Текст книги "Прикосновение"

– Это была не моя идея. Этого захотела Джинни... Я просто пошел на поводу.

– Да, но ты попал туда именно благодаря связям – а не потому, что твоя фамилия оканчивается на гласную букву или на «берг».

Алан снова пожал плечами. Его работа оставляла ему мало времени на теннис и яхту, так что он был редким гостем в клубе.

– Во всяком случае, ты мой друг, не так ли. Тони?

– Да. Но я отнюдь не занимаю высокого положения.

Алану хотелось рассказать Тони, что с ним случилось сегодня. Он пытался придумать, как сформулировать это так, чтобы это не звучало как бред, но ему ничего не приходило в голову. Черт побери, это ужасно! Ему необходимо было поговорить с кем-нибудь об этом, но он никак не мог заставить себя из-за страха – что подумают об этом люди. Он и сам черт знает что подумал бы, если бы ему рассказали такое.

Итак, он переменил тему разговора.

– Как у тебя идут дела?

– Великолепно! Даже слишком. Мне придется пропустить в этот уик-энд большой прием – нужно слетать в Сиракузы и встретиться там с клиентом. Ужасно обидно пропускать прием, который устраивает Сильвия Нэш.

Алан был поражен.

– Ты знаешь Сильвию Нэш?

– Конечно. Я делал для нее кое-какие дела. Эта леди либо хорошо знает, что делать с недвижимостью, либо просто очень везучая. Все, к чему она прикасается, сразу же превращается в золото.

– Деньги идут к деньгам.

– Да, но судя по тому, что я слышал, у нее они не всегда были. Грег Нэш, вернувшись из Вьетнама, поступил в страховую компанию своего отца, женился на Сильвии, застраховал себя на полную катушку и вскоре был убит в помещении профсоюза 7 – 11. Сильвия получила по страховке двойную компенсацию и все прочее и таким образом мгновенно стала миллионершей. С тех пор она утроила и учетверила этот капитал. Эта женщина – превосходный бизнесмен. К сожалению, она не соответствует своей репутации женщины свободных нравов.

– Ах, так? – спросил Алан, стараясь казаться незаинтересованным.

У Тони поднялись брови.

– Ты, похоже, заинтересовался, а?

– Нисколько.

– Да ну? Однако у тебя глаза вылезли из орбит, когда я упомянул ее имя.

– Мне просто было любопытно, как ты познакомился с ней.

– Та-ак.У тебя что-нибудь есть к ней?

– Ты должен знать меня лучше. Я просто лечу ее маленького мальчика, вот и все.

– Да, я вспоминаю, что она что-то говорила про тебя, ты будто бы можешь ходить по водам.

– Она очень впечатлительна. Но почему ты знаешь, что она не отвечает своей репутации?

– Мы встречались несколько раз.

Он представил себе Сильвию в объятиях Тони, и это причинило ему боль.

– Ну?

– Так ни разу от нее ничего и не добился.

Алан немного успокоился.

– Может быть, не так подошел?

– Может быть. Но я думаю, не в этом дело. В этой женщине очень много злости. Очень много.

Оба замолчали. Алан думал о Сильвии и о том, что он никогда не замечал в ней злости. Он всегда видел ее только вместе с Джеффи, и в ней всегда была одна только любовь к ребенку. Но Тонни очень наблюдательный парень. Алан не мог так просто отмести его впечатления.

Наконец он направил разговор на тему, ради которой хотел видеть Тони.

– Тони, не можешь ли ты кое-что разузнать для меня?

– Разумеется. О чем речь?

– Это по поводу пациента, который умер у меня в приемном покое прошлой ночью.

– Возможна медицинская ошибка?

– Сомневаюсь.

В эту ночь в больнице он бегло просмотрел результаты паталогоанатомического вскрытия умершего бродяги. У него была обнаружена начальная стадия рака легкого и запущенный цирроз печени на почве алкоголизма. Это был живой труп.

– Его имя – Уолтер Эрскин, он не был идентифицирован, но его отпечатки пальцев найдены в военном послужном списке. Родился в 1946 году в Чилликоте, Миссури, служил во Вьетнаме в конце 60-х годов. Лечился в психиатрическом госпитале в Нортпорте в 1970 году. Это все, что о нем известно.

– Этого недостаточно?

– Нет. Я хочу знать больше. Мне нужно знать, каким он был, когда стал взрослым, что случилось с ним во Вьетнаме и что произошло после Вьетнама.

– Зачем тебе это?

Алан пожал плечами. Ему очень хотелось все рассказать Тони, но сейчас еще не время. Пока он никому не мог сказать.

– Это сугубо личное, Тони. Ты сможешь мне помочь?

– Я думаю, да. Мне придется нанять человека, но это не проблема. Я иногда пользуюсь этим.

– Великолепно. Я оплачу все расходы.

– Черта с два ты заплатишь.

Они немного посмеялись по этому поводу, и Алан впервые за вечер почувствовал некоторое облегчение. По крайней мере он теперь чувствовал, что он что-то делает в связи с тем, что с ним произошло. Он чувствовал нутром, что этот Уолтер Эрскин был здесь ключевой фигурой. Он что-то сделал с Аланом прошлым вечером. И так или иначе, тем или иным способом Алан намеревался узнать – что именно.

Глава 9
На приеме

Сильвия стояла у окна своей спальни на втором этаже, когда в комнату проскользнул Чарльз Эксфорд. Его фрак был расстегнут, а руки заложены в карманы брюк. Ей нравилось, как костюм сидел на нем. Это был плотный сорокачетырехлетний мужчина, ростом почти в шесть футов. У него было грубое лицо, его седеющие волосы слегка поредели на макушке, а в углах глаз были видны морщины, но его взгляд ей нравился.

– Где ты был? – спросила Сильвия.

– Внизу, в холле, обсуждал с Джеффи проблему национального бюджета, – сказал он мягко.

Сильвия улыбнулась и покачала головой. Чарльз снова еле удерживался на грани дурного вкуса. Она собралась было ответить ему злым замечанием об его дочери Джули, но у нее не хватило духа сказать это. Кроме того, это только еще более побудило бы Чарльза распространяться на поднятую им вначале тему. А когда это касалось Джеффи, он ходил по тонкому льду.

– Что же он сказал? – спросила она так же мягко.

– Немного. Он сейчас задремал. – Чарльз сел на ее кровать и откинулся назад, опершись на локти. – Кто-нибудь интересный будет сегодня?

– Все как обычно плюс особые гости: конгрессмен Свитцер и Эндрю Каннингхэм из городского медицинского управления.

У Чарльза удивленно поднялись брови.

– Оба? В одном доме?

Она кивнула, его улыбка отразилась на ее лице.

– Только они еще сами об этом не знают. – Она явно заглядывала вперед, представляя себе, что произойдет, когда эти два заклятых врага столкнутся друг с другом сегодня вечером.

– О, это будет очень забавно! – смеясь, сказал он, поднялся с кровати и поцеловал ее в губы. – Вот за что я люблю тебя, Сильвия.

Сильвия ничего не ответила ему. Она знала, что в действительности он совсем не любил ее. Просто ему импонировало ее стремление строить козни.

Она встретила доктора медицины Чарльза Эксфорда в Фонде Мак-Криди, куда привозила Джеффи для всестороннего обследования. Чарльз был и оставался сейчас руководителем нейрологического отделения Фонда. Он не проявил особого интереса к Джеффи, но зато очень заинтересовался ею. Вот уже три года у них продолжались более или менее регулярные отношения.

Сильвия сама не знала, что именно привлекало ее в Чарльзе, или Чакки, как она называла его, когда хотела проникнуть в глубины его души. Это, разумеется, не было любовью. И уж во всяком случае, не потому, что он так уж неотразимо красив.

Проще говоря, он покорил ее, потому что она никогда не встречала никого похожего. Чарльз Эксфорд умел найти в каждом что-то неприятное и заслуживающее недоверия. В каждом! Это в сочетании с тем, что он нисколько не считался с тем, что думают о нем другие, делало его самым саркастичным, циничным и словесно агрессивным человеком на свете. Благодаря своему ядовитому остроумию, подчеркнутому британским акцентом, он казался настоящим оводом. Для него не было ничего святого, он не щадил ничего – ни верований, ни священных коров, ни религиозных, моральных и политических принципов. Чарльз не верил ни во что, ничего не ценил, кроме своей работы, да и то мог под настроение обругать и ее. В редкие минуты он раскрывался, как однажды, когда выпил слишком много, тогда он сказал Сильвии, что человек, не имеющий иллюзий, никогда не разочаруется.

«Возможно, именно в этом суть дела», – подумала она, освобождаясь от его объятий. Возможно, именно поэтому он по малейшему поводу набрасывается на любого, кто оказывается в пределах досягаемости. Никто не мог чувствовать себя в безопасности рядом с ним. Даже Джеффи, даже она сама. Он был похож на редкостную лесную лягушку, которую как-то показывали по телевизору, – она выглядит вполне безобидно, пока вдруг не плюнет вам в глаза ядовитой слюной. Сильвия находила, что чувство постоянной опасности, вызываемое его близостью, добавляло интереса к жизни.

– Надеюсь, тебя не обижает, что ты будешь не единственным доктором сегодня?

– Едва ли. Врачи – это самые чертовски скучные существа на земле, кроме меня, конечно.

– Конечно. Другие двое – оба врачи широкого профиля. И они привыкли быть партнерами.

– Правда? – В его глазах мелькнул огонек, и губы скривились в лукавой улыбке. – Хорошо, что я пришел сегодня.

– Я говорила тебе, что будет интересно.

Она выглянула в окно – там послышался шум подъехавшей машины. Начали прибывать первые гости. Она взглянула на себя в большое зеркало, вделанное в дверь туалета. Ее черное платье было как раз то, что нужно: откровенно большой вырез спереди, глубокий вырез сзади, и облегающее на бедрах. Оно вполне соответствовало ее образу.

Она взяла Чарльза под руку.

– Пойдем?

* * *

– Это «роллс-ройс», Алан? – спросила Джинни, когда они подъехали к дому Сильвии Нэш.

Алан, скосив глаза, бросил взгляд на серебристо-серую машину, стоявшую у подъезда.

– Да, похоже. А рядом с ним стоит «бентли».

Джинни чисто по-женски проворчала:

– И мы туда же на своем жалком драндулете.

– Но «торонадо» – это все-таки не грузовик, Джинни. – Алан хорошо знал, куда клонит Джинни. Подобные разговоры у них возникали уже много раз, и он хорошо изучил их всевозможные обороты. – Ты ездишь на нем в магазин и на теннисный корт, он удобен и престижен.

– Да, но я же имела в виду тебя, а не себя. Вместо этого ужасного «бигла»...

– Это «игл», а не «бигл», Джинни.

– Не важно. Это убогая машина, Алан. Никакого шика.

– Вспомни, в январе, когда мы были на сорокалетнем юбилее Джози, тебе очень нравилось, как мы подлетали к подъездной площадке, пробиваясь сквозь снежную бурю и делая виражи.

– Я и не говорю, что от этой машины нет прока. Я знаю, что на ней ты всегда, в любую погоду сможешь добраться до больницы или до своей приемной (и Боже упаси, чтобы кто-нибудь другой взял на себя заботы о твоих пациентах!), но для подобных целей сгодился бы и трактор. И это вовсе не означает, что ты должен ездить по городу на такой машине. Почему бы тебе не купить маленькую красивую спортивную машину, вроде той, что недавно приобрел Фред Ларкин?..

– Давай не будем говорить о Фреде Ларкине. И мне вовсе не нужен автомобиль за девяносто тысяч долларов, даже если бы я и был в состоянии его приобрести.

– Ты можешь купить в рассрочку.

– Нет, не могу! Ты знаешь, что у нас нет таких денег!

– Что ты кричишь, Алан!

Он спохватился, что действительно начал кричать. Он сжал губы.

– Обычно вопрос денег тебя не волнует так сильно. Что это с тобой?

«Мне самому хотелось бы это знать», – подумал Алан, вслух же сказал:

– Прости. Просто я не собирался на вечеринку сегодня. Мне кажется, я говорил тебе, что не хочу идти.

– Ты просто расслабься и попытайся получить удовольствие. Вик прекрасно подежурит за тебя, так почему бы тебе не выпить немного и не отдохнуть?

Алан улыбнулся и вздохнул.

– Хорошо.

Он, пожалуй, выпил бы немного, но вряд ли ему удастся расслабиться и получить удовольствие. Слишком уж много у него на душе. В особенности после сегодняшнего телефонного звонка.

Звонил Мюррей Раскин – нейрохирург, он получил электроэнцефалограмму Сони Андерсен и расшифровал ее. Он сразу же позвонил Алану домой, кипя от возбуждения. Обычная энцефалограмма Сони в последнее время всегда давала отрицательный результат: типичные для эпилепсии отклонения в левой лобной области. И это отклонение наблюдалось в течение последних пяти-шести лет. Та же энцефалограмма, которую Алан заказал вчера, оказалась совершенно нормальной.

Не осталось никаких следов эпилепсии.

И вот теперь Алан был как на иголках. Он понимал, что отныне у него не будет покоя до тех пор, пока он не разберется со странными случаями Андерсен и Вестин и не поймет, в чем тут дело.

Но в данный момент не только это мучило его. Просто он не хотел ехать сюда. Он не хотел оказаться в обществе Сильвии Нэш в таком положении, когда он вынужден будет выступать уже не в роли «доктора Балмера». Ему придется сбросить профессиональную маску и быть просто «Аланом». И он боялся, что в подобной ситуации Сильвия и все остальные сразу же поймут, какие чувства он к ней питает.

– А это, наверно, машина миссис Нэш? – спросила Джинни, указывая на ярко-красный автомобиль, блестевший отраженным светом фонаря.

– Да, конечно.

Алан припарковал свой «торонадо», и они направились к парадному подъезду.

– Раз у нее так много денег, почему бы ей не купить что-нибудь более красивое и современное вместо этой развалины?

– Шутишь? – усмехнулся Алан; проведя рукой по покрытому блестящим красным лаком удлиненному капоту, заканчивающемуся наклонной хромированной решеткой. Ему нравилась эта решетка с вертикальными хромированными прутьями, блестевшими как зубы. – Это полностью реставрированный «грахэм» модели 1938 года с акульим носом. В свое время эта машина считалась экономичной. Посмотри внутрь – в салоне даже устроен бар.

– Но к чему этот ужасный красный цвет? Он больше подошел бы для пожарной машины.

– Красный – любимый цвет мистера Тоада.

– Не поняла.

– Помнишь детскую книгу «Ветер в ветвях»? Это место называется Тоад-Холл. А помнишь, что мистер Тоад воровал автомобили? И его любимый цвет был красный. А автора зовут Кеннет Грэхэм... улавливаешь?

Джинни посмотрела на мужа с удивлением; и у нее на лбу обозначились морщины.

– С каких это пор ты стал интересоваться детскими книжками?

Алан умерил свой энтузиазм.

– Это была одна из моих любимых книжек в детстве, Джинни. Пойдем же в дом.

Он не стал ей говорить, что купил эту книжку после того, как узнал, что усадьба Сильвии называется Тоад-Холл.

«Нет, – все больше и больше убеждался Алан, когда они подходили к подъезду, – вряд ли это будет приятный вечер».

* * *

– Ага! Вот идет особый гость! – воскликнула Сильвия.

Чарльз Эксфорд взглянул на нее, потом осмотрел холл, затем опять взглянул на нее. Сильвия оживилась. Это ему пришлось не по вкусу.

К ним приближался человек заурядной приятной наружности, под руку со стройной, спортивного вида блондинкой. Чарльзу подумалось, что она не намного моложе его по возрасту. Женщина излучала восторг, мужчина выглядел удрученным.

– Кто же это из них такой особенный?

– Он. Один из тех врачей, о которых я тебе рассказывала.

– Но я ведь тоже врач.

– Он – лечащий врач Джеффи.

– Я тоже одно время лечил Джеффи.

Сильвия скривила губы:

– Ты всего лишь ставил на нем эксперименты. А Алан – настоящий доктор.

– Два очка в твою пользу, дорогая.

Сильвия улыбнулась.

– Я выиграла пять очков, и ты это знаешь.

– Сойдемся на трех, и то только потому, что я именно такой врач, каким хочу быть. Но пойдем же встретим этого особенного гостя. Я так давно не разговаривал с настоящим врачом.

– Ну что ж, пойдем, только постарайся, чтобы количество проклятий, на которые ты так щедр, не превышало десяти в минуту.

Сильвия представила их друг другу. «Особенного» человека звали Алан Балмер. Выглядел он прилично. Спутница его была бойкой, жизнерадостной женщиной с манящими зелеными глазами. Она накинулась на Сильвию и стала изливать свой восторг по поводу дома и сада.

Чарльз принялся изучать доктора, пока он и его жена обменивались любезностями с хозяйкой. Казалось, тот чувствовал себя не в своей тарелке, как будто что-то принуждало его лезть из собственной кожи. Взгляд его, то и дело останавливавшийся на Сильвии, затем как будто отбрасывало в сторону – словно пули, рикошетом разлетавшиеся по разным направлениям.

«Что это с ним, черт побери?» – подумал Чарльз.

В это время какая-то другая разряженная дама подошла к жене Балмера. Обе взвизгнули и стали обниматься, обращаясь друг к другу «дорогая!».

Чарльз отвернулся. «Чертова докторша!» Как он хорошо знал женщин такого типа! Он сам был женат на такой же целых восемь лет, и вот уже четыре года как наконец-то освободился от нее. И вот теперь эта дамочка напомнила ему его бывшую жену. Вероятно, она была когда-то просто хорошей девушкой, но теперь ей, как жене доктора, необходимо блюсти свое положение.

Мимо прошел Ба в белом пиджаке с крахмальной манишкой, с черным галстуком-бабочкой. Он нес поднос с высокими стройными бокалами, полными шампанского. Некоторые гости, видимо устрашенные его видом, побоялись взять у него бокалы. Чарльз подал ему знак.

Передавая бокалы тем, кто стоял рядом, он успел заметить испуганное выражение на лицах жены Балмера и ее подруги, смотревших на Ба. Другая хозяйка постаралась бы не показывать гостям такого слугу, как Ба, но Сильвия была иного склада – ей нравилось, что он производил такое смятение среди тех, кто приходил сюда впервые.

Чарльз решил, что нужно завести дружеский – для начала – разговор с Балмером и попутно выяснить, из чего сделан этот «настоящий доктор». Он слегка толкнул его локтем и кивнул в сторону удаляющегося Ба.

– Хорош парень, правда?

Балмер кивнул.

– Напоминает мне Лерча из «Семьи Адамсов».

– Лерч? Кто такой? А, вы имеете в виду дворецкого из этого телевизионного шоу? Да, действительно, немного похож, хотя, мне кажется, физиономия у Лерча более выразительна.

– Возможно, – согласился Балмер с улыбкой. – Мне думается, высокий рост доставлял Ба неприятности в детстве. Средний рост вьетнамского мужчины равен пяти фунтам трем дюймам, а Ба по крайней мере на фут выше.

– Гипофизарный гигантизм, не так ли?

Балмер не замедлил с ответом:

– Да, да. Приостановлен в подростковом возрасте, я полагаю. Не осталось никаких признаков акромегалии.

"Пять очков в твою пользу, док, – подумал Чарльз, мысленно улыбнувшись. – У этого парня уже диагноз готов. Неплохо для врача широкого профиля".

– На каком языке вы общаетесь между собой? – спросила Сильвия.

– Это язык врачей, дорогая, – ответил Чарльз. – Мы пользуемся им, чтобы морочить голову пациентам.

– Но вы упоминали Ба. Что вы о нем говорили?

Похоже, она была искренне заинтересована.

– Мы говорили, что, по всей вероятности, этот малый в детстве страдал гиперактивностью гипофиза, может быть даже, у него была опухоль гипофиза. И поэтому он на целый фут выше роста среднего вьетнамца.

Балмер сразу же согласился:

– Но когда он достиг зрелости, его гипофиз затормозился в развитии – об этом свидетельствует то, что у него ни на лице, ни на руках нет следов акромегалии, какие встречаются обычно у людей с гипертрофией гипофиза.

– Ему повезло, что развитие гипофиза остановилось само собой. В таких случаях возможен летальный исход, если вовремя не оказать больному помощь.

– А что, он никогда не улыбается? – спросил Балмер. – За все те годы, которые я знаю его, мне ни разу не приходилось видеть, чтобы он хоть раз улыбнулся.

Сильвия немного помолчала.

– У меня есть фотография, где он улыбается.

– Я видел эту фотографию, – сказал Чарльз. – Она похожа на рекламу зубной пасты – «Как избавиться от желтизны зубов».

Сильвия вызывающе проигнорировала его шутку. Глаза ее были устремлены на Балмера. В них горел огонек, которого Чарльз никогда раньше не замечал.

– Хотите посмотреть фотографию?

Балмер пожал плечами.

– Разумеется.

– Хорошо, – улыбнулась Сильвия и игриво подмигнула. – Она наверху, в моей спальне... там же, где японские эротические гравюры.

Чарльз прикусил губу, стараясь удержаться от смеха, наблюдая за Балмером, который едва не уронил свой бокал и начал заикаться:

– Я... хорошо... по правде сказать, я не знаю...

Сильвия повернулась к Чарльзу и, прямо взглянув ему в глаза, сказала:

– Чарльз, ты не мог бы показать Виржинии и Аледи комнаты первого этажа, ведь ты знаешь тут все не хуже меня.

Чарльз почувствовал укол ревности.

– Конечно, дорогая, – сказал он, стараясь казаться как можно более безразличным. – Буду рад им служить.

Он повел женщин осматривать дом. При этом жена Балмера с удивленным выражением лица смотрела через плечо, как Сильвия, взяв под руку ее мужа, повела его наверх по широкой винтовой лестнице. Чарльз также наблюдал за ними.

Что-то происходит между этими двумя, но будь он проклят, если понимает, в чем тут дело.

«Неужели Сильвия влюбилась в этого доктора?»

* * *

Алан чувствовал себя как овца, которую ведут на убой. Если бы Сильвия хитростью и украдкой затащила его, то не было бы проблем – он мог бы отказаться. Но она делала это совершенно открыто, умыкнув его прямо на глазах у Джинни. Что он мог поделать?

Она вела его через холл, как в четверг, но на этот раз они миновали комнату Джеффи и прошли дальше, все больше удаляясь от собравшихся внизу гостей. И на этот раз она не была обернута с головы до ног во фланелевое платье, а одета во что-то тонкое черное, и белоснежная кожа ее спины и плеч находилась в непосредственной близости от него.

Еще один поворот, и они оказались в спальне. Слава Богу, в ней не было темно – в углу горела лампа. Взору Алана предстала изящная, со вкусом обставленная спальная комната. Здесь стояла широкая кровать, и рядом с нею – низкие полированные ночные столики; длинные атласные шторы обрамляли окна. Все было по-женски изящно, но без излишней жеманности. И никаких японских гравюр на стенах. Одни только зеркала. Много зеркал. В одном из углов спальни зеркала отражали друг друга, и он видел бесконечное множество Аланов, стоящих рядом со множеством Сильвий в бесконечном числе спален.

Она подошла к комоду и взяла цветную фотографию размером 8 на 10 в изящной рамке и, не сказав ни слова, протянула ему.

На фотографии был снят Ба – в более молодом возрасте, в тропическом костюме, рядом с рыжеволосым американским солдатом; Оба в военной форме – обняв друг друга за плечи и улыбаясь во весь рот. Очевидно, тот, кто снимал, сказал им: «Улыбнитесь!», они послушно исполнили эту просьбу. У Ба были действительно желтые и очень плохие зубы. Неудивительно, что он никогда не улыбался.

– Кто этот солдат?

– Покойный Грегори Нэш. Снимок сделан в 1969 году где-то неподалеку от Сайгона.

– Извините. Я его не знал.

– Не нужно извиняться.

Она взяла фотографию у него из рук, взглянула на нее еще раз и снова поставила на комод. Алан почему-то подумал: «Часто ли она вспоминает о муже?»

– А я и не знал, что они были знакомы, – я имею в виду Ба...

– Да, действительно. Ба появился здесь лишь спустя четыре года после смерти Грега. Это было чистой случайностью. Несколько лет тому назад я просматривала вечерние газеты с сообщениями о непрекращающемся потоке беженцев из Вьетнама. Показывали фильмы, снятые на Филиппинах, и в одном из них фигурировал человек, который сумел провести рыбачью лодку со своими друзьями и соседями через Южно-Китайское море. Я сразу узнала его – это был Ба.

– И вы взяли их к себе?

– Конечно, – ответила она просто. – Его жена была тяжело больна. Я поехала туда и забрала их с собой. Я тогда подумала, зачем нужны эти проклятые деньги, если нельзя использовать их для того, чтобы помочь одному из друзей Грега? Остальное вам известно – о Нун Тхи и о прочем.

О жене Ба Алану действительно было известно: она оказалась больна серьезнее, чем можно бы было предположить. Ему захотелось перевести разговор на менее тяжелую тему. Он выглянул в окно и увидел во дворе, освещенным электрическим светом, два дерева в полном цвету.

– Это новые посадки?

Сильвия подошла вплотную к нему.

– Только одно – то, что справа.

Алан удивился.

– Я бы подумал, что, наоборот, то, другое, на котором так много цветов.

– Это благодаря какому-то специальному удобрению, которое применяет Ба. Что бы там ни было, это новое дерево отлично растет.

Она была так близко к нему. Слишком близко. От запаха ее духов у него закружилась голова. Не сказав больше ни слова, Алан быстро вышел в холл и подождал там Сильвию. Она вышла вслед за ним, и они возвратились обратно к гостям. Сегодня Сильвия была необычно покорна; Алан никогда еще не видел ее такой.

Он подождал, пока Сильвия тихонько, на цыпочках сходила в комнату Джеффи, чтобы посмотреть, спит ли тот.

– Все в порядке? – спросил Алан, когда она вернулась.

Сильвия кивнула, улыбнувшись:

– Спит как дитя.

Они вышли на лестничную площадку и обратили свои взоры вниз, где в это время волновалось разноцветное море человеческих лиц, блестящее и переливающееся всеми оттенками радуги, устремляющееся то в одну, то в другую комнату, образующее отдельные ручейки беседующих друг с другом людей. Алан узнал среди них массивную фигуру одного из известнейших защитников футбольной команды «Джетс». Промелькнуло также лицо комментатора нью-йоркского телевидения. Еще Алан услышал голос своего любимого утреннего диск-жокея, но так и не смог разглядеть его лица.

Мимо прошел приятель Сильвии, Чарльз Эксфорд.

«Интересно, кем он доводится Сильвии, – подумал Алан. – Наверно, очередной ее любовник. У нее, должно быть, много любовников».

Потом он увидел человека, которого знал по фотографиям в газетах.

– Это ведь Эндрю Каннингхэм, правда? – спросил он у Сильвии.

– Да. Я говорила вам, что здесь будет несколько политических деятелей. Где-то здесь должен быть Свитцер, – ответила она.

– Вы знаете Майка?

– Я поддерживала его избирательную кампанию в прошлом году. Надеюсь, он не будет слишком разочарован, когда узнает, что на этот раз не получит моих денег.

Алан улыбнулся:

– Он плохо вел себя в Вашингтоне?

– Не в этом дело. Просто у меня есть правило: я никогда не поддерживаю тех, кто остается на второй срок. – Ее глаза сузились. – Как только люди прочно обосновываются в должности, они становятся опасны. Я считаю, что их нужно поддерживать в состоянии неуверенности.

Алану показалось, что он услышал в ее тоне ту самую нотку озлобленности, о которой сообщил ему вчера вечером Тони.

– Почему? – спросил он.

Ее лицо стало непроницаемым.

– Из-за этих политиканов, воссевших на тепленьких местечках, Грега отправили во Вьетнам, и он вернулся оттуда в уверенности, что может все. Это-то и убило его.

Алан прокрутил в памяти историю гибели Грегори Нэша. Когда все это случилось, он еще не жил в Монро, однако позже ему приходилось не раз слышать подробности происшедшего. Ветеран вьетнамской войны, Грегори Нэш, пикетировал помещение местного профсоюза №7 – 11, когда какой-то тип, направив револьвер на служащую, велел ей достать деньги из кассы. По свидетельству очевидцев, Нэш вошел в помещение и ловко обезоружил грабителя. К сожалению, он не знал, что у бандита был сообщник, который и убил его выстрелом в затылок. Нэш был доставлен в больницу уже мертвым...

Тут Алан вновь увидел внизу Каннингхэма и вспомнил о их с Майком Свитцером вражде.

– Боже, Сильвия! Если Свитцер и Каннингхэм сегодня встретятся, тут черт знает что начнется! – прошептал он. Сильвия в испуге прикрыла рот рукой.

– О Бог мой! Я совсем не подумала об этом!

* * *

Сильвия решила положить конец разговору о политиках, чтобы побеседовать с Аланом о нем самом. Она давно уже была знакома с этим человеком, однако до сих пор у нее не было случая поговорить с ним, что называется, по душам. Теперь же, когда он был целиком в ее распоряжении, она не хотела упускать эту возможность.

Положив руку ему на плечо, Сильвия почувствовала, как доктор вздрогнул. Неужели она так волнует его? Сердце у нее забилось. Может быть, он неравнодушен к ней?.. Нет, это уже слишком, об этом даже не следует и думать.

– Знаете, я все время хотела спросить вас, почему вы не стали педиатром? У вас ведь есть подход к детям.

– По той же причине, по которой я не специализировался ни в одной из врачебных отраслей. Мне необходимо разнообразие. Я должен встречаться в своей врачебной практике как с коликами у пятидневного ребенка, так и с увеличением простаты у столетнего старика. Это заставляет меня держаться «на уровне». Но что касается педиатрии, то у меня есть особые причины не специализироваться в ней. Я имел дело с врачами-педиатрами на последних курсах медицинского института, что и побудило меня отказаться от карьеры в этой области. – Лицо Алана выражало неподдельное страдание. – Слишком много органически больных детей. Я понял, что несколько лет такой работы превратят меня в эмоционально ущербного человека. А кроме того, при той подготовке, какую я получил, трудно заниматься чем-либо помимо практики «семейной медицины».

– Почему же? – Сильвия наклонилась вперед, опершись локтями на перила. Ей было приятно слушать Балмера, пытаться заглянуть в те уголки его души, которые были до сих пор скрыты от нее.

– Ну, дело в том, что меня учили в соответствии с той философией, согласно которой нужно знать все о каждом органе человеческого тела, но никогда не следует забывать, что это – лишь отдельные части единого организма. Мои учителя постоянно повторяли одну старую мудрость – весь организм это нечто большее, чем сумма отдельных его частей. Задача наша не в том, чтобы лечить сердечное заболевание у такого-то пациента, а в том, чтобы лечить человека, страдающего сердечной болезнью.

– Это похоже на софистику.

– Да, я тоже вначале думал, что это просто игра слов. Но когда апробируешь эти два разных подхода на практике, оказывается, что между ними существует целое море отличий. Однако, если вернуться к вопросу о педиатрии... Я убедился, что могу более успешно заниматься педиатрией в качестве семейного врача, нежели просто как педиатр.

Сильвия рассмеялась. Среди педиатров, которых она знала, мало кто мог бы с этим согласиться.

– Я говорю серьезно. Вот один из наиболее ярких примеров, который я мог бы вам привести. Несколько месяцев тому назад ко мне привели девятилетнюю девочку с болями в желудке. Она теряла в весе и стала получать плохие отметки в школе. Если бы я был педиатром, я назначил бы ей кучу анализов, а в случае если бы они ничего не прояснили – рентген желудка. Но я не стал этого делать.

– Вы доверились своей интуиции? – спросила Сильвия, вспомнив недавний разговор и боли в желудке у Джеффи.

– Совсем нет. Ибо за этот год я трижды видел на лице ее матери ссадины и кровоподтеки. Каждый раз она говорила, что упала, но я-то знаю, как это выглядит, когда человека бьют по физиономии. Я расспросил ее, и она призналась, что ее муж за последние годы стал крайне агрессивен. Я послал их на консультацию по семейным вопросам. Когда же через некоторое время я осматривал девочку вновь, боли в желудке у нее прошли, она восстановила свой вес, и ее успеваемость в школе заметно улучшилась.