Текст книги "Поражающий агент"

Турецкий достал карточку, которую президент вручил ему в конце беседы. Там значились одиннадцать (11!) телефонов для экстренной связи. Да ну его на фиг. Можно сделать проще, не ради покойной собачки же он старается, в самом деле.

Турецкий позвонил в ИТАР-ТАСС. Минут за десять удалось узнать, что текст заявления, утвержденный, как водится в таких случаях, генеральным директором, составлял корреспондент Игнатьев. Коего найти не удалось. Но, как интимно сообщила секретарша отдела, в котором работает упомянутый корреспондент, Игнатьев сотрудничает с телекомпанией Би-би-си и сейчас собирает материал для них о неблагополучных подростках. Турецкий сказал, что если Игнатьев ему не перезвонит в течение часа, то он лично начнет собирать материал о неблагополучных корреспондентах.

Телефон зазвонил уже пять минут спустя, но это оказался Меркулов:

– Саша, есть новости. Человека, который занимается твоей проблемой с той стороны, зовут полковник Иванчук.

– Слава, ни одного человека не зовут полковником.

– За что купил. Он мне так представился. Сказал: меня зовут полковник Иванчук. Записывай номер.

Фээсбэшник, которого звали полковник Иванчук, предложил вместе пообедать. Турецкий совсем не чувствовал голода, но отказываться было глупо. Встретились на Тверском бульваре в ресторане «Пушкинъ», именно с твердым знаком на конце. На первом этаже там было кафе, на втором и на антресолях – ресторан. Причем в ресторан можно было подняться не только на своих двоих. Работал лифт с кружевным литьем.

Фээсбэшник, затянутый в хороший костюм, оказался дюжим пятидесятилетним мужиком с лицом потомственного сталевара. Впрочем, кто знает, может, так оно и было. Заглянув в меню, стилизованное под газету с заголовком «Гастрономический вестник», он заказал солянку и холодец. Турецкий ограничился чашкой кофе. Ожидая ее, разглядывал интерьер. А-ля рюс. Но очень мило. На стене висела «Сравнительная таблица скорости некоторых движений» – парохода, велосипеда, скаковой лошади, пушечного ядра и звука. Тут кое-чего не хватает, подумал Турецкий. Дано: из пункта А в пункт Б вылетел самолет, развивающий максимальную скорость 900 километров в час. Вопрос: где он будет через две минуты? Ответ: в пункте А.

Словно услышав эти мысли, Иванчук сказал:

– С самолетом я вам помогу.

– Каким образом?

– Очень простым. Ваше начальство будет давить на вас, мое на меня. Давайте разделим работу, чтобы сделать ее вдвое быстрей. Оставьте мне террористов, а себе возьмите техническую версию. А там вам вообще ничего делать не придется – знай себе жди результатов комиссии да поплевывай в потолок.

– Очень великодушно с вашей стороны.

– Не стоит благодарности, работа такая. – Иванчук уже расправился с первым блюдом.

Турецкий внимательно наблюдал за тем, как он ест. Тот наконец поднял голову и спросил:

– Что?

– Знаете, у вас ведь есть однофамилец знаменитый, шахматист.

– Слышал сто раз. – Иванчук пожал плечами, подвинул к себе холодец.

– Наверно, у вас тоже склонность имеется к сложным партиям.

– О чем это вы?

– Вы зачем меня сюда потащили? Вкусно пообедать? То, что вы мне сейчас сказали, можно было и по телефону сообщить. А можно было и вообще не говорить. Если сильно захотите, то к террористам меня и не пустите. Разве не так? – Про президента лучше до поры до времени молчать. Это козырной туз в рукаве.

– Ну ладно, – сказал Иванчук. – Тогда дебют закончили, начинаем миттеншпиль. Короче, все просто и все так, как я уже сказал. Мне – террористов, вам – остальное. Только верните мне бумагу.

– Что за бумага? – Турецкий уже догадывался, в чем дело.

– Ваньку не валяйте. Список пассажиров.

– Разве у вас его нет? Могу поделиться. Вернусь в контору, вышлю вам по факсу, или хотите – по электронной почте.

– Вы понимаете, о чем я говорю. Мне нужна не копия, а официальная аэропортовская справка, которую вы успели получить раньше меня. Они там в Шереметьеве ошиблись, когда вам ее отдали. Так давайте мы теперь совместными усилиями эту оплошность и исправим. Лады?

– А это что, такая государственная тайна – список тех, кто был в самолете? Неужели ФСБ не может ее получить?

Иванчук вытер салфеткой жирные пальцы. Вылил в себя стакан боржоми. Посмотрел долгим взглядом Турецкому в глаза. Наконец сказал:

– Вы сами все понимаете.

– Да нет, господин Иванчук! Я ничего не понимаю. Что в нем такого секретного, в этом списке?

Иванчук вздохнул и выпил еще боржоми.

– Ну это же так просто. Я все-таки надеюсь, что мы найдем общий язык.

У Турецкого в кармане запищал мобильный телефон.

– Извините. – Он встал, пошел в туалет. – Слушаю.

– Это Игнатьев, из ИТАР-ТАСС. Мне сказали, что…

– Хорошо, что вы позвонили. Приезжайте через полтора часа в Генеральную прокуратуру. Знаете дорогу?

– Может, вы объясните… – В голосе Игнатьева слышалась бравада, он был определенно напуган. Это хорошо.

– Пропуск вам закажут…

Турецкий вернулся к столу, но там уже никого не было. Он хотел рассчитаться за кофе, но выяснилось, что Иванчук уже это сделал. А может, у него тут был открытый кредит, кто знает.

Молодой человек неопределенного возраста с застывшим лицом сидел в его кабинете. С застывшим – читай с испуганным. Турецкий рассматривал его документы. Паспорт и удостоверение сотрудника ТАСС. Игнатьев Андрей Николаевич. Двадцать пять лет. Родился в Москве, здесь же прописан. Не женат.

– Итак, Андрей Николаевич, расскажите, что вы делали вчера вечером.

Игнатьев почесал затылок и не нашел ничего лучшего, чем спросить:

– Это допрос?

Турецкий вздохнул. Сколько раз разговор в этом кабинете начинался именно таким образом?! Все эти идиотские преамбулы… сколько надо стараться, пыхтеть, чтобы найти друг с другом общий язык. То ли дело компьютер, Интернет. Допустим, тебе надо найти какую-то информацию. Запускаешь поисковую систему, – скажем, «Яндекс»… Ну ладно. Турецкий посмотрел на Игнатьева. Парень ерзал на стуле. Кажется, не слишком ему тут нравится.

– Вы ездили в аэропорт Шереметьево-2?

– Да… то есть нет.

– Это как?

– Я поехал, как только мы получили информацию о том, что самолет разбился.

– Кто это «мы», и как получили?

– Наш отдел. Обычно мы пишем такие тексты – информативно-официальные. А позвонили из Би-би-си. Мой знакомый.

– Выходит, там знали об авиакатастрофе раньше, чем вы?

– Выходит. А так часто бывает. На них столько народу по всей стране работает. Они, знаете ли, – оживился Игнатьев, – платят хорошо за информацию, не скупятся.

– Это я понял, – сухо заметил Турецкий. – Так вы ездили в Шереметьево или нет?

– Я сразу поехал. Взял такси и поехал. Но…

– Сколько времени было?

– Половина двенадцатого.

– Дальше.

– Мы даже до Кольцевой не добрались, как мне позвонили из редакции и сказали, чтоб я возвращался, потому что пресс-служба Шереметьева-2 уже прислала официальное заявление. А такие заявления под маркой ИТАР-ТАСС обычно я и составляю, а начальство только визирует. Так что пришлось поворачивать назад. Хотя съездить в Шереметьево, конечно, хотелось.

– Зачем?

– Ну как же, – удивился Игнатьев. – Я же репортер. Это моя работа…

– В чем ваша работа? Как что-то где-то рухнет – нестись туда и смаковать подробности?

– А что такого? – Журналист, сообразив, что лично к нему в этом страшном заведении никаких претензий вроде бы нет, смелел на глазах. – А что такого?! Весь мир так живет.

Последнюю ремарку Турецкий оставил без внимания. К сожалению, засранец прав.

– Вы редактировали то, что вам прислали из Шереметьева?

– Ну какие-то слова там, запятую туда-сюда. Как обычно.

– Первоначальный текст сохранился?

– А что ему сделается? Лежит в нашем почтовом ящике.

– В электронном? Достаньте его. – Турецкий развернул ноутбук экраном к Игнатьеву.

Тот постучал по клавишам. Нашел вчерашнее письмо. Турецкий его скопировал. Сравнил с окончательным вариантом. Выражение «плановый рейс» было в обоих случаях. Значит, журналисты ИТАР-ТАСС тут ни при чем, это не их творчество.

– Вы знаете кого-нибудь из пресс-службы Шереметьева-2?

– Нет.

– Вы им не перезванивали, не просили сообщить подробности?

– Я бы, может, и не прочь был это сделать, но такое не в моей компетенции. Есть заведенный порядок. Когда происходят события такого рода, без санкции директора мы ничего не делаем. А уж с кем он советуется или не советуется, я не знаю. В данном случае директор прочитал текст, завизировал его, и все.

– Давайте ваш пропуск.

Отпустив журналиста, Турецкий разложил перед собой пять листов – пресловутый список пассажиров. Ну и что, спрашивается, в нем такого секретного?

Дверь заскрипела, и в образовавшийся проем заглянул Меркулов.

– Как успехи на кинологическом фронте?

Турецкий только скривился.

– Тогда слушай анекдот. Российские кинологи вывели новую породу собак – новая русская борзая. В принципе она ничем не отличается от обычной борзой, разве что чересчур борзая. – Больше не говоря ни слова, Меркулов ретировался.

…Чепыжный между тем так и не перезвонил. Ладно, подождем еще… Что же с этими пассажирами? Почему фээсбэшник хотел его получить? Э! Он сказал, что произошла ошибка, что Турецкий получил бумагу раньше него. Значит, что? Значит, надо затребовать ее из Шереметьева и еще раз сравнить. Только надо, чтобы теперь это сделал кто-то другой.

На всякий случай Турецкий позвонил Караваеву, но он уже сменился. Вот и хорошо. Так сказать, объективность обеспечена. Если ФСБ там что-то камуфлирует, то он сейчас это выяснит.

Подумав, Турецкий позвонил в транспортную прокуратуру и попросил это сделать следователя Мамедова, того самого, который до вмешательства Генпрокуратуры вел расследование. Ильдар Мамедов был следователь опытный, он не удивился этой просьбе, несмотря на то что он-то и передал Турецкому список пассажиров из рук в руки и не задал ненужных вопросов, просто попросил подождать.

Через полчаса Мамедов перезвонил и сказал, что высылает факс.

Еще через пять минут Турецкий сопоставлял старый и новый список. Количественный анализ ничего не дал – в обоих случаях, как и в сообщении ИТАР-ТАСС, сто сорок девять пассажиров, шесть членов экипажа. Турецкий стал проверять пофамильно. Тут получалось меньше полутора сотен фамилий, потому что некоторые повторялись, понятное дело – семьи, а может, чем черт не шутит, были там и однофамильцы – без Смирновых, Никитиных и Кузнецовых в этом самолете не обошлось. Главное было не спешить. Чтобы не рябило в глазах, Турецкий взял линейку и стал двигать ее от фамилии к фамилии. На все про все ушло четверть часа. Выяснилось следующее:

В списке No 1 присутствовали граждане Якимчук О. С. и Гуринович С. Я., каковые в списке No 2 отсутствовали.

И в списке No 2 имелись: Степаненко В. В. и Уланов Ф. К., которых не было в списке No 1.

Несложно было догадаться, что Степаненко В. В. и Уланов Ф. К. вполне себе виртуальные личности, несмотря на то что покойные. Фээсбэшник хотел скрыть тот факт, что на борту были Якимчук О. С. и Гуринович С. Я.

Возникает закономерный вопрос: почему? И кто такие эти Якимчук и Гуринович? Что касается Степаненко и Уланова, то их, скорей всего, в природе никогда не существовало, но все равно стоит проверить, чтоб на душе спокойно было.

Ну что теперь, надавить на Иванчука? Рано, пусть понервничает шахматист, потом успокоится, а потом уже ему можно будет врезать под дых. Сейчас лучше самому эту историю с подменой покойников раскрутить насколько возможно.

Турецкий вышел в соседний кабинет. Там работали стажеры – следователи из районных прокуратур. Турецкий шефствовал над симпатичным толстяком Мишей Федоренко. Федоренко, занимающийся идентификацией погибших пассажиров, был обложен бумагами. Каждые пятнадцать минут ему приходил очередной факс, и разгрести эту макулатуру, на глаз Турецкого, было выше человеческих возможностей, так что новое задание для Федоренко оказалось кстати.

– Миша, я пришел спасти тебе жизнь. Остальных пассажиров пока задвинь, займись этими четырьмя. – Турецкий протянул ему клочок бумаги.

– Сан Борисыч! – с чувством сказал Миша.

– Это срочная работа, но есть еще важней. Возьми машину, поезжай в Шереметьево-2, привези мне из пресс-службы того, кто отправлял текст в ИТАР-ТАСС. Уловил? Действуй.

Турецкий вернулся к себе. Сделал очередную чашку кофе. Перекусить, что ли? Не хочется…

Но где же этот жук Чепыжный? Кажется, он не слишком торопится перезванивать? Турецкий не поленился набрать аэрофлотовский номер еще раз.

– Вас беспокоят из Генеральной прокуратуры. Следователь Турецкий. Я бы хотел побеседовать с господином Чепы…

– У Валентина Степановича обеденный перерыв.

Турецкий посмотрел на часы и покрутил головой. Поздновато что-то. Ну ладно, подождем.

Перезвонил полчаса спустя.

– Валентин Степанович разговаривает по другому телефону.

Надо подготовиться к разговору с Чепыжным, иметь на руках расписание рейсов. Турецкий привычно снял трубку, задумался и положил ее обратно. Сам себе погрозил пальцем. А Интернет на что, Александр Борисович?

Итак, «Яндекс». Входим в категорию «Транспорт»…

Теперь выбираем то же самое в Москве…

Так, выбор представляется немаленький. Но какая разница. Первый же сайт… Неудача, выплыла табличка «сайт переехал», а рядом – http://russia.km.ru. Турецкий нажал на эту ссылку. Через полминуты загрузилось: «Расписание поездов, самолетов, автобусов, электричек, схемы метро, справочные».

Пропетляв еще некоторое время и иногда возвращаясь на исходную позицию, он выбрался-таки в раздел «Авиарасписания».

Набрал город вылета – Москва, город прибытия – Сеул. И получил табличку из двенадцати рейсов.

Уф, аж вспотел. Посмотрел на часы: на все про все ушло около двадцати минут. Ну минут пять можно сбросить на то, что компьютер маломощный, модем так себе, связь паршивая, еще минут десять – на то, что он просто «чайник» пока, опытный юзер быстрее бы нашел. Но ведь и по телефону вышло бы вдвое быстрей, да и парился бы не он, а кто-нибудь из стажеров. Но ведь интересно же, интересно, черт возьми! Как будто в досье Третьего рейха роешься! И все получается.

Ну ладно, законный, заработанный отдых. Турецкий встал, размялся и приготовил кофе. Теперь можно с чувством глубокого удовлетворения пожинать плоды своих усилий. Он снова уселся перед экраном. Сделал глоток. Хорошо.

А где тут наш рейс SU-572? Вот он, родимый. Вылет из Москвы в 21.30. До своей первой, транзитной посадки самолет находится в пути 3 часа 50 минут. Прилетает в Новосибирск в 04.20, ну это по местному времени, разумеется. Стоимость билета в экономклассе четыре тысячи восемьсот рублей. Ну это нам без разницы…

Что за черт?

Он вернулся в начало. Вылет из Москвы в 21.30.

В половине десятого.

Как в 21.30?! В этом долбаном заявлении пресс-службы Шереметьева-2, переданном в ИТАР-ТАСС, кстати, где оно… а вот… черт, кофе пролил, ну ладно. Так. В нем сказано, что самолет упал в 21.41, причем сразу после взлета. Это подтвердили и члены технический комиссии, когда Турецкий беседовал с ними в Шереметьеве-2.

Может, устаревшее расписание? Он проверил. Да нет же, последние обновления и поправки в расписание внесены три дня назад. Не мог же самолет взлетать десять минут. Взлет в полдесятого, авария на второй минуте, но 21.41 – как такое может быть? Самолет…

Тут Турецкий посмотрел в колонку, которую он до того момента автоматически игнорировал, – в колонку «Самолет». Там значилось Ил-86.

Ил-86, а не Ту-154. Так вот что значит «плановый рейс». Тот, кто составлял текст для ИТАР-ТАСС, таким образом показал, что, несмотря на то что самолет другой, рейс -обычный. А почему самолет другой?!

Он взялся за голову. Тут зазвонил телефон. Единственное желание, которое было у Турецкого в этот момент, – это швырнуть его об стенку. Но он сдержался и продолжал сидеть, зажав голову руками и стараясь думать: возможно, все не так плохо, как кажется? Возможно, это ниточка? Возможно, все не так плохо, как кажется, возможно, все еще хуже?

Телефон не замолкал, кто может так упорствовать? Меркулов? Жена?

Теперь добавился еще один звонок – ему звонили и на мобильный. Турецкий посмотрел на определитель номера – это был Грязнов. Турецкий нажал на кнопку «talk».

– Саня, – радостно сказал Грязнов, – я в тебя с двух стволов, в смысле – с двух телефонов, где там, думаю, мой кореш подевался…

– Слава, будь другом, – жалобно сказал Турецкий, – иди к черту, а?

Авиакомпания «Аэрофлот – Российские международные авиалинии» имеет головной офис по адресу: Фрунзенская набережная, дом номер 8. Вот те на. В двух шагах от его собственного, Турецкого, дома. Это что, знак судьбы? Может, плюнуть да закончить на сегодня? А завтра с утра заскочить в «Аэрофлот»?

Нет уж. Надо пробить эту стену сегодня. Ну-ка еще раз… Этот номер он уже знал как собственный, пальцы жали на кнопки телефона автоматически. Но снова ничего не вышло.

– Очень жаль, но Валентин Степанович только что уехал в КБ Туполева. – Это, кстати, был незнакомый Турецкому голос, наверно, – другая секретарша.

Проклятье.

Стук в дверь.

– Можно, Сан Борисыч? – Заглянул Миша Федоренко. – Мы приехали.

– Отлично, – обрадовался Турецкий.

Федоренко завел в кабинет женщину лет тридцати в очках в большой роговой оправе. Представил ее:

– Ирина Васильевна Богучаева, руководитель пресс-службы Шереметьева-2.

У Ирины Васильевны было напряженное, чтобы не сказать – испуганное лицо. Турецкий сделал знак Федоренко, и тот ушел.

– Хотите кофе?

– Нет… да, спасибо… Я что-то…

– Ды вы не волнуйтесь так, – засмеялся Турецкий. – К вам никаких претензий у нас нет. Вы где живете?

– Я… на Садовой-Триумфальной.

– Ну рядом же совсем, рабочий день уже, наверно, заканчивается, мы вас отвезем домой.

– Нет-нет, мне надо на работу еще сегодня, обязательно!

– Ну как хотите. Я вам все равно машину дам. Дело вот в чем. Вы же отправляли вчера поздно вечером вот это письмо в ИТАР-ТАСС? – Он показал распечатку.

– Да.

– Кто составлял текст?

– Как это? Я же и составляла.

– Вы и писали, вы и составляли. Похвально. А сколько у вас сотрудников в пресс-службе?

– Один.

– Только вы?

– Только я. Просто недавно, недели три назад, всех уволили. Было еще четверо.

– Вот как. За что их уволили?

– У нас была забастовка технического персонала, ребята написали бюллетень для прессы, который не понравился начальству.

– А вы почему в этом не участвовали?

– Я заболела.

– Вам повезло, – закуривая, заметил Турецкий.

– Да, повезло. Ой! – Она вдруг резко встала и отошла к двери.

– Что такое?

– У меня идиосинкразия. Я не переношу табачный дым! Мне сейчас плохо будет, потушите немедленно!

Турецкий даже растерялся.

– Ну хорошо, хорошо… – Загасил сигарету. Подумал и убрал пепельницу в стол. – Ну садитесь же!

Она с опаской приблизилась к столу.

– Я больше не ку-рю, – раздельно сказал Турецкий.

Богучаева села.

– Значит, так, – вздохнул Турецкий. – Без сигарет я долго не могу. Так что давайте быстренько разберемся со всем, и я вас отпущу. Договорились? То-то же. Кто-то участвовал вчера в составлении текста кроме вас? От кого вы получили инструкцию это сделать?

– Как обычно. От директора.

– От Иванова?

– Да.

– Как это было? Только говорите правду, пожалуйста. Мне вы сэкономите время, а себя избавите от повторного визита сюда.

– Не понимаю, что за угрозы. – Она передернула плечами. – Тут нечего скрывать, тоже мне государственная тайна. Меня вызвали к нему. Я уже знала, конечно, что самолет упал, так что поняла зачем.

– Дальше. – Турецкий машинально взял в руку пачку сигарет, повертел, наткнувшись на испуганный взгляд Богучаевой, с досадой оттолкнул от себя.

– И принесла готовый текст. Иванов был занят, у него сидел член совета директоров, и он сказал, чтобы я зашла через полчаса.

– Ваш текст подвергался исправлениям?

– Обычное дело, всегда так бывает, вставляют слово, другое…

– Ирина Васильевна, сохранился первоначальный вариант текста?

– Не помню. Вряд ли.

– Директор что-нибудь поправил в нем? Не говорите, я попытаюсь угадать. В первом предложении? – Турецкий снова показал распечатку: «Сегодня в 21.41 в районе аэропорта Шереметьево-2 потерпел катастрофу пассажирский самолет Ту-154…»

– Вы, наверно, с ним уже разговаривали, а теперь мне голову морочите. Я припоминаю, что видела вас в аэропорту.

– Какое слово вам поправили?

– Никакое. Он дописал перед словом «транзитный» – «плановый».

– Последний вопрос. Вы упомянули члена совета директоров.

– Чепыжный.

Уходя, Богучаева сняла наконец свои дурацкие очки, и Турецкий увидел, что за ними скрывалась очень привлекательная внешность. Ну и фиг с ней, с этой дурой, хочет уродовать себя – не его дело. Он вышел в соседний кабинет.

– Миша? Нашел уже что-нибудь?

– Александр Борисович, – возмутился Федоренко. – Когда?! Я же только приехал!

– Ну ладно. Отвези Ирину Васильевну куда скажет.

Значит, все сходится на Чепыжном. Это он вписал «плановый», больше некому. Давненько мы ему не звонили.

– А я вас узнала, – радостно прощебетала секретарша Чепыжного. – Вы Турецкий, правильно? К сожалению, Валентин Степанович отбыл в срочную командировку…

– Да что же, он бегает от меня, что ли? – вскипел Турецкий, швырнув трубку. – В командировку?! Ну ладно же. Похоже, секретарши не согласовали между собой, что говорить.

И он позвонил диспетчеру Караваеву домой. Попробуем наудачу.

– Здравствуйте еще раз. Это Турецкий. У меня к вам просьба. Сущий пустяк. У вас есть номер мобильного телефона Чепыжного. – Эта фраза была произнесена утвердительно. – Он мне нужен срочно.

Молчание. Неужели не угадал? Неужели нет у Караваева этого телефона? Да нет, не может быть, пауза слишком красноречивая.

– Александр Борисович, я не знаю, могу ли…

– Это срочно, я все равно его найду, но потеряю время, выручите, пожалуйста, Генеральная прокуратура своих долгов не забывает.

– Ну… хорошо… Только, Александр Борисович, у меня просьба…

– Я понял, понял, – оборвал Турецкий. – Вы мне его не давали. Диктуйте.

Турецкий стал набирать номер Чепыжного и остановился перед седьмой цифрой. Задумался: «Если он так не хочет со мной говорить, то скажет, что плохо слышно, а потом и вовсе отключит телефон. Может, и нет, а может, да. Он, конечно, понимает, что долго прятаться не сможет, но за день-два рассчитывает навести обо мне справки и выработать тактику. У него что, рыльце в пушку? Н-да, звонить рискованно. А поговорить надо, очень надо, пока еще тепленький, непуганый».

Турецкий дал отбой и позвонил Грязнову:

– Слава, нужна твоя помощь.

– Ага, – деланно равнодушно сказал Грязнов. – А если я скажу – иди к черту?

– Славка, ну прости, ты же понимаешь, как бывает, я бы мог списать это на месячные, но боюсь, ты не поверишь.

– Правильно боишься. Чего тебе?

– Телефончик один пробить. Замгендиректора «Аэрофлота».

– Саня, ты, как всегда, несилен в терминологии. «Пробить» – это как раз наоборот, когда есть телефон и надо узнать чей. А ты, оказывается, знаешь. Так что ты тогда хочешь? Посмотри в телефонный справочник, найдешь его номер.

– Ты не понял. У меня есть номер его мобилы. Я хочу по нему найти владельца. В физическом смысле. В географическом. Определить местонахождение.

Грязнов помолчал.

– Слава, ты меня слышишь?

– Слышу.

– Не говори, что не можешь, я видел, как ты это делал по заказу, когда искали любовника жены этого, из Генерального штаба…

– Саня!

– Ладно, молчу.

– Саня, это дорогая процедура, это же через спутник делается.

– Слава, ну спиши на что-нибудь, будь другом. Я потом сочиню тебе официальное требование, а Костя подпишет.

– Ну ладно, попробуем. Но это непростая история. Понимаешь, даже если удастся его определить, то там погрешность, между прочим, несколько сот метров. А в Москве на такой площади могут быть тысячи людей. А вдруг он не в машине, а в доме каком многоэтажном окажется, в высотке там или в мэрии?

– Ну это уже моя забота.

– Только имей в виду, что еще неизвестно, когда получится.

– Я не тороплюсь. Вы только не спугните его. Когда будешь звонить, фамилию мою не называй.

– Я похож на идиота? – обиделся Грязнов.

– Давно тебя не видел, Славочка.

Турецкий поужинал без всякого удовольствия. Без всякого интереса послушал последние новости в интерпретации Ирины Генриховны: нобелевские лауреаты разъезжаются по своим странам, и какой-то там НИИ Академии наук уже приготовился чествовать академика Баткина. Заглянул было в ноутбук, посмотреть свежую почту. Помимо всякой рекламной рассылки и свежих спортивных новостей было в почтовом ящике одно-единственное письмо, от Меркулова. Неужели Костя что-то нарыл? А чего не позвонил тогда, все деликатничает? Турецкий бросил гадать и открыл письмо. Там значилось:

"Саша, забыл тебе рассказать еще один анекдот.

Собака заходит на почту, берет бланк для телеграммы и пишет: «Гав… гав… гав… гав… гав… гав… гав… гав… гав…» Почтовый работник прочитал текст и говорит: «В телеграмме только девять слов. Вы можете добавить еще одно слово за ту же цену». Собака думает, перечитывает, шевеля губами («гав-гав… гав, гав…»), проговаривает свой текст снова, затем говорит: «Да нет, тогда ерунда какая-то получается…»

Настроения это письмо не прибавило, и Турецкий выключил компьютер.

Из комнаты дочери доносились малопотребные звуки, которые она считает музыкой. Что за молодежь пошла. Сквозь шум, Турецкий кое-как различил слова:

Пальцы коснутся Солнца,

Пепел коснется трав

В час, когда птицы сердцами сольются с землей,

Цепь золотая рвется

Радугой на ветрах,

Прежде чем воздух успеет налиться бедой…

А что, подумал Турецкий, между прочим, даже ничего. Между прочим, даже красиво. Турецкий не удержался, заглянул в комнату Нинки. Дочь сидела за столом к нему спиной.

– Что поделываешь? – спросил Турецкий.

– Уроки, – был дан ответ.

Да не может такого быть. Турецкий снова не удержался, подошел и глянул ей через плечо. Черт знает что такое, действительно уроки. Ребенок сидит вечером дома и делает уроки. Что за молодежь пошла?!

– А кто это вопит? – он кивнул на магнитофон.

– Темнота, – вздохнула дочь. – Это же «Алиса».

– И кто это?

Нинка высокомерно покачала головой:

– Папочка, если тебя похищали пришельцы – не стоит говорить об этом вслух.

 
Камикадзе!
Ты сегодня король,
Камикадзе!
Начал движение вниз
Камикадзе!
Это твоя лучшая роль,
Камикадзе!
Повтори свой номер на бис…
 

Камикадзе – что-то это напоминает, подумал Турецкий, а, была же днем у меня такая версия. Это насчет катастрофы на второй минуте, ну да, бред есть бред.

Турецкий пошел в кабинет, вооружился-таки любимым ноутбуком, с комфортом положил ноги на журнальный столик.

– Экий ты буржуа, – заметила Ирина Генриховна.

Турецкий пощелкал по клавишам и через некоторое время сказал:

– Жена, ты чего меня обижаешь?

– В чем обида-то? – поинтересовалась Ирина Генриховна.

– Да вот пожалуйста. Слово «буржуазность» ввел в популярный европейский обиход Флобер… слышала о таком?

– Не хами.

– И употреблял его именно в этом смысле – как «плоский склад ума и пошлый образ чувств», это «культурное» значение закрепилось в языке параллельно с марксистским «научным» определением, чисто функциональным и экономическим.

В начале первого ночи, когда Турецкий тушил ночник, а умиротворенная и разгоряченная Ирина Генриховна смотрела на него с нежностью, зазвонил телефон. Турецкий подумал и отключил звонок. Жена смотрела на него и не верила своим глазам. И правильно не верила, потому что через некоторое время Турецкий включил звонок, и телефон тут же ожил.

– Может, все-таки взять трубку? – неуверенно произнес Турецкий.

– Нет, ты не станешь разговаривать.

– Почему?

– Потому что это Грязнов.

– Откуда ты знаешь? – возмутился Турецкий.

– Потому что все слишком хорошо.

Турецкий подумал и взял трубку. Это был Грязнов:

– Санек, собирайся, нашли гада.

– Где он? – Турецкий стал немедленно натягивать джинсы.

– Неглинная, 14, строение 7.

– Это что такое?

– Сандуны, темнота.

– Саша, ты куда? – обомлела Ирина Генриховна.

– В баню, – с неожиданным энтузиазмом объяснил Турецкий.

В квадратном, пять на пять метров, бассейне нежился пожилой мужчина с брюшком. Рядом плескались две особы, годившиеся ему во внучки. Купальники особы надеть забыли.

– Генеральная прокуратура. Следователь Турецкий, Александр Борисович.

– Оч… очень рад… – пролепетал Чепыжный.

– А уж я как рад, вы и представить себе не можете. А ну-ка брысь отсюда! – Это было сказано уже девицам, но, впрочем, без особой нужды, они уже и так улепетывали. И неизвестно, что произвело большее впечатление – магическое заклинание «Генеральная прокуратура» или сумрачная его физиономия.

– Значит, что получается, Валентин Степанович? – вкрадчиво спросил Турецкий. – В прятки играть изволите? Ту-154 рухнул на взлетной полосе. Это был самолет, следовавший плановым, как вы это подчеркнули, рейсом через Новосибирск в Сеул. Правильно или нет?

– Пр-равильно…

– Но в расписании Ту-154 не значится, там значится Ил-86. Позвольте вас спросить: какого черта? – Последние два слова Турецкий буквально проорал.

– Я н-не понимаю… – Чепыжный сделал попытку вылезти из бассейна, но сорвался обратно.

– Возникает закономерный вопрос: почему же в воздух поднялся Ту-154 вместо привычного на этом рейсе самолета Ил-86?

– Но позвольте… Почему я должен за это отвечать? Есть директор аэропорта, он…

– Пытаетесь выиграть время? Вы член совета директоров Шереметьева, что вы мне втираете?! Вы вписали в официальное сообщение для печати слово «плановый» – как раз для такой ситуации как эта, чтобы всегда можно было дать задний ход. Разве я не прав?! – Турецкий присел на корточки и столкнул пытавшегося вылезти Чепыжного обратно. Брызги замочили его самого. – Фу, ну у вас и водоизмещение, Валентин Степанович.

Чепыжный, едва вынырнув, в ужасе заколотил руками по воде, чтобы выплыть к другому бортику. Турецкий не спеша обошел бассейн. Чепыжный шарахнулся от него. Но теперь Турецкий, напротив, схватил его под мышки и вытащил на сушу. Швырнул ему халат.

– Утром я смогу вас арестовать. Эта подмена самолетов – нешуточная афера. Попаритесь в Лефортове, а то и в Бутырках. Через некоторое время адвокаты вас, конечно, вытащат, но не сразу, не сразу… И это все только для того, чтобы в результате честно ответить на простой вопрос. Что вы можете сделать еще и сейчас.

Чепыжный вытер лицо и пробормотал:

– Маршрутная сеть компании была… скорректирована в связи с введением в Европе ограничений по шумам и эмиссии.

– Это еще что такое?

– Такое новое правило.

– И насколько новое?

– В Европе оно с 1 апреля 2001 года действует. Почти год. И поверьте, это не шутка.

– Что из него следует, из этого правила?

– Что самолеты, не отвечающие этому международному стандарту – по шуму и эмиссии, должны быть выведены из регулярного расписания. Ту-134 и Ил-86 не отвечали.

– Почему же вы не выводили их раньше? Сразу после 1 апреля?