Текст книги "Центральная и Восточная Европа в Средние века. История возникновения славянских государств"

Правда, ненадолго. Брат Оттона Генрих, разочарованный, поскольку ему не удалось получить Баварию, вскоре дал о себе знать и по согласованию с герцогами Франконии и Лотарингии поднял знамя восстания. Первый удар Оттон выдержал, хотя и не без трудностей. Тогда заговорщики обратились к Франции и получили помощь Людовика IV в обмен на передачу Лотарингии под власть Франции. Но Оттон предпринял контрмеры, вступив в союз с Гуго Великим, соперником Людовика, – герцогом франков и графом Парижским. Восстание могло бы распространиться на многие территории (даже архиепископ Майнца и епископ Страсбурга вступили в коалицию), если бы не упорство Оттона. Герцог Франконии пал в бою, герцог Лотарингии погиб во время бегства, а прелаты были взяты в плен. Это был великий триумф Оттона. Герцогство Франконии было ликвидировано, ее графы стали подчиняться непосредственно королю, а Лотарингия оказалась под надежной защитой от любых притязаний французов. Все изменилось, когда Гуго, герцог франков, и Герберт Вермандуа присягнули на верность Оттону. Это произошло в Аттиньи, что на реке Эна. Теперь вместо того, чтобы король из династии Каролингов стал опасным для местной династии Восточной Франкии, саксонский король, некогда помазанный на могиле Карла Великого, мог требовать наследие основателя империи франков и стать властелином лучшей части Западной Франкии.

Но у Оттона I не было такого намерения. Не собирался он и менять Гуго на Людовика. Он настаивал только на включении Лотарингии в Regnum Teutonicorum и поддержании баланса сил между королем и его противниками. В 942 году он заключил мир с Людовиком IV и заставил своих противников подчиниться королевской власти. Когда в 945 году французский король сделал попытку подчинить Нормандское герцогство, был взят в плен норманнами и передан Гуго Великому, Оттон потребовал освобождения короля. Но когда Гуго настолько ограничил власть короля, что сделал ее почти иллюзорной, Оттон пошел с саксонцами на Париж и преследовал Гуго до самого Руана. Мирный договор, который после многих злоключений в 950 году все же был заключен между двумя французскими соперниками, – в основном заслуга Оттона.

Французский эксперимент Оттона показал, что чувства, испытываемые подданными Карла Великого, убить трудно. Даже после полного разделения два королевства имели много общих интересов, и одно считало своим долгом вмешаться, если что-то шло не так в другом. Способности Оттона укрепляли его власть, так что, когда германские короли стали императорами, они были с готовностью приняты как лидеры западного христианского мира и наделены моральной властью над другими германскими королями и принцами, даже во Франции и Англии.

Еще одно дополнение и без того немалого могущества германского короля поступило с другой стороны. К 950 году Оттон I сделал герцогов практически неспособными как-либо повредить королевской власти: он держал Саксонию и Франконию под личным контролем, назначил своего брата Генриха, раскаявшегося в своих прегрешениях, герцогом Баварии после смерти Берхтольда в 947 году, а его сына Лиудольфа (Людольфа) – герцогом Швабии в качестве преемника верного герцога Германа. Ну и наконец, герцог Лотарингии Конрад Рыжий был его собственным зятем. Защитив таким образом свой тыл, Оттон приступил к исполнению последней воли своего отца – покорению Ломбардии и отстаиванию императорской короны. Первым делом он убедился в надежности своих позиций в Бургундии, где поддержал Конрада, сына Рудольфа. Эта страна контролировала стратегические переходы через Альпы. Затем он воспользовался случаем, чтобы сказать свое слово в итальянских делах, – когда граф Беренгар Иврейский укрылся при его дворе, ища защиты от мести Гуго Ломбардского. Он обещал стать преданным вассалом Оттона, но быстро позабыл о своем обещании, когда после смерти Гуго и его сына Лотара взошел на трон Ломбардии. Лиутпранд, епископ Кремоны, ученый хронист, оставивший интересные повествования об Италии и Византии в X веке, весьма нелицеприятно отозвался о Беренгаре. Он имел собственные причины не любить короля, которые, возможно, никак не тронули бы Оттона, если бы не одна деталь. Молодая вдова короля Лотара, красивая и богатая Адельгейда, имела множество поклонников в Северной Италии, и если супруга Беренгара завидовала ее внешности и драгоценностям, то сам Беренгар отчаянно завидовал ее политическому влиянию. Он лишил ее всего. Овдовевшая королева утратила и собственность, и свободу. Но она была сестра Конрада, короля Бургундии и протеже Оттона I. Германский монарх не мог стерпеть подобное неуважение и вторгся в Италию. Беренгар бежал из Павии. Оттон занял город 20 августа 951 года, объявил себя королем Ломбардии и придал своей успешной военной кампании романтический оттенок, женившись на красивой вдове Адельгейде. Здесь ему, безусловно, сопутствовал успех. В Риме дела Оттона были не такими успешными. Его посланник Фридрих, епископ Майнца, поспешивший туда, чтобы подготовить коронацию императора, не сумел убедить папу. Агапет II находился под сильным влиянием сенатора Альбериха, не желавшего иметь дело с императорами.

Только укрепив позиции в Германском королевстве, Оттон смог обратить свое внимание на восток, и его первой задачей было заставить Богемию подтвердить свою покорность. Как и Генрих I, он, вероятно, придавал немалое значение отношению Богемии, потому что решил лично возглавить армию. Он выступил против Болеслава в 950 году. Видукинд является нашим лучшим источником сведений об этой военной кампании, которая, надо полагать, оказалась достаточно масштабной, чтобы привлечь внимание многих хронистов. Брат короля Генрих, герцог Баварии, как и следовало ожидать, упоминался отдельно. Атака была направлена не на Прагу, а на новый укрепленный город, имевший большое значение, возможно Болеслав. Его гарнизоном командовал сын герцога, тезка отца. Судя по рассказу Видукинда, кампания Оттона не имела полного военного успеха, поскольку Болеслав I покорился Оттону еще до падения крепости. Были восстановлены прежние связи между Германией и Богемией. Герцог обещал выплачивать дань и, если потребуется, оказывать военную помощь. А герцог Баварии получил задание надзирать за Богемией. Бавария занималась этим и до формирования Regnum Teutonicorum, но теперь обстоятельства изменились: Баварией правил не Арнульф, а брат короля. Отдать Богемию под надзор члена королевской семьи было, несомненно, в интересах саксонской династии.

В политической жизни Италии того времени произошло кое-что еще. Когда в 952 году Оттон I принял клятву верности Беренгара и его сына и утвердил его в должности короля Ломбардии под сюзеренитетом Германии, Беренгар был вынужден уступить Веронскую марку с Аквилеей и Истрией Генриху Баварскому. Эта территория представляла собой треть Ломбардии, и король присоединил ее к герцогству Генриха не только для того, чтобы удовлетворить желание герцога расширить территорию. Дело в том, что это давало ему контроль над перевалом Бреннер. Такое стратегическое преимущество держало Беренгара в хорошей форме, а мадьяр – на почтительном расстоянии, и, поскольку король не мог найти более надежного представителя, чем собственный брат, он поручил ему контроль над этой ценной ключевой позицией. Аналогия объясняет политику Оттона в Богемии.

После этого Болеслав I хранил верность Оттону и воздерживался от вмешательства во внутренние дела королевства. О Болеславе I Богемском вообще больше ничего не было слышно. Представляется, что он решил жить своей жизнью и заниматься только своими делами. Даже в заговоре, который возглавляли сын короля Лиутпольд, герцог Конрад и архиепископ Майнца, он не участвовал. Да и заговорщики не старались его втянуть. Положение Богемии было не таким, как положение других герцогств. Национальный характер Regnum Teutonicorum, должно быть, значил больше, чем специалисты были готовы признать.

Беспорядки, последовавшие за восстанием против правления Оттона, снова и снова приводили королевства на грань хаоса. Но упрямая решимость Оттона сослужила ему хорошую службу и спасла монархию. В один из моментов мадьяры воспользовались затруднениями, чтобы вторгнуться и разорить Баварию и Швабию. Именно тогда в Германии осознали необходимость общего лидерства. Оттон I оперативно откликнулся на народные чувства и решил покончить с мадьярской угрозой. Он собрал армию и при поддержке сильного отряда чехов под командованием Болеслава I Богемского выступил против мадьяр. Противники встретились 10 августа 955 года в районе Лехфельда. Получилась настоящая бойня. Мадьяры получили хороший урок и утратили тягу к вторжениям. Их обратный путь в южнорусские степи был блокирован другими кочевниками и будущими захватчиками, и потому разгромленные мадьяры осели на венгерских равнинах, где время и здравый смысл со временем сделали их поддающимися культурному влиянию соседей.

Влияние этой победы на душу немца было огромным. Она стала плодом совместных усилий Regnum Teutonicorum и объединила все племена под властью короля. Даже Конрад Рыжий, утративший свое герцогство Лотарингия за участие в недавнем восстании, сражался под командованием короля, и его героическую гибель на поле боя немцы расценили как достаточное искупление за грехи. Оттон стал могущественным королем, центральной фигурой в Германии.

Победа также сказалась на популярности Оттона за пределами Германии. В течение последних пятнадцати лет мадьяры были кошмаром Западной Европы, и монарх, избавивший от них континент, стал всеобщим спасителем и самым могущественным европейским правителем. Даже Византия уважала власть Оттона, и в 945 году Константин VII отправил в Германию посольство, предположительно, именно в связи с мадьярской угрозой. Италия тоже ликовала, и имперская корона – голубая мечта Оттона – стала не такой уж недостижимой.

Глава 2
Империя Оттона I, Польша, Богемия и Русь

Современники, вероятно, понимали, что Оттон I своими достижениями заслужил высшую награду, поскольку Видукинд утверждает, что после битвы при Лехфельде победившая армия провозгласила Оттона августом. Нам сегодня трудно понять, как Оттон, немцы и вся Западная Европа относились к возрождению Римской империи и с какой охотой принцы подчинялись обязывающей силе имперских традиций, основанных Карлом Великим. Эти традиции больше века занимали умы западных христиан, до тех пор, пока римские элементы, которые внесли вклад в рождение империи, при преемниках Карла Великого почти полностью исчезли, вытесненные идеалом христианской всеобщности. В Западной Европе идеал занял место старого понятия всеобщего orbis Romanus и обозначил, помимо папы, императора как защитника церкви и святого города.

В этом свете современники Оттона, должно быть, считали святым долгом христианина поднять христианскую Римскую империю из упадка, который охватил ее после смерти двух последних претендентов на императорский пост. Речь идет о Беренгаре из Фриули (умер в 924 году) и Людовике Бургундском (умер в 928 году). Также они считали это ответственностью правителей Германии, Франции, Бургундии и Италии, четырех основных стран, составлявших империю Карла Великого. Поскольку Францию, или то, что было раньше Западной Франкией, обогнала Германия, или Восточная Франкия прошлого, и в свете последнего опыта было очевидно, что Бургундия и Италия не могут воплотить такие идеалы в жизнь, постепенно созрело убеждение, что сделать это должен король Regnum Teutonicorum. Два короля, Карл III и Арнульф, уже носили императорскую корону, и теперь весь Запад был в долгу перед Оттоном I за избавление от мадьярской угрозы.

Оттон не мог уклониться от своих обязанностей и разочаровать общественное мнение. Его окружение было не таким, как наше, и у него не имелось наших исторических причин подозревать, что ответственность, которую он навлек на себя в Италии, однажды окажется для Германии величайшим препятствием. Он думал прежде всего об обязанности возродить неумирающую бессмертную Римскую империю, и, если этот процесс подразумевает некие непредвиденные обстоятельства, с ними следует смириться в интересах всего христианского сообщества, членами которого являются немцы.

Существовали и другие соображения, заставлявшие Оттона активно участвовать в жизни Италии. Беренгар из Ивреи оказался человеком ненадежным, а Людольф, на которого рассчитывал его отец в Северной Италии, неожиданно умер после разгрома Беренгара. Кроме того, всегда существовала потенциальная опасность посягательств на обновленную империю извне. Более того, построив структуру королевской власти на поддержке германской церкви, Оттон отчетливо видел необходимость прямого влияния на папство, которое мог ему дать только императорский статус. И поэтому когда папа Иоанн XII попросил его о поддержке против Беренгара из Ивреи и его сына Адальберта, которые вернули контроль над Ломбардией и пытались напасть на герцогство Сполето через территорию, принадлежавшую святому Петру, Оттон решил, что настало время реализовать свои планы и сделать то, что от него ждут. В 961 году он ввел свою армию в Италию, и 2 февраля следующего года папа короновал его императором.

Таким образом возродилась христианская Римская империя, на этот раз благодаря предприимчивости саксонца, короля Германии. Старая традиция Каролингов, которую Оттон, сменив отца на троне, сделал своей и ввел в своем королевстве, воскресла со всеми вытекающими последствиями. Идея была изложена в историческом документе Privilegium Ottonianum, в котором Оттон подтвердил дар, сделанный папе Пипином, отцом Карла Великого, Patrimonium (имущества) святого Петра.

Оттон I получил верховную власть в Италии, в том числе на папской территории. Папа отдавал ему дань уважения. Он стал официальным защитником церкви и папства. Фактическое главенство над другими правителями, которое Оттон приобрел благодаря интервенции во Францию, теперь получило законную базу. Не имея возможности претендовать, как Карл Великий, на власть над всей Западной Европой, Германия все равно имела весьма существенные преимущества, к которым император и стремился, – он стал естественным лидером всего западного христианства. Это пошло на пользу центральной власти Германии и ограничило возможности герцогов, мечтавших о децентрализации.

Таким образом, в истории Германии появился чрезвычайно важный элемент, оставивший отпечаток на будущем Западной Европы. Решение Оттона возродить имперскую идеологию Карла Великого, безусловно, направило судьбу Западной Европы в новое русло. Какова была традиция? Как она трансформировалась при преемниках Карла Великого? И в какой степени ее принял Оттон I?

Прежде всего, классические соображения не имели почти ничего общего с приходом Карла Великого к власти. Да и его коронация, по мнению историков, не должна была символизировать обновление Западной Римской империи, которого желали Карл и его современники. В Константинополе в то время правила женщина, Ирина, и мысль о том, что императорская власть находится в состоянии неопределенности, была удобным поводом для папской инициативы. Но с византийской точки зрения коронация стала не чем иным, как провозглашением антиимператора с целью лишить законного владельца титула итальянских владений.

Карл Великий, вероятнее всего, это понимал и потому был недоволен действиями папы. По крайней мере, об этом пишет его биограф Эгинхард. Карл не желал втягиваться в ссору с законными наследниками Римской империи в Византии и немедленно начал переговоры с Ириной, стремясь как-то узаконить свое положение. Переговоры оказались трудными, и последовавшая за ними война завершилась компромиссом. Карл Великий уступил Истрию и Венецию в обмен на признание своего титула. Перед смертью он получил возможность испытать глубочайшее удовлетворение – послы Михаила I приветствовали его как императора. В соответствии с древней римской традицией, допускавшей существование императоров-соправителей, византийцы были готовы мириться с одним из них, в интересах своих западных владений, если его признает императором верховный базилевс.

Таково было происхождение западной средневековой имперской традиции. Карл Великий, вероятно, знал об этом, поскольку старался не узурпировать титулы римских императоров – Imperator Romanorum или Semper Augustus, а называл себя Imperator, Romanorum gubernans imperium, добавляя то, что для него было важно, Rex Francorum et Langobardorum.

Но страх перед осложнениями с Византией был не единственной причиной раздражения Карла. Папа Лев III устал от постоянной угрозы со стороны Ломбардии и был разочарован римскими императорами, которые, оставаясь в своем дивном городе на далеком Босфоре, не могли оказать эффективную поддержку епископам Рима. Считалось, что папы должны только помогать императорам хранить устаревшую идею о бессмертной Римской империи, которая включала весь христианский мир, и поддерживать видимость их господства на западе. Все это было очень далеко и эфемерно, а вполне ощутимые реалии всегда присутствовали на другой стороне Альп. Для Льва III было бы предпочтительно иметь эффективного правителя среди франков, способного справиться с угрозой Ломбардии, и создать новую традицию в союзе с церковью и папством. Такая традиция будет намного полезнее, чем та, что уходила корнями в дни язычества и не оставляла церкви почти никакого влияния на выбор новых императоров. Лев III и курия поддались искушению и начали инновацию, которая в глазах Византии была настоящим бунтом против законных правителей.

Также существовала опасность – о чем не следует забывать, – что лечение могло стать хуже болезни. Что, если влияние нового императора усилится настолько, что сделает беспокойную римскую знать и Византию меньшими из зол? Но инстинкт самосохранения курии воскресил в памяти легендарную фигуру Константина Великого, который для варваров-франков был римским воплощением великой традиции. Знаменитый Donatio Constantini (Дар Константина) и предназначен для того, чтобы включить основные черты этой традиции. Документ был подделан неким неизвестным итальянским клириком во второй половине VIII века с целью помочь папству вернуть итальянские территории, принадлежавшие Византийской империи, в первую очередь экзархат Равенны. Фальсификатор придумал историю о том, что христианский император перед отъездом из Рима в Константинополь торжественно заявил, что передает римскому папе все императорские регалии вместе с верховной властью над Римом, провинциями Италии и всеми западными землями.

В некоторой степени Donatio был также римским ответом на декрет иконоборческого императора Льва III, который, чтобы наказать папу Адриана за обвинение в ереси, отобрал византийские территории в Южной Италии у Римского патриархата и конфисковал папскую собственность в этих местах. Документ, назвавший папу верховным судьей всей церкви, представителем Христа на земле и заступником императора перед Богом, также должен был произвести впечатление на франков и «подрезать» их устремления до нужной длины. Существовала надежда, что документ заставит франков вести себя хорошо, они будут благочестивыми и почтительными на расстоянии от Рима и всегда готовыми при первой необходимости поспешить ему на помощь.

Карл Великий знал о чувствах курии и не имел никакого желания благодарить ее за корону. Ему представлялось, что папа использует власть над Италией и Римом, полученную от Константина Великого, чтобы иметь возможность делать собственные имперские назначения. У него были свои идеи о функциях римского патриция, даже под личиной императора, и римского папы тоже, и в 796 году он сообщил Льву III все, что о нем думает. Когда римский папа послал ему штандарт Рима с приглашением приехать в город и принять дань уважения римлян, Карл в письме определил свою роль как защитника церкви против всех возможных нападок, а папу назвал Моисеем, молящимся об успехе его оружия. Тем самым он исключил папу из политики. Иными словами, он намеревался быть императором, соответствующим собственным меркам, а не представлениям курии.

Между прочим, политические взгляды Карла Великого имели мало общего с взглядами автора Donatio или курии. Он представлял себя королем-священнослужителем, наделенным верховной властью над всеми духовными и мирскими делами, строителем града Божьего – идеала, позаимствованного им у святого Августина. Концепция относилась к династии Меровингов. Уже Хлодвиг в 511 году превозносился епископами, собравшимися в Орлеане, за его священнический дух. Святой Григорий Турский сравнил франкского короля с хорошим священником, а Венанций Фортунат называл Хильдеберта I «нашим Мелхиседеком, воистину королем и священником».

Так что теория Карла Великого только обобщила политическую систему взглядов, происхождение которых уходило корнями в эпоху Константина Великого. В это время церковь, обрадованная появлением императора, пожелавшего быть христианином, согласилась принять принципы королевской власти в том виде, в каком они появились на Востоке, трансформировались в эллинистический период и впоследствии адаптировались римскими цезарями от Августа до Константина. Она лишь приспособила их к собственной доктрине, лишив императора божественности. Вместо этого она сделала его представителем Бога, своего рода заместителем Христа, наделенным миссией привести мир к Богу. Он сохранил свои священнические черты, которыми жители востока наделяли своих властелинов, с правом и обязанностью надзирать за тем, чтобы интересы Бога на земле должным образом защищались, заботиться о материальном благосостоянии церкви и поддерживать порядок среди верующих.

Это представление переместилось с востока на запад, где идея Rex-Sacerdos (король-священник) пришлась по вкусу германским племенам, чье языческое учение наделяло божественной властью королевские семьи и делало их потомками богов. На этих двух концепциях франки создали собственный монархизм. Он во многих отношениях напоминал систему, регулировавшую отношения между императорами и церковью в Византии. Тот факт, что западным королям нужны были епископы и священники – культурные люди – в своих канцеляриях и советах, помогал западной церкви сохранять толику свободы и влияния на государственные дела.

Понятно, что Карл Великий без всякой благосклонности отнесся к новым римским идеям, изложенным в поддельных документах. Он продолжал править церковью и государством по-своему. В 813 году он урегулировал вопрос, кто должен создавать императоров, назначив сына соправителем – тоже императором – с соблюдением всех римских формальностей назначения, одобрения и коронации, но только на этот раз франкская знать заменила римскую, да и папа остался за бортом.

Имперская идея Карла Великого, однако, вскоре претерпела трансформацию. Классическое возрождение, вызванное его поддержкой культуры, стало причиной появления более широких знаний франкскими интеллектуалами римской истории и роста престижа классического Рима. Автор Лоршских анналов отстаивал законность имперской коронации Карла Великого на основании того, что он был властелином Рима и всех императорских резиденций в Италии, Галлии и Германии. Его преемник Людовик Благочестивый пошел дальше. Он отбросил свой королевский титул, назвал себя императором Августом и собрал под своей верховной властью все владения Римской империи. Позже он принял титул Imperator Francorum и назвал свои владения Imperium Francorum. Это был первый шаг к основанию Восточной Римской империи, неизвестной римлянам и их наследникам, – Византии. Они знали только Imperium Romanum.

Франки не обратили внимания на одну деталь римских традиций. Вместо того чтобы следовать римскому обычаю выборов императора сенатом или армией и одобрения этого выбора народом, германцы сделали акцент на коронационную церемонию, выполняемую главой христианского мира, то есть посчитали самым важным то, что для византийцев было второстепенным. Эта смена метода идеи курии из поддельного Donatio укоренилась в умах жителей Запада, причем довольно быстро, судя по тому, как Людовик II возразил Василию I Византийскому, выразившему протест против принятия им императорского титула. Он возразил, что был коронован папой – едва ли этот довод возымел должный эффект на византийцев. Такая связь с папой и христианским Римом оттеснила классические реминисценции на задний план ради церковной универсальности и сделала императора защитником церкви и главой христианской империи. Отсюда был лишь шаг до средневекового убеждения, что благодаря предприимчивости Льва III императорская власть перешла от греков к германцам.

Такова была концепция Римской христианской империи, которую Оттон I решил возродить. Нельзя не отметить, что решение было своевременным. После распада империи франков появилось довольно много признаков того, что франкские традиции в Германии сдают позиции, и при Конраде I и особенно при Генрихе I Regnum Teutonicorum следовало своими собственными путями развития. Жребий был брошен, когда Оттон I принял церковную коронацию на могиле Карла Великого в Экс-ла-Шапель. Достаточно прочитать описание старого обряда коронации на Майне, датированного этим периодом и основанного на коронационном ритуале, созданном Оттоном I, чтобы понять: политическая идеология франков в отношении королевской власти была в целом принята Оттоном I. Здесь, как и при Карле Великом, король считался Rex-Sacerdos, королем и священником, светским главой церкви и ее защитником. Королевская власть наделялась сакраментальным характером, отчетливо видным в сходстве между литургией королевского помазания и коронации, и соответствующим обрядом посвящения в сан епископа.

Есть достаточно свидетельств того, что Оттон I хотел возродить в своем королевстве теократию Каролингов во всех отношениях и следовать примеру Карла Великого. Но оказалось, что говорить об этом проще, чем сделать. После смерти Карла многое изменилось. Оттону пришлось иметь дело с сильной оппозицией герцогов, с амбициями которых приходилось считаться. Оставалась только церковь, которой, как выяснилось, Оттон мог командовать даже в большей степени, чем Карл Великий.

Все это объяснялось условиями, которые уже существовали при Карле, и значительно укрепились при его преемниках. Они сформировались благодаря особым социальным обстоятельствам, господствовавшим среди германских народов. К примеру, в своей концепции личной собственности, намного более сложной, чем у римлян, любое сооружение, возведенное на германской земле, по закону принадлежало ему. В дни язычества святилища, построенные богатыми землевладельцами, считались и оставались их личной собственностью. Владелец обустраивал их, снабжал всем необходимым для ритуалов, обеспечивал жрецами и, разумеется, имел право на все подношения верующих и атрибуты. Став христианами, германцы сохранили обычай и упорно сопротивлялись всем попыткам миссионеров заменить старую римскую практику, согласно которой представители церкви считались законными владельцами всех мест поклонений, распоряжались ими, снабжались всем необходимым и контролировали священнослужителей. Имея весьма примитивные идеи, германцы не могли и подумать о возможности перехода собственности к обществу или организации. Владелец должен быть только личностью, а не юридическим лицом. Таким образом, на всех западных землях, населенных германскими племенами или управляемых ими – франками, лангобардами, германцами, бургундами, вандалами, англосаксами, готами, – возникла система, при которой церкви считались собственностью своих основателей. Практика распространилась на епископства и богатые аббатства, а также Западную Франкию, где целые диоцезы стали собственностью могущественных аристократов, которые заявляли о своих правах даже на соборы. Только в таких регионах, как Испания, Северная Африка, и в какой-то степени Бургундия, где римская иерархия занимала доминирующее положение по отношению к германской, система частных церквей, или Eigenkirchen, не сумела вытеснить старую догерманскую и римскую практику раннего римского канонического права.

Так случилось, что король германского племени, самый богатый землевладелец, также имел самое большое количество собственных церквей и, значит, обладал огромным влиянием в церкви. Короли Восточной Франкии сумели положить конец практике, которая получила особенное развитие в Западной Франкии. По большей части благодаря Оттону I она не проникла в Германию.

Оттон I значительно усовершенствовал обычай, давший ему такую власть, изъяв церкви и аббатства из-под юрисдикции графов и поместив их под надзор своих специальных представителей. Все это помогло ему сделать из церкви Reichs-kirche, организацию, абсолютно преданную королю и императору. Заметим, что епископов Оттон I в основном выбирал из своих капелланов, которые, являясь членами королевской канцелярии и занимаясь составлением королевских грамот, хорошо разбирались в политических вопросах.

В одном аспекте Оттон I особенно выиграл благодаря теории империи, созданной Карлом Великим и его преемниками. Речь идет о всеобщей вере в то, что главной обязанностью императора является распространение христианской веры среди язычников. У Оттона I был заранее готов план продвижения своей власти и влияния на восток. Мы уже видели, какое внимание он уделял славянским территориям, покоренным его отцом. Надзор за ними он поручил двум своим лучшим графам, Герману Биллунгу и Геро. Задачу Биллунга на правом берегу Эльбы не облегчала поддержка, которую славянские племена вагиров и ободритов, сопротивлявшихся германскому господству, получали от данов, и их периодические набеги на германскую территорию. Маркграфу потребовалось четыре года упорного труда, прежде чем он сумел подавить их сопротивление и умиротворить регион, порученный его заботам. Даны стали платить дань Оттону, а чтобы не пустить германцев в Данию, король Харальд Синезубый построил стену вдоль своей границы с рейхом.

Не желая лазить по стенам, Оттон придумал альтернативный путь проникновения саксонского влияния в Данию – распространение христианской веры. Для этой цели он нашел прекрасного исполнителя в лице Адальдага, архиепископа Гамбурга-Бремена, весьма предприимчивого прелата, отлично разбиравшегося и в церковных, и в политических вопросах. Его интерес к этому предприятию стимулировала перспектива расширения сферы собственного влияния путем присоединения новых епископств.

Внутренние проблемы Германии, помимо всего прочего, усилили сопротивление славянских племен, сделав задачу графа Геро даже более трудной, чем та, что стояла перед Германом Биллунгом. Но граф не был привередливым в выборе средств. Говорят, что однажды он пригласил тридцать славянских вождей на дружеское пиршество и убил их всех. Тем не менее борьба продолжалась, и саксонский хронист Видукинд сообщает немало интересного о затянувшемся противостоянии и непреодолимом упорстве славян. «Тем не менее они предпочитали войну, а не мир и пренебрегали любым бедствием ради дорогой свободы. Ибо это такой род людей: грубых, способных переносить лишения, привыкших к самой скудной пище, и то, что для наших обычно представляется тяжелым бременем, славяне считают неким удовольствием. В самом деле, прошло много дней, а они сражались с переменным успехом, те ради славы, за великую и обширную державу, эти за свободу, против угрозы величайшего рабства». В этом неуклюжем подражании Саллюстию Видукинд дает понять, что славянским племенам пришлось пережить от рук Геро.