Текст книги "Городские истории"

Я принялся за работу. Рука клиента то и дело показывалась из-под покрывала для того, чтобы потрогать руку Гордея, а глаза пытались поймать его взгляд из-под лохматых бровей. Тот покачивал большой головой в знак своего одобрения. Восседал, как будущий папаша в родильном зале подле жены-роженицы. Во время окрашивания волос они болтали. Исковерканный, покореженный человек, казалось, забыл о недавних жутких испытаниях. Голова Гордея свободно вертелась, это говорило о том, что он раздвинул свои брови и не прячет глаз от Лисенка, а тот в свою очередь перестал искать взгляд собеседника. После окрашивания следует мойка волос, стрижка и укладка. Эти процессы шли в полном молчании. Лисенок отвлекся от Гордея и сосредоточился на себе. Зато Гордей выворачивал шею, разглядывая голову Лисенка и мои руки над ней.

– Пусть Наталья заварит чаю. Моего, – мои слова были обращены к Гордею.

– Пусть заварит, – тут же согласился он и остался сидеть на своем стуле, созерцая обновляющегося клиента.

Теперь они играли в «глядки». Она посмотрит на него с вопросом: «Как я выгляжу?» Он посмотрит на нее с ответом: «Отлично» и добродушно кивнет большой головой.

Работа завершена. Последний мазок кистью – это подровнять ножницами край волос, выбившихся из-под косички. Что-то вроде редкой челочки на шее. Все именно так, как на снимках. Это и есть результат.

– Как тебе, Гордей? Тебе нравится?

– Очень. – Большая голова кивнула.

– Все замечательно!

– Да, Лавр у нас мастер!

– Спасибо, Гордей, – два этих слова я сказал с большим выражением, как бы давая понять клиенту, что это я нуждаюсь в словах благодарности.

– Лавр?! Это кличка?

– Зовут его так, – пояснил Гордей.

– Я думала, это название парикмахерской…

– Она названа его именем.

– Классное имя, мастер! И название классное! Запоминающееся название. – В голосе клиента зазвучали нарочитые нотки мужского баритона. И вдруг: – Нет, я так не смогу все время разговаривать! – Лисенок обмяк в кресле и снова сполз спиной по его спинке.

– И не надо! Не надо рвать связки. Оно само собой придет… Как гормоны в организме накопятся… – Гордей буквально рванулся на выручку Лисенку и телом, и голосом. И добавил, как бы объясняя свои познания в этой области: – Что-то читал где-то…

Лисенок, находясь в положении полулежа, скосил глаза на Гордея.

– Ты знаешь? – Лисенок сел прямо. – Откуда? Пресса?

– Я имел в виду литературу, – брови у Гордея сдвинулись.

Лисенок склонил голову. Во мне все замерло.

– Ну… Откуда узнал, что со мной это приключилось? От него? – Лисьи глазки воткнулись в меня в зеркале.

Тут свершилось чудо. Мой Гордей выпрямился, брови его распахнулись, и я узнал секрет его обаяния. Это не было отражение света софитов над зеркалом, это были глаза моего друга, которые и я и мой клиент увидели впервые. Он взял лапку Лисенка в свои «ковши», прижал их к щеке. Какие красивые и ясные глаза у моего друга!

– Я понял это из отрывков вашего разговора, а может быть, ты стала для меня такой понятной и прозрачной, как хрусталик!

Что это был за голос! Что это были за слова! Что это были за глаза! Ладони его рук стали горячими до такой степени, что Лисенок стал вырывать свои лапки, а потом вдруг затих, утонув в колодце его глаз. Про ладони мне расскажет сам Гордей, но уже после.

– Ты тоже мне нравишься… – прошептал Лисенок.

– Вы мальчик, – это уже шептал я клиенту на ухо.

Лицо клиента после моего напоминания снова стало тухнуть на глазах. Гордей зло на меня стрельнул глазами (о, ужас!), встал на колени у кресла клиента. Мне нестерпимо захотелось ударить друга ногой по его заду. Заорать, укусить… Какие необыкновенные глаза у моего друга!

Итак, Гордей стоит на коленях перед креслом клиента. Еще секунда, и он кладет свою огромную голову ему на колени.

– Наталья! – Зря я так надрываюсь. Она давно наблюдает за всем происходящим расширенными глазами. Конечно, она старается быть невидимой для клиента и не стоит в дверном проеме, но она там, где именно нужно быть, чтобы слышать и, может быть, даже подглядеть.

Наталья вскидывает подбородок, мол, чего надо. А я и сам не знаю. Заорал, лишь бы напомнить этим воркующим голубкам, что творят они неведомо что на глазах у невольных свидетелей. Лапки Лисенка укладываются на голову Гордея. Оба они затихают, наслаждаясь близостью друг к другу. В сердцах я швыряю зажим для волос прямо в Гордея. Оба вскидывают голову и смотрят на меня безучастным взором.

– Я зову вашего водителя, – говорю я.

– Зачем? – вяло реагирует на мое устрашение клиент.

– Прошу простить меня, но ваше время вышло. Звонил ваш муж, узнать, как идут дела. Дела закончились. Возможно, он уже рядом, чтобы убедиться и разделить с вами радость. Вы же рады переменам? – Про звонок мужа я соврал. А то, что муж рядом, видимо, подсказала интуиция.

– Ах да… Конечно рада… – клиент с опаской оглядывается в сторону витрины, где видны ступени парикмахерской.

Гордей встает, слава богу!

Лисенок зашел в парикмахерскую без верхней одежды, куртку подобрал водитель, следующий за ним, потому и задерживаться ему в зале было уже незачем. Мои услуги оплачены, и клиент знал об этом наверняка. Но чувствовалось его нежелание уходить от Гордея.

– Передайте от меня привет мужу. Буду ждать от вас звонка.

Я прикинулся лакеем, обогнул стоящего в легком смущении клиента и распахнул перед ним дверь парикмахерской. Водитель клиента, прогуливающийся по тротуару, ринулся к машине. Клиент кинулся ко мне с протянутой рукой.

– Спасибо.

А потом бросился к Гордею. Уткнулся в его живот и, распахнув лапки, обнял его. Постояли так несколько секунд. Лисенок, как дите малое, запрокинул лицо, а Гордей опустил свою большую голову и взглядом утонул в его глазах. Оба замерли…

– Мы скоро увидимся…. – ласково пообещал Гордей, и его лапища стала ломать мое творение, так он ее гладил по голове. В два прыжка я оказался возле них и предотвратил это.

– Ты что делаешь?! В пять часов у клиента ответственное мероприятие, масштаб которого ты себе не представляешь!

Лисенок внял моим словам и потерся носом где-то у него под грудью. Еще раз вжался в тело Гордея и вышел. Дверь без стука отделила его от нас. Все находящиеся в помещении парикмахерской в раздумье разглядывали дверь. Всем казалось, как потом я узнаю, что дверь снова распахнется, в нее забежит Лисенок и еще раз обнимет свою новую привязанность в лице Гордея. Но за стеклом парикмахерской остановилась машина, которую завистливым взглядом на дороге проводит любой нормальный мужчина, и из нее вышел серьезный дядечка.

– Странно! Очень даже приятный дядечка. Но с заскоком… – Наталья прокашлялась, потому что сел голос. Настолько ее впечатлило душещипательное действие, развернувшееся перед нами.

– Гордей… – взвыл я, до боли в суставах сжимая кулаки. – Тебя сбила вчера машина, ты упал с крыши своего дома?!

– Твоего дома.

– Что…

– У меня первый этаж. Это у тебя высотка.

Я не сводил взгляд с друга и багровел лицом.

– Что тебя не устраивает? – тихо и вежливо спрашивает Гордей.

– Ты сменил ориентацию?!

– Она женщина, – ответил Гордей и понес высокий стул на свое место.

Я выпрыгивал из собственной шкуры, так был велик гнев на друга.

– Гордей! Она мальчик. Затейливый мальчик у затейливого покровителя. Им это надо по каким-то там причинам… Тебе зачем? Зачем ты трогаешь руками чужое?

Кольнуло в правом боку. Почему в правом, сердце же в левом? Я паникер, ко мне приходит страх от любого сбоя в организме.

– Время, Лавр, время! – Наталья глазами показывала на часы.

Мне необходимо взять себя в руки. Легко сказать! Устраивать скандал Гордею некогда. Выпить кофе, посетить туалет, собраться – на все это нужно время. До прихода следующего клиента осталось всего ничего.

Завести себя легко, остановиться трудно. Проходя мимо царства Натальи, заглянул ей в лицо. Та повертела пальцем у виска и глазами показала на Гордея.

– Такое только мне дозволено, тебе нельзя! – осадил я Наталью. – Сожрал бы тебя, если б можно было! – я нарочно громко двигал стул, гремел чашкой о блюдце. – Паук – плохой вестник. Теперь буду знать.

– Она прелесть… Сама нежность. Цветочек в поле.

– Не сходи с ума!

– Как же тут не сойти?! Какая жалость. Какое несчастье.

– Тебе сорок лет. Ровно наполовину ты ее старше. Его!

– Очарование может быть только женской привилегией. Его у нее не отняли.

– Так еще перестройка не пошла в организме.

– Это с ней останется навсегда.

Подвздошная моя готова была лопнуть. Я наполнялся гневом. Я психовал не вслух.

У Натальи на лице появилась улыбка «не сотрешь». Значило это то, что она смотрит на очередного клиента. Ну вот и закончилось мое свободное время. Небольшое перевоплощение, и я вновь в своем обличье. Ничто не должно отражаться на моем лице, кроме профессиональной озабоченности. Внешность клиента и сам клиент – самое главное для меня на сей момент. Как там мой паучок? На этой мысли меня посещает тихая радость.

А паучок, чувствуя, что в квартире никого нет, стал осматриваться. Жил он до этого под кроватью хозяина, в правом углу, если заходить в спальню. Воздух по полу шел холодный, хозяин оставлял чуть приоткрытой дверь на балкон. Этот не прекращающийся всю ночь звук «пыс…» сводил его с ума. Тапок паучок не носит по той причине, что у него их нет, да и одеяла тоже. Он уже повзрослел и мог принимать решения. Так он и оказался с другой стороны кровати и повыше от пола. На уровне глаз лежащего человека. Как он попал в квартиру? Так он всем и рассказал!

…Противный сквозной ветер все порывался засыпать мне глаза снежной пылью, хлестал концом шарфа по лицу, сковывал пальцы. Сколько помню себя, никогда не носил перчаток. Детство не в счет! Там мама с папой рулили.

– Давай помогу… – Гордей вертелся вокруг меня.

Наталья голосовала у края тротуара. Тот же ветер срывал с нее капюшон шубки. Женские руки то и дело возвращали его на прежнее место. Она поднимала руки для этого, и шубка задиралась еще выше. Наталья ловила такси. Такси сегодня не проблема, но в такую погоду минута может показаться долгой. Проблема была купить шубку, но вот она на ней, а дерзкий ветер доказывал женщине, что короткие шубки брать не следует. Мне припомнился совсем недавний разговор с Натальей в парикмахерской.

– Длинные шубы только цыгане и носят. Ног не видно совсем. Потом в длинной шубе я буду казаться меньше ростом, – оправдывала свое решение о покупке именно этой шубки и этой весной Наталья.

– В первый месяц весны скидки большие в меховых салонах.

– Ты помог мне купить ее. Добавил.

– Перестань! Я уже забыл про это. Назови это премией.

Продолжая работать руками и перебирая содержимое рабочего ящика, я задумался. Слишком часто Наталья акцентирует свое внимание на мне.

– Почему ты на меня не смотришь, когда разговариваешь? – голос Натальи стал требовательнее.

– Смотрю исподтишка.

– Как это? Что за слово?

– Все ненормальные слова вносит в мой лексикон Гордей. Все вопросы к нему!

Поняв, что снова поставил Наталью в неловкое положение, решил сделать это еще раз.

– Ты на меня запала?

– Ага! Вон прямо у ног твоих и упала. Валяюсь и не встаю.

– Я чувствую это.

– Так ты меня чувствуешь?! А что не действуешь? Я согласна на все.

– Так запала или нет?

– Не то чтобы… Во сне очень уж ярко все происходит. Чего же не попробовать наяву.

– Не морочь мне голову тогда! Тебя спрашиваешь серьезно, а ты издеваешься!

Ветер с новой силой и яростью стал теребить на Наталье шубку. Я отдал ключи от парикмахерской Гордею. Пусть возится. В металлической решетке с трудом проворачивался ключ. Сам, подпертый ветром в спину, наблюдал за голосующей Натальей. Чего она одна? А чего я один? Гордей один. Чего нам всем не так в этой жизни?

Наталья стала усаживаться в машину. И как женщины ходят с голыми ногами? Мороз ведь.

– Все! Готово! Как они ходят зимой в тонких чулочках?! – Гордей тоже наблюдает за Натальей. Мы подняли руки в знак прощания. Женщина помахала нам в ответ. Задержала взгляд на мне. А может, мне так показалось. Машина уехала. Нам с Гордеем не нужна машина, я живу в этом же доме, на первом этаже которого и находится парикмахерская «Лавр».

– Пройдемся? – предложил я.

– Во мне ветер гуляет! А ты – гулять!

– Я это понял. Весь день ветер гуляет, выдул все мозги из твоей головы.

– Тебе ее не жалко совсем? – Гордей заглянул мне в лицо.

Я демонстративно отвернулся.

– Жалко… Пару раз защемило в сердце… Ребенок совсем… Насколько надо любить мужа, чтобы на такое пойти?!

– Не любовь это.

Ветер заставил меня развернуться. Гордей никогда не бесился, как это делаю я.

– Фанатик она! Фанатик его состояния, положения… Как поклонение всяким там богам в древности. У нее мальчишеская внешность. Неужели нельзя было обойтись без всего этого?! – кричал я в поднятый воротник своей куртки. – Девочка взрослеет и становится женщиной. Зрелой женщиной. Ему надо было приостановить процесс. Все равно, Гордей, не для тебя цветет! Хотя с такими выкрутасами и загнуться можно.

Мы постоянно скользили и держались друг за друга. Вон уже и дверь моего подъезда видна.

«Ладно. Не буду сердиться на Гордея. Сам виноват, не надо было рассказывать ему о ней», – решил я.

Сегодня Гордей ночует у меня. Лифт, равномерно жужжа, доставил нас на седьмой этаж. Что вы испытываете, находясь в лифте? Гордей утверждает, что начинает дремать. Я чувствую под собой яму. Очень глубокую и узкую. Ну вот мы и дома. Мне нравятся мои двери. Они такие высокие. Дом старинный, и потолки в нем головокружительно высокие.

– Нравятся мне тут потолки… Высокие. – Гордей, пыхтя, снимал с себя теплые ботинки. Он любил все теплое, мягкое и бесформенное. Если ему отпустить бороду, будет похож на Антуана де Сент-Экзюпери. Очень похож! В моем шкафу лежат его шерстяные носки ручной вязки. Он принес их для того, чтобы кататься в них по моему полу. Пол в квартире выложен ламинированной доской. Даже в обычных носках можно смело прокатиться.

Гордей, надев носки, проехал мимо меня в направлении кухни.

– Пахнет борщом и котлетами. Ура! Твоя домработница тебя балует.

– Тебя тоже. Уверен, когда она готовила, думала о тебе.

– Что пожилая женщина может обо мне думать?

– То, что ты тоже уже пожилой и к тебе можно подкатить.

– С ума сошел.

– Как и ты сегодня в парикмахерской.

Я констатировал факт плохого поведения друга, а тот вдруг сел за стол на кухне и загрустил. Отвернул лицо к окну, за которым шалил ветер. Подпер голову рукой и замер.

– Беда вон какая у человека! Неестественная.

Я раскутал кастрюлю на плите. Полотенца горячие, кастрюля оказалась такой же.

– Котлеты! Угадал.

Я поднял крышку со сковородки, с нее мне на ноги потекла вода. Запах ударил в ноздри.

– Чесночка не пожалела!

Я отправился в спальню. Подошел к кровати и заглянул в плетеное блюдце паутины. В нем паука не было. Я расстроился. Мне хотелось, чтобы паук был на своем месте. Чтобы выжить в таких условиях и сплести красивую паутинку для охоты – надо быть выносливым пауком. Только на кого тут охотиться? Мух, комаров здесь днем с огнем не сыщешь! Вымерли все давно. Я медленно водил глазами по краю спинки кровати, по его покрывалу, по ножке торшера и стене. На углу прикроватной тумбочки торчали две паучьи коленки. Как я обрадовался! Я наклонился к углу, и паучок весь поднялся на край тумбочки, как бы навстречу моим глазам.

– Привет! Как ты тут?

Паучок потоптался на месте.

– Ты меня напугал своим отсутствием, и сеть у тебя пустая… Чем же ты у меня питаешься?

Паучок вздохнул и присел.

– Ты что не идешь? Я разлил борщ по тарелкам. Чеснок чистить? – раздался голос Гордея из кухни, и у меня свело в желудке.

Весь мой организм требовал горячего борща. На кухне правил Гордей. Он знал, где у моей домработницы лежат салфетки, стоят специи, прячется чеснок. Когда я без Гордея ужинаю, то все перечисленное выше не могу даже найти.

Гордей стоял ко мне спиной, когда я вошел на кухню, потому я вспомнил, что не рассказал вам о потрясающей фигуре моего друга. Такая фигура всегда производит волнующее впечатление на женщин. Да и мужчины, думаю, бросают на него завистливые взгляды. Треугольник! Плечи – косая сажень и прямые. Лопатки всегда сведены. Мышечная масса бугрится под рубашкой, и при всем при этом он большой, тяжелый и пухлый. Мне никогда таким не быть! Когда меня называют «стилист», это слово словно обрисовывает всего меня.

Не то чтобы я себе сильно не нравился, но самоедством люблю позаниматься. Я более утонченный, и волосы у меня мягкие и тонкие. У Гордея они жесткие и упругие. Видели бы вы его ногти, короткие, словно обрубленные топором. У меня лопаточкой и со светлыми луночками у начала ногтей. Как положено. Самовитость моего друга настолько развита в нем, что я рядом с ним – стиляга. Возрастной стиляга. А как на нем сидят рубашки! На мне они смотрятся рубашечками.

– Иди на ту сторону стола. Раскрылатился тут!

Это я сорвал досаду на Гордее.

Он даже не заметил в моей интонации раздражения. Я люблю его за это. Теперь мы едим борщ. Вкусно. По всему телу бежит тепло. Такое впечатление, что его пустили по трубочкам внутри нас.

– Так что все-таки едят пауки? – задал я вопрос вслух.

– Ты опять за свое?

– Опять.

– Наверное, сырое мясо можно дать. Если ты держишь в доме экзотическую гадость, то должен меня предупредить. На дух не переношу! Когда ты его успел завести и почему я этого не знаю?

– Допустим, это мой дом. Я волен заводить что угодно и кого угодно. Почему мясо сырое?

– Паук должен есть и пить. Водится он в сухом месте. Воды там нет. Обмотает насекомое паутиной и сосет… Какая гадость!

– Мой паук не гадость. Он симпатичный.

– Ага… Ты его в лупу рассмотри. Ты действительно завел паука?

– Допустим, он сам завелся… Насчет сырого мяса ты прав. – Я открыл морозилку. Ножом отрезал мясную стружку и положил ее на стол оттаивать.

– Он у тебя где? – Мой друг беспокойно оглядывался.

– Пойдем покажу…

Гордей не шел, а крался за мной.

– Не сходи с ума! Он крохотный…

Я присел у тумбочки. Гордей забеспокоился.

– Вот он.

Гордей проследил за моим взглядом и присел рядом со мной.

– Похоже, не один я сегодня сошел с ума. Это же обычный паук, – зевнул он.

– Сильно воздух не колыхай! Видишь, он ко мне привык уже… Заметив осуждающий взгляд друга, я не стал оправдываться. Паук приносит мне радость. Я не буду отказываться от радости. Мясная стружка на столе оттаяла, и я принес ее, чтобы угостить паучка.

– Оторви крохотный кусочек и промокни его салфеткой.

– Зачем?

– Захлебнется. Согрей мясо в руке.

Спустя пару часов, лежа в кровати, буду вспоминать эту сцену и улыбаться. Со стороны мы выглядели, как два папаши, а возможно, дедушки, впервые кормившие внука. Кусочек мяса упал с конца зубочистки прямо в центр паутины. Она закачалась. Я перевел взгляд на паука и не увидел его. Посмотрел на кусочек мяса в центре паутины. Он увеличился в размере. То паучок уже восседал на нем и быстро-быстро перебирал лапками.

– Приятного аппетита, – негромко сказал Гордей.

– Уйдем… Не будем беспокоить… – я потянул друга за рукав рубашки.

Гордей на цыпочках вышел из моей спальни. Я за ним. Он обернулся.

– Голодный, наверное, был.

– Ага… – согласился он со мной.

– Чай заварю? – Гордей направился в кухню.

– Ага… – ответил я и чертыхнулся про себя. Это «ага» моего друга всегда ко мне прилипает, когда мы вместе и одни.

За чаем Гордей снова загрустил. Я люблю песочное печенье в большой металлической расписной банке. Производство – Франция. Гордей любит черный хлеб, намазанный липовым светлым медом, но обязательно попробует то, что я отправляю себе в рот. И то и другое есть на столе.

– Она, как этот кусочек мяса, что мы отдали пауку. Он, как паук, на ней сверху.

Сразу я не понял, о чем говорит Гордей.

– Высосет и выбросит. Измочалит вначале, изломает душу и жизнь человека!

– Гордеюшка, давай уж забудем про все это. Ничего не изменить. Время такое. – Мне также не по душе была эта история.

– Какое такое?! Небо синее, солнце светит, ветер вон как разбушевался! Весна, лето, осень, зима за окном… Что изменилось?! Время…

– Урод он. Согласен.

Я решил попробовать черный заварной хлеб с медом. Тягучая масса меда не хотела падать с ложки на хлеб.

– Ты как бы вытираешь ложку о хлеб… – стал учить меня Гордей.

Я попробовал. Ломоть хлеба сломался в руках. Гордей стал ухаживать за мной.

– А что?! Пусть живет. Прикольно… Только домработнице скажи, чтобы не трогала его.

– Что она подумает обо мне?

– Ты же сказал, что она обо мне думает! Вот пусть обо мне и думает.

Мы рассмеялись.

– Как Лиза? – осведомился я о подружке своего друга. Согласен. Звучит как-то неприлично. У сорокалетнего мужчины и подружка.

– Лиза как Лиза… Хорошая Лиза. Любит меня Лиза. Я – нет.

– А что так? Или, вернее, не так?

– А тебе что не так было с твоими подружками?! Проходит желание, и все.

Замолчали.

– Спать?

– Спать.

– Не приставай к пауку.

Гордей пошел стелить себе на диване. «Со временем он его промнет», – мелькнула у меня мысль, но дивана мне было не жалко.