Текст книги "Против лома нет вампира"

Глава 2,
в которой с ума схожу уже я. На пару с вампирами и подругой

Чем выше поднималась луна, тем больше нервничала моя подруга. Сперва она глядела в окно, потом на меня – причем так, словно я была якорем спасения или отважным истребителем вампиров, а потом задавала какой-нибудь глупый вопрос. Есть ли жизнь на Марсе? Ага, если туда космонавты пока не добрались! Из чего гонят пальмовую водку? Судя по названию – из кактусов! Я терпеливо отвечала, и все начиналось сначала. Молчание. Взгляд. Вопрос. Ответ. Молчание…

Я не знала, что мне делать и что думать. Просто не обладала нужной информацией. На даче было несколько книг, но все советских времен. Ну и еще кое-какое старье, мои школьные тетради, учебники… Ничего о вампирах. А если ничего не знаешь, то ничего не можешь и сказать. Чего уж там прикидываться знатоком, даже «Дракулу» я читала так давно, что половину содержания напрочь забыла. Хотя сюжет и помню. Кстати, о сюжете… Припомнив кое-что, я принесла из погреба банку маринованного чеснока. На всякий случай. Интересно, вампиры правда его не любят или это просто псевдочушь? Дедушка говорит: «Заблуждение – это то, что все твердо знают». Тогда в целом у меня преимущество. Я ничего не знаю о вампирах, поэтому не могу заблуждаться. Хотя метод проб и ошибок мне тоже не нравится. Меня не так воспитывали.

Мое воспитание – это вообще отдельная история. И начать ее надо с моего деда. Я уже говорила, что в сорок первом году ему было двенадцать лет. Как все мальчишки, он хотел воевать с врагом, но ему не пришлось идти на войну. Война сама пришла к нему. И постучалась в дверь. Бомбами. Дедушки тогда не было дома. Он ушел на речку ловить раков. И уцелел – единственный из всей деревни. Долго прятался, а в конце осени попал к партизанам. Его хотели отправить в тыл – он не согласился. Сказал, что все равно убежит. И ему поверили. Оставили в отряде. Двенадцатилетний мальчишка стал разведчиком. Одним из лучших. Выучил немецкий язык. Один из солдат учил его. До войны он был учителем немецкого в институте. И учил. А дедушка очень хотел учиться. В сорок втором он уже говорил по-немецки как по-русски. Словно в Берлине родился. Он хотел отомстить за родных. Сотни раз ходил у смерти под косой. Много раз был ранен, но опять лез в самое пекло. Однажды попал в плен. Его пытали. Дедушка умудрился бежать. Его хотели убить и привязали в проруби. Он перегрыз веревку, поплыл подо льдом, потом долго шел по лесу. Зимой, голый. Ему повезло. Он нашел своих. Долго болел, отморозил два пальца на левой ноге, но с тех пор начал закаляться. И до сих пор зимой моржует. Приезжает на дачу и ныряет в прорубь. Во дворе обтирается снегом. После войны, когда ему было двадцать лет, он женился. Бабушку я помню плохо. Она умерла от рака легких, когда мне было пять лет. Дедушка не очень горевал. Или горевал так, что я этого не замечала. Или у него не было времени на горе. Начиналась эпоха приватизации, и дедушка не растерялся. Он продал кое-какое бабушкино золото, купил автобус, получил права и начал развозить людей. Через полгода у него было уже пять автобусов. Сейчас их тридцать восемь плюс компания по перевозкам всего, что под руку попадется. Ему восемьдесят лет, но никто не дает ему больше пятидесяти пяти. Да он и сам не позволил бы. Отличные гены мне от него достались. Я очень похожа на него внешне. Даже не на отца, а именно на деда. У меня такие же глаза, как у него, и почти такое же лицо – только немного помягче: лицо дедушки в женском варианте. И характер в него. Или это воспитание сказывается? Не знаю. Но воспитывал меня в основном дедушка. Отца застрелили в девяносто втором году, и я его тоже плохо помню. Папа для меня больше фотография, чем живой человек. Убийцу так и не нашли. Мама решила второй раз не выходить замуж. У нее оставалось двое детей – я и мой старший брат. Леоверенские Юлия Евгеньевна, то есть я, и Станислав Евгеньевич, то есть он. Старше меня на девять лет, что не способствует взаимопониманию. Но о брате я сейчас почти ничего не знаю. Так вышло. Не слишком аппетитная подробность, но факт. Не знаю, когда моя мать и мой дед начали спать вместе. Меня это мало волновало. То есть совсем не волновало. Подумаешь! Они же ни с какого боку не родственники! А дед до сих пор может дать фору многим молодым. Если на то пошло, я бы сама в него влюбилась, если бы он не был моим дедушкой. Об их связи с мамой мы узнали совершенно случайно. У брата отменили лекции, а у меня уроки. Брат подумал и потащил меня на дачу, где мы и застали маму с дедушкой в интимной обстановке. Реакция у нас была разная. Брат сперва психовал, потом решил дождаться деда и получить объяснения. Дед вышел из спальни, застегнутый на все пуговицы. Так ему, наверное, было легче. Брат попытался устроить скандал, а потом ударить дедушку, но дед быстро пресек истерику ударом в челюсть… Не знаю. Наверное, деду не стоило его бить. Брат психанул еще раз и вылетел из дома. Вечером, когда мы вернулись домой, я узнала, что он вылетел еще из института и из нашей жизни. Реквизировал все деньги и золото, что было дома, собрал вещи, забрал документы из института – и ушел. Куда? Зачем? Что с ним? Жив ли он? Я до сих пор не знаю. Наверное, дед знает, но мне никогда не говорил. Я не настаивала. Эта история – из тех, в которых лучше не копаться, чтобы потом не было мучительно больно. Кто был прав, кто виноват… И все – и никто. А потому я не стала судить, я просто приняла для себя эти два поступка. Даже кража нас сильно не затронула. Деньги у нас были, а золото… Я никогда не любила его. Предпочитаю серебро. И лучше – с камнями. Тогда, когда брат вылетел с дачи как ошпаренный, дед повернулся ко мне. Наверное, единственный раз он боялся, что я неправильно пойму их. Разговор я помнила до сих пор.

– Ты тоже считаешь, что я неправ? Юля?

– Вы оба с мамой неправы, – машинально поправила я. – Нет. Меня это не касается.

Мне удалось удивить деда. Он поднял брови и уставился мне в глаза. Я попыталась объяснить.

– Дедушка, я люблю тебя и люблю маму. Не знаю, почему так поступил Слава. Наверное, из-за отца. Он его очень любил. И очень часто его вспоминает. – (Еще бы, братик был на девять лет меня старше. Так что бабушку он тоже помнил. И вполне мог взбеситься. Я не могла, но я – это я. По себе людей не судят.) – Я тоже, но что до меня, я готова принять все таким, какое оно есть. Трава зеленая, небо голубое, вы живете вместе и не переживаете. Если вам хорошо, вы счастливы и не совершаете ничего противозаконного – что в этом такого?! Живите как хотите.

Дедушка внимательно посмотрел на меня, потом уселся рядом и обнял. Я не отодвинулась. И еще раз попыталась прояснить свою позицию.

– Я считаю, что вы заслужили свой кусочек счастья.

– А ты растешь мудрой девочкой, Юля.

Я росла не мудрой, а всего лишь безразличной, но деду я этого не сказала. Он жив, мама жива, он счастлив, она счастлива, так что еще требуется?! На мой взгляд – все остальное пустяк и мелочь жизни! А переживать из-за мелочей? Фу!

– Я знаю.

Этой же точки зрения я придерживаюсь и по сей день. Что поделать, если двое одиноких людей совершенно добровольно решили жить вместе? Да ничего! Они не связаны кровными узами, они никому ничем не обязаны, их отношения никого не задевают. Любите друг друга и будьте счастливы! И точка! Но о брате я ничего не знала и никогда не говорила. Не могу сказать, что я его так уж любила. Слава был гораздо старше меня, и мне, как малявке и сопливке, частенько доставалось от него на орехи. Но все-таки он был моим братом. А я вот так…

Грустные размышления прервала подруга. Она уснула прямо в кресле. Будить ее? Или оставить прямо так? Черт его знает! Перетащить ее на другое кресло я не смогу. Она проснется – и всё опять по кругу. Молчание. Взгляд. Вопрос. Ответ… Оно мне нужно? Нет уж, пусть спит! Так мне спокойнее.

– Мы на даче у Юли, – вдруг негромко произнесла подруга.

Я подскочила и вгляделась в ее лицо. Она как будто спала, но глаза ее двигались под тонкой кожей век. Вправо-влево, влево-вправо… Что за бред сумасшедшего здесь происходит?!

– Проехать третьим троллейбусом до конечной остановки, выйти, идти на север. Мимо книжного магазина, мимо трех желтых домов, вдоль речки, перейти Чугунный мост и свернуть налево…

Я треснула себя по лбу. Как же я забыла?! Такая сцена была в фильме. Только там по-другому обыграли. А вот в книге все описывалось именно так. Я тряхнула подругу, потом похлопала по щекам, а потом начала трясти как грушу, но Катя не просыпалась. Я пощупала пульс. Ровный и даже чуть-чуть замедленный. Дотронулась до двух дырочек на шее – и вздрогнула. Они были горячими и пульсировали. Может, это была иллюзия, ведь они находились на сонной артерии, но я определенно чувствовала, что они теплее остальной кожи и пульсируют сильнее и не в такт крови. Катя замолчала – и я попыталась разбудить ее. Брызгала водой, орала в ухо, хлопала по щекам, жгла перед носом перья, махала нашатырем – все впустую. Потом убедилась в бесполезности затеи, но вспомнила кое-что про вампиров – и рванула на второй этаж. Там должно быть то, что мне необходимо. Во-первых, лейкопластырь в аптечке. Во-вторых, крепкая веревка. И в-третьих, мое единственное оружие на данный момент, не считая банки с маринованным чесноком, – подаренная деду сабля. Если эту пакость можно назвать оружием. Длинная дура в вызывающе роскошных ножнах. Из тех, что держать дома противно, а выкинуть – друга обидеть. Но наточена она была на совесть. Дедушка, хотя и оставлял саблю на даче в надежде на воров, иногда ее вытаскивал и точил лезвие. Оружие должно быть в рабочем состоянии. Я вынула ее из ножен и осталась довольна. Тяжело, но держать можно. А рубить? Я надеялась, что на практике проверять не придется. Свои способности я знала. Если попробую кого-то треснуть этой дурой, тем более рубануть, дело кончится двумя смертями. Я зарежу сама себя, а мой враг помрет со смеху. Я связала Кате руки, укрыла подругу одеялом и примотала ее еще поверх одеяла веревкой к креслу. Рядом положила пластырь и ножницы. Кое-что я помнила. Вампиры не могут войти в дом, пока их не позовут или не пригласят. Но позвать или пригласить у нас может только Катя. Как этого избежать? Просто! Заклеить ей рот! А пока – внимательно наблюдать за ее состоянием. Или лучше заклеить ей рот сразу? Эй, а я вообще-то в своем уме? Я что – серьезно готовлюсь к нашествию вампиров? Но лучше быть готовой к самому худшему. Вампиры так вампиры. Если это не они – развяжу подругу и извинюсь. Я попробовала еще раз разбудить Катюшу, пошлепала по щекам, побрызгала водой и даже ненадолго зажала нос, но это опять не помогло. Полный ноль. И что мне теперь делать? Можно не верить в вампиров. Хорошо. Я не верю. Но если это они, то я окажусь в большой попе, чтобы не сказать хуже. Если же это не вампиры, то лучше обезопасить себя. Всю ночь я не просижу, а что придет в голову Кате – предсказать невозможно. Кстати, о приходе в голову! Я рванулась к дверям. Мой дом – моя крепость. Поэтому дверь у нас стоит такая, чтобы без тарана не высадили. Три замка, две цепочки. Я закрыла их все и по старой привычке бросила ключи в ящик комода. И тут же пожалела об этом. Мы же туда складываем на зиму всякое барахло! Лампочки, гвоздики, цепочки, игрушки… Всякий мусор, который стихийно накапливается в доме. Выкинуть жалко, а разобрать – руки не доходят. А, ладно! Утром буду их выкапывать! Все равно до утра я ни шага за порог не сделаю. Катька успела меня серьезно напугать, и я ждала самого худшего. Может быть, не вампиров, но каких-нибудь маньяков! Мало ли шизофреников на планете?! Мне и одного хватит! И пусть меня считают идиоткой и перестраховщицей! Я не в претензии! Не хотелось бы проснуться в компании бабушки и папы. Я не знаю, что нас ждет после смерти, и вовсе не жажду узнать это так скоро. Мне нравится жить и мне нравится моя жизнь. Я не согласна с ней расстаться так рано. Мне и двадцати-то еще нет! Будет в мае!

Я подумала еще – и заклеила Кате рот. Сложила поудобнее свое оружие и сотовый телефон – так, на всякий случай. И уставилась на подругу. И, разумеется, задремала. Не выдержала. А вы попробуйте сами смотреть на что-нибудь одно. Поневоле уснете. Но почти тут же очнулась. От Катиного мычания. Она, по-прежнему с закрытыми глазами, вертелась на кресле и пыталась что-то сказать, Но не получалось. Пластырь не давал. Кажется, она хотела встать, но веревки не пускали. Хорошие такие, крепкие, раньше кресло разломаешь, чем веревки разорвешь! И меня это радовало. Тем более что Катька проделывала все это с закрытыми глазами. Ну, как лунатик! Ладно, мы с ней днем поговорим! Я устроилась поудобнее – и тут в дверь громко постучали.

Я подскочила в кресле. Но хоть удавись, а надо идти открывать. Если это милиция или кто-то из соседей, которые заметили свет и дым, лучше все разрулить сейчас, а не ждать наряда с ментами.

– Кто там? – громко спросила я.

– Андре!

Голос мне был определенно незнаком.

– И кто же вы такой, Андре? – попыталась выяснить я из-за двери.

– Откройте! – в голосе была сила и ярость. Ярость человека, который привык к повиновению. Мне было глубоко плевать на то, к чему он привык, но почему бы не выполнить его приказ… наполовину?

Надо только поднять щеколду и открыть для выяснения обстоятельств маленькое окошко, которое дедушка вырезал в двери, а потом затянул проволочной сеткой, чтобы никто в него лапы не совал. Совсем не то что неудобный глазок. Через окошко можно осмотреть всю округу – только не надо прижиматься к нему лицом. Но этого я делать и не собиралась. Человека, стоящего в снегу, я никогда не встречала. И даже немного пожалела об этом. Он был очень красив. Его красота просто била в глаза. Если бы я рисовала бога солнца – я бы нарисовала его именно таким. Высоким, стройным, мускулистым, с гривой блестящих золотистых волос, ниспадающих в беспорядке на широкие плечи, обтянутые черной кожаной курткой, с ярко-голубыми глазами, бледным лицом и ярко-алыми губами. Кроваво-алыми губами, из-под которых едва заметно виднелись белоснежные кончики клыков. Я подумала, что он может спрятать их полностью – но не хочет? Нарочно выставляет напоказ, чтобы дать понять, кто он такой? Эй, я что – верю в вампиров?! А закусывать такие новости я не пробовала? И вообще, на основании чего я так решила – кончиков клыков? С каких пор это для меня аргумент? Если есть силиконовые груди и контактные линзы, кто сказал, что не бывает псевдоклыков? Дракулу же как-то снимали? Интересно, этот тип купил зубки в магазине смешных ужасов или все-таки Катя угадала насчет дракуленышей? Кому как, а мне проще выучить теорию вероятности со всеми формулами, чем поверить в вампиров. Мои глаза скользнули ниже по его телу. Красив. И прекрасно это понимает. Ярко-голубая рубашка подчеркивает цвет глаз, брюки плотно обтягивают ноги и все остальное, не оставляя места воображению. Короткие сапоги не спасают от снега, но блондин, похоже, не замечал холода. Я опять перевела взгляд на его лицо. Он очаровательно улыбнулся.

– Юля? Так ведь вас зовут?

– А вам какое дело?

У него с самого начала не было шансов. Просто потому, что он мне понравился. Очень понравился. По-настоящему. И это заставило меня ощетиниться во все стороны, как дикобраза. Будь в нем хотя бы на грамм меньше самодовольства – я была бы мягче. Сейчас сработал «синдром Катрин». Дедушка прозвал так мое обращение с более красивыми людьми. Все детство рядом со мной была Катя, очаровательная в любую погоду, как нос картошкой мисс Фриды Бок. Я всегда оказывалась в ее тени. Сперва я страдала, потом старалась не обращать на это внимания, а после начала задираться со всеми, кто был так же красив, как она. Я не могла завидовать, но я могла огрызаться! Естественно, Андре, или как там его, вызвал у меня обострение комплексов – и, соответственно, я начала хамить ему прямо с порога.

– Мы будем говорить об этом, стоя по колено в снегу?

– Лично я нахожусь в доме, и меня это вполне устраивает, – справедливо заметила я.

– И вы не хотите пригласить меня?

Голос его стал невероятно мягким, бархатным, ласковым и зовущим. Таким голосом только приглашать на свидания. Я едва устояла. И решила сказать гадость.

– А мы стриптиз на дом не вызывали!

Сперва на его лице появилось удивление. Даже челюсть слегка отвисла. Не слишком эстетично. Зато я убедилась, что клыки настоящие. Или все-таки нет? Я слышала, что сейчас можно нарастить испорченные зубы. Можно ли нарастить клыки? Спросить, что ли?

– Да как ты смеешь, девчонка!

По коже у меня пробежали мурашки. Шипящий голос хлестнул по нервам. Приятный контраст после сахарного сиропа. Наверное, по его сценарию я должна была упасть на колени и молить о прощении, но в моем-то листке ничего такого не значилось. Режиссер попался не тот. Я из любой драмы комедию вылеплю! Вместо испуга я разозлилась еще сильнее.

– Представьте себе – смею. Особенно учитывая то, что я в доме. За прочной дверью… Они настоящие или это металлокерамика?

Кажется, мне удалось его ошарашить еще раз. Ну, бог любит троицу.

– Они?

– Клыки, – наивно пояснила я. И даже похлопала глазами. Получилось?

Человек опять очаровательно улыбнулся. Решил сменить манеру общения? Клыки показались во всей красе. Сантиметра под два с половиной. Ну и ну! Улыбка добавила еще пару сотен градусов к окружающей среде. Как под ним только снег не расплавился?

– Хотите потрогать?

– Ага. Ломиком. Или кирпичом. Вам что больше нравится? Мне для вас ничего не жалко!

Моей искренности мог бы позавидовать сам Станиславский.

Улыбка мгновенно исчезла. В голубых глазах блеснул гнев.

– Не дерзи мне, девчонка!

– Что хочу, то и ворочу! Это вообще-то мой дом и мой участок. Какого дьявола вам здесь надо?!

Я разозленно уставилась на него. Лицо в лицо, глаза в глаза. Наши взгляды встретились. И в следующий миг что-то произошло. Что-то странное. И очень страшное. Попробую описать это так, как почувствовала. Словно громадный водопад пронесся по моему сознанию. Водопад ночи. Из голубых глаз хлынула тьма. Она обволакивала меня, успокаивала, обнимала мягкими теплыми руками. Все было так хорошо! Жизнь была прекрасна, все были счастливы и все любили меня. И все будет еще прекраснее, как только я открою дверь. Нужно только открыть ее и пригласить Господина войти внутрь. Совсем чуть-чуть. Разве это сложно? И я буду так счастлива, как никогда в жизни. Тьма переливалась синими всполохами – и это было так красиво! Чужая воля гнула и ломала меня как соломинку – и это было невыразимо приятное ощущение. Мои руки сами по себе откинули одну цепочку с двери, потом вторую. Теперь ключ. Где же он? Изнутри замок тоже запирается на ключ! И его надо найти! Как можно скорее! Сейчас же!

Руки лихорадочно шарили по комоду, сбивая на пол какие-то вещи. Ну да! Я положила ключи в ящик! Я дернула его, едва не вывалив себе на ногу вместе с содержимым, и судорожно запустила внутрь обе руки! Ай! Ладонь резко приложилась к подушечке для иголок. Та уже давно продырявилась, и теперь иглы торчали из нее во все стороны, как из ежа. Острия впились мне в ладонь, и я взвизгнула. Боль отрезвила меня. Куда-то исчезло страстное желание служить и подчиняться! А оно вообще было? Было. Что я делаю?! Ищу ключ? И собираюсь пригласить в дом этого… это… существо? Да я в своем уме?! Что за бред! Никаких компромиссов! Никаких приглашений! НИ-ЧЕ-ГО! Я медленно осела на пол. Ноги как-то плохо слушались. Наверное, испугались!

– Юля, – позвал голос за дверью.

Но теперь он уже не был ни добрым, ни ласковым. Только повелительным. И омерзительно самодовольным. Хозяин получал очередное доказательство своей силы и наслаждался этим. Получал удовольствие, растаптывая чужие души! Тьма в моем разуме рассеялась. Я схватила маленькие ножницы из набора – и что было сил ткнула себя в ногу. Куда-то в бедро. Стало ужасно больно, но мне полегчало. Лучше уж боль, чем эти синие всполохи. На глаза мне попалась связка ключей. Она лежала как раз под подушечкой с иголками. Я схватила ключи и что было сил швырнула их куда-то в коридор. Они тоненько звякнули и исчезли в темноте. Вот так! Фиг я теперь разыщу связку, ни на что не наткнувшись. И днем-то, я чую, все обматерить придется. А ночью, с единственной свечкой вместо лампы? Часа три провожусь.

– Поторопись, – приказал голос за дверью.

Только не смотреть ему в лицо! В глаза! Это же гипноз! Я читала о таком! Читала… Но не думала же, что попадусь сама! Я готова была расцеловать игольницу даже с риском исцарапаться. Но надо ответить. И достойно ответить! Чтобы знал, вражина!

– Пусть тебе северный олень дверь открывает! Проваливай, не то я возьму дробовик и сделаю из тебя симпатичное решето!

Молчание за дверью могло быть только заинтересованным, и никак иначе. Я ткнула ножницами в ранку от иголок, и по руке побежала кровь, грозя запачкать одежду и пол. Я слизнула ее, нарочно растравляя царапину языком. Больно. Но это лучше, чем попасть под вампирское – или чье оно там – очарование. Жизнь дороже.

– Ты свободна от моей воли?

Вообще-то я не материлась, но сейчас был тот самый случай. Я прислонилась спиной к двери и кратко, буквально в трех красочных фразах, объяснила, где я видела этого типа вместе с его волей, откуда он появился и кто были его предки. В ответ на мою прочувствованную речь из-за двери раздался тихий смех. Я почувствовала его как воду – всей кожей. Волоски у меня на руках встали дыбом.

– Ты не впустишь меня?

– Пока я жива, ты сюда не войдешь!

Опять молчание. Мне казалось, что оно длится вечность. Слегка кружилась голова. Я сосредоточилась и попыталась подумать о чем-то еще. Например, о Шерлоке Холмсе. Или о Джероме К. Джероме и его приятелях в одной лодке. Мне вдруг стало смешно и спокойно. Я почувствовала себя терьером, который решился сражаться с кипящим чайником. Ну да, нос я уже обварила, но победа еще может остаться за мной! Надо только быть немного поумнее. И вовсе незачем хватать чайник зубами. Или смотреть вампиру в глаза, когда разговариваешь с ним. Хамить можно и не видя оппонента! Я совсем забыла о человеке за дверью, пока, совсем неожиданно, снова не услышала приказ.

– Открой мне дверь. Повинуйся!

Интересно, он опять что-то применил и я просто этого не заметила? Во всяком случае, у меня хватило сил на короткий смешок.

– Перебьешься!

И вновь несколько секунд молчания. Пока он не произнес совсем другое.

– Ты хочешь сказать, что можешь ослушаться меня?

– Тебе процитировать закон о частной собственности?

Черт его знает, был ли такой закон, но я действительно могла делать все, что хочу. И не открывать дверь – тоже.

– На тебя ничего не действует? Ты неподвластна моему гипнозу?

– А должна быть? – Никогда не упускай случая получить информацию о враге! Но враг тоже оказался не промах. Информацией меня одаривать не собирались!

– Кажется, мы зашли в тупик.

– Можете повернуться и убраться своей дорогой. Я вас не держу.

Интересно, почему я опять перешла на «вы»? Из вежливости? Или просто не хотела злить его больше необходимого? Наверное, второе. Какая тут, к черту, вежливость?!

– Я уберусь, как только вы отдадите то, что принадлежит мне.

Ну вот, условия высказаны.

– Катя рассказывала правду? Вы – вампир?

Молчание. У меня даже затылок заныл. Нервы, нервы…

– Да, нас так называют.

– Что, настоящий, живой вампир?

Из-за двери раздался тихий смех.

– Живой вампир? Интересное выражение!

– Я мыслю, следовательно, существую, – парировала я. – Не хотите называться живым, называйтесь мыслящим! Хотя это и сомнительно.

– Возможно. Это мы обсудим в следующий раз. Отдайте мне мою добычу – и можете убираться. Против вас я зла не держу.

– Неужели? И я должна вам поверить?

Яда в моем голосе хватило бы на парочку змей. Я серьезно разозлилась. Кем он меня считает?! Иудой? Понтием Пилатом? Я друзей не предаю, не выдаю и рук по этому поводу не умываю! Меня не так воспитывали!

– Это ваше право – не верить.

Ну да. Я имею право? Да. Так я могу? Нет. То-то и оно.

– Верно. А еще это моя подруга.

Я намеренно выделила голосом слово «моя». Пусть знает.

– Вы намерены со мной поспорить?

Вот те раз! А чем я все это время занималась? На луну любовалась? Я, по-моему, уже сказала все, что можно, и все, что нельзя! Ладно, попробуем еще раз. Может, даже дойдет? Или у вампиров на какой-то сотне лет жизни маразм развивается? Надо бы выяснить.

– Катя не пошла с вами добровольно. Вы не имеете на нее никаких прав!

– Она была счастлива. И получит вечную жизнь.

Ну да! Только на свет ей никогда не выйти! Как там у Копполы? О! Вечная жизнь в тени смерти. Сомнительное такое счастье. Я бы точно отказалась. Лучше уж шестьдесят лет, но со вкусом, чем пятьсот – как не пойми что. А почему – не пойми? Биолог я или уже кто? Передо мной же новый вид! Хомо вампирикус! А сколько было бы счастья, если бы данный белобрысый представитель вида лежал передо мной препарированным!

– Она вас об этом не просила!

– Она попросила бы, если бы поняла. Спросите у нее сами?

Он что – за дуру меня принимает?!

– Черта с два! Сейчас она и на костер вместо вас пойдет добровольно!

– Вы мне не верите?

– Не верю. И это еще мягко сказано. – Я вспомнила одну интересную деталь. – Минутку. А ведь вампиры не могут войти в дом без приглашения, так? То есть я выну ей кляп, она позовет вас, и вы нас раскатаете на начинку для блинчиков! Ну-ну. Мечтайте дальше!

Из-за двери раздался тихий смех.

– Вы кое-что знаете о вампирах.

– Я много чего знаю, – отозвалась я. – My hobby is reading. И о вампирах я тоже читала. Так что – я правду сказала?

– Я не исключал и такого варианта. Хотя насчет начинки для блинчиков… это могло бы стать реальностью. Как вы догадались заклеить рот моей избраннице?

– А как у вас хватило наглости предлагать мне выдать ее? – Я решила, что с меня хватит перебранок с вампиром. – Я не приглашу вас сюда. Не сделаю ничего, что могло бы пойти вам на пользу! Вы мне решительно не нравитесь. Просто до нервного тика! И Катю я вам не отдам!

– А если я сейчас вызову сюда пару костоломов, которые снесут вашу дверцу и вытащат вас обеих ко мне? Учтите, я и правда это сделаю.

В голосе вампира прорезались первые гневные нотки, но мне не было страшно. Почему? Да потому что дура. И я отлично это знаю. Не научили меня бояться. Не научили! Дед мне всегда говорил, что страх не поможет. Помогает точный расчет. А смелость и вообще города берет! Я фыркнула. Потом стянула с шеи цепочку с сотовым телефоном и махнула ею в воздухе.

– Сименс, это вампир, вампир, это Сименс. Приятно познакомиться. – Я еще могла язвить. Жизнь продолжалась. Или это семейное? Дедушка рассказывал, что, попав в плен к фашистам, он язвил вовсю. Надеялся получить хотя бы моральное удовлетворение. – Через пять секунд после того, как кто-то попытается выломать эту дверь, я позвоню в полицию и подробно расскажу, кто я, где я и кто ко мне ломится. А сама попытаюсь подороже продать свою шкурку. Я вам не кто-либо где, а русская женщина у себя дома! А мой дом – моя крепость! Вы не смотрели фильм «Один дома»? Лично мне он очень нравится. Войдите ко мне – и я вас на запчасти постругаю!

Я врала, но очень надеялась, что мне поверят. Из-за двери раздался короткий смешок.

– Вы намерены бросить мне вызов?

Мне очень хотелось сказать, что я его безо всякого вызова бы подожгла, но неизвестно, какие это повлечет за собой последствия. Лучше было придержать язык, пока цела.

– Вызов? Вообще-то я хотела бросить в вас банку с маринованным чесноком, но могу и что-нибудь другое…

Я не слишком разозлилась. Скорее тянула время. Рассвет их застанет – и пеплом он станет. Самое то для этого мерзавца! Но из-за двери опять раздался смех.

– Невероятная наглость! Вы ничего не знаете, но готовы спорить со мной! СО МНОЙ!

– «Со мною, самим балдою», – передразнила я. – Александр Сергеевич Пушкин, что ж ты с нами не живешь! Пропиши ты нам частушки, чтобы пела молодежь! Это МОЯ подруга! И она вас не выбирала! Вы укусили ее и изнасиловали! И я готова спорить за ее право на выбор! Что-то мне подсказывает, что она не будет в восторге от клыков и посмертной или пожизненной анемии!

Опять смех. Блин! Как меня достал этот смешливый зубастик! Клещи и напильник мне! Вот так люди и становятся дантистами!

– Вы не знаете, во что ввязываетесь.

– Так объясните мне! Я и так отлично знаю, что вы сильнее меня. И что? Даже медведь сильнее меня, но у людей есть ружья! Я вовсе не собираюсь уступать из-за такой мелочи!

– Вы действительно хотите объяснений?

– Если вы меня при этом не покусаете.

Мои нервы уже были на пределе. Я сама бы сейчас кого-нибудь покусала, лишь бы успокоиться.

– Хорошо же. Сегодня ваша подруга останется с вами. А завтра я жду вас в «Волчьей схватке». В полночь. И лучше вам прийти вместе с подругой.

Теперь в голосе слышалась скрытая угроза. Но я не могла сдаться просто так.

– Вы ее не тронете?

– Довольно! Завтра в полночь я жду вас. Вам будет оставлен столик.

– Вы ее не тронете?

– Я не сделаю ей ничего дурного.

– У нас могут быть разные представления о плохом и хорошем!

– Вы начинаете злить меня!

Голос резанул меня словно ножом по внутренностям. Я дернулась от боли и едва не вскрикнула. Да что же это такое? Аппендицит, что ли?! Но я не сдамся!

– Вы меня уже давно разозлили!

– Да. – Слово скользнуло по мне, словно медуза – мокрое, холодное, склизкое и обжигающее кожу. – Но тогда я еще не злился на вас. Не вызывайте мое неудовольствие.

Я попробовала засмеяться. Не получилось. Пришлось имитировать кашель.

– И чем же мне грозит ваше неудовольствие? Учтите, каждый, кто меня укусит, рано или поздно помрет от несварения желудка! Я специально чеснока наемся!

Из-за двери раздался смех.

– Я не убью вас, Юля. Вы меня развлекаете. А это дорогого стоит. Но если вы не придете завтра, я буду наводить справки о вашей семье. У вас есть отец? Мать? Братья или сестры?

Я похолодела. Вот теперь мне стало страшно. Мама! Дедушка! И я попыталась уйти от этой темы.

– Я приду вооруженной!

– Вы придете с подругой.

– У меня нет выбора?

– Нет, – подтвердил вампир.

– До встречи, – вздохнула я.

– До встречи.

В голосе слышались нотки угрозы. Но было там и что-то еще. Любопытство? Насмешка? Легкое презрение? Снисходительность? Похоже на то. Тем лучше. Недооценивайте меня, недооценивайте. Я не стану возражать. Кстати, а где можно приобрести фонарик дневного света? А еще осиновые колья, святую воду и чесночную эссенцию?

Когда я вернулась в дом, Катя сидела в кресле с выпученными глазами и вертелась во все стороны. Но, заметив меня, успокоилась и вопросительно посмотрела мне в глаза. Я присела рядом на ковер. То есть опустилась. Ноги как-то плохо держали. Дрожали и норовили подломиться во всех суставах сразу.