Текст книги "Обязательственное право"

§ 14
II. Виды обязательств. Civilis и naturalis obligatio. Действующее право

В заключение нам остается исследовать положение naturalis obligatio в действующем праве.

Выше, при изложении частных вопросов, мы видели уже, что предмет этот породил множество заблуждений у новейших писателей. Но еще вреднее были ложные принципы, господствовавшие в этой области прежде и потерявшие значение только в новейшее время.

Сюда относится, во-первых, воззрение, приписывавшее всякой обязанности, возникающей из права естественного, полную силу и в области гражданского права, если только эта обязанность прямо не противоречила положительному праву или не ослаблялась им в своей действительности. Воззрение это основывалось на полном незнакомстве с римским понятием о jus gentium (в связи с naturalis ratio). Последнее римляне считали также положительным правом, отличающимся от jus civile по чисто историческим причинам.

Затем укажем на другого рода воззрение, часто, впрочем, совпадающее с предыдущим. Это теории нравственных обязательств (обязанности совести), которым закон иногда по произволу давал силу юридических[234]234
  Об этих прежних воззрениях ср. Puchta, Pandekten, § 237, прим. d.


[Закрыть].

Значение изложенной теории должно быть признано в общих чертах и в новейшем праве, хотя большая часть приведенных выше случаев сделалась неприменимою по разным причинам[235]235
  Такого же взгляда держится и Unterholzner 1, § 9.


[Закрыть].

Неформальный договор (№ 1) не может более считаться источником простой naturalis obligatio, потому что в действующем праве, как мы увидим ниже, он имеет иск. Юридические отношения, обусловленные рабством (№ 3, 4), потеряли для нас значение, как и наказание из jus iniquum (№ 12) – мера, тесно связанная с римским государственным устройством. Capitis deminutio со всеми ее осо бенными последствиями (№ 8) и процессуальная давность (№ 11) вышли из употребления еще при Юстиниане.

Из случаев, существующих и теперь, многие применяются очень редко, а потому имеют небольшое практическое значение.

Важнейшими из них для практики настоящего времени могли бы считаться еще давность личного иска (№ 10) и незаконное освобождение действительного должника (№ 9). Но последний случай уже в римском праве имел весьма ограниченное значение (§ 11). Сверх того, удовлетворительному приложению того и другого препятствуют следующие обстоятельства. Во-первых, многочисленные контроверзы писателей, затрудняющие судей на практике; отсюда необходимость большего, сравнительно с существующим у нас, распространения науки права путем основательного преподавания. Далее, весь этот институт получил весьма жалкий вид вследствие исчезновения многих случаев, между прочим именно тех, которые дали бы naturalis obligatio почетное место, особенно в области бытовой, не юридической. Я говорю о неформальных договорах и об отношениях, вытекающих из рабства, которые благодаря своему частому приложению к действительной жизни были особенно известны и способны к популяризации.

Бросая общий взгляд на все предшествующие замечания, мы находим, что нет никакой необходимости изменять в этом отношении наше общее право[236]236
  Под общим правом автор разумеет здесь, как и во многих других местах, римское право Corpus juris civilis. – прим. пер.


[Закрыть] законодательным путем, и что от введения всего этого института нельзя ждать никакого важного и благодетельного влияния на практическую жизнь. Даже в области процесса, где законодательная реформа представляется наиболее необходимою и полезною, и здесь едва ли может быть усвоен или сохранен институт римского права. Без сомнения и в этом случае для обеспечения в практике однообразия получат предпочтение нормы более простые и легче распознаваемые.

Более важный случай применения римской naturalis obligatio, заслуживающий и теперь еще самого серьезного внимания, представляется в неформальном договоре, хотя не в области общего права, так как мы уже заметили, что особенный характер nudum pactum, в противоположность стипуляции, потерял для нас значение, но там, где новое законодательство требует от договоров положительной формы – обстоятельство возможное как в странах, где всецело действует римское право, так и в странах, где оно потеряло силу. В этом-то случае и является настоятельная необходимость внимательного исследования и точного определения последствий несоблюдения предписанной формы, и для этой цели можно было бы с успехом воспользоваться учением о naturalis obligatio, развитым в римском праве, и прийти к удовлетворительному разрешению вопроса. Во всяком случае, независимо от того, будут ли удержаны те правила или заменены другими, необходимо дать себе отчет в той практической потребности, которая требует удовлетворения. Если вопрос о последствиях несоблюдения формы остается нерешенным, или если закон изобилует отдельными предписаниями, не только не связанными между собой, но даже противоречащими друг другу, жалкое положение практики неизбежно. Судьи, предоставленные самим себе, принуждены будут обращаться за помощью к писателям по общему праву, случайно попавшим им под руку, и волей-неволей следовать указанным выше ложным воззрениям на римское учение о naturalis obligatio.

Вывод наш объясняется и подтверждается двумя примерами. Французский кодекс требует от всех договоров, превышающих ценностью своего предмета 150 франков, письменной формы; при отсутствии последней договор не может быть доказываем свидетельскими показаниями, и за этим следует отказ в иске[237]237
  Code civil. art. 1341–1348.


[Закрыть]. Таким образом, кодекс создал новый вид неформальных контрактов (аналогичный римскому nudum pactum, в противоположность стипуляции), но совсем не определил тех ограниченных последствий, которые могли бы из него возникнуть. В другом случае кодекс допускает обратное требование – indebitum[238]238
  Code civil. art. 1235; art. 1376–1381.


[Закрыть], прибавляя: La répétition n’est pas admise à 1’egard des obligations naturelles qui ont été volontairement acquittées. А так как, насколько мне известно, кодекс нигде не определяет понятия obligation naturelle, то, наверное, можно ожидать, что судья будет руководствоваться и римским учением о naturalis obligatio, хотя с этой точки зрения выражение volontairement acquittées выбрано неудачно, так как оно, по-видимому, обозначает скорее платеж при сознании несуществования долга. Также весьма вероятно (хотя это нигде и не выражено), что на долг выше 150 франков, возникший из словесного договора, следует смотреть как на obligation naturelle, и, следовательно, судья должен обсуждать подобный долг, как римляне обсуждали nudum pactum.

Прусский кодекс изобилует гораздо большим числом отдельных определений и все-таки дает место большим сомнениям и недоразумениям.

Вообще он запрещает обратное требование всякой уплаты, в основании которой лежала какая-либо нравственная, несовершенная обязанность[239]239
  A. L. R. 1. 16, § 178, 179. Находится в связи с введением к § 86, где идет речь о несовершенных правах, т. е. не производящих ни исков, ни возражений.


[Закрыть]. Это определение совпадает с ошибочным воззрением древних писателей на римскую naturalis obligatio и ведет, при буквальном понимании, к (трудно допустимому) заключению, что деньги, уплаченные вследствие ошибочного предположения долга, не подлежат возврату, если только отдавший их был обязан уплатить такую же сумму (например, доставлять алименты) вследствие сострадания или благодарности. Сверх того, прусское законодательство постановляет, что все договоры, имеющие своим предметом ценность выше 50 талеров, должны быть заключаемы письменно, вследствие чего словесные договоры получают аналогическую природу с римским nudum pactum[240]240
  А. L. R. 1. 5, § 131. Основанием этого предписания послужил (еще более строгий) указ от 8 февраля 1770 г. (N. С. С. Т. 5, ст. 6669).


[Закрыть]. Это предписание строже римского определения в том отношении, что оно не освобождает от необходимости этой формы консенсуальные контракты и даже контракты реальные, за исключением одного займа[241]241
  A. L. R. 1. 11, § 727. Указ 1770 г., § 2. 6 не исключил даже займа (что непонятно); он допустил только виндикацию монет, остававшихся еще на лицо.


[Закрыть].

Если мы взглянем теперь на последствия несоблюдения этой формы, а следовательно, и существующую в данном случае naturalis obligatio, то найдем определение, что только целостное исполнение договора обеими сторонами, и по отношению к движимым вещам восполняет собою недостаток формы и устраняет всякий спор; откуда следует, что исполнение одностороннее или неполное, или по отношению к недвижимости, всегда влечет за собою обратное требование отданной вещи[242]242
  A. L. R. 1. 5, § 146, 147. Последствие из этого принципа, выраженное в тексте, отчасти признано там же, § 161.


[Закрыть]. С этим определением, однако, трудно согласить тот общий принцип, по которому существование чисто нравственного обязательства достаточно для исключения обратного требования (прим. е), так как нравственная обязанность исполнить словесный договор едва ли может подлежать какому-нибудь сомнению. Точно так же и в другом месте обратное требование уплаченного вследствие только несоблюдения узаконенной формы прямо запрещается и запрещение это основывается именно на существовании нравственной обязанности[243]243
  A. L. R. 1. 16, § 184, где (совершенно последовательно) есть ссылка на § 178.


[Закрыть].

Таким образом, едва ли возможно признать во всем этом учении какую-либо внутреннюю последовательность, и прямое приложение изложенных выше принципов римского права могло бы дать более удовлетворительный результат[244]244
  О взгляде прусского законодательства на это учете ср. Koch, Obligationen, 1, § 3, и Koch, Preussisches Recht, II, § 453, где неудобства взгляда прусского права на это учение доказываются практическими случаями.


[Закрыть].

§ 15
Лица в обязательстве. А. Определение лиц

Третий момент, требующий подробного рассмотрения для понимания обязательства (§ 2) – это лица, участвующие в обязательстве и названные выше верителем и должником.

Многие важные вопросы по поводу лиц касаются не обязательств вообще, а только обязательств, возникающих из договоров, и потому уместнее будет рассмотреть их не здесь, а в связи с дого ворами как важнейшим источником обязательств (гл. 2). Здесь же из всего исследования о лицах нам остается разрешить два вопроса:

A. Определение лиц.

B. Участие нескольких лиц на одной стороне обязательства.

А. Определение (Bestimmungsart) лиц, участвующих в обязательстве в качестве верителя и должника, находится в тесной зависимости с более общим исследованием о связи юридических отношений вообще с определенным лицом[245]245
  System, т. 2, § 103.


[Закрыть], изложенным в другом месте.

Как в юридических отношениях вообще, так и в обязательствах, правильное отношение между субъектами права установляется вследствие известного факта, касающегося определенного индивидуума, т. е. вследствие активного или пассивного человеческого действия, непосредственно связанного с определенными лицами, становящимися благодаря ему субъектами обязательства.

Но рядом с этим нормальным отношением стоит другое, анормальное, более искусственное, основанное на каком-либо общем св ойс тв е, совместном с самыми разнообразными индивидуумами.

Применяя эти соображения к обязательственному праву, мы увидим, что такое ненормальное отношение установляется преимущественно по поводу какой-либо вещи (Sache). Тогда право собственности на эту вещь, или какое-либо вещное право на нее, или владение этой вещью и будет свойством, определяющим положение верителя или должника, а быть может и обоих субъектов обязательства, хотя все эти отношения сами по себе вполне чужды существу обязательства.

В римском праве это искусственное отношение не имело частого применения и большого значения. В самой развитой форме оно встречается при пользовании, где рядом с вещным правом стоит отличное от него обязательство между владельцем права и собствен ником[246]246
  Ср. в особенности заголовок Дигест: usufr. quemadm. cav. (7. 9).


[Закрыть]. Это обязательство независимо от первоначального установления пользования, а потому его нельзя считать последствием договора, из которого могло возникнуть пользование. Напротив, оно приложимо ко всякому лицу, к которому когда-либо может перейти право собственности или пользования, хотя бы даже в силу последующих событий (например, давности) произошла полная перемена в лицах, владевших первоначальными правами. Подобные обязательственные отношения, связанные, с одной стороны, с собственностью, с другой – с jus in re, мы находим в эмфитевзисе и гипотеке. Более отдаленное применение этого искусственного отношения встречается в римском праве при actiones in rem scriptae, где положение должника и в то же время ответчика является простым последствием владения вещью, т. е. полуфактическим и полуюридическим отношением, в сущности, вполне чуждым обязательству[247]247
  System, т. 5, § 208.


[Закрыть].

Эти искусственные отношения получили обширное развитие и большое значение в немецком праве, а именно в реальных повинностях (Reallasten) и ленных правах (Bannrechte). Здесь отношение верителя и должника (и даже одновременное положение обоих лиц в качестве кредитора и должника) обусловливается чисто случайною связью, чуждою существу обязательства, причем отношение это вместе со связью переходит и на другие лица, совершенно независимо от правил, нормирующих переход обязательств. Тем не менее подобные юридические отношения остаются настоящими обязательствами, отличительный характер которых состоит единственно в связи права, обязанности, или того и другого вместе с определенными лицами[248]248
  Когда крестьянское имение должно ежегодно выплачивать подать деньгами или зерном, или же отправлять известные повинности – это составляет чистое обязательство. Такие же обязательства могут быть установлены в других случаях между определенными лицами (и их наследниками). Но здесь они должны сохранять свою силу, с одной стороны, между каждым собственником имения, с которым связано право (как кредитором), а с другой, всяким собственником или наследственным арендатором (эмфитевтом как должником), без всякого отношения к способу, по которому тот или другой приобрели права на имущество.


[Закрыть]. Истинное существо их затемнено только терминоло гиею писателей, говорящих о субъективных и объективных вещных правах; эта терминология перешла и в новейшие законодательства[249]249
  Прусское A. L. R. 1. 2, § 125–130 определяет термины таким образом. Вещные права бывают двух родов: 1) по отношению к субъекту, которому принадлежат (в связи с вещью); смотря по предмету они могут быть или чисто личными, или вместе с тем и правами на вещь; 2) по отношению к предмету; смотря по субъекту, которому принадлежат, права эти могут быть или чисто личными, или вместе с тем и вещными. Права второго рода называются правами на вещь, к ним только и относятся законы, говорящие о вещных правах без других прибавлений. Если эта терминология, против ожидания, произвела немного недоразумений, то единственно потому, что при изложении отдельных прав к ней прибегали сравнительно редко.


[Закрыть].

Некоторые из указанных нами случаев представляются в известном отношении особенно важными; они связаны не с обязательствами вообще, а единственно с обязательственными соглашениями, поэтому мы рассмотрим их не здесь, а в связи с последними[250]250
  Сюда главным образом относится важное и трудное учение о бумагах на предъявителя.


[Закрыть] (глава 2).

§ 16
Лица в обязательстве. B. Корреальное обязательство. Введение

Источники

Inst. III, 16, de duobus reis.

Dig. XLV, 2, de duobus reis.

Cod. VIII, 40, de duobus reis.

Литер атур а

Ribbentrop. Lehre von den Correal – Obligationen. Göttingen, 1831 г.

Koch. Forderungen, т. 2, § 61–66. Lehrbuch, § 515–519.

Puchta. Pandekten и Vorlesungen, § 233–235. Cursus, § 263.

Vangerow, стр. 64–101.

Ср. System, т. 5, § 232, стр. 220–222; § 235[251]251
  В приведенных местах дан краткий очерк этого учения, по поводу конкуренции исков – юридического института, отличного от этого учения, но аналогичного с ним.


[Закрыть].

Природа обязательства предполагает существование двух лиц, стоящих во взаимном противоположении в качестве верителя и должника (§ 2).

Но факты, из которых возникает обязательство, могут быть такого свойства, что на стороне кредитора они будут относиться не к одному лицу, а одновременно ко многим; то же возможно и на стороне должника, и с обеих сторон вместе. Теперь следует определить последствия, вытекающие из такого свойства фактов.

Для подобных случаев необходимо принять за пра вило, что обязательство, представляющееся, по-видимому, единым, разлагается путем простого расчета на столько отдельных, независимых друг от друга обязательств, сколько лиц стоит на той или другой его стороне. Таким образом, если одно лицо обещает уплатить сто рублей двум лицам, стоящим на другой стороне обязательства, то это равносильно обещанию уплатить каждому из них по 50 руб. Точно так же если двое обещают третьему 100 руб., то это значит, что каждый обещает только 50 руб. То же самое, если два лица, имеющие общую собственность, отдают одному в арендное содержание имение, или один собственник отдает двум арендаторам, то для каждого из отдающих в аренду или для каждого из арендаторов возникает право и обязанности на одну идеальную половину, не касаясь другой[252]252
  L. 11, § 1. 2 de duob. reis (45. 2), L. 5 С. si certum (4. 2), L. 1. 2 C. si plures (7. 55). При этом, естественно, предполагаются обязательства делимые; такое свойство обязательств составляет преобладающее правило. Модификации, выступающие при обязательствах неделимых, могут быть выяснены только при изложении этого разряда обязательств (§ 34).


[Закрыть]. Общая черта обоих обязательств – случайное одновременное возникновение; внутренней связи у них нет никакой.

Волею участвующих лиц, в виде исключения, может быть, однако, установлено совершенно иное юридическое отношение, в котором одно и то же обязательство всецело и нераздельно будет относиться к каждому из многих верителей или должников. Рассмотрим подробно как фактические условия (источники происхождения), так и последствия этого исключения. Для предварительного и наглядного объяснения этого отношения необходимо отметить самую выдающуюся его черту. Она состоит в том, что каждый из многих верителей порознь может требовать цельного удовлетворения, и что уплата, произведенная одному из них, прекращает обязательство для всех; так же и от каждого из многих должников можно требовать полного удовлетворения, и уплата, совершенная одним, освобождает всех. Но необходимо остерегаться смешения, могущего произойти от превратного понимания этого отношения. Не следует думать, что везде, где замечается указанная нами характеристическая черта, неизбежно должно существовать и вышеупомянутое исключение, а именно одно и то же обязательство, всецело относящееся ко многим лицам. Напротив, эта черта может встретиться случайно и при обязательствах совершенно различных и независимых друг от друга[253]253
  Ribbentrop, первый основательно указавший на это различие (§ 5, 11, 27), обособляет оба приведенных случая выражениями: тождество (Identität) и солидарность (Solidarität) обязательств. Их можно различать также названиями: случаи настоящей и ненастоящей корреальности.


[Закрыть]. Римляне употребляли для обозначения юридического отношения, составляющего характер очерченного нами исключения, следующие термины. Веритель и должник, связанные в одно искусственное целое, называются duo rei[254]254
  Заглавие титула Дигест XLV, 2: de duobus reis coustituendis; так же в L. 3, § 1 того же заглавия и другие места. Reus вообще есть общее название для кредитора и должника (§ 3, о).


[Закрыть]. Для отличия верителя от должника одни их называли duo rei credendi, debendi[255]255
  L. 34 pr. de recept. (4. 8).


[Закрыть], или, так как стипуляция была самым обыкновенным источником упомянутого исключения, duo rei stipulandi, promittendi, но последние выражения употреблялись также и в приложение к другим договорам, кроме стипуляции[256]256
  L. 9 pr. de d. r. (45. 2). Об этих важных случаях мы сейчас поговорим подробно.


[Закрыть]. Один раз встречается еще в смысле того же юридического отношения выражение correus; из него новейшие писатели и образовали термин, весьма часто употребляемый: корреальные обязательства и корреальность[257]257
  Correus или Conreus в L. 3, § 3 de lib. leg. (34. 3). (Conreus в Flor., но также и в изданиях Вульгаты, например, Ven. 1477, correus у Галоандера). Произведенные отсюда термины – correalis и correalitas – в смысле латинских слов следует безусловно отвергнуть. Употребление же их в качестве огерманизированных слов не представляется непоследовательностью; употребляем же мы, например, слово реальность (Realität), хотя в латинской речи слово realitas и не существовало.


[Закрыть] (Correalschulden, Correalität); в смысле этого же термина говорят также о корреальности активной и пассивной, смотря по тому, представляется ли в подобной связи несколько верителей или должников. Сверх того, то же отношение часто обозначается выражением in solidum obligari[258]258
  L. 2 de d. r. (45. 2), § 1 J. eod. (3. 16) и некоторые другие места.


[Закрыть],но этот термин является весьма неопределенным. Он везде указывает на беспредельное целое в противоположность определенной части, происшедшей вследствие раздробления целого, изъятия из него, или, наконец, ограничения. Если, таким образом, выражение это представляется достаточно точным для обозначения изложенных личных корреальных отношений, то оно не менее точно и для обозначения отношений совершенно иного рода (прим. k.) и, наконец, для известных ограничений, не имеющих ничего общего с личным отношением многих верителей и должников. Так, им пользуются для выражения той мысли, что обязательство должника не ограничивается наличным объемом пекулия, пределами унаследованного имущества или его способностью к платежу; также и для выражения того, что должник не выговорил себе права освободиться от noxalis actio посредством noxae datio[259]259
  L. 44 de peculio (15. 1); L. 152, § 3; L. 157, § 2; de R. J. (50.17); L. 23, 25 de re jud. (42. 1); L. 2 pr. de nox. act. (9. 4).


[Закрыть]. Итак, термин этот там только выражает корреальное отношение, где дело идет о решении вопроса: существует ли в данном случае такое обязательство, или, напротив, обязательство, разделенное между многими лицами?

По-видимому таким же, а в сущности совершенно иным представляется отношение многих независимых обязательств, взаимно соприкасающихся по источнику происхождения и тождеству предмета. Когда двое совершают кражу сообща, то каждый несет полную ответственность, точно он воровал один[260]260
  Ср. ниже § 20, с. И для этого отношения также употребляется выражение in solidum obligari. L. 1 C. de cond. furt. (4. 8): «singulos quosque in solidum teneri». Далее L. 55, § 1 de admin. (26. 7); L. 21, § 9 de furtis (47. 1); L. 1, 19 § si is qui test. (27. 4).


[Закрыть], однако оба обязательства не имеют между собою внутренней связи. Одинаковое явление представляется и в случае, когда сходятся три лица и одно из них обещает каждому из остальных или последние обещают первому по 100 р. Отсюда также возникают различные вполне независимые друг от друга обязательства, как будто оба договора были заключены в различных местах и в разное время[261]261
  pr. J. de d. r. (3. 16): «…Nam si prius Titius spoponderit, deinde alio interrogante spondeat, alia atque alia erit obligatio, nec creduntur duo rei stipulandi esse».


[Закрыть]. Итак, все указанные случаи не имеют ничего общего ни с установленным выше правилом, ни с исключением; о них мы упомянули только для предупреждения возможного смешения понятий.

По поводу изложенного коренного отношения между правилом и исключением в учении о корреальном обязательстве не безынтересно исследовать, руководились ли римские юристы в установлении такого отношения внутренними основаниями, т. е. истинными потребностями юридического института? От этого зависит решение вопроса: имеем ли мы достаточные причины довольствоваться такими же отношениями и в действующем праве, или же, напротив, не полезнее ли будет их преобразовать в принцип?

Ответ возможен только по изложении целого юридического института во всех его подробностях (ср. § 22).

Рядом с корреальным обязательством иногда представляются еще другие юридические отношения, имеющие с ним некоторые точки соприкосновения. Важнейшее из них – товарищество (Societät). Несколько корреальных верителей, также как и несколько корреальных должников, могут состоять в товариществе; подобное отношение их будет основанием для корреального обязательства. Но было бы грубым заблуждением предполагать, что все корреальные обязательства находятся в связи с товариществом. Такое мнение вполне опровергается многими текстами римского права, признающими корреальные обязательства и в связи с товариществом, и неза висимо от него[262]262
  L. 34 pr. de receptis (4. 8); L. 3, § 3 de lib. leg. (34. 3); L. 62 pr. ad L. Falc. (35. 2); L. 10 de duob reis (45. 2); L. 71 pr. de fidej. (46. 1). Также при существовании товарищества нельзя непременно заключать о существовании корреального обязательства. L. 12 С si certum (4. 2). Оба юридические отношения совершенно независимы друг от друга, но могут быть связаны по произволу.


[Закрыть]. Если даже после рассмотрения отдельных юридических отношений окажется, что корреальное обязательство обыкновенно является в связи с товариществом и что подобная комбинация повторяется очень часто и в большей части случаев, то и это явление не дает еще нам права возводить такую комбинацию в юридическую презумпцию, а прочие случаи считать исключениями. Напротив, комбинация эта есть факт совершенно случайный, который должен быть доказан тем, кто ссылается на него в свою пользу.