Текст книги "Центральная и Восточная Европа в Средние века. История возникновения славянских государств"

Таким образом можно объяснить все трудности, связанные с проблемой грамоты об основании епископства. Причина, по которой многочисленные ученые так и не смогли продраться сквозь дебри теорий и гипотез, заключается единственно в их нежелании рассматривать проблему в рамках современной политической ситуации в Германии. Борьба между Саксонией и Баварией за политическое лидерство в Германии, обострившаяся при Генрихе I, после ее насильственного подавления Оттоном I вспыхнула в иной форме при Оттоне II, является ключом к правильному пониманию этой загадки чешской и немецкой истории.

Пасхальный рейхстаг 973 года в Кведлинбурге, решениям которого, вероятно, грамота обязана своим существованием, был заметным событием в современной истории, и анналист из Кведлинбурга пишет о великолепной обстановке собрания, которое посетили самые знатные и благородные люди этих земель: Мешко I, Болеслав II Богемский, двенадцать послов из Венгрии, два из Болгарии и, как сказано уже в Хильдесхаймских анналах, из Руси, Дании и даже из Византии. В нем в последний раз участвовал великий император. Возможно, там было составлено много планов на ближайшее будущее, но нам о них ничего не известно, потому что неожиданная смерть Оттона I 7 мая того же года обрекла их на забвение. Мы можем только догадываться, что события пошли своим чередом, не так, как хотелось бы императору.

Посещение рейхстага в Кведлинбурге князем Мешко было расценено некоторыми историками как свидетельство его вассальной зависимости от императора – якобы он прибыл по его приказу. Но это было не так. Титмар Мерзебургский, по собственной инициативе записавший информацию, также упоминает, что, узнав о столкновении между Мешко и графом Ходо, император послал им особое сообщение, приказывая сохранять мир, если они хотят остаться друзьями императора. Инцидент, скорее всего, обсуждался в Кведлинбурге, и, поскольку Мешко, желавший закрепить покорение Западной Померании, старался сохранить хорошие отношения с императором, он не мог не присутствовать на рейхстаге, где император должен был разбирать его ссору с Ходо.

Мы даже можем принять утверждение из Альтхеймских анналов, что Мешко предложил императору сына в заложники. Не то чтобы он боялся императора. Просто, тревожась о судьбе своих завоеваний, он считал важным при создавшихся обстоятельствах оставаться в хороших отношениях с Оттоном. Кроме того, его совесть была чиста. Все описания инцидента, которыми мы располагаем, возлагают ответственность на свирепого графа, а не на польского князя. Поражение, которое потерпел Ходо, было серьезным, и передача сына Мешко в заложники должна была продемонстрировать императору, что князь не желает войны, а всего лишь хочет защитить права, признанные Геро, предшественником Ходо, и императором.

Представляется возможным, что заложником, о котором идет речь, был наследник князя, Болеслав, сын его чешской супруги Дубравки. В то время ему должно было исполниться семь лет. На его могильной плите в соборе Познани написано, что в возрасте семи лет его волосы были подстрижены и посланы в Рим. Хотя эпитафия сравнительно недавняя – датирована XIV веком, она может воплощать старую традицию. Стричь волосы мальчику, достигшему семилетнего возраста, – древний славянский обычай, который соблюдался со всей торжественностью еще со времен язычества. Но церковь его христианизировала, придав форму ритуала. В славянском жизнеописании святого Венцеслава, написанном вскоре после 929 года, есть краткое описание церемонии, как ее выполняли в детстве святого. Сыну Мешко исполнилось семь лет около 973 года. Отправка волос мальчика в Рим – знак благочестия Мешко и Дубравки, показывающий, что сердечные отношения между Польшей и Святым престолом, начало которым было положено в 966 году или близко к тому Младой, развивались благоприятно. В то же время демонстрация Мешко дружеских отношений со Святым престолом служила намеком императору, что следует очень бережно обходиться с ребенком, находящимся под особым покровительством святого Петра.

Также, когда в 974 году, после смерти Оттона I, Мешко присоединился к Генриху II, герцогу Баварии, поднявшему мятеж против Оттона II, было бы ошибкой предполагать, что поляк негодовал из-за передачи сына и воспользовался этой возможностью, чтобы разорвать отношения с империей. Генрих II Баварский был троюродным братом Оттона, и многие были убеждены, что он станет лучшим королем, чем юный Оттон II. Поддержка Мешко претендента скорее показала, что он не имеет намерения отделяться, хотя вполне вероятно, что Генрих обещал Мешко, в обмен на помощь, освобождение от дани за Западную Померанию, которая тогда была в руках поляков.

В этом случае и в 976 году, в ходе второго мятежа баварского герцога, поляки действовали в союзе с чехами. Болеслав II был горячим сторонником баварского герцога. Но дело окончилось ничем. Оттон II, разгромив своего кузена, стал разбираться с его союзниками. Но две экспедиции в Богемию завершились неудачами, и Оттон II был очень доволен, когда в 977 году Болеслав II, оказавшийся лучшим бойцом, предложил ему мир и даже признал законным императором. Нам ничего не известно о подобных экспедициях против Мешко, но в 979 или 980 году Мешко, потерявший в 977 году супругу, женился на Оде, дочери Теодорика, графа Северной марки, и его отношения с империей стали прежними – союз и дань за Западную Померанию. Титмар Мерзебургский был в высшей степени шокирован таким союзом – Ода была монахиней. Но благочестивые германские епископы закрыли глаза на неприличие ради мира. Сын Мешко, Болеслав Великий, женился, если верить Титмару, в 984 году на дочери маркграфа Майсена Рикдага.

Смерть Дубравки в 977 году стала тяжелым ударом для польско-чешского союза. Связь, соединявшая два народа, оборвалась, и вскоре политические линии, проводимые Мешко и его племянником Болеславом II, разошлись, что стало результатом событий среди полабских и балтийских славян на Руси. Германское правление на славянских землях на Балтике и между Эльбой и Одером было жестоким, да и методы христианизации, применяемые германцами, не могли понравиться славянам. Только военная оккупация и постоянное пристальное внимание маркграфа могли поддерживать мир в оккупированных районах. Славяне проявляли нетерпение и непрерывно, хотя и тщетно, искали возможность сбросить иго германцев и их Бога. Оттон II дал им шанс, ослабив хватку на Эльбе и отправившись на поиски приключений в Италию. Желая играть свою роль императора, а также защитника Рима и христианства, он в 982 году наметил экспедицию против арабов, наводнивших юг Италии и Сицилии. Но катастрофическая битва при Калабрии разбила его мечты. В следующем году он умер.

Все это породило новые надежды в сердцах славян, и все покоренные племена, жившие на территории от устья Эльбы и границы данов до Одера, подняли объединенный мятеж, который распространился вширь, как круги на воде. 983 год был черным годом в германских анналах и одним из самых катастрофических периодов в истории Германии. Разъяренные славяне разграбили Гамбург, захватили в плен христианского герцога ободритов, уничтожили Хафельберг, сровняли с землей Цейц и разорили Бранденбург, где выкопали из земли тело покойного епископа Додло, чья изобретательность при изъятии дани у язычников оставила недобрую память. После нескольких кровавых сражений армии маркграфов оттеснили мятежников, хотя и не сумели их полностью разбить. В итоге мятежники сохранили свободу, хотя и под властью германцев. В 996 году Оттон III после продолжительной борьбы был вынужден смириться со сложившейся ситуацией, которую был не в силах изменить.

Результаты деятельности Генриха I и Оттона I на территории между Эльбой и Одером были почти полностью уничтожены, германцы остались с сомнительным и даже опасным владением Гольштейном, недалеко от датской границы, и землей сербов, где железная дисциплина, установленная Оттоном I, удержала народ от восстания. Так завершилась первая фаза германского натиска на восток. Вторая фаза началась только во второй половине XI века, когда германские армии снова смогли переправиться через Эльбу и завоевать плацдарм на правом берегу реки. Тогда новые германские колонисты с беспокойством взирали, как пишет хронист Гельмольд, на то, что осталось от первых попыток германизации и колонизации, – разрушенные города и дикий подлесок на месте некогда обрабатываемой земли. За территории, отобранные у местного славянского населения, была заплачена высокая цена.

Подобные беспорядки оказали влияние на польско-чешские отношения с рейхом и Польши с Богемией. Как христианские нации, поляки и чехи, как правило, взирали на своих славянских соседей-язычников с превосходством. А поляки к тому же относились к ним как к опасным врагам, которые блокировали им путь на запад и к устью Одера. Поэтому славянское восстание встревожило даже Мешко, который отлично помнил, чем такие восстания обернулись для него в прошлом, и в будущем тоже не ждал от них ничего хорошего. Если велеты разбили императорские войска, не приходилось сомневаться, что его очередь следующая.

И все же при первых признаках восстания Мешко не сумел осознать всей опасности. В хронике Титмара мы читаем, что в 984 году со старым герцогом Баварии Генрихом II Строптивым вступили в переговоры Мешко I Польский, Болеслав II Богемский и Мистивой, герцог ободритов и победитель при Гамбурге, и объявили его законным императором. Эти заигрывания со стороны славянских князей и опасные авантюры ради выгоды одного, кто, едва обретя свободу после смерти Оттона, снова возжелал трон, проливают свет на турбулентность этого периода. Поддержка претендента чешским князем была более искренней, чем поляка, и Болеслав II быстрее захватил награду за службу, заняв город Майсен, что в земле сербов. Он желал сделать этот город трамплином для дальнейшей экспансии на север. Между тем кандидатура Генриха II снова потерпела поражение, и мальчик-король Оттон III с помощью матери Феофано и большинства германских принцев сохранил право наследования трона. Генрих смирился с регентством и вернул свое Баварское герцогство. Тем самым он положил конец надеждам чехов на экспансию, и Болеславу II пришлось покинуть Майсен.

Мешко был более поворотливым, чем Болеслав II, в умении передумать или изменить свою политическую линию. Из Кведлинбургских анналов нам известно, что он уже в 958 году помогал саксонцам подавить восставших славян, в следующем году оба князя явились на восточный рейхстаг в Кведлинбурге, и Мешко привез многочисленные подарки юному королю, в том числе верблюда, который в те времена был невиданной диковиной на западе. Но горбатая зверюга не завершила свою славную карьеру при дворе Оттона III. Она появилась не только в современных анналах и хрониках, но также во всех книгах, касающихся ранних отношений между

Польшей и Германией. Обычно считается, что Мешко, кроме верблюда, подарил стране молодого короля независимость. Это предположение основано на анналах, которые утверждают, что Мешко покорился королевской власти, и записях Титмара о том, что Мешко предложил себя королю.

Эксперты, исследовавшие этот инцидент, не стали рассматривать его в контексте предшествовавших событий. На рейхстаге Кведлинбурга заигрывания между Генрихом Баварским и славянскими князьями определенно исчерпали себя. Мешко, оказав поддержку Генриху Баварскому, испортил отношения не только с королем, но и с империей. Можно предположить, что неудачливый претендент вознаградил Мешко за его старания, простив дань за Западную Померанию. Но когда авантюра провалилась, для польского князя осталась необходимость «подлатать» свой союз с императором и возобновить обещание платить дань. Инициатива исходила от Мешко, который к этому моменту, должно быть, осознал, что опасность, исходящая от мятежных славян, больше, чем можно было ожидать, и завоеванию Померании серьезно угрожают велеты. Не может быть вопроса о польском подчинении Германии или о неких феодальных узах между королем и князем, и у Мешко не было абсолютно никаких оснований в 986 году идти дальше, чем в 963-м. Император ничуть не меньше нуждался в его помощи, чем он – в поддержке германского соседа и его союзников против общего врага. Оба совместно выступили против славянских мятежников в 987 и 991 годах.

Другая опасность, исходившая со стороны датской границы, потребовала срочного решения Мешко. Некоторые источники упоминают о высадке на померанском берегу – на Волине – датской армии во главе со свергнутым королем Харальдом Синезубым, с помощью которого шведский претендент Стирбьёрн Сильный надеялся взойти на шведский трон, – много новых трудностей возникло между 984 и 986 годами. Оккупация Волина беглыми данами определенно была опасной, и заставила Мешко не только поспешно возобновить союз с империей и юным Оттоном III, но также начать переговоры с королем Швеции Эриком Победоносным, которому угрожала коалиция из данов и шведских беженцев, в тот период прочно обосновавшихся на балтийском побережье. Чтобы скрепить польско-шведский союз браком, Мешко I отдал Эрику свою дочь, которую в шведских источниках называют Сигрид Сторрада, а ее славянское имя было, скорее всего, Свентослава. Новый союз позволил Метко I решительно расправиться с датской угрозой. Согласно некоторым скандинавским источникам, Йомсборг – скандинавское название Волина – был покорен Метко, и скандинавский гарнизон был вынужден принять его власть. Союз с Германской империей дал ему другую выгоду: продолжая войну с ратариями из конфедерации велетов, поляки переправились через Одер и захватили важную крепость Щецин. Этот приз обеспечил прочное положение Польши в Западной Померании против нападений с запада и севера.

Завоевание Померании было большим делом. Оно стало постоянным, из-за оккупации Щецина, но также положило конец всей дальнейшей польской экспансии на северо-запад. Полякам было трудно переправляться через Одер, который стерегли воинственные велеты. В любом случае их территория входила в сферу германских интересов, которые Мешко считал своим долгом уважать. И Польскому государству пришлось изменить направление экспансии. Хорошие перспективы открывались на юго-востоке, где Русское государство, созданное варягами Киева и Новгорода, медленно, но верно выходило на сцену европейской истории.

Мы уже видели, что поляки подошли довольно близко к региону, который русские могли считать находящимся в сфере их интересов. Вероятно, это произошло в ранний период, хотя мы не можем точно сказать, когда именно. После краха Моравской империи в начале X века или после разгрома мадьяр Оттоном I в 955 году? Обе даты в той или иной степени вероятны, но, поскольку чехи начали экспансию на восток, скорее всего, только после разгрома мадьяр, представляется более вероятным, что польская экспансия в этом направлении началась примерно в то же время. Тогда можно предположить, что после разрушения столицы империи Святополка в Моравии висляне, освободившись от уз, продолжили свое квазинезависимое существование, возможно в какой-то степени признавая главенство мадьяр. Когда власть мадьяр, в свою очередь, рухнула, чехи и поляки решили подобрать остатки Моравской империи, выпавшие из рук мадьяр. Чехам удалось оккупировать Моравию, Силезию и регион Кракова, но остальную часть прежней Белой Хорватии им пришлось оставить полякам. Или Мешко, или его отец Земомысл аннексировал значительную часть этой территории с центром в Сандомире и оттуда направились к югу в направлении Карпатских гор к верховьям Стира и Буга, некогда считавшимся границей Моравской империи. Болеслав I, считавший себя наследником Святополка, противостоял потере моравских владений, и ни он, ни его сын Болеслав II никогда не оставляли надежд на их возвращение. Это предполагает грамота об основании Пражского епископства, поскольку, очевидно, по предложению Болеслава II Оттон посчитал Стир и Буг восточными границами Пражского диоцеза.

Таким образом, в этот период две славянские политические единицы, Богемия и Польша, активно конкурировали за одну и ту же территорию, когда появилась третья сила – Русское государство. Как оно возникло, развилось и почувствовало интерес к спорной территории, мы рассмотрим далее.

Киевская Русь к этому времени успешно преодолела критический возраст под управлением князя Святослава, последнего варяжского авантюриста на киевском троне. Эта стадия могла окончиться катастрофически для Европы, если бы Святослав реализовал свой план переноса резиденции в Болгар на Нижней Волге, где он, вероятнее всего, попал бы под влияние арабской цивилизации и религии Мухаммеда. От этой опасности Русь и Европу спас случай. Пока Святослав со своей дружиной праздновал победу на берегах Волги, прибыло посольство из Византии, отправленное императором Никифором Фокой, который после разгрома арабов подумывал о ликвидации государства булгар на Балканах. Он пожелал получить от великого князя Киевского вспомогательные войска, как это было предусмотрено условиями договора 944 года. Императорский посол Калокир имел и свой собственный план, о котором он втайне поведал князю. Он рассчитывал, что, когда византийцы одержат верх над булгарами, император будет смещен и его место займет он, Калокир.

Всего этого оказалось достаточно, чтобы воспламенить живое воображение русских. Волга была позабыта, и вместо того, чтобы спокойно осесть среди разгромленных булгар на Волге, варяги двинулись на юг, чтобы положить конец Булгарскому государству на Дунае. Так начался любопытный эпизод в русской истории, эксперимент, который на первый взгляд кажется неуместным в свете последующих событий, но на самом деле ставший последней вспышкой духа старых викингов. История об этой русской авантюре читается как захватывающий роман. Но Святослав, хотя он и разгромил булгар на Дунае, все же не сумел, несмотря на всю свою смелость и хитрость, провести греческого императора. Узнав о тайном заговоре Калокира, греки вынудили печенегов напасть на Клев, и, пока Святослав занимался разграблением булгарских городов, Киев подвергался огромной опасности тоже быть разрушенным и разграбленным. Только случайность спасла Киев, который защищали княгиня Ольга и ее сыновья. Святослав поспешил обратно и, когда опасность миновала, вернулся в Булгарию, где собрал вокруг себя большое число бояр, выступавших против греков. Последовала еще одна война с Византией и убийство Никифора Фоки в 970 году, и русские удерживали Булгарию до тех пор, пока узурпатор Иоанн Цимисхий занимался усмирением мятежников. И снова судьба этой части Европы и Руси повисла в неопределенности. Святослав проникся такой симпатией к Булгарии, что решил перенести русскую столицу в город Переяславец на Дунае.

Можно только предполагать, что могло случиться, если бы этот наполовину славянизированный авантюрист-викинг выполнил свой план и посадил свою династию на трон булгарских царей. Но византийцы позаботились о том, чтобы держать этого коварного противника на безопасном расстоянии. В 971 году после сокрушительного разгрома мятежников Иоанн Цимисхий начал кампанию против Святослава. Он со своими «бессмертными» (византийский вариант камикадзе) проник через горные перевалы в Болгарию, застиг русских врасплох и окружил их в Силистрии. Это была запоминающаяся осада, в которой варяги и славяне творили чудеса, но в конце концов были вынуждены уступить превосходящей мощи Византии. Был подписан новый договор, слегка измененная версия пакта 944 года, и в конце концов противники встретились на берегу Дуная. Святослав, простой и грозный варвар, находился на борту своей баржи, а император скакал верхом в сверкавшей золотом броне, в сопровождении блестящей свиты. Болгарский эпизод завершился трагедией. Святослав по пути домой был убит печенегами, и его череп стал винной чашей, которой пользовались по большим праздникам вожди кочевых варваров.

Это был также конец политики колебаний и рискованных предприятий в русской истории. Новое Русское государство перестало двигаться к азиатскому востоку и исламской культуре, вернувшись к программе устойчивого развития, основы которой заложила Ольга. Ее выполнил князь Владимир – величайшая фигура в русской истории.

Он был незаконным сыном Святослава, и, когда его отец – еще до болгарской авантюры – разделил свои земли между сыновьями, Владимир получил Новгород, который не пожелали ни Олег, ни Ярополк. Но когда Олег погиб в битве с братом Ярополком, Владимир, опасаясь той же судьбы, бежал в Скандинавию, откуда вернулся с армией авантюристов, захватил Киев и после убийства Ярополка стал единоличным хозяином Руси. Новый князь отказался от идеи переноса столицы на восток и довольствовался обложением данью волжских булгар. Одно из его первых военных предприятий было направлено против запада: Нестор сообщает, что в 981 году Владимир выступил против ляхов и захватил несколько польских городов, в том числе Пшемысль и Червей.

Короткая ссылка проливает свет на политическую ситуацию в этой части Европы. Поскольку это первое упоминание в русских хрониках о Червенских городах и у нас нет другой информации об этой стране, можно сделать вывод, что города изначально принадлежали полякам, что подтверждает предположение, что поляки занимали их после поражения мадьяр. Тогда как там появились русские? В тот период продвижение поляков к России было возможным, поскольку польская экспансия была в самом разгаре. Однако молчание хрониста относительно каких-либо действий со стороны Польши вроде бы предполагает, что на этот раз инициатива исходила от Владимира и это был первый симптом интереса русских к западу.

Как покажет будущее, натиск Владимира и оккупация Червенских городов или территории, позже известной как Восточная Галиция, было началом долгой борьбы между поляками и жителями Киевской Руси – теперешними украинцами, которая веками мешала установлению дружеских отношений между двумя славянскими народами. Чтобы правильно оценить природу конфликта, следует понять его истоки. На самом деле он начался с борьбы Польши и Богемии за последние остатки Моравской империи – обе страны претендовали на «освободившуюся» территорию: Богемия – как наследница Моравской империи, а Польша – потому что старое вислянское государство, остаток распавшейся Белой Хорватии, состояло из племен, относившихся по большей части, если не целиком, к польской лингвистической ветви славянской расы. Возможно, что интерес Киевской Руси к этой территории объяснялся тем фактом, что она уже обладала частью Белой Хорватии. Также вероятно, что некоторые племена, принадлежавшие к восточной славянской ветви, вступили в политическое партнерство, созданное на севере Карпатских гор сарматскими хорватами.

В тот момент, когда киевские князья обратили свои взоры на запад и их натиск в этом направлении начал ощущаться, естественно, они аннексировали все, до чего смогли дотянуться, иными словами, территорию, которая образовывала связь между племенами польской и восточнославянской ветвей. Любая дифференциация между славянскими племенами в те времена была делом безнадежным. Итоговое включение славян этой территории в группу западных или восточных славян решалось тем, какая группа сможет удержать власть дольше и лучше.

Инцидент был важен для будущего развития Руси, поскольку привел Киевское княжество в прямой контакт с двумя славянскими государствами, уже христианскими в то время, – Польшей и Богемией. Поскольку Богемия считалась частью империи, Русь через чехов установила связь с империей Оттона. Нам известно из хроник Ламберта, что в 973 году русское посольство посетило последний рейхстаг в Кведлинбурге. Значит, предшественник Владимира Ярополк, должно быть, открыл переговоры с Оттоном, оправдав предвидение Ольги. Оккупация русскими Червенских городов и их дальнейшее продвижение к Карпатам подчеркивает тенденцию к некоему сближению с западом. Ворота на запад открылись перед Владимиром и его людьми благодаря стечению обстоятельств, на которые не обратили внимания историки, интересовавшиеся этим периодом.

Тем временем отметим, что натиск Владимира на Стир и Буг положил конец польским надеждам на экспансию в юго-восточном направлении. Русское государство стало прочной и могущественной политической структурой, и Мешко был слишком умным и проницательным, чтобы бросить ей вызов. Интерес Руси к западу дал ему понять, что Владимир не собирается ослаблять хватку и будет и дальше удерживать свои недавние приобретения. Тогда Мешко решил обратить свое внимание на племена польской группы, земли которых лежали в границах, а именно остатки Белой Хорватии, включая Краков и Силезию, которые были аннексированы Болеславом I, вероятно, после мадьярской катастрофы. Верный своей политике сбора всех племен польской группы под своей властью, он сконцентрировался на делах Богемии.

Здесь перспективы казались весьма привлекательными. Мешко, вероятно, знал своего родственника достаточно хорошо, чтобы понимать: Болеслав II – не ровня своему отцу, ни как воин, ни как государственный деятель. Поскольку неудачный натиск чехов на север, их нападение на Майсен и тайные симпатии к велетам вызвали подозрения к Германии, Мешко считал, что ему нечего бояться с этой стороны, если он когда-нибудь решит попытать счастья на территории, включающей государство Пржемыслидов.

Он также знал, что положение Пржемыслидов далеко не столь прочное, как положение Пястов в Польше. Покорение разных славянских племен, заселивших Богемию, хотя и шло, но было далеко от завершения, когда Болеслав II взошел на трон. И был еще один опасный партнер, о котором ни в коем случае нельзя было забывать, – Славниковичи. Их территория, согласно Козьме, раскинулась на востоке и юго-востоке Богемии до границ Восточной марки – Остмарки – будущей Австрии – и Моравии. Включавшая также часть Силезии, особенно верховья Нейсе (Ныса Лужицка), территория позднее получила название графство Глац (Клодзко).

До сих пор существует расхождение мнений между экспертами относительно формирования, состава и политического характера княжества Славниковичей. Но грамота о создании Пражского епископства, которая помещает хорватов на территорию, согласно Козьме, принадлежавшую Славниковичам, дает нам ключ к решению.

Славниковичи изначально были хорватами, навязавшими свое правление славянским племенам, осевшим в восточной части Богемии. Аналогичный процесс шел в Западной Богемии, где чехи, пришедшие с севера, постепенно навязали свою власть местным славянским племенам. Козьма дает нам понятие о процессе, упоминая о слиянии чехов с лемузами Северной Богемии.

Это все, что нам известно о растущей власти чехов, живших под Пржемыслидами. Каким образом Славниковичи навязали свою волю другим местным племенам Восточной и Юго-Восточной Богемии, мы не знаем. Названия некоторых племен, живших в Западной и Северной Богемии, сохранились благодаря грамоте об основании Пражского диоцеза, но о племенах Восточной и Южной Богемии мы не знаем практически ничего.

Таким образом, когда Богемия начала утверждаться в Центральной Европе, страна была разделена на два отдельных независимых княжества, которыми управляли династии Пржемыслидов и Славниковичей. Две династии сначала сблизились – во время нападений франков на славянские племена, заселившие территории, ранее занятые бойи, и позже, в моравский период, когда оба княжества имели во главе моравского князя. Их общность стала видна внешнему миру в 895 году, когда вся Богемия отступила от Моравии, чтобы вступить в политические отношения с Восточной Франкией – как Бавария. Они также сражались бок о бок против зличан. Их покорение было совместным действием хорватов и чехов в начале X века. Мы читаем в легенде о святом Венцеславе, написанной Славниковичем, что Венцеслав, князь Пржемыслидов, воевал с князем Курзим, что на территории зличан, и этой территорией правили Славниковичи.

После разгрома мадьяр при Лехфельде Пржемыслиды и Славниковичи вторглись в Моравию и Белую Хорватию. Поскольку Славниковичи были хорватского происхождения, должно быть, существовало некое понимание между хорватами Богемии и Краковского региона, и это помогло Болеславу I в формировании своего федерального государства. Все известные источники говорят только о Пржемыслидах, и это заставило многих историков поверить, что Славниковичи играли только незначительную роль в организации Богемии. Между тем все эти источники не следует понимать буквально. Ведь они написаны спустя много десятилетий после ликвидации Славниковичей Пржемыслидами и едва ли могут быть объективными.

Два княжества были сравнимыми по размерам, и Славниковичи считались независимыми, хотя свободно признавали политическое лидерство Пржемыслидов. Поскольку территория Славниковичей граничила с Восточной маркой, Моравней и тем, что было Белой Хорватией, сотрудничество Славниковичей было очень важным для стабильности так называемого государства Пржемыслидов. Также возможно, что территория славян оказалась в большей степени под влиянием славян, чем остальная Богемия, благодаря большому количеству христианских беженцев, которые после краха Великой Моравии пересекали границу в поисках новых возможностей.

Это предполагает, что Славниковичи были более готовы войти в христианскую империю, чем Пржемыслиды. Положение княжества Славниковичей хорошо понимал баварский герцог, потому что он отдал свою дочь в жены правящему князю из Славниковичей, деду святого Адальберта. Также возможно, хотя тому нет свидетельств, что мир, заключенный между Болеславом I и Оттоном I, был ускорен примером Славниковичей. Ситуация была чревата опасностями, однако государственный ум Болеслава I, одного из самых способных правителей династии Пржемыслидов, помогал от нее уйти и сохранить единство Богемии. Существовали другие способы и средства поддержания понимания между двумя династиями – узы родства и брака. Есть основания полагать, что Стжежислава, супруга князя Славниковича, современника Болеслава I, была сестрой великого Пржемыслида. Германский автор жизнеописания святого Адальберта называет ее Adilburc. Но поскольку он утверждает, что оба ее родителя были славянского происхождения, можно предположить, что имя является немецким переводом Strzezislava, что допустимо.

Многие историки считают, что Славниковичи имели родственные связи с саксонским родом, но это представляется маловероятным (более возможны их связи с баварскими герцогами). Они, скорее всего, были лояльны к новым правителям Германской империи. Общение с Саксонией было частым и увеличивало опасность раскола между двумя династиями. Мы помним, какие гигантские планы имел Оттон I на славянский восток, и разумно предположить, что симпатии Славниковичей к саксонской династии учитывались в планах Оттона. Все эти обстоятельства следует помнить, отслеживая рост Центральной Европы и пытаясь разобраться в конкуренции между тремя славянскими династиями – Листами, Пржемыслидами и Славниковичами.