Текст книги "Мифы майя. От жертвоприношений и священного какао до книги «Пополь-Вух» и подземного царства Шибальбы"

Итак, эмоции. Они связаны с тремя уровнями самовыражения человека – физическим, социальным и интеллектуальным (духовным). Схема проста: на каждом из них человек стремится к «раю» и избегает «ада». Физическому «раю», подразумевающему здоровье, сытость, комфорт и удовлетворение прочих физиологических потребностей, противопоставляется свой физический «ад», где всех этих радостей нет. «Рай» социальный включает защищенность, поддержку, отсутствие агрессии, стабильные связи с обществом, реализацию социальной роли, успешность, признание. А полная недостижимость этих состояний приводит в состояние «ада». Если первые два «рая» и «ада» присущи человеку по определению, то с духовным «раем» несколько сложнее. Стремление к постижению гармонии мира в любом ее фрагменте, открытие законов Вселенной, творчество оказываются чаще всего уделом немногих. Мифы отводят эту сферу так называемым «мудрецам», показывая особую и специфическую для человеческого коллектива значимость подобной деятельности. Неудача в ней обеспечивает самый страшный «ад» на индивидуальном уровне, так как пусть неявно, но затрагивает интересы коллектива в целом. Неслучайно не только героям мифов или «мудрецам» ранних государств, но и современным «духовным лидерам» приходится расплачиваться смертью за свое интеллектуальное бессилие.

ОБЩЕЕ И ЧАСТНОЕ В МИФАХ МАЙЯ

«Мифологическое» сознание обычно приписывают носителям «дофилософских» знаний, то есть представителям так называемых «племенных» коллективов. На этот ранний тип общества приходится самый длительный период в истории человечества – более 40 тысяч лет. И все это время люди жили, постоянно развивая и усложняя свои представления о мире, которые излагались в виде мифологических сюжетов, относимых обычно к проявлениям «ранних религий». Особенность этих сюжетов состоит в том, что многие из них не утрачивают актуальности и в наше время, благополучно сосуществуют с более поздними и даже чужими религиозными догмами. Возникают особые приемы, когда за «современными» религиозными канонами прячется древнее содержание, что получило название синкретизм.

Особенно отчетливо это явление прослеживается в современной мифологии индейских народов Латинской Америки, где христианство было не принято населением, а навязано ему силой в очень короткие сроки. Результатом стало появление у индейцев особого мифологизированного христианства, а параллельно происходила доработка традиционных мифов: в сюжеты вводились новые негативные и глупые персонажи или же такие, кто обладал какими-то необычными свойствами.

Что находит отражение в мифах в первую очередь? Индейцы майя в своих подходах мало чем отличались от всех остальных, включая греков. В сюжетном плане мифы отражают универсальные схемы, перекочевывающие не только в ранние, но и в развитые верования. Как уже упоминалось, классическим примером могут служить древние ближневосточные мифы, которые вошли в иудейскую Тору и оттуда плавно переместились в такие – впоследствии мировые – религии, как христианство и ислам.

Л. Я. Штернберг в ставшей классической работе «Первобытная религия в свете этнографии» выделил главные основополагающие элементы, формирующие миф или, системно, «первобытные религии». В этот набор входят такие важные понятия, как табу, тотемизм, анимизм, теротеизм, фетишизм, шаманизм, репродуктивные культы, сакрализации родства, идея «хозяина» и ряд других. Эти общие для всех мифов атрибуты становятся, по сути, тем признаком, по которому обычно в литературе или исследованиях выделяют группы мифов. Вот почему следует разобраться с ними отдельно.

Теротеизм («культ животных», анимализм, зоолатрия) подразумевает неразделение мира людей и мира животных. В мифах это одна из самых распространенных характеристик: люди и животные взаимодействуют как единое сообщество. Все говорят и договариваются между собой, предъявляют друг другу претензии и помогают, проводят совместные обряды, где у каждого своя роль.

Тотемизм можно считать производной частью теротеизма. Он подразумевает самоотождествление человека с животным. Обычно он определяется как «вера в животного-предка» или «нагуализм», что всегда относится к категории «мифов».

Любопытно, что Л. Я. Штернберг представлял схему того, как возникали подобные мифы, основываясь на том факте, что «воображаемые сексуальные отношения с животными были частью некой реальности доисторического человека»[7]7
  Штернберг Л. Я. Первобытная религия в свете этнографии: исследования, статьи, лекции. М., 2018.


[Закрыть].

В мифах культовые или тотемные животные до сих пор сохраняются у всех народов, неся память о далеком «прапредке». В этом качестве Медведь почитается у многих народов от Евразии до Северной Америки и поныне. Кошка Бастет сумела сохранить свой божественный статус у египтян-государственников. В андских культурах особое место занимает Пума, в Европе – Волк и Лиса, в Океании – Акула, во многих частях Африки – Леопард, в Индии – Корова, и т. д. А вот главным героем мифов майя до сих пор считается могучий Ягуар. И еще фигурирует в них Пернатый Змей.

При слове «тотем» обычно представляют деревянные резные и расписные столбы североамериканских индейцев. На них вертикально изображены человеческие лица и головы животных, что должно передавать некую временную и родовую преемственность. Термин предложил Эндрю Лэнг для описания традиции, существовавшей на севере Америки у племени оджибве. Там ему и объясняли «тотем» как животное, символизирующее род, то есть так схематично представлялась племенная система родства, служившая основой социальной организации. По сути, это был прообраз будущих фамилий, с указанием родового имени отца и матери. Понятно, что таким родовым тотемом мог стать местный зверь с завидными качествами: «быстрый олень», «зоркий орел», «хитрый лис», «толстый вепрь» и т. д. Иногда первопредком могло оказаться и растение или даже природное явление, наподобие «яркой молнии» или «свежего ветра», – ведь все объекты природы в одинаковой степени обладали душой. Тотемное животное обретало статус священного, будучи воплощением первого предка, прародителя рода, клана или племени. А имя тотема становилось родовым. С практической точки зрения это было чрезвычайно удобно для выстраивания системы родства и отслеживания родственных или социальных отношений внутри племени или группы. Так, например, в кросс-кузенной системе родства майя главы-предки восходили к мифологическим близнецам.

В результате племя формировалось из четырех родовых линий, две из которых были мужскими, а две другие – женскими. Главами племени выступали архаические тотемные животные, соответствовавшие периодам в хозяйственной деятельности племен, которые были предками майя. Ю. В. Кнорозов полагал, что главным покровителем пищи во времена собирательства (десятки тысяч лет назад) был старенький Бог-Улитка. В период охотников им стал уже более молодой и активный Бог-Олень. Притом в мифах мы встречаем лишь истории взаимоотношений тех или иных зверей, но не понимаем всей глубины и значимости этих исторических «памяток», зашифрованных в тексте.

Ритуальная курильница майя в виде Бога-Улитки. Ок. 350–500 гг. н. э.

The Walters Art Museum

Мифы часто повествуют о том, как человек, умирая, обретал внешность своего тотема. Как, например, миф майя, где после гибели раненого соперника сгорал его дом, а там находили труп тотемного животного с характерными следами смертельного ранения. А вот индейцы зуни (штат Нью-Мексико, США) еще недавно, принося в дом черепаху, считающуюся у них тотемом, приветствовали ее, но вместе с тем устраивали несчастной форменный допрос, чтобы выяснить, кем именно она им приходилась: бедным умершим отцом, сыном, братом, сестрой или дедушкой.

Миф не просто существовал в качестве устного текста – он еще воспроизводился в реальной жизни, поскольку его нельзя было забыть. Поэтому у многих народов издревле практиковалась традиция самоуподобления родовому животному при помощи соответствующих нарядов и украшений. В Перу инки и их предшественники покрывали лица металлической маской, изображающей морду пумы, – с усами, носом, клыками. В Мезоамерике в древности даже подтачивали и инкрустировали зубы, а на тело наносили соответствующую раскраску – тоже чтобы стать более похожим на животное. Кроме того, при проведении обрядов использовали хвосты, лапы, маски, имитировали движения животных и воспроизводили их звуки. В особых случаях надевали целиком шкуры и даже намазывались их кровью. Основной формой коммуникации с тотемом-предком становилось ритуальное поедание его плоти или крови (или даже родственника с тем же именем, что довольно часто встречается в мифологических рассказах).

Казалось бы, тотемизм присущ именно древним мифам. Но нет – он проник и во все последующие развитые религии в виде таких сюжетов, как родство между божеством и человеком; поклонение тотему; табуирование запрещенных и священных животных; принесение жертвы и поедание плоти принесенного в жертву священного животного или его символа. Так, например, в иудаизме жертвенное животное – агнец (молодой козлик или барашек). Именно он становится символическим посланником к богу. Христианство напрямую отождествляет Иисуса с жертвенным агнцем. В исламе барашек становится символической заменой, своеобразным воплощением сына Ибрахима, которого отец готов был принести в жертву. У перуанских инков главным жертвенным животным традиционно считалась морская свинка – куй. И потому в христианской иконографии именно она стала иногда заменять агнца божьего. Древние мифы майя повествуют о том, что плотью человека был маис, а кровью – напиток какао. И потому, спустя 500 лет присутствия христианства, индейцы в некоторых селениях Гватемалы, приходя с процессией в церковь, по-своему проводят литургию, причащаясь в полной тишине какао с кукурузными пирожками… Причем они сами вряд ли смогут объяснить, почему поступают именно так. Но твердо знают: так делали предки. И знают они это из древних мифов, продолжающих жить и секретно передаваться из поколения в поколение вот уже более двух тысяч лет.

Единство реальности. Сновидения. Видение. Всякий, кто сталкивался с традиционными культурами и внимательно читал мифы, знает, что сновидение (видение) – один из важнейших способов спрогнозировать будущее. Этот специфический источник информации выступает тем главным условием веры в нереальное, без которого миф не является мифом.

Древние считали, что воображаемое так же реально, как и все остальное. То, что виделось во сне, не отделялось от реальности бодрствования. Все, что представлялось неосуществимым в обычной жизни, вполне могло реализоваться в сновидениях. И потому сон – это один из значимых атрибутов мифа. Неслучайно в фантазийном «Учении Дона Хуана» Карлоса Кастанеды «искусству сновидения» отводится ключевое место, а доверчивые адепты до сих пор изо всех сил пытаются обрести дар «видящих», основываясь на собственных детских сказочных фантазиях. Сон допускает самые невозможные действия, включая сексуальные отношения между тотемными животными и людьми, между людьми и призраками, которые дают могущество и силу, как это происходит у шаманов.

Кстати, подобное отношение к сновидениям разного типа (снам, галлюцинациям, просоночным состояниям) было характерным и в христианском Средневековье. Именно тогда расцвели расправы над ведьмами и колдунами, которые «видели будущее» и даже ощущали в своих особых состояниях реализацию сексуальных отношений с «дьяволом». И совершенно очевидно, что в подобное верили не только несчастные жертвы, но и те, кто их судил и посылал на казнь. То есть на уровне коллективного сознания никто не сомневался в истинности происходившего во снах, полностью доверяя при этом архаическому мифу. Собственно, и в современном мире вера в сновидения не утратила актуальности – если судить по множеству так называемых «сонников», где многие толкования имеют явную мифологическую основу.

Любопытно, что в мифах время обретает разное течение в разных пространствах, например в реальном мире и потустороннем. Примерно так происходят события во сне. Существует немало мифов майя, в которых охотник следует по каплям крови раненого оленя и оказывается в «холодной пещере» – она обозначает потусторонний мир или своеобразный рай, с изобилием пищи и чистой воды. Там его встречают умершие предки, дают советы и через три дня отпускают домой. Человек возвращается в свою деревню и обнаруживает, что на самом деле прошло уже десять лет. Его дети выросли, и никто его не узнаёт, считая, что он давно покойник. После этого охотник вскоре действительно умирает. Олень – одно из наиболее важных и архаических для индейцев майя тотемных животных, племенной предок, который наказывает охотника за нарушение неких правил. Несовпадение временной длительности событий дает особую логику в построении единства реальности в мифе. Однако следует заметить, что миф в этом случае отражает особенности физиологического восприятия, непонятного, но всегда нами подмечаемого: длительность происходящих во сне событий намного превышает время самого сна.

Как и всякое культурное явление, видение и сновидение имеют вполне земную физиологическую основу. Известный русский психиатр и гипнолог Л. П. Гримак, изучавший взаимодействие сна и бодрствования, сумел выделить несколько универсальных для человека физиологических особенностей сна, послуживших базой, на которой возникли религиозные верования: «В психофизиологии естественного сна, как известно, различают две его разновидности: быстрый сон и медленный. Первый соответствует фазе генерации сновидений, в которых, как считают, осуществляется функциональное моделирование актуальных задач личности посредством механизмов самогипноза. Запись биопотенциалов мозга в этот период практически не отличается от таковой, полученной в состоянии гипноза. Следовательно, быстрый сон представляет собой проявление первичного, филогенетически обусловленного гипноза.

Чаша в виде оленя. Мезоамерика, ок. 250–900 гг. н. э.

The Cleveland Museum of Art

Медленный сон предшествует быстрому. И в его задачу входит своеобразная “подготовка материалов” для переработки в “горниле” быстрого сна. Медленный сон ответственен за сравнительную эмоционально-логическую оценку ранее воспринятой информации и ранжирование проблем, ее составляющих, что дает основание говорить о большем участии функции интеллекта в этом процессе. Это значит, что медленный сон – это результат биологических наработок уже самого Homo sapiens»[8]8
  Гримак Л. П. Бодрствование как активная фаза гипноза // Стены и мосты. Междисциплинарные подходы в исторических исследованиях. М., 2012.


[Закрыть].

А вот как рассказывает о природе сна индеец майя и писатель Хорхе Коком, вспоминая то, как ему объяснял мир дедушка, деревенский шаман:

«…А я ничего не помнил о моих снах и чувствовал себя чужим и отторгнутым этим сообществом сновидящих. Однажды, когда мы дедом отправились в Чания, я рискнул обратиться к нему с вопросом:

– Дедушка, почему я не помню моих снов?

Дед, в этот момент срезавший своим кривым мачете раздвоенную верхушку деревца чукун, остановился и сказал:

– Во Вселенной все является сновидением, и все мы видим сны. Но не все помнят о своих снах. Сны помнят только люди, чистые сердцем и чистые духом…

Когда вязанка резко пахнувших смолой дров была связана, он продолжил:

– Человек, рождаясь на земле, попадает на пространство спящих существ. Можно сказать, что человек живет во сне. Когда же ты видишь сны и вспоминаешь их, ты можешь восстановить картину твоего изначального происхождения – и вернуться к жизни…»[9]9
  Коком Печ, Х. Искусство сновидения / Легенды, мифы сказки майя. М., 2002.


[Закрыть]

Получается, что объяснения специалиста и деревенского шамана майя, едва умеющего читать, совпадают по своей сути? На заре цивилизации люди уже улавливали некую суть психофизиологических процессов, что и закладывалось в самые ранние мифы. То, как человек воспринимает окружающую действительность, включая ощущение «потустороннего», подчиняется законам психофизиологии. И потому оно тоже едино в самых разных культурах. Это и есть универсальное единство реальности, которое накладывает свой отпечаток на ранние картины мира, отражаемые в мифах.

Крокодил, живущий рядом с руинами древнего города Такалик-Абах на Тихоокеанском побережье Гватемалы. Главный персонаж мезоамериканских мифов, воплощающий Млечный Путь. Именно он – Ицамна – считался у майя Творцом всего сущего.

Фото из личной коллекции автора

Фасцинация, или гипноз при коммуникации в мифе. Такой атрибут в определенном смысле также относится к единству реальности. Персонажи мифов часто действуют вопреки своим намерениям, следуя некому внушению. Иногда это воздействие извне приводит к позитивным результатам, а иногда и наоборот. В любом случае человек как бы делегирует принятие решения высшим силам. Потому кажется, что происходит борьба «на небесном уровне», а человек – всего лишь исполнитель воли богов. На самом деле все не так просто и однозначно. Такой важный для мифов сюжет, как индукция, или внушение, имеет вполне научную основу. Л. П. Гримак отмечал: «Считается, что каждому человеку от рождения присуще “умение бодрствовать”, и никаких вопросов здесь не возникает. Между тем, как показывают многочисленные факты, проблема бодрствования входит составной частью в проблему гипноза…»[10]10
  Гримак Л. П. Указ. соч.


[Закрыть] Он приходил к парадоксальному выводу, что «бодрствование» является, по сути, «гипнотическим состоянием». В эволюции именно гипноз, присущий только человеку, приводит к возникновению слаженного взаимодействия между людьми, достижению согласия для реализации общей задачи. И в этом процессе именно речь становится самым древним способом оказать гипнотическое воздействие. То есть «вся повседневная психическая деятельность человека есть не что иное, как осуществление многообразных гипнотических взаимовлияний между субъектами, находящимися в различных стадиях транса. С этой точки зрения жизнь каждого человека – есть бытие в непрерывном гипнотическом состоянии, меняющем лишь свою глубину»[11]11
  Гримак Л. П. Указ. соч.


[Закрыть].

И с такой позиции становится понятна сама структура многих мифов, в которую закладываются приемы гипноза. Это изобилие ритмических повторов как прием фасцинации, это постоянные диалоги, подводящие героев к принятию правильного или ошибочного решения. А в устной передаче текстов это еще и ритмическое исполнение с особыми интонациями. Не будет преувеличением утверждать, что все древние тексты буквально «пелись», а не рассказывались. Неслучайно даже в колониальные времена хранители репертуара ритуальных текстов в общинах майя назывались «певцами», причем уже по-испански.

Можно привести в качестве примера фрагмент мифа майя о пещере:

 
Шел мимо человек.
Пещера вдруг сказала.
«Вомвом», – сказала.
Заманить хотела.
Мимо шли люди.
Говорят, там был родник.
«Тут есть вода», – сказал человек.
«Пещера говорит!» – изумился он.
Сказал он другу.
«Пойдем, посмотрим!» – сказал другой.
Они проникли внутрь…
 

В конечном счете путники обнаруживают воду, но погибают[12]12
  Целиком миф приводится в главе 7. Прим. ред.


[Закрыть].

Дуальная целостность мира – важный атрибут мифа и логичное следствие единства реальности. Эта дуальность в случае мифа включает две зеркальные части: территорию живых и территорию мертвых. Между ними постоянно перемещаются вечные души, связники между мирами, посланники, а также заблудшие (чаще всего случайно) герои. Мир мертвых представляет зеркальное во всех отношениях отражение мира живых. Территория делится на «верх» и «низ» – на земле и под землей. Время тоже зеркально: когда у живых день – души спят в ночи. Живые засыпают, а страна мертвых просыпается. Отсюда и мифологическое представление ночи как места опасностей и страха. Тем не менее и в селениях живых, и у мертвых все должны работать, жить в семье, отмечать праздники, помнить о родных. И там, и там люди болеют и, как ни странно, гибнут. Есть одно различие – в потустороннем мире не рождаются дети. Современные мифы иногда даже вносят некую зеркальную социальную справедливость: бедных в потустороннем мире ждет богатство, а богатых – бедность.

Проводники и пункты перехода между мирами – самые опасные темы в канве мифа. При этом особенно частым сюжетом выступает именно взаимодействие миров, когда живые посещают мертвых при помощи проводников, а покойники самостоятельно объявляются среди живых. Оба мира не могут существовать друг без друга, поскольку обязательно предусматривается, что мертвые вернутся в мир живых, когда пройдет определенное время.

В Ветхом и Новом Заветах неоднократно говорится о «всеобщем грядущем воскресении» и возвращении тел из праха, при этом дискуссии ведутся до сих пор: неясно, как каждая где-то блуждающая вечная душа вновь найдет свое тело и соединится с ним. Древние майя были уверены, что души умерших проходят «большой путь» и возвращаются оттуда на землю, чтобы оказаться в готовом к рождению ребенке. Именно это взаимодействие между мирами – основа сюжета знаменитого мифа майя-киче «Пополь-Вух», о чем речь пойдет отдельно. Согласно разным мифам, очищенные души умерших появляются среди живых в виде птичек, мух, именуемых «глаза погребенных», а также падающих звезд. Души прилетают с неба на землю, чтобы возродиться в младенце – конкретном потомке умершего родственника. Эти, как бы мы сказали, «мифологические» представления лежали в основе даже государственной религии майя вплоть до появления испанцев.

Подобные верования предполагают присутствие в мифах особых участников – множества духов из зеркального мира, с которыми люди вынуждены вступать в контакт и договариваться. Это души всех объектов реальности, живой и неживой природы, и потому отношения с ними всегда крайне сложны. Но нет народа, у которого не было бы памяти об этих духах: всевозможных домовых, кикиморах, леших и прочей «поганой нечисти», как их высокомерно определяют мировые религии. У индейцев майя Юкатана эти функции принадлежали и поныне принадлежат проказливым алушам, маленьким человечкам, шныряющим по кукурузным полям и хулиганящим в домах крестьян. Об алушах и правилах их задабривания существует огромное множество мифов и постоянно появляются новые истории, в силу современного антуража похожие скорее на былички.

Хозяин, обязательный герой мифов, – это изначально более сильный претендент на те же пищевые ресурсы, на которые рассчитывает человек. Потому от правильного поведения при общении с ним напрямую зависела жизнь всего коллектива. В наиболее ранних мифах этот персонаж предстает владельцем-хозяином тех или иных промысловых животных или съедобных растений. Потому-то у него есть право «делиться» своей собственностью – примерно так, как человек распоряжается личным имуществом. Очень часто в качестве него выступает могущественный пищевой конкурент или представитель промысловых животных, самый сильный и крупный. Хозяин по определению должен быть самым мощным физически и духовно, а также самым опытным и мудрым. Эти качества присущи лишь старейшим особям – именно они сумели победить всех и выжить. Со временем Хозяин обретает статус абстрактного божества.

В Мезоамерике, еще до майя, в период собирательства, главным хозяином считался Дедушка-Улитка, или Дух-Улитка, который в майяской религии классического времени занял место старого мудрого божества преисподней. Еще в качестве такого «хозяина» издревле выступал Ягуар – мощный, хитрый зверь, до сих пор считающийся нагуалем или предком самых древних родов.

Ягуар до появления европейцев был абстрактным божеством. После конкисты его культ обрел новый, отчасти измененный под влиянием христианства статус, который находит свое отражение в многочисленных мифах. В них Ягуар выступает в качестве вездесущего и опасного оборотня, держащего под контролем сельские общины майя. Забавно, что иногда его функции современные майя делегируют обычным котам, которые появились на континенте лишь в XVI веке. Способность котов сосуществовать с человеком и даже подчинять его себе расценивается как особая изощренная хитрость оборотня с недобрыми намерениями. А это вполне подходит под описание нагуалей в качестве колдунов, от которых можно ждать любой пакости. Потому котов всячески задабривают и сохраняют видимость хороших с ними отношений.

Близнецы-ягуарята на фрагменте крышки погребальной урны майя позднеклассического периода. Горная Гватемала.

Музей Пополь-Вух, Гватемала / Фото из личной коллекции автора

Однако классический «хозяин» в мифе всегда отличается великодушием, поскольку готов поделиться собственностью с людьми. Точно так же поступает и старый вождь племени или общины, который заботится обо всех и от которого зависит всеобщее благополучие. В результате «хозяин» неизбежно приобретает черты сильного руководителя и вместе с тем всеми уважаемого доброго патриарха, носителя мужской власти – такому подчиняются все безоговорочно. Но и сам «хозяин» уже не имеет права выходить из своего образа, продолжая соответствовать ожиданиям общества. Любопытно, как не без влияния государственной религии в мифах современных общин майя эта сложная проблема архаичного образа предка-хозяина в результате трансформировалась в комбинированный тандем. Функции грозного хозяина, контролирующего людей, остались за Ягуаром, а великодушная забота неожиданно отошла Дедушке-Солнцу[13]13
  Батюшка Солнышко / Легенды, мифы и сказки индейцев майя. М., 2002.


[Закрыть].

Хозяйка так же важна в мифе, как и хозяин. Причем, в отличие от него, она предстает чаще всего весьма недоброй и даже вредной. От нее зависело плодородие и размножение – как самих людей, так и растений и животных, которые служили им пищей. Хозяйка часто сочетала черты женщины и соответствующего животного-хозяина. Такими признаками у древних майя обладала Богиня Луны – свирепая старуха с лапами ягуара.

Богини майя доколумбова периода вообще вырисовываются крайне недобрыми, о чем свидетельствуют тексты рукописей и иконография. Позже отголоски этих представлений можно найти, в частности, в распространенном мифе о прекрасной богине-веревочнице Ш-Табай, которая заманивает мужчин на погибель.

Табу, или запреты, – удивительно живучее явление, уходящее корнями в глубокую архаику. Если мы говорили, что картина мира начинает возникать с произнесения слова, то табу, напротив, прячет на ней особо важные объекты, чтобы не нанести им никакого, даже случайного вреда. К спрятанным, или табуированным, объектам относятся, как правило, тотемы – животные, растения или явления, связанные с родом. Причем это касается как самого объекта, так и его изображения или символа. Для тотемов изобретались специальные имена, чтобы не упоминать их прямо. Классический пример для русских – это название для главного Хозяина «медом ведающий», или Медведь.

И даже имя для древнего человека также выступало своего рода тотемом, который следовало скрывать от посторонних. В результате табуирования имени изобреталась его замена. Особо опасным периодом считалось младенчество. Так было и у древних майя, у которых имя менялось несколько раз за жизнь человека. Первым давалось «детское имя», больше походившее на прозвище: «Маленький цветочек», «Красивый камушек». И только после первой инициации, тождественной «крещению», ребенок, окончательно обретя душу, получал и свое имя, то есть мог называться «отцовским именем». А когда он становился мужчиной, к имени отца добавлялось «материнское имя» – оно выполняло роль фамилии. С ним человек мог вступать в брак и занимать должность. Кроме того, у каждого индейца майя было свое животное наподобие alter ego – личный табуированный хранитель, который полностью разделял судьбу своего хозяина. Его тщательно скрывали, чтобы недруги не наслали порчу на зверя и, как следствие, на хозяина. Эти «настоящие» имена нередко оберегают и сейчас.

В мифах в обязательном порядке оговариваются пищевые табу, о которых нельзя забывать. Часто у индейцев майя встречается сюжет, когда охотник проливает кровь оленя, самого важного тотемного животного, в недопустимый сезон и расплачивается за это смертью. Впрочем, в обязательном порядке практиковалось ритуальное поедание животного-тотема, что символизировало единение с ним и обретение его качеств. Л. Я. Штернберг подчеркивал, что вкушение тела тотема – главный способ общения с ним. Обычно это совершалось раз в год: члены рода убивали тотемное животное (растение) и торжественно, соблюдая целый ряд обрядов и церемоний, съедали его без остатка, с костями и внутренностями. А иногда сам процесс больше походил на то, будто убиваемое животное или растение совершает акт самопожертвования и желает быть съеденным своими «потомками». В современном мире к таким тотемам относится традиционная пища на рождественском празднике или на поминках. Иногда тотемное животное убивают, чтобы похоронить специальным образом. Так, например, уже упоминавшиеся индейцы зуни раз в год торжественно ловят черепах («родственников»), убивают их, но не едят, а отправляют мясо и кости по реке, таким образом обеспечивая им вечную жизнь.

Мифы выступают самой подходящей площадкой для того, чтобы хранить память о всевозможных табу, относящихся к человеческой деятельности: к половым отношениям, одежде, коммуникации (жестам, взглядам, речи, определенному языку), стереотипам поведения (посещению определенных мест, наблюдению определенных предметов или явлений). Причем эти табу часто продолжают соблюдаться в современном обществе как устойчивые суеверия. Так, например, свинья в ближневосточном регионе в древности считалась глубоко табуированным тотемным животным, поедать которое можно было по исключительным праздникам. Евреи, а именно еврейские рабы, пустившиеся в странствия, от соседей по региону вынесли отрывочные знания о мироздании, положив их в основу иудаизма. А по сути, уже в 7-м тыс. до н. э. в ближневосточном регионе, включая Месопотамию и Египет, свинья-вепрь в качестве символа фертильности ассоциировалась с Богиней-матерью – ей и приносились в жертву свиньи по исключительным праздникам. Евреи-рабы, которых египтяне на праздники не допускали, переняли во многом им непонятные традиции – от них остался лишь запрет на поедание свинины. Так же поступили и последователи ислама, переняв запрет у иудеев. А вот христиане в том же регионе, по всей видимости, прекрасно понимали истоки традиции и не стали ей следовать. Зато теперь отказ от свинины, как и архаическое региональное подношение крови – обрезание, превратился в главный признак идентичности евреев и арабов.

Как бы то ни было, нарушение традиционных для общества табу, существующих пусть даже в форме никому не понятного обычая в культуре, неизбежно приводит к размыванию идентичности и даже разрушению самого этноса. Как ни странно, табу отражают ценности, консолидирующие конкретное общество, и, кроме того, формируют специфическое этнокультурное пространство.

Фетиши помогают в общении миров, что обязательно находит отражение в мифах. Подобное подспорье совершенно необходимо, когда знаний и объективной информации не хватает, а принимать решение нужно. Сведения, «являемые» духами или богами человеку, доходят до него в виде разного типа «знаков». Они могут проявиться во снах, неожиданных событиях, возникающих в природе образах, необычном поведении животных. Все эти знаки, так или иначе, являются. У каждого шамана обязательно существует собственная система, как их интерпретировать, – чаще всего она индивидуальна и никому не передается, поскольку представляет собой прямой договор конкретного человека с его духами-помощниками. Многие мифологические исторические тексты майя даже в колониальном периоде прямо указывают на «ожидание знака», без чего невозможно строить планы на будущее: