому предстоит научиться, мой мальчик. Мы с тобой по-другому поступим. Когда у нас не будет острой нужды в дичи, я разрешу тебе стрелять первым.

– Пойдет, – вполне устроило такое решение Эдварда.

Вскоре зима совсем разыгралась, и стало так холодно, что Якоб и дети почти все время проводили дома, покидая его лишь по крайней необходимости, одной из которых была заготовка дров. Добытое в лесу дерево Якоб и мальчики обвязывали веревками и волокли по снегу обратно.

– Я вот думаю, хорошо бы мне сколотить повозку, – мечтательно произнес Хамфри, после того как одна из подобных вылазок особо его утомила. – Она очень бы нам пригодилась. Запрягали бы в нее Билли, и дрова на себе не надо тащить. Только не представляю, как делаются колеса. И упряжи у нас нет.

– А ведь хорошо бы, – одобрил Якоб. – Тебе, полагаю, с таким трудным делом пока не справиться, но я мог бы купить ее. Вещь-то в нашем хозяйстве полезная. И не только для дров. Мы могли бы, к примеру, навоз на ней возить на картофельное поле. Прежде-то я в корзинах его таскал, а это тяжеловато.

– И навоз, и другое всякое, – подхватил Хамфри. – А деревья станем прямо в лесу распиливать на чурбаки, чтобы побольше влезло в повозку. Гораздо лучше этих веревок. Они мне уже все плечо натерли, – потер он ладонью горевшую кожу.

– Ну, по такому снегу нам из Лимингтона повозку вряд ли удастся доставить. Может, конечно, Билли и справится, но зачем нам его из сил выбивать. А вот погода станет получше, там и посмотрим, – решил старый егерь.

Зима хоть и загнала наших юных героев в дом, но никто из них не бездельничал. Якоб Армитидж торопился изо всех сил обучать их чему только мог. Элис день ото дня совершенствовалась в готовке еды, шила, стирала, гладила. Малышка Эдит была у нее на подхвате, а потом научилась сама делать и печь овсяные лепешки на завтрак, освободив старшей сестре время для других занятий. Хамфри продолжал помогать девочкам по хозяйству и возился со своими столярными инструментами. И так как приобретение опыта связано неизбежно с издержками, Элис на первых порах обваривалась и обжигалась во время стряпни, укалывалась иголками, когда чинила одежду. Швы и штопка у нее выходили сначала кривые и грубые, однако к исходу зимы она уже в совершенстве освоила эту премудрость. Хамфри тоже не сразу далось столярное дело. Гвозди у него гнулись, дерево трескалось, молоток попадал по пальцам, а то, что он брался отремонтировать или улучшить, приходило его стараниями в окончательную негодность. Но постепенно глаза его обрели точность, а руки – сноровку. Пока Элис работала, Якоб и Эдвард учили Эдит и Хамфри читать. Когда же старшая девочка освобождалась, наступала ее очередь. Словом, все были чем-нибудь постоянно заняты, и по прошествии этих пяти морозных недель, глядя на четверых подопечных Якоба Армитиджа, трудно было подумать, что еще совсем недавно они не могли прожить даже дня без помощи слуг.

Приход весны, а с ней и теплой погоды встретили радостно все, кроме Эдварда, на которого то и дело накатывали приступы мрачности и раздражительности. Он никак не мог примириться с оторванностью от привычной жизни. Родители сызмальства прививали ему сознание, что он – старший сын, а значит, наследник всех титулов и состояний своего знатного и богатого рода, занимавшего очень высокое положение в государстве и при королевском дворе. И вот семья его стерта с лица земли, дом превращен в руины, а сам он с братом и сестрами вынужден прятаться в дебрях леса, которые отделяют всего две мили от его законных владений. Чувство, что он оскорблен, унижен, растоптан, не проходило. Он жаждал расправиться с теми, кто так жестоко с ним обошелся. И жил лишь надеждой на будущее, когда станет достаточно взрослым и, как покойный отец, поведет свое войско сражаться за короля, а после того как тот снова восторжествует, вернет себе все, что принадлежало ему по праву.

Якоб тщетно призывал его в такие моменты набраться терпения и до лучших времен смириться. Натуре Эдварда Беверли претил такой компромисс. И мало нашлось бы людей, сердце которых горело столь жгучей ненавистью к пуританам. От того, чтобы впасть в окончательное неистовство, его удерживали лишь два обстоятельства. Во-первых, Якоб старался ему поручить в такие периоды как можно больше работы. А во-вторых, Эдвард, при всей своей пылкости, был наделен от природы достаточным разу-мом. И, понимая, что справиться со своими врагами сейчас все равно не сможет, гасил в себе до поры бушевавшее мрачное пламя.

Глава V

Однажды погожим весенним днем, когда снег уже без остатка стаял, лес снова зазеленел, а деревья в саду вовсю набухали почками, Якоб сказал за завтраком:

– Настала нам, Эдвард, сегодня пора как следует поохотиться. Если сумеем побольше мяса добыть на продажу, куплю в Лимингтоне для Хамфри тележку и упряжь. Самки оленей сейчас оленятами заняты, и самцы кормятся в одиночку. Удастся такого до пастбища выследить, за тобой первый выстрел. Вернее, это я так решил, а уж что там кому из нас позволит олень, поглядим, – на всякий случай добавил он. – Ну, берем ружья – и в путь.

Через пять миль пути они обнаружили первый след. Эдвард было обрадовался, но Якоб, быстро ему объяснив, как по размеру и глубине отпечатка копыт определяется возраст их обладателя, сказал, что олень этот чересчур молод, чтобы тратить на него силы, и они направились дальше. Им вдоволь еще пришлось покружить по чаще, прежде чем егерь остановился, указывая на новый след.

– Вот этот самец в годах. Если возьмем, считай, мяса у нас будет вдоволь.

Миля пути по следу привела их к прогалине, окаймленной высокими и густыми кустами с колючками. Обследовав их по периметру, оба охотника не обнаружили больше ни единого следа, и Якоб остался в уверенности, что олень здесь и прячется. Мигом прикинув дальнейший план действий, он повернулся к мальчику:

– Ты стой на месте, а мы со Смокером шуганем его с тылу. Он от испуга тебе навстречу и вылетит. Вот и твой первый выстрел. Только помни: целиться ему нужно чуть выше плеча, а если совсем уж быстро бежит, подними ствол еще малость выше. Но вот если… – Якоб на миг смущенно замялся. – Ну, если он, часом, вместо твоей в мою сторону бросится, тогда, извини, рисковать не стану и сам его уложу. Очень уж нам сейчас мясо нужно. А тебе тогда позже другого оленя найдем.

Эдвард кивнул и спрятался в ожидании за колючим кустом. Якоб с собакой ушли. Какое-то время все было тихо. Затем донесся далекий треск сучьев. Эдвард замер, готовый в любой момент действовать. Кусты затрещали совсем рядом с ним, и прямо на мальчика из них выломился огромный олень. Он уже было шарахнулся в сторону, но Эдвард опередил его выстрелом. Олень упал. Мальчик, запомнивший наставление Якоба, остался в своем укрытии и, не мешкая, перезарядил ружье. Якоб и Смокер уже бежали к нему.

– Отлично, мой мальчик, – тихо проговорил старый егерь. Укрывая ладонью глаза от солнца, он пристально вглядывался в просвет меж кустами. – Ну-ка, сам посмотри туда, зрение у тебя помоложе будет, чем у меня. Это ветка торчит из травы или что?

– Нет, не ветка, – вгляделся мальчик. – Оно ведь двигается.

– Вот и мне показалось, но глазам не поверил. Не те они у меня уже стали, что прежде. – Якоб весь подобрался, как перед прыжком. – Эх, как бы к нему подойти? Лежит ведь на самой прогалине. Нам с тобой и укрыться негде.

– Отсюда никак, – отозвался мальчик. – Но если мы лесом с другой стороны к нему подкрадемся, то окажемся даже ближе, чем нужно для выстрела.

– Изрядно идти-то придется, – Якоба не слишком прельщал такой марш-бросок. – Но дело стоит того. И пойду я один, – принял решение он. – Это будет надежнее. А ты оставайся со Смокером.

И, осадив пса, который уже собрался составить ему компанию, командой: «Лежать!» – он бесшумно исчез за деревьями. Сколько мальчик ни вглядывался и ни вслушивался в тишину, он так и не смог определить, где находится его наставник, и понял, что он на месте, лишь в тот момент, когда крупный самец взвился на ноги из травы и немедленно был сражен выстрелом. Пуля Якоба не убила его, а лишь ранила, и теперь он несся прямо туда, где таились Эдвард с собакой.

– Лежать, – шепнул Смокеру мальчик и начал прицеливаться.

Олень приближался, однако, заметив охотника, резко взял в сторону. Эдвард успел в него выстрелить, но тоже не слишком удачно. Олень по-прежнему уходил. Эдвард, пустив пса ему вдогонку, дождался бежавшего через просеку в его сторону Якоба.

– Он очень серьезно ранен, – быстро проговорил запыхавшийся егерь. – Смокер его, конечно, теперь возьмет, но надо и нам поспешать.

Подхватив ружья, они кинулись следом за псом, и скоро до них донесся его заливистый лай. Оленя они нашли на коленях. Пес наскоками нападал на него, лишая последних сил.

– Эдвард, даже не вздумай к нему подходить в открытую. Удар рогами очень опасен, – быстро проговорил Якоб.

Пользуясь тем, что внимание раненого самца поглощает собака, он подобрался к нему сзади и точным ударом охотничьего ножа лишил напрасных мучений.

Уняв Смокера, да и собственное волнение, старый егерь смог наконец оценить по достоинству вторую добычу.

– Даже не знаю, какой из них лучше, Эдвард. На редкость сегодня удачная вышла охота. Вот только выстрел мой был неудачный, – с досадой добавил он. – Видишь, я попал ему в бок.

– А я в шею, – указал на второе отверстие в шкуре мальчик.

– Совсем не плохо, – похвалил его Якоб. – Ты сегодня, можно сказать, у нас главный охотник. Еще немного поднатореешь, и я смогу спокойно вешать на стену свое ружье. Ну, я остаюсь, а ты поспеши за Билли. Сегодня придется целых две ездки сделать. Хамфри как в воду глядел. Была бы у нас повозка, за один раз бы все в ней свезли. Ну, чего нет, того нет. Ладно, пока ты ходишь, успею туши освежевать.

С доставкой добычи домой они провозились до позднего вечера, а после еще устраивали ее на хранение, и когда наконец все было закончено, оба охотника не чувствовали под собой ног от усталости. Но это совсем не мешало Эдварду гордиться своей удачей. Впрочем, еще сильнее гордился им Якоб.

Три следующих дня он с утра отправлялся на нагруженном Билли в Лимингтон и пропадал там до вечера. Когда же все мясо наконец было продано, Якоб начал приглядывать повозку и в результате остановил выбор на крепко сработанной мастером, но небольшой, какая и требовалась для Билли, который, подобно другим лошадям из Нового леса, при всей выносливости и силе высоким ростом не отличался. Приобретя в довершение упряжь, Якоб запряг конька, чтобы тот его вез в повозке домой.

Билли, который еще ни разу не ходил в упряжи, новшества совершенно не оценил и принялся всеми доступными себе способами выражать такую позицию: ты, может, мне и хозяин, но всяким глупостям я потакать не намерен. Он брыкался, вставал на дыбы и шарахался из стороны в сторону, пытаясь вновь обрести свободу. Якоб пустился в переговорный процесс, и его ласковые интонации столь проняли конька, что он смиренно вздохнул и тронулся в путь, но тут же, испуганный грохотом повозки, понес с такой силой, что хозяин его едва не вылетел на дорогу. Затем то ли раскинув своим лошадиным умом, что лишь понапрасну расходует силы, то ли привыкнув к стуку колес позади себя, Билли убавил темп, и оставшийся путь до дома они проделали без эксцессов.

Вид новенькой повозки поверг Хамфри в бурный восторг. Огладив ладонью ровные борта и придирчиво изучив колеса и оси, он нашел выбор Якоба просто великолепным и вынес вердикт, что у них все теперь окончательно здорово. А наутро и Якоб сполна оценил правоту его слов, когда, нагрузив в повозку все, что еще оставалось от добытого на охоте мяса, мигом домчал свой товар до города.

– Ну, Эдвард, наши с тобой два оленя ровнехонько окупили обе покупки, – остался он крайне доволен результатом торговли. – А теперь слушай последние новости. Капитан Берли собрался поднять людей на защиту его величества, но был схвачен, объявлен предателем и казнен.

Мальчик от гнева стал белым как полотно:

– Предатели те, кто его казнили!

– Да, Эдвард, все так, – вздохнул старый егерь. – Но вот тебе новость получше. Герцог Йоркский достиг берегов Голландии.

– Вот молодчина! – воскликнул тот. – А что король?

– Все еще пленник. Он в замке Керисбрук. Слухов и разговоров-то множество. Только никто не знает, что из них правда, что ложь. Но в одном большинство людей сходится: долго так длиться не может, и скоро король вернет свое право.

– Надеюсь, мы все его скоро себе вернем, – после короткой паузы произнес Эдвард. – И почему только мне лет мало.

Якоб лишь молча похлопал его по плечу. Так они и сидели какое-то время без слов – умудренный жизнью старик и юноша, рвущийся в бой за то, что ему было близко и дорого. Чувства обоих сходились во всем, кроме одного. Эдвард сетовал на свой возраст, мешающий прямо сейчас сражаться за короля, а Якоб мысленно возносил благодарность Богу за это, ибо сильнее всего боялся подвергнуть воспитанника смертельной опасности. Вечер уже был поздний, и, как ни разволновался Эдвард от новостей, усталость после проделанных за день работ взяла свое. Глаза его стали слипаться, и вскоре он уже крепко заснул.

Весна принесла всей компании множество новых забот и обязанностей. Мальчики и Якоб вычистили навоз из свинарника и конюшни. Вскопали поле и огород. Затем вместе с девочками занялись посадкой картошки, капусты, моркови и репы. Когда же посадки взошли, Хамфри взял на себя уход за огородом и картофельным полем, тщательно поливая их и пропалывая. Запряженный в повозку Билли был непременным участником всех их дел. На нем возили навоз, картошку и семена для посадки, садовые инструменты. Порой загружались в повозку и сами работники, берегли себе таким образом силы и время.

Малышка Эдит была занята не меньше других. Куры стали откладывать яйца, и, едва услышав кудахтанье, она неслась со всех ног на поиски свеженького, чтобы пополнить запас их в кладовке. А к концу месяца Якоб посадил четырех наседок высиживать цыплят, надзор за которыми тоже лег на нее. Самым вольным из всех в эту пору чувствовал себя Билли. Время, не занятое перевозками, было в полном его распоряжении, и он отправлялся пастись куда ему вздумается, самостоятельно возвращаясь домой лишь к вечеру.

– Все это здорово, но я знаю, что нам еще теперь требуется, – заявил с важным видом однажды Хамфри, мало-помалу прибравший к своим рукам все фермерские заботы. – Нам нужна корова.

– Да-да, – немедленно поддержала Элис. – Она нам нужна. И у меня вполне время найдется, чтобы ее доить.

– Вот чьих, интересно, коров я иногда вижу в лесу? – поглядел Хамфри на Якоба.

Тот усмехнулся:

– Если они кому и принадлежат, то исключительно королю, коли пасутся в его угодьях. А дело, я думаю, в том, что с их хозяевами беда какая-нибудь стряслась. Вот коровы от голода в лес и сбежали. Несколько лет назад их было всего шесть штук, а теперь вот до целого стада размножились. Голов пятьдесят, не меньше. Только не вздумайте кто-нибудь к ним подходить. Они совсем дикие. Быки на вас мигом набросятся.

– А все-таки я попытаюсь поймать хоть одну, – азартно блеснули глаза у Хамфри.

– Тяжко тебе придется, мой мальчик, – явно засомневался в удачном исходе Якоб. – И еще раз предупреждаю: не вздумай к быку подходить.

– Да бык мне вообще ни к чему, – отмахнулся младший мальчик. – Зато корова будет нам молоко давать, а огороду – навоз, и на нем взойдет еще больше картошки.

– Коли поймаешь, никто возражать не станет, – с прежним сомнением проговорил Якоб. – Но это трудно, и риск большой.

– Все равно, – упорствовал тот. – Это ведь здорово, если я нам добуду совершенно бесплатную корову.

Когда все, что наметил Якоб, было посажено и работы заметно убавилось, а дни стали длиннее, Хамфри обуяла жажда усовершенствования их маленького хозяйства. Первым делом он расширил возможности огорода, добавив к тому, что уже там росло, привезенные Якобом из Лимингтона семена лука, вскоре густо взошедшие ярко-зелеными стрелами, и землянику, собственноручно выкопанную им в лесу и пересаженную на грядки, а затем принялся за сооружение тачки, чтобы малышка Эдит возила в ней сорняки, которые он выпалывал. И так как опыт в столярном деле у Хамфри был очень маленьким, ему приходилось до многого доходить своим умом. Тем более удивительно, что тачка у него вышла легкой, маневренной и точно по росту и силам младшей сестры. Ободренный успехом, он выстроил новый курятник с гнездами для наседок, и им настолько это понравилось, что вскоре, к большому восторгу Эдит, на заднем дворе мельтешило с полсотни цыплят. Еще Хамфри сделал перегородку в свинарнике, которая отделяла от остальных собратьев вот-вот собиравшуюся опороситься свинью. И, наконец, построил коровник.