Текст книги "Медаль за убийство"

– Вам бы лучше расспросить о них Авантюристку. Извините, вырвалось. Так я прозвал для себя мисс Джеймисон.

– Я расспрошу о них мисс Джеймисон. Но что о них думаете вы? Богатый человек… в перспективе муж Люси, осмелюсь заметить, он не в составе труппы, но ведь я найду его имя в театральной программке?

Я побуждала его признать, что перспективным женихом был Лоуренс Милнер. Его реклама помогла Мэриэл осуществить постановку спектакля. Она сказала, что он оплатил приличную сумму за рекламу на целой странице программки о том, что «компания “Милнер и сыновья” могут поставить все необходимое для ваших автомобильных дел».

Капитан опустил глаза и принялся разглядывать свои отлично начищенные ботинки.

– Я точно знаю, с кем не хотел бы, чтобы она завязала дружбу. Вы обратили внимание, как Люси смотрела на агента по недвижимости, когда они играли в этой проклятой пьесе?

– Но, капитан, они же исполняли свои роли. Это ведь всего только игра.

– Для меня это смотрелось вполне жизненно, да и для…

– Для?..

Неужели он готов упомянуть имя мистера Милнера?

– Для всех остальных зрителей, находившихся в театре, я бы так сказал.

В этом он был прав. Человек театра, мистер Уитли, тоже заметил и отметил это.

Негромко хлопнула дверца почтового ящика. Пару секунд никто из нас не двигался.

– Вторая доставка почты, – произнес капитан.

Он напрягся, сидя в своем кресле, и изо всех сил сжал ладони в кулаки.

– Я подойду.

Он кивнул.

Я вышла в прихожую. На коврике под дверью лежало одинокое письмо. Адрес на конверте был написан теми же печатными буквами, что и на предыдущем.

КАПИТАН Р. О. УОЛФЕНДЕЙЛ К. В.

29 СТ-КЛЕМЕНТ-РОУД

ХАРРОГЕЙТ

Единственной разницей с предыдущим адресом было то, что слово «капитан» и сокращение награды «Крест Виктории» – «К.В.» – оказались подчеркнуты. Что это означало? Было ли каким-нибудь намеком или насмешкой? На конверте была наклеена местная марка за один пенс, погашенная почтовым штемпелем сегодня в 6.25 утра в Харрогейте. Я положила конверт на откидную доску секретера. Капитан протянул мне нож для бумаг. Послание гласило:

ТЫСЯЧА ФУНТОВ И ВЫ ПОЛУЧИТЕ ОБРАТНО ЛЮСИ ЖИВОЙ

ОСТАВЬТЕ НАЛИЧНЫЕ В ПОЛДЕНЬ ПОНЕДЕЛЬНИКА В ДУПЛЕ СТАРОГО ДУБА В ДОЛИНЕ САДОВ ЗАТЕМ СТУПАЙТЕ ДОМОЙ

ЕСЛИ СООБЩИТЕ ПОЛИЦИИ ОНА УМРЕТ

В конверте была еще прядь темно-русых шелковистых волос, заплетенных в косу и перевязанных шпагатом на обоих концах.

– Это определенно волосы Люси, – проговорил капитан.

– В адресе на конверте ваше воинское звание и награда теперь подчеркнуты. Как вы считаете, что это может значить?

Его довольно крупный кадык непроизвольно дернулся, когда он сглотнул слюну.

– Понятия не имею, – ответил он ровным голосом, в котором мне все же послышался оттенок беспокойства. Или же подавленный страх?

– Была Люси знакома с кем-нибудь из ваших сослуживцев по армии? Или, возможно, с кем-нибудь, кого возмущает то, что вы там делали?

Я пыталась найти хоть какие-то зацепки. Еще учась в школе, я слышала о Эмили Хобхаус и проводимой ею кампании против концентрационных лагерей, в которых мы, британцы, содержали бурских женщин и детей после того, как их дома и фермы были разрушены.

– Напомните мне, капитан. Ведь было же какое-то оскорбительное прозвище для тех людей, которые не поддерживали нашу войну в Южной Африке. Как их называли?

– Мы, патриоты, называли их крикунами или буролюбами.

– Здесь может иметься какая-нибудь связь? – спросила я.

– Да не может здесь быть никакой связи, – отозвался он слишком горячо. – Все это было целую жизнь тому назад!

– Мистер Милнер ведь был на бурской войне. Причем в звании капрала, если не ошибаюсь.

– Что все это имеет общего с исчезновением Люси? – поинтересовался капитан.

– Не знаю. Можете назвать это инстинктом. Я, конечно, могу ошибаться, но у меня чувство, что здесь есть какая-то связь.

Я чутьем нащупывала свой путь, предполагая различные варианты. Одним из предположений было то, что капитан промотал наследство Люси, оставленное ей родителями, а мистер Милнер знал об этом. И решил, чтобы спасти Люси в финансовом отношении, сделать ей предложение, за которое она была бы ему благодарна. Неужели капитан боялся потерять лицо, если бы Милнер открыл то, что знал?

Теперь я жалела о своем обещании не обращаться в полицию до конца дня.

– В этих делах имеет значение только сегодня, – произнес капитан, снова сглотнув, – но отнюдь не прошлое. Имеет значение то, что надо разобраться с этим, прежде чем двигаться дальше. Вы сказали, что поможете мне.

– Очень хорошо. Я поговорю с парой-тройкой других актеров.

Я собиралась начать с Дилана Эштона, агента по недвижимости, который играл в спектакле потерявшего голову от любви и обреченного на смерть молодого человека.

Капитан проводил меня до двери.

В прихожей я повернулась лицом к нему.

– С тем богатым человеком, который хотел жениться на Люси, вы обсуждали его предложение вчера после обеда, во время игры в «Призванного на службу»?

Он уставился на меня непонимающим взглядом.

– Что…

– Я только что заметила эту игру на вашем столе, и вы также играли в нее вчера во второй половине дня. С человеком со светло-рыжими волосами и красноватой шеей. Я видела вас через окно.

Я поймала его. Мускулы на его лице напряглись. Кожа его лица была покрыта «вечным» темно-коричневым загаром от солнца Африки и выдублена погодой за многие годы на службе Империи, но после моих слов потемнела еще сильнее. Для меня это было вполне исчерпывающим ответом. Вчера во второй половине дня капитан Уолфендейл и мистер Лоуренс Милнер, в прошлом капрал Милнер, сидели у камина и играли в «Призванного на службу».

– Итак, капитан?

– Да, – ответил он едва слышно. – Милнер был здесь вчера. Порой он заходил ко мне, приносил бутылку виски и пакет табака. Он знал, что я почти не выхожу из дома.

Глава 16

Южная Африка, сентябрь 1900 года.

Особое задание застало капитана Уолфендейла той весной почти в центре страны, когда он уже миновал Кимберли и направлялся к Ледисмиту. Плодородные земли страны, протянувшиеся подковой в области селения Виттенберг, находились в зоне британских войск и неплохо охранялись. Теперь стояла задача гарантированно обеспечить их недоступность для буров. Буры имели обыкновение жить с перерывами на войну. Капитуляция во вторник, перегруппировка сил в среду, наступление в четверг. Но только если в перерывах они могли добыть себе пропитание и воду.

При ярком свете взошедшего солнца, глядя на ящерку, греющуюся в солнечных лучах на валуне, мимо которого он проезжал, Уолфендейл мог почти забыть, что «братец бур» совсем недавно проделал с ним. Его плечо, еще случалось, подводило его, а ногу порой сводила судорога.

Он легко сидел в седле, серенький пони мерно перебирал ногами, идя устойчивой рысью. Его денщик, сержант Лэмптон, следовал за ним, чуть позади шагал небольшой отряд пехотинцев. Слава Богу, что так много африканцев сражается на их стороне. Они смогли найти брод, когда капитан вывел отряд к излучине реки и не знал, как переправиться через нее. Когда задание будет выполнено, кафры[47]47
  Кафр – либо (груб.) негр, презрительная кличка в ЮАР, либо представитель одной из местных народностей в ЮАР.


[Закрыть] могли рассчитывать на награду. Это чувствовалось в энергии их движений, слышалось в тоне их голосов. По вечерам, на стоянках, они устраивали импровизированные концерты, играли на местных музыкальных инструментах и пели, обратив лица к звездам. Однажды он спросил, о чем они поют, но не сумел понять ответа.

Капитан жестом руки отдал команду отряду приостановиться, а сам достал бинокль и принялся разглядывать лежавшую перед ним мирную долину. В глубине долины, подобно свернувшемуся коту, уютно расположилась ферма. Уолфендейл мог видеть и понять, за что «братец бур» готов был сражаться, считая это своим неотъемлимым правом от рождения. Псалмопевец «братец бур» считал, что Господь Бог на его стороне. Что ж, скоро он узнает, когда дойдет до дела, что Всемогущий предпочтет выступить на стороне Британской империи.

Капитан Уолфендейл оглянулся на сержанта Лэмптона.

– Забираем все, что сможем унести с собой.

Пройдя еще немного вперед, он остановил колонну, чтобы напоить лошадей из речушки, протекавшей по долине, и приказал погонщикам из местных отцепить волов и дать им отдохнуть и попастись. Переход был долгим, а дело могло подождать и до утра.

Женщина, открывшая дверь жилого дома на ферме, была в возрасте примерно пятидесяти лет, крупной и полногрудой, с широким голландским лицом и настороженной улыбкой. Увидев офицера и сопровождавших его солдат, она без всяких препирательств произнесла гортанным голосом какую-то фразу и жестом показала, что солдаты могут устроиться на ночь в сарае. Капитан сказал ей, что они установят свои собственные палатки. Не следовало доверять здесь никому ни на йоту. Спите в сарае. А мы, пока вы спите, подожжем сложенное там сено. Приоткрыв дверь дома пошире, она пригласила капитана и сержанта в дом. Парнишка лет десяти принес две кружки. У этих людей никогда не бывает только по одному ребенку. Если есть еще сыновья, то они партизанят вместе с отцами. Если есть дочери, то не показываются на глаза. Женщина разлила молоко из глиняного кувшина в кружки, подала их капитану и сержанту и жестом предложила им сесть к столу.

Она разложила большой ложкой по тарелкам тушеное мясо с клецками. Для капитана буры были странными людьми. Он никак не мог понять, оказывала ли она простое гостеприимство или же для чего-то заискивала перед ними. Судя по ее жестам, она сожалела, что у них мало еды – мало для того, чтобы предложить им или сказаться достаточным для реквизиции.

Капитан обвел взглядом комнату. Это была типичная деревенская комната с неказистым, но прочным буфетом, в котором поблескивала глиняная посуда, в углу стояло фортепиано, а на дверях в рамках под стеклом висело то, что, видимо, было какими-то религиозными текстами.

Сквозь открытое окно до него донесся запах дыма от костра, который разожгли во дворе солдаты. Парнишка выглянул в окно и что-то сказал своей матери.

– Солдаты зарезали свинью и жарят мясо, – негромко произнес сержант Лэмптон.

Капитан молча кивнул.

Когда они покончили с едой, Уолфендейл вежливо поблагодарил хозяйку. Выходя из-за стола, он протянул было руку, чтобы погладить парнишку по голове. Тот, извернувшись, уклонился. Капитан и сержант надели фуражки и вышли из дома.

Ранним утром следующего дня Уолфендейл снова постучал в дверь дома. На этот раз с ним было двенадцать солдат. Женщина открыла дверь. За ее спиной стояла девушка лет шестнадцати, похоже, не знавшая, что делать: то ли остаться на месте, то ли куда-нибудь скрыться. Женщина повернулась к дочери, велев ей принести для солдат кувшин молока.

Капитан кивком велел капралу Милнеру взять кувшин. Затем громко и четко произнес по-английски:

– У вас есть десять минут, чтобы покинуть этот дом, который должен быть сожжен.

Женщина ничего не поняла.

Капитан повторил свои слова.

Девушка уронила кувшин на пол, молоко разлилось большой лужей по выложенному плиткой полу. Она перевела матери слова капитана.

В дом вошли шесть солдат с охапками соломы в руках. Подобно судебным исполнителям, выносящим мебель банкрота, они принялись передвигать стол, буфет и стулья. Однако, в противоположность судебным исполнителям, они сдвигали мебель в центр комнаты.

– Еще рано, – обратился к ним капитан.

Все шестеро разбрелись по комнате, стали перебирать разные вещи и бесцельно разглядывать их. Капрал Милнер снял с двери оправленный в рамку текст, бросил его на пол и раздавил каблуком сапога.

Со двора донесся звук выстрела. Парнишка подбежал к окну и вскрикнул. Его сестра оказалась рядом с ним.

Девушка дерзко вскинула голову, повернулась к матери и что-то негромко сказала ей, затем снова повернулась к капитану.

– Зачем вы убили вола?

Уолфендейл указал рукой на часы. И, не опуская пальцев, произнес:

– Десять минут.

Никто не смог бы обвинить его в нечестной игре.

Девушка и ее мать поспешили подняться по лестнице наверх.

Милнер проговорил ни к кому конкретно не обращаясь:

– Я и сам не отказался бы пожить в таком доме.

Один из солдат, принесших солому, заметил:

– Все это довольно мрачно.

– Разве мы в самом деле мрачны? – спросил рядовой Кларк. – Нет, мы вовсе нет.

Он вытянул из-под фортепиано вращающийся стул, уселся на него и заиграл «Rule Britannia»[48]48
  «Правь, Британия!» (англ. «Rule, Britannia!») – патриотическая песня Великобритании, написанная по поэме Джеймса Томсона на музыку Томаса Арна в 1740. Двухстрочный рефрен в конце каждой строфы и дал название песне:
Rule, Britannia! Rule the waves:Britons never shall be slaves.Правь, Британия! Правь над волнами:Британцы никогда не станут рабами.

[Закрыть]. Лэмптон достал губную гармошку и присоединился к нему. В конце каждого припева солдаты хором стали подтягивать рефрен: «Британцы никогда не станут рабами!»

С лестницы послышался девичий голос, поющий на африкаанс[49]49
  Африка́анс (Afrikaans, ранее также был известен как бурский язык) – германский язык (до начала XX века диалект нидерландского), один из 11 официальных языков Южно-Африканской Республики, также распространен в Намибии.


[Закрыть]. Один из их проклятых хоралов.

Рядовой Кларк заиграл мелодию мюзик-холла, когда мать и дочь спустились вниз, облачившись в куртки и крепкие ботинки и неся мешки. Глядя прямо перед собой, они пересекли комнату и вышли из дома во двор. Парнишка помогал идти согнутой под грузом лет старушке. Из смородинок ее темных глаз сочилась ненависть. Она проклинала солдат, и из ее беззубого рта капала слюна.

– Да будет тебе, бабка, – сказал капитан. – Лучше побыстрей уматывай отсюда.

Древняя старуха, всем телом наваливаясь на руку парнишки и не переставая проклинать солдат, тоже выбралась во двор.

Капитан посмотрел в окно на горящие поля, на угоняемый с фермы скот, на мешки овса и ячменя, которые погонщики мулов грузили на телеги. Он никогда не приказывал солдатам делать ту работу, которую не смог бы сделать сам. Чиркнув спичкой, он раскурил свою трубку. Затем, весьма осторожно, протянул еще горящую спичку денщику. Лэмптон взял спичку. Все глаза теперь были устремлены на него, когда он подносил огонь к соломе в центре комнаты, подложенной под сваленную в кучу мебель. Раздались негромкие смешки, когда солома не занялась, так что Лэмптону пришлось зажечь другую спичку и осторожно раздуть занимающийся огонь.

Было что-то завораживающее в зрелище горящего дома, в том, как языки огня лизали его стены, как черный дым, поднимающийся вверх, подхватывал и развевал ветер, как трещали и складывались стропила и, наконец, как горящая крыша обрушивалась внутрь.

Древняя старуха, все так же опираясь на плечо паренька, проклинала каждого из солдат, на которого падал ее взгляд. С совершенно бесстрастными лицами мать и дочь, стоя неподвижно, смотрели на гибель своего жилища. Кое-кому из солдат невзначай пришла в голову мысль, что, возможно, если обитатели дома не повернутся к нему спиной, уничтожение может быть обращено вспять.

Откуда-то появились и африканцы, работавшие на этой ферме. Они тоже в молчании наблюдали гибель дома и разорение фермы.

Девушка произнесла на неплохом английском:

– Что нам теперь делать?

– Вы должны были думать об этом раньше, – ответил, пожав плечами, капитан. – Нам известно, что ваш отец и братья наведывались сюда за припасами и использовали ферму как базу для рейдов, во время которых они резали телеграфные линии и разрушали железнодорожное полотно. Спрашивайте их, что вам теперь делать.

Столб черного дыма становился все выше. Там, вверху, его подхватывал легкий весенний ветерок и гнал грубыми клубами по ясному голубому небу.

Глава 17

Что же мог бы Дилан Эштон рассказать про себя, прикинула я. Осмелился ли он разрешить Люси и Элисон укрыться в его комнате над офисом, в котором работал?

Компания «Крукер и Ко», агенты по недвижимости, занимала престижное положение в центре города. Небольшая афиша, рекламировавшая спектакль «Анна из “Пяти городов”, все еще гордо держалась в углу оконного стекла. Рекламная листовка, прикрепленная к стеклу двери, извещала аккуратно выписанными печатными буквами, что «билеты в кассе театра», либо предлагала захватить с собой эту листовку.

Лысеющий джентльмен с идеально овальной головой сидел за солидно выглядевшим письменным столом, углубясь в изучение какого-то гроссбуха. Щуплый Дилан с прилизанными волосами вышел из задней комнаты офиса, держа в руках папку. С самым сосредоточенным видом он занял место за другим, меньшего размера, столом, на котором стояла пишущая машинка с заправленным листом бумаги. Раскрыв папку, он всмотрелся в подшитые документы и начал печатать.

Я не отрывала взгляд от печатавшего клерка, надеясь привлечь его внимание. Мне отнюдь не улыбалась мысль торчать здесь до тех пор, пока он или его босс решат выйти из офиса, чтобы пообедать. К тому же мистер Крукер, судя по виду, вполне был готов удовлетвориться бутербродом, приготовленным женой.

Дилан как-то упомянул, что живет над помещением офиса, так что он, может, вообще не собирался выходить из здания.

Мистер Крукер поднял голову. Я постаралась принять вид женщины, недовольной своим нынешним местом жительства, и принялась подробно изучать выставленную в окне информацию. Если Дилан и почувствовал мой пристальный взгляд, он вполне мог и не отреагировать на него. Как раз в тот момент, когда я уже решила, что нужно что-то предпринять, зазвонил телефон.

Мистер Крукер поднял телефонную трубку и начал оживленно с кем-то разговаривать. Я вошла в офис и приблизилась к Дилану с его стрекочущей машинкой. Он перестал печатать и взглянул на меня.

Я тепло ему улыбнулась:

– Сделайте вид, что вы помогаете мне с информацией, выставленной в окне, и выйдите из офиса.

Он прищурился, узнав меня.

– О, миссис Шеклтон. Как приятно вас видеть.

Бедный парень. Я почувствовала себя довольно неуютно, поскольку мне требовалась он него лишь информация, и я не рассчитывала помочь ему скоротать рабочее время или вознаградить мистера Крукера за рекламу спектакля, став одним из его клиентов.

– Информация о недвижимости снаружи, миссис Шеклтон?

Жесткие нотки в моем голосе мгновенно произвели впечатление на Дилана. На какой-то миг мне показалось, что он откажется. Но он тут же передумал:

– Разумеется, мадам.

Дилан вышел вслед за мной на улицу, повернувшись спиной к мистеру Крукеру. Тот непроизвольно облизнул нижнюю губу. Лицо Дилана было бледным, около правого уха было заметно раздражение. Россыпь алых пятен могла быть проявлением какой-то кожной болезни, время от времени обострявшейся. Он порезался во время бритья и заклеил пластырем ранку на подбородке. Что-то в его облике пробуждало сочувствие. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы разговаривать с ним с той же жесткостью в голосе.

– Капитан Уолфендейл весьма обеспокоен исчезновением его внучки. Думаю, вы могли бы помочь ему.

– Люси? – переспросил Дилан. Алые пятна на его щеках слегка потемнели. – Откуда мне знать?

Отсутствие какого-либо беспокойства в голосе и выдало его.

– Где она?

– Понятия не имею.

– Люси исчезла, Дилан, и то же произошло с Элисон. Прошлым вечером вы были с ними. Где они?

Дилан коснулся одного из алых пятен на щеке, словно пытаясь успокоить его.

– Говорю же вам, что не знаю.

Что ж, лгать он совершенно не умел.

– Куда они направились, когда вышли из театра?

Он оглянулся на своего шефа, который в этот момент как раз клал телефонную трубку на аппарат.

– Из-за вас я потеряю работу.

– Не потеряете. Меня тут интересует кое-какая недвижимость… только если вы не откажетесь помочь найти ваших подруг. Или вы поможете мне, или я обращаюсь в полицию.

На лице Дилана отразилось беспокойство.

– Люси уже исполнился двадцать один год. Полагаю, она может сама решать, что ей делать.

– Полиция весьма серьезно относится к шантажу. А вашему работодателю вряд ли нужен будет клерк, который содействует преступлению и покрывает его.

– Человек, который хочет получить свои собственные деньги, не совершает преступление.

Едва произнеся эти слова, Дилан сразу сообразил, что сказал слишком многое.

– Вы хотите помочь ей. Но после всего произошедшего лучшей помощью будет рассказать мне все, и как можно скорее.

По моим предположениям, Дилан уже слышал про убийство. Подобные новости недолго остаются тайной. Он снова взглянул в окно офиса, из которого мистер Крукер разглядывал нас с большим интересом.

– Я дал слово Люси.

– А Элисон вы давали слово?

– Они обе пошли в гости к Гиртсам.

– Говорите правду!

– Но это правда. Мадам Гиртс, Люси и Элисон все вместе отправились к ним домой.

– А вы?

Дилан с вызовом встретил мой взгляд.

– Мистер Гиртс проводил меня домой. Мы выпили, наверху в моей комнате. Это правда.

– Где живут Гиртсы?

– Точно не знаю. Но они держат свои классы в галерее.

Он снова бросил беспокойный взгляд на своего работодателя.

Чтобы дать ему возможность оправдаться, я предложила:

– Давайте вернемся в офис, Дилан. Вы можете сказать, что я искала особняк, чтобы арендовать его, и запишите мне несколько предложений.

Мистер Крукер тепло поздоровался со мной и подошел поближе, нависнув над столом Дилана, пока тот по указаниям шефа записывал для меня адреса. Покончив с этим, он протянул мне лист бумаги, который я, взяв за уголок, положила в свою сумку. Пожалуй, будет полезно обзавестись отпечатками пальцев Дилана Эштона.

Снова зазвонил телефон. Мистер Крукер повернулся, чтобы взять трубку, и, еще не подняв ее, спросил у меня:

– Вам будет угодно осмотреть какие-нибудь из этих домов?

– Благодарю вас, пока еще нет. Я начну с того, что взгляну на них снаружи.

Уже выходя из офиса, я услышала, как мистер Крукер говорит в микрофон трубки:

– Да, это ужасная новость, просто ошеломительная.

Значит, известие об убийстве уже разнеслось по городу.

Было одиннадцать часов дня. Мне требовалось решить, что же делать дальше. Все это заняло куда больше времени, чем я предполагала. С одной стороны, мне хотелось посоветовать капитану позвонить Гиртсам, а самой сесть на первый же поезд в Лидс. Но, с другой, теперь я была по-настоящему заинтригована и желала добраться до сути происходящего. Исчезнувшие люди интересовали меня куда больше, чем пропавшие драгоценности. Я могла бы отложить дела мистера Муни на некоторое время и даже провести еще одну ночь в Харрогейте. Ведь мистер Муни не ждал от меня вестей по его делу раньше начала следующей недели.

Взятые на дороге извозчики обычно несколько снижают свою таксу. Я махнула одному из проезжавших мимо кэбменов. Он остановил кэб рядом со мной, и я забралась в него.

– Куда угодно, мадам?

Не зная ни одного из местных отелей, я сказала первое, что пришло на ум:

– «Гранд-отель».

Пожалуй, это было неоправданно расточительно… Да ладно, валяй уж, произнес внутренний голос. Поживи вволю хоть немного. Это именно то, чего хотел бы Джеральд, и он оставил тебе достаточно средств, чтобы не скупердяйствовать.

В «Гранд-отеле» я сняла и оплатила комнату и заказала телефонный звонок. Я прикинула, что моя экономка к этому часу уже справилась с основными хозяйскими делами и сейчас наверняка отдыхает, сидя в кресле с чашкой чая и газетой в руках. Ожидая в вестибюле отеля, когда оператор соединит нас, я представила Мэриэл. Она вскоре должна была появиться в ресторане именно этого отеля, чтобы насладиться обедом вместе со своим импресарио, несмотря на исчезновение своей ведущей актрисы. Неужели она и в самом деле даже не подозревает, что происходит вокруг? Или она может наслаждаться предшествующим обеду аперитивом именно в этот момент? Мне очень захотелось подстеречь ее и потребовать, чтобы она немедленно отправилась на поиски Люси Уолфендейл.

Швейцар подозвал меня к приемной стойке.

– Ваш звонок, – произнесла телефонистка так, словно на ее нос была надета прищепка для белья.

– Здравствуйте, миссис Сагден.

– О, миссис Шеклтон. У вас все в порядке?

– Все в полном порядке. Я остановилась здесь в «Гранд-отеле». Задержусь на какое-то время. Стыдно побывать здесь и не попробовать местной минеральной воды.

– Звучит чудесно. Надеюсь, она вам понравится. Я должна сказать об этом вашей маме?

Я сдержала готовый вырваться стон.

– Мы с ней не договаривались встретиться в субботу-воскресенье.

– Она вам звонила.

– Я хочу попросить вас передать мое сообщение мистеру Сайксу.

Я подумала, далеко ли ему удалось продвинуться в расследовании об украденных в ломбарде предметах, и почувствовала укол совести, поскольку собиралась сейчас навесить на него совершенно не относившиеся к этому расследованию вопросы.

В трубке послышались скребущие звуки – это миссис Сагден достала бумагу и карандаш.

– Да? Я готова записать ваше сообщение.

– Пожалуйста, попросите его переслать мне мой набор как почтовую бандероль с первым же послеобеденным поездом завтра. Я встречу этот поезд и заберу пакет.

В ее молчании я услышала только скрип карандаша по бумаге.

– Но вы же сказали… – начала было она, но потом, видимо, решила не говорить о своих сомнениях в том, что я остаюсь в Харрогейте просто для отдыха и развлечений.

«Набор» – это наше условное обозначение комплекта приспособлений и материалов для снятия отпечатков пальцев. Мне пришло в голову, что, если Люси и Элисон помогал кто-то еще, то скорее всего это был Дилан, неумелый лжец, чья кожа мгновенно вспыхивала багрянцем, выдавая его вину и боязнь. Отпечатки его пальцев на листе бумаги с адресами, который он дал мне, могли бы подтвердить мои подозрения или развеять их.

Но я полагала, что Дилан сказал мне правду, когда поведал, что Люси и Элисон отправились в дом Гиртсов.

Мой звонок миссис Сагден был своего рода страховкой, навеянной суеверной мыслью о том, что если бы у меня был при себе такой комплект, его не пришлось бы использовать. При самой малости везения один-единственный визит к месье и мадам Гиртс мог бы разрешить эту тайну. Отдав свой собственный экземпляр театральной программки инспектору Чарльзу, я приняла меры предосторожности и позаимствовала точно такой же у Люси. Я открыла ее на том развороте, где красовалась реклама танцевальной школы Гиртсов:

Господин и госпожа Лой Гиртс

Школа танцев

Бальные танцы, балет, степ

Классы и индивидуальное обучение

(Профессиональные партнеры)

Здание Галереи, 7, Хай Харрогейт

Телефон 312