Текст книги "О любви"

Глава LIX
Вертер и Дон Жуан

В компании молодых людей, после того как посмеются вволю над каким-нибудь бедным влюбленным и он покинет гостиницу, беседа обычно заканчивается обсуждением вопроса, что лучше: брать ли женщин, как моцартовский Дон Жуан или как Вертер? Контраст был бы еще ярче, если бы я назвал Сен-Пре, но это такая серенькая личность, что я был бы несправедлив к нежным душам, избрав его их представителем.

Характер Дон Жуана требует немалого числа добродетелей, полезных и уважаемых в свете, как, например, поразительное бесстрашие, находчивость, живость, хладнокровие, занимательность и т. д.

У донжуанов бывают минуты глубокой безотрадности, и старость их очень печальна; но большинство мужчин не доживает до старости.

Влюбленные играют жалкую роль по вечерам в гостиной, потому что вы сильны и талантливы с женщинами лишь постольку, поскольку обладание ими интересует вас не больше, чем партия на бильярде. Так как общество знает, что у влюбленных есть большой интерес в жизни, то, как бы умны они ни были, они всегда становятся мишенью насмешек; но по утрам, пробуждаясь, вместо того чтобы томиться дурным настроением до тех пор, пока что-нибудь пикантное или злое не оживит их, они грезят о той, которую любят, и строят воздушные замки, где обитает счастье.

Любовь в стиле Вертера открывает душу для всех искусств, для всех сладостных и романических впечатлений: для лунного света, для красоты лесов, для красоты живописи – словом, для всякого чувства прекрасного и наслаждения им, в какой бы форме оно ни проявлялось, хотя бы одетое в грубый холст. Такая любовь позволяет находить счастье даже при отсутствии богатства[215]215
  Первый том «Новой Элоизы» и все ее тома, если бы Сен-Пре обладал хоть тенью характера; но это был настоящий поэт, болтун без веской решимости, человек, обретавший мужество лишь после долгих разглагольствований, вообще очень плоский. Такие люди имеют огромное преимущество в том смысле, что никогда не возмущают женской гордости и никогда не вызывают у своей подруги удивления. Необходимо взвесить это слово; в этом, может быть, заключается вся тайна успеха пошлых мужчин у выдающихся женщин. Однако любовь становится страстью лишь тогда, когда заставляет забывать самолюбие. Поэтому женщины, которые, подобно Л., требуют от любви удовлетворения своей гордости, не испытывают настоящей любви. Не подозревая того, они оказываются на самом уровне с прозаическим мужчиной, предметом их презрения, который ищет в любви – любви и тщеславия. Эти женщины хотят любви и гордости, но любовь удаляется с краскою на лице; это самый гордый из всех деспотов: он хочет быть или всем, или ничем.


[Закрыть]. Такие души, вместо того чтобы страдать от пресыщения, как Мельян, Безанваль и т. д., сходят с ума благодаря избытку чувствительности, как Руссо. Женщины, одаренные известной возвышенностью души и умеющие, после того как окончилась их первая молодость, видеть, где именно обитает любовь и какова она, по общему правилу, ускользают от донжуанов, могущих похвалиться скорее числом, нежели качеством своих побед. Заметьте – и пусть это послужит к их унижению в глазах нежных душ, – что гласность так же необходима для триумфов донжуанов, как тайна – для триумфов Вертеров. Большинство мужчин, для которых женщины – главное занятие в жизни, родилось в очень обеспеченной среде, иначе говоря, в силу полученного ими воспитания и из подражания всему, что окружало их в юности, они бывают людьми сухими и эгоистами[216]216
  Прочтите одну страницу из Андре Шенье или, что гораздо труднее, попробуйте трезво взглянуть на свет. «Обычно те, кого мы называем патрициями, дальше других людей от любви к чему бы то ни было», – говорит император Марк Аврелий («Мысли», стр. 50).


[Закрыть].

Истинные донжуаны кончают даже тем, что привыкают рассматривать женщин как враждебную партию и радуются всякого рода их несчастьям.

Напротив, в Мюнхене, у любезного герцога делль Пиньятелле, мы видели истинный способ находить счастье в сладострастии даже без любви-страсти.

«Я убеждаюсь в том, что женщина мне нравится, – сказал он мне однажды вечером, – когда я чувствую себя смущенным в ее присутствии и не нахожу, что сказать ей». Отнюдь не краснея за этот миг смущения и не стараясь отомстить за него во имя самолюбия, он, напротив, заботливо лелеял его как источник счастья. У этого милого молодого человека любовь-влечение было совершенно свободно от тщеславия, разъедающего его; это был оттенок, ослабленный, но чистый и беспримесный, истинной любви; и он уважал всех женщин как очаровательных существ, по отношению к которым мы очень несправедливы (20 февраля 1820 г.).

Так как не сам выбираешь себе темперамент, иначе говоря, душу, то никто не может наделить себя выдающейся ролью. Сколько бы ни старались Жан Жак Руссо или герцог Ришелье, они при всем своем уме не могли бы изменить своей судьбы в отношении женщин. Я склонен думать, что герцог никогда не переживал минут вроде тех, какие Руссо пережил в парке Шеврет в присутствии г-жи д’Удето, или в Венеции, слушая музыку Scuole[217]217
  Школы; здесь – музыкальные общества (итал.).


[Закрыть], или в Турине, у ног г-жи Базиль. Но зато никогда не приходилось ему краснеть и стыдиться того смешного положения, в какое Руссо попадал перед г-жою де Ларнажа, воспоминания о чем преследовали его всю остальную жизнь.

Роль Сен-Пре сладостнее и заполняет все минуты существования; но надо сознаться, что роль Дон Жуана гораздо блистательнее. Если у Сен-Пре посреди жизненного пути изменятся его вкусы, одинокий, замкнутый, с привычкой к задумчивости, он займет на сцене мира последнее место; а между тем Дон Жуан пользуется великолепной репутацией среди мужчин и, может быть, еще сумеет понравиться нежной женщине, искрение принеся ей в жертву свои развратные вкусы.

На основании всех вышеприведенных доводов я полагаю, что вопрос остается нерешенным. Но Дон Жуан превращает любовь в весьма заурядное занятие, а потому я склонен считать Вертера более счастливым. Вместо того чтобы, подобно Вертеру, создавать действительность по образцу своих желаний, Дон Жуан испытывает желания, не до конца удовлетворяемые холодной действительностью, как это бывает при честолюбии, скупости и других страстях. Вместо того чтобы теряться в волшебных грезах кристаллизации, он, как генерал, размышляет об успехе своих маневров[218]218
  Сравните Ловлеса с Томом Джонсом.


[Закрыть] и, коротко говоря, убивает любовь вместо того, чтобы наслаждаться ею больше других, как это думает толпа.

Все вышеизложенное кажется мне неоспоримым. Другой довод, по крайней мере кажущийся мне таковым, хотя, по жестокости Провидения, люди довольно простительным образом его не признают, состоит в том, что привычка к справедливости, за вычетом некоторых особых исключений, кажется мне самым верным путем к счастью, а Вертеры не бывают злодеями[219]219
  См. «Частную жизнь герцога Ришелье», 9 томов, іn-8°. Почему убийца в тот самый миг, когда он умерщвляет человека, не падает мертвым к ногам своей жертвы? Зачем существуют болезни? И если уж они существуют, то почему Трестальон не умирает от колик? Почему Генрих IV царствовал двадцать один год, а Людовик XV – пятьдесят девять? Почему продолжительность жизни каждого человека не находится в точном соответствии со степенью его добродетели? И другие гнусные, как скажут английские философы, вопросы, относительно которых само собой разумеется, что нет никакой заслуги в том, чтобы ставить их, хотя большой заслугой было бы ответить на них иначе, чем посредством ругательств или cant’a.


[Закрыть].

Чтобы чувствовать себя счастливым, несмотря на преступление, нужно совсем не испытывать угрызений совести. Не знаю, может ли существовать подобное создание[220]220
  См. у Светония рассказ о Нероне после убийства матери; а между тем каким морем лести он был окружен!


[Закрыть]; я его никогда не встречал и готов биться об заклад, что случай с г-жой Мишлен смущал ночной покой герцога Ришелье.

Следовало бы, что, однако, невозможно быть совершенно лишенным способности к симпатии или иметь достаточно силы, чтобы обречь на смерть весь человеческий род[221]221
  Жестокость есть не что иное, как больное чувство симпатии. Власть является наивысшим счастьем после любви лишь потому, что человек воображает, будто он в состоянии предписывать симпатию.


[Закрыть].

Люди, знающие любовь только по романам, почувствуют естественное отвращение, читая эти фразы в пользу добродетельной любви. Дело в том, что – по свойствам романа – изображение добродетельной любви чрезмерно скучно и малоинтересно. Издали кажется, что чувство добродетели обесцвечивает чувство любви и выражение «добродетельная любовь» становится синонимом слабой любви. Но все это лишь немощь искусства, нисколько не умаляющая страсти, которая поистине существует в природе[222]222
  Если нарисовать перед зрителем чувство добродетели рядом с чувством любви, кажется, будто сердце разделяется между этими двумя чувствами. В романах добродетель хороша только для того, чтобы приносить ее в жертву: Жюли д’Этанж.


[Закрыть].

Прошу позволения набросать здесь портрет самого близкого из моих друзей.

Дои Жуан отвергает все обязанности, связывающие его с другими людьми. На великом рынке жизни это недобросовестный покупатель, который всегда берет и никогда не платит. Идея равенства приводит его в такое же бешенство, как вода – человека, страдающего водобоязнью; вот почему гордость древностью рода так подходит к характеру Дон Жуана. Вместе с идеей равенства прав исчезает всякое понятие справедливости, или, вернее сказать, если в жилах Дон Жуана течет благородная кровь, эти пошлые идеи никогда не приходят ему в голову; я склонен думать, что человек, носящий историческое имя, более всякого другого способен поджечь город, чтобы сварить себе яйцо[223]223
  См. у Сен-Симона рассказ о выкидыше у герцогини Бургундской или историю г-жи де Мотвиль там же. Вспомните принцессу, которая удивлялась, что у других женщин тоже пять пальцев на руке, как и у нее; или герцога Орлеанского, Га-стона, брата Людовика XIII, который находил весьма естественным, что его фавориты отправлялись на эшафот, чтобы угодить ему. Поглядите, как в 1820 году эти господа добиваются избирательного закона, могущего снова вызвать к жизни Робеспьера во Франции и т. д. и т. д. Поглядите на Неаполь 1799 года. (Сохраняю эту заметку, написанную в 1820 году. Составленный генералом Лакло список знатных господ 1778 года с замечаниями об их нравственности, который я видел в Неаполе у маркиза Берио, – рукопись более чем в триста страниц самого скандального содержания.)


[Закрыть]. Приходится извинить его: он так одержим любовью к себе, что утратил почти всякое представление о зле, которое может причинить, и во всей вселенной, кроме себя, не видит никого больше, кто мог бы наслаждаться или страдать. В дни пылкой юности, когда все страсти заставляют нас чувствовать жизнь нашего собственного сердца и исключают бережное отношение к другим сердцам, Дон Жуан, исполненный переживаний и кажущегося счастья, рукоплещет себе за то, что ни о чем, кроме себя, не думает, тогда как другие люди на его глазах приносят жертвы долгу; он полагает, что постиг великое искусство жизни; но среди своего торжества, едва достигнув тридцати лет, он с изумлением замечает, что ему не хватает жизни, он испытывает все возрастающее отвращение к тому, в чем до сих пор заключалось для него наслаждение. Дон Жуан говорил мне в Торне в припадке мрачного настроения: «Не наберется и двадцати различных типов женщин, и после того как раза два или три обладал каждым из них, возникает пресыщение». Я ответил: «Только воображение неподвластно пресыщению. Каждая женщина вызывает особый интерес, больше того, одна и та же женщина, в зависимости от того, встретили ли вы ее на два-три года раньше или позже в вашей жизни, если случай пожелает, чтобы вы полюбили ее, будет любима вами неодинаковым образом. Но женщина с нежной душой, если бы даже она полюбила вас, не вызовет у вас своими притязаниями на равенство никакого другого чувства, кроме раздражения гордости. Ваша манера обладать женщинами убивает все другие радости жизни; манера Вертера увеличивает их во сто крат».

Наступает развязка печальной драмы. Стареющий Дон Жуан обвиняет в своем пресыщении окружающие обстоятельства, но не самого себя. Мы видим, как он мучится от пожирающего его яда, бросается во все стороны и непрерывно меняет цель своих усилий. Но, как бы ни была блистательна внешность, для него все ограничивается заменой одного мучения другим; спокойную скуку он меняет на скуку шумную – вот единственный выбор, который ему остается.

Наконец он замечает, в чем дело, и признается самому себе в роковой истине; отныне его единственная утеха в том, чтобы заставлять чувствовать свою власть и открыто делать зло ради зла. Это вместе с тем последняя степень возможного для человека несчастья; ни один поэт не решился дать верное его изображение; картина, похожая на действительность, внушила бы ужас.

Но можно надеяться, что человек незаурядный сумеет свернуть с этого рокового пути, ибо в характере Дон Жуана содержится противоречие. Я предположил, что он очень умен, а при большом уме можно открыть добродетель на пути, ведущем в храм славы[224]224
  Характер молодого дворянина 1820 года довольно правильно показан на милейшем Босвеле из «Old Mortaility» («Пуритане»).


[Закрыть].

Ларошфуко, который смыслил кое-что в вопросах самолюбия и который в действительной жизни отнюдь не был глупым литератором[225]225
  См. в «Мемуарах» де Реца рассказ о неприятной четверти часа, которые он заставил коадъютора провести в парламенте между двух дверей.


[Закрыть], говорит (стр. 267): «Наслаждение в любви заключается в том, что ты любишь, ибо мы более счастливы страстью, которую сами испытываем, нежели той, которую внушаем к себе».

Счастье Дон Жуана – только тщеславие, правда, основанное на обстоятельствах, для достижения которых требуется много ума и деятельной силы; но он должен чувствовать, что самый скромный генерал, который выигрывает сражение, самый скромный префект, который держит в узде департамент, испытывают больше наслаждения, чем он, тогда как счастье герцога Немурского, когда г-жа де Клев говорит, что любит его, я полагаю, стоит выше счастья Наполеона при Маренго.

Любовь в стиле Дон Жуана есть чувство, в некотором роде напоминающее склонность к охоте. Это потребность деятельности, которая возбуждается различными предметами, беспрестанно подвергающими сомнению ваш талант.

Любовь в стиле Вертера похожа на чувство школьника, сочиняющего трагедию, и даже в тысячу раз лучше; это новая жизненная цель, которой все подчиняется, которая меняет облик всех вещей. Любовь-страсть величественно преображает в глазах человека всю природу, которая кажется чем-то небывало новым, созданным только вчера. Влюбленный удивляется, что никогда раньше не видел необычайного зрелища, которое теперь он открывает в своей душе. Все ново, все живет, все дышит самым страстным интересом[226]226
  Вол. 1819. Козья жимолость, при спуске.


[Закрыть]. Влюбленный видит любимую женщину на линии горизонта всех пейзажей, попадающихся на его пути, и, когда он едет за сто миль с целью увидеть ее на один миг, каждое дерево, каждая скала говорят ему о ней различным образом и сообщают что-нибудь новое. Вместо этого потрясающего волшебного зрелища Дон Жуану нужно, чтобы внешние предметы, которые имеют цену в его глазах лишь постольку, поскольку они полезны ему, приобрели для него остроту в связи с какой-нибудь новой интригой.

Любовь в стиле Вертера доставляет своеобразное наслаждение; по прошествии года или двух, когда влюбленный, можно сказать, слил свою душу с душою возлюбленной, и притом, удивительная вещь, независимо от успеха его чувства, даже при суровости его возлюбленной, чтобы он ни делал, чтобы он ни видел, он всегда спрашивает себя: «А что сказала бы она, если бы была со мной? Что сказал бы я ей, любуясь видом на Каза-Леккьо?» Он говорит с ней, выслушивает ее ответы, смеется шуткам, которыми она его забавляет. В ста милях от нее и под бременем ее гнева он ловит себя на такой мысли: «Леонора была очень весела сегодня вечером». Тут он пробуждается. «Но, боже мой, – говорит он, вздыхая, – в Бедламе есть сумасшедшие менее безумные, чем я».

«Но вы меня раздражаете, – заявляет мне один из друзей, которому я прочел этот отрывок. – Вы все время противопоставляете Дон Жуану страстно чувствующего человека, тогда как дело вовсе не в этом. Вы были бы правы, если бы можно было по собственной воле загореться страстью. Но что делать, если ты равнодушен?» Заниматься любовью-влечением, но без всяких ужасов. Ужасы всегда происходят от мелочности души, которая жаждет удостовериться в собственных своих достоинствах.

Но продолжаем, донжуанам очень трудно признать истину того, что я говорил сейчас о душевных состояниях. Не говоря уже о том, что они не могут ни видеть, ни чувствовать этого состояния: оно слишком обидно для их тщеславия. Заблуждение их жизни в том, что они полагают, будто могут в две недели завоевать то, чего влюбленный ценою великих мук насилу достигает в полгода. Они основываются на опытах, проделанных за счет бедняг, одинаково лишенных как души, которою нужно обладать, чтобы нравиться, открывая ее наивные порывы любящей женщине, так и ума, необходимого для роли Дон Жуана. Они не хотят видеть, что получают не то же самое, даже тогда, когда добиваются этого от той же самой женщины.

 
Человек разумный беспрестанно не доверяет;
Вот почему так велико число
Притворщиков в любви. Дамы, которых молят,
Заставляют долго вздыхать своих служителей,
Никогда в жизни своей не бывших лживыми.
Но цену сокровища, которое они даруют наконец,
Поймет лишь сердце, которое имеет им насладиться.
Чем дороже куплено оно, тем оно божественнее:
Радость любви измеряется ценою, какою она приобретена.
 

Ниверне. «Трубадур Гильем де ла Top», III, стр. 342.

По отношению к Дон Жуану любовь-страсть можно сравнить с необыкновенной обрывистой и трудной дорогой, которая, правда, начинается среди очаровательных боскетов, но вскоре теряется среди острых утесов, вид которых не представляет ничего привлекательного для пошлого взора. Мало-помалу дорога эта уводит в высокие горы посреди мрачного леса, огромные деревья которого, застилающие свет своими густолиственными вершинами, поднимающимися до самого неба, приводят в ужас души, не закаленные опасностями.

После мучительных блужданий по бесконечному лабиринту, многочисленные повороты которого оскорбляют самолюбие, мы вдруг делаем еще один поворот и оказываемся в новом мире, в восхитительной долине Кашмира, изображенной в «Лалла Рук».

Могут ли донжуаны, никогда не вступавшие на эту дорогу или делавшие по ней самое большее несколько шагов, судить о чудных зрелищах, открывающихся в конце пути?

………………………………………………………………………………………

Вы сами видите, что непостоянство – вещь хорошая:

 
Хочу я новости, хотя бы небывалой.
 

– Отлично. Вы смеетесь над клятвами и справедливостью. Но чего же люди ищут в непостоянстве? Очевидно, наслаждения.

Однако наслаждение, какое находят в объятиях красивой женщины, которую желали две недели и которою затем обладали три месяца, отличается от наслаждения, которое можно найти в объятиях любовницы, которую мы желали три года и которою обладали десять лет.

Если я не употребляю здесь слова всегда, то только потому, что старость, как нас уверяют, изменяя наш телесный состав, делает нас неспособными к любви; что до меня, то я отнюдь этому не верю. Ваша возлюбленная, сделавшись ближайшим вашим другом, дарит вам новые наслаждения, наслаждения старости. Этот цветок, который ранней весною был утренней розой, к вечеру превращается в восхитительный плод, когда сезон роз уже окончился[227]227
  См «Мемуары» Колле: его жена.


[Закрыть].

Возлюбленная, которую мы желали три года, – поистине возлюбленная в полном значении этого слова; к ней приближаются не иначе, как с трепетом, а я должен сказать донжуанам: мужчина, который трепещет, никогда не скучает. Наслаждения в любви тем сильнее, чем больше в ней робости.

Несчастье непостоянства заключается в скуке; несчастье страстной любви заключается в отчаянии и смерти. Отчаяние, вызванное любовью, замечается другими, и из этого делают анекдот; никто не обращает внимания на старость пресыщенных развратников, дохнущих от скуки, которыми полон Париж.

«Гораздо больше людей пускает себе пулю в лоб от любви, чем от скуки». Охотно верю этому: скука отнимает все, вплоть до мужества, необходимого для того, чтобы себя убить.

Существуют характеры, находящие наслаждение лишь в разнообразии. Но человек, который превозносит до небес шампанское в ущерб бургундскому, говорит с большим или меньшим красноречием, в сущности, лишь одно: я предпочитаю шампанское.

Каждое из этих вин имеет своих сторонников, из которых каждый прав по-своему, если только они хорошо знают себя самих и гоняются за тем видом счастья, которое наиболее подходит их организму[228]228
  Физиологи, знающие устройство телесных органов, говорят вам: несправедливость в общественных отношениях порождает черствость, недоверчивость и несчастье.


[Закрыть] и привычкам. Но сторонникам непостоянства портит дело то, что все глупцы присоединяются к ним из недостатка мужества.

Однако, в конце концов, каждый человек, если только он дает себе труд изучить себя, устанавливает свой собственный идеал прекрасного, и мне кажется, что желание обратить соседа в свою веру всегда бывает немножко смешно.

О любви

Стр. 358. В салоне очаровательной г-жи Пьетрагруа. – В те времена, к которым Стендаль относит этот разговор, он уже давно перестал встречаться со своем бывшей возлюбленной, Анджелой Пьетрагруа (см. о ней в «Жизни Анри Брюлара»).

Скотти – генуэзец, полковник итальянской армии, с которым Стендаль познакомился по дороге из Парижа в Милан в 1811 году.

…Милан, где я провел семь лет. – Стендаль жил в Милане с 1814 по 1821 год.

Стр. 360. …некий великий человек… – Наполеон.

Стр. 361. Г-жа д’Эпине (1726–1793) – покровительница Руссо, автор мемуаров, представляющих большой интерес с точки зрения изучения нравов эпохи (изданы в 1818 году в трех томах).

Карно (1753–1823) – деятель французской революции; организовал четырнадцать революционных армий и получил за это прозвание «организатора победы».

Баррас (1755–1829) – глава французского правительства во время Директории.

Стр. 362. О Крете и Дарю см. «Жизнь Анри Брюлара».

…Читатель… сумеет сделать вывод… – Вывод ясен. Перемену во французском характере Стендаль приписывает режиму Бурбонов.

Стр. 363. Любовь португальской монахини… – Стендаль имеет в виду «Письма португальской монахини» – собрание пылких любовных писем монахини Марианны Алькафорадо к французскому офицеру маркизу де Шамильи, изданное в 1669 году.

Капитан де Везель и жандарм в Ченто не поддаются отождествлению (по-видимому, это какие-то личные воспоминания Стендаля).

Кребильон-сын (1707–1777) – французский писатель, автор романов, насыщенных эротикой.

Герцог де Лозен (1632–1723) – блестящий придворный времен Людовика XIV.

Дюкло (1704–1772) – французский моралист и историк, автор любопытных мемуаров.

Мармонтель (1723–1799) – французский писатель, автор «Моральных сказок».

Шамфор (1741–1794) – французский писатель, острослов и мемуарист.

Стр. 365. Между маркизою Дюдефан, одной из ярких представителей «аристократии ума» XVIII века, вращавшейся в кругу энциклопедистов, и Пои де Вейлем имел место такой разговор, цитируемый Гриммом в его «Литературных письмах». «Почему, – спросила она его, – за сорок лет нашего знакомства мы ни разу не поссорились?» – «Не знаю». – «Должно быть, потому, что ни один из нас не был влюблен в другого».

Альфьери (1749–1803) – итальянский драматург; в своей автобиографии он рассказывает о своем болезненном самолюбии и гордости, которыми страдал в юношеском возрасте.

«Жюстина» – роман маркиза де Сада (1791), в котором изображаются самые отвратительные проявления садизма.

Лизио Висконти – вымышленное имя, один из псевдонимов самого Стендаля.

Стр. 366. Пристойная форма заключается в том, что в последнюю минуту Стендаль решил зашифровать почти все встречающиеся в его книге имена, чтобы не скомпрометировать кого-нибудь. (Впрочем, придуманные им имена или инициалы во многих случаях крайне прозрачны.)

Стр. 371. В терминологии Стендаля и его эпохи идеология означает: «наука об идеях».

Г-жа Ролан (1754–1793) – жена известного жирондиста, имевшая политический и литературный салон и славившаяся своим умом. Ее «Мемуары», всегда восхищавшие Стендаля, были изданы в сокращенном виде в III году Республики и переиздавались затем несколько раз.

Стр. 373. Гораций Уолпол (1717–1797) – английский писатель. Его переписка с влюбленной в него г-жой Дюдефан многократно издавалась в начале XIX века.

Стр. 374. «Принцесса Клевская» – роман г-жи де Лафайет (1678), в начале которого г-жа де Шаргр рассказывает своей дочери историю любви короля Генриха II к Диане де Пуатье.

Стр. 375. Де Люин, Шарль (1578–1621) – коннетабль Франции, был фаворитом Людовика XIII.

Де Лозен, герцог – сделал блестящую карьеру при Людовике XIV.

Г-жа де Полиньяк (1749–1793) – фаворитка Марии-Антуанетты, благодаря ее покровительству обогатившая всю свою семью и доставившая своему мужу герцогский титул.

Стр. 377. …вспомните развлечения на похоронах в Шотландии. – В старину похороны в Шотландии сопровождались шумными и веселыми поминками.

Стр. 379. «Природа говорит женщине…» – Цитата из «Женитьбы Фигаро» Бомарше (действие 1-е, явление 4-е).

Стр. 381. Эмполи – городок поблизости от Флоренции.

Стр. 382. Арденский лес – место действия комедии Шекспира «Как вам это понравится», которую Стендаль очень любил.

Кулоны – семья знаменитых танцоров в эпоху Империи и Реставрации. Одни из них открыл танцевальный зал.

Стр. 385. Сопрано в Италии назывались певцы-кастраты.

Эдвардс (1776–1842) – английский физиолог, изучавший проблему человеческих рас с физиологической точки зрения.

Стр. 386. Бенедикт и Беатриче – персонажи комедии Шекспира «Много шуму попусту».

Стр. 387. Г-жа Дюдефан вела переписку с крупнейшими писателями своего времени. М-ль де Леспинас (1732–1776) имела знаменитый салон, где собирались энциклопедисты. Ее письма были изданы в 1809 году. Генерал Безанваль (1722–1791) был командиром королевских войск в 1789 году. Его «Мемуары», содержащие разоблачения касательно многих высоких особ, были изданы в 1806 году. Словарь придворного этикета г-жи де Жанлис (1746–1830), воспитательницы детей герцога Орлеанского Филиппа Эгалите, написавшей, кроме того, ряд слащавых романов и сочинений по педагогике, был издан в 1818 году. «Мемуары» Данжо (1638–1720), изданные в извлечении в 1817 году, содержат подробную картину жизни двора Людовика XIV.

Сен-Симон (1675–1755) – французский писатель-мемуарист, оставивший огромные мемуары о дворе Людовика XIV и об эпохе регентства. Мемуары его свидетельствуют о необыкновенной наблюдательности и сатирической направленности ума.

«Вертер» – известный роман Гёте.

Стр. 390. «Пуритане» – роман Вальтера Скотта.

Армида – героиня «Освобожденного Иерусалима» Тассо, удерживающая плененным в своих садах рыцаря Ринальдо.

Стр. 391. Вигано (1769–1821) – итальянский балетмейстер, ставивший балеты на сюжеты шекспировских трагедий и пытавшийся передать в танце психологический драматизм ситуации.

Стр. 392. «Бьянка и Фальеро» – опера Россини, впервые поставленная в миланском театре Ла Скала в 1819 году.

«Армида и Ринальдо» – опера Россини, впервые поставленная в неаполитанском театре Сан-Карло в 1817 году. Дуэт, о котором говорит Стендаль, – «Ainor possente nome» («Могущественное имя любви»).

Сто единиц счастья. – Это пристрастие к математическим формулам в психологических вопросах – след юношеского увлечения Стендаля математикой (см. «Жизнь Анри Брюлара») и желание внести точность математического языка в область психологии.

Стр. 393. Порденоне (1483–1539) – художник венецианской школы.

Соммарива (1760–1826) – итальянский адвокат и политический деятель-либерал. Он собрал великолепную коллекцию картин и других произведений искусства, которые находились в его вилле-музее на берегу озера Комо.

Стр. 391. Гаррик (1717–1779) – знаменитый английский актер.

Танкред – герой трагедии Вольтера «Танкред» (1760), написанной на сюжет «Неистового Роланда» Ариосто.

Оросман – герой трагедии Вольтера «Заира» (1732).

В романе г-жи де Сталь «Дельфина» (1803) есть описание глубокого впечатления, которое произвело на героиню представление «Танкреда».

Лекен, Анри-Луи (1728–1798) – французский трагик. Один из его современников (Сенак де Мельян) писал: «Страсть делала Лекена прекрасным. Зритель забывал его безобразно маленький рост и грубые черты лица; он вырастал, облагораживался».

Люлли (1633–1687) – французский композитор, итальянец по происхождению, один из создателей французской оперной музыки.

Стр. 396. В «Мемуарах шевалье де Граммона» (1713), принадлежащих перу Антуана Гамильтона, упоминается «непобедимый Джермин», вельможа английского двора, отличавшийся изяществом манер и большим щегольством.

Стр. 397. Жофруа, Жюльен-Луи (1743–1814) – французский драматический критик, знаменитый в свое время фельетонист «Journal des Débats».

..моего друга… барона де Ботчера. – С бароном Ботмером, камергером брауншвейгского двора, Стендаль познакомился, когда жил в 1807–1808 годах в Брауншвейге.

В поэме Томаса Мура «Лалла Рук» (1817) рассказывается, что царевна Лалла Рук влюбилась в поэта Фераморса, которому поручено было развлекать ее своими песнями во время долгого пути в Бухару, куда она ехала к своему жениху, принцу Алирису.

Стр. 398. Мисс Эштон – Люси Ламермур, героиня романа Вальтера Скотта «Ламермурская невеста».

Напомню начало любви Серафины… – Стендаль дальше не совсем точно цитирует эпизод из «Жиль Блаза» Лесажа; историю эту рассказывает не дон Фернандо, а дон Альфонсо.

Стр. 399. Сбиры инквизиции присочинены Стендалем.

Стр. 405. Курье, Поль-Луи (1772–1825) – ученый-эллинист и выдающийся публицист-либерал. Стендаль имеет в виду блестящий памфлет Курье (адресованный, однако, не к итальянскому ученому-архивисту Дель-Фурия, а к издателю Курье Ренуару) «Письмо к г-ну Ренуару о чернильном пятне, сделанном на флорентийской рукописи», в котором Курье оправдывался от возведенного на него Дель-Фурией обвинения в умышленной порче греческой рукописи.

Стр. 406. «Miror» – либеральный сатирический журнал, издававшийся в эпоху Реставрации.

Стр. 408…он виделся с ней не чаще двух раз в месяц. – Эпизод из отношений между Стендалем (под псевдонимом Сальвиати) и Метильдой Висконтини.

Стр. 410. Лечче – местечко на берегу Тарентского залива.

Стр. 412. Аппиани – миланский художник, умерший в 1816 году.

Эпонина – жена галла Цивилиса, поднявшая вместе с ним восстание против римлян, затем, после подавления восстания, прожившая вместе с Цивилисом девять лет в пещере и, наконец, вместе с ним казненная в Риме в 78 году нашей эры.

Стр. 413. Бугенвиль (1729–1811) – французский мореплаватель, открывший бо́льшую часть островов Самоа и обследовавший всю Океанию. Его «Описание кругосветного путешествия» было издано в 1772 году.

Кук (1728–1779) – английский мореплаватель, исследователь островов Тихого океана в Австралии.

Стр. 418. Вальмон – герой романа Шодерло де Лакло «Опасные связи» (1782).

Жена президента де Турвеля – героиня того же романа «Опасные связи», жертва Вальмона.

Стр. 419. Единственное примечание издателя. – Издателем Стендаль называет самого себя.

Стр. 421. Погубил же себя Наполеон… – Речь идет о том, что Наполеон в 1813 году не пожелал сделать союзным государствам территориальные уступки и продолжал войну, приведшую к его гибели.

Стр. 422. «Кларисса» – роман Ричардсона «Кларисса Гарлоу» (1748). Ловлес – герой этого романа.

«Эдинбургская темница» – роман Вальтера Скотта.

Стр. 423. Могила мне, сеньор, не кажется грустной… – цитата из трагедии Расина «Митридат» (действие 4-е, явление 4-е).

Стр. 427. «Пират» – роман Вальтера Скотта.

Стр. 428. «Айвенго» – роман Вальтера Скотта.

Стр. 429. Принцесса Клевская, герцог Немурский – персонажи романа г-жи де Лафайет «Принцесса Клевская» (1678).

Стр. 432. «Пошлая шлюха» – кузина Метильды, г-жа Траверси.

Дуралей-судья – общественное мнение.

Стр. 436. Дон Карлос – герой одноименной трагедии Шиллера. Сен-Прё – герой романа Руссо «Новая Элоиза». Ипполит – герой трагедии Расина «Федра». Баязет – герой одноименной трагедии Расина.

Стр. 437. Регул и Деций – классические примеры античной доблести. Оба они принесли себя в жертву ради блага отечества.

Мордаунт Мертон – персонаж романа Вальтера Скотта «Пират».

Стр. 449 Желиот – один из знаменитых оперных певцов XVIII века, имя его неоднократно встречается в «Мемуарах» г-жи д’Эпине, где между прочим рассказывается (часть I, глава VIII), как однажды г-жа Жюлли попросила г-жу д’Эпние помочь ей избавиться от Желиота, которого она разлюбила.

Знаим – город в Моравии. Стендаль никогда в этом городе не бывал.

Стр. 451. Монтаньола – общественный сад в Болонье.

Стр. 453. «Безрассудно любопытный» – вставная новелла в «Дон-Кихоте» (часть I, главы XXXIII–XXXIV)

Стр. 455. Рикары – индейское племя.

Стр. 457. Маркиза де Куланж (ум. 1723) вела переписку с г-жой де Севинье и считалась одной из умнейших женщин своего времени.

Стендаль приводит эпизод из биографии Альфьери по его автобиографии «Жизнь Витторио Альфьери, написанная им самим».

Стр. 458. Тюренн (1611–1675) – знаменитый французский полководец, отличавшийся большой выдержкой и спокойной расчетливостью.

Мы смерти не хотим и рады отыскать… – Цитата из Андре Шенье (воспроизводимая Стендалем не совсем точно) взята из 36-й элегии.

Стр. 463. Морильо (1777–1838) – испанский генерал.

Мессинджер (1584–1640) – английский драматург, современник Шекспира. Какую из его пьес имеет в виду Стендаль, установить трудно.

Стр. 465. Опи, Амелия (1769–1853) – английская писательница, автор многочисленных, весьма популярных в свое время романов.

Стр. 466. Если бы существовала нация… – Стендаль маскирует свою мысль: такой нацией, по его мнению, являются французы, у которых над всем господствует тщеславие.

Стр. 468. Герцогиня Беррийская (1695–1719) – дочь герцога Орлеанского, регента Франции, отличавшаяся крайней распущенностью нравов. В последние годы жизни она влюбилась в весьма уродливого человека, который сумел привязать ее к себе дурным обращением.

Стр. 470. Мадмуазель – титул, который носила старшая дочь старшего брата короля.