Текст книги "Все к лучшему"

– Почему? – спросила Даниэла.

– Твоя свекровь хорошо понимает, что лишнее сказанное слово никому блага не сделает. А испортить может все – и безвозвратно. А что я могу сказать по поводу полной секретности… Она вам, наверное, в будущем и не к чему. Я знаю немало случаев, когда нежелание родителей говорить правду ребенку приводило к трагедии. Думаю, что если все произойдет так, как я вам предлагаю, впоследствии, когда мальчик (я предполагаю, что речь идет именно о мальчике) подрастет, нужно будет сказать ему правду, не всю, конечно. Сказать то, что можно сказать. Секретность нам нужна только для Жан-Жака, а ему жить недолго осталось. Так что, если хотите его порадовать напоследок, поспешите…

Снова наступило молчание, которое на этот раз прервала Даниэла:

– Расскажите, хотя бы примерно, как это вообще происходит…

– Абсолютно точно я и сам не знаю, не сталкивался до сих пор.

– Как же Вы об этом узнали?

– Обратился к нужным людям, которые владеют информацией. Фирма хорошо засекречена. Женщин немного, и все очень тщательно отобраны. В основном с территории бывшего Советского Союза.

– Почему? – не поняла Даниэла.

– По внешним признакам они близки к нам, и нет такой расовой скрещенности, как в странах Европы, или у нас, например. Я хочу сказать, что рождаются дети с белой кожей. Вы ведь не хотите показать дедушке внука с темной кожей или с узким разрезом глаз, к примеру. Да и для вас в будущем это может вызвать лишние вопросы, которые, конечно же, ни к чему. Потом там сейчас ситуация такая сложная, очень много людей, а, следовательно, и семей находятся на грани выживания… или вымирания, как вам больше нравится. К тому же, как мне объяснили, у русских очень хороший интеллектуальный потенциал, а фирма не отбирает кого попало. К примеру, если у женщины не первая беременность, проверяют уже родившихся детей: как учатся, что из себя представляют и так далее… Покажут даже фотографии этих детей. Потом, прежде чем сюда попасть, они (эти женщины) проходят разного рода тестирования и исследования, целью которых является проверить уровень интеллектуального и физического здоровья и самой женщины, и будущего ребенка.

– Стопроцентной гарантии они все равно дать не могут, наверное? – полуутвердительно спросил Жан-Поль.

– А кто ее дать может? Разве что там… – Джошуа поднял глаза кверху. – Только нам об этой полной гарантии не скажут.

Жан-Поль вопросительно посмотрел на жену. После нескольких секунд неуверенности Даниэла согласно кивнула головой.

– Вот и хорошо, – адвокат обрадованно потер руки. – Давайте сразу и начинать. Вы хотите, чтобы я этим занялся, или возьмете номер телефона? Сначала нужно позвонить и сказать определенные слова…

– Предпочитаем, чтобы Вы занялись, – в голосе Даниэлы была просьба.

– Согласен. Давайте обговорим прямо сейчас, что именно я должен искать…

Через несколько дней, в пятницу, во время ужина в родительском доме Жан-Поль и Даниэла объявили долгожданную новость…

Джошуа искал подходящую кандидатуру. За три месяца он представил анкеты и фотографии нескольких женщин. Сначала будущие родители всех отвергали. Полтора-два месяца назад Джошуа нашел, казалось, то, что устроило и Даниэлу, и Жан-Поля… К сожалению, надежды их не оправдались. Время шло неумолимо быстро, надо было торопиться, а первая неудача подняла планку запросов четы Дюпрей еще выше…

Джошуа начал уже беспокоиться за исход задуманного им дела, когда ему показали видеозаписи с камер наблюдения за вновь прибывшими. Вновь прибывших было трое. Одна из них – Анна Велехова.

Другие не привлекли его внимания надолго – взгляд задержался на Анне. После нескольких минут он попросил ее документы.

А еще через двадцать минут внимательного изучения всех ее бумаг набрал телефонный номер и сказал коротко: «Уверен, что нашел то, что нужно. Везу досье на изучение.»

Несколько дней спустя за Анной, которая ничего не знала (и никогда не узнает) ни о разговоре, так или иначе решившем ее судьбу (и судьбу ее будущего ребенка), ни о людях, в нем участвующих, никогда не слышала ни о семье Дюпрей, ни о ее проблемах, – за ней пришли…

Всего она не узнает и позже…

Таким образом оказались тесно связаны, и не только на несколько ближайших месяцев, судьбы людей, так далеко друг от друга отстоящих.

7

И снова она в аэропорту. Какой уже раз за последние недели? На этот раз в сопровождении немолодого мужчины, который представился – Джошуа.

Когда узнала, куда летит самолет (Лос-Анджелес! Господи, я скоро все Соединенные Штаты облечу!), затем, когда села в машину с шофером, встретившим их в аэропорту, (Это и есть знаменитый Ролс-Ройс?), не в первый раз подумала: «Да, при других обстоятельствах можно было только радоваться, что я все это вижу и познаю. Для меня при моих жизненных условиях все это выглядит нереальным, почти сказочно нереальным. При маленькой оговорке: при других обстоятельствах. Да, только оговорка эта – другие обстоятельства – не моя реальность. Моя реальность – именно мои обстоятельства. Мои… и ничьи другие…» Сердце опять больно сжалось, и боль отозвалась в ней тревогой: тревогой за себя (куда меня везут? что меня там ожидает?), тревогой за свою семью, за свое решение и за его последствия…

Машина в это время выехала за город и, набрав скорость, поехала по автодороге. За окном мелькали пейзажи, какие она никогда даже и не мечтала видеть: с одной стороны – океан, с отражающимися в его водах солнечными лучами, блики которых по временам слепили глаза; с другой стороны – красивые большие дома, то рядом с дорогой, то вскарабкавшиеся достаточно высоко в горы. И непривычная растительность во всем своем экзотичном великолепии: высокие пальмы с огромными, растопыренными в разные стороны листьями, вьющиеся растения, оплетающие ограды домов, цветущие растения самых немыслимых окрасок…

Не проехав и часа, машина свернула в сторону от автодороги, и океан остался позади. «Кабазон» – успела она прочитать название на указателе. Но они не остановились в этом маленьком уютном городке, а устремились дальше по дороге, которая вела их в места, все более безлюдные. И снова сердце… Забилось так, что у нее перехватило дыхание. «Сколько же еще все это будет продолжаться? На сколько еще у меня хватит сил?»

Машина резко остановилась у высоких, литых из черного металла ворот. И ворота, и огромный парк, виднеющийся за ними, и белый двухэтажный дом в глубине парка – все это открылось перед ними неожиданно, после резкого поворота.

Водитель нажал кнопку на панно, и ворота бесшумно распахнулись. Вблизи дом оказался большим, очень большим, с высокими белыми колоннами, широкими ступенями и массивными, тяжелыми входными дверями…

В просторном холле было безлюдно, и сам дом казался пустым: ни звука телевизора, ни голосов.

Джошуа позвонил по внутреннему телефону, сказав коротко:

– Мы приехали.

И, выслушав что-то, ответил:

– Хорошо. Поднимаемся.

Затем, повернувшись к Анне, приглашающим жестом указал ей на широкую лестницу, ведущую на второй этаж.

8

Комната-кабинет на втором этаже…

Из-за стола навстречу им поднимается высокий мужчина. Через прозрачную занавеску Анна успевает заметить женский силуэт на террасе.

– Здравствуйте, – обращается к ней мужчина, предлагая кресло напротив.

Джошуа садится в другое кресло, доставая какие-то бумаги из своей обширной папки.

– Как все прошло? – спрашивает его хозяин дома.

– Все в порядке. Бумаги тоже все готовы. Можем начинать.

Мужчина зовет, открывая дверь, ведущую на террасу:

– Даниэла!

В кабинет входит молодая женщина, одетая в белые шорты и простую рубашку с коротко подвернутыми рукавами. Стройное, загорелое тело, ухоженное лицо и взгляд, не совсем понятный, немного отстраненный…

«Я тоже не знаю, как себя вести, как держать себя в этой, такой непростой ситуации. И ей тоже, наверное, не по себе,» – понимающе думает Анна.

Женщина садится на диван, расположенный в глубине кабинета. Мужчины переглядываются: тот, который сидит за столом, начинает первый:

– Меня зовут Жан-Поль. Я и моя жена Даниэла – мы хозяева этого дома, дома, где Вы теперь будете жить. До рождения ребенка. Ребенка, которого Вы не… хотите или… не можете оставить себе. А мы… а нам очень нужен этот ребенок, и мы готовы назвать его своим, если, конечно, обо всем сейчас договоримся. Вы меня понимаете?

– Да, я все понимаю. Только, пожалуйста, продолжайте говорить медленно. Быструю речь я понимаю хуже.

– Хорошо, – соглашается собеседник. – Наш адвокат Вам представит договор, договор, в котором все прописано. Он составлен на двух языках: английском и русском. Читайте русскую часть. Если со всем согласны, подпишите после прочтения.

– Читайте не торопясь, – вступает в разговор адвокат. – И можете спросить, если что-то будет непонятно.

Он подает ей папку. Анна начинает читать, пытаясь сосредоточиться.

«Мы, нижеподписавшиеся… составили настоящий договор…»… «Принимающая сторона обязуется… заботиться о здоровье… и ребенка…» «Предоставить…» Дальше – ее обязательства. Что она обязана? И так ясно.

Руки ее трясутся, а строчки плывут и прыгают перед глазами. Нет, она не в состоянии читать, понимая.

«Какая разница! – в который уже раз обреченно думает она. – Если они и не выполнят что-то, что указано в этом договоре, кто их может заставить? Если не соглашусь я, вся сила на их стороне. И мне придется согласиться… И вообще, что тут переведено на русский? Все? Или не все? И правильно ли?»

Она открывает последнюю страницу и решительно ставит свою подпись в конце. Адвокат подает ей английский экземпляр договора, который подписывается так же решительно.

Затем свои подписи ставит Жан-Поль и, подавая ей ее экземпляр, говорит, слегка улыбаясь:

– У Вас еще будет время все прочитать внимательно.

«И не подумаю.» Но вслух ничего не говорит.

– Еще несколько уточнений, – продолжает хозяин дома. – Итак, жить Вы будете здесь, все эти месяцы. Мы будем находиться в этом доме часто, но не всегда. В наше отсутствие и в присутствие, кстати тоже, в доме неотлучно будет находиться Марта. Вы с ней вскоре познакомитесь. Со всеми вопросами и просьбами к ней и обращайтесь. По дому можете передвигаться свободно, никаких запрещений нет. Сад тоже в Вашем распоряжении, а вот за территорию – только с нашего разрешения и согласия. Пока это все. У Вас есть вопросы?

– Только одна просьба, – Анна почему-то встала. – У меня на родине остались две дочери и мама. Они очень переживают за меня, а я за них. Можно я буду им звонить, хотя бы нечасто, хотя бы раз в две недели, например? Совсем недолго. Минут пять, не больше.

Они переглянулись, все трое.

– Можете звонить один раз в неделю, – после недолгого молчания ответил Жан-Поль. – Время не ограничиваю. Но одно условие. Ни слова не говорить своим близким ни о том, где Вы находитесь, ни о том, почему. И, естественно, ни о нас тоже.

– Хорошо. Обещаю. «Какое счастье!»

Жан-Поль снимает трубку внутреннего телефона и, обращаясь к кому-то говорит:

– Марта, зайдите в кабинет.

Минут пять спустя в комнату, постучавшись, входит пожилая и очень дородная негритянка с добродушным лицом.

– Марта, – просит ее Жан-Поль. – Покажите нашей гостье дом и ее комнату. В том порядке, как захочет. И проследите, пожалуйста, доставили ли в комнату ее вещи.

– Хорошо, хозяин, – широко улыбаясь, отвечает Марта. – Как я понимаю, с домом она может познакомиться и позже, когда отдохнет. А вещей у нее почти никаких и нет. Одна сумка, так она уже в комнате, – добавляет Марта и, обращаясь к Анне, предлагает. – Ну, что, идем?

Дюпрей остались вдвоем в кабинете, где только что произошли такие важные для всех присутствующих события. Даниэла встала с дивана, на котором оставалась сидеть все это время, и подошла к мужу.

– Что ты думаешь об этой женщине? – спросил Жан-Поль. – Мне она показалась серьезной. Во всяком случае более серьезной чем та, какую мы имели несчастье приютить некоторое время назад.

Даниэла присела перед ним прямо на стол. Он приподнял ее ноги, поставил на кресло, в котором сидел сам, положил голову на ее колени и с любовью посмотрел ей прямо в лицо.

– Знаешь, о чем я не перестаю думать? – она отвечала вопросом на вопрос. – В устройстве жизни нет никакой логики и справедливости. Мы… у нас есть все, казалось бы все, о чем только может мечтать человек. У этой женщины нет ничего, наверное ничего, иначе, зачем бы она это делала? Но зато у нее есть то единственное, чего нет у нас, и в чем мы так сильно нуждаемся…

9

Что такое – переживать трудный период жизни? Что это значит?

Первое время, первые мгновения после полученного плохого известия о серьезном испытании, о тяжелой болезни, своей или кого-то из близких, о безвозвратной потере, о других бедах и несчастьях, известия, которое чаще всего настигает нас внезапно, мы не верим, что это произошло именно с нами. Наша первая реакция – реакция отторжения. НЕТ, это не правда! ЭТОГО не может быть! Произошла какая-то ошибка! Вот сейчас зазвонит телефон или кто-то постучится в дверь, и мы узнаем другую новость, отличную от той, первой, которую наше сознание отказывается принимать.

Но минуты идут за минутами, часы за часами, а телефон не сообщает другую новость, и никто не стучится в дверь. И тогда наступает осознание того, что случившееся – реальность, тяжелая, жуткая реальность, от которой уже не откажешься.

Как это могло случиться? Как теперь с этим жить? Почему именно с нами, именно со мной? Паническое состояние охватывает каждого человека, а мозг безуспешно бьется в паутине вопросов, на которые нет ответа.

Наш мир, внутренний и внешний, обрушивается в одночасье. В одночасье перестает существовать все многообразие и многоцветье окружающего мира. Как будто кто-то набросил на тебя тяжелое черное покрывало, под которым тебе теперь жить. Как долго? Еще один вопрос, на который нет ответа.

И вот проходит время, неважно какое. Время проходит – а боль остается. Она может уходить, не напоминать о себе, не трогать, не подниматься черным удушьем, от которого перехватывает дыханье, а сердце то начинает биться – часто-часто, то, кажется, останавливается насовсем. Но боль всегда остается в нас, напоминая о пережитой трагедии, несчастье, беде, случившейся или с нами, или с нашими близкими.

Есть ли от этого лекарство, средство, помогающее найти в себе силы выжить, справиться, продолжать радоваться жизни, наконец? Наверное, у каждого – свое.

У Анны, которую жизнь все эти последние годы не баловала часто, не одаривала не только днями и часами счастья, но скупилась даже и на минуты, этим средством было – занять руки и голову. Шевелиться, делать что-то, занять себя чем-то, неважно даже, чем. Такая занятость помогала ей, отвлекала мысли от неприятностей и бед, давала возможность находить в себе новые силы, чтобы продолжать жить…

Ей и теперь было несладко, ох как несладко находиться здесь, вдали от дома, в незнакомом месте, с незнакомыми людьми, несладко понимать, что она находится здесь для дела, которое противоречит не только нормам морали…

Первые дни она не могла справиться с собой. Часами просиживала у себя в комнате, уставившись в одну точку, не в силах пошевелиться, не в силах заставить себя делать хоть что-то. Внутри была пустота и отчаяние, отчаяние, которое накатывалось черными волнами, не оставляя места никаким другим чувствам.

Но надо было продолжать жить, несмотря ни на что, приспосабливаясь к новым обстоятельствам. Надо было. Но как?

Каждый день, то утром, то после обеда, а то и утром, и после обеда к ней в комнату стучалась Марта, каждый раз с новыми предложениями. Не хочет ли Анна прогуляться по саду? Не голодна ли? Или, может, вместе время проведем?

Анна понимала, прекрасно понимала, что Марта делает это все из добрых побуждений, из желания помочь, но каждый раз отрицательно мотала головой, не находя в себе ни сил, ни мужества.

Казалось, ее внутренние резервы, ее запас прочности, ее источники оптимизма – все было исчерпано.

10

Но однажды, спустя примерно неделю, Анна проснулась ранним утром, резко села на постели и оглянулась вокруг новыми глазами.

Стояло великолепное утро, с ярким солнцем и безоблачным небом. Она подошла к окну и широким жестом открыла его настежь. Запахи цветов и зелени, смешанные с потоками свежего воздуха, пение птиц ворвались в комнату.

Подхваченная какими-то новыми чувствами и ощущениями она, быстро умывшись и одевшись, вышла на улицу. Великолепие природы, царствующей в это тихое, спокойное утро захватило ее в плен. Не менее часа быстрой походкой она ходила по огромному саду, временами надолго задерживаясь то перед особенно красивой, оригинально оформленной клумбой, то перед цветущим кустарником с завораживающим, чудным ароматом…

Сколько было времени, когда она повернула на тропинку, ведущую к дому? Она не знала, но знала, что откуда-то появилось в ней – второе дыхание? новые силы? Или еще что-то, чему нет пока названия.

«Ситуация останется такая, какая есть, – думала Анна, решительно шагая к дому. – Ничего назад уже не вернешь, ничего в прошлом изменить нереально. Тогда, наверное, должна измениться я. Как это возможно? Наверное, возможно как минимум изменить свою позицию, перестать заталкивать себя в черную пропасть. Кому от этого будет лучше, кто выиграет, если я туда окончательно провалюсь? Если, не дай бог, у этой черной пропасти, в минуту отчаяния совершу то, что однажды уже приходило в голову…»

Это, то, до чего она однажды додумалась своим воспаленным мозгом, так испугало ее, что она остановилась, перевела дыхание, а затем еще более решительно зашагала к дому.

«Сегодня, когда буду звонить домой, буду очень веселой и жизнерадостной, – быстро, в такт быстрым шагам думала Анна. – Буду каждый день гулять по саду, каждый день и долго. И надо чем-нибудь занять голову. Чем? У них здесь библиотека очень большая. Точно. Вот сегодняшний вечер в ней и проведу.»

Она подошла к дому со стороны, противоположной парадному входу.

Большая веранда открылась ей.

«Как красиво, – подумала Анна. – Я этой красоты еще не видела.»

Стеклянная крыша пропускала солнечный свет, и вся веранда была залита этим светом, ласковым, еще не жарким в такое великолепное утро. Светлый пол натурального дерева ласкал ноги. По нему там и сям были разбросаны небольшие прямоугольные коврики, хлопковые, в бежево-красную полоску. Плетеная мебель – кресла, диван и низкий овальной формы стол – составляли уютный уголок для отдыха справа от входа. Подушки на креслах и стеганый матрасик на диване, тоже из хлопка, но более тонкого в такую же, бежево-красную полоску. Притягивали взгляд и многочисленные, диковинные растения, в огромных горшках разной формы, круглые и прямоугольные, высокие и низкие, но все из одного материала – красные, блестящей полировки. Прямо перед ней, напротив больших стеклянных дверей – обеденная зона: стол, накрытый к завтраку, красная скатерть и веселая посуда, красная, в белый горошек; на стульях с высокими спинками такие же подушки, как и на креслах.

Сочетание теплого бежевого и яркого, жизнерадостного красного с пышной зеленью растений создавало гармоничную картину хорошо организованного загородного дома.

В это время из дома, толкнув дверь ногой, неся в руках поднос, вышла Марта.

Увидев Анну, разрумянившуюся от утренней прогулки, она одобрительно улыбнулась ей и, поздоровавшись, пригласила позавтракать вместе.

Марта поставила на стол полный поднос, от которого шли вкусные запахи круассанов, кофе и меда, и начала разливать горячий кофе в чашки.

Анна села за стол, взяла в руки нарядную, ароматно пахнущую чашку кофе.

Откуда вдруг пришло к ней это ощущение удовольствия? Удовольствия от яркого солнечного неба, от тихого утра, наполненного теплым воздухом, от разноголосого пения птиц и запахов цветов, от вида террасы с радующим глаз интерьером, от накрытого к завтраку стола, вызывающего желание отведать всего и насладиться всем… Когда в последний раз она наслаждалась едой? И вообще, когда в последний раз она наслаждалась жизнью? Когда получила в последний раз удовольствие от простых человеческих радостей? И когда они были для нее эти простые человеческие радости?

Но стоп, стоп. О чем это она? Какие удовольствия? Какие радости жизни? Разве может их чувствовать преступник, совершающий преступление? А грешащий грешник?

«Наверное, может, – возразила она сама себе. – Наш внутренний мир так сложен, многообразен, разнообразен, что в нем порой происходят невероятные на первый взгляд вещи, уживаются чувства, эмоции и ощущения, казалось, бы несовместимые. Говорят же, например: ненавидеть любя или любить ненавидя, что, наверное, одно и то же. И если злодеи, что доказано, иногда способны на благородные поступки, то можно предположить, что и добрые люди иногда способны на злодейства. Что это ты? Не оправдания ли себе ищещь? Или…»

– Анна, – вернулась в это время Марта с наполненным вновь кофейником. – Ты не представляешь, как я рада видеть тебя такой. Вернувшейся к жизни.

– Надолго ли? – Анна ни в чем не была уверена.

– Надо, чтобы надолго, – уверенно возразила Марта. – С возрастом научаешься распознавать людей. Мне уже шестьдесят пять, и я редко ошибаюсь в людях. Так вот. По мне ты – хорошая женщина.

«Да уж, – горько усмехнулась про себя Анна. – Куда лучше.»

А вслух сказала иронично:

– Хорошая женщина, которая занимается нехорошими делами. Достойная осуждения.

– Я не на том месте сижу, с которого можно судить и осуждать людей. И пожила больше, чем ты. Всякого повидала. И знаю не понаслышке, что не надо торопиться бросать камни в чужой огород. Давай-ка я тебе добавлю кофе, и возьми еще один круассан, сегодня утром привезли, свеженькие.

Анна подвинула ей свою кружку и снова оглянулась вокруг:

– Очень красиво здесь. Не только на этой террасе, но и дом, и парк, и все вокруг. Я раньше думала, что не могут быть несчастливы люди, которые могут позволить себе жить вот так, в окружении самых красивых и изысканных вещей. О чем им еще мечтать?

– Многие так думают. Смотрят на соседский дом, и им кажется, что у соседа и клубника крупнее, и денег в кармане больше. И проблем никаких нет. От зависти, скорее всего. Но это я не про тебя.

Анна улыбнулась:

– Конечно, не про меня. Кстати, я и вправду независтлива. У меня подруга есть, которая многого в жизни добилась. Но я никогда ей не завидую. Наоборот, радуюсь за нее. А Вы, Марта, философ.

– Даже не знаю, что это слово обозначает.

Марта широко улыбнулась. При этом ее большой приплюснутый нос стал казаться еще больше, а широкие ноздри стали еще шире.

Анна встала:

– Спасибо. И за добрые слова, и за вкусный завтрак.

– Не за что. Мне это было только приятно. Надеюсь, мы еще и позавтракаем вместе, и поговорим.

Анна, улыбнувшись, согласно покивала головой и направилась было в дом, но, вспомнив что-то, вернулась.

– В первый день, в день моего приезда Вы мне показывали дом, – нерешительно сказала она. – Я видела библиотеку, очень большую. Можно я буду брать книги? Я потом буду все ставить на свои места. Я очень хорошо знаю, как надо обращаться с книгами.

Марта подумала мгновение:

– Мне не сказали, что это запрещено. Значит, наверное, можно. Только на всякий случай не выносите книги из библиотеки. Пока. Завтра к вечеру хозяева будут здесь, тогда и спросим поточнее.

– Спасибо, – снова поблагодарила Марту Анна. – Я сегодня после обеда и вечером побуду в библиотеке и почитаю на месте. Там все и оставлю.

11

Книги были одним из ее главных и страстных увлечений. Родители рассказывали, что книжные обложки притягивали ее с самого раннего детства. Начиная, наверное, с десятимесячного возраста Аня очень любила рассматривать картинки, пыталась водить пальцем по буквам и никогда не порвала ни одной.

Начиная с трех лет преследовала с книгой в руках то отца, то мать, прося почитать. А чуть позже с просьбами сказать, какая это буква. В пять лет выучилась читать практически самостоятельно и с тех пор не расставалась с книгами.

Единственным богатством в доме родителей была библиотека, которую начала собирать еще ее бабушка Анна. Затем собирательство продолжил отец; не получив никакого образования, он все-таки очень любил читать и при малейшей возможности старался пополнить библиотеку.

Когда она вышла замуж, родители подарили книги ей. «Вот, дочка, – с волнением говорил отец. – Передаем тебе наше семейное богатство. Береги и продолжай традиции твоей бабушки Анны.» Она продолжала, старясь покупать не случайные книги, продолжая направление, выбранное бабушкой: классика, русская и зарубежная, книги по истории и искусству, словари и энциклопедии. В последние годы это становилось все сложнее, и не только потому, что на книги попросту не стало хватать денег, но и потому, что их стало все труднее купить: они стали не столько мерилом начитанности и образованности владельцев, сколько доказательством их связей и возможностей.

И все-таки каждый раз, когда долгожданная покупка становилась возможной, она держала ее в руках с особым волнением, трепетом и нетерпением…

«Сколько же здесь книг? – думала Анна, оглядываясь по сторонам. – И с чего начать?»

Эту комнату язык не поворачивался назвать комнатой. Очень просторная, с высокими стенами, сплошь заставленными застекленными книжными шкафами, от пола до потолка, – библиотека. В нескольких местах рядом со шкафами стояли удобные лесенки, с которых можно было достать до верхних полок. Посередине библиотеки на полу лежал огромный ковер с высоким ворсом. Анна прошлась по нему: ноги утонули в пушистой мягкости натуральной шерсти. Она села в одно из кресел, расставленных по центру и еще раз оглянулась по сторонам.

«Начну с общего обзора, – решила наконец. – А там разберемся.» И долго разглядывала корешки книг, читая фамилии авторов и названия книг, то взбираясь на лесенку, то снова спускаясь вниз.

Книжное богатство, собранное здесь представляло, кажется, все отрасли знания. Очень широко была представлена и художественная литература. Анне, несмотря на ее немалые познания в этой области, пришлось признаться, что некоторые фамилии она встречала в первый раз.

А сколько старинных книг! Одна из них привлекла ее внимание. «История США» – прочитала она название, взяв в руки увесистый том. Год издания – 1898. Не к столетию ли независимости Соединенных Штатов? Вот, она даже этого не знает, не говоря уже о многом другом. Что ж, попробуем почитать?

Анна читала около часа, скорее пыталась вникнуть в написанное и понять прочитанное, что удавалось с трудом: много незнакомых слов, сложное построение фраз – все это тормозило процесс. Незнакомые слова приходилось искать в словаре, а потом снова возвращаться к непонятому предложению, потому что когда слово находилось, она уже забывала, что было до него.

Через час она решила остановиться и попытаться найти что-нибудь попроще.

И нашла. Богатейшее собрание книг по кулинарии и искусству украшения стола. У этого шкафа с огромным наслаждением Анна провела целый вечер.

Она никогда не была способной и увлеченной кулинаркой. Другие интересы, другое проведение времени казались более привлекательными. Но, как у каждой русской женщины, у нее тоже была растрепанная тетрадка, куда записывались рецепты салатов, домашних тортов и зимних заготовок. И если зимние заготовки были обязательны для той эпохи, а салаты она готовила время от времени для разных праздников, домашние торты дома не пеклись никогда.

В годы же, когда начались и продолжались нескончаемо проблемы ее семейной жизни, кулинария и вовсе отошла на задний план. У нее не было то времени, то денег, то желания, а то и всего вместе взятого готовить что-то особенное. Поэтому к столу обычно подавались блюда, повторяемые каждую неделю.

Тут же совершенно незнакомый мир открылся ей. С каждой страницей открывала она новое для себя: множество блюд, которые она не только никогда не пробовала, но никогда о них и не слышала; оказывается, существует особое искусство украшения стола, множество способов складывания салфеток, а для каждого вида напитка существует свой, строго определенный фужер.

Среди обилия кулинарных книг ее захватили прежде всего две – «Итальянская кухня» и «Французская кухня»…

Она сидела над этими книгами три дня.

А на четвертый…

12

А на четвертый день они сидели вдвоем с Мартой на террасе. Завтракали…

В этом огромном доме они часто оставались вдвоем. Когда же приезжали Жан-Поль и Даниэла, Анна старалась как можно реже попадаться им на глаза. Иногда они приглашали ее на ужин, а однажды приехали с доктором, который осмотрел ее, ничего настораживающего не обнаружив. Поэтому больше всего времени она проводила или одна, или с Мартой.

За то немногое время, которое они провели вместе, у них, казалось бы таких разных, не имеющих ничего общего женщин, сложился свой образ жизни, своя манера организации дней, почти всегда текущих одинаково, похожих один на другой.

Обычно прямо с утра Анна отправлялась на свою ежедневную прогулку, длившуюся когда час, а когда и больше. Она выходила из дома, не завтракая, выпив только стакан апельсинового сока. А когда возвращалась, стол был уже накрыт к завтраку, и Марта поджидала ее, улыбаясь как всегда своей широкой, добродушной улыбкой.

А потом они завтракали не спеша и разговаривали.

Сегодня больше говорила Марта. Она почему-то разоткровенничалась больше обычного и рассказала Анне о ее предшественнице.

Оказывается, за месяц с небольшим до того, как Джошуа Ленберг привез ее в этот дом здесь жила другая женщина, молодая и красивая, которая не пожелала быть матерью своего первого ребенка. Жила, но недолго.

«Она начала с того, что ходила по дому почти голая, не стесняясь никого: ни меня, ни даже хозяев. Завлекала. Им это не понравилось, но сначала они ничего ей не говорили – ведь были очень в ней заинтересованы. Тогда она начала строить глазки мистеру Дюпрей, а однажды пришла к нему в кабинет и напрямую себя предложила.»

– Как предложила? – не поняла Анна.

– Как женщина себя предлагает? Села к нему на колени и сказала, что будет ему лучшей женой, чем Даниэла. И детишек нарожает сколько надо. Только недолго она на коленях у хозяина просидела. Выставили ее из дома в тот же день. И потом они думали, что не найдут никого, кто вызывал бы доверие. Я даже слышала и не раз, как хозяйка плачет потихоньку. Не везет им долго с ребеночком.

«Почему? – подумала спросить, но тут же остановила себя Анна. – Чужая жизнь – чужие секреты.»

И сменила тему разговора, решившись спросить о том, о чем хотела, но не осмелилась спросить еще накануне вечером:

– Марта, можно спросить что-то… не совсем обычное?

– Конечно, можно, – Марта как всегда была настроена добродушно.