Электронная библиотека » Фрэнсис Дункан » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 1 декабря 2018, 23:00


Автор книги: Фрэнсис Дункан


Жанр: Зарубежные детективы, Зарубежная литература


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Глава 2

Все решило любопытство. Мордекай Тремейн чувствовал, что если откажется от приглашения, то Рождество пойдет насмарку, поскольку каждую минуту будет возникать один и тот же вопрос: что бы произошло, если бы он поехал в Шербрум, и с какой стати Бенедикт Грейм пригласил его?

Нет, Мордекай Тремейн мало знал мистера Грейма. Напротив, знакомство оставалось до такой степени призрачным, что короткая любезная записка с вопросом, не согласится ли уважаемый мистер Тремейн провести несколько рождественских дней в Шербрум-Хаусе, удивила его. Пока Мордекай Тремейн снова и снова читал за завтраком несколько рукописных строчек, тосты остыли.

Приглашение составил и прислал Николас Блейз – доверенный секретарь и компаньон мистера Грейма. Он же написал постскриптум. Аккуратным изящным почерком Блейз добавил от себя:

«Пожалуйста, если сочтете возможным, нанесите нам визит. Бенедикт будет исключительно благодарен. Должен признаться, что предчувствую нечто достойное вашего интереса. Бенедикт не вдается в подробности. Более того, о моем комментарии он не знает, так что буду рад, если сохраните конфиденциальность. Остро ощущаю опасность и, честно говоря, начинаю бояться».

К этому времени Мордекай Тремейн уже успел получить несколько приглашений от родственников и друзей и склонялся к поездке в Дорсет, где несколько племянников и племянниц растили детей. Целая толпа мальчиков и девочек разных возрастов с нетерпением ждала доброго дядюшку Морди, зная, что тот готов выполнить любую их прихоть. Однако оставить без внимания глубоко личный постскриптум было нельзя. Каллиграфические строчки скрывали тайну, а противостоять ее притяжению Мордекай Тремейн не мог.

В конце концов в Дорсет отправилось письмо с извинениями и вынужденным отказом, а в Шербрум полетело благодарное согласие. Мордекай Тремейн пообещал приехать, как было предложено, за день до сочельника. Приняв решение и написав оба ответа, он откинулся на спинку кресла и начал вспоминать все, что знал о Бенедикте Грейме.

Впервые джентльмены встретились в сентябре в Кенсингтоне, в квартире Аниты Лейн, на пестрой многолюдной вечеринке. Анита успешно публиковала в газетах и журналах критические статьи о кино и театре, хотя внешне даже отдаленно не напоминала деловую женщину. Мордекай Тремейн познакомился с ней несколько лет назад и успел искренне полюбить ее. Чисто платонически, как мысленно он заверил себя. Хотя Анита Лейн уже перешагнула сорокалетний рубеж, а ему самому перевалило за шестьдесят, – что ни говори, пропасть слишком глубокая, чтобы без долгих размышлений строить капитальный мост.

Общество состояло преимущественно из художников, писателей и людей театра. Весьма странное окружение для Бенедикта Грейма, который, несмотря на приверженность католицизму, воспринимал подобную компанию с тем самым благоговейным изумлением, с которым непосвященные часто смотрят на чудаков, зарабатывающих на жизнь сценическими эскападами или печатными высказываниями.

Возможно, именно потому, что все трое не входили в магический круг издательских контрактов и театральных гримерок, мистер Грейм и его спутник Николас Блейз быстро прониклись симпатией к Мордекаю Тремейну. К концу затянувшегося вечера – а трое джентльменов уехали в одном такси в четыре часа утра – удалось много узнать друг о друге. Грейм отошел от активного бизнеса и теперь наслаждался ролью сельского жителя, не обремененного финансовыми проблемами. Блейз официально занимал пост секретаря, однако на деле представлял собой не просто высокооплачиваемого слугу, а близкого человека, облеченного полным доверием хозяина.

Мордекай Тремейн с трудом восстановил подробности той беседы. Постепенно размягчаясь, он все глубже погружался в приятный туман – вечеринку трудно было назвать сухой, – так что сейчас, по прошествии трех месяцев, из памяти стерлись значительные по протяженности эпизоды.

Смутно вспомнилось, как он рассказал новым знакомым, что прежде владел успешным бизнесом по продаже табачных изделий, а сейчас пожинает сладкие плоды долголетнего напряженного труда; упомянул об интересе к криминологии и о дружбе с несколькими офицерами полиции.

Впрочем, подробности увлечения скорее всего остались за рамками беседы. Мордекай Тремейн отчетливо сознавал собственное положение детектива-любителя и не желал смущать друзей, в частности инспектора Скотленд-Ярда Джонатана Бойса, хвастливыми заявлениями об участии в делах, которым надлежало соответствовать строгим правилам уголовной полиции.

Пристальное внимание со стороны прессы в период расследования громкого убийства в Далмеринге до сих пор рождало болезненные воспоминания. Мордекай Тремейн вовсе не искал известности, однако наводнившие деревушку репортеры обнаружили его участие в деле и бесцеремонно выставили на всеобщее обозрение. Развязные заголовки и по сей день вызывали у него нервную дрожь.

Он надеялся, что во время излишне откровенной беседы с едва знакомыми людьми не успел признаться в пристрастии к сентиментальной литературе. Дело в том, что Мордекай Тремейн регулярно и самозабвенно читал журнал «Романтические истории». Из номера в номер жадно следил за развитием отношений, страдал и радовался вместе с добродетельными героинями. Однако, несмотря на верность любимому жанру, застигнутый на месте преступления, неизменно смущался и спешил спрятать улику. Бенедикт Грейм вряд ли отнесся бы к безвредной слабости с сочувствием, тем более что при свете дня ночные признания теряют убедительность.

Проблема «Романтических историй» все еще тревожила его несколько недель спустя, когда ясным, но неумеренно морозным утром почтенный джентльмен погрузился в скромный автомобиль массового производства, воплотивший одну из его немногих экстравагантных прихотей, и осторожно покатил по перегруженным улицам Лондона. Важно отметить, что в это самое время очередной номер журнала покоился в чемодане на заднем сиденье. Мордекай Тремейн мог испытывать мучительные сомнения, однако никогда не изменял себе, не отступал и не сдавался.

Он радовался жизни. Напевал веселый мотив, услышанный по радио во время бритья, и не замолкал даже тогда, когда внезапно приходилось проявлять чудеса водительского искусства, чтобы не оказаться расплющенным между неподвижным грузовиком и настырно напиравшим автобусом. Прекрасное настроение не полностью объяснялось ярким солнцем, сквозь стекло дарившим почти весеннее тепло. Не исчерпывалось оно и Рождеством, щедро украшенным свежим снегом и волшебными огнями в витринах магазинов.

Тремейн ехал к приключению. Где-то впереди возникла тайна, и оттого душа потеряла покой. После бесконечно долгих летних дней, когда прелестная деревня Далмеринг погрузилась в ужас, Мордекай Тремейн еще ни разу не ощутил трепета и азарта настоящего криминального расследования. Неуемная страсть к поиску нашла пищу в литературе, а мрачная реальность ненависти, страха и ревности растворилась в пространстве. Он успел забыть о том, что успешно проведенное следствие неизбежно приводит к горькому разочарованию и крушению веры в идеал. Сейчас вспоминались иные стороны процесса: возбуждение погони и напряженный поединок изощренного ума детектива со звериной хитростью убийцы.

Внезапно Мордекай Тремейн неприятно удивился. Кто вообще упоминал об убийстве? В какое фантастическое пространство устремилось его воображение? Он едет, чтобы провести рождественские дни в компании новых друзей. Праздник несет всеобщее счастье и веселье. Так почему же сознание выбрало столь зловещий путь?

Мордекай Тремейн сумел сбросить наваждение, и вместе с ним исчезла утренняя бодрость. С этой минуты глаза за стеклами постоянно сползавшего, но никогда не падавшего пенсне смотрели задумчиво и даже растерянно.

К полудню небо скрылось за свинцовыми доспехами облаков. Пустая земля мерзла под ледяным ветром, а деревья беспомощно протягивали друг другу голые черные ветки. Дорога тянулась в мир холодного серого сумрака и сонного оцепенения, где могли происходить ужасные события.

Конечно, Тремейн знал правду: в западных графствах выпал снег, и дорога ведет прямиком в зиму. Тусклый свет и безрадостные вздохи ветра предупреждали о приближении нового снегопада. Раздраженное одиночеством декабрьских полей воображение окрашивало зимний пейзаж в печальные тона страха и тоски.

К счастью, даже под снегом дорога оставалась ровной и твердой, позволяя держать хорошую скорость. Когда Мордекай Тремейн въехал в город Калнфорд, впереди оставался еще целый час дневного света и не более четырех миль до Шербрума.

Уверенность в собственных силах подсказала, что к месту назначения удастся попасть до наступления полной темноты, а также продиктовала решение остановиться и выпить чашку чая. Правый указатель поворота приобрел вредную привычку заедать, поэтому пришлось открыть пассажирское окно и демонстрировать намерения рукой. В результате холод пробрал Тремейна до костей.

Рядом с главной улицей располагалась тихая площадь, превращенная местными жителями в автостоянку. Мордекай Тремейн заглушил мотор и, радуясь возможности размяться, быстро зашагал к переполненному посетителями торговому центру.

Калнфорд оказался приятным местом. Поросшие лесом высокие крутые холмы не позволили городку расползтись по окрестностям паутиной вилл, и он по сей день сохранил прелесть модного курорта XVIII века, когда галантные джентльмены танцевали менуэт с изящными дамами, чьи образы запечатлел непревзойденный Гейнсборо. Высокие надменные дома сохранили дух эпохи Регентства. Однако помимо невозмутимого достоинства жилых кварталов и спокойствия садов, растянувшихся вдоль накрепко опоясанной каменными мостами реки, Калнфорд обладал полным энергии сердцем, бодро направлявшим поток процветания вдоль торговой артерии, без ложной скромности примыкавшей к стенам древнего аббатства. Мордекай Тремейн шел по тротуару и любовался блестящими машинами, с рождественским восторгом ожидавшими возвращения пассажиров из празднично украшенных магазинов. Сентиментальная душа его радовалась свету и близости людей.

Даже грязное месиво, в которое превратили снег бесчисленные колеса, казалось жизнерадостным. Уныние бесследно исчезло. Внезапно нахлынувшая неуместная депрессия с позором отступила.

Тремейн снова превратился в ребенка, верящего в существование добрых фей и Санта-Клауса с длинной белой бородой. Волшебной рождественской ночью он надевает свою шубу, спускается в дома по дымоходам и наполняет подарками миллионы носков. Пенсне угрожающе сползло на кончик носа, однако Мордекай Тремейн не заметил этого. Сейчас главенствовали чувства, и он понимал, что светлое мгновение поможет пережить тяжкое время, когда вновь придется столкнуться с реальностью печали, горечи, страха и отчаяния.

Чтобы добраться до Шербрума при тусклом свете дня, следовало как можно скорее продолжить путь. Большие рестораны на главной улице были переполнены. Бросив мимолетный взгляд на занятые столы, Мордекай Тремейн свернул на боковую улицу, нырнул в старинную арку возле монастыря и попал в тихую заводь, свободную от мучимого голодом и жаждой людского потока.

Между книжным магазином и мастерской корзинщика приютилась крохотная чайная. По привычке склонив голову, чтобы не стукнуться о массивную дубовую балку, Мордекай Тремейн вошел в узкую дверь. Поначалу комната показалась пустой, но вскоре он заметил двух посетителей. Они сидели возле стены в дальнем, самом темном углу, наполовину скрытом вешалкой. Оба подняли головы и не то удивленно, не то испуганно посмотрели на вошедшего посетителя, однако встретили любопытный взгляд и торопливо отвернулись, словно не желая привлекать внимания.

Мордекай Тремейн выбрал столик и сел спиной к паре, но лицом к висевшему над прилавком зеркалу, где отражались две низко склоненных головы. С видом заговорщиков собеседники горячо обсуждали что-то.

Острый интерес к людям и отточенное мастерство опытного наблюдателя, позволявшее видеть все вокруг и при этом не вызывать подозрений, обеспечили прекрасную возможность изучения любопытного объекта. А поскольку иных дел, кроме неторопливого чаепития, не нашлось, взгляд почти не отрывался от зеркала. Процесс протекал механически и подразумевал естественное, без учета значимости момента, упражнение приобретенной ранее способности запоминать мельчайшие подробности.

За дальним столом сидели мужчина и женщина. Бесцветная, незаметная незнакомка была в добротном, но безликом пальто и вышедшей из моды шляпке. Волосы показались Тремейну растрепанными, хотя поднятый воротник пальто мешал рассмотреть прическу. Круглое лицо с мелкими чертами было бледным и истощенным, как у человека, редко выходящего из дома.

Официантка включила одну из ламп, и картина сразу прояснилась. Стало заметно, что женщина не совсем молода, но и не настолько стара, как показалось сначала. Одежда создала ложное впечатление, прибавив годы.

Свет незнакомке не понравился. Она повернулась так, что плечо заняло почти все зеркало, чем лишила возможности Тремейна продолжить наблюдение. Недвусмысленное движение многое объяснило.

Спутник оказался менее чувствительным. Он сидел лицом к зеркалу и не попытался сменить позу, хотя прищурился от света и посмотрел так, будто заподозрил официантку в намеренном вредительстве. Тремейн вспомнил фразу из «Юлия Цезаря»: «Тот Кассий голоден и худ». В зеркале туманно отражался сухопарый человек в изрядно поношенном плаще. Такому ничего не стоило затеряться в уличной толпе. Однако эффект зеркального удвоения электрического света подчеркнул верхнюю часть лица, и Мордекай Тремейн ясно увидел глаза: темные, широко расставленные под высоким открытым лбом, наделенные тлеющей в глубине мрачной силой, – вызывающие тревогу глаза, готовые в любую минуту вспыхнуть опасным огнем.

Делая вид, будто не подозревает о существовании зеркала, Мордекай Тремейн медленно пил чай. Вряд ли пара обратила на него внимание и заподозрила особый к себе интерес. После первого мимолетного взгляда мужчина и женщина снова сосредоточились друг на друге.

Разговор по-прежнему продолжался, когда Мордекай Тремейн заплатил по счету и вышел из чайной. Возвращаясь к машине, он все еще размышлял о случайно встреченных людях. Тремейн всегда размышлял о людях. Любил придумывать, кто они, откуда и куда направляются, как живут. Обычно не составляло труда определить их место в обществе, род занятий и характеры. Однако только что встреченная пара не соответствовала привычным типажам, и воображение отказывалось сотрудничать.

Вспомнилось лицо женщины с круглым ртом и бледными губами. Губы слегка дрожали и выдавали неуверенность. Жизнь не баловала хрупкое создание, похожее на готовую сломаться под ударами судьбы фарфоровую куклу. Что связывало незнакомку с ее собеседником? Узы брака? Руки остались вне поля зрения Тремейна, и кольца он не видел.

И все же, дав пищу для ума, случайная встреча вскоре стерлась из памяти Мордекая Тремейна. Он так и не узнал, соответствовал ли вымышленный образ правде или совершенно обычные люди неведомо для себя приобрели таинственные черты, о каких в реальной жизни даже не помышляли. Обычные? Нет, определение не годилось. Пара держалась настороженно, слишком настойчиво старалась спрятаться в полутьме и остаться незамеченной.

Через несколько минут усердные попытки выбраться с перегруженных автомобилями и людьми улиц Калнфорда пресекли праздные размышления. Когда город остался позади, а впереди тонкой извилистой линией обозначилась дорога в Шербрум, вести машину стало труднее. Снег усилился, а постоянный транспортный поток, способный утрамбовать плотную массу, здесь отсутствовал, и потому пришлось, унизительно сбавив скорость, двигаться почти ползком.

В Шербруме уже стемнело. Во многих домах зажглись масляные лампы. Светящиеся окна на фоне старинных темных строений с покрытыми снегом крышами создавали сказочный пейзаж, напоминавший сцену из пантомимы или детской фантазии. Деревня эльфов в снегу. Мордекай Тремейн представил, как добрый великан осторожно поднимает декорацию и ставит на сцену, в свет рампы.

Деревня Шербрум пользовалась заслуженной славой одного из самых привлекательных уголков Королевства. Из года в год фотографии старинной гостиницы и древней норманнской церкви украшали путеводители и другие популярные издания, посвященные красотам старой доброй Англии.

Оставаясь в стороне от главного шоссе и довольствуясь скромным автобусным маршрутом, Шербрум прекрасно существовал без железной дороги: ближайшая станция находилась в Калнфорде. Удаленность от мира праздных гостей, сувениров и чайных павильонов позволила деревне сохранить первозданный облик – тот самый, в каком ее застал Генрих VIII, явившись, чтобы разграбить соседнее аббатство. Местных жителей, вынужденных терпеть санитарные неудобства и долгими зимними вечерами довольствоваться масляными лампами, это обстоятельство не радовало. Утешались они лишь тем, что не пали жертвой преобразований во имя сомнительных идеалов технического прогресса.

Мордекай Тремейн не знал, где расположен Шербрум-Хаус, однако впереди тянулась одна-единственная дорога, по которой он и направился. Возникла смутная тревога: тьма сгущалась, так что пропустить пункт назначения ничего не стоило. Тремейн проехал около мили по постоянно сужавшейся, теперь уже покрытой льдом дороге, когда в сотне ярдов впереди заметил возле живой изгороди темную фигуру. Он осторожно притормозил и остановился.

– Простите, пожалуйста, – вежливо обратился Тремейн к незнакомцу, – не могли бы вы подсказать, где находится Шербрум-Хаус?

Мужчина смерил его долгим пристальным взглядом. Высокий, в плотном пальто с поднятым воротником, он казался очень массивным. Мордекай Тремейн занервничал, хотя странный незнакомец не проявил признаков враждебности. Ощущение неясной угрозы создавала его неподвижность среди снежного мрака. Но ответ все-таки последовал.

– Шербрум-Хаус здесь, – произнес человек. – Перед вами.

Мордекай Тремейн настолько обрадовался, что почти не обратил внимания на нелюбезный тон. Действительно, в нескольких ярдах от дороги две каменные колонны отмечали въездную аллею.

– Спасибо, – улыбнулся он. – В темноте не заметил ворота.

Он осторожно развернул машину, чтобы вписаться в просвет между колоннами. Проезжая мимо незнакомца, приветственно поднял руку, но тот не отреагировал. Тремейн заглянул ему в лицо и испытал едва ли не шок: в чертах сквозила откровенная, неприкрытая злоба. Душу этого человека переполняла ненависть.

В следующее мгновение Мордекай Тремейн уже ехал по аллее. В нескольких ярдах от колонн, за поворотом, взору впервые открылся Шербрум-Хаус. Дом стоял примерно в четверти мили от поворота – высокий, темно-серый, вздымающий остроконечную крышу в сумрачное снежное небо. «Старинный», «таинственный», «угрюмый» – такие эпитеты приходили на ум при первом взгляде на замок. Несколько освещенных окон усиливали это впечатление.

Мордекай Тремейн поспешил заглушить промелькнувший в сознании шепот страха и постарался не обращать внимания на сжавший сердце холод: темнота, снег, напряжение и усталость долгой дороги не оправдывали малодушных уступок причудам не в меру разыгравшегося воображения, – однако убедить себя так и не удалось. Подъезжая к массивному дому с высокими двустворчатыми окнами, Тремейн все отчетливее ощущал, что рок вершит свой суд где-то поблизости, а впереди маячат тьма и ужас.

Глава 3

Любезное приветствие Николаса Блейза и яркое пламя камина заставили Тремейна забыть о недавней подавленности и дурных предчувствиях. Вместе с умиротворяющим теплом весело пылающих дров вернулось душевное равновесие. Наступила уютная реальность дружеского общения и счастливого Рождества.

Мордекай Тремейн отличался незамутненным, по-детски гибким восприятием мира. Ему ничего не стоило в течение нескольких секунд перейти от глубокой депрессии к безоблачному оптимизму, от мрачного ожидания несчастья – к наивному восторгу перед лучшим из миров.

– Мы уже начали волноваться, – признался Николас Блейз. – Дорога выдалась трудной?

– Вовсе нет, – ответил Тремейн. – Просто задержался на полчаса в Калнфорде и выбился из графика. Надеюсь, я не создал неудобств?

– Ни малейших, – заверил секретарь. – В Рождество у нас тут всегда царит суматоха. Еще ждем мистера Лорринга. Профессор должен был появиться вчера, но задержался. Наверное, отправился на поезде, а сейчас железная дорога с трудом справляется с нагрузкой. Сами понимаете, что означает предпраздничный наплыв пассажиров в сочетании со снегом.

– Профессор Лорринг? Уж не тот ли профессор Эрнест Лорринг, который проводил научные исследования по заказу правительства?

Николас Блейз кивнул и повел гостя к двери.

– Он самый. Бенедикт недавно познакомился с ним. Полагаю, решил, что мистер Лорринг слишком много работает и несколько дней в Шербруме пойдут ему на пользу. Кстати, – добавил Николас с улыбкой, – надеюсь, вы любите Рождество!

Мордекай Тремейн вскинул брови:

– Неужели я похож на Скруджа?

– Нет. Просто решил на всякий случай предупредить! Дело в том, что Бенедикт – фанатик рождественских праздников и строго следует канону. Соблюдает все традиции: у нас неизменно присутствуют рождественские гимны, падуб, омела, елка и Санта-Клаус.

Мордекай Тремейн взглянул с подобающим случаю интересом:

– Санта-Клаус?

– Эту роль исполняет сам Бенедикт. Надевает шубу, привязывает белую бороду, которую хранит специально для этого случая. Поздно ночью, когда все уже спят, спускается в рождественский зал и наряжает елку. Заранее готовит подарок каждому. Подозреваю, что работа кипит едва ли не целый год. Однако позвольте проводить вас в комнату. Как только устроитесь, начинайте знакомиться с обитателями дома.

Секретарь ни словом не обмолвился о постскриптуме к письму. Видимо, отложил объяснение до более удобного случая.

К обеду церемония представления гостей завершилась. Мордекай Тремейн, все еще озадаченный вереницей лиц, каждому из которых соответствовало незнакомое имя, обнаружил, что об руку с Розалиндой Марш участвует в торжественной процессии, направляющейся в просторную, сияющую серебром и хрусталем столовую.

Розалинда Марш была весьма выдержанной и уверенной в себе молодой дамой – качество исключительно ценное, поскольку Тремейн так и не смог преодолеть невыгодное положение пожилого холостяка, сохранившего юношеские иллюзии по отношению к противоположному полу. Она с готовностью поддерживала беседу и на каждый заданный вопрос отвечала прямо.

– Я работаю, – сообщила мисс Марш. – Пишу картины. А еще держу в городе художественный салон. Назначаю немыслимо высокие цены и зарабатываю на жизнь с помощью соотечественников, которым толстый кошелек заменяет хороший вкус.

Мордекай Тремейн надеялся, что сумел скрыть как благоговение, так и ужас, внушенный откровенным цинизмом дамы. Красота Розалинды Марш принадлежала к тому типу, какой наиболее точно соответствует категории торжественного величия. Собранные в изысканную прическу светлые волосы в полной мере являли восхищенному взору грациозную шею, и уверенная постановка головы представала в наиболее выгодном ракурсе. Черты лица отличались классической правильностью, а безупречная кожа не имела ни малейшего изъяна. Широко раскрытые голубые глаза смотрели на мир живо и внимательно.

И все же что-то в ее античной внешности нарушало гармонию. Слушая свою спутницу, Тремейн пытался определить, в чем именно заключалось несоответствие, и в конце концов решил, что мешала твердость линий рта и носа. Твердость, граничившая с грубостью. Дама выглядела слишком холодной и напоминала мраморную статую. Тепло женственности не смягчало безупречный профиль, не окрашивало румянцем щеки. Розалинда Марш была деловой женщиной и тем самым внушала опасение.

Внезапно Мордекай Тремейн осознал, что дама обращается к нему.

– Боюсь, в настоящее время я являюсь социальным паразитом, – с улыбкой ответил он на прямой вопрос. – Не делаю ничего, что могло бы оправдать существование на земле. А раньше торговал табаком.

На мгновение Розалинда Марш растерялась, а потом уточнила:

– Полагаю, вы здесь впервые? Где состоялось ваше знакомство с Бенедиктом?

Перевести вопрос на понятный язык не составило труда. На самом деле Розалинда интересовалась, где Бенедикт Грейм отыскал подобное несуразное существо. За стеклами пенсне глаза Мордекая Тремейна лукаво блеснули.

– Одна моя приятельница устроила вечеринку. Мы оба там были.

По лицу Розалинды Марш скользнуло легчайшее облачко, однако Мордекай заметил его, а также задумчивый взгляд, в котором сквозило настороженное внимание и что-то еще, очень похожее на проблеск симпатии. Он понял, что ей хочется задать новые вопросы, однако помогать не стал, а мисс Марш не нашла способа удовлетворить любопытство, не выходя за рамки приличия. В итоге она сделала вид, будто увлечена содержимым своей тарелки, и Тремейн получил возможность окинуть взглядом всю компанию.

К этой минуте разговор уже стал общим и приобрел приятную легкость. Никто из собравшихся за столом постоянных и временных обитателей дома не проявил особого интереса к скромному пожилому джентльмену, молча смотревшему сквозь пенсне на всех вместе и на каждого в отдельности.

Так Мордекай Тремейн думал до тех пор, пока не взглянул в конец стола и не увидел Николаса Блейза. Секретарь внимательно наблюдал за ним, причем даже не пытался это скрыть. Поняв, что попался, он улыбнулся, словно разделяя тайное знание.

Взгляды встретились на мгновение, и Блейз почти сразу отвернулся и обратился к сидевшей рядом даме, однако этого хватило, чтобы оживить мрачные подозрения, одолевавшие Тремейна по дороге в Шербрум. Зачем было послано приглашение? Почему Николас Блейз откровенно интересовался его реакцией на других гостей?

Мимолетное происшествие обострило любознательность: начиная с этого момента, ненавязчивое наблюдение стало еще пристальнее. За веселым занавесом рождественского счастья скрывалась какая-то тайна. А это означало, что существовали мелкие, но красноречивые намеки, доступные пониманию проницательного свидетеля.

Через стол, почти напротив, в свете ламп сияла лысая голова Эрнеста Лорринга. Ученый склонился над тарелкой, углубившись в трапезу и не принимая участия в беседе. Крупный, крючковатый, похожий на клюв нос, густые брови и высокие скулы придавали ему облик злодея, подчеркнутый мрачным выражением лица.

Значительная часть научных изысканий профессора Лорринга носила секретный характер. Судя по всему, постоянная необходимость отталкивать любопытных сограждан окончательно подавила и без того небольшой талант к общению, заложенный природой. Соседи по столу честно совершили несколько попыток вызвать реакцию ученого, но получили устойчиво отрицательный результат и переключились на более общительных членов компании, оставив Лорринга в неприступном величии подобно молчаливому острову в море оживленной беседы.

Тремейн вспомнил слова Николаса Блейза о рождественской атмосфере, которую Бенедикт Грейм с восторгом создавал в Шербрум-Хаусе, и спросил себя, растает ли Лорринг в дружеском тепле или останется покрытым снежной коростой, осуждающим все подряд ледяным зрителем. Пока прогноз обещал продолжение заморозков.

Его взгляд скользнул дальше, и на душе сразу потеплело. Во время знакомства с Дени Арден Мордекай Тремейн сказал себе, что, если бы удалось отсчитать назад лет тридцать, он бы выбрал именно такую девушку. А сейчас, в вечернем платье, изящной женственностью фасона подчеркивающем природную красоту, она рождала в душе восхищение живой естественностью жестов и искренностью смеха. В сравнении с легким, свободным обаянием мисс Арден Розалинда Марш выглядела мраморным изваянием – прекрасным, но лишенным живого огня.

Тремейн увидел, что соседка подняла голову, и спросил:

– Они обручены?

– Кто? – уточнила мисс Марш, хотя явно поняла, о ком идет речь.

– Мисс Арден и мистер Уинтон.

– Нет. По крайней мере, официально.

– Жаль, – отозвался он. – Выглядят так, что следовало бы обручиться.

Примерно час назад, во время знакомства, Роджер Уинтон произвел на Тремейна благоприятное впечатление, а беззастенчивое обожание, с которым он смотрел на девушку, и ее ответное сияние убедительно подтвердили первоначальное суждение. Уинтон казался серьезным, уравновешенным молодым человеком, который отлично знал, чего хочет, но не лез напролом. Он пылко любил Дени Арден, и та отвечала взаимностью.

Даже если утверждение, что влюбленных любит весь мир, отнюдь не бесспорно, Мордекай Тремейн неизменно поддавался очарованию разделенного чувства. «Романтические истории» щедро поставляли материал для удовлетворения эмоциональных запросов, однако при встрече со счастливой любовью сентиментальная душа радостно вырывалась на свободу. Вот и сейчас Тремейн сидел, склонив набок голову, с умилением смотрел на молодых людей сквозь запотевшее пенсне и думал о том, какая они чудесная пара.

– В их колесе торчит палка, – сухо промолвила Розалинда Марш.

Мордекай Тремейн вздрогнул, покинув царство грез, и вернулся к столу.

– Палка? – растерянно переспросил он, слегка обескураженный проницательностью собеседницы.

– Палка по имени Рейнер, – тихо пояснила мисс Марш, чтобы не услышал никто из присутствующих, хотя в общем шуме опасаться нескромного внимания не стоило. – Джереми Рейнер. Роджер ему не нравится. Весьма неудачно для Дени, потому что Джереми – ее опекун.

– О! – воскликнул Мордекай Тремейн и уточнил: – Рейнер – тот джентльмен, который сидит рядом с миссис Тристам?

Люси Тристам приехала незадолго до обеда вместе с супругами Напьер, судя по всему, живущими неподалеку. Знакомство прошло второпях, но каждый, кто встречался с Люси Тристам, запоминал ее навсегда. Она уже переступила порог молодости, однако пока зрелость лишь подчеркивала безусловную женскую привлекательность. Пышные каштановые волосы с медно-рыжим отливом; изумрудные, с золотыми искрами глаза и восхитительная фигура, достоинства которой миссис Тристам прекрасно сознавала и мастерски подчеркивала. Неотразимое, волнующее создание.

– Люси великолепная, – произнесла Розалинда Марш.

Мордекай Тремейн полностью согласился с ней. Действительно великолепная, неотразимая женщина – оценка идеально соответствовала яркой внешности. Он неохотно отвел взгляд и посмотрел на Джереми Рейнера. Рейнер улыбался, но натянутая, больше похожая на гримасу улыбка не могла смягчить угрюмого выражения лица. Подобно профессору Лоррингу Рейнер не разделял всеобщего застольного веселья.

– Кажется, у него не очень хорошее настроение, правда?


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации