Текст книги "Ведьма. Открытия"

Глава 13

– И кто мне говорил, что это я искажаю смысл слов, пропуская их через чрезмерную эмоциональность, Егор? Я спросила то, что спросила. Ты ужасно выглядишь.

Он смотрел на меня с минуту с таким видом, что показалось – сейчас пошлет просто по-матерному, но потом злое напряжение в его взгляде потухло.

– Чувствую себя тоже погано. И не помню я, когда ел. Спал в машине. Час, перед тем, как ты позвонила. Отключило просто на дороге.

Я обошла стол и выглянула из дверей приемной.

– А-а-альк! – крикнула в сторону лестницы, и уже на середине вопля слуга материализовался передо мной. – У нас твой плов вкусный остался?

– Остался, как не остаться! – радостно отозвался он.

– Разогрей и подай в столовую, пожалуйста. И чая. Ты сладкий любишь? – уточнила я, глянув назад через плечо.

– Я люблю коньяк. Но сойдет и сладкий чай.

– Будет сполнено! – радостно кивнул слуга и унесся.

– Пойдем, примешь душ и поешь потом, – обернулась я к Волхову.

– Ты это серьезно? – невесело ухмыльнулся Егор.

– А что? Ты меня в своей ванной мыл, кормил и спать укладывал. Ответная любезность.

– Любезность выходит неполной, Люда, – пробурчал он, но за мной пошел.

– Секса не будет. Я не буду больше вредить тебе.

– И вред невелик по сравнению с удовольствием, и я не дитя несмышленое, которое не ведает, что творит.

А вот тут бы я уверенно поспорила, но вряд ли выйдет толк.

– Все равно. Я не могу так.

– А как можешь, Люда? Станешь таскать в постель случайных любовников или, как другие ведьмы, на шабашах в оргиях от темных тварей силы до предела пополнять?

От нарисованной им картинки я даже споткнулась, треснувшись пальцами об очередную ступеньку.

– Прекрати! – зашипела от боли и возмущения, рванув вверх еще быстрее. – Я уже сказала, что у тебя больше нет права лезть в мою личную жизнь.

– Отчего же? Разве я отзывал свое предложение быть парой?

– Нет, ты просто его по-настоящему и не делал. Разве нет? – Возражения не последовало. – И если бы я сразу знала и видела то, что сейчас, то и тогда бы не согласилась. – “Как дура наивная” я вслух не произнесла, а вот Волхов это сделать не постеснялся.

– С твоей стороны полная дурость продолжать придавать налет романтики всему, что между нами было, и жалеть меня! – зло бросил Егор мне в спину.

“Не заслужил жалости!” – охотно поддакнула моя сила, спеваясь с новой волной моего раздражения, но я произнесла про себя одно слово “зависимость” и снова оказалась победительницей. Сразу припомнился сосед по коммуналке, алкаш дядька Васька. Ради денег на бутылку он был готов униженно просить, угрожать, бросаться с кулаками, снова подлизываться, вести прочувствованные беседы и снова агрессировать, оскорбляя и обижая, провоцируя на взбешенное “да на, подавись!”. Короче, все что угодно, чтобы получить желаемое.

– Никакой романтики, Егор. У меня есть принципы, и я стараюсь им следовать, насколько это возможно. Никому и ничему я не стану вредить осмысленно и без крайней необходимости.

– Твои принципы, Люда, родом из твоей прошлой жизни и нынешней не подходят.

– Пусть так, – пожала я плечами, указывая ему на дверь ванной.

За стол Волхов явился в одном полотенце на бедрах, и, сидя напротив, я все же прилипала взглядом к его мускулистой груди и сильным рукам, наблюдая, как он поглощает плов: быстро, жадно, похоже, не чувствуя даже вкуса. Чай выпил тоже залпом, как крепкий алкоголь, и, буркнув “спасибо”, поднялся.

– Ну, пойдем, уложишь спать добра молодца, Бабка-Ёжка ты моя заботливая.

– Алька, проводи в спальню.

– Все же так? – ухмыльнулся майор.

– Только так, – ответила не без сожаления. Все же никуда не делась из меня глупая влюбчивая девочка, коей он меня кликал поначалу, что успела пристраститься к его теплу, напору и прикосновениям.

Спорить больше Егор не стал и пошел за слугой.

– Вопрос только где мне-то спать.

Вспомнилось, что наверху, в той самой магической лаборатории под стеклянным сводом, я видела в углу нечто вроде удобной кушетки, и потащилась по лестнице наверх. Опасливо глянула на пустое место, оставшееся от жуткого морозильника, и, дошаркав до действительно имеющегося предмета мебели, с блаженным стоном улеглась на него, очутившись лицом к огромному зеркалу в причудливой раме, стоящему в противоположном конце помещения. Полюбовалась на свое отражение, чувствуя, что начинаю стремительно засыпать даже с открытыми глазами, потому как стало казаться, что с зеркальной поверхностью стало нечто происходить. Она пошла рябью, смазывая виденье меня, лежащей на боку на кушетке, и как будто появилась удаленная перспектива, где проявилось нечто очень похожее на полосу водной бликующей глади с деревьями на противоположном от меня берегу. И поверх уже этой сверкающей глади лежала на боку я… или даже не я, а некая очень похожая на меня женщина с привычными, но все же иными чертами и очень длинными, расплывшимися по зыбкой поверхности отдельными темными гладкими лентами прядями. Ее губы дрогнули, изгибаясь в знающей и какой-то усталой улыбке, и она протянула ко мне руку… Но стоило заморгать, поднимая голову, и все стало по-прежнему. Просто зеркало.

– Блин, достало все, – проворчала, переворачиваясь на другой бок. – Ай! Алька, чего пугаешь!

Слуга стоял рядом с кушеткой, нагруженный одеялом и подушкой.

– Спасибо, – поблагодарила, взяв у него постельные принадлежности. – Уснул?

– Да только лег, – ворчливо ответил мини-Делон. – От была тебе охота, хозяйка, гостя незваного-нежеланного на перинах спать укладывать, а самой тут корячиться.

– Да брось, тут тоже удобно. И это… Альк, ты над вещами его колдани, не опять же в несвежее ему с утра одеваться, – проворчала я уже невнятно, отключаясь, как почудилось, всего на минутку. Потому как, кажется, едва сомкнула веки и расслабила мышцы, как над ухом раздался густой бас Никифора.

– Хозяйка, к тебе пришлец!

– Да что же за проходной двор какой-то! – проворчала, не открывая глаз, начала переворачиваться на спину и тут же чуть не сверзилась с кушетки.

Испуганно распахнула глаза, соображая, где угораздило проснуться на этот раз. Жизнь у меня пошла такая, что каждое утро почти на новом месте. Увидела всклокоченное, бледное аж в желтизну чудище, отраженное в огромном зеркале напротив, вздохнула и пригладила волосы. Судя по свету сверху утро наступило уже какое-то время назад, а я чувствую себя развалиной и ни капли не выспавшейся. Тело все ноет изнутри и снаружи, даже кожа болит, как при высокой температуре. Хотя почему как? Вчера наболталась опять в ледяной воде, могла и взаправду заболеть. Кто сказал, что ведьмы простудой банальной не болеют?

– Кого там принесло-то? – покосилась на домового, мрачно взирающего на меня, и шмыгнула носом. Насморка вроде нет хотя бы.

– Так ведьмак же ж, – с явной ноткой одобрения ответил тот. – Все опять честь по чести, поклонился дому, речь вежливую держал, не с пустыми руками пришел и стоит ждет.

– Пусти его сам, а? – попросила Никифора, поднимаясь и кривясь от ломоты везде и всюду. Блин, ощущаю себя старухой древней.

– Не дело то, – пробурчал домовой и потопал к выходу на этот раз вместо стены.

– Что? Нельзя не самой дверь открывать что ли? – уточнила устало.

– Не дело тебе силу голодной держать, хозяйка, – ворчливо ответил он. – Она и тебя таким макаром пожрать может, и за нас приняться.

– Ну… спасибо за добрую новость с утра пораньше, – сказала я уже пустоте.

Умывшись, причесавшись и немного приободрившись, я вышла в столовую, где застала сидящими молча напротив за столом Волхова и Данилу. Лукин пялился на майора, тот глядел в окно. Мое появление ведьмак прокомментировал слегка озадаченным:

– Хм… Что-то пошло не так. Я еще понимаю, почему он выглядит поганей обычного, это ожидаемо. Но вот ты, Люська, почему как унылая какашка?

– Ты чего в такую рань приперся? – ответила я ему взаимной вежливостью.

– Злая унылая какашка. Ясно-ясно, – ухмыльнулся он понимающе и, как мне почудилось, с облегчением. – И ничего не рано, уже девять. Сейчас пожрем и можем трогаться на твою историческую родину. Ты же еще наверняка захочешь пошопиться и подарками затариться.

Вот это точно.

– У Людмилы поменялись планы, – подал наконец голос безразлично взиравший на пейзаж Егор.

– У меня не менялись планы, всего лишь время выезда, – возразила я, натолкнувшись на его тяжелый взгляд. – Возможно. И то не точно. Я все еще не знаю, чего ты хочешь от меня.

– Я знаю, – влез ведьмак. – Хочешь скажу?

– Надолго я твой отъезд не задержу. Прекрасно понимаю, что поездка к родным сейчас это чрезвычайно важно для тебя, – ответил мне майор, нарочно игнорируя Лукина и не подавая виду, что до этого и понятия не имел, куда я собралась. Хотя куда бы мне еще ехать то? – Просто хотел, чтобы ты кое-что увидела. Одевайся.

Мне очень хотелось отказаться, но пристальный взгляд Волхова поведал мне, что лучше этого не делать. Хотя я ему больше ни черта не должна и вполне могу послать на все четыре стороны. Могу и даже должна бы, но… Такое чувство, что чего-то во мне не хватает для того, чтобы смочь сделать это. Характера и стервозности, видимо.

Я посмотрела на Данилу, и он с беспечным видом пожал плечами.

– Да пофиг. Я тебя без проблем подожду, василек. Только поешь сначала, я тебе теплую свежайшую выпечку притарабанил из моей любимой пекарни. Гражданин начальник, ты тоже угощайся, тут на всех хватит. Свежее, с пылу с жару, не отравлено, не нашептано, вот те крест!

– Я тебя жду в машине, – с ледяным лицом поднялся Егор, продолжая “не замечать” ведьмака.

– Люськ, ты чего же это его в дом пустила, а не трахнула? – нахмурился мой гость, как только мы остались одно. – Сдурела – так над собой измываться?

– Отстань! – отмахнулась я и сунула нос в бумажный пакет, из которого и правда божественно пахло. – Я не хочу ему навредить еще больше.

– А себе, баранина ты такая?! – натурально прикрикнул на меня ведьмак, а бесшумно появившийся Алька поставил передо мной чайную пару с парующей жидкостью. – Ты на хрена у своей силы им перед носом крутишь, а откусить не даешь? Ты в зеркале себя видела с утра?

– Все я видела! Просто я заболела вчера, похоже.

– Бестолочизмом разве что! Вот если ты голодать станешь и при этом сидеть перед столом со жратвой, то не заболеешь, думаешь? – продолжил наседать Данила на меня, пока я торопливо жевала, закатывая от удовольствия глаза. На вкус булочки с легким кремом были так же божественны, как и пахли. – Примерно это ты и сделала этой ночью. Нельзя с таким шутить, Люськ. Если бы знал, что такое исполнишь, то никуда бы не ушел вчера.

– Как будто это тебе решать было, – буркнула, проглотив. – Спасибо, очень вкусно.

– Как будто я не сумел бы тебя вчера соблазнить, если бы действительно хотел, – в тон мне ответил ведьмак.

– Ты не хотел соблазнять, я – соблазняться, закрыли тему прошлого вечера и ночи, – решительно подвела черту. – Я одеваться.

– Что бы ты еще понимала в мужских хотелках, – проворчал он мне вслед.

Когда собралась, Данилы уже не было в столовой.

– Ведьмак велел передать, чтобы ты позвонила, как надобен он тебе станет, – передал слуга мне.

– И ты даже не обзовешь его и разочек? – усмехнулась я.

– Ты велела о гостях ругательно не выражаться, – хитро глядя в угол, ответил Алька.

– Да ведьмак ему торт целый с кремом и цветами сахарными всякими даровал, вот он и не хает его, – сдал из угла мини-Делона домовой.

– Ой, молчал бы! Самому-то такой же перепал!

Вот же хитрая ведьмачья рожа, взялся моих домочадцев сладостями прикармливать. Ладно, поговорим еще об этом.

Волхов ждал меня, стоя у своей машины, и распахнул дверцу, только вышла из-под арки.

– Может, ты мне хотя бы скажешь, куда мы едем и зачем?

– Все увидишь, – не расщедрился он однако.

Ехали мы молча около получаса, и путь наш закончился у какого-то явно казенного здания, окруженного оградой и небольшим, но ухоженным парком. Табличка над входом гласила, что это некий интернат для людей с ограниченными возможностями.

– Часы посещений с двенадцати до двадцати ноль-ноль, – зычным голосом сказала дородная дама в халате, возившая шваброй по полу, вскользь глянув на нас.

– Не для меня, – резко ответил ей Волхов.

– Ой, простите, я вас не узнала сразу! – тут же шарахнулась она, уступая дорогу, и майор решительно повел меня вглубь здания.

На втором этаже толкнул одну из дверей в длинном коридоре, и мы очутились в палате, где как раз медсестра или сиделка кормила с ложки кособоко сидящую в инвалидном кресле девушку лет двадцати, наверное. Пустой неосмысленный взгляд, странно скрюченные пальцы неподвижных рук, сама поза ненормальная, все указывало на явно тяжелую инвалидность, похоже, врожденную. У меня мощно заныло внутри, как всегда при виде подобного людского горя, так, словно кто-то беспощадный сгреб все нервы и начал безжалостно наматывать их на кулак.

– Добрый день, – поздоровался Егор с сиделкой. – Как Ира сегодня?

– Здравствуйте, – обернулась она с грустной улыбкой, опуская ложку, потому как девушка замычала и замотала головой. – Отказывается есть. Отца зовет и плачет. Если так и дальше пойдет, придется капать, кормить внутривенно.

– Надеюсь, до этого не дойдет, – мрачно ответил майор, наблюдая за тем, как девушка задергала упрямо головой, отказываясь от очередной ложки каши, начав издавать звуки, в которых я опознала “па-па-па-па-па”. Начав догадываться, я чуть отступила назад и взглянула на изножье кровати, с прикрепленным там пластиковым белым листом. “Ирина Филлимонова” прочитала там, и дальше неразборчивое, очевидно, предписаное лечение. Гнев заклокотал внутри, мгновенно достигнув взрывно отметки, и, резко развернувшись, я пошла прочь из палаты.

Волхов нагнал меня уже на крыльце и попытался схватить за локоть, но я на него натурально рыкнула, только разве что зубами угрожающе не щелкнув.

– Люда, остановись!

– Да пошел ты! – огрызнулась я, топая по аллее парка. – Как ты посмел вообще!

– Я посчитал, что тебе нужно было это знать и видеть.

– Для чего, блин? – я развернулась к нему резко и подступила, сжав кулаки, потому как врезать хотелось очень-очень. – Надеешься, что я виноватой вдруг себя почувствую? Хрен тебе! Хрен всему вашему отделу, ясно?

– Это не ради пробуждения у тебя чувства вины, Люда. – Егор потянулся дотронуться до моей щеки, но я отшатнулась. – Для понимания почему. Он это сделал не только ради себя. У его дочери вообще никого больше теперь не осталось. Филлимонов просто боялся оставить ее одну, беспомощную, в руках чужих безразличных людей. Ты же знаешь, какова жизнь таких инвалидов во всяких богодельнях.

– И что меняет это понимание? По-твоему, благополучие одной его дочери инвалида оправдывает то, что он сотворил и еще собирался? – Горло тут начало адски драть, и я за него схватилась, но не остановилась, продолжая хрипеть. – Одиннадцать смертей… измывательство надо мной… угрозы моей семье… он собирался пожертвовать жизнью Гарпии, выкупая свою!

Скрутило в кашле так, что слезы хлынули ручьем, горло пылало, как от кислоты, легкие горели.

– Ну зачем ты это делаешь? – Волхов обхватил меня за плечи, поддерживая, но я вывернулась сразу, как только пелена перед глазами прояснилась. – Я не ищу оправданий его действиям, просто хочу, чтобы ты поняла почему. Почему он это в принципе делал.

– А я не понимаю, Волхов. Не потому, что не хочу или мне не жаль его дочь. Потому что это нельзя понять в принципе.

– У тебя нет детей, Люда, поэтому ты пока и не понимаешь.

– А у тебя есть, раз ты такой понимающий? Зато у меня есть сестра, мама и бабуля, которым он угрож… – Едва отступивший приступ жжения и удушья накатил с новой силой, так что у меня была минута на продышаться и осознать бессмысленность этого спора. – Отвали от меня, Волхов. Не мне нужно было это понимание, а тебе признание перед самим собой. В том, что для человека, даже самого конченного, ты это самое “почему” готов искать, а вот подлунного осудил бы сразу, однозначно, не принимая никаких смягчающих обстоятельств, насколько бы вескими и заслуживающими сочувствия они ни были. Чего ты хочешь для себя этим добиться, Егор? Признания, что людям свойственны и простительны любые проступки и слабости?

Волхов задрал подбородок, смотрел с полминуты в небо, избегая визуального контакта. Потом опустил голову, но в глаза мне так и не взглянул.

– Пожалуй, так и есть. Пойдем в машину. Отвезу тебя обратно.

– Погоди.

Я торопливо пошла обратно и вернулась в палату. На подходе уже услышала, как сиделка говорит с пациенткой на повышенных тонах, а когда вошла, она шарахнулась от девушки, глянув на меня испуганно и явно виновато.

– Что вы хо…

– Выйдите вон! – оборвала я ее.

– Но…

– Выполняйте! – поддержал мой приказ догнавший Волхов.

Не дожидаясь, пока закроется дверь, я шагнула к раковине и включила воду, подставила ладони, сразу начав нашептывать.

– Водица текучая, могучая, помоги исцелить, с души горе-печаль смыть, разум просветлить, от тела немочь отлучить.

Ответ был таким слабым, что мне его едва уловить удалось. Такое ощущение, что моя сила целенаправленно отказывалась отзываться. Голодная или обиженная? Если обижена, то на меня за отказ в позволении отхватить кусок от Волхова или за попытку помочь дочери врага? Я собралась, концентрируя сознание на контакте, а не на накрывшей слабости и головокружении, и потребовала подчинения уже в полный голос. Ощутив, что обе ладони стали такими холодными, будто в лед вмерзли, рванула к Ире и обтерла ее лицо, шею и волосы мокрыми руками, не обращая внимания на то, что она кричала глухо и мотала головой. Не знаю, что из этого выйдет, может и ничего. Нужно будет еще потом приехать и попробовать то же самое, но с сытой силой и в темное время суток. Не зря же мы подлунными зовемся.

– Вот теперь все, – обернулась я к майору и, пошатываясь, пошла к двери.

Глава 14

Егор попытался отвести меня к машине, но я снова отмахнулась. Уселась на лавочку в парке и стала набирать сообщение Даниле с просьбой забрать меня поскорее, игнорируя стоящего рядом майора.

– Еще один неверный выбор, Люда, что однажды сделает-таки нас врагами, – прокомментировал он мои действия, не сумев на этот раз скрыть раздражения.

– Ты же сам все время говорил, что любой подлунный рано или поздно становится плохим, – устало огрызнулась я. – Или нет, для тебя мы все плохие уже самим фактом своего происхождения, так что какая, к черту, разница, по твоей логике мы ими станем неизбежно. Смысл мне с этим пытаться бороться или упускать другие возможности в жизни? Нам с тобой нечего друг другу предложить ведь, Волхов, даже опуская факт того, что я наношу вред тебе при каждой близости. Ты не можешь и не хочешь дать мне нормальных отношений, только разные формы использования. И я тебя понимаю, ведь если я хоть как однажды стану тебе врагом, то о каких нормальных отношениях может идти речь? Но и я не желаю притворяться, что готова удовлетвориться имитацией близости и быть твоим инструментом. Ради чего, Егор?

– А как же просто удовольствие, Люда?

– А нет удовольствия, – усмехнулась я, ощущая волну непривычного цинизма и вспомнив слова ведьмака, – Это всего лишь подзарядка для меня и отбирающая твои силы и наверняка дни, а то и годы жизни зависимость для тебя.

– А я заявлял, что желаю жить долго-долго и умереть дряхлой развалиной? – рявкнул зло майор, привлекая взгляды прохожих, и я тоже решила не сдерживаться.

– Пофиг! – уставилась в его лихорадочно поблескивающие глаза я прямо. Похоже, есть прямая связь между тем, насколько я истощаю голодом свою силу и степенью его вожделения. Закономерно, однако, так что нам и рядом находиться дальше не стоит. – Я знаю, что ты не то, чего я хочу в жизни, Егор. Спасибо, что спас, спасибо, что был, но на этом все.

– Как же быстро ты стала настоящей ведьмой, Люда, – процедил он сквозь зубы почти с ненавистью и развернулся уйти.

– По твоему же утверждению это неизбежная закономерность, – отбила я ему в спину. Мелочно, Люда, просто пусть уходит.

Однако Егор прошел всего несколько шагов и вернулся к лавочке, на которой я сидела. Схватил меня за руку и, задрав рукав, посмотрел на запястье.

– Почему ты не надела тот чертов оберег, Люда?

– Я… – чуть не спросила, о чем он, но тут же вспомнила кожаный заскорузлый ремешок с узелками и бусинами, что так и оставила лежать в боковом кармане сумки. Вот это, оказывается, что. – Забыла.

– Дура, – выдал бывший любовник мне характеристику и, обойдя лавку, стал за спинкой.

Несколько минут мы провели в молчании.

– Что насчет этого мага? – спросила и поежилась, ожидая чего-нибудь язвительного в обычном стиле Волхова.

– Я не знаю никого из подлунных с таким именем.

– Обманул? Но разве подлунные…

– Он мог его сменить за время долгой жизни неоднократно, так что по факту не обман, – сухо и едко оборвал меня Егор. – Буду искать его по твоему весьма подробному описанию.

Угу, тому самому, что я так и не дала. Потому что “Люда, твои эмоции все еще не под контролем” конечно же, а не потому что кто-то резко сменил тему с деловой на личную прошлым вечером.

– Высокий, здоровенный, рыжий с проседью на висках, черты лица благородно-аристократические, но неприятные. Мой домовой сказал, что от него вампирами пахло, что бы это ни значило. Глаза бледно-зеленые, аура, ну, или как там это зовется, похожа на серый дым.

– Серый дым? Тогда, возможно, он приходил к тебе под мороком.

– Меня удивляет, что он вообще осмелился припереться ко мне так внаглую. Ведь если он сотрудничал с теми, кого мне нельзя теперь упоминать, то должен знать и о том, что мы… что я с тобой… – Блин, Люда, не мямли!

– Возможно, он рассчитывал на то, что ты работаешь со мной на условиях взаимовыгоды, как и он с… Надеялся просто перекупить тебя сходу, – Волхов осекся, – Либо никакой он не маг Карелин и приходил кого-то подставить. Тех же вампов, допустим. Но даже если и нет, то это же выяснить еще надо, на какой клан конкретно он работает. Я разберусь, Люда.

– А мне что делать?

Черный внедорожник Данилы с визгом затормозил за оградой и подмигнул мне фарами.

– О, я внезапно снова тот мужчина, что имеет право указывать тебе, что делать? – прорвалось-таки из Егора.

– Ясно, – кивнула я, поднимаясь на ноги, не слишком уверенно державшие меня, и поплелась к воротам. – Пока.

– Люда! – окликнул меня Егор. – Осторожнее будь. А этому скажи… я найду, за что его на тот свет спровадить, если по его вине с тобой что-то случится.

– Я и сам не глухой, – отозвался с недоброй ухмылкой ведьмак из окна своей тачки. – Готов выслушать ваши угрозы лично, гражданин начальник.

– Много чести, – бросил через плечо Волхов, уже уходя к своей машине.

Я реально чуть ли не волочила ноги, обходя черную громадину на колесах. Ощущение лихорадки и болящей, как при температуре, кожи вернулось, и даже испарина на лбу и висках выступила, в голове будто облака ваты медленно ворочались. Чуть не вскрикнула, обнаружив, что Данила, оказывается, выскочил из салона и распахнул для меня дверь. Но влезть на сиденье не дал, обхватил лицо ладонями, заставив запрокинуть голову, и уставился в глаза, по которым внезапно больно резануло светом даже такого как сейчас пасмурного дня.

– Да ну мать же его растак! – прорычал он. – Люська, я тебя прибью! А этого Волхова прокляну к хренам! Какого он тебя делать вот такую выжатую заставил? Ты же сказала, что не должна ему больше!

– Я и не должна. И он не заставлял. Я сама.

– Идиотка!

– Как вы единодушны, – криво усмехнулась я, освобождаясь из его захвата, – Он дурой назвал, ты идиоткой.

– Да я сдохну скорее, чем хоть в чем-то буду с этим одного мнения, но ты все равно идиотка, – проворчал ведьмак, помогая мне наконец усесться и торопливо пристегнув. – Будем исправлять.

– Это как же?

– Как положено. – Внедорожник сорвался с места с визгом тормозов, так что меня слегка вжало в сиденье. – Не повезу же я тебя вот такую под ясные очи твоей родни. Еще меня тогда проклянут, не разобравшись, а оно мне надо?

– Я им скажу, что ты ни при чем, – пообещала я, но Лукин меня уже, похоже, не слушал.

– Так, где тут у нас ближайшее… – пробормотал он, повертев головой на перекрестке. – Ага!

Мы свернули вправо, но проехали едва ли квартал, когда он резко затормозил перед трехэтажным зданием, над которым красовалась вывеска отель “Арго”.

– Ты чего? – насторожилась я, но Данила молча выпрыгнул из тачки, обошел и распахнул дверь. Отстегнул ремень и протянул руку.

– Давай, василек! – велел он. – За часик управимся и стартуем.

– Ты совсем что ли? – опешила я. – Думаешь, я вот так просто стану с тобой в каком-то занюханном отеле…

– Понятно, воспаление скромности тут, – оборвал он меня и просто сгреб и закинул себе на плечо, как мешок с мукой, бодро зашагав к зданию. – И к твоему сведению, отельчик маленький, но очень достойный.

– Отпусти! – забрыкалась я, но он уже толкнул дверь и вошел внутрь. – Ты что творишь?

– Привет, Сонь! – не обращая на меня внимания, жизнерадостно приветствовал ведьмак кого-то. – Какой свободный?

– О, Данечка! – Ему тут тоже были явно рады. – Да у нас как раз весь первый этаж сейчас пустой, любой бери.

– Ага, мы по-быстрому, – ответил он, даже не замедлив шага. – Федору привет!

Волосы свесились, закрывая мне обзор, и я успела зацепить взглядом только стройные ноги его собеседницы в черных туфлях на высоком каблуке.

– Данила, остановись и прекрати это немедленно! – зашипела я змеей, как только мы опять оказались одни в коридоре. – Не смей! Это насилие и вообще преступление!

– Василек, преступление – подвергать жизни и здравомыслие окружающих упрямым нежеланием следовать потребностям своей сути, – отрезал ведьмак, толкнул первую попавшуюся дверь и внес меня в комнату.

В несколько широких шагов он достиг кровати, крутанулся на месте, скинул меня на матрас и принялся расстегивать куртку. Я рванулась сходу, вскакивая на ноги и ломанувшись прочь, но он запросто перехватил меня поперек тела и швырнул обратно.

– Да ты долбанулся? – Шок стал стремительно перерастать в ярость.

– Джинсы хоть сними, а то в одежде неудобно же и совсем уж пошлятина, – оскалился нисколько не впечатленный моей злостью ведьмак уже откровенно нагло и, скинув куртку небрежным движением мощных плеч, демонстративно взялся за пуговицу на своей ширинке.

– Да пошел ты! – зашипела я зло, и от прилива гнева меня кинуло в жар, а перед глазами все начало заволакивать багровой дымкой.

Подобралась, готовясь лягнуть его с обеих ног, и ударила со всей силы. Но Данила умудрился уклониться и через мгновенье навалился всем своим весом на меня. Мир вокруг полыхнул, взрывая заодно и мой разум, сжигая без следа все сдерживающие оковы, и уже в следующее мгновение я сидела верхом на агрессоре, рыча от удушающей похоти, которой за полвдоха обратилась ярость, и рвала на нем свитер, раздирая вместе с рубашкой, как бумажные, добираясь до обнаженной кожи. Ведьмак в долгу не остался, рывком задрал мой свитер сразу выше головы, вынудив дальше выпутываться из него самой, пока он ловко сдвинул вверх мой лифчик, и сжал обе груди почти до боли, вышибая из меня протяжный стон удовольствия. Вылезшие черные когти полоснули по его груди, тут же вздулись алым борозды, и удовольствие стало диким хищным наслаждением, а багровая пелена ярче, потому что даже настолько интенсивного его адски не хватало.

“Мало-о-о!” – ревело оглушающе внутри. И я точно знала, кто в этом виноват, и новые багровые борозды на коже ведьмака стали мне компенсацией. И снова недостаточной. Беззащитное горло, откуда хлынет красная река, сердце, что бьется еще за его ребрами, а не в моей руке, вот что мне нужно! Данила зашипел, выгнувшись подо мной взбрыкнувшим жеребцом, сбрасывая с себя, и тут же перекатился снова, накрывая, обездвиживая, вдавливая в матрас и зафиксировав жестко мои руки над головой. Меня прошибло жестким разрядом, как если бы первая волна разрядки случилась просто от контакта нашей голой кожи. И спина все еще была дугой под высоким напряжением, когда ведьмак быстро сместился, продолжая удерживать за запястья одной рукой, а вторую сунул мне в джинсы, отталкивая разом с пути своих наглых пальцев белье, и беспардонно скользнул ими в меня. Снова полыхнуло-изогнуло-ослепило, а Данила вгонял и вгонял пальцы, что-то рыча мне в потный висок, беспощадно раскаляя все больше и больше, порождая в моем теле и сознании все новые и мощные волны багрового наслаждения, так и не омытого его кровью и не сожравшего его суть вместе с затухающим пульсом в вырванном когтями куске плоти. Я зашлась в беззвучном крике, лишившись последнего воздуха в чистом пламени, и наконец оно вырвалось наружу, прекратив сжигать, а потом будто схлопнулось, возвращаясь в меня и отпустив. Я обмякла и с трудом приоткрыла глаза, уже способные видеть окружающий мир в его нормальном виде, и тут же захотела их зажмурить, вспомнив, что чуть не сотворила буквально несколько минут назад.

– Ну вот и славненько, василек, – хрипло пробормотал тяжело дышащий ведьмак и чмокнул меня в мокрый висок, отпуская мои запястья, но не торопясь вытащить лапу из моих штанов. – Полечились, теперь как насчет повеселиться?