Текст книги "Обязательственное право"

§ 20
III. Лица в обязательстве. В. Корреальное обязательство. Случаи ненастоящей корреальности

Выше мы заметили (§ 16, с), что рядом с изложенною истинною корреальностью стоят случаи ненастоящей корреальности, которая напоминает первую только по некоторым общим последствиям[345]345
  Важнейшие последствия обоих классов суть следующие: иск, смотря по выбору верителя, может быть направлен во всей целости на многих должников; удовлетворение со стороны одного должника освобождает всех остальных содолжников.


[Закрыть], в сущности же совершенно отлична от нее. Тем не менее случаи эти требуют точного и тщательного исследования, отчасти по своей важности и многочисленности, отчасти потому, что неразграничение этих двух классов обязательств привело наших писателей к большому смешению понятий и принципов права.

Прежде всего укажем на важное различие этих классов. Истинное корреальное отношение, поскольку оно вытекает из воли сторон, представляется как на стороне многих верителей (активно), так и на стороне многих должников (пассивно) (§ 16). Напротив, случаи ненастоящей корреальности, о которой идет теперь речь, могут существовать только на стороне многих должников (пассивно).

Вот они:

А. Обязательство из деликта, насколько он о имеет целью вознаграждение.

Я указал уже подробно в другом месте, что деликт дает начало двоякого рода обязательствам и искам, существенно различным между собою: искам о наказании (уголовным двусторонним) и о вознаграждении (уголовным односторонним). Часто обе цели достигаются различными исками, часто одними и теми же, получающими тогда сложный и смешанный характер[346]346
  System, т. 5, § 210, 211.


[Закрыть].

Когда деликт совершен многими лицами сообща, возникает вопрос: вытекает ли отсюда корреальное отношение между этими лицами или нечто аналогичное ему?

Для решения этого вопроса необходимо выделить совершенно двусторонние уголовные иски. Всякий участник в деликте несет полное наказание, как если бы учинил его один, и, стало быть, наказание налагается в пользу потерпевшего столько раз, сколько участников в деликте. Этот важный принцип нигде не выражен прямо и вообще, но он вытекает сам собою из столь неизбежной индукции, что в истинности его не может быть сомнения[347]347
  System, т. 5, § 211, b, и стр. 234, где сгруппированы места, вполне доказывающие принципы, выставленные здесь в тексте. Из этих принципов есть только одно истинное исключение, которое основывалось несомненно на смешении наказания с удовлетворением, а не на шатком понимании самих принципов. За обман казны многими лицами полагается четвертной штраф, но штраф этот взыскивается со всех участников только один раз, следовательно, с каждого в случае состоятельности всех виновников только часть штрафа. L. 46, § 9 de j. fisci (49. 14). Finestres in Hermogenianum, p. 1047.


[Закрыть].

Наглядность и несомненность принципа мы поясним некоторыми примерами. Когда трое похищают сообща 100 руб., то штраф, полагаемый в наказание, простирается до 200 руб. с каждого похитителя, совершившего преступление. Таким образом, во взятом нами примере каждый из трех похитителей обязан уплатить эту сумму, так что потерпевший должен получить 600 руб. Когда двое сообща убивают чужую лошадь, стоившую в последний год 100 руб., то каждый из виновных платит сотню, а собственник получит двести рублей[348]348
  По-видимому, непоследовательно причислять к двусторонним уголовным искам случай actio legis Aquiliae, так как этот иск главным образом имеет целью простое вознаграждение. Однако вследствие искусственного счета, связанного с ним (in eo anno, или in diebus XXX proximus), он мог случайно иметь последствием то простое вознаграждение, то вознаграждение вместе со штрафом, нераздельно. Вследствие этого самый иск рассматривался как чистый двусторонний уголовный иск, ср. System, т. 5, стр. 234–236. Так было по римскому праву. Если же признать по действующему праву, что этот иск имеет целью только вознаграждение без всякого искусственного исчисления штрафа (о чем будет речь впереди), то его следует считать не двусторонним уголовным иском, а односторонним. Он представляется, с точки зрения нашего вопроса, тождественным с actio doli, но не с actio furti.


[Закрыть]. Таким образом, случаи двусторонних уголовных исков не имеют даже кажущейся аналогии с корреальным отношением.

Совершенно иначе дело представляется при одностороннем уголовном иске, существо которого состоит в требовании чистого вознаграждения убытков, причиненных деликтом.

Правда, по принципу, и здесь в деликте, учиненном многими, деяние каждого участника рассматривается как самостоятельное, без отношения к прочим, так что каждый из соучастников обязывается к возмещению полного вознаграждения, а не только части его; но если один из них уплатил все вознаграждение, то прочие освобождаются, так как с совершением платежа уничтожается самое понятие убытков, в смысле условия обязательства, которое остается затем беспредметным. И этот важный принцип в римском праве нигде не выражен вообще, но неизбежная индукция делает и его несомненным[349]349
  Важнейшие места приведены в System, т. 5, § 211, с, и стр. 221; еще лучше и подробнее у Риббентропа, стр. 90–106. Совершенно то же правило и по тому же основанию приложимо к condictio furtiva (L. 1 С. de cond. furt. 4. 8), хотя этот иск не следует считать иском из деликта. Ср. System, т. 5, приложение XIV. Num. XVII.


[Закрыть].

Отсюда та очевидная внешняя аналогия одностороннего уголовного иска с корреальным отношением, заставлявшая большую часть писателей признавать в уголовных исках истинную корреальность. Для точного и верного разграничения в этом случае истинного от ложного необходимо вспомнить изложенные выше последствия истинной корреальности (§ 18, 19), и определить приложимость или неприложимость каждого из них порознь к односторонним уголовным искам.

В этих исках веритель может по произволу избрать того из участников преступления, от которого он желает требовать полного вознаграждения. С уплатою вознаграждения, добровольно или по принуждению, одним из них все прочие участники освобождаются. Следовательно, в главных последствиях односторонние уголовные иски вполне совпадают с корреальным отношением.

Что же касается других последствий корреальности (§ 18, 19), то в этом отношении бросаются в глаза самые резкие различия между корреальностью и односторонним уголовным иском. Все они сводятся к одному главному принципу.

Факты, названные выше истинными суррогатами платежа, непрямыми путями удовлетворения верителя (§ 18), погашают долг и по отношению ко всем должникам даже в односторонних уголовных исках. Сюда принадлежат: отдача денег на хранение (depositio) в судебное место, in solutum datio, новация (насколько она заменяет уплату), компенсация, совершенная в виде уплаты.

Напротив, следующие факты не производят в уголовных исках никаких последствий по отношению к прочим должникам: акцептиляция, неформальный договор, мировая сделка (насколько она влечет за собою удовлетворение не в части); далее все факты, относящиеся к процессу, такие как процессуальное погашение, присяга, оправдательное решение[350]350
  Ribbentrop, § 28, 29. Особенно важны в этом отношении L. 7, § 4 quod falso (27. 6): «perceptione, non electione»; L. 3, 4 de his qui effud. (9. 3): «perceptione, non litis contestatione».


[Закрыть].

В. Некоторые обязательства, возникшие из общих договоров без корреальных отношений.

Мы заметили выше, что обязательства, возникшие из купли, найма, ссуды, поклажи и т. д., когда на одной их стороне несколько лиц, касаются каждого из лиц только в части, корреальное же обязательство должно быть обусловлено специально, что у римлян делалось посредством неформального договора. Это подтверждается не только частными случаями применения, но признано в смысле принципа в одном из замечательных мест Па пиниа на (§ 17, р). Случаи, в которых корреальность обусловливалась, не представляют никаких недоразумений; напротив, прочие случаи (где она не обусловливалась) требуют внимательного исследования.

Я приведу сначала те, к которым несомненно применяется указанный нами принцип. Если кто-либо продает или сдает в аренду двум лицам участок земли за 100 руб., не устанавливая корреально сти, то от каждого он может требовать, конечно, только по 50 руб.: один не отвечает здесь за другого[351]351
  Один из указов полицейского характера, совершенно положительный, стоящий особняком, установил солидарное обязательство многих работорговцев, состоящих в товариществе (societas). L. 44, § 1 de aedil. ed. (21. 1).


[Закрыть].

Но юридическое отношение может представиться в другом виде, когда обязательство, породившее иск, основано не просто на условии, как в данных случаях, а на каком-либо действии или упущении должника, наступившем впоследствии; это обстоятельство придает всему отношению более личный характер. Сюда принадлежат следующие случаи.

По принципу поклажа возлагает на поклажепринимателя только ответственность за dolus, а не за culpa; поэтому он не отвечает, когда третье лицо похищает вещь, если даже допустить, что этого не могло случиться без culpa с его стороны[352]352
  § 3 J. quib. modis re (3. 14).


[Закрыть]. Когда отдают одну вещь на хранение двум лицам, не обусловливая корреальности, и оба ее растрачивают, то каждый отвечает in solidum; но если один уплатил, то другой освобождается, так как понятие ущерба, т. е. мотив удовлетворения, исчезает; если же вещь растрачена одним, то последний только и отвечает. Следовательно, если по ошибке иск предъявляется к другому, который справедливо будет оправдан судьею, то это обстоятельство не избавляет от иска растратившего[353]353
  L. 1, § 43 depositi (16. 3). Здесь прямо указывается на exemplum duorum tutorum.


[Закрыть]. Здесь, очевидно, прилагаются те же принципы, которые мы изложили выше при односторонних уголовных исках. Если бы в этом случае существовало корреальное обязательство, то предъявление договорного иска против невиновного погасило бы обязательство и по отношению к виновному. С другой стороны, правило, что против всякого из виновных может быть предъявлен иск не только в половинной доле, но в полном составе, основывается на том же мотиве, как и при одностороннем уголовном иске против двух виновных в одном и том же деликте. Хотя здесь предъявляется не иск из деликта, а иск из контракта, тем не менее предмет договора составляет не род иска, предъявляемого кредитором, а нарушение права по поводу контрак та; нарушение, имеющее в этом случае вполне характер деликта и именно деликта долозного[354]354
  Так же решается в особенности и тот случай, когда иск предъявляется против многих наследников первоначального поклажепринимателя. Dolus покойного обязывает каждого соразмерно наследственной части. Если каждый из них в своих интересах растратил часть поклажи (без сообщества других), то он и отвечает за эту часть. В случае растраты сообща они отвечают in solidum, точно так же как и два первоначальные поклажепринимателя (прим. i). L. 9; L. 22 depos (16. 3).


[Закрыть].

Несколько иным, но основанным на аналогических принципах, представляется обязательство многих нанимателей или ссудопринимателей, берущих вещь для общего пользования, но не обязывающихся корреально; например, дорожную карету для общего путешествия. В случае растраты этой вещи с общего согласия положение должников, конечно, будет то же, что и в рассмотренном нами случае поклажи. Но от наемщиков и ссудопринимателей требуется еще diligentia, важное последствие которой есть обязанность вознаградить за утрату украденной вещи; и по общему правилу каждый из должников может посредством этой diligentia предотвратить кражу. Предполагая, что в этом случае вещь похищена третьим лицом, каждый обязывается к ответственности in solidum на том основании, что каждый подлежит упреку в допущении всего ущерба вследствие неисполнения возложенной на него diligentia, которая от каждого требуется не в половину, а в целости. Зато каждый из них имеет actio furti против похитителя[355]355
  L. 5, § 15; L. 6; L. 7 pr. comm. (13. 6).


[Закрыть].

С. Приведенными случаями объясняется следующее очень важное юридическое отношение. Когда многие соопекуны отправляют обязанности сообща, то по правилу всякий из них отвечает перед пупиллом в своей части; но обстоятельства могут установить между ними солидарное отношение даже вследствие вредных действий одного из соопекунов, так как другой был обязан и мог надлежащею бдительностью предотвратить ущерб, точно так же как в вышеприведенном случае всякий из нанимателей кареты мог предотвратить похищение. Следовательно, к каждому из соопекунов может быть предъявлен иск в полном составе и платеж его освобождает прочих соопекунов[356]356
  О солидарной ответственности опекунов вообще, которая может быть удовлетворительно исследована только в учении об иске, ср. Ribbentrop, § 9, 10 и Rudorff. Vormundschaft, § 161. Actio pro socio не может здесь иметь места, так как соопекунские отношения вообще не основаны на договоре.


[Закрыть].

Солидарная ответственность соопекунов наступает, разумеется, и в случае, когда претензия пупилла основывается на общей недобросовестности опекунов, но здесь возбуждается еще особенное сомнение. По XII таблицам для этого случая существовал специальный иск – de rationibus distrahendis, имевший целью двойную стоимость растраченного. По-видимому, это был двусторонний уголовный иск, при котором платеж одного в силу изложенных принципов не должен был освобождать других соопекунов (прим. е). Тем не менее, здесь должно было иметь место освобождение, которое объясняется тем, что при этом иске двойная стоимости понималась не в смысле чистого наказания, а скорее в смысле высшего интереса actio tutelae, оцененного произвольно ради интересов обманутого пупилла. Значит, это была тоже actio tutelae, только соединенная с двойной condemnatio, предоставляемой на произвол истца[357]357
  L. 1, § 21, 22; L. 2, § 1, L. 15 de tutelae (27. 3); L. 55, § 1 de admin. (26. 7).


[Закрыть].

Сравнивая изложенные случаи (поклажу, наем, ссуду и опеку) с односторонними уголовными исками, мы находим в них совершенно одинаковые последствия. И здесь веритель может требовать от каждого должника полного удовлетворения; и здесь платеж одного освобождает прочих должников; и здесь, наконец, все другие способы погашения обязательства производят общее и решительное влияние настолько, насколько они являются истинными суррогатами платежа.

С изложенными нами контрактными отношениями очень часто сближают другие, совершенно отличные от них, имеющие еще меньше сходства с истинными корреальными отношениями. Таково отношение доверителя, поручающего другому дать взаймы денег третьему лицу и становящегося вследствие этого в положение, аналогичное с поручителем. Главные правила этого отношения следующие. Когда главный должник уплачивает, доверитель освобож дается, так как ущерба больше не существует[358]358
  L. 27, § 5 mand (17. 1); L. 13; L. 71 pr. de fidej. (46. 1); ср. об этом случае Ribbentrop, § 12.


[Закрыть]. Многие независимые друг от друга доверители ответствуют in solidum; платеж одного освобождает других по изложенным выше основаниям; напротив, когда иск предъявляется к одному из доверителей и он даже оправдывается[359]359
  L. 52, § 3 de fidej. (46. 1).


[Закрыть], прочие не освобождаются. Платеж одного доверителя не освобождает главного должника, так как между ними не существует никакого юридического отношения[360]360
  L. 28 mand. (17. 1); L. 13 de fidej. (46. 1); L. 95, § 10 de sol. (46. 3).


[Закрыть]. Итак, ясно, что этот случай представляет весьма отдаленную аналогию с корреальным отношением.

§ 21
III. Лица в обязательстве. B. Корреальное обязательство. Случаи ненастоящей корреальности. (продолжение)

Д. Так называемые actiones adjectitiae qualitatis[361]361
  Основательно исследует эти случаи Keller. Litiscontestatio, § 49, 50, 51.


[Закрыть].

Последний класс случаев ненастоящей корреальности обнимает собою разряд исков, которые могут быть предъявлены против другого лица, как настоящего должника, независимо от обыкновенного иска, возникающего из обязательства. Два из этих исков принадлежат к сфере таких торговых отношений, где должник ведет чужие дела; другие же предполагают зависимость должника от семейной власти отца или хозяина. Вот эти иски:

Actio exercitoria и institoria.

Actio de peculio, de in rem verso, quod jussu, tributoria.

Когда судохозяин (exercitor) сам не ведет операцию оснащения корабля, а поручает ее представителю (magister, капитан), который и вступает по этому поводу в сделки, не выходящие за пределы его полномочий, то этот последний и будет прямым и истинным должником; но в силу этих сделок и сам судохозяин обязан отвечать в качестве должника по иску, который называется exercitoria actio. Следовательно, кредитор имеет право выбора между двумя исками против разных лиц по одному и тому же предмету[362]362
  L. 1, § 17, 24; L. 5, § 1 de exerc. (14. 1). В последнем из этих мест юридическое отношение выражено так: «hoc enim edicto non transfertur actio, sed adjicitur». ^c L.1, § 25; L. 2; L. 3; L. 4, § 1; L. 5, § 2 de exerc. (14. 1).


[Закрыть]. В этом именно и заключается несомненная аналогия рассматриваемого юридического отношения с корреальным обязательством, и аналогия эта становится еще более очевидной, когда многие хозяева одного корабля поручают управление одному magister’y: тогда exercitoria actio может быть предъявлена in solidum против каждого хозяина порознь[363]363
  L. 1 pr.; L. 7, § 1 de instit. (14. 3).


[Закрыть].

Точно такое же юридическое отношение представляется и в том случае, если предприниматель какой-либо промышленной операции (торговля, фабрика, земледелие и т. п.) поручает ее управляющему (institor), который заключает сделки в пределах полномочий. Кредитору принадлежит право выбора: обратиться с обыкновенным договорным иском к institor’у или к самому предпринимателю с таким же иском под именем institoria actio. Если же операция начата многими предпринимателями, избравшими сообща institor’a, то каждый из них обязан отвечать по иску in solidum[364]364
  L. 13, § 2 de instit. (14. 3).


[Закрыть].

Далее. Если договор заключает раб или сын, состоящие под властью, то прямым должником является он сам, а если ему был прежде доверен пекулий, то иск по договору может быть предъявлен к домовладыке с прибавкою: de peculio, так что кредитор имеет, так сказать, двух должников, и может к одному из них предъявить иск по своему выбору[365]365
  L. 44, 45 de peculio (15. 1).


[Закрыть]. Аналогическое последствие мы видим и в иске de in rem verso, quod jussu, tributoria.

Положение, по которому кредитор в подобных случаях должен прежде всего преследовать прямого должника, следует, по отношению к римскому праву, понимать в связи с общею ограничительною оговоркою, чтобы главный должник не был рабом – обстоятельство, которое могло иметь место при всяком из названных нами исков; раб вообще не подлежал иску и мог быть должником только в неисковом обязательстве (§ 10, b, g). Сверх того, всякий из перечисленных исков предполагает особенные условия и ограничения, которые будут подробно разобраны в своем месте; здесь же все эти юридические отношения рассматриваются только с одной стороны: насколько они представляются (настоящими или кажущимися) корреальными обязательствами; на этот именно вопрос мы и должны теперь ответить.

Мы уже признали одну аналогию каждого из изложенных отношений с корреальным обязательством: кредитор имеет перед собою двух лиц и от каждого из них, по своему выбору, может требовать весь долг.

К этому мы можем прибавить еще другую: с уплатою долга одним должником оба освобождаются. Само собою разумеется, что главный должник может уплатою совершенно погасить долг; но то, что и другой должник имеет на это право, также не подлежит сомнению, так как даже всякое постороннее лицо может погасить долг уплатою, произведенною с этой целью[366]366
  L. 23, 53 de sol. (46. 3), L. 39 de neg. gestis (3. 5).


[Закрыть].

Сделаем еще шаг вперед, и пред нами откроется аналогия, которой мы не могли найти при предыдущих случаях (§ 20).

Когда одному из возможных здесь исков предшествовала litiscontestatio, то оба иска прекращались в силу процессуального погашения независимо от последствий процесса. Причина такого явления была, впрочем, чисто случайная. Она заключалась просто в том, что intentio обоих исков обозначалось одними и теми же словами и должно было выражать имена одних и тех же лиц[367]367
  Keller в указанном месте. Все это юридическое отношение развито им особенно наглядно посредством комбинации на стр. 429 формулы actio de peculio с actio de in rem verso в приложении к одному и тому же случаю.


[Закрыть].

Несмотря, однако, на эти аналогии, мы приходим к тому заключению, что перечисленные иски, в сущности, не содержали в себе корреальности.

Собственно обязательство существовало только для вступившего в договор (magister, institor, сын, владевший пекулием). Наступление всякого из исчисленных нами выше способов погашения обязательства (§ 18, 19) прекращало и это обязательство безусловно, исключая всякую дальнейшую возможность предъявления подобного иска. Сюда относятся и способы погашения, основанные на простой воле. Таким образом, если кредитор вследствие акцептиляции прекратил взыскание долга с institor’a, то уже не существовало самого долга, который бы мог быть взыскан с самого хозяина посредством institoria actio; точно так же, когда состоялась и новация[368]368
  Это положение прямо выражено в L. 13. § 1 de instit. (14. 3): «Meminisse autem oportebit, institoria dominum ita demum teneri, si non novaverit quis eam obligationem vel ab institore, vel ab alio novandi animo stipulando».


[Закрыть], независимо от того, повела ли она к удовлетворению кредитора или нет. Но не следует этого утверждать в обратном смысле. Акцептиляция кредитора, относящаяся к предпринимателю, не имела бы смысла, так как последний не был собственно должником, а обязан был только ответствовать по чужому иску; так же и новация, совершенная с предпринимателями, могла освободить institor’a в том только случае, когда она представлялась суррогатом уплаты и не представлялась простой формальностью (подобно акцептиляции). По всем этим основаниям так называемые actiones adjectitiae qualitatis должны быть, следовательно, причислены к случаям ненастоящей корреальности. Нельзя не согласиться, что это положение представляет больше теоретический интерес, нежели практический; а потому и полемика с писателями, которые желали бы видеть здесь истинную корреальность, не может дать ничего серьезного и полезного. Против них достаточно заметить, что во всех исчисленных случаях нельзя было бы приискать ни одного твердого аргумента для признания возникновения корреальности путем закона, т. е. помимо воли должника (§ 17, а), так как почти во всех случаях рассмотренного нами класса обязательству предшествует ясно выраженное согласие второго должника. Судохозяин и фабрикант вследствие установле ния magister’a или institor’a ясно выразили согласие ответствовать по искам, возникшим из договоров последних; точно так же и отец, доверяющей своему сыну пекулий (actio de peculio и tributoria) или поручающий ему какую-либо отдельную операцию (quod jussu). Таким образом, сомнительною представляется только разве actio de in rem verso, но, состоя в специальной связи с общими принципами права, она не может изменить самый принцип образования корреальных обязательств.

§ 22
III. Лица в обязательстве. В. Корреальное обязательство. Практическое значение этого юридического института

До сих пор мы рассматривали римский институт корреального обязательства и некоторые родственные с ним институты в том виде, как они представляются в источниках. Теперь необходимо, во-первых, дополнить это учение в одной из важнейших и труднейших его сторон и затем исследовать отношение к нему действующего права.

Для успешного достижения этой двойной цели следует бросить взгляд на главную часть учения; тогда выяснится истинное практическое значение института и можно будет в изложенных положениях отделить существенные от несущественных.

Окидывая общим взглядом перечисленные последствия корреального обязательства (§ 18, 19), мы увидим в них много оригинального и даже загадочного. С одной стороны мы замечаем особенную власть и произвол кредитора, с другой – некоторую опасность, возникающую из случайных обстоятельств, поражающих не только должников, но и кредиторов. Из многих корреальных кредиторов один может получить весь долг в свою пользу, а другие теряют свои права; из многих должников один может быть принужден к уплате всего долга без участия других. Возможно также, что вследствие неосторожного предъявления иска корреальная претензия погибает безусловно по отношению ко всем должникам. Все эти обстоятельства обращают, по-видимому, весь институт почти в игру случая, распределяющую выигрыш и проигрыш слепо, без всякого внутреннего основания.

Но было бы грубым заблуждением смотреть на этот возможный результат как на истинную цель и практическое применение института. Все указанные последствия вытекают просто из неизбежной юридической логики и чужды истинному смыслу и цели последнего. Перспектива опасностей может внушать особенную и совершенную предусмотрительность как в момент вступления в корреальное обязательство, так и во время пользования правами, вытекающими из него. С одной стороны, взаимное личное доверие участвующих лиц, с другой – известные дополнительные и обеспечивающие договоры в состоянии если не вполне предотвратить их, то, по крайней мере, уменьшить. Очень легко в общих чертах и точно указать на истинное практическое значение корреального обязательства сравнительно с обязательственным отношением, разделенным подольно между многими лицами: оно дает кредитору более широкое право при взыскании своего долга.

Это широчайшее право кредитора проявляется в пассивном корреальном обязательстве (т. е. в употребительнейшем и важнейшем случае) в двояком направлении: во-первых, в том, что из многих должников он может выбрать одного, имущество которого представляет большую гарантию в исполнении; во-вторых, в том, что он может достигнуть своей цели одним иском, т. е. легчайшим и удобнейшим способом, тогда как в противном случае он должен был бы вести множество исков против различных должников, живущих, быть может, вдали один от другого; таким образом, он сберегает время, труд и деньги. Наконец, этот особенный способ взыскания вполне зависит от кредитора, имеющего неограниченное право пользоваться им или предпочесть ему взыскание долга по частям, как по обязательству совокупно-долевому (§ 18, b).

То же должно сказать и об активном корреальном обязательстве с тем только естественным различием, что в нем цель легчайшего и удобнейшего преследования должника есть исключительная.

Весьма важно принять за непреложный принцип то, что истинное значение института корреального обязательства определяется исключительно указанными двумя целями: гарантией и удобством осуществления права[369]369
  Несомненное указание на эти две цели корреального обязательства находится в приведенном уже выше (§ 18, b) месте из Марцелла в L. 47. loc. (19. 2). Это место говорит о корреальном обязательстве, основанном на консензуальном контракте, – случай, принадлежавший, вероятно, к позднейшему развитию института и потому по своим последствиям не вполне сходный с первоначальными случаями (стипуляция). Но не было сомнения, что и в этом случае кредитор должен был иметь высшую гарантию, что, следовательно, за несостоятельного платил состоятельный должник. Однако некоторые юрисконсульты, по-видимому, не признают за этим кредитором права на более удобное взыскание путем одного иска, направленного к должнику по выбору, коль скоро другие содолжники так же состоятельны. Сам же Марцелл держится другого мнения и безусловно признает за этими корреальными кредиторами оба преимущества корреального обязательства (гарантию и удобство преследования), так как эти преимущества, как известно, никогда не оспаривались у первоначальных (стипуляционных) корреальных кредиторов.


[Закрыть]. Пока обе эти цели, составляющие исключительную привилегию кредитора, находятся в безопасности, можно в интересах справедливости допускать здесь некоторые модификации то путем соглашения, то применяя более общие нормы права, лишь бы непоследовательность не служила в ущерб самому существу института. Все сказанное относится к настоящим корреальным обязательствам. Хотя от них случаи ненастоящей корреальности и отличаются, тем не менее при установлении определяющих их юридических норм служила руководством та же точка зрения. Само собою разумеется, что принцип, по которому всякий из соучастников общего преступления обязывается к солидарному возмещению убытков, вовсе не вытекает из убеждения, что каждый из участников есть на самом деле единственный виновник всего вреда (требовавшего, быть может, соединенных сил всех), но обусловливается именно желанием обеспечить потерпевшему вернейший и удобнейший способ к возмещению ущерба, – привилегия, на которую последний имеет несомненное право. Вот почему взгляд некоторых писателей на настоящее и ненастоящее корреальноё обязательство как на случаи с практической точки зрения различные представляется нам неосновательным[370]370
  Это замечание не умаляет ни точности, ни значения признаваемого и мною различия между настоящим и ненастоящим корреальным обязательством. Оно должно служить только предостережением против преувеличения последствий этого различия, которое мы находим, например, у Шрётера, стр. 431–433.


[Закрыть]. Для большей наглядности и убедительности этого положения необходимо бросить взгляд на отношения действительной жизни, в которых обыкновенно проявляется корреальное обязательство. Это даст нам возможность ответить на вопрос, который мы поставили выше (§ 16), но с намерением оставили открытым: о принципе римского права, по которому всякое обязательство многих и верителей, и должников следует считать касающимся, по общему правилу, каждого из них только в известной доле, и по исключению только может относиться к каждому из них безраздельно (in solidum), а именно когда свободная воля участвующих лиц устанавливает такое специальное отношение. Исследование покажет нам, основывается ли выставляемое коренное отношение правила и исключения на внутренних принципах и, следовательно, может ли оно требовать своего признания в неизменном виде и в действующем праве?

Когда собственник участка земли отдает его в аренду двум лицам за тысячу рублей в год, то он предоставляет каждому из них половину преимуществ, которые могут быть извлечены из пользования землею. Естественный эквивалент этого преимущества тот, что каждый из арендаторов платит ему 500 руб., так как каждый из них получает эту именно сумму через посредство собственника.

Совершенно то же самое и при продаже участка земли двум лицам за десять тысяч рублей; каждый из покупателей получает ценность в пять тысяч и должен уплатить эту сумму в виде естественного эквивалента за полученную им выгоду. Вот еще вполне тождественный случай: некто отдает взаймы двум лицам сто рублей; каждый из должников получает в действительности ценность в 50 руб., и обязанность, возникающая из получения этой суммы, состоит в том, что каждый из них должен будет впоследствии заплатить 50 руб.

Чем объяснить установление корреальности во всех этих случаях? Конечно, не соображением, что будто каждый из должников будет пользоваться ценностью большею, нежели мы указали, а тем, что кредитор, в видах гарантии и удобства, находит для себя выгодным заменить естественное обыкновенное обязательство искусственною оговоркою, на которую согласны и должники. Таково истинное практическое значение института, все остальное в нем есть только юридическая последовательность, а не прямая его цель. Риск и убытки, сопряженные с таким отношением, кредитор принимает на свой страх потому, что только этим он достигает указанных выгод; должники соглашаются на них потому, что кредитор желает вступить с ними в договоры аренды, купли или займа не иначе, как под этим условием. Этот обзор служит полнейшим подтверждением коренного отношения в римском праве правила к исключению. Таким образом, корреальность не может быть рассматриваема как нечто несправедливое и исключительное; упрек такого рода вполне устраняется тем соображением, что стороны вступают в корреальное отношение добровольно. Вместе с тем необходимо признать, что корреальность не устанавливает обыкновенного юридического отношения и никогда не подразумевается сама собою, но может быть обусловлена специальною волею лиц, вступающих в обязательство, в смысле искусственной оговорки.

Для полноты обзора необходимо сделать еще следующее замечание. В указанных нами случаях может иметь место товарищество должников, когда, например, арендаторы или покупщики желают пользоваться выгодами и обрабатывать участок земли сообща, или когда должники употребляют занятую ими сумму в 100 руб. на общее предприятие. Это побочное обстоятельство чуждо корреальному отношению, безразлично для кредитора и может быть даже неизвестно ему. Возможно представить себе еще комбинацию такого рода, что участок земли разделен на части и обрабатывается каждым арендатором особо на его собственный счет, или что он приобретен каждым покупателем пополам в виде исключительной собственности; или, наконец, что каждый из дольщиков по займу получает и употребляет для своих особенных целей 50 руб. Во всех этих случаях каждый должник имеет в общем долге свой собственный частичный интерес и вступает в тягостное для него солидарное отношение по долгу только потому, что этого требовал кредитор. Внимательное рассмотрение показывает, что сущность дела представляется здесь так, будто каждый должник обязался одной половиною долга и сверх того принял на себя поручительство за своего сотоварища в другой половине. Но это отношение мы не можем назвать ни поручительством, ни применять к нему специальные юридические нормы fidejussio, так как для них требовалась совершенно иная юридическая форма (именно более благоприятная для кредитора)[371]371
  Римляне имели три вполне определенные формы поручительства, но не пользовались только ими исключительно (Gajus III, § 116). У нас заключение договора такого рода без употребления выражений поручитель, поручительство, сопряжено с затруднениями. Сущность дела в том, что из самого договора должно быть видно акцессорное обязательство, т. е. намерение поручителя гарантировать постороннюю для него сделку. Этого-то и не видно из договора, о котором говорится в тексте.


[Закрыть]. Однако цель содолжников и их взаимные отношения могут быть на самом деле объяснены только таким образом. Следовательно, как обыкновенный поручитель состоит к главному должнику в отношении доверенности и при этом предполагается, что главный должник знает о поручительстве и не возражает против него, хотя и не выражает своей воли ясно и положительно[372]372
  L. 6, § 2, mand. (38. 5); L. 1, § 19, si quid in fraud. (38. 15).


[Закрыть], точно так же каждый из двух арендаторов уполномочивает другого на солидарное обязательство, так как только под этим условием мог состояться арендный договор.

Теперь сделаем еще шаг вперед и предположим, что один из двух корреальных должников не имеет никакого особенного интереса в сделке и на самом деле становится корреальным должником только по видимому и единственно с целью установить поручительство. Например А берет взаймы сто рублей, а В (не получая никакой доли из этой суммы) вступает в договор в форме обыкновенного корреального обязательства. Впрочем, я не думаю, чтобы римляне, при их строгом уважении к формам, прибегали к приемам такого рода; они воспользовались бы в этом случае простою fidejussio; по крайней мере, я не знаю ни одного места, где бы упоминалось о таком приеме[373]373
  Единственное место, которое можно было бы еще привести в доказательство этой мысли, находится в L. 18, ad Sc. Vell. (16. 1). Но оно должно быть отнесено скорее к expromissio – случаю, совершенно отличному от приведенного в тексте, так как expromissio сама есть истинная intercessio, а потому также подпала под запрещение Sc. Vellejanum, ср. L. 19 de nov. (46. 2).


[Закрыть]. Поэтому мы имеем право признать, что при пассивной корреальности должник всегда имел хотя бы частичный интерес в общей юридической сделке[374]374
  Следовательно, нельзя одобрить взгляд многих писателей, считающих этот случай специальным и имеющим особые последствия; напротив, на него надо смотреть как на общий случай. Первого взгляда держится, например, Schröter в Linde’s Zeitsehrift, т. 6, стр. 427.


[Закрыть].

Подобное же и даже более простое рассмотрение выяснит нам значение активной корреальности в действительной жизни. Когда два общих собственника какого-либо недвижимого имения отдают его в аренду или продают третьему лицу, то последнее становится, без сомнения, должником каждого собственника только в части, то есть пропорционально той доле имения, какую предоставил должнику каждый из кредиторов. Точно так же в случае, когда двое сообща отдают взаймы известную сумму денег третьему лицу. При этом, в виде исключения, возможна оговорка, что право, вытекающее из договора, может быть отыскиваемо каждым кредитором солидарно. Мотивом к такой оговорке может послужить, например, частая и поочередная отлучка каждого из кредиторов по своим делам; в этом случае присутствующий находит в корреальном отношении легкий и верный способ заботиться о правах отсутствующего. Далее, такое отношение совместно и с товариществом, и без него. Два капиталиста вкладывают свои капиталы в общую кассу с целью отдавать их под проценты, подобно товарищам. Но они могут также и помимо товарищеских отношений соединить свои деньги в один капитал для отдачи его взаймы третьему лицу и установить, согласно указанному выше мотиву, активную корреальность. В этом последнем случае существование между ними взаимного договора доверенности представляется еще более очевидным, нежели в случае пассивной корреальности, о которой мы говорили выше.