Текст книги "Искусство допроса. Как добиться признания вины?"

В течение всей жизни доктора Дж. В. Ранни в этой стране не было почти ни одного терапевта, который бы также часто появлялся на свидетельской трибуне, особенно в делах о нанесенном ущербе. Он стал настолько важным экспертным свидетелем, что верховный судья Ван Брунт заметил много лет назад: «Адвокат, пробующий перекрестно допросить доктора Ранни, дурак». Но за несколько лет до смерти Ранни было одно дело, в котором провал перекрестного допроса был бы равен признанию своей неправоты, и судебный адвокат, ведущий это дело, хотя и понимал всю опасность ситуации, не имел особого выбора и, как это часто бывает, когда «безумцы мчатся без оглядки», попал прямо в «яблочко». Об этом стоит рассказать.

Это было дело о нанесенном ущербе, в котором одна леди подала в суд на городские власти. Однажды утром она шла домой из церкви, споткнулась о незаметный выступ на тротуаре и вследствие этого была прикована к постели уже почти три года на момент суда. Ее внесли в зал суда в кресле и посадили напротив присяжных, мертвенно-бледную и жалкую, окруженную подругами, которые взяли на себя роль медсестер, постоянно мазали ее руки и лицо плохо пахнущими мазями и предлагали ей тонизирующие средства, что сильно повлияло на присяжных.

Ее адвокат, бывший председатель верховного суда (член верховного суда штата Нью-Йорк) судья Ноа Дэйвис, заявил, что у нее неизлечимые проблемы с позвоночником, и попросил присяжных присудить ей 50 000 долларов в качестве возмещения ущерба.

Судя по всему, доктор Ранни был ее постоянным врачом с момента несчастного случая. Он дал показания, что был у нее дома около трехсот раз и тщательно обследовал ее, по крайней мере, двести раз, для того чтобы быть уверенным в своем диагнозе. Теперь же он был совершенно уверен, что этот случай представлял собой истинную болезнь спинного мозга. Судья Дэйвис задал ему несколько подготовительных вопросов, а потом попросил врача «повернуться к присяжным и все им рассказать об этом деле». Доктор Ранни говорил безумолчно почти три четверти часа. Он детально описал страдания его пациентки с тех пор, как она поступила к нему на лечение, его попытки облегчить ее боль и безнадежный характер ее болезни. После этого он выразительно описал присяжным постепенное и беспощадное развитие болезни, переходящей в прогрессирующий паралич, разрушающий один орган за другим до тех пор, пока не придет долгожданная смерть. По окончании этого рассказа, без дополнительных вопросов, судья Дэйвис спросил спокойным, но торжествующим голосом: «Вы хотите провести перекрестный допрос?»

Суть проблемы заключалась в характере болезни – то, что леди больна, не вызывало сомнений. Судмедэксперты, выступающие на стороне городских властей, единодушно утверждали, что она не заболела и не могла заболеть болезнью позвоночника вследствие легкого ушиба, полученного ею на улице. Они описывали ее жалобу как «истеричную», существующую только в воображении пациентки, и ее травму как не затрагивающую ни один больной орган, но присяжные, видимо, все поверили доктору Ранни и хотели вынести вердикт на основе его показаний. Его нужно было перекрестно допрашивать. Абсолютный провал не мог быть хуже молчания, хотя и было понятно, что вопросы, относящиеся к его прямому допросу, были бы больше чем бесполезны. Адвокат очень хорошо понимал все богатство опыта доктора и быстро выбрал свою тактику.

Допрашивающий начал с того, что задал вопросы, показывающие присяжным, что свидетель был медицинским экспертом в Нью-Йорке, Нью-Хэйвене и Хартфорде уже тридцать пять лет, в Нью-Йоркской центральной железнодорожной компании – сорок лет, в Нью-Йоркской и Гарлемской железнодорожных компаниях – двадцать лет, в Ерийской железнодорожной компании – пятнадцать лет и так далее, пока доктор не признал, что он проводил столько времени в судах в качестве свидетеля защиты всех этих железнодорожных компаний и был настолько занят их делами, что у него было крайне мало времени для того, чтобы читать профессиональную литературу и вести свою частную практику.

Адвокат (очень тихо): Доктор, вы можете нам назвать медицинского специалиста, который согласен с вашим заявлением, что те симптомы, которые наблюдаются в этом случае, указывают на одну единственную болезнь и только на нее?

Доктор: О да, доктор Эриксон со мной согласен.

Адвокат: Пожалуйста, скажите, кто такой доктор Эриксон?

Доктор (с высокомерной улыбкой): Ну, мистер…, Эриксон был одним из самых знаменитых хирургов, когда-либо вышедших из Новой Англии.

(В зале захихикали над адвокатом.)

Адвокат: Какую книгу он написал?

Доктор (все еще улыбаясь): Он написал книгу под названием «Эриксон о позвоночнике», которая является самой известной книгой на эту тему.

(Хихиканье в зале суда усилилось.)

Адвокат: Когда была издана эта книга? Доктор: Около десяти лет назад.

Адвокат: Но как же может быть, что у человека, который так занят, как вы нам сейчас рассказали, нашлось время для того, чтобы связаться с медицинскими специалистами и узнать, согласны ли они с ним?

Доктор (почти сияя): Ну, мистер…, если честно, я много о вас слышал и подозревал, что вы можете мне задать какой-нибудь глупый вопрос вроде этого, и поэтому сегодня утром, после завтрака и до того, как поехать в суд, я взял свою копию книги Эриксона и выяснил, что он был совершенно согласен со моим диагнозом в этом деле.

(Громкий смех над адвокатом, к которому на этот раз примкнули и присяжные.)

Адвокат (залезая под свой стол, доставая из-под него свою копию «Эриксона о позвоночнике» и подходя к свидетелю): Вы не будете так любезны показать мне, где именно Эриксон пишет, что он согласен с вашим мнением по этому делу?

Доктор (в смущении): О, я не могу этого сделать сейчас, это очень толстая книга!

Адвокат (продолжая держать книгу перед свидетелем): Но, доктор, вы забываете, думая, что я могу задать вам какой-то глупый вопрос вроде этого, вы пролистали вашу копию Эриксона «не позднее, чем сегодня утром, после завтрака и до того, как поехали в суд».

Доктор (смущаясь еще больше и не беря книгу в руки): Но сейчас у меня нет на это времени.

Адвокат: Времени!! Да у нас уйма времени! Доктор не отвечает.

Адвокат и свидетель тщательно разглядывают друг друга.

Адвокат (садясь на место, не сводя глаз со свидетеля): Я уверен, что суд разрешит мне отложить мой допрос до тех пор, пока у вас не найдется времени найти то место, которое вы перечитали сегодня утром в этой книге, чтобы прочесть его вслух присяжным.

Доктор не отвечает.

Гробовое молчание воцарилось в зале суда на целых три минуты.

Свидетель просто молчал, адвокат истца не смел не молчать, а адвокат городских властей не хотел ничего говорить. Он видел, что поймал свидетеля на очевидной лжи и что все показания доктора были поставлены под сомнение в глазах присяжных, если только ему не удалось бы открыть книгу на том самом абзаце, которого, как было известно адвокату, в книге Эриксона не было и в помине.

Через несколько минут судья Барретт, председательствовавший на этом судебном процессе, тихо повернулся к свидетелю и спросил, не хочет ли тот ответить на вопрос, и, услышав в ответ, что свидетель не собирается отвечать на него более того, что он уже ответил, отпустил свидетеля, который покинул свидетельскую трибуну средь затаившего дыхание зала. Проходя на свое место, он остановился и прошептал на ухо адвокату: «Вы самый, самый наглый адвокат, которого я когда-либо встречал».

После десяти дней обсуждений присяжные так и не смогли забыть крах главного свидетеля истца и не смогли вынести единодушный приговор.

V. Перекрестный допрос экспертов

Сегодня, когда невозможно знать все сразу, но для успеха в любой работе нужно знать немного обо всем и все о немногом, и в гражданских и в уголовных делах часто привлекают в свидетели экспертов. Их услуги часто бывают нужны, чтобы помочь присяжным в рассмотрении фактических вопросов, относящихся к предметам, с которыми обычный человек незнаком.

В работе современных американских судов, я думаю, могу с уверенностью утверждать, что в половине дел, предстающих перед судом присяжных, показания одного или нескольких свидетелей-экспертов становятся очень важным фактором в попытке присяжного вынести справедливый приговор. Поэтому сегодня правильное обращение с такими свидетелями стало намного важнее, чем когда-либо. Наши авторы, пишущие по правовой тематике, зря игнорируют тему свидетелей-экспертов, ссылаясь на авторитеты вроде лорда Кэмпбелла, который окончательно решил, после многолетнего опыта в суде, что «квалифицированные свидетели приходят в суд с такими предубеждениями, пытаясь поддержать ту сторону дела, на которой они выступают, что вряд ли стоит слишком серьезно относиться к их показаниям». А Тэйлор еще более категорично отзывается в последнем издании своего трактата «Доказательное право»: «Мнение свидетелей-экспертов стало настолько искажено тем, что они смотрят на дело только с одной стороны, что, даже если они хотят быть добросовестными, они просто не могут выразить свое настоящее, искре-нее мнение». Но факт остается фактом: нам приходится считаться с мнением свидетелей-экспертов в почти шестидесяти процентах наших наиболее важных судебных дел, и единственное, что мы можем сделать, чтобы просветить наших присяжных и дать им возможность адекватно воспринять такие показания, тщательно разобраться в искусстве перекрестного допроса таких свидетелей.

Хотя перекрестный допрос различных экспертов – медицинских, графологов, по недвижимости или других специалистов – становится все более значимой темой, целью этой главы является не более чем предложить читателю несколько советов и дать ряд примеров определенных методов, которые были использованы с успехом при допросе этого класса свидетелей.

В результате обычных наблюдений стало ясно, что можно получить как честное мнение разных экспертов для противоположных сторон одного и того же вопроса, так и неискренние мнения для противоположных сторон одного и того же вопроса.

Также следует обратить внимание на различие между научными фактами и всего лишь мнениями. Например, можно вызвать некоторых медицинских экспертов для установления некоторых медицинских фактов, которые являются фактами, а не мнениями. Эксперты не могут иметь разногласий по этим фактам, но в области мнений хорошо известно, как часто эксперты расходятся во мнениях между собой, что экспертному мнению в таких случаях мало верят.

В общем и целом, перекрестному допросчику не следует мериться силами со специалистом относительно его сферы деятельности. Длинные перекрестные допросы о теории эксперта обычно заканчиваются катастрофой, и их следует применять крайне редко.

Многие адвокаты, например, пытаются общаться с медицинским экспертом или экспертом по почерку на его же языке – операции, правильный диагноз или детали анализа почерка. В некоторых редких случаях (особенно с не очень образованными врачами) этот метод перекрестного допроса может принести положительные результаты. Тем не менее чаще он просто дает врачу шанс расширить уже данные им показания и объяснить то, что в противном случае присяжные могли не понять или попросту не заметить.

С другой стороны, несколько точных и продуманных вопросов, целью которых является выявление отдельных фактов и отдельных пунктов из общих познаний и опыта эксперта, которые могут поддержать теорию дела, предлагаемую адвокатом, часто могут принести хорошие результаты. Другими словами, искусство перекрестного допросчика должно заключаться в том, чтобы выявить научные факты такого рода из общих познаний эксперта ровно настолько, насколько это может помочь его стороне дела, таким образом, разрушив весомость мнения эксперта противоположной стороны.

Еще один совет, о котором следует всегда помнить, заключается в том, что никогда нельзя задавать эксперту вопросы настолько обширные, чтобы предоставить ему шанс поразглагольствовать о своем взгляде на данную тему и таким образом дать ему возможность изложить в своем ответе причины, по которым он имеет данное мнение, которые адвокат противоположной стороны мог и не выявить во время своего допроса данного эксперта.

Во время судебного процесса над доктором Букэйнаном, обвиняемым в убийстве своей жены, один-единственный опрометчиво заданный во время перекрестного допроса вопрос доктору, который находился с миссис Букэйнан перед смертью и сказал, что она умерла от естественных причин, привел к тому, что присяжные совещались двадцать четыре часа и, наконец, согласились на вердикте убийства первой степени, в результате которого Букэйнана постигла смертная казнь.

Доктора Букэйнана обвиняли в том, что он отравил свою жену – женщину, намного его старше, составившую завещание в его пользу, морфием и атропином, используя препараты в таких пропорциях, чтобы избавиться от симптомов, приводящих к смерти, которые бывают при использовании только одного из препаратов.

На судебном процессе Букэйнана окружной прокурор оказался в чрезвычайно неловком положении, так как должен был убедить присяжных в том, что смерть миссис Букэйнан была, вне всяких разумных сомнений, результатом передозировки морфия, смешанного с атропином, которые дал ей ее муж, несмотря на то, что уважаемый доктор, который находился с ней, когда она умирала, высказал мнение, что она умерла от естественных причин, и выписал свидетельство о смерти, в котором указал апоплексический удар как причину смерти.

По отношению к заключенному было честно, что этому доктору дали выступить и дать показания в его пользу. Поэтому окружной прокурор вызвал врача на скамью свидетелей и допросил его о симптомах, которые он видел во время лечения больной, до ее смерти, и развил тот факт, что доктор выписал свидетельство о смерти, в котором он указал, что считает апоплексический удар единственной при-чиной смерти. После этого доктора передали адвокатам защиты для перекрестного допроса.

Перекрестный допрос этого свидетеля был поручен одному из адвокатов заключенного, который гораздо лучше разбирался в медицине, чем в искусстве перекрестного допроса. Поприставав к доктору в течение часа с сугубо медицинскими вопросами, так или иначе отдаленными от обсуждаемой темы, цель которых была скорее в том, чтобы показать эрудированность адвоката, проводящего допрос, чем пролить свет на вопросы, о которых думали присяжные, допросчик, наконец, достал свидетельство о смерти и добавил его в доказательства дела, и, обращая внимание доктора на заявление, написанное на этом свидетельстве – что смерть наступила в результате удара, воскликнул, размахивая бумагой:

«Так вот, доктор, вы рассказали нам о симптомах этой леди, вы сказали нам, что вы тогда считали причиной ее смерти, а теперь я спрашиваю вас, произошло ли что-нибудь после смерти миссис Букэйнан, что могло бы изменить ваше мнение, изложенное в этом документе?»

Доктор откинулся назад на своем стуле и медленно повторил за-данный ему вопрос: «Произошло….ли…что-нибудь…после….смерти….миссис Букэйнан….что могло бы…. изменить…. мое мнение…..изложенное….в этом….документе?» Свидетель повернулся к судье и спросил: в ответе на этот вопрос он может говорить о вещах, о которых узнал уже после того, как выдал свидетельство о смерти? Судья ответил: «Это широко поставленный вопрос. Адвокат спрашивает, не знаете ли вы о каких-либо причинах, по которым вы могли бы изменить свое первоначальное мнение?»

Свидетель наклонился к стенографу и попросил, чтобы тот зачитал вопрос еще раз. Стенограф зачитал. Все внимание в зале суда было приковано к свидетелю и его ответу. Присяжным начинало казаться, что это переломный момент в деле.

Доктор, выслушав вопрос еще раз, сделал секундную паузу, а затем, выпрямившись на стуле, повернулся к адвокату, ведущему перекрестный допрос, и сказал: «Я хотел бы задать вам вопрос. Был ли уже представлен в качестве доказательства отчет химика о том, что в желудке этой женщины он нашел атропин и морфий?» Суд ответил, что отчет представлен не был.

«Еще один вопрос, – сказал доктор. – Был ли уже представлен в качестве доказательства отчет патологоанатома?». Суд ответил: «Нет».

«В таком случае, – сказал доктор, приподнимаясь со стула, – я могу правдиво ответить на ваш вопрос, что пока что, учитывая отсутствие отчетов патологоанатома и химика, я не знаю ни о каких юридических доказательствах, которые могли бы заставить меня изменить мнение, выраженное мною в свидетельстве о смерти».

Невозможно преувеличить впечатление, произведенное на присутствующих в зале суда и на присяжных этими ответами. Любое преимущество, имевшееся у заключенного в результате первоначального свидетельства о смерти, было полностью потеряно.

После этого эпизода суд продолжался еще целые две недели. Когда в конце судебного процесса присяжные ушли в свою совещательную комнату, выяснилось, что они совершенно не способны прийти к обоюдному согласию по вердикту. Они спорили между собой на протяжении двадцати четырех часов и так ничего и не решили. По истечении этого времени присяжные вернулись в зал суда и попросили стенографа перечитать им показания этого доктора. Стенограф, читая свои записи, воспроизвел всю сцену, разыгравшуюся в зале суда за две недели до этого. Присяжные удалились во второй раз и тотчас же согласились на вердикте смерти.

Перекрестный допрос медицинских свидетелей в деле Букэйнана, проведенный тем же «медико-юридическим чудом», восхваляли все газеты того времени, а одна ежедневная газета даже посвятила его портрету всю первую страницу воскресного выпуска.

То, как свидетели-эксперты были дискредитированы в глазах присяжных в прошлом, должно служить наглядным пособием для будущего. Весь эффект показаний свидетеля-эксперта может быть разрушен, если свидетеля подвергнуть неожиданной и импровизированной проверке – проверке его опыта, его возможностей и его квалификации как эксперта, и в случае, если он проверку не пройдет, его можно поднять на смех перед присяжными, и смех над ним заставит присяжных забыть о всем том важном, что он сказал против вас.

Я всегда находил, что этот метод очень эффективен при перекрестном допросе определенного типа профессиональных медицинских свидетелей, которые сегодня так часто встречаются в наших судах. Поразительный пример эффективности этого метода был пережит пишущим эти строки в деле о нанесенном ущербе против властей города Нью-Йорка, которое было вынесено на рассмотрение в Верховном суде в 1887 году.

Очень известный врач-терапевт, президент одного из ведущих клубов того времени (уже ушедший из жизни), посоветовал женщине, которая была его экономкой в течение тридцати лет, и которая сломала лодыжку, споткнувшись о незаделанную яму в тротуаре, подать в суд на городские власти с иском на сумму в 40 000 долларов. Защиты против главных фактов дела было очень мало: яма на тротуаре была, и женщина действительно о нее споткнулась, но решительно оспаривалось ее право получить за это существенную сумму денег.

Ее главным свидетелем, на самом деле ее единственным медицинским свидетелем, был ее работодатель, известный терапевт. Он дал показания о страданиях истицы, описал перелом ее лодыжки, объяснил, что сам вправил сломанные кости и ухаживал за пациенткой, но подтвердил, что все его усилия не помогли и ему не удалось вправить кости так, чтобы они идеально срослись, и что его экономка, очень уважаемая и почтенная дама, на всю жизнь останется хромой. Он держался на трибуне свидетеля с достоинством и говорил открыто, и, судя по всему, произвел впечатление на присяжных. Большой вердикт в размере 15 000 долларов был гарантирован, если бы не удалось разрушить власть этого свидетеля над присяжными во время перекрестного допроса. Адвокат не знал ни одной причины, из-за которой лодыжка не должна была бы быстро срастись, как это обычно бывает при переломах такого типа, но весь вопрос был в том, как сделать так, чтобы присяжные это поняли? Дополнительное затруднение составляло то, что допрашивающий и свидетель были давно и близко знакомы.

Перекрестный допрос начался с показа того, что свидетель, хотя и закончил Гарвард, не сразу пошел учиться на врача, скорее наоборот: он начал заниматься бизнесом на Уолл-стрит, потом был менеджером нескольких торговых фирм и начал учиться на врача, когда ему было уже сорок лет. После этого допрос продолжался в самой любезной форме, каждый вопрос задавался почти извиняющимся тоном.

Адвокат: Нам всем известно, доктор, что у вас большая и прибыльная практика врача-терапевта, но разве не факт, что в этом великом городе, где такие несчастные случаи довольно часты, больных с такими травмами обычно везут в больницу, где за ними следят опытные хирурги?

Доктор: Да, сэр, это так.

Адвокат: Вы не делаете вид, что вы опытный хирург?

Доктор: О нет, сэр. У меня такой же опыт, как и у любого врача-терапевта.

Адвокат: Как бы хирург назвал этот конкретный перелом, полученный этой дамой?

Доктор: Этот тип перелома называется «переломовывих Потта на лодыжке».

Адвокат: Это хорошо узнаваемый тип перелома, не так ли?

Доктор: О да.

Адвокат (рискуя): Вы не могли бы рассказать присяжным, когда, до этого случая, в вашей практике последний раз был случай такого перелома?

Доктор (увиливая от ответа): Я не считаю возможным раскрывать имена моих пациентов.

Адвокат (воодушевившись): Я не прошу вас называть имена или секреты ваших пациентов, совсем нет. Я просто прошу вас, доктор, назвать дату, но помните, что вы принесли клятву.

Доктор: Я никак не могу вам назвать дату, сэр.

Адвокат (все еще воодушевленно): Это было в прошлом году?

Доктор (колеблясь): Я бы не хотел говорить, сэр.

Адвокат (еще более воодушевившись): Извините, что давлю на вас, сэр, но я обязан потребовать от вас ответа на вопрос: приходилось ли Вам лечить похожий «переломовывих Потта на лодыжке» в прошлом году?

Доктор: Ну, нет, я не помню, чтобы приходилось. Адвокат: А два года назад?

Доктор: Не могу сказать.

Адвокат (нажимая): А в течение пяти лет до случая истицы? Доктор: Я не могу точно сказать.

Адвокат (понимая, что нажимать дальше опасно, но задавая вопрос как крайнюю меру): Вы можете поклясться, что в вашей практике когда-либо был случай переломовывиха Потта до этого инцидента? Я вам должен признаться, что если вы скажете, что был, я спрошу у вас дату, время, место и детали того случая.

Доктор (очень смутившись): Ваш вопрос меня смутил. Мне нужно время порыться в памяти.

Адвокат: Я просто спрашиваю вас – по вашей джентльменской памяти и под присягой.

Доктор: Если так, я скажу, что не помню ни одного похожего случая до этого, за исключением студенческой практики в больницах.

Адвокат: Но разве для того, чтобы вылечить такой серьезный перелом голеностопного сустава, не нужен большой опыт и длительная практика?

Доктор: О, да.

Адвокат: Доктор, честно говоря, не можете ли вы признать, что переломовывихи Потта лечатся каждый день в наших больницах опытными людьми, в результате чего после нескольких месяцев функции лодыжки полностью восстанавливаются?

Доктор: Это может быть и так, но многое зависит от возраста пациента, и опять же в некоторых случаях ничто не может заставить кости срастись.

Адвокат (наклоняясь и доставая из-под стола две нижние кости ноги, скрепленные вместе, и подходя к свидетелю): Доктор, возьмите, пожалуйста, вот это и скажите присяжным при жизни эти кости принадлежали ноге мужчины или женщины?

Доктор: Сложно сказать, сэр.

Адвокат: Что, вы не можете отличить скелет женской ноги от скелета мужской, доктор?

Доктор: О да, я бы сказал, что это женская нога.

Адвокат (улыбаясь и с довольным видом): Так что вы считаете, что это женская нога? (Это действительно была женская нога).

Доктор (присмотревшись к лицу адвоката и думая, что он ошибся): О, извините, конечно же, это нога мужчины. Я невнимательно осмотрел ее.

К этому времени все присяжные выпрямились на своих местах и были явно развеселены растущим смущением доктора.

Адвокат (все еще улыбаясь): Вы не могли бы сказать присяжным, это правая или левая нога?

Доктор (тихо и нерешительно) (неопытным врачам очень сложно отличить правую от левой): Это правая нога.

Адвокат (в изумлении): Что вы сказали, доктор?

Доктор (в растерянности): Извините, это левая нога.

Адвокат: Доктор, разве вы не были правы в первый раз? Разве это не правая нога?

Доктор: Нет, я не думаю. Нет, это левая нога.

Адвокат (опять наклоняясь и доставая из-под стола кости ступни и передавая их доктору): Пожалуйста, вправьте кости ступни в кости ноги, которые уже у вас в руках, и скажите мне, это правая или левая нога?

Доктор (уверенно): Да, это левая нога, как я уже сказал.

Адвокат (бурно): Но, доктор, вы разве не видите, что вправили ступню в колено? Разве в жизни кости растут так?

Доктор, сквозь бурный смех присяжных, к которым присоединился весь зал суда, быстро переправил кости и сидел, покраснев до корней волос. Адвокат подождал, пока смех стих, и тихо сказал: «Я думаю, что не буду вас больше утруждать, доктор».

Этот случай нисколько не преувеличен, наоборот, трудно описать на бумаге то впечатление, которое произвел этот инцидент. Адвокаты обеих сторон произнесли свое заключительное слово, и защита ни разу не упомянула описанный здесь случай. Присяжные приняли это во внимание и вернулись с вердиктом: присудить истице 240 долларов. На следующий день ученый врач написал благодарственное письмо на четырех страницах, сказав, что ценит тот факт, что его «волнение перед аудиторией» не было упомянуто перед присяжными в заключительном слове.

В отличие от длительных, хотя, несомненно, научно обоснованных перекрестных допросов экспертов по почеркам, с которыми члены нашей профессии хорошо ознакомились во многих недавних известных процессах этого города, следующий случай не может не считаться убедительной иллюстрацией советов по перекрестному допросу экспертов, приводимых здесь. Этот случай казался бы неправдоподобным художественной литературе, но тем не менее это чистая правда.

В судебном процессе против Эллисона за нападение с намерением совершить преступление против Вилльяма Генрика, который внезапно прекратил ухаживания мистера Эллисона за своей дочерью, миссис Лилой Ноэм, и отказал ему от дома, возник вопрос об аутентичности некоторых писем, якобы написанных миссис Ноэм мистеру Эллисону. Сама дама энергично отрицала, что предполагаемые компрометирующие письма были написаны ею.

Адвокат Эллисона, покойный Чарльз Брукс, эсквайр, основал весь свой перекрестный допрос миссис Ноэм на этих письмах и сделал последнюю попытку добавить их к доказательствам по делу, вызвав профессора Эймса, известного эксперта по почеркам. Тот заявил, что тщательно изучил данное письмо вместе с признанным действительным образцом почерка дамы и считает, что эти документы были написаны одной и той же рукой. После этого мистер Брукс предложил добавить письма к доказательствам и уже собирался прочесть их присяжным, когда помощник окружного прокурора попросил разрешения задать несколько вопросов.

Окружной прокурор: Мистер Эймс, насколько я понял, вам дали только один образец настоящего почерка дамы, и вы вынесли свое заключение на основе этого одного образца, не так ли?

Свидетель: Да, сэр, мне было выдано только одно письмо, но оно было довольно длинным и дало мне хорошую возможность для сравнения.

Окружной прокурор: Вашей работе не помогло бы, если бы вам предоставили несколько ее писем для сравнения?

Свидетель: О да, чем больше было бы у меня образцов настоящего почерка, тем ценнее было бы мое заключение.

Окружной прокурор (доставая из кипы бумаг письмо, сложив его так, чтобы не была видна подпись, и передавая его свидетелю): Вы могли бы взять вот это письмо, сравнить его с остальными и сказать нам, один и тот же это почерк или нет?

Свидетель (несколько минут внимательно рассматривая бумагу): Да, сэр, я бы сказал, что это тот же почерк.

Окружной прокурор: Разве не факт, сэр, что один и тот же человек может писать разным почерком в разных случаях и разными ручками?

Свидетель: О да, сэр, они могут немного различаться.

Окружной прокурор (доставая второе письмо из своих бумаг, снова сложив его так, чтобы не была видна подпись, и передавая его свидетелю): Будьте добры, возьмите и это письмо и сравните его с теми, которые уже у вас.

Свидетель (рассматривая письмо): Да, сэр, это вариант того же почерка.

Окружной прокурор: Вы готовы дать заключение, что эти бумаги писал один и тот же человек?

Свидетель: Конечно, сэр.

Окружной прокурор (доставая третье письмо из своих бумаг, снова сложив его так, чтобы не была видна подпись, и передавая его свидетелю): Будьте так добры, возьмите еще один образец – я не хочу вас утомлять – и скажите, это тоже почерк этой дамы?

Свидетель (аккуратно рассматривая письмо, подходя к окну, чтобы было лучше видно): Да, сэр. Вы понимаете, что я не клянусь, что это факт, это просто мое мнение.

Окружной прокурор (добродушно): Конечно, я понимаю. Но это ваше честное мнение, как эксперта, что эти три письма написаны одним и тем же почерком?

Свидетель: Я говорю да, сэр, это мое честное мнение.

Окружной прокурор: А теперь, сэр, вы не могли бы отвернуть ту часть письма, где я скрыл подпись, на первом письме, которое я вам передал, и вслух прочесть для присяжных, кем подписано письмо?

Свидетель (разворачивая письмо и читая, ликуя): Лила Ноэм.

Окружной прокурор: Пожалуйста, разверните второе письмо и прочтите, кем оно подписано.

Свидетель (читая): Вилльям Генрик.

Окружной прокурор: А теперь третье, пожалуйста.

Свидетель (колеблясь и смущенно читая): Франк Эллисон!1212
  На самом деле, почерки отца и дочери были очень похожи и удивительно похожи на почерк мистера Эллисона. Именно этот факт и привел к тому, что три письма были использованы в перекрестном допросе.


[Закрыть]

Предполагаемые компрометирующие письма присяжным прочтены так и не были.

Я думаю, что будет интересно, для контраста, привести пример перекрестного допроса эксперта по почерку, который более повлиял на признание заключенного виновным, чем какое-либо другое доказательство, предъявленное за все время судебного процесса.

Допрос, о котором идет речь, произошел во время знаменитого процесса против Мунро Эдвардса, которого обвиняли в том, что он подделал два векселя компании Месье Братьев Браун и Компани которые предложили вознаграждение в размере 20 000 долларов за его арест.

Мунро нанял мистера Роберта Эммета в качестве защитника, а также нанял для совместной работы с Эмметом мистера Вилльяма М. Эвартса и нескольких известных адвокатов из других штатов. В то время окружным прокурором был мистер Джеймс Р. Уайтинг, с которым работали, на стороне государства, четверо выдающихся адвокатов, включая мистера Огдена Гоффмана.

В качестве свидетеля – эксперта по почеркам был вызван Рекордер Во из Филадельфии. В своем прямом допросе он очень четко сказал, что подделку, за которую Мунро предстал перед судом, сделал именно обвиняемый. После этого он был передан в руки мистера Эм-мета для перекрестного допроса.