Текст книги "Пой. История Тома Фрая"

– Спустя пару десятков лет ты будешь вспоминать и хаять себя за сказанную глупость. – Трой затянулся сигарой. – Ванесса никогда не жалела, не стыдилась, но при этом не хвасталась своим положением. Она нашла, как ей казалось, лучшую реализацию природного очарования. Кто-то осудит? Хорошо. В те года ей мало кто мог подсказать. – Он выдохнул дым. – А сейчас за ней стоит сам Бог.

Джек усмехнулся. Такая женщина, как Ванесса, и там на всех управу найдет.

– Она не скрывала, что посвятила свою жизнь сыну. Ванесса на многом экономила, копила и, откровенно говоря, обманывала систему, клиентов, меня. Никогда и ничего не боялась. – Трой, не туша сигару, положил ее в пепельницу. – Порой вне рабочего времени мы сидели с ней в баре, и она задавала один и тот же вопрос: «Чиста ли я настолько, чтобы держать этого ангела в руках, Трой?». И я всегда отвечал, что ее душа светлее, чем у некоторых постриженных в монашки. – Все впятером наблюдали за тонкой полоской дыма. – В дни, когда ей становилось особенно плохо, она звонила мне и осторожно напоминала о нашем соглашении. – Он смотрел на нетронутый стакан с виски. – В случае чего позаботиться о ее сыне.

– Спасибо. – Том написал лишь слово на вырванном из блокнота листе и показал Трою. Тот кивнул и стал ждать, пока Том напишет продолжение. – За организацию. У меня нет и цента… Я верну.

– Об этом можешь даже не заикаться, молодой человек. – Трой пригрозил Тому, а испугался Ричард. – Ни доллара не возьму. – Он вновь отпил из стакана виски, правда, сбавляя обороты. – А наоборот предложу. Во-первых, твоя мать имела счет в банке. Там всего лишь пятнадцать тысяч, сильно не разгуляешься. Во-вторых, она потребовала с меня дать не меньше той суммы, что сама скопит. Я дам двадцать. – Глаза Джека поползли на лоб. Сколько хотел Том заработать летом? Максимум сотен пять? – Так, а в-третьих…

– Не возьму, – бросил лист от блокнота на стол Том.

– Возьмешь. – Трой случайно тронул кобуру, когда перебрасывал одну ногу на другую.

– Он все возьмет! – начал истерить Ричард. Том быстро глянул на него и вновь принялся сверлить взглядом Троя.

– Я обещал Ванессе, что ты ни в чем не будешь нуждаться и твой «старт» в новую жизнь окажется ничем не хуже, чем у остальных детей. Я держу свои обещания, за горло, если придется. – Он не злился, но его тон заставлял задуматься о серьезных намерениях. – Так что не спорь.

Тишина, окутавшая кухню, нарушалась лишь царапаньем карандаша по бумаге.

– Спасибо. Я планировал продать дом. Не знал, что у мамы столько денег. – Том медленно показал бумажку Трою.

– У этой женщины и после смерти остались сотни загадок. – Трой вновь снисходительно улыбнулся. – Ты уверен, что хочешь продать дом? Это в любом случае не отменит моих обязательств, хотя с дома ты сможешь выручить хорошие деньги. – Он помедлил. – Я помогу. – Все, а в особенности Ричард, поняли, о какой помощи говорил Трой. – Но тогда тебе некуда будет вернуться. Если что, мой дом всегда открыт для тебя. Может, даже выступишь у нас пару раз. – Он смотрел, как Том писал одно предложение за другим.

– Без нее мне нет смысла возвращаться.

– Цветы засохнут.

– Пыль покроет рисунки на стенах.

– Я не буду смотреть, как умирает то, что она любила.

Трой соизволил наконец-то изменить выражение лица с проницательного на удивленное. Он видел в Томе отражение Ванессы. Да, в нем не было той магии очарования, соблазнения и навыка игры чужими чувствами, и, как догадывался Трой, Ванесса радовалась этому факту. Мальчик был наделен талантом и возможностью очаровать не конкретного человека – весь мир. Ради него Ванесса продавала свои таблетки, пила через раз, экономила на косметике, одежде и всевозможных удобствах. Трой давал ей деньги, потому что чувствовал вину за произошедшее много лет назад, а Ванесса все равно поступала так, как велела ей безмерная любовь к сыну, которым она всегда гордилась. Тяжелая и скрытая теперь под гробовой доской жизнь оказалась не напрасной. Том, пусть и в скорби, продолжал сиять и освещать это место добром и наивностью – вещами, которым Ванесса разучилась еще в детстве. Трой понимал его желание уехать из этого города, больше не появляться в доме детства. Он хочет запомнить все, как есть, а Трой… Трой ему поможет.

– Я понял тебя, Том. – Он встал из-за стола, гипнотизируя тлеющую сигару. – Я позвоню своим приятелям из Нью-Йорка, подыщем тебе квартиру. Как только… – Он хотел сказать «оправишься», но вовремя прикусил язык. Нужных слов тут вообще не подобрать. – Как только будешь готов, позвони мне. Мой номер и вся необходимая информация на холодильнике. – Трой выдохнул. – Том, – позвал он.

Тот поднял голову.

– Ей было и есть чем гордиться.

Трой покинул дом, как и Дилан, как и Джек с Ричардом. Они ушли не потому, что хотели заняться другими делами. Друзья уговаривали его позволить им остаться и посидеть хотя бы в гостиной, и все же он выпроводил их за дверь. Получилось грубо, но никто не посмел его упрекнуть, ведь все, что хотел Том – это подняться к себе в комнату, взять, как в детстве, старый магнитофон и пыльные кассеты, постучаться, будто ничего не произошло, в комнату мамы, войти; не садиться к ней на кровать или на стул, а упасть на пол около комода с одеждой, неподалеку от туалета с кучей косметики и украшений в коробочках. Он хотел включить первую попавшуюся кассету, поджать колени к себе, уложить на них руки, чтобы просачивающийся свет из неприкрытых лиловых занавесок не резал глаза. Том нуждался в этом как никогда. А еще ему нужно было…

А еще ему нужно было поплакать.

* * *

– Тебе не кажется, что все произошло чересчур быстро? – Джек оглядывался по сторонам, будто потерянный ребенок. Люди шли рядом, кто-то старался обойти его, а кто-то задевал плечом, ругаясь. – Ой, простите.

Прошла всего лишь пара недель после кончины Ванессы, а Трой уже организовал продажу дома. Чек обналичили, а сумму забросили на счет Тома. В суматохе друзья толком не успели даже попрощаться с Ричардом. Впрочем, отец запер его за три дня до отправки в университет и отобрал телефон. Благо с бабушкой спорить ни у кого храбрости не хватило и прощание с друзьями из молчаливого исчезновения превратилось в длинное сообщение с тысячей смайликов. Джек, планировавший провести с Томом все лето, поразился резко изменившимися сроками. Том решил последовать за Диланом. Если бы не хлопоты с продажей дома и поиском жилья, парни бы сорвались в «Большое яблоко» после первого и единственного личного разговора с Троем. Сейчас до посадки на самолет оставалось двадцать минут, и все, лучший друг детства поднимется в воздух и полетит прямиком к своей мечте.

Дилан исчез с горизонта, решив прикупить еще газировки. Джек поблагодарил случай и производителя этой самой газировки. Он не верил в его проницательность.

– Давай сядем куда-нибудь? Мы уже подошли к нужным воротам. Иначе старушки-танки окончательно собьют меня и растопчут. – Он посмотрел на одну из самых наглых. – Да, мадам, я о вас говорю! Не улетит самолет без вас!

– Сюда. – Том протянул Джеку листок из блокнота и указал на свободные места неподалеку. Их аэропорт имел всего две взлетные полосы, поэтому людей было немного. Если постараться, можно вообразить приватный разговор.

– Слава богу. – Они сели. Джек посмотрел на молчащего Тома, который высматривал Дилана в толпе. – Как думаешь, скоро Ричард выйдет с нами на связь? Не может же его отец вечно строить козни. В конце концов, там точно есть компьютеры с Интернетом или сосед по комнате с телефоном на пару минут. Надеюсь, Ричард найдет способ слать нам письма, голубей или заказывать песни на радио.

– Откуда он узнает наши адреса? – Том показал листок другу.

– Точно. Мы же все разъедемся… – Эти слова кольнули Джека в сердце. Правда, он не понимал, почему именно: оттого что он остается в городе и будет работать в жалком супермаркете или оттого, что Том случайно указал на одиночество Джека, но ему стоило побыстрее изменить свое выражение лица, пока друг не заподозрил неладное. – В любом случае в современном мире найти друг друга и связаться – не такая большая проблема, не будем драматизировать.

– Намного сложнее поддерживать эту связь, – устало вывел на листе Том. Джек поджал губы и задержал дыхание.

– Ты думаешь, у нас не получится быть друзьями на расстоянии? – Он пообещал себе не выдыхать, пока Том не напишет вразумительный ответ. Настоящий ночной кошмар – получить от ворот поворот от друга детства в аэропорту.

– Нет. Получится. – Том вложил бумажку прямо в руки Джека и посмотрел ему в глаза. За ней последовала еще одна. – Но в этот город я буду возвращаться лишь в конце весны. – Эту он оставил себе. – И больше никогда, – написал он следующую. – Вас тут нет. Мамы нет… Вот такая жирная точка.

– Ты так и не пел с того дня? – чуть погодя спросил Джек. Он знал ответ на этот вопрос. Том не имел и шанса его обмануть. Пение для друга являлось не только способом донести мысль до других людей – оно стало его жизнью. До тех пор, пока Том пользуется блокнотом вместо доски и буквами вместо нот, он не в порядке. К сожалению, его друзья вынуждены были следовать правилам игры и ждать. Понять бы только, чего.

– Нет, – показал листок Том, потом следующий: – Мы оба знали, что это произойдет раньше.

– Ты… – Джек не знал, как закончить. Он просто смотрел на друга, который быстро строчил ответ. Время от времени Том оглядывался по сторонам, словно уже не в ожидании Дилана, а опасаясь его. В отличие от доски, на листках помещалось намного больше слов.

– Она плохо переносила болезнь. Нервная работа. Бледность, худоба – все в одну копилку. Сейчас оказалось, что она и таблетками пренебрегала. – Том быстро скомкал листок и протянул следующий. – Она курила, иногда пила. Мама хотела прожить остаток дней не в темнице из собственного тела. Но Джек… Я так по ней скучаю. Я словно оставляю огромный кусок себя в этом городе.

– Том. – Джек притянул друга к себе и обнял.

Они молчали долгие три минуты. Никто не плакал. Это время парни решили потратить на осмысление сказанного. Одна и та же правда била по голове осознанием, что все рано или поздно кончается. Кончается заряд на телефоне, кончается бензин в машине, арахисовое масло, страховка, жизнь кончается. И если масло, бензин, страховку можно заменить, то… То найти замену дорогим людям невозможно, как и счастливому детству, школьным годам. Ванесса умерла, и ничто на свете этого не восполнит. Ничто.

– Я знаю, что не сказал о парочке своих мыслей, но… Не смей думать об одиночестве. Мы всегда будем рядом. Нам лишь надо разобраться со своими жизнями. Понять, кому куда идти. Люди, которым суждено быть вместе, не расстаются надолго. Все решит судьба.

– Ты это в книжках Ричарда вычитал? – Том протянул листок Джеку.

– Нет, просто я тоже задумывался обо всем в последнее время. Вот и пришел к выводу, что бояться нечего. Все будет хорошо, когда-нибудь точно. – Джек прищурился и смог разглядеть Дилана, до сих пор стоявшего в очереди к автомату. Он явно злился. – Надеюсь, Дилан не начнет драку с детьми за газировку.

– Дилан не такой. – По почерку тяжело было сказать об интонации, но Джек все равно уловил неуверенность в этих словах.

– А какой он, Том?

Джек чуть не подпрыгнул от счастья, когда тема зашла о Дилане. Джек волновался. Он не мог быть рядом и при необходимости вмешаться. Все поступки и их ответственность лягут на Тома, а он, как известно, не всегда старался предугадать их последствия. Безопасно ли жить с Диланом? Не превратит ли он жизнь друга в ад? Джек выпал на пару минут, а Том как раз завершил свое сочинение на три листа.

– Не знаю. Не буду врать. Как я могу говорить, кто он такой и что из себя представляет, если мы знакомы всего ничего? Он хочет выступать на Бродвее, как и я, он красивый, харизматичный, целеустремленный и, узнав, что у меня резко стало много денег, не перекладывает оплату счетов на меня. – Том уничтожил первый листок и протянул Джеку второй. – Для него я такой же незнакомец, не забывай. Ссора с вами, выпускной и смерть мамы… Испытание нашей дружбы уже началось.

– Мне кажется, в нем что-то есть, – сказал Джек, боясь обидеть друга или вызвать конфликт на ровном месте, но Том сразу понял, о чем Джек говорит. – У него очень переменчивое настроение и непонятная мне мораль. – Том отвел глаза в сторону и протянул подыскивающему слова другу последнюю бумажку.

– Нью-Йорк все покажет. Там я один на один смогу понять, что он за человек. Время в нашем городе, как испытательный полигон, а там открытое небо. Тусоваться это одно, а жить вместе – другое. Я уверен. – Том улыбался, Джек перевел взгляд с бумажки на него и обратно. – Я все-таки сын Ванессы. У меня достаточно денег, трезвого ума и храбрости, чтобы встать и уйти. – Слово «надеюсь» он так и не решился написать. Джек смял бумажку и засунул в карман как раз вовремя.

Подошел Дилан.

– Вот. – Он держал в руках пару бутылок вишневой газировки, стаканчик кофе и бутерброды в пластиковой упаковке. Дилан отдал кофе Тому, еду – Джеку, а сам открыл газировку. – Люди в аэропорту превращаются в сумасшедших. Разве так сложно нажать на кнопку, выбрать номер товара, снова нажать на кнопку, приложить телефон, карту или засыпать мелочь и ждать? – Он смахнул челку со лба. – Я думал, мы пропустим самолет.

– Все боятся не успеть или не наесться. – Джек открыл пластиковую коробку и начал поглощать бутерброды, как удав кроликов. – Ох, смотрите, людей начали запускать. – Он старался не смотреть, как Том медленно поднимается со своего места. – Ну, пора прощаться? Не навсегда, конечно.

– Да, – сухо сказал Дилан и посмотрел в окно.

Том без всяких бумажек и песен обнял Джека, и не планируя прощаться крепким мужским рукопожатием, он собирался напускать в его футболку так много слюней, соплей и слез, сколько сможет. Джек с радостью крепко обнял Тома в ответ. Где-то, заваленный книгами в лучшей библиотеке страны, Ричард утирал слезы и жалел, что не может к ним присоединиться.

Количество людей, еще не прошедших регистрацию, практически не осталось, но парни продолжали обниматься. Дилан чувствовал неловкость, что их время вышло, но ему все же пришлось аккуратно положить ладонь Тому на плечо. Тот, словно очнувшись от долгого сна, в котором вспоминал детство, их первое знакомство, ссору, прогулы занятий, бесконечные драки на школьном дворе и несмолкаемый смех, начал неохотно отстраняться от Джека, не разрывая зрительный контакт. Он знал, если задержится еще на мгновение, то рискует оттянуть свое отправление до конца лета, а может, и жизни. Смахнув слезы, улыбнувшись и быстро всунув листок в руку Джека, Том схватил сумку, перекинул рюкзак через плечо и дал деру, оставив Дилана с другом наедине.

– Позаботься о нем. – Джек протянул Дилану руку, которую тот пожал без промедлений.

– Все будет хорошо. Том – уникальный. – Дилан кивнул и посмотрел на Тома в почти исчезнувшей очереди, а потом повернулся к Джеку. – Как думаешь… Через сколько он запоет? Что вообще делать в таких случаях?

– Не знаю, Дилан. – Джек пожал плечами. – Ничего подобного еще не случалось. Будь рядом с ним, старайся тормошить. Он, как и любой творческий человек, любит варить негативные мысли в котле воспоминаний. Не дай ему в них увязнуть, иначе он собьется с пути, но есть ли у него время искать дорогу? Неизвестно… – Джек похлопал его по плечу. Дилан перехватил сумку и собирался окончательно попрощаться, но рука на плече сжалась, превращаясь в медвежий капкан. – Зачем ты так отделал Итана? Я понимаю, он заслужил, но это – чересчур.

– Я сделал то, что посчитал нужным… – от холодного тона Дилана Джек отступил на полшага. На его лице вспыхнуло удивление, непонимание и лишь спустя несколько секунд он отвел глаза в сторону, продолжив. – Он зашел слишком далеко.

– Как и ты. – Джек отпустил Дилана и посмотрел долгим выжидающим взглядом. – Нужно уметь контролировать свои эмоции.

– Я…

– Объявляется закрытие рейса Су-47 до Нью-Йорка, просьба опоздавшим поторопиться к воротам С1. – Парни отвлеклись на звук громкоговорителя. Джек усмехнулся, понимая, что Дилан уловил намек и держать его смысла нет.

– Удачного полета, напишите, как приземлитесь. – Джек улыбнулся, когда Дилан, ограничившийся кивком, поспешил к нужным воротам.

Джек стоял и смотрел в огромное окно. Самолетов в их аэропорту было немного, и Джек точно знал, когда Том и Дилан поднимутся в небо. Он разглядывал аэробус с синей лентой вдоль корпуса. Джек никогда не летал на самолетах, но всегда хотел прочувствовать, как закладывает уши, сердце стучит в голове, а в кровь поступает адреналин, когда самолет отрывается от земли. Вот и настал тот самый момент прощания. Нет ничего нагляднее и драматичнее, чем подъем самолета в небо. Тоска намеревалась разорвать сердце Джека, утянуть в отчаяние и безысходность. Однако понимание, что ничего еще не кончено, вытеснило бессмысленные переживания. Он обязательно соберет деньги, поступит, куда хочет, и те самые отвернувшиеся поначалу звезды изменят свое решение. На лице Джека расцвела уверенная, счастливая улыбка. Он неожиданно вспомнил о листке Тома и быстро развернул его, провожая хвост самолета, уносящего друга прямиком к мечте.

Джек охнул от неожиданности.

 
«Этот мальчик мечтал полететь к звездам,
И многие крутили пальцем у виска,
Никто из них не знал его судьбу, его рождение.
Он просто упал с небес однажды
и захотел обратно»[92]92
  Песня The Waves – “The boy is a star”.


[Закрыть]
 

– Придурок, – улыбнулся Джек и зашагал к выходу.

Октава вторая

Элизабет Рай – певица, которая осталась в истории благодаря песням об искусстве и любви. Она написала свою самую знаменитую песню «Art is a Devil» после того, как неизвестный убил ее мужа. Как выяснилось уже после смерти мужчины, он долгое время избивал жену, но, по словам самой певицы, любовь не позволяла оставить его. Главная черта ее музыки – многогранные фразы. Ее творчество столь неоднозначно и загадочно, что люди до сих пор стараются найти в нем ответ, почему в 2011 году Элизабет покончила с собой.

С

– Ну, хоть это и не Манхеттен, место Трой подобрал отличное. – Дилан чистил зубы и, казалось, разговаривал с собственным отражением. Он сплюнул пену и выдохнул. На самом деле он не понимал, чего ждал. Том продолжал хранить молчание, поэтому время от времени Дилан лишь вел содержательные монологи.

Они уже третий день обитали в квартире, которую подобрал Трой. Коробок, которые привезла их транспортная компания, оказалось не так много, но лень и жара превратили распаковку в долгий и мучительный процесс. Единственным свободным и более-менее обустроенным местом стала ванная. И то по большей части из-за уходовой косметики Дилана, которую тот держал в идеальном порядке. Он промыл свою зубную щетку, бережно поставил в специально отведенный стаканчик и начал умываться. Промокнув кожу полотенцем, он присмотрелся к волосам, отмечая отросшие корни, и решил, что через пару недель нужно будет краситься. Уложив непослушные волосы, сменив пирсинг в ушах на черные колечки, Дилан остался доволен образом. Теперь ему предстояло найти, что надеть: исследовать Нью-Йорк в оранжевых боксерах было чревато последствиями в виде такой же оранжевой тюремной формы.

Дилан вышел из ванной и прищурил глаза в поисках Тома. Тот, как и все три дня, лежал на диване. Его активность ограничивалась простыми тропами: кровать-диван, туалет-кровать, иногда в маршруте возникал пункт «холодильник». На удивление Том практически не ел. С виду он не отличался худобой и имел среднестатистическое телосложение.

Совместная жизнь парней не отличалась ничем необычным. Том мыл кружку после двух заварок, Дилан после первой, еще он часто менял носки и не разбрасывал их по комнате, не ел фасоль, любил фрукты, сейчас предпочитал темные цвета в одежде, старался не включать свет. В отличии от него Том почти не пользовался косметикой, редко сидел в телефоне и соцсетях. Дилан же проводил там половину времени, прекрасно осознавая, насколько важно для молодого исполнителя быть активным в Интернете. Так или иначе он обнаружил Тома на диване в компании бутылки воды, пульта и выключенного телевизора.

Дилан, не говоря ни слова, пошел в сторону окна. Даже в Бруклине, где цены на жилье, по меркам Нью-Йорка, не кусались, они подобрали вариант слегка им не по карману. Дилан бы никогда не смог снять подобное в одиночку. Однако спорить с Томом в последние недели стало во многом бесполезно. Дилан пообещал себе: если хорошая работа не упадет ему на голову, им придется обговорить жилищный вопрос, но, смотря в огромное окно восьмого этажа на просыпающийся город, небо в легком тумане, исчезающие огни, Дилан радовался. У него появились подозрения, что Трой пытал кого-то, прежде чем им сдали это место. Тут имелось все необходимое и хороший ремонт, у них даже стояла капельная кофеварка. Она соблазняла Дилана пользоваться ей каждые пятнадцать минут. Такими темпами его кровь превратится в кофе. Без молока. Без сахара. Гостиная стала также их спальней. По центру стоял диван, перед ним – телевизор, дальше у стены – кровать. Судьбу второй комнаты они так и не успели обговорить. Иногда Дилану казалось, что он живет с призраком. Все было настолько плохо, что они еще даже не купили вторую кровать.

– Не хочешь кофе? В этот раз неплохо получилось. – Дилан чуть не добавил: «Хоть чего-нибудь хочешь?», но сдержался. Он знал прекрасный способ проникнуться переживаниями, которые испытывал Том, – просто представить себя на его месте. Однако от одной лишь мысли пронизывал ужас, поэтому Дилан терпеливо ждал, пока ситуация наладится.

Том медленного перевел взгляд с выключенного экрана телевизора на волосы Дилана, потом на кофеварку. Под рукой не нашлось блокнота или какого-то листа, поэтому Том взял коробку из-под пиццы и фломастер.

– Кофеин хуже кокаина, – появилось на коробке. Дилан на секунду застыл, представляя эту самую надпись на обложке музыкального альбома. Ему иногда казалось, что Том способен творить, сам того не подозревая. Именно у таких кровь капает на холст и становится шедевром за пару миллионов долларов.

Дилан улыбнулся и сел на диван, попутно вздыхая. Его уже начинала бесить глупая привычка к излишнему драматизму.

– Я вижу, ты так и не выбрал, какое ток-шоу смотреть? Или мюзикл? Или клип? Давай я хоть на фоне включу MTV?

– Нет! – написал Том на коробке, призывая сохранять тишину. Дилан бросил пульт на столик, заваленный мусором. Дома он без конца слушал музыку, включал ее, как только возвращался домой, а уходя, всегда надевал наушники. Будет преуменьшением сказать, что он находился в зависимости от музыки. Кто знает, может, именно по этой причине глаза Дилана, а точнее уши, зацепились за Тома. – Давай не будем пока слушать музыку. Хорошо? – написал он фломастером на чеке.

– Том, музыка – наш способ заработка в этом городе. – Дилан поднял брови и закатил глаза на надувшегося Тома. – Ладно. Я послушаю ее в наушниках, когда поеду на встречу с мамой и сестрой. Выйду на полчаса пораньше и буду наматывать круги на метро. – Он почесал свою щеку, пока Том без интереса наблюдал за ним. – Что?

– Ничего. – Он писал на чеках и бросал их в Дилана, как конфетти. – Подумал, что, все маленькие радости собственной комнаты исчезают, когда делишь с кем-то жилье. – Том решил закидать Дилана мусором. Однако запал быстро иссяк. Как быстро Том загорелся, с такой же скоростью и потух. Дилан цокнул языком и аккуратно поправил челку, чтобы не лезла в глаза.

– Считаю, что пока мы друг другу не очень сильно мешаем. Главное, не трогай мою косметику, она по цене почки, и все будет хорошо. – Дилан улыбался, но Том знал, он ни капли не шутит. С заметными перепадами его настроения лучше было не нарушать личных границ.

– Хорошо. – Том показал на коробку с пиццей и надписью. Дилан уже начал ее ненавидеть. – Не нужна мне твоя косметика. – В Дилана полетел еще один чек.

– Ну и прекрасно!

«Когда же меня оставят хоть на пять минут в одиночестве? Почему у всех невероятная, ужасная и раздражающая привычка постоянно быть рядом? Что Джек, что Ричард, а теперь и Дилан считают, что их присутствие похоже на поддержку. Не знаю. Для меня это толчок в бездну. Нет, не нужно меня гладить по голове, шептать поддерживающие слова или сидеть рядом. Мне нужно побыть одному, потому что иногда даже перед самыми близкими людьми стыдно проявлять слабость. Мама… мама всегда знала, когда закончить разговор и с каких слов его начать. Она ловко избегала острых тем и припоминала фразы столетней давности. Такой чуткой социальной натуры я никогда не встречал… И навряд ли встречу теперь…»

– В любом случае нам надо подумать насчет работы. Мы не можем вечно снимать квартиру на деньги Троя, а тех грошей, что я собрал за ночные смены в кафе, нам не хватит.

– Почему? – Рядом с маленьким словом Том нарисовал огромный вопросительный знак. Его совсем не смущала мысль провести все лето на диване, он зарылся в одеяла по самую макушку.

– Новость дня, раз уж ты не включаешь федеральный канал: за лежание на диване денег не платят. – Из кучи одеял показалась рука с пятеркой долларов в руке и потянулась к Дилану. – Очень смешно. Я не стану вести конструктивный диалог с горой подушек, одеял и крошек. Том, вылезай. Мне через полчаса идти к сестре с мамой! – Голова неохотно появилась из спасительного плена.

«Так иди! Кто тебе не дает?»

– Ладно, давай поднимайся, уже восемь утра. – Дилан похлопал по месту, где предположительно должна быть нога. – Я пока залью хлопья молоком. – Том поднялся с дивана и направился в ванную. – И тебе стоит поторопиться, иначе они размокнут!

«Бедный Йорик, что сделала с тобой чашка молока!»

По пути в ванную Том свернул и зашел на небольшую кухню. Дилан слышал только стук шкафчиков. Через пару секунд Том с подозрительным лицом наконец-то направился умываться и приводить себя в порядок для нового дня на диване. Тем временем взволнованный его странным поведением Дилан встал и пошел исполнять обещанное. Его встретила бутылка молока и пачка хлопьев, на которых тем же черным маркером было написано: «Хлопья – есть хлопья». Дилан пообещал отобрать у Тома маркер и нарисовать на лбу пару заумных вещей в качестве профилактики. Молоко заполняло миску, кружа кукурузные хлопья, а Дилан не мог отделаться от ощущения, что со временем квартира превратится в арт-студию. Том с грохотом вылетел из ванны и появился в дверном проеме, явно копируя Дилана. Тот лишь закатил глаза, но позу оценил и подошел вплотную.

– Ваша овсянка, сэр, – грудным голосом проговорил Дилан и пресек руку Тома, собиравшуюся написать очередную чушь на флаере с рекламой мороженого.

Была в их жизни одна досадная для Дилана вещь, точнее мысль, которая крутилась в голове после общения с Джеком. Том не говорил – Том пел. Это его единственный способ общения с миром с помощью голоса. Однако оказалось, что музыка занимает в жизни Тома намного больше места. Сейчас же он молчал и даже не пытался петь. Джек оказался прав: пока с уст Тома не сорвется хотя бы одна нота, он не в порядке. Дилан злился от осознания собственной беспомощности. Могли ли старые друзья повлиять на Тома? Дилану хотелось править балом, иметь на него большее влияние. Чувствовать, что его слушают, ему доверяют, в нем ищут спасение. И даже не смотря на их перепалки с коробками пиццы и исписанными чеками, редкие улыбки, Дилан не мог вытащить Тома из депрессии. И это приводило в ярость. Лишь понимание, почему тот находится в подавленном состоянии, держало зверя внутри, но Дилан уже чувствовал, как прутья клетки, испытанные на прочность сотню раз, скрипят и гнутся.

– Ешь.

Он вышел из кухни, оставляя Тома в одиночестве.

«Вот так всегда. Никогда не знаешь, какого черта происходит в его голове. Иногда мне кажется: он хочет разложить тебя на кухонном столе и зарезать. Скорость смены его настроения пугает. Даже Ричард с его импульсивным и творческим нравом уступает Дилану в этом. Хорошо, что он уйдет на прогулку с сестрой и мамой. Я с ними не успел познакомиться и пока не хочется. Мне нужно убраться в квартире и разобраться с коробками, и с головой тоже. Я знаю, Дилан прав, и надо искать работу. Меня, конечно, возьмут в музыкальный ресторан солистом, но уж лучше я буду в тишине мыть полы, чем петь под софитами. Стоит только вдохнуть поглубже, задуматься о выборе песни, как горло перетягивает невидимой струной. Не бывает вторых первых впечатлений. Хочу, чтобы не только город, кафе или сцена запомнила мое первое выступление, но и я сам. Будет время, я просмотрю постановки на август или даже сентябрь-октябрь. А там, глядишь, бесконечные рождественские выступления пойдут…»

– Не против? – Том очнулся, когда перед ним появился Дилан. Его боксеры прикрывала бас-гитара, и создавалось впечатление, что парень и вовсе голый. Еще ни разу Дилан не играл перед Томом на гитаре.

«Что я вообще о нем знаю?»

Том начал есть под мелодию, которую, конечно же, знал. Он безмолвно отметил, что играет Дилан лучше, чем поет. Но пусть лучше кто-то приставит пистолет ко лбу Тома, чем он произнесет это вслух. От музыки Том почувствовал мурашки и решил окрестить это утро одним из самых лучших за последние несколько недель. Солнечные лучи проникали через незакрытые окна, волосы Дилана блестели от влаги, на гитаре мерцали блики, невероятный орнамент татуировки змеей полз по бедру. Том чуть не подавился, заметив ее. Дилан разгуливал перед ним в одном нижнем белье три дня, а Том увидел ее только сейчас. Образ Дилана начал стремительно формироваться в голове. Ему, по скромному мнению Тома, стоило пойти в какую-нибудь группу басистом. Его пальцы ловко бегали по грифу, завораживая, а звук… Звук околдовывал. Дилан облокотился на дверной косяк, слегка подгибая ногу, и Том окончательно перестал жевать. Усмехнувшись, Дилан закончил играть, не сводя глаз с него. Соседи постучали в стену с «вежливой» просьбой выключить музыку.

«У такого нет выключателя».

– Надо сделать звукоизоляцию во второй комнате. Пока у нас нет работы и никто не занят в постановках, но от репетиций никуда не денешься. – Дилан снял гитару и поставил рядом с собой. – Жаль, нельзя курить в квартире. С ума сойдешь бегать вниз или высовываться на полметра из окна.

– Тут есть лифт, – написал Том и продолжил есть.

– Ой, кто бы говорил. Да ты платишь лишнюю пятерку, чтобы курьер донес еду до двери, лентяй! – фыркнул Дилан. – Ты точно хочешь побыть сегодня дома? Моя мама давно хотела с тобой познакомиться. Мы даже не гуляли по Нью-Йорку. От аэропорта до такси, и все, пропали.

– Дай мне пару дней, хорошо? – Том осторожно протянул Дилану бумажку.