Текст книги "Все к лучшему"

Все к лучшему
Женская история
Галина Альвергнат

© Галина Альвергнат, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть первая

1

Низкие серые облака уже несколько дней висели над городом. Они закрывали небо до самого горизонта, не оставляя ни единого просвета, сквозь который мог бы пробиться солнечный луч. Рано утром, в понедельник, 21 сентября, начался дождь, который не прекратился и после полудня.

Было почти четыре, когда из здания городского суда вышли двое, мужчина и женщина, супруги, теперь уже бывшие. Они потоптались немного у выхода – надо было что-то сказать, но говорить было нечего, совсем нечего – все было давно переговорено.

– Ну, ладно, пока, – бросил, наконец, теперь уже бывший муж и, втянув голову в плечи, быстро пошел по улице.

А она осталась и смотрела ему вслед, стараясь не расплакаться. Значительная часть жизни осталась позади. Что впереди? Ничего, ничего хорошего. Вспомнилось начало их семейной жизни. Из всех своих студенческих подруг она первая выходила замуж и очень этим гордилась. Да и муж ей достался, как казалось тогда, завидный: многие заглядывались на ее Сергея. Как хорошо все складывалось вначале! Как давно это хорошее закончилось! Все последние годы она не жила, а боролась. Боролась за мужа, который из умеренно выпивающего превратился сначала в неумеренно выпивающего, а затем и в алкоголика. Боролась за то, чтобы из бедности не впасть в нищету. Боролась за то, чтобы дать своим дочерям хорошее воспитание, когда ни сил, ни времени на это совсем не оставалось. И какой итог? Она проиграла по всем статьям? Нет, не по всем! У нее две замечательные дочери. Старшей – двенадцать, и в школе, и в студии танца только успехи. Младшей всего шесть, но задатки… И обе красавицы. Но как дать им то, что видят и получают другие дети? Где выход? Ведь должен же он где-то быть?

Вздохнув, она раскрыла свой зонтик со сломанной спицей (и когда она ее отремонтирует?) и побежала к телефону-автомату. Мать взяла трубку сразу.

– Что, Аня, развели?

– Развели, мама.

– Не переживай, все наладится, все к лучшему, – на всякий случай сказала Вера Игнатьевна, хорошо зная ситуацию, но стараясь успокоить дочь.

– Мама, можно девочки побудут у тебя еще часика два? Я не могу прийти сразу, мне надо зайти к Катерине, – не отвечая на успокоительную фразу матери, попросила она.

– Конечно, можно, – сразу согласилась Вера Игнатьевна. – Передай привет Катерине.

2

В те, теперь уже далекие студенческие времена у нее было много друзей, она притягивала к себе людей благодаря своему характеру – веселая, открытая, общительная, умеющая слушать и слышать. Но самыми близкими подругами были Татьяна и Катерина. Многие не понимали этой дружбы: так не похожи они были.

Самая благополучная из их студенческой троицы – Татьяна.

Отец Татьяны был чиновником городской администрации, семья жила в большой по тем временам квартире: четыре просторны комнаты с импортной мебелью и холодильником, наполненным тем, что в магазинах найти было невозможно. Сама Татьяна была высокой, стройной, с длинными волосами красивого рыжевато-медного оттенка и большими выразительными глазами. Она занималась спортом, из них троих была самой заметной и при других обстоятельствах могла бы сделать карьеру топ-модели. Училась Татьяна хуже своих подруг: и способностей было меньше, и большого желания учиться не было. В институт ее пристроил папа, она сама быть учителем никогда и не мечтала. Но жизнь порой преподносит такие сюрпризы, что остается только руками разводить. Именно Татьяна, из них троих самая неспособая к учительскому делу, поднялась в этом деле выше своих подруг. В настоящее время она занимала пост заместителя директора школы, а так как работала в той же школе, что и Анна, то и была теперь непосредственным начальником своей подруги. Вернее будет сказать, своей бывшей подруги. Мама Анны, Вера Игнатьевна, работала учителем в начальной школе. Папа, Петр Иванович, болел уже тогда, но старался держаться, никогда не жаловался и даже продолжал работать. Большого достатка в доме не было, но всегда был лад, особенная атмосфера, какой Аня больше ни у кого не видела, атмосфера спокойствия, тепла и уюта. Петра Ивановича на стало шесть лет назад. После его смерти мать и дочь стали еще более близки и дороги друг другу, стараясь не потеряться в этом мире, который становился все более жестоким, безжалостным. Ценности жизни, привитые родителями и принятые Анной, – не делай зла людям, не все измеряется деньгами, не предавай дружбы… – уходили, а новые, приходящие им на смену, пугали.

Катерина приехала «учиться на учительницу» из глухой костромской деревни. Крупная, несколько неуклюжая, с круглым простоватым лицом, в смешной старомодной одежде – многим сначала показалась легким объектом для шуток и розыгрышей. Но она так умела за себя постоять, что ее очень скоро оставили в покое. К удивлению, и училась неплохо, хотя и не казалась очень умной. Скорее смекалистой да ухватистой. Несмотря на то, что ее деревенский налет сошел довольно быстро, осталась в ней какая-то не всегда уловимая деревенская сущность. «Есть в тебе, Катерина, этакая здоровая деревенская обстоятельность, – подшучивала частенько Аня. – Ну, скажи, какая разница, знаем мы или нет, к примеру, как звали собачку «Дамы с собачкой»?» – Для тебя, может, и неважно, а для меня очень важно, – незлобливо отвечала та. – Мне эти незначительные детали помогают ориентироваться в главном.»

Сначала Катерина ничего не рассказывала о своей семье, и только спустя долгие месяцы подруги узнали ее невеселую историю. Мать, доярка, надрывалась на ферме и собственном огороде, стараясь прокормить семью, тяжким трудом зарабатывая на скудное пропитание. Отец, первый деревенский пьяница, семье не помогал ничем, пропивая небольшую пенсию своей матери и те небольшие деньги, которые удавалось стащить в семье. Он и умер-то так же нелепо, как жил. Зимой нашли мертвого в нескольких метрах от свинофермы. «Так и не знаем, зачем он туда шел, то ли согреться надеялся, то ли свинью утащить,» – горько пошутила Катерина. Она единственная из подруг подрабатывала все студенческие годы. Работу находила всегда, но денег на прожитье хватало не всегда. И когда Аня видела, что подруге приходится совсем уже туго, она под разными предлогами зазывала Катерину к себе, а там Вера Игнатьевна тут же усаживала за стол. «Знаешь, что я хочу тебе сказать, Анюта, – поделилась с ней как-то в минуту откровенности Катерина. – Самая страшная вещь на свете – бедность. Я это очень хорошо знаю, но я больше никогда не буду бедной.»

После окончания института она уехала работать в одну из сельских школ, но спустя года четыре вернулась в Кострому, да не одна, а с мужем. Вдвоем они привезли первоначальный капитал, на который начинали свой, первое время, небольшой бизнес. Где она заработала свои первые деньги? «Картошку сажали, поле такое огромное, что конца не видно. Представить себе, какой это труд ты не сможешь. Одно хочу сказать: если бы сейчас надо было начинать все сначала, я бы, наверное, уже не смогла.» Вот так дела Аниной подруги пошли в гору, а дела самой Ани под гору. Теперь у Катерины был собственный ресторан русской кухни, большой, популярный в городе, бар и масса проектов на будущее. Все крутилось вокруг нее, все работало как хорошо отлаженный механизм. В браке ей тоже повезло: Иван был работящий и покладистый, именно такой мужчина нужен женщине с ее характером и планами на будущее. Катерина очень изменилась, трудно было узнать прежнюю, простоватую на вид, плохо одетую студентку. Красоты в ней не прибавилось, но появился класс, подкрепленный уверенностью в себе и дорогой одеждой. Вскоре после возвращения в Кострому она разыскала свою подругу, и прежняя дружба возобновилась сразу, как будто никогда и не прерывалась. Только роли их поменялись: теперь Катерина помогала Анне, стараясь делать это незаметно и ненавязчиво.

3

Аня шла к Катерине, потому что как никогда ей нужны были сейчас умный совет и дружеское участие.

Сидя за столом в своем кабинете, Катерина разговаривала с несколькими подчиненными. Увидев подругу, она сделала ей знак рукой. Проходи, располагайся и подожди немного. Анна устроилась в большом и удобном кресле, взяла, было, со столика рядом какой-то журнал в яркой глянцевой обложке, но читать не смогла. Отложив журнал, она огляделась по сторонам. Сколько раз она побывала здесь, но всегда отмечала спокойную неброскую элегантность кабинета. Красивая мебель, удобные кресла насыщенного зеленого цвета прекрасно гармонировали с бежевым пушистым ковром на полу. Несколько аксессуаров светлого зеленого цвета разнообразили и завершали интерьер. Чувство гармонии и стиля жило в Анне с детства. Она всегда, порой бессознательно, отмечала диссонанс в окружающем: в одежде проходящих мимо и находящихся рядом людей, в окружающей обстановке, даже в тоне разговора… Мама рассказывала, что уже года в три-четыре дочь объявляла о своем праве выбирать себе одежду, настаивала на своей самостоятельности. И даже сейчас, очень стесненная в средствах, умудрялась не выглядеть плохо, безвкусно одетой. Что-то будет через несколько месяцев? Занятая своими невеселыми мыслями, Анна и не заметила, что подчиненные уже ушли, и не сразу услышала, что Катерина к ней обращается.

– Ой, Кать, прости, задумалась, – стараясь говорить спокойно, извинилась она. – Рассматриваю твой кабинет, замечательно выдержан в стиле и цвете. Ты молодец. О чем там ты меня спрашивала?

– Да не я это молодец, я здесь ни при чем. Стиль и цвет это по твоей части. У меня же профессиональный дизайнер работал, ты знаешь. А спрашивала я у тебя, как у вас там дела, в народном образовании?

– Как всегда, не хватает денег, а проблем хватает. Но я к тебе не проблемы народного образования пришла обсуждать.

– Прости, подруга, забыла, совсем я замоталась со своим бизнесом, – извинилась в свою очередь Катерина. – Ну что, развелась наконец со своим охламоном?

– Развелась, – без особенной радости подтвердила Анна.

– Не переживай, все наладится, все к лучшему, не все еще потеряно, – почти дословно повторила Катерина фразу Веры Игнатьевы.

– Кать, я к тебе поговорить пришла. У меня все так плохо… Надо кому-то выговориться… Кроме тебя некому. Не знаю, чем ты можешь мне помочь, но хотя бы выслушай.—

– Так, дорогая моя подруга, – решительно ответила та. – Ты наверняка еще не обедала, я тоже. Сейчас мы с тобой пристроимся в тихом уютном уголке, хорошо пообедаем и спокойно поговорим.

Через несколько минут они уже сидели в укромном уголке ресторана. Катерина приказала официантке накрыть на стол и удалиться, не мельтешить перед глазами.

– Выпей водочки, совсем немного, сразу лучше будет, – посоветовала она.

– Не могу я, Катя, водку пить, меня от одного ее вида и запаха мутит. У меня на эту водку аллергия на всю мою оставшуюся жизнь.

– Тогда несколько глотков коньяка тебе сейчас просто необходимы. И не возражай мне! Пей и ешь, потом будем разговаривать.

«Да я и в самом деле голодна!» – с удивлением подумала Анна про себя. Несколько глотков коньяка приятно согрели, а еда показалась на удивление вкусной. Некоторое время они молча ели, а затем Катерина, которая закончила этот поздний обед первой, первая и заговорила:

– Послушай, что я думаю. Тебе надо как можно быстрее отселить от вас твоего бывшего мужа. Без этого ты свою жизнь не наладишь.

– Легко сказать. А как это сделать? На что я могу разменять свою двухкомнатную хрущевку? Знаю, знаю, что ты хочешь мне сказать, – заторопилась Аня, заметив возражающий жест подруги. – Нам надо съехаться с мамой, а моему бывшему мужу оставить мамину квартиру. Но я не могу, я никак не могу на это согласиться! Ты же прекрасно знаешь, что когда-то мои родители разменяли свою замечательную квартиру, чтобы выделить нам эту, а сами остались в однокомнатной. А теперь я должна лишить свою мать и этого, хоть и маленького, но своего уголка. И для кого? Для алкоголика, который быстро все пропьет. Нет, ни за что! Мама уже не молода, она часто болеет, и ей хочется хоть иногда побыть одной. Я ведь знаю, как я ее достаю своими проблемами! Она мне этого никогда не говорит, но я точно знаю!

– Да что ты так растарахтелась-то, я и не думала ничего такого предлагать. Слушай меня внимательно и не перебивай. Надо твоему бывшему купить самую дешевую жилплощадь, какая есть. Небольшую комнату в деревянном доме где-нибудь в Ребровке или в каком-нибудь старом общежитии. Я точно не знаю, сколько сейчас стоят такие комнаты. Надо навести справки. Денег я тебе дам. В долг! – добавила она решительным голосом, пресекая возможные возражения. – Будешь мне отдавать каждый месяц определенную сумму.

– Катерина, с ума ты сошла, что ли? Ты же прекрасно знаешь учительские зарплаты! Как я могу с них отдавать тебе каждый месяц определенную сумму? Нам денег хватает только на самое необходимое. Да что я тебе рассказываю, ты и так все знаешь.

– Ты меня будешь сегодня слушать или нет? – рассердилась подруга. – Тебе надо наконец начать решать всерьез твои проблемы. Что изменится в вашей жизни, если этот… этот алкаш останется жить с вами? Скажи мне, на кой черт тогда нужно было разводиться? Если ты о себе не думаешь, подумай о своих дочерях! О маме своей подумай! Что у них за жизнь? Так, возвращаемся к нашему разговору. Я тебе подработку найду, недавно, кстати, одна клиентка состоятельная спрашивала. Работа не престижная будет, сразу скажу, но зато платить будут хорошо. Скорей всего будешь уборщицей в каком-нибудь богатом доме. Вот из этой дополнительной зарплаты и будешь со мной рассчитываться потихоньку.

– Я там долго не наработаю, – нерешительным голосом проговорила Анна. А затем вздохнула, собираясь добавить что-то важное, но смелости не хватило.

– Как это ты долго не наработаешь? Да что с тобой в конце концов? – не своим голосом завопила Катерина. – Да если бы мне кто-нибудь сказал, что для того, чтобы выбиться из бедности я должна на пузе проползти от Костромы до Караваево и обратно, я бы ни минуты не думая, поползла! А ты тут…

– Беременная я… – набравшись наконец смелости, проговорила Анна.

– Что??! От кого?

– Все от того же…

– Ой, дуры, бабы, дуры! – давно забытым деревенским голосом запричитала Катерина. – Как хоть тебя угораздило? О чем ты думала, глупая твоя голова?

– Помнишь, несколько месяцев назад Сергей в очередной раз бросал пить? Мы уже были в стадии развода, ждали суда. И вот он стоял передо мной на коленях, умолял простить, клялся, что бросил насовсем. И не пил… месяц или чуть больше. Вот тогда это и случилось.

И не в силах больше сдерживаться, Анна зарыдала так горько, что растерялась даже всегда решительная Катерина. Некоторое время она молчала, не зная, что говорить, как успокоить отчаявшуюся подругу, а затем робко предложила:

– Надо бы аборт сделать…

– Поздно уже аборт делать, срок большой у меня. И потом мне кажется, что в этот раз мальчик у меня будет.

– Одумайся, Анна, что ты городишь, какие мальчики в твоем-то положении! Да еще от алкоголика! Ты знаешь, что можешь родить больного ребенка?

– Я точно знаю, что ребенок родится замечательный. Только две вещи у меня в этой жизни хорошо получаются: в школе работать да рожать детей замечательных.

Несмотря на то, что ситуация для веселья была неподходящей, Катерина невольно улыбнулась.

– Кать, если бы ты знала, как я сожалею о случившемся… Как я ругаю себя. Не только за беременность эту, но и за многое другое. За то, что доверчива очень, за то, что постоять за себя не могу, за то, что в жизни ничего не добилась. Моя мама и мои дочери – самые дорогие мне люди на этой земле, а я им счастья дать не могу. Но одно я решила твердо – Сергей мне больше не нужен, не нужен никакой. Чудес в жизни не бывает, но если бы чудо случилось, и он стал бы прежним Сергеем и приехал бы за мной, ну не знаю, на белом «Мерседесе» что ли, я бы и тогда сказала: «Нет!»

– Не ругай себя очень, – медленно заговорила Катерина. – Мы и любим-то тебя за то, что ты такая: открытая и доверчивая, и совсем не пробивная. А скажи мне, кто-нибудь еще, кроме нас, знает о том, что ты беременна?

Казалось, какая-то мысль, пока еще не совсем ясная, пришла ей в голову. В трудных житейских ситуациях Катерина всегда мыслила трезво и здраво, а затем принимала быстрые и правильные решения.

– Никто не знает. Как я могу сказать об этом маме? И потом я сама только недавно поняла, что беременна.

– ???

– Знаю, знаю, что это звучит по меньшей мере странно, но я думала, что задержки у меня из-за стресса в связи с разводом и всем этим кошмаром последних месяцев. И потом не до себя мне было все это последнее время.

– Подожди еще несколько дней, ни в коем случае никому ничего не говори. Я сегодня в Москву уезжаю по делам, дня на два-три. Как приеду, тебе сразу позвоню. А теперь давай сменим тему. Скажи мне, Танька тебя по-прежнему достает?

– По-прежнему, – вздохнула Анна. – Пристает по всякому поводу, а главное без повода. И я по-прежнему не могу понять, чего ей надо.

– Наивная ты очень, Велехова. Неужели никогда не замечала, что Танька сгорает от зависти и ревности? А началось это, дорогая моя, еще в институте. И вот теперь, когда подруга наша бывшая завучихой стала, она всем, а тебе в первую очередь, хочет показать, что это не ты, а она выше и лучше.

– Ну что ты несешь, Кать? Я же в этой жизненной гонке далеко позади вас бегу. И потом мне всегда казалось, что мы подругами были, а не конкурентками.

– Вот именно, казалось. Раскрой ты глаза пошире, в твоем возрасте и в твоем положении пора бы уже реалисткой быть. Не все люди такие миленькие, добренькие и бескорыстненькие, как ты думаешь. Ладно, давай прощаться, у меня дел очень много. Встретимся через несколько дней, договорим.

– Да и мне пора, я обещала маме через два часа быть, – спохватилась Анна.

Они вернулись в кабинет, где Катерина достала из-под стола увесистый пакет и протянула его подруге. Похожая сцена повторялась каждый раз. Анна знала, что в этом пакете, и начинала отказываться его брать. Катерина в свою очередь приводила всегда одни и те же доводы о том, что это не для нее, а для ее дочерей, что для того, чтобы нормально расти, они должны нормально питаться. И с этим нельзя было не согласиться. Взяв пакет и прихватив свой видавший виды зонтик, Анна пошла к выходу.

– Стой! – командным голосом прокричала ей в спину Катерина. – Что это у тебя в руках?

– Твой пакет.

– А еще?

– Моя сумка и мой зонтик.

– Дай-ка мне посмотреть твой зонтик.

Удивленная, Анна протянула подруге свой зонтик. Та взяла и… бросила его в мусорную корзину. А затем, открыв шкаф, достала свой, новый, и протянула его Анне со словами:

– В новую жизнь с новым зонтом!

– Спасибо, Кать, – только и смогла проговорить гостья и быстро вышла из кабинета.

4

Следующее утро началось как обычно, как будто и не было двух важных событий, случившихся накануне: ее развода, который наконец-то состоялся, и откровенного разговора с Катериной, самой близкой, лучшей подругой. Как обычно, Анна встала первой, на сорок пять минут раньше своих дочерей. Сергей дома не ночевал, и это была хорошая новость. Анна любила эти полчаса с небольшим, которые принадлежали только ей. Она могла спокойно, не торопясь умыться и одеться, выпить кофе и даже почитать несколько минут перед тем, как включиться в ежедневный непростой ритм жизни много работающей женщины. Но сегодня ей не читалось. Невеселые мысли о будущем не оставляли ни на минуту. При разводе они с Сергеем договорились: комната побольше, но проходная – ему; комната поменьше, но изолированная – ей с дочерьми. «Как мы будем жить вчетвером на такой крохотной площади? Даже сейчас это трудно назвать нормальной жизнью. Что же будет, когда дети начнут взрослеть? Как с моей зарплатой обеспечить их всем необходимым? Работать еще больше? Тогда я буду видеть своих детей еще меньше, а денег все равно не хватит. Да и мама не железная. Ей и так достается.» Она вспомнила произнесенную вчера дважды фразу: «Все наладится, все к лучшему.» Пока что все, что ни происходит в ее жизни, все к худшему.

И, вздохнув, вернулась к своим повседневным обязанностям: разбудить, накормить завтраком (спасибо Катерине, хороших продуктов хватит на несколько дней), собрать в школу и в детский сад. Ее девочки как будто чувствовали настроение матери, и так не капризные, сегодня они были особенно милы и послушны. Часа через полтора она уже выходила из дома вместе с дочерьми, Надей и Настей. Младшая, Настя, ходила в детский сад рядом с домом. Отвести ее туда было делом нескольких минут. Дальше они ехали на автобусе в одну и ту же школу: Анна работать, а Надя учиться.

Школа. Это было единственное место на земле, куда Анна всегда шла с особенной радостью. Она родилась учительницей, как другие рождаются художниками или музыкантами. Когда она переступала порог школы, все ее беды и неприятности оставались позади. Здесь была ее стихия, здесь она чувствовала себя свободной и счастливой. Ей удавалось найти контакт с любым классом, а на ее открытых уроках кабинет всегда был переполнен.

Несколько лет назад, когда все население России ринулось торговать, и страна стала похожа на одну большую, очень большую барахолку, Анна после долгих раздумий тоже решилась попробовать. «Вдруг у меня получится? Ведь кто только не стоит сейчас на рынке. Нужда заставит – займешься чем угодно, лишь бы денег заработать. Да и не все те, кто торгует теперь на рынке, родились торговцами. Может, и мне удастся профессию поменять. Почему бы и нет, если это даст нам возможность жить лучше. На Сергея надеяться нечего, он уже несколько лет не имеет постоянной работы, перебиваясь случайными заработками, и от этих заработков нам ничего не достается, все на водку уходит.»

В летний отпуск, попросив в долг, как всегда у Катерины, она отправилась в Москву, на оптовый рынок. Ее карьера в области рыночной торговли закончилась быстро, не успев даже толком начаться. По возвращении из Москвы она нашла в автобусе только одну свою сумку с товаром. Две другие исчезли бесследно. Аня простояла на рынке с этим товаром неделю, каждый день отправляясь туда, как на пытку, каждый день сгорая от стыда.

Итог ее первой и последней торговой операции был неутешительный: потери больше, чем заработок. И окончательная уверенность в том, что торговля не для нее. Права была мама, уговаривавшая даже и не начинать. «Ты на себя посмотри: какая из тебя торговка? Или украдут у тебя все, или даром все людям раздашь.»

Так она вернулась в школу, к своей большой радости. Только теперь, чтобы больше заработать, приходилось брать все уроки, какие предлагали…

5

Школа встретила привычным гулом. Окунувшись в него, поднимаясь по лестнице и отвечая на приветствия учеников, Анна чувствовала, как всегда, радость и легкое волнение от предстоящего дня. Но… Невозможно предугадать, что нам принесет каждый, едва начавшийся день.

На большой перемене ее вызвали к директору. В кабинете, кроме директора сидела Татьяна Борисовна, бывшая подруга и нынешняя начальница.

«Почему это у нее вид такой обиженно-оскорбленный?» – успела подумать Анна.

– Анна Петровна, – начала без предисловий директор. – Вы в пятницу факультатив не в своем кабинете проводили?

– Не в своем, – подтвердила она, ничего не понимая. – В моем кабинете рабочие доску новую вешали.

– И вас к себе пустила Татьяна Борисовна?

– Да. А в чем, собственно, дело?

– А дело, собственно, в том, что после Вашего факультатива со стола Татьяны Борисовны пропала дорогая коллекционная ручка.

– Я и не знала, что она коллекционная. Так она вроде бы нашлась.

– Да, нашлась, но для этого Татьяне Борисовне пришлось провести ряд розыскных мероприятий.

– Каких мероприятий? – не поверила своим ушам Анна.

Это было уже слишком. Сразу после факультатива она вернула ключи и начала проверять тетради, когда в учительскую вошла экс-подруга.

– Анна Петровна, у меня со стола пропала дорогая ручка. Посмотрите, пожалуйста, не Вы ли прихватили случайно?

– Ничего Вашего я не прихватила, не случайно, не неслучайно, – вспыхнув, ответила она.

– Тогда, значит, кто-то из Ваших учеников стибрил, – резюмировала экс.

– Ручаться за всех своих учеников я, естественно, не могу, но обещаю Вам разобраться в происшедшем. Не сегодня, т.к. все уже ушли домой. Но завтра с утра я думаю, что мы эту проблему решим.

– Ох, уж эти наши ученики, глаз да глаз за ними нужен всегда, – фальшиво посетовала когда-то подруга, выходя из учительской.

Следующим днем была суббота, и первым уроком в ее классе была математика. Попросив у учителя математики пять минут от урока, («Поверь, вот так нужно!») она вошла в класс и выложила своим ученикам все, что она о них думает.

– Я даже не хочу знать, кто это сделал. Главное – сделанную глупость надо исправить. Давайте договоримся так: до большой перемены ручка должна лежать на месте. Покивайте головами, если согласны.

Ответом ей было дружное кивание.

На втором уроке в дверь ее кабинета постучали. За дверью стоял Дима Павлов. К его слову прислушивались.

– Анна Петровна, проблему решили, как договорились, – прошептал он и помчался по коридору

– Спасибо, Дима, – в спину ему успела ответить она.

И вот теперь… «Бред какой-то.»

– Ирина Васильевна, – начала провинившаяся. – Не все было так, как доложил Ваш заместитель. Но я думаю, что оправдываться и доказывать что-либо бессмысленно, ведь точка зрения у Вас уже сложилась. Поэтому давайте сразу перейдем к морали.

– А никакой морали нет, Анна Петровна, – почти добродушно ответила директор. – Я просто хотела Вас призвать к тому, что нужно работать дружно, дуть в одну дуду и не подводить друг друга. Да и у Татьяны Борисовны к Вам особых претензий нет, хотя ей и пришлось потратить время на то, чтобы разыскать пропажу.

Выходя из кабинета директора, Анна чувствовала себя гадко.

«Как все это мерзко, а, главное мелко! Мелко-подленько. У нее ко мне претензий нет! А у меня есть! Я не могу понять, зачем она все это делает. Может, подойти и прямо спросить? Нет, тут-то я ее реакцию знаю. Она мне ответит, мило улыбнувшись: „О чем это Вы, Анна Петровна? Я Вас не понимаю.“ Ну почему нам не дано заглянуть внутрь другого человека, чтобы понять мотивы его поступков. Неужели Катерина права, и это ревность? Но ревность к чему?»

Настроение было испорчено на весь рабочий день.

Во второй половине дня, закончив уроки, она спускалась по лестнице со своего второго этажа. Татьяна Борисовна поднималась ей навстречу.

– До свидания, Шерлок Холмс, – не выдержав, съязвила Анна.

А потом ругала себя по дороге домой. «И зачем я это сделала? Что я этим докажу? И вдобавок дала хороший повод для продолжения войны. Ну и пусть. Должна же я хоть иногда постоять за себя.»

6

Катерина позвонила в пятницу вечером. Дочери спали, и поэтому Анна ответила шепотом.

– Это я, – почему-то тоже шепотом заговорила Катерина. – Ты в понедельник как работаешь?

– Как обычно, целый день.

– Без перерыва?

– Будет перерыв между сменами, часа полтора-два.

– Замечательно. Я за тобой заеду, поедем на природу, там поедим и поговорим.

– Куда поедем? – не поняла Анна.

– На природу, дурочка, – ласково ответила Катерина. – В понедельник все узнаешь. Спокойной ночи, дорогая моя подруга.

Вот уже сколько лет Анна не знала, что такое спокойная жизнь. Чувство тревоги постоянно жило в ней, то затихая ненадолго, то возобновляясь с новой силой.

Года три назад она вычитала в одной статье, что все жены алкоголиков похожи друг на друга, что на их лицах одинаково отражаются одинаковые чувства: чувство безнадежности, постоянной тревоги, покорности судьбе и еще что-то неуловимое, что было названо в статье синдромом жены алкоголика. Эти женщины теряют интерес к жизни, перестают замечать ее разнообразие и, все более погружаясь в свою беду, опускаются все ниже. Так алкоголик, падая сам, тянет за собой свою семью. Анна любила жизнь во многих ее проявлениях. Смена времен года, литература и искусство, окружающие ее люди, ее работа и ее ученики, и еще многое другое было ей интересно и важно. «Кать, – спросила она подругу некоторое время спустя. – Скажи, я похожа на жену алкоголика?» – «Слава богу, нет, – ответила всегда с ней откровенная и сразу все понявшая Катерина. – И знаешь, почему? Тебе родители столько хорошего передали, что продержишься еще, не знаю, сколько.»

После этого она старалась еще глубже прятать от людей свои проблемы, не замыкаться в себе, оставаться открытой для общения и всего, что ей было интересно. Но тревога, неуверенность в завтрашнем дне, страх за себя и за детей – всегда оставались внутри нее.

Короткий вечерний разговор принес неожиданное облегчение, какую-то неясную надежду. Надежду на что? Она не знала. Но уверенность подруги странным образом передалась ей. «Все наладится, все к лучшему.» Неужели это может действительно произойти? Неужели может действительно закончиться длинный и такой тяжелый период ее жизни?

Со смутной надеждой на что-то лучшее впереди она спала спокойно, в первый раз за много дней.

Катерина ждала ее в машине недалеко от школы. Некоторое время они молча ехали по городу, а затем машина свернула в сторону Берендеевки. В парке в это время дня было безлюдно. Конец сентября, и со вчерашнего дня установилась безветренная и солнечная погода. Дорожки парка были устланы опавшими листьями, которые тревожно шелестели под ногами.

– Сядем здесь, – остановилась Катерина около одной из скамеек. – Скамейка чистая и на солнечной стороне, заодно и погреемся на солнышке.

– Похоже на эпизод из шпионского фильма «Встреча секретных агентов в безлюдном месте», – пошутила Анна.

– Прямо в точку. Я действительно выбирала место, где нас никто не может услышать, даже случайно. Держи бутерброд, разговор будет не коротким, пообедать времени не останется.

– Кать, ты меня пугаешь. К чему эта секретность?

– Секретность, дорогая моя, необходима, и ты сейчас поймешь, почему. Но вначале я хочу тебя попросить о двух вещах. Первое: не отвергай сразу то, что я тебе предложу. Подумай хорошенько, я со своей стороны уверена, что это единственный выход в твоей ситуации. Второе: об этом не должна знать ни одна живая душа. Это в твоих и в моих интересах тоже. Даешь мне слово?

– Даю, конечно. Кать, это в самом деле так серьезно?

– Очень серьезно. А теперь слушай. В Москве есть одна фирма, которая работает по связям с заграницей: туристические и деловые поездки, контракты и т. д. Но это одна сторона их деятельности, легальная. Другая, нелегальная: они отправляют за границу, чаще всего в США, оказавшихся в сложной ситуации русских беременных женщин. Там эти женщины заключают контракт с богатыми и очень богатыми супружескими парами, которые по разным причинам не могут иметь детей. Женщины остаются в стране до момента рождения ребенка, затем оставляют его в той семье, с которой заключили контракт, получают деньги и возвращаются в Россию.