Текст книги "Заметки о моем поколении. Повесть, пьеса, статьи, стихи"

Отзвуки Века Джаза[190]190
  Эссе «Echoes of the Jazz Age» опубликовано в журнале «Scribner’s Magazine» в ноябре 1931 г.


[Закрыть]

Еще не пришло время писать о Веке Джаза с некоторого удаления: сочтут, чего доброго, что у тебя слишком рано начался склероз. Как много еще людей, которых чуть не судорогой сводит, стоит им услышать какое-нибудь словечко из отметивших ту эпоху, – теперь-то эти словечки утратили свою живую непосредственность и стали расхожим жаргоном преступного мира. Век Джаза так же мертв, как мертвы были к 1902 году «желтые девяностые»[191]191
  «Желтые девяностые» – период декадентства и эстетизма, названный по английскому журналу «Желтая книга» («The Yellow Book»), издававшемуся в 1894–1897 гг. под редакцией Генри Харланда и художественным руководством Обри Бёрдсли. (Примечания А. Б. Гузмана).


[Закрыть]. Но вот я пишу об этом времени и вспоминаю о нем с грустью. Меня вынесло в те годы на поверхность, меня осыпали похвалами и заваливали деньгами, о каких я не смел и мечтать, и все по одной-единственной причине: я говорил людям о том, что испытываю такие же чувства, как они сами, и что надо найти какое-то применение всей этой нервной энергии, скопившейся и оставшейся не израсходованной в годы войны.

То десятилетие, которое словно бы сознательно противилось тихому угасанию в собственной постели и предпочло эффектную смерть на глазах у всех в октябре 1929 года, началось примерно в дни майских демонстраций 1919-го. Когда полиция силой разгоняла толпу демобилизованных парней из провинции, разглядывавших ораторов на Медисон-Сквер[192]192
  …в дни майских демонстраций 1919-го. Когда полиция силой разгоняла толпу демобилизованных парней из провинции, разглядывавших ораторов на Медисон-Сквер… – Речь о беспорядках 1919 г., когда демобилизованные военнослужащие пытались атаковать лидеров социалистического и профсоюзного движения, возглавлявших первомайскую демонстрацию, а также разгромили редакцию социалистической газеты «Колл». Фицджеральд описал эти события в повести «Первое мая» (1920). (Примечания А. Б. Гузмана).


[Закрыть], более интеллигентная молодежь не могла не проникнуться отвращением к нашим порядкам. Мы и не вспоминали про Билль о правах, пока о нем не начал твердить Менкен[193]193
  Мы и не вспоминали про Билль о правах, пока о нем не начал твердить Менкен… – Генри Луис Менкен – см. примечание выше. (Примечания А. Б. Гузмана).


[Закрыть], но и без того хорошо знали, что подобной тирании место разве что в крошечных нервозных государствах на юге Европы. А раз правительство до такой степени подчинилось заевшимся бизнесменам, нас, похоже, и впрямь погнали на войну ради займов Дж. П. Моргана. Но мы успели уже устать от Великих Начинаний, поэтому взрыв морального негодования, так точно описанный в «Трех солдатах» Дос Пассосом, оказался недолгим. Теперь и нам тоже стало кое-что перепадать от государственного пирога, и страсти разгорались в нас редко – разве что когда газеты расписывали истории о Гардинге и шайке его дружков из Огайо[194]194
  …газеты расписывали истории о Гардинге и шайке его дружков из Огайо… – Уоррен Гардинг (1865–1923) – сенатор от штата Огайо, 29-й президент США (1921–1923). Назначил на высокие посты в администрации своих друзей из Огайо, которые оказались замешаны в громких финансовых и коррупционных скандалах (Типот-Доумская нефтяная афера, хищения в Бюро ветеранов [см. примечание выше] и др.). Умер от инфаркта, когда эти махинации вскрылись, но многие полагают, что на самом деле был отравлен собственной женой. (Примечания А. Б. Гузмана).


[Закрыть] или о Сакко и Ванцетти[195]195
  Сакко и Ванцетти – радикальные анархисты Никола Сакко и Бартоломео Ванцетти, осужденные за грабеж и убийство, совершенные в мае-июне 1921 г. в массачусетском городке Дедхэм, и казненные 22 августа 1927 г. (Примечания А. Б. Гузмана).


[Закрыть]. События 1919 года внушили нам скорее цинизм, чем революционные стремления, хотя теперь все мы то и дело принимаемся шарить по своим сундукам в поисках невесть куда исчезнувшего флага свободы – «Черт побери, да ведь был же он у меня, я помню!» – и русской мужицкой рубахи, тоже пропавшей. Век Джаза отличался тем, что не испытывал решительно никакого интереса к политике.

Это был век чудес, это был век искусства, это был век крайностей и век сатиры. На троне Соединенных Штатов восседал манекен, лавировавший среди шантажистов совсем как живой; щеголеватый молодой человек не поленился пересечь океан, дабы мы имели возможность полюбоваться на того, кому предстояло занять трон Англии. Девушки в массе своей сохли по молодому англичанину; старый американец метался во сне, опасаясь, что его отравит жена по наущению Распутина в юбке, каковая особа затем имела решающее слово в государственных вопросах.[196]196
  На троне Соединенных Штатов восседал манекен, лавировавший среди шантажистов совсем как живой; щеголеватый молодой человек не поленился пересечь океан, дабы мы имели возможность полюбоваться на того, кому предстояло занять трон Англии. Девушки в массе своей сохли по молодому англичанину; старый американец метался во сне, опасаясь, что его отравит жена по наущению Распутина в юбке, каковая особа затем имела решающее слово в государственных вопросах. – Под манекеном на троне США и старым американцем имеется в виду президент Вудро Вильсон (см. примечание выше), в последние два года своего правления (1919–1921) бывший практически недееспособным вследствие перенесенного инсульта; полагают, что в этот период все решения исполнительной власти принимали жена Вильсона и его советники. Также здесь идет речь о наследнике английского престола Эдуарде, принце Уэльском, считавшемся самым завидным в мире женихом и летом-осенью 1919 г. путешествовавшем по Канаде и США; в Нью-Йорке, где в его честь устроили парад, он посетил представление «Безумств Зигфелда». (Примечания А. Б. Гузмана).


[Закрыть] В остальном же мы наконец-то могли жить так, как хотели. Когда американцы толпами принялись шить костюмы в Лондоне и портным с Бонд-стрит волей-неволей пришлось приспособить покрой к американскому сложению с длинной талией и к американским вкусам – просторно и по фигуре, – в Америку проникло нечто утонченное, определенный стиль человека. Во времена Ренессанса Франциск I равнялся на Флоренцию, когда заказывал собственный камзол.[197]197
  Во времена Ренессанса Франциск I равнялся на Флоренцию, когда заказывал собственный камзол. – Правивший Францией с 1515 г. Франциск I (1494–1547) практически постоянно воевал с Италией, однако во многом (искусство, архитектура, музыка, одежда) подражал итальянским образцам, преимущественно флорентийским. (Примечания А. Б. Гузмана).


[Закрыть] Англия XVII века изо всех сил подделывалась под французский двор, а лет пятьдесят назад пруссак-гвардеец обязательно приобретал штатский костюм в Лондоне. О, наряд джентльмена – этот знак «могущества, которое человек должен удержать и которое передается от нации к нации»!

Ныне самой могущественной страной стала наша. Кто бы вздумал теперь указывать нам, что модно и что интересно? Отрезанные от Европы войной, мы принялись изучать собственный Юг и Запад в поисках экзотических развлечений и обычаев, но оказалось, что еще больше таких развлечений и обычаев можно найти совсем рядом, буквально под рукой.

Первое имевшее общественные последствия открытие этого рода вызвало сенсацию, хотя само явление было не новым. Еще году в 1915-м избавившиеся от каждодневной опеки молодые люди из маленьких городов осознали, что тот самый автомобиль, который на шестнадцатилетие подарили Биллу, чтобы он «чувствовал себя самостоятельным», дает возможность в любую минуту уединиться, отъехав куда-нибудь подальше. Поначалу ласки в автомобилях даже при столь благоприятных условиях казались чем-то отчаянно рискованным, но скоро стало ясно, что «все так делают», – и прощай, древняя заповедь! Уже к 1917 году в любом номере йельской «Летописи» или принстонского «Тигра»[198]198
  …йельской «Летописи» или принстонского «Тигра»… – Университетские юмористические журналы (см. примечание выше). (Примечания А. Б. Гузмана).


[Закрыть] можно было прочитать рассказы о таком приятном и ни к чему не обязывающем времяпрепровождении.

Но ласки более смелые («петтинг») пока что могли себе позволить только отпрыски семей побогаче – среди менее обеспеченной молодежи вплоть до конца войны еще держались старые понятия, и за поцелуем должно было последовать предложение, в чем не раз с грустью убеждались молодые офицеры, занесенные судьбой в незнакомые города. И только в 1920 году покровы упали окончательно; Век Джаза вступил в свои права.

Степенные американские граждане не успели и дух перевести, как самое необузданное из всех поколений, то поколение, которое в смутные годы войны еще переживало отрочество, бесцеремонно отодвинуло в сторону моих ровесников и бодро вышло на авансцену. Их девочки-эмансипе разыгрывали прожженных львиц. Оно подорвало моральные устои старших, но в конце концов раньше времени исчерпало себя – и не потому, что ему не хватало морали, а потому, что ему не хватало вкуса. Вспомним 1922 год. Тогда это поколение переживало свой расцвет; а после, хотя Век Джаза не закончился, молодым он принадлежал все меньше и меньше.

Все, что было после, напоминало детский праздник, на котором детей вдруг заменили взрослые, а дети остались ни при чем, растерянные и недоумевающие. К 1923 году взрослые, которым надоело с плохо скрытой завистью наблюдать за этим карнавалом, решили, что молодое вино вполне заменит им молодую кровь, и под вопли и гиканье началась настоящая оргия. Юное поколение уже не было в центре общего внимания.

Всю страну охватили жажда наслаждений и погоня за удовольствиями. Раннее приобщение молодежи к интимной сфере шло бы своим чередом и без сухого закона, который был естественным результатом попыток привить в Америке английские обычаи. (Взять хоть наш Юг – это тропики, где созревают рано; а ведь французам или испанцам никогда и в голову не приходило предоставлять свободу девицам в шестнадцать-семнадцать лет.) Но всеобщая решимость наполнить жизнь развлечениями, выразившаяся начиная с 1921 года в вечеринках с коктейлями, имела под собой причины более сложные.

Слово «джаз», которое теперь никто не считает неприличным, означало сперва секс, затем стиль танца и, наконец, музыку. Когда говорят о джазе, имеют в виду состояние нервной взвинченности, примерно такое, какое воцаряется в больших городах при приближении к ним линии фронта. Для многих англичан та война все еще не окончена, ибо силы, им угрожающие, по-прежнему активны, а стало быть, «спеши взять свое, все равно завтра умрем». То же самое настроение появилось теперь, хотя и по другим причинам, в Америке; правда, здесь были целые категории людей (например, люди, перешагнувшие за пятьдесят), которые все это десятилетие отрицали, что такое настроение вообще есть, даже когда оно шаловливо заглядывало в их собственный семейный круг. Им не приходило в голову, что они этому настроению способствовали и сами. Добропорядочные граждане всех социальных категорий, почитавшие строгую общественную мораль и располагавшие достаточной властью, чтобы закрепить ее правила в соответствующих законах, и не подозревали, что вокруг них непременно расплодятся всякие мошенники и проходимцы, да и по сей день не могут в это поверить. У богатых праведников всегда была возможность навербовать добросовестных и толковых наемников, чтобы бороться за отмену рабства или «освобождение Кубы»[199]199
  …бороться за отмену рабства или «освобождение Кубы»… – Речь, соответственно, о Гражданской войне 1861–1865 гг. и Испано-американской войне 1898 г. (Примечания А. Б. Гузмана).


[Закрыть]; и когда это последнее начинание не увенчалось успехом, наше старшее поколение – люди, связавшие себя с заведомо ненадежным делом, – лишь упорствовало в своей преданности этому делу и, охраняя свою праведность, теряло и теряло своих детей. Дамы с сединой в волосах и господа с приятными лицами прежних времен, занимающие в нью-йоркских, бостонских, вашингтонских отелях номера по пол-этажа и в жизни своей не совершившие – сознательно – ни единого бесчестного поступка, и сегодня, как встарь, уверяют друг друга, что «подрастает новое поколение, которое до гробовой доски не узнает вкуса спиртного». А тем временем их внучки читают по ночам в пансионе сильно потрепанного «Любовника леди Чаттерли»[200]200
  …их внучки читают по ночам в пансионе сильно потрепанного «Любовника леди Чаттерли»… – Скандально знаменитый роман Д. Г. Лоуренса был впервые напечатан в 1928 г. во Флоренции, и раздобыть это издание было непросто; в 1932 г. в США и Британии вышли сокращенные варианты романа, а полный текст оставался недоступен до 1959 г. в США и до 1960-го в Британии. (Примечания А. Б. Гузмана).


[Закрыть] и, если они не совсем уж затворницы, в шестнадцать лет без труда отличат джин от виски. Но что за беда? – поколение, сформировавшееся между 1875 и 1895 годами, будет по-прежнему верить в то, во что оно хочет верить.

Да и поколение куда моложе точно так же отказывалось верить в происходившее у него на глазах. В 1920 году Хейвуд Браун заявил, что все эти разговоры про молодежь – сплошная чепуха[201]201
  В 1920 году Хейвуд Браун заявил, что все эти разговоры про молодежь – сплошная чепуха… – Хейвуд Браун (1888–1939), писатель и журналист, 11 апреля 1920 г. опубликовал в «Нью-Йорк трибюн» разгромную рецензию на «По эту сторону рая», в которой, впрочем, признавал за Фицджеральдом «эпизодически проявляющийся талант проницательного наблюдателя». Также упоминается в статье «Ранний успех» (см. ниже и соотв. примеч.). (Примечания А. Б. Гузмана).


[Закрыть], что молодые люди, как прежде, сначала выясняют все дела с родителями будущих невест, а уж потом решаются своих невест поцеловать. Но прошло совсем немного лет, и те, кому было чуть за двадцать пять, поняли, что пора переучиваться. Попробую восстановить последовательность сделанных ими для себя открытий, назвав с десяток книг, созданных в те годы для читателей, разнообразных по своему психологическому складу. Сперва выяснилось, что жизнь Дон Жуана весьма интересна («Юрген», 1919); затем мы узнали, что в окружающей нас жизни огромную роль играет секс, о чем мы и не догадывались («Уайнсбург, Огайо», 1919), что подростки чрезвычайно влюбчивы («По эту сторону рая», 1920), что наш язык таит в себе массу забытых слов англосаксонского происхождения («Улисс», 1921), что и старики не всегда могут противиться неожиданным искушениям («Киферея», 1922), что девушек, которых соблазняют, не всегда ждет гибель («Пылкая юность», 1922), что даже насилие нередко оказывается благом («Шейх», 1922), что красивые английские леди часто склонны к разврату («Зеленая шляпа», 1924), а точнее, посвящают разврату большую часть своего времени («Водоворот», 1926), и очень хорошо делают («Любовник леди Чаттерли», 1928), и что, наконец, бывают противоестественные отклонения («Колодец одиночества», 1928, и «Содом и Гоморра», 1929)[202]202
  Сперва выяснилось, что жизнь Дон Жуана весьма интересна («Юрген», 1919); затем мы узнали, что в окружающей нас жизни огромную роль играет секс, о чем мы и не догадывались («Уайнсбург, Огайо», 1919), что подростки чрезвычайно влюбчивы («По эту сторону рая», 1920), что наш язык таит в себе массу забытых слов англосаксонского происхождения («Улисс», 1921), что и старики не всегда могут противиться неожиданным искушениям («Киферея», 1922), что девушек, которых соблазняют, не всегда ждет гибель («Пылкая юность», 1922), что даже насилие нередко оказывается благом («Шейх», 1922), что красивые английские леди часто склонны к разврату («Зеленая шляпа», 1924), а точнее, посвящают разврату большую часть своего времени («Водоворот», 1926), и очень хорошо делают («Любовник леди Чаттерли», 1928), и что, наконец, бывают противоестественные отклонения («Колодец одиночества», 1928, и «Содом и Гоморра», 1929). – Перечисляются книги Джеймса Брэнча Кейбелла («Юрген»), Шервуда Андерсона («Уайнсбург, Огайо»), самого Фицджеральда («По эту сторону рая»), Джеймса Джойса («Улисс»), Джозефа Хергсхаймера («Киферея» – в русском переводе 1925 г. «Кукла и женщина»), Уорнера Фабиана («Пылкая юность»), Эдит Мод Халл («Шейх»), Майкла Арлена («Зеленая шляпа»), Ноэла Кауарда (пьеса «Водоворот»), Дэвида Герберта Лоуренса («Любовник леди Чаттерли»), Рэдклифф Холл («Колодец одиночества») и Марселя Пруста («Содом и Гоморра»). (Примечания А. Б. Гузмана).


[Закрыть].

На мой взгляд, все, что было эротического в этих книгах, даже в «Шейхе», предназначавшемся для детей и написанном в манере сказок о Кролике Питере[203]203
  …сказок о Кролике Питере… – Имеются в виду повести британской писательницы Беатрис Поттер (1866–1943) о Кролике Питере и его друзьях; первая из них, «Сказка о Кролике Питере», вышла в 1902 г. (Примечания А. Б. Гузмана).


[Закрыть], не содержало ни крупицы вреда. То, что в них описывалось – да и гораздо больше, – было отнюдь не в новость; мы это знали по окружавшей нас жизни. В большинстве своем высказываемые авторами соображения отличались искренностью и стремлением устранить неясности, и в итоге эти книги помогали вернуть какое-то значение такому понятию, как «мужчина», вытесненному в американской жизни другим понятием – «супермен». («А что такое супермен? – спросила как-то Гертруда Стайн. – Вы не находите, что в это понятие уже не укладывается то, что прежде подразумевалось под словом „мужчина“? Подумать только, супермен!») Замужним женщинам была теперь дана возможность самим для себя определить, не проигрывают ли они в браке и действительно ли секс нечто такое, что надо, как им намеками давали понять их матушки, научиться молчаливо терпеть, вознаграждая себя тиранией над супругом в области духовной. Быть может, впервые для многих женщин открылось, что любовь должна быть радостью. Как бы то ни было, велеречивые ревнители устаревших норм проиграли в этой войне, что, кстати, и сделало среди прочего нашу современную литературу самой жизнеспособной в мире.

Вопреки распространенному мнению фильмы Века Джаза не оказали никакого влияния на его представления о морали. Социальная позиция постановщиков отдавала трусостью и банальностью и не отвечала эпохе; скажем, о молодежи и не пытались, пусть даже очень поверхностно, рассказать в кино вплоть до 1923 года, когда существовали уже особые журналы, посвященные новому поколению, и само оно давно уже ни для кого не было новостью. Лишь тогда и в кино начались робкие и бестолковые попытки что-то сказать по этому поводу, появилась «Пылкая юность» с Кларой Боу[204]204
  …до 1923 года, когда… появилась «Пылкая юность» с Кларой Боу… – Имеется в виду выпущенная в 1923 г. экранизация ранее упомянутого одноименного романа Уорнера Фабиана (Самюэль Гопкинс Адамс, 1871–1958), только главную роль в этом фильме сыграла не Клара Боу (1905–1965), а Коллин Мур (1899–1988). (Примечания А. Б. Гузмана).


[Закрыть], а затем голливудские поденщики, подхватив тему, тут же ее и угробили. Весь Век Джаза дело в кино не шло дальше миссис Джиггс[205]205
  …дело в кино не шло дальше миссис Джиггс… – Имеется в виду фильм Джека Конуэя «Воспитание отца» (1928), главные роли в котором исполнили Дж. Фаррелл Макдональд, Поли Моран и Мари Дресслер. В основу фильма лег выходивший с 1913 г. одноименный комикс Джорджа Макмануса, также известный как «Джиггс и Мэгги», по именам главных героев – рабочего-ирландца, получившего огромный выигрыш в лотерею, и его жены. (Примечания А. Б. Гузмана).


[Закрыть], что вполне соответствовало присущей кино грубости и пошлятине. Это, конечно, объяснялось не только спецификой кино, но и строгостями цензуры. А Век Джаза, изобретя свой собственный мотор, уже катил на полной скорости по широкой дороге, притормаживая лишь на больших заправочных станциях, где ключом били деньги.

Его карнавальная пляска увлекла людей, которым было за тридцать, людей, уже подбирающихся к пятидесяти. Мы, старички (пусть содрогнется Ф. П. А.)[206]206
  … (пусть содрогнется Ф. П. А.)… – См. примечание ниже. (Примечания А. Б. Гузмана).


[Закрыть], помним, какой шум поднялся в 1912 году, когда женщины, к сорока успевшие стать бабушками, забросили подальше свои костыли и принялись брать уроки танго и тустепа. Прошло десять лет, и женщина могла уже, собираясь в Европу или в Нью-Йорк, положить в чемодан и свою Зеленую шляпу, не боясь, что ее пригвоздит взгляд Савонаролы: тот был слишком занят – нахлестывал дохлых лошадей в собственноручно им выстроенных авгиевых конюшнях. В обществе, даже самом провинциальном, стало обычаем обедать в отдельных кабинетах, и стол трезвенников мог узнать о расположившемся поблизости более оживленном столе только из лакейских пересудов. Да и сильно поредело за столом трезвенников. Неизменно украшавшая его раньше юная особа, не пользующаяся успехом и уже смирившаяся было с мыслью, что останется старой девой, в поисках интеллектуальной компенсации открыла для себя Фрейда и Юнга и снова ринулась в бой…

Году к 1926-му все просто помешались на сексе. (Вспоминаю, как одна молодая мамаша, вполне счастливая в браке, спрашивала у моей жены, «не имеет ли смысла завести прямо сейчас интрижку», никого конкретно не имея в виду, просто: «Вам не кажется, что после тридцати лет без этого уже как-то унизительно?») Было время, когда нелегально продававшиеся пластинки с негритянскими песенками, полными эвфемизмов во избежание откровенно фаллической лексики, побудили подозревать такого рода символы повсюду, и одновременно поднялась волна эротических пьес; как ни протестовал Джордж Джин Нейтан, школьницы выпускных классов набивались на галерку, чтобы узнать наконец, сколь романтично быть лесбиянкой. Дошло до того, что один молодой продюсер совсем потерял голову, выпил спиртовой экстракт, который какая-то красотка употребляла для ванны, и угодил за решетку.[207]207
  …один молодой продюсер совсем потерял голову, выпил спиртовой экстракт, который какая-то красотка употребляла для ванны, и угодил за решетку. – Имеется в виду скандал, разразившийся в конце февраля 1926 г., когда продюсер Эрл Кэрролл (1891–1948) устроил в своем бродвейском театре вечеринку, где нелегальное шампанское зачерпывали из ванны, в которой лежала обнаженная актриса Джойс Хаули. На суде Кэрролл солгал под присягой и был осужден на шесть месяцев заключения. (Примечания А. Б. Гузмана).


[Закрыть] Эта самоотверженная попытка ухватить за хвост романтику все-таки была в духе Века Джаза; а сидевшей в тюрьме в одно с ним время Рут Снайдер романтический ореол создали бульварные газеты: «Дейли ньюс» со смаком писала на потеху гурманам, как она будет «поджариваться, шипя и дымясь», на электрическом стуле.[208]208
  …сидевшей в тюрьме в одно с ним время Рут Снайдер романтический ореол создали бульварные газеты: «Дейли ньюс» со смаком писала на потеху гурманам, как она будет «поджариваться, шипя и дымясь», на электрическом стуле. – Рут Снайдер (1895–1928) и ее любовник Генри Джадд Грей были осуждены (и казнены на электрическом стуле) за убийство ее мужа, Альберта Снайдера, совершенное 20 марта 1927 г., причем Снайдер предварительно застраховала жизнь мужа с дополнительным условием, что в случае насильственной смерти страховка удваивается. Этот случай лег в основу двух романов Джеймса М. Кейна: «Почтальон всегда звонит дважды» (1934) и «Двойная страховка» (1943). (Примечания А. Б. Гузмана).


[Закрыть]

Те в нашем обществе, кто вознамерился жить весело, разбились на два основных потока: один устремился к Палм-Бич и Довилю, а другой, пожиже, – к летней Ривьере. На летней Ривьере все сходило с рук, и получалось, что все каким-то образом имеет отношение к искусству. В великие годы мыса Антиб, в годы 1926–1929, в этом уголке Франции верховодила группа людей, очень отличавшихся от того американского общества, где верховодили европейцы. На мысе Антиб занимались всем чем угодно; к 1929 году в этом роскошнейшем на Средиземноморье уголке для пловцов никто и не думал купаться, разве что для протрезвления окунались разок среди дня. Над морем живописными крутыми уступами высились скалы, и с них, случалось, ныряли чей-нибудь лакей или забредшая сюда молодая англичанка, но американцев совершенно удовлетворяли бары, где можно было посудачить друг о друге. По их поведению чувствовалось, что происходит у них на родине; американцы размагничивались. Признаки этого встречались повсюду; мы по-прежнему побеждали на Олимпийских играх, но имена наших чемпионов все чаще состояли чуть не сплошь из согласных, команды подбирались из недавно приехавших к нам носителей свежей крови, как «Нотр-Дам» – сплошь из ирландцев.[209]209
  …команды подбирались из недавно приехавших к нам носителей свежей крови, как «Нотр-Дам» – сплошь из ирландцев. – Имеется в виду футбольная команда частного католического университета Нотр-Дам (Саут-Бенд, штат Индиана). (Примечания А. Б. Гузмана).


[Закрыть] Стоило французам как следует заинтересоваться теннисом, и чуть ли не автоматически Кубок Дэвиса уплыл из наших рук.[210]210
  Стоило французам как следует заинтересоваться теннисом, и чуть ли не автоматически Кубок Дэвиса уплыл из наших рук. – В мужских соревнованиях по теннису на Кубок Дэвиса, проводящихся с 1900 г., первоначально участвовали только англичане и американцы; в 1905 г. добавились команды Франции, Бельгии, Австрии и Австралазии (объединенная команда Австралии и Новой Зеландии). С 1927 по 1932 г. на турнире побеждала команда Франции. (Примечания А. Б. Гузмана).


[Закрыть] Пустыри в городах Среднего Запада теперь застраивались – спорт для нас кончался вместе со школой, оказалось, что мы, по сути, не спортивная нация, не то что англичане. Прямо как в басне про зайца и черепаху. Ну конечно, если уж нам сильно захочется, мы живо наверстаем упущенное, запас энергии, доставшийся от предков, еще не истощился; но вот в 1926 году мы вдруг обнаружили, что у нас дряблые руки и заплывшее жиром брюшко и что мы не в силах сказать «буб-буп-а-дуп»[211]211
  «Буп-буп-а-дуп» – скетовая фраза джазовой певицы Хелен Кейн, позаимствованная мультипликатором Максом Флейшером для озвучивания поющего пуделя в мультфильме «Dizzy Dishes», выпущенном в августе 1930 г. В 1932 г. собака приобрела человеческий облик – так появилась Бетти Буп (имя которой было навеяно все тем же скетом Хелен Кейн) – один из самых популярных мультгероев 1930-х гг. (Примечания А. Б. Гузмана).


[Закрыть] сицилийцам. Вспоминается ван Биббер! – видит бог, не больно-то утопический идеал[212]212
  Вспоминается ван Биббер! – видит бог, не больно-то утопический идеал. – Имеется в виду Кортленд ван Биббер – благородный грабитель из нью-йоркского высшего света, герой популярных в 1890-е гг. произведений Ричарда Хардинга Дэвиса, упоминавшегося в статье «Подождите, пока у вас не появятся собственные дети!» (см. выше и соотв. примеч.); в 1920-е гг. о ван Биббере была снята серия немых кинокомедий, в которых его роль исполнял Тайлер Брук (Виктор Гюго де Бир, 1886–1943). (Примечания А. Б. Гузмана).


[Закрыть]. Даже гольф, в свое время почитавшийся игрой для неженок, стал казаться не в меру утомительным – появился какой-то ублюдочный его вариант и тут же всем пришелся по вкусу.

К 1927 году повсюду стали явственно выступать приметы нервного истощения; первым, еще слабым его проявлением – вроде подрагивания коленей – было увлечение кроссвордами. Помню, как один мой знакомый, уехавший на постоянное жительство в Европу, получил от нашего общего приятеля письмо, в котором тот настойчиво звал его вернуться домой и начать новую жизнь, черпая силы для нее в здоровом, бодрящем воздухе родных мест. Письмо было написано страстно и произвело на нас обоих большое впечатление, но, взглянув на штамп в углу листка, мы увидели, что оно отправлено из лечебницы для душевнобольных в Пенсильвании.

То было время, когда мои сверстники начали один за другим исчезать в темной пасти насилия. Один мой школьный товарищ убил на Лонг-Айленде жену, а затем покончил с собой; другой «случайно» упал с крыши небоскреба в Филадельфии, третий – уже не случайно – с небоскреба в Нью-Йорке. Одного прикончили в подпольном кабаке в Чикаго; другого избили до полусмерти в подпольном кабаке в Нью-Йорке, и домой, в Принстонский клуб, он дотащился лишь затем, чтобы тут же испустить дух; еще одному какой-то маньяк в сумасшедшем доме, куда того поместили, проломил топором череп. Обо всех этих катастрофах я узнавал не стороной – все это были мои друзья; мало того, эти катастрофы происходили не в годы кризиса, а в годы процветания.

Весной 1927 года небосклон озарился неожиданно яркой вспышкой. Один молодой миннесотец, казалось решительно ничем не связанный со своим поколением, совершил поступок подлинно героический, и на какой-то миг посетители загородных клубов и подпольных кабаков позабыли наполнить рюмки и вернулись памятью к лучшим стремлениям своей юности. Может, и вправду полеты – это средство бежать от скуки; может, наша беспокойная кровь поугомонится, если мы окунемся в бескрайний воздушный океан?[213]213
  Весной 1927 года небосклон озарился неожиданно яркой вспышкой. Один молодой миннесотец, казалось решительно ничем не связанный со своим поколением, совершил поступок подлинно героический, и на какой-то миг посетители загородных клубов и подпольных кабаков позабыли наполнить рюмки и вернулись памятью к лучшим стремлениям своей юности. Может, и вправду полеты – это средство бежать от скуки; может, наша беспокойная кровь поугомонится, если мы окунемся в бескрайний воздушный океан? – Имеется в виду американский летчик Чарльз Линдберг (1902–1974), ставший первым авиатором, кому удалось пересечь Атлантику в одиночку (перелет Нью-Йорк – Париж, 20–21 мая 1927 г.). (Примечания А. Б. Гузмана).


[Закрыть] Да вот беда – к этому времени все мы уже очень глубоко вросли в ту жизнь, которой жили, и Век Джаза не кончился, а значит, надо было просто выпить еще по одной.

Но вместе с тем американцы все дальше разбредались по свету – друзья вечно куда-то уезжали: в Россию, в Персию, в Абиссинию, в Центральную Африку. И уже к 1928 году в Париже нечем стало дышать. С каждым новым пароходом, доставлявшим из-за океана очередную партию американцев, изверженных из глубинки процветанием, обаяние Парижа развеивалось; и наконец эти безумные пароходы стали казаться чем-то зловещим. Теперь на них прибывали не простодушные папа и мама с дочкой и сыном, куда более сердечные и любознательные, чем такие же папы и мамы в Европе. Приезжали какие-то неандертальские чудища, которых гнало в Европу смутное воспоминание о чем-то вычитанном в грошовом романе. Мне вспоминается один итальянец, который разгуливал по палубе в форме офицера запаса американской армии, а в баре затевал на ломаном английском языке перебранки с американцами, позволившими себе нелестно отозваться об американских порядках. Вспоминается толстая еврейка, инкрустированная бриллиантами, которая сидела за нами на спектакле русского балета и, когда поднялся занавес, изрекла: «Шудесно, шудесно, надо это срисовать на картину». Все это отдавало фарсом, но становилось понятно, что власть и деньги очутились теперь в руках людей, по сравнению с которыми председатель деревенского совета у большевиков выглядел просто светочем культуры. В 1928, 1929 годах попадались американцы, обставлявшие свое путешествие с такой роскошью, которая только подчеркивала, что в смысле духовном самой подходящей для них компанией были бы мопсы, двустворчатые моллюски и парнокопытные. Помню, как писали об одном нью-йоркском судье, который отправился с дочерью осматривать гобелен в Байё и закатил истерику в газетах: он требовал немедленно убрать гобелен с глаз публики, поскольку нашел неприличным один из сюжетов.[214]214
  Помню, как писали об одном нью-йоркском судье, который отправился с дочерью осматривать гобелен в Байё и закатил истерику в газетах: он требовал немедленно убрать гобелен с глаз публики, поскольку нашел неприличным один из сюжетов. – Имеется в виду знаменитый памятник средневекового искусства: исполненная в конце XI в. и хранящаяся в соборе в нормандском городе Байё вышивка по льняному полотну шириной около полуметра и длиной почти 70 м, изображающая сцены подготовки нормандского завоевания Англии и битвы при Гастингсе. (Примечания А. Б. Гузмана).


[Закрыть] Но в те дни жизнь уподобилась состязанию в беге из «Алисы в Стране чудес»: какое бы ты место ни занял, приз все равно был тебе обеспечен.

У Века Джаза была бурная юность и пьяная молодость. Был период вечеринок с ласками в уединении, и процесса Леопольда и Лёба по делу об убийстве[215]215
  …процесса Леопольда и Лёба по делу об убийстве… – Натан Фрейденталь Леопольд (1904–1971) и Ричард Альберт Лёб (1905–1936), происходившие из богатых чикагских семей, в 1924 г. похитили и убили 14-летнего Бобби Фрэнкса (троюродного брата Лёба). Считая себя ницшеанскими сверхлюдьми, они задумали совершить преступление, которого никто не сможет раскрыть, однако были разоблачены и приговорены к пожизненному заключению. Написанная по мотивам этих событий пьеса Патрика Гамильтона «Веревка» (1929) легла в основу одноименного фильма Хичкока, поставленного в 1948 г. (Примечания А. Б. Гузмана).


[Закрыть] (однажды, помню, мою жену задержали на мосту Куинсборо, заподозрив в ней «бандитку с короткой стрижкой»[216]216
  «Бандитка с короткой стрижкой» – так в газете «Ивнинг мейл» прозвали бруклинскую домохозяйку Селию Куни (1904–1992), совершившую в начале 1924 г. ряд ограблений (совместно со своим мужем Эдом Куни) и получившую за это 20 лет тюрьмы, из которых отсидела 7. (Примечания А. Б. Гузмана).


[Закрыть]), и костюмов по образцам Джона Хелда[217]217
  …костюмов по образцам Джона Хелда. – Джон Хелд-мл. (1889–1958) – американский иллюстратор, оформлявший обложку второго сборника рассказов Фицджеральда – «Истории Века Джаза» (1922). Его карикатуры, печатавшиеся в журналах «Вэнити фейр», «Нью-Йоркер», «Харперс базар», «Лайф» и др., изображали персонажей Века Джаза в характерных нарядах. (Примечания А. Б. Гузмана).


[Закрыть]. На смену ему пришли другие времена: к таким вещам, как секс или убийство, подходили теперь более обдуманно, хотя они и стали куда более заурядными. Когда юность позади, приходится с этим считаться, и вот на пляжах появились пижамы, чтобы раздавшиеся бедра и оплывшие жиром колени не так бросались в глаза среди изящных купальных костюмов. А вслед за тем поползли вниз юбки, и все теперь было закрыто. Все вполне подготовились к новой фазе. Что ж, поехали…

Но мы так и не тронулись с места. Кто-то где-то грубо просчитался, и самой дорогостоящей оргии в истории пришел конец.

Он пришел два года назад, и пришел потому, что безграничной уверенности в себе, которой все и определялось, был нанесен сильнейший удар: карточный домик рухнул. И хотя прошло с той поры всего два года, Век Джаза кажется теперь таким же далеким, как довоенные времена. Да и то сказать, ведь все это была жизнь взаймы – десятая часть общества, его сливки, вела существование беззаботное, как у герцогов, и ненадежное, как у хористок. Легко читать теперь мораль; однако как хорошо было, что наши двадцать лет пришлись на такой уверенный в себе и не знавший тревог период истории. Даже разорившись в прах, не надо было беспокоиться о деньгах – их повсюду валялось великое множество. Их даже трудно было тратить; чуть ли не свидетельством душевной широты стало принять чье-нибудь приглашение в гости, если оно влекло за собой дорожные расходы. Дороже денег ценились обаяние, репутация да и просто хорошие манеры. Это было по-своему восхитительно, но вечные и необходимые человеческие потребности удовлетворялись уже далеко не так полно, как прежде. Писателю достаточно было написать один сносный роман или пьесу, и его уже объявляли гением; мелкая рыбешка чувствовала себя властелином морей – так в годы войны офицеры, примерившие погоны всего четыре месяца назад, командовали сотнями рядовых. На подмостках несколько не бог весть каких крупных звезд осуществляли постановки, о которых потом шумели все; и то же самое происходило везде, вплоть до политики, – должности, означавшие высшую власть и высшую ответственность, не могли привлечь толковых людей: власть и ответственность здесь были несопоставимо выше, чем в мире бизнеса, но платили-то всего пять-шесть тысяч в год.

Теперь пояса вновь туго затянуты, и, оглядываясь на нашу растраченную юность, мы, естественно, изображаем на лицах подобающий ужас. Но нет-нет да послышится вновь приглушенная дробь барабанов, хриплые вздохи тромбонов, и тогда я переношусь назад, к началу двадцатых годов, когда мы пили спирт и «с каждым днем нам становилось все лучше и лучше», когда впервые несмело стали подкорачивать юбки, и девочки в облегающих платьях выглядели все одинаково, и повсюду встречали тебя осточертевшей песенкой «Да, бананов нынче нет»[218]218
  «Да, бананов нынче нет» («Yes, We Have No Bananas») – популярная в 1923 г. песня Фрэнка Сильвера и Ирвинга Конна, упоминавшаяся в эссе «Как жить целый год практически бесплатно». (Примечания А. Б. Гузмана).


[Закрыть], и казалось, что пройдет всего год-другой – и старики уйдут наконец с дороги, предоставив вершить судьбы мира тем, кто видел вещи, как они есть, – и нам, кто тогда был молод, все это видится в розовом, романтическом свете, потому что никогда нам уже не вернуть былую остроту восприятия жизни, которая нас окружает.