Текст книги "Рассказы"

РОМАНТИЧЕСКОЕ ЗНАКОМСТВО

1

Рейс снова отложили – «из-за неблагоприятных погодных условий в аэропорту приземления». Метель там, что ли, в Москве? С каждой новой пятиминуткой, отбиваемой скачком стрелки больших часов на стене напротив, настроение у Алёны всё больше портилось. К восьми вечера оно было ниже плинтуса, как у всякого пассажира, пол-суток протомившегося в ожидании отлета. Алёна поднялась и, попросив сидящую рядом пожилую женщину постеречь место, отправилась в дальний угол зала, где располагалось кафе. Булка и пара котлет, против Алёнкиной воли утром втиснутых мамой в сумку, давно съедены; растаяла во рту, кусочек за кусочком, плитка шоколада. Нет, впредь – только поездом. Дольше, зато наверняка. Ехала бы сейчас тихо-мирно и смотрела бы сладкие сны под перестук колес.

Это всё дядька, приехавший к ним в гости, начал воду мутить. Почти двое суток в вагоне болтаться? Самолётом надо летать! Дорого самолётом, возразила мама. Я куплю билет, отрезал её младший брат. Пусть племяшка лишний день дома побудет. И подмигнул Алене. Он всегда, когда выпьет, весёлый. И щедрый, пока при деньгах. А они у него ещё не были растрачены – всего лишь неделю назад вернулся из дальнего плавания по южным морям. Подарков навёз. Алёне джинсы и кофточку, маме куртку-аляску, которая оказалась маловата и была тут же передарена Алёне к её большой радости. Естественно, она не удержалась и напялила в дорогу все эти вещи, хотя внутренний голос и предупреждал, что лучше этого не делать. У студентов примета есть – наденешь на экзамен что-то новое, обязательно попадётся плохой билет. Также нельзя одевать ничего нового, если впереди маячит важная встреча или, например, поездка. В самом деле, ну для кого, спрашивается, она выфрантилась? Никто ведь не встречает. Да и холодно в куртке. Надень она свою старую шубу, сейчас бы так не мёрзла. Вот, даже чай не согревает…

Алёна допила второй стакан и отправилась назад, купив по пути в киоске последний номер «Красоты и моды». Читать в нём особенно нечего, одни картинки да статьи психологов, но чем-то же надо заполнить тянучее время вынужденного ожидания. Поблагодарив соседку за сохранение места, полистала журнал, посмотрела фотографии, задержалась на гороскопе – что там ждет её в ближайшем будущем? Но, сколько не вчитывалась в хитро закрученные предложения, приложить написанное к себе никак не получалось. Чепуха какая-то и бессмыслица… Вздохнув, отложила журнал и снова стала рассеянно наблюдать за движением в зале. Неподалеку лысый старичок в серой дублёнке насторожился, вытянул шею, едва ушами не шевелил, вслушиваясь в витающий под потолком голос. Потом вдруг выдернул из-под ног дорожную сумку и встал. Везёт же некоторым. И почему это в какой-то Дальнегорск вылет разрешен, в Архангельск летят, в Череповец летят, а в Москву нет? Пожалуй, стоит перебраться на его место, решила она, подальше от дышащего холодом окна. И поскорее, пока не заняли. Народу становилось всё больше и больше. Кто-то поднимался и спешил на посадку, а кто-то искал где бы присесть.

Алёна быстренько поднялась, сделала пару шагов и едва не споткнулась о чьи-то длинные ноги, вытянутые на всю ширину прохода. Спрятав лицо в капюшон куртки, сложив руки на груди, какой-то мужик сладко спал и дела ему не было до того, что кто-то по его милости едва не разбил себе нос! Алёна сердито покосилась на соседа и, шлёпнувшись рядом, прислушалась – громкоговоритель начал выдавать новую порцию информации. Как и следовало ожидать, ничего хорошего она не услышала. Очередное объявление лишило последней надежды покинуть Мурманск в ближайшие часы. Вылет рейса переносился на утро. Впрочем, теперь уже без разницы, где сидеть, уныло подумала она, здесь или там. Ну прилетит она в Москву, скажем, в два часа ночи, и что? Аэропортовские автобусы до общаги не довезут, на такси дорого, метро закрыто. Так что из Шереметьева до утра ей все равно не выбраться. Что здесь ночевать в зале ожидания, что там. А может, плюнуть на всё, сдать билет и завтра выехать поездом? А что, весь её багаж при ней. Соблазн вернуться домой, постоять под горячим душем, хорошо поужинать и улечься в теплую чистую постель, был велик. Но вот как воспримет её возвращение дядька? Опять же, билетов на завтрашний поезд в столицу может не оказаться. Она потеряет в деньгах и, плюс ко всему, путешествие растянется еще на пару суток. И вообще, возвращаться – ещё одна плохая примета. Алёна вздохнула, нет, домой нельзя. Как-то надо перетерпеть эту ночку. Каких-то семь часов осталось. Больше прождала. Хорошо бы уснуть, время во сне летит быстрее, но как тут уснешь на неудобной скамейке, да ещё при шуме и ярком свете? Впрочем, – Алена искоса взглянула на торчащий из ворота куртки заросший щетиной подбородок, – кто по-настоящему хочет спать, тому такие пустяки, как свет и шум, не помеха.

Словно почувствовав, что на него смотрят, сосед внезапно зашевелился, подобрал ноги, выпрямил плечи и откинул капюшон. И неожиданно оказался молодым и красивым. Ни небритость, ни взлохмаченные, торчащие во все стороны волосы не портили его лица. Такой профиль только в кино снимать. Парень пригладил волосы, обвёл сонным взглядом зал, словно пытаясь понять, где находится, а потом вдруг повернул голову к Алёне, – она едва успела опустить глаза и сделать вид, что рассматривает обложку журнала с зубастой девицей, – и хрипловатым ото сна голосом поинтересовался, который час. Её так и подмывало ткнуть пальцем в стену напротив – вот же часы, прямо перед тобой! – но по его сонному виду поняла, что часов он пока еще не видит, и помедлив, произнесла: без десяти двенадцать.

– Выходит, ночь, – зевнув, сказал сосед.

– Вообще-то в это время года здесь всегда ночь, – пробормотала она.

Ее ирония, похоже, до него не сразу дошла, потому пришлось добавить:

– Полярная.

Он похлопал ресницами, соображая.

– А, ну да, – улыбнулся.

И внезапно развернувшись всем корпусом к Алене, с интересом оглядел её.

– С каникул?

Таким тоном, как будто они сто лет знакомы.

– На мне написано, что я студентка? – вскинула брови Алена, перелистывая страницу.

Он пожал плечами.

– Сейчас многие с каникул возвращаются.

Тоже, наверное, студент, подумала она, но спрашивать не стала. Если бы он был лицом попроще, она бы спросила. Но этот наверняка очень высокого мнения о себе. Поэтому никакого интереса к его персоне она проявлять не будет. Захочет, сам скажет. А не скажет, ну так и ладно. Мало ли народу туда-сюда по миру мотается. Со всеми не перезнакомишься. Хотя на самом деле, ей хотелось бы знать, где он учится, если студент. А если не учится, то чем занимается? По речи не похоже, что москвич. Может быть, тоже мурманчанин? Впрочем, чего это она гадает, с какой стати? Он словно прочитал её мысли.

– В Мурманске в командировке был. Теперь вот в Москву, – почесал подбородок. – Никак не улечу…

– Я тоже в Москву, – сообщила, почему-то радуясь такому совпадению.

– Каким рейсом?

К её разочарованию, оказалось, что рейсы у них разные. Оказалось, его самолет должен был отправиться на Москву ещё ранним утром. Но вот, нелётная погода и он уже целые сутки сидит в этом зале.

– Сутки! – упавшим голосом произнесла она. – Мы, что, можем и ещё на сутки здесь застрять?

– Бывает и хуже, – усмехнулся сосед. – Я однажды в Новосибирске трое суток сидел.

– С ума сойти! Нет, больше я не летаю.

– Поездом ещё хуже, – сказал он.

– Почему это? Поездом как раз лучше, не застрянешь в аэропорту.

– Ну, это не так уж часто случается, – сказал он, разглядывая её. А может быть, Алене это только показалось. – Я по работе много летаю. Удобно. Несколько часов и на месте. Случаются, конечно, задержки, не без этого, но это чаще зимой. А поезд, он же еле плетётся что зимой, что летом, больше времени в дороге проводишь, чем в самой командировке.

– А я всегда поездом езжу, мне нравится. Разные станции проезжаешь, c людьми знакомишься.

Внезапно неоновый квадрат лампы над их головами затрещал и погас. Угол погрузился в полумрак. Мужик, читающий напротив Алёны газету, взглянул вверх и выругался. Парень засмеялся, а она вздохнула с облегчением – в полумраке лучше. Глаза не устают от яркого сине-белого света. И разговаривать легче. Вообще-то она с парнями нормально общалась, потому что с детства ходила в разные спортивные секции, а там мальчишек всегда больше, чем девчонок. Но сейчас почему-то чувствовала некоторую скованность. Cимпатичные, они о себе всегда высокого мнения. Такой бы на ней своего выбора никогда не остановил… как, впрочем, и другие. «Ты для них как бы свой парень, – говорит Ксения, с которой они в общаге живут в одной комнате. – Выглядишь так, как будто только что с тренировки или на какую-нибудь пробежку собралась. А это, извини, мужчин не привлекает. Мужчины любят женщин за то, чего у них нет. Им хочется видеть, какая у тебя грудь, попа, ноги… кстати, и длинные волосы очень даже приветствуются. У тебя же стрижка короче некуда и вечный прикид спортсмена, за которым женщину в тебе не разглядеть. Издалека кажется, не девушка, а какой-то подросток-полудурок с рюкзаком навстречу скачет!». Алёна и в самом деле часто ходила в спортивном костюме. Но только потому, что у неё три раза в неделю тренировки по утрам, до начала занятий. А по субботам и средам ещё и бассейн. Само собой, в те дни, когда не было тренировок, она и туфли, и платья носила. Но ситуации они кардинально не меняли. Нет, парни к ней нормально относились, то и дело просили конспекты, одалживали у неё деньги, но вот свиданий никто назначать не спешил.

Ксюхин Ромка как-то попытался познакомить её со своим приятелем. Сказал, вы идеально подходите друг другу, он тоже любит железо тягать. Друга звали Василий и он действительно оказался в хорошей спортивной форме. Принёс вино и конфеты. А когда Ксения и Роман пошли на кухню жарить картошку, тут же полез к Алёне целоваться, а потом попытался на кровать её опрокинуть. Cтол к одной из кроватей был придвинут. Она его хорошо пнула, что его совсем не охладило, и неизвестно, чем бы дело кончилось, – у этого Васьки была просто бульдожья хватка, – если бы Ксения с Ромкой в этот момент не вернулись. Вечер для неё был безнадежно испорчен, да и он как-то сразу утратил к ней интерес. Довольно быстро ушёл, сославшись на дела. Когда убирали со стола, Ксения поинтересовалась, ну, как он тебе? Никак, ответила Алёна. Хотела еще добавить, что лучше ни с кем не встречаться, чем с таким сексуально озабоченным козлом, но не стала при Романе усугублять обстановку. Переборчивые часто остаются старыми девами, изрёк допивавший вино Ромка. Но плевать она хотела на его мнение. Он сам недалеко от своего друга ушёл, ходят слухи о его похождениях. C Ксенией Роман не очень-то считается, и есть у Алёны подозрение, что встречается он с ней лишь потому, что она ему ни в чём не отказывает. А на роль жены Роман подыскивает москвичку с жилплощадью. Впрочем, Ксения тоже в поиске. Да, с Ромкой мне хорошо, говорит она, но это не значит, что это конечная станция на этой ветке. Алёне такое счастье и даром не нужно. Не потому что она высоких моральных принципов, просто уж очень несимпатичны ей такие «рыщущие», желающие и тут перехватить, и там не упустить. И вообще, она очень даже верит в то, что по-настоящему и надолго людей сводит совсем не расчёт, а какие-то внутренние совпадения характеров, некая душевная и духовная общность, при которых размер груди и длина ног значения не имеют. Просто не всякий готов ждать такой встречи. Так часто бывает в жизни, – и это касается не только любви, – кто-то довольствуется тем, что под руку подвернётся, а кто-то хочет большего. Ксения же считает, что это полная белиберда и чушь, и пережитки феодализма. Высокоморальных парней просто в природе не существует. Если и были когда-то рыцари-джентльмены, то давным-давно повымерли, как мамонты. Сейчас самый последний замухрышка первым делом смотрит как раз на длину ног и на сиськи. И прикидывает, как далеко можно зайти. И ничего плохого в этом нет. А уж если парень симпатичный и понравился, то почему бы такое знакомство сразу не закрепить? Они с Романом так и поступили.

– Двенадцать, – произнёс парень, взглянув на часы. – Пора перекусить. Тебя как зовут? – обернулся к ней.

– Алёна… то есть, Лена.

– А меня Сергей, – сообщил, поднимаясь. – Схожу за кофе. А тебе чай или тоже кофе?

Чай, решила она.

Интересно, означает ли что-нибудь знакомство в полночь? «Мы познакомились ровно в полночь в северном аэропорту, когда за окнами свистела метель». Звучит красиво. И в кино, наверное, смотрелось бы романтично. Но в реальности от такой романтики мало радости. В этом зале ожидания c огромными окнами до дрожи неуютно, сквозняки гуляют, руки-ноги подмерзают. Cамочувствие после того как целый день просидишь в верхней одежде и почти без движения, – встанешь, тут же место займут, народу тьма, – прямо скажем, не очень. Так что выглядит она, конечно, не лучшим образом, несмотря на свои новые одежки. Знакомиться нужно на каком-нибудь вечере или на дискотеке, когда и одета и накрашена. Ну или в университетском коридоре, чтобы тут же пройтись туда-сюда так, чтобы девчонки увидели рядом с нею такого красивого пареня. Нет, ночь в аэропорту не лучшее место и время для романтического знакомства. Алёна вздохнула и сунула руку в сумку, пытаясь наощупь отыскать в ней сосательную конфету, она всегда носила с собой несколько карамелек, но на этот раз в кармашках было пусто. Видимо, конфеты кончились, а дома, где все каникулы она только и делала, что ела, о пополнении запасов она как-то не побеспокоилась.

Сергей принёс чай и попросил подержать и его стаканчик с кофе. Открыл свою сумку и вытащил большой бумажный пакет. Запасливый. Алена отвернулась и сглотнула слюну.

– Пирожок хочешь?

Еще бы не хотеть! Отказываться, когда желудок пищит от голода? Ну уж нет. Она сунула руку в пакет и вытащила пирожок. Надо же, с повидлом.

– У нас такие в школьном буфете продавали.

– Да? У нас тоже. Бери ещё.

Сосед снова протянул ей кулёк.

Второй исчез также быстро как и первый. Удивительно вкусные пирожки.

– Ну и последний.

Нет-нет, хватит, – замотала головой Алёна. Она бы, конечно, и третий и четвертый одолела, но пирожок был последним в пакете.

– Значит, придётся выбросить, – вздохнул Сергей.

– Зачем выбрасывать? Сам съешь.

Выбрасывать еду, когда где-то кто-то голодает, просто преступление, закончила уже про себя. Вслух такое произнести язык не повернулся. Этот Сергей ещё решит, что она выпендривается. Хотя, на самом деле, она совершенно искренне так считала. Однажды, занимаясь в читальном зале библиотеки, увидела на стенде разворот какого-то журнала: большеголовые, с тонкими шеями, полуголые и даже голые дети разного возраста с отчетливо проступавшими рёбрами под тёмной кожей сидели на земле с мисками в руках. Ложек не было, ели руками – то ли какая-то благотворительная организация, то ли миссия ООН привезла им какую-то еду. Впечатляющая была фотка. С тех пор у неё рука не поднималась выбрасывать продукты. Она даже в столовке складывала недоеденное в пакет, игнорируя удивлённые, а иногда и презрительные взгляды, и по пути оставляла эти остатки у мусорных баков – для уличных кошек. Тоже ведь живые и есть хотят.

«Ты прямо, как старая дева, – сердится Ксения, которую эта привычка почему-то сильно раздражает. – Они обычно помешаны на всяких кошечках-собачках». Алёна не помешана, она им просто сочувствует. Но Ксении этого не понять, потому что Ксения не сочувствует никому и ничему. И ни с кем не считается, было бы только ей хорошо. Это проявляется даже в мелочах. Никогда и никого не угостит, притащив из дому сумку с продуктами. Не одалживает денег, хотя они у неё , в отличие от многих в их группе, всегда имеются, поскольку родители у неё очень состоятельные. А уж как не любит убирать! Её, единственную дочь, дома никто и никогда не заставлял что-то делать, вот и выросла редкостной эгоисткой. Может часами сидеть на кровати, красить ногти или расчёсывать у зеркала свои длинные светлые волосы, и пусть вокруг хоть потоп. Стоит напомнить, что её очередь мыть полы, вспыхивает как спичка. Правда, это единственный повод, по которому они ссорятся. В остальных вопросах конфликтов обычно не возникает, поскольку чужая жизнь Ксению также мало интересует, как и мусор по углам комнаты.

Раньше с ними жила ещё Нина, страшная чистюля, которая убирала и за себя и за Ксению. Но недавно ушла к своему парню, и они остались с Ксенией вдвоём. Нина из Краснодара, а её Костя москвич. Повезло, ревниво вздыхает Ксения. Ей тоже хотелось в Москве остаться, но в этом плане ей пока не везет. Парней вокруг неё много, – у Ксении яркая внешность, – но подходящей кандидатуры для замужества пока нет.

Алену разбудил хлопок. Приоткрыв глаза, она увидела лежащий на полу журнал. Сергей наклонился и поднял его. Алена зевнула, зажмурилась, а когда снова открыла глаза, он уже не сидел, а стоял с сумкой на плече и смотрел на неё. Часы за его спиной показывали половину пятого.

– Лёд тронулся, отправляют, – он протянул ей журнал и, наклонившись, вдруг чмокнул в щеку. – Пока. Мне уже надо бежать. Объявили посадку.

– Счастливо долететь, – пробормотала она, всё ещё плохо соображая.

Пара секунд и его уже нет. Только что сидел рядом и вот, исчез. Пропал, затерялся среди спешащих на посадку пассажиров. После чего не только рядом с нею образовалась пустота, но и внутри неё тоже. Мысль – она больше никогда его не увидит! – вдруг больно кольнула. От этой мысли она проснулась окончательно. Не увидит. Потому что никаких контактов он ей не оставил. Появился из толпы и в толпе исчез. Хотя что тут такого? Почему она вдруг так расстроилась? Сколько их, всяких-разных знакомств cлучается в дороге! Она и сама не раз откровенничала с разными людьми, ни лиц, ни имен которых уже и не помнит. А у него этих случайных встреч так и вообще не счесть, он часто бывает в командировках. Нефтяник. Сам сказал, что сегодня он здесь, завтра там. Он уже, наверное, и забыл её. Может быть, уже знакомится в очереди на посадку с какой-нибудь новой девушкой и рассказывает ей всякие анекдоты из своей жизни.

Ладно, хватит канючить. Спасибо, что хотя бы разбудил. Она действительно могла проспать свой отлет. Вот-вот должны объявить посадку и на её рейс. Если, конечно, опять не заставят ждать. В любом случае, надо встряхнуться, надо подвигаться. Первым делом cходить в туалет. И умыться обязательно. Поёживаясь, она поднялась и тут вдруг объявили посадку на её рейс. Ладно, успеет.

Через полчаса Алёна уже сидела в салоне. Её место оказалось у прохода. У окна воевала с ремнём безопасности, пытаясь растянуть его, чтобы вместить своё необъятное пузо, толстая тётка в с недовольным выражением лица. Алёна пошарила руками по бокам, вылавливая концы и своего ремня. А ведь и в самом деле, мог бы, мог бы, ну хотя бы из вежливости номер телефона спросить. Впрочем, она ведь тоже могла. Но не попросила. Потому что есть номер телефона или нет его – без разницы. Какой смысл? Она сейчас живёт в Москве, а он в Тюмени. Ну какой другой конец мог быть у их романтического знакомства? Но он ещё целую неделю будет в Москве, могли бы ещё разок встретиться, пискнула обида. Но совсем уже вяло пискнула. Забудь, посоветовал здравый смысл.

Алена чертила за столом графики, когда в комнату вошла Ксения с большой кружкой кофе в одной руке и с журналом в другой. Она только утром вернулась из своей Балашихи, куда ездила на выходных, отвозила бельё в стирку. Она никогда не стирала в общежитии.

Прищурившись, оглядела комнату и почему-то задержала взгляд на Алёниной кровати.

– Ну, и как он? – спросила с хитрой улыбкой.

– Кто? – подняла голову Алёна.

– Вот и я хочу знать, кто?

– Да о чём ты? – рассердилась Алена.

Ксения перевернула журнал.

– «Не хотел тебя будить. Обязательно позвони, жду!» – кривляясь, пропела. – Если уж хотела всё это скрыть, нечего было раскладывать журналы на самом видном месте!

Сердце у Алены вдруг прыгнуло вверх и забилось часто-часто. Она вскочила и выхватила у Ксении журнал. На обороте и в самом деле было написано размашистым почерком: «Не хотел тебя будить. Обязательно позвони, жду!» И номер телефона.

Закусив губу, чтобы не рассмеятся, Алёна отбила чечетку.

– Ну ты и дура, – покачала головою Ксения.

Ещё бы не дура! Самая настоящая! Так радоваться неизвестно чему! Подумаешь, номер телефона! Это ещё ничего не значит, совсем ничего.

Но где-то в глубине души она знала, что значит. Это значит, что она его снова увидит. И может быть, даже сегодня.

ОЖИДАНИЕ

1

Матери в комнате уже нет, но в ушах все еще звучит её сердитый голос: вот приедет отец! Он покажет, как по танцам-дискотекам бегать! В дневник заглянуть страшно! Десятиклассница!

– Страшно, так не гляди, – запоздало огрызается Фимка, выползая из-под тёплого одеяла. – Между прочим, получше некоторых успеваю.

И отцом нечего грозить, он Фимку никогда и пальцем не тронул. Да и наплевать ему на Фимкины успехи – приезжает домой со своей стройки раз в неделю от усталости пьяный. Ему бы только в баню, в парилку любимую, да выспаться. Отец вообще молчун, зато мать за троих пилит, как только не надоест…

Хлопает в прихожей дверь. Фимка облегченно вздыхает – ушла. Быстро натягивает спортивный костюм, тычет пальцем в кнопку магнитофона и идёт умываться, заглянув по пути на кухню. На столе горка жареной рыбы, консервированный салат, брусничный морс. Опять! Изо дня в день одно и то же. Конечно, каш Фимка терпеть не может, но и рыба надоедает. В ванной она долго разглядывает себя в зеркало. Настроение постепенно улучшается. Хорошо – каникулы! Можно до обеда валяться в постели, но почему-то не хочется. Жаль тратить время на сон. Сделать бы с утра что-нибудь такое… Гремит музыка, Фимка, пританцовывая, на ходу ковыряет бочок палтуса, отправляет в рот ложку салата. Можно сбегать к Ваське, послушать новые записи, которые ему на днях прислали. Или в «Промтовары» заглянуть, вдруг выбросили что-нибудь новое-интересное? Покупать ей нечего, но нравится толкаться среди людей, глазеть на витрины. Хотя, будь у неё деньги, конечно, не помешало бы магнитофончик новый приобрести. Этот времен отцовской молодости, старьё такое, что даже даром, на запчасти никто не возьмёт.

Фимка моет посуду, вытирает стол. Разделавшись с уборкой, возвращается в комнату. Включает телевизор, хотя и знает, что в такую рань, в девять утра, ничего хорошего там быть не может, так, гонят какие-нибудь научно-популярные фильмы, какую-нибудь муру. Фимка присаживается к столу. Письмами, что ли заняться? Она достаёт красную папку, выклянченную у матери в бухгалтерии, развязывает тесёмки и раскладывает перед собой голубые конверты без марок. Уже четыре письма написал, надо же! Не очень-то у них там на флоте весело – вон какие длинные. Губы у Фимки расплываются в дурацкой улыбке. Но это ровным счетом ничего не значит. Не такая она безмозглая, чтобы придавать этой переписке особое значение. Прекрасно знает, есть такие любители – пятерым девчонкам сразу пишут, фотографии коллекционируют. Этого Володю Фимка и в глаза не видела, может, он парень и ничего, но может и из таких вот коллекционеров… А все равно, получать длинные письма очень приятно. Фимка отыскивает последнее и долго читает, время от времени останавливаясь, рассматривая фотографию бравого морячка в бескозырке. Еще осенью Ветошкина принесла в класс номер военной части, в которой служил её брат, и предложила, – ну так, смеха ради, – написать. Написали. Трое или четверо. А ответ получила одна Фимка. Длинный такой ответ и фотография в конверте. Конечно, и она свою фотку тут же послала.

«Здравствуй, Володя! Извини, что долго не писала, – Фимка поднимает голову и любуется ровной, красивой строчкой. Пусть она, по словам матери, и лодырь, каких свет не видел, но ни у кого, ни у кого в классе нет такого четкого, такого замечательного почерка. Даже у Кирюхиной. Отличница! Фимка фыркает – царапает, как курица лапой… «потому не писала, что были каникулы и…». А почему, действительно? Сначала готовились Новый год встречать – обычная суматоха. Состряпали сценарий: прибытие инопланетян, их знакомство с землянами. «Огонёк» получился что надо! Фимка была инопланетянкой. Специально для неё Васька в Доме культуры выпросил серебристый костюм и красные сапоги. Ветошкина, правда, подпортила настроение, высказавшись насчёт этих сапог. Съязвила что-то по поводу марсианского ансамбля «Красны девушки». А всё потому, что ей роли не досталось. А какими трюками этот прилёт обставили! Даже директрисcа, мамонт по имени Миранда, хохотала до слез, сидя в первом ряду.

Нет, каникулы – это не оправдание. Именно на каникулах только и гулять, да письма писать. Фимка смотрит в окно. Посёлок в сумерках – как полупроявленная фотография. Снежно-серые крыши одноэтажных деревянных домов со слабо дымящими трубами, жёлтые квадратики окон, редкие фонари. Заваленная горбатыми сугробами улица карабкается вверх и теряется в сумраке заснеженного леса Кривой сопки. И нигде ни души. Кому нужно, те уже на работе, а остальные отсиживаются по домам. Мороз.

Вздохнув, Фимка возвращается к написанному: «были каникулы…».

– И я уезжала, – говорит Фимка вслух.

И неожиданно для себя самой добавляет: на юг.

– На юг. На юг…

Какой юг? Почему на юг? Непонятно.

Тем не менее, действительно, почему бы ей куда-нибудь не уехать на каникулы? Взяла да и уехала. Выводит: на юг. И снова смотрит в окно. Неужели где-то на самом деле сейчас тепло? В голове не укладывается. Где-то тепло, а здесь… Господи, ну почему у неё в этом «где-то» не проживают какие-нибудь родственники, чтобы и можно было ездить в гости? Хотя, конечно, и по путёвке можно. Как ездила в прошлом году в Крым и на Кавказ их соседка с третьего этажа Анна Ивановна, Аннушка. И Ветошкины ездили всей семьей в какую-то Анапу. Эти вообще постоянно куда-нибудь ездят. Многие выезжают отдохнуть и отогреться после полярной зимы. Только Фимкины родители сидят здесь и зимой и летом как приклеенные. Мать, видите ли, дорогу плохо переносит, а отец… Тому вообще, кроме озёр и рыбалки ничего во время отпуска не надо. В прошлом году вообще обалдел, купил на отпускные моторку и завёз их с матерью на целую неделю на Лосиный остров комаров кормить. Чтоб, значит, грибы да ягоды собирали, пока он со своими удочками и самоловами возится. Нет, не то чтобы Фимка лес не любила. Но всему же мера должна быть! Под конец она тогда чуть не взвыла – палатка тесная, комарьё, мошка, спишь в одежде. Дождь пошёл, стало холодно. Вернулись с матерью с опухшими от укусов лицами, с изрезанными и исколотыми каждодневной чисткой рыбы руками – отдохнули! После того отдыха неделю в себя приходили. Правда, прошлым же летом ездили к бабушке в деревню. Но и там все развлечения – тот же лес, озеро, такие же болота, куда за клюквой ходили. А в город всего раза два и выбрались. Мать быстро уставала от шума, беготни, раздражалась и, сделав покупки, торопилась на электричку. Только и воспоминаний толпы людей, да магазинные очереди. Уговорить мать съездить в Питер просто так, чтобы погулять свободно, без этих утомительных заходов в гастрономы и универмаги, было невозможно. Обещала свозить в Эрмитаж, но простудилась и Эрмитаж отпал. Одну Фимку не отпустили, сколько ни просила. А ей, одной-то, без матери было бы только лучше. Никто бы не брюзжал под ухом, не учил бы жизни и можно было бы долго-долго бродить по Невскому, разглядывая людей, здания, чувствуя себя частицей какого-то бесконечного потока. Фимке вообще нравится бродить просто так, без цели. А город с его разнообразием и шумом, широкими и высокими улицами, памятниками и причудливыми зданиями, просто околдовывал. На каждом углу поджидало что-то новое, необычное… Конечно, можно и устать. Но что такое усталость? Выспишься и всё пройдет. А ощущение праздника, какой-то весёлой и, одновременно, деловой суеты, – к которой так хотелось быть причастной! – оставалось.

Фимка завидовала матери, та училась в Ленинграде. Там познакомилась с отцом и вышла замуж. Там, между прочим, и Фимка родилась. Родилась-то родилась, а города родного не знает. Да и вообще нигде почти не бывала. Нет, дайте ей только закончить школу! Никогда она не будет такой домоседкой, как мать. Она будет путешествовать, везде бывать, как Анна Ивановна, Аннушка с третьего этажа. Совсем молодая, да и зарплата не ахти – хором руководит в Доме Культуры, а там известно, какие зарплаты, – а каждое лето, каждый отпуск куда-нибудь ездит. Даже в Чехословакии была и в Финляндии. А уж в Крыму и в средней полосе не раз, не два. Да, Анна Ивановна – вот кто поможет Фимке с этим письмом! Фимка срывается с места, но тут же снова шлёпается на стул. Уехала Аннушка, повезла свой хор в область на какой-то конкурс, вчера соседка, старая Стрючиха, говорила матери. Тоже собиралась поморские свои песни петь, а муж не пустил: неча, говорит, на старости людей смешить, дома, вон, пой, возле печки, коли охота есть.

Нет, придётся Фимке самой с этим югом разбираться. Карту, что ли, посмотреть? Куда же атлас задевался, вчера ещё валялся на виду… А, вот он. Фимка листает старый атлас, но ничего подходящего, что хоть как-то бы поведало ей о южной жизни, не находит. Масштаб мелкий. А что она сама знает о тех теплых краях? Вот Сочи. Говорят, там пальмы растут. Вот Крым. Только и слышала названия городов: Ялта, Симферополь, Евпатория. Севастополь – город-герой и Керчь город-герой. Это проходили в школе. Вот все эти города на карте. Черные точки, одни помельче, другие покрупнее. А как живут там люди, не разглядишь. Какие они там, у Чёрного моря? Такие же, как здесь, на Белом? Побывать бы и в самом деле. По телеку вот показывали, вместо снега там зимой дождь.

А этот Володя из Костромы. Тоже большой город. Фимка берет в руки фотографию.

«…ездила по путевке в Крым. Там стояла ужасная теплынь, – Фимка смотрит на запорошенную снегом ель за окном, рябинку в инее, молочные разводы по краю оконного стекла, – мы ходили без пальто. А Чёрное море немного похоже на Белое. Только совсем не замерзает». Дальше, сколько Фимка не напрягает воображение, дело не идет. Но мысль о том, что она провела зимние каникулы на берету Черного моря, ей ужасно нравится.

2

Вечером Фимка собирается в клуб. Напевая, натягивает красное платье, сшитое на заказ в быткомбинате специально к Новому году, прикладывает к груди янтарные бусы матери. Очень даже ничего, ей идёт. Хорошо все-таки, что Миранда Иванна разрешила старшеклассникам ходить на танцы во время каникул. Они-то, конечно, всегда ходили, ходят и будут ходить на дискотеку, но в учебное время обязательно кого-нибудь выставят для острастки дежурные учителя, которые вместе с родительским комитетом – вот делать всем им нечего! – бродят по субботам по домам особо «отличившихся» и, время от времени, заглядывают в Дом культуры или в клуб.