Текст книги "Городские истории"

Глава вторая

Согласитесь, зимнее декабрьское утро – это нечто! Серость, снежная масса под ногами чавкает, ветер за пазухой и во всех твоих карманах. Поднятый безрезультатно воротник и влага под носом и в носу. В этом году зимнее время не переводили. Что ночь, что утро – одно и то же. Чего мы поднялись в такую рань? Так звезды записывают свои передачи на телевидении в любое время суток. Сегодня у меня наутро еще тот экземпляр!

– Ты сегодня ко мне на весь день?

– Если солнце появится, то нет.

«Хоть бы оно выглянуло», – подумал я.

– А оно, похоже, не покажется, – вздохнул мой друг.

Вздохнул и я. Наталья уже грелась в кафе недалеко от парикмахерской. Помахала нам рукой, сидя за столиком за стеклом, как на ярко освещенном подиуме.

– Пойду переведу ее через дорогу. Она же не пойдет по переходу. До него же надо идти! Будет шмыгать между машинами прямо напротив парикмахерской. Ты чего улыбаешься? – я смотрел на довольное лицо друга.

– Ничего. Иди. Правильно. Ты паука смотрел?

– Смотрел. Все нормально с ним. Мне надо идти за Натальей… – Я обходил друга, а он тут же возникал передо мной. – Вот ключи! Иди займись делом…

Наталья сегодня была красивой. И вчера ее внешность произвела на меня впечатление. Контраст поразительный во всем. Только что я бежал с мелкой дрожью во всем теле, а ступил через порог кафе, и меня обволокло вкусно пахнущее тепло, словно я скользнул ранним зимним утром к маме под одеяло в далеком детстве. Жаль, что я не могу тряхнуть шерстью, как собака, и выгнать холод из одежды, да и шерсти у меня нет.

– Доброе утро!

Наталья улыбается. Я рад этому. Только сейчас осознал, как много это значит, когда вокруг тебя ходит улыбающаяся женщина.

– О чем ты думаешь?

– О тебе.

– Зачем? Я же рядом.

– И это здорово!

Я стал обнимать теплую Наталью и прижимать к себе. Вспомнился паучок, с великой жадностью обнимавший кусочек сырого мяса. Изголодался я, наверное!

– Ты как из другого города приехал и соскучился!

Я стал вспоминать, как давно выезжал из столицы. Открытие удивило. Как только я начал творить лавровые листья на голове моих клиентов, так и не выезжал. Не зря появился паучок в моей квартире. Зарос я в своей парикмахерской.

– Хочешь?

Наталья придвинула ко мне тарелочку с чем-то мучным.

– Я слежу за талией, – пошутил я.

– Ты в порядке, Лавр! Для своих лет ты стройный и красивый мужчина. Как парень!

Мои глаза разглядывали глаза Натальи не просто так, мне хотелось в них смотреть, они затягивали.

– Ну тебя!

Женщина стала допивать чай. Старательно это делала, чтобы скрыть от мужчины удовольствие, доставленное его вниманием. И вместе с горячей жидкостью по телу растекается женская истома. Сладкая-сладкая! Липкая-липкая! Как от нее теперь избавиться?

«Буду теперь весь день ходить с этим ощущением», – злилась про себя женщина, и истома стала затихать в ней.

– Слава богу! – произнесла женщина.

– Ты это к чему?

– Допила, слава богу.

– Ты завтракала через силу?

– В такое-то утро в рот ничего не лезет.

– А мне кажется, замечательное утро, и ты тому причиной.

– Я? Что с тобой?

– Я и сам не знаю, но мне хорошо с тобой.

Женщина стала отпихивать мужчину, то есть меня.

– Ненормальный!

– Значит, чтобы себя прекрасно чувствовать, надо быть ненормальным?

Мы примолкли. Я думал над сказанным, она раздумывала над моими словами.

– Ты зачем пришел? Ничего не заказываешь.

– Чтобы перевести тебя через дорогу, – ответил я, продолжая размышлять.

Машинально прочитал цифры на счете, достал деньги и отдал подошедшему официанту. Сдача осталась лежать на столе. Поднял глаза на стоящую уже Наталью. Передо мной – счастливый человек, в блестящие глаза которого мне снова хотелось смотреть.

На улице я взял ее за руку и повел на переход.

– Как школьницу… – засмеялась Наталья.

И действительно, я ощущал себя пионервожатым и со всей серьезностью относился к своим обязанностям. Да и рядом со мной вместо Натальи семенила сейчас школьница, готовая нашкодить в любую минуту.

– Вчера перед сном думала о той несчастной, что сотворила над собой такое.

– Иди быстрее и не болтай!

– Что это было с ней и Гордеем? Что ты не отвечаешь?

– Сначала перейдем дорогу.

Господи! Как тяжело быть женщиной! Тут во все глаза смотришь, а уверенности в том, что тебя не собьют, нет никогда. Заглядывает на дороге мне в лицо, как в собственную тарелку с чем-то вкусным, а по сторонам смотреть даже и не думает. Ты посмотри на нее! Свободной рукой поправляет шапочку. Нагибается к земле.

– Что ты делаешь?!

– Резинка для волос упала. Испачкалась… – Хлоп-хлоп мне по рукаву. Еще и разглядывает, не осталось ли на ней снега. Я старательно волоку ее по дороге. Вот уже и край, можно отпустить ее руку. Сразу же эти руки начинают копаться в собственной сумке. Она готова залезть в нее с головой.

– Ты до парикмахерской потерпеть не могла?! Что ты ищешь?

– Сухую резинку.

– Она зачем тебе на тротуаре и дороге?!

Наталья перестала рыться в сумке, и мне снова захотелось взять ее руку. Наталья присмирела и побрела рядышком. Оказывается, так просто взять за руку, и вот уже никто не мельтешит у тебя перед лицом, не делает всяких там па, словно перед зеркалом, и не искрит остроумием. Мирно и без сутолоки мы дошли до парикмахерской.

– Наташ! Почему ты одна?

– Я?! Одна?! С чего ты взял?

Куда-то исчезла школьница, передо мной стояла обыденная и расфуфыренная Наталья. Горько стало на душе и во рту одновременно. Я сглотнул.

– Что за гадость тебе в кафе подавали?

– Чай. Обычный чай. Сорт не знаю.

– Больше его не заказывай.

Я обошел Наталью, стал подниматься по ступеням своей парикмахерской. Собственная недвижимость в Москве – это вам не спортивный велосипед в общественном коридоре. Одна ступенька – и я Лавр, вторая ступенька – и я чувствую лавровый венок на голове. Я мастер, и я иду творить! И попираю ногами свою собственность! Такие перевоплощения со мной происходят каждое утро. Можно только представить, что ощущает президент, подъезжая к Кремлю. Да… Тяжело человеку!

– Привет, Наталья! – приветствует Гордей мою помощницу.

– Завтракал?

– Ага. Даже паука накормил.

Я заволновался:

– Что ты ему дал?

– Кусочек креветки.

– Морепродукт! Он никогда его не ел! Опухнет и умрет…

– Ты думаешь? – опечалился Гордей. – Могу сходить и забрать его. Времени совсем немного прошло.

– Паутину не порви.

Гордей, на ходу застегивая пуговицы куртки, ринулся из парикмахерской.

Я закончил укладку на голове поп-звезды, когда Гордей вернулся. Тихонько проскользнул на свое место и затих.

– Завтра в это же время?

– Да. Наталья, запиши на завтра.

– Что за медведь? – звезда повела глазом в сторону Гордея.

– Это он так себя подает… На самом деле он стройный и накачанный.

– Я это и имел в виду, – ответила звезда. – Отпадная внешность! Могу предложить ему место в моем эскорте на сцене. Ему и делать ничего не придется. Просто красиво стоять.

– Не может он просто… Любит сложности.

– Да-а-а?! Например?

– У вас кот британец, у него паук. Чувствуете разницу!

– Ему это идет! – звезда обернулась и посмотрела на Гордея. Тот заметил это и улыбнулся нам. – И все-таки… Как зовут? – Звезда истребляла меня и моего друга дерзкими взглядами.

– Гордей.

Звезда обомлела и еще раз посмотрела на Гордея.

– Потрясающе… – звезда достала телефон. – Надо записать, а то начнешь рассказывать и не вспомнишь! Давайте поступим так. Вы ему передайте мое предложение, и пусть он подумает, а я позвоню.

– У вас есть возможность сделать это самому. Он же здесь.

– Я не смею… – клиент, как женщина, потупил взор. – Итак, договорились?

– До встречи и до звонка!

Звезда осторожно понесла свою «напомаженную голову» к выходу.

Свободное время! Я заглянул в Натальино царство. Ее спина согнута в каком-то неудобном положении, она вещала что-то в телефон. Пошел к Гордею.

– Тебя сейчас сватали.

– В смысле?

– В смысле, тебя хотели видеть рядом с собой на сцене.

– Чего делать?

– Стоять.

– Просто стоять?

– В том и дело! Красиво стоять надо.

– Делать я этого не умею и учиться не буду.

Мы хлопаем друг друга по рукам.

– Как паучок?

– Вот… – Гордей двигает по столешнице фотографию. На ней запечатлен в увеличенном размере паук. Чучело, вам скажу, еще то! Весь из пластинок и торчащих волосков. Фу… Я собрался сказать: «Какая гадость!» Но не успел.

– Посмотри, как он глядит на нас. Прямо на нас. Глаза добрые. Мы его накормили, и он нам доверяет.

Я вгляделся. Действительно, паук смотрел прямо мне в глаза, и выпуклые экраны глаз добрые.

– Что с креветкой?

– Так нет ее. Он на пол ее скинул.

– Скинул, значит, несъедобно для него.

Наталья взяла трубку зазвонившего телефона.

– Лавр! Это вас.

Как мне нравится эта ее фраза! Мы долго думали, как она будет ко мне обращаться в присутствии клиентов. Лаврентий? Длинно и несуразно. Лавр! Самое то! И обязательно на «вы».

– Больше не пугай моего паука своими съемками.

– Чего это он твой?

– В моем доме живет мой паук.

– Я его принес на себе, ты сам сказал, значит, он мой.

Наталья махала рукой и гримасничала, требуя меня к телефону.

– Сходи и купи рамочку для фотки. Повесим здесь.

Гордей радостно воспринял мою просьбу и выбежал из парикмахерской. За стеклом витрины день раскрывал глаза. Разлапистые, как лопухи, снежинки шлепались о землю, о головы прохожих. В них столько было сейчас холодной воды, что у меня пошли мурашки по телу. Все-таки как хорошо иметь свой дом!

– Здравствуйте, Лавр! Скажите, а Гордей с вами? Вернее, у вас?

Я узнал голос Лисенка. Все внутри меня скукожилось.

– Здравствуйте. Гордей не со мной и не у меня. Чем могу вам помочь?

В телефоне подумали, взвесили ситуацию и тон моего голоса.

– Тогда сделайте мне укладку.

– Для вас все что угодно.

– Я подъеду?

– В половине четвертого я смогу уделить вам время.

– Я согласна, – радостно объявляет Лисенок и делает отбой.

– Она?

– Она.

– Да. Запиши. Укладка. Ей нужен Гордей. Надо куда-то спихнуть…

– Давай я попрошу его сходить ко мне и повесить дверцу у шкафа на кухне. Вчера оторвалась. Напугала…

У меня шевельнулась ревность в груди. Это что еще такое?!

– Ты понял? – Наталья помахала рукой перед моим лицом. Я задумался.

– Да понял я, понял. Меня ты не попросила бы об этом… Почему?

Наталья таращилась на меня.

– Ты занят всегда.

– Только поэтому? Если бы не был занят?

Видимо, Наталью насторожили мои вопросы и тон, с каким я их проговаривал. Она мягко кинула мне в лицо белоснежный подголовник с кресла и пошла в свое царство.

– Я просто хотела помочь тебе, – раздалось оттуда.

Вернулся Гордей. Не говоря ни слова, направился к стойке, не снимая куртки принялся разбирать рамку и вставлять в нее фотографию паука. Наталья вынесла две тарелки. В каждой лежало по куриной ножке, штук десять оливок, половинка болгарского сладкого перца и так модный и популярный сейчас стебель сельдерея. Раскрученный бренд.

– Налетай, мальчики! Сейчас хлеб принесу.

Уставилась на паука.

– Реально паук? Ваш?

– Наш, – в два голоса ответили мы.

– Он глазками так хорошо смотрит.

– Видишь, женщина и то заметила.

– Но в целом гадость, – добавила Наталья.

– Не говори так!

– Он не слышит.

Наталья принесла еще салфетки, вилки, хлеб.

– Что тут есть при помощи вилки? – спросил Гордей.

– Все и ешь. Гордеюшка! У меня оторвалась дверца кухонного шкафа дома.

– Все сделаем, – сказал Гордей.

– Мы сегодня допоздна с Лавром будем работать, а после работы, сам знаешь, уже ничего не хочется.

– Понял. Нужно сделать в рабочее время.

– Часика в три и съездишь, да?

– Я и сейчас могу. Вот съем все… После трех темнеть будет уже.

Наталья повернула лицо в мою сторону. Дернуло же ее так рано начать разговор об этом. Теперь его не затормозишь.

Дверь в парикмахерскую открывается, и заходит Лисенок. Он небрежно несет на руке рыжую курточку с рыжей опушкой. Рукав курточки, как и в прошлый раз, волочится по полу. Водитель следует за ней и пытается поднять рукав. Лисенок отмахивается от него, как от мухи. Когда водителю удается это сделать, Лисенок с досадой кидает в него всю куртку, и тот выходит из парикмахерской.

– Достал! У туалета готов стоять, общественного. Правда, я там и не бываю.

Он оглядывает всех. Видит Гордея. Лисенок так рад, что хлопает в ладоши. Гордей направляется к ней. Но она первая кидается к нему и вжимается в его живот. Господи! Все время путаю, он или она, простите уж, пожалуйста.

Гордей берет за руку Лисенка и ведет к стойке.

– Здравствуйте.

– Мороженого хотите?

– Смею заметить, что здесь у меня рабочее место. На кафе это не похоже совсем.

– Да ничего страшного! Мы в уголочке здесь тихонько посидим с Гордеем.

– Гордей уходит. У него дела.

Лисенок поворачивается к Гордею:

– Я отвезу тебя по твоим делам.

У меня земля ушла из-под ног. Так я могу нажить себе неприятности, но остановить их было уже нельзя. Гордей, как мальчишка, за которым неожиданно зашел друг, стал натягивать на себя куртку, а мы с Натальей, как любящие родители, гневались и пытались предотвратить их прогулку. Как это и бывает, сделать нам ничего не удалось. Водитель уже открывал дверь для двух пассажиров.

– А ключей-то ты не дала ему! – обрадовался я своей догадке.

Наталья печально покачала головой.

– Я вынесла их вместе с хлебом. Они лежали на столе, теперь их там нет.

– Ты сегодня какая-то несообразительная.

Я присел на край дивана.

– А кто меня такой сделал? – Наталья встала в позу «руки в боки». – Кто? Ты.

– Я?

– Распустил хвост передо мной с утра, как павлин, всю голову забил своими ухаживаниями.

Сегодняшнее утро со скоростью звука пронеслось в моей памяти. Ничего предосудительного я не нашел.

– Ты преувеличиваешь…

– Мне тридцать два года, и я не помню, чтобы кто-то с раннего утра оплатил мой завтрак в кафе и перевел меня за руку через улицу.

Наталья села на диван. Кожаный, скользкий и надменный, он сразу приковывал к себе внимание входящего к нам человека, но о нем тут же забывали, так как сосредотачивали взгляд на людях. Лицо Натальи приняло выражение полного безразличия и безучастия ко всему ее окружающему, и она стала похожа на диван. Прошла минута. Я недоумевал. Она о чем-то думала.

– Я соврала. Мама и папа так меня водили, – раздался ее голос.

– Вот видишь… – обрадовался я и осекся. До меня дошло! Женщина не получала знаков внимания и заботы со стороны мужчины, видимо, давно.

«Как это не получала?!» – мысленно попытался я оправдать себя. Мы целыми днями вместе. Едим из одной тарелки. Холодильник забит едой. Напитки, соки, сладости, фрукты. Выпечка свежая из той же кафешки. Бери – не хочу! Это ли не ежедневная забота! Но я прекрасно понимаю, что имела в виду Наталья. Надо ее каждый день переводить через дорогу, и это войдет в привычку.

– Я тебя и завтра переведу, – пообещал я.

Настроение женщины было испорчено вконец. Чтобы как-то отвлечь ее от лирических фантазий, я стал развивать тему Гордея и Лисенка, тем более что она была насущной в данный момент.

– Нет! Ты подумай! Ей скучно, и она нашла себе игрушку! Как на это все посмотрит ее муж!

– Мне все равно. Хоть дверца у шкафа будет на месте, – вяло отреагировала Наталья и, как в тину, спряталась в своем царстве. Дверь скорбно скрипнула, впуская ее.

Я подошел к витрине. Стал смотреть сквозь нее на снующих людей. Как много нас! Какие мы разные! Одинаковы в одном – мы ранимы. У нас в каждом есть сердце, и оно пропускает через себя все, что мы видим, слышим. Надо быть осторожными в выражениях, в проявлении эмоций, в поступках и в желаниях. Ну пошел я за ней! А мне надоело смотреть каждый день, как она снует между машинами, сердце замирает. Ну заплатил я! Каждый бы поступил так же, тем более что сумма скромная. А что, собственно, произошло? Какие ко мне претензии? Вдруг я ей нравлюсь, или, как сейчас говорят, запала?

– Наталья!

– Чего тебе?

– Ты ведешь себя как-то неблагодарно. Мы давно вместе. Я просто обязан заботиться о своей помощнице.

– Да поняла уже! – озлилась женщина.

– Ну вот и ладненько. И где мой клиент? Задерживается что-то. Как же Гордей без инструментов сделает твой ящик?

– Так он домой к себе заедет. Он и в прошлый раз так делал.

Наталья подошла к окну. Как и я, стала смотреть на прохожих. Для удобства прислонилась ко мне.

– Чем же это все закончится? – вновь опечалился я.

– А ничем! Балованный ребенок неизвестного пола… Да за то, что она сделала для этого монстра, и за то, что она от него терпит, он все ей будет позволять! Подумаешь, с Гордеем покатается!

– Ты думаешь?

– Уверена. Не рви душу.

Мы еще постояли так пару минут.

– Сколько людей, столько же судеб, – сказала она, разглядывая снег и прохожих.

– Я только что об этом думал.

– Ну и что? Нас много, но программа заложена одна.

– А-а-а… Я решил уж, что мы родственные души… Две половинки, так сказать, – я подковырнул женщину и ждал всплеска эмоций. Шлепков или пинков в спину. Но ничего этого не было.

– Очень даже может быть… – сказала женщина и отошла от окна. Я проводил ее взглядом.

К парикмахерской подъехала машина. Дорогая. Сарай на колесах. Сейчас я буду выстригать бороздки и звездочки на голове рэпера. Так себе занятие! Не вдохновляет. Руку я себе в этом деле набил и глаз навострил тоже. Штаны на клиенте уникальные. Мотня, словно он простолюдин, но простоты не прибавляет. Она где-то у колен в такой модели штанов, а у этого товарища еще и ниже. По всей видимости, она ему мешает при ходьбе, и рука в наколках постоянно снует туда-сюда, туда-сюда, вздергивая штаны. Ему приходится это делать так часто, что со стороны это кажется танцевальным движением. Идет такой товарищ вразвалочку, голова вперед, как таран.

Братское похлопывание по спине. Нетесное объятие.

– Все в норме? Глотнуть есть что? После вчерашнего коромысла полный сушняк! – рэпер направляется к стойке.

– Наталья!

Она уже выносит поднос, на котором громоздится открытая бутылка пива, высокий стакан, вазочка с фисташками.

Как не идет рэперу целовать руку женщине! Коротко стриженная голова с замысловатым ковровым узором, местами проколотая пирсингом, отливая синевой тату, склоняется к руке моей помощницы.

«Расцвела, наверное!» – злюсь я, так как вижу Наталью со спины.

Рэпер достает купюру в тридцать долларов, протягивает мне.

– Помнит, какое пиво мне нравится! Приятно… Купи ей что-нибудь к Новому году! От меня! Ничего не понимаю в женщинах ее возраста.

Я забираю деньги.

– Ба! Тема! – Рэпер сгреб со стола рамку с фотографией паучка. – Хочу! Сможешь такого выскоблить на моей голове?

– Смогу.

– Тогда ждем, когда зарасту, и творим?

– Да. Тогда сегодня снимаем двойкой и не обновляем рисунок, – предлагаю я.

– Точно. К Новому году успеем?

Я киваю.

Рэпер хлещет пиво, чистит фисташки. Мусорит на стол, на пол. Вертит рамку с фотографией паука в руках.

– Паук, а смотрит по-доброму. Хочу! Я возьму? В натуре, понравился!

Не хочется соглашаться, но приходится:

– Твое.

Клиент, довольный, громоздится в кресло.

Работа легкая, но в его случае мне необходимо делать сосредоточенное выражение на лице и намеренно удлинять время стрижки. Одним словом, старательно стараться. Всячески подчеркивать значимость моего существования в его жизни. Без меня ему никак!

У меня свободное время. Рэпера обслужили сегодня быстро из-за его решения сменить на голове рисунок.

– Наталья! Это тебе… От рэпера, – я протягиваю ей тридцать долларов. – Очень ему понравилось, что ты сорт пива запомнила и запаслась им.

– Много что-то… Зачем паука отдал? Гордею не понравится.

– У него есть снимок, еще сделает.

– Мог рамочку и оставить…

Обожаю свою витрину. Или окно? Наверное, все-таки витрина, раз в ней выставлены половинки женских серебристых и мужских бронзовых торсов в разноцветных париках. Для кого? Ведь тот, кто просто идет мимо них, не зайдет ко мне постричься или на укладку. Окно становится магическим в позднее время суток, когда людской поток уменьшается, а то и вовсе прекращается. Мелькнет одиночная фигура и растворится где-то за пределами оконной рамы. Иногда я остаюсь в парикмахерской, тушу свет, расползаюсь по дивану покрывалом и смотрю в окно. Оно освещено, потому как на улице горят фонари и моя витрина оформлена передовыми технологиями в рекламе. Даже искусственное светящееся дерево поставил рядом с ней. Я как будто в кинотеатре нахожусь, и парикмахерская – зрительный зал, а за окном идет немое действие. Люди часто задерживаются у дерева. Разглядеть или потрогать прозрачные мертвые листочки, сфотографироваться или позвонить по телефону. Мамы с детками не остаются равнодушными… Собаки ставят метки. Это меня выводит из равновесия, но ничего изменить нельзя. Коты быстро разобрались, что дерево ненастоящее, и оставили его в покое. Впрочем, один хвостатый чудило последние дни прижимается к нему, как к маме родной. Вон, опять явился! Что-то он неважно выглядит…

– Наталья!

– Да не кричи ты! Тут я уже…

Я обернулся. Наталья сидела на диване, подперев руками голову, поставив локти рядом с тарелками, и так же, как и я, смотрела в окно.

– Ты кота заметила?

– Заметила. Потерялся он.

– Он тебе сам сказал? Обычный бездомный кот.

– Потерялся он. Бездомные так себя не ведут. Снуют себе по своим делам… Этот ждет кого-то, оглядывается… Для него все вокруг в диковинку.

Стал я присматриваться к коту. Дрожит телом, приподнимает и опускает зад, словно хочет побежать в какую-то сторону, да не решается. Вертит головой, пугается сигналов машин. Шерсть неприглядная…

– Давай покормим?

Я пожал плечами.

– Покорми…

Наталья открывает дверь.

– Кис-кис-кис…

Кот не реагирует.

– Брось возле него и заходи, – говорю я. Меня раздражает струя холодного воздуха по ногам.

Кусочек ветчины падает в морозную слякоть совсем рядом с котом. Кот лишь отодвигается немного в сторону и продолжает смотреть по сторонам.

– Ему даже не до еды! Он ищет, ждет кого-то, – голос Натальи становится неузнаваемым.

Я перевожу взгляд на свою помощницу. Спина ее напряжена. Что-то сейчас будет! Наталья начинает плакать. Сначала тихо, старясь как-то скрыть слезы, а потом горько-горько и бежит в свое царство.

– Нет! Я так не могу! Сейчас же говори, в чем дело? – я иду следом за ней, совершенно не надеясь услышать ответ.

И тут на меня обрушивается:

– Я ничем от кота не отличаюсь! День за днем, день за днем просиживаю в твоей парикмахерской! Кто сюда может прийти? Только ненормальные сюда и ходят! Где я возьму мужика нормального, когда я тут живу, можно сказать!

Она замолкает и продолжает плакать.

– Ты вольна уйти… Всегда… – выдавил я из себя очередную глупость.

– А на что буду жить? Где мне еще так платить будут? – Наталья начинает сморкаться, это говорит о том, что женская истерика заканчивается.

Я отхожу от ее царства и направляюсь к окну. Что-то толкает меня в спину, я выскакиваю на улицу, сгребаю кота. И останавливаюсь… Кота-то я взял, а его нет в руках… Не чувствую. Боже мой!

– Наталья!

Вспухшее и покрасневшее лицо моей помощницы выглядывает из-за двери парикмахерской.

– Наталья. Кота нет совсем.

– Как это? Он же у тебя в руках! Ой, ты мой маленький…

– Шкурка есть, а кота в ней нет.

– Это как?

Наталья высмаркивает последнюю мокроту из носа.

– Он ничего не весит! Он умирает голодной смертью у нас под окном.

Наталья прикрывает рот ладонью.

– Ну, сделай что-нибудь…

На меня обрушилась паника.

– Он грязный… – опечалилась Наталья.

– И что теперь?

– Отпусти его на пол… В молоко капну кипятку, может, он попьет.

Я отпускаю кота. Тот послушно и безучастно усаживается на полу. Бегу мыть руки. Возвращаюсь. Кот все так же смотрит на прохожих, только через наше окно.

Наталья ставит на пол блюдце совсем рядом с котом и отходит в сторонку. Ждем. Безрезультатно.

– Ты не смотри на него. Может, он боится нас. Будем продолжать разговаривать.

За разговорами не услышали, как в парикмахерскую зашли Гордей и Лисенок.

– Что тут у вас? – гудит Гордей.

– Котик! – пискнул Лисенок.

Наталья начинает рассказывать Гордею трагическую историю кота. Я подчеркнуто вежливо отхожу к рабочему месту и выдвигаю ящик, якобы мне в нем что-то необходимо. Хлюпающий нарастающий звук заставляет меня обернуться. Кот, захлебываясь и кашляя, хлебает молоко. Нижняя часть морды в молоке. Намокшая шерсть напоминает бородку.

– Я его утопила слегка, – объяснил Лисенок.

И мне полегчало. Тепло стало на душе, оттого что бездомный кот соизволил попить нашего молока. Не представляю себе, как бы я его выпроводил из парикмахерской голодным. Зачем тогда брал?

– Слава богу! Пусть поест… Желудочек его, наверное, весь уже свернулся от голода. – Наталья сидела на корточках возле кота и старалась заглянуть в его морду. Тот, зажмурив глаза, хлебал и хлебал.

– Нам некогда! – радостно сообщил нам Лисенок. – Мы заехали сказать, что ящик отремонтирован. Вернуть ключи. Я сегодня без Гордея никак не могу обойтись.

– Можно поговорить с тобой с глазу на глаз? – Я вцепился в рукав свитера Гордея и потащил его в Натальино царство. Та тут же выскочила из него, уступая нам место. Ее каморка милая, но маленькая. Мне пришлось дышать в лицо друга. Слов не было, было одно возмущение, и оно клокотало и бушевало во мне.

– Прекрати! – единственное, что я смог выдавить из себя.

– Я ее не брошу.

– Его! Его.

– Эти варварские манипуляции ее нежной и женской сущности не изменили, – друг смотрел сквозь меня.

– И ради бога смени свитер! От тебя козлом несет.

– А она говорит – вкусно.

– Похоже на то, что варварские манипуляции проводили не только с ней!

– Я ей сострадаю. Сегодня у нее покупки большие и требующие мужского совета. Какая тебе разница, как я буду проводить остатки своего отпуска?

Он пытался выйти, я старался задержать его, но не получилось.

– Где паук? – Слышу я уже из зала. Выходить и отвечать не собираюсь. Лицо друга показывается в дверном проеме Натальиного царства. Он молчит и смотрит на меня.

– Не хочу с тобой разговаривать, – говорю ему.

– У нас его выпросил… – Наталья называет звучную фамилию.

– Вот только этого у него и нет!

Лицо Гордея исчезло из моего поля зрения.

Я выглянул в зал. Гордей стоял у стойки, как всегда, большой и небритый, пухлый и мягкий. Лисенок жался к его боку. Как он, так прекрасно скроенный, умудряется выглядеть пухлым и мягким? Рука Гордея изредка гладила голову Лисенка. Наливаясь ненавистью к нему и бесполому существу рядом с ним, я услышал свой собственный голос с капелькой яда на кончике языка:

– Если будут звонить и искать вас, что мне ответить?

– До половины четвертого уйма времени, с учетом укладки его еще больше! Мы управимся и будем вовремя! Да, Гордей? – Лисичка Патрикеевна вопросительно поглядела на моего друга.

– Конечно, – в своей манере мягко соглашается с ней мой друг.

– Если вы беспокоитесь, как отреагирует на появление рядом со мной Гордея мой муж, то зря! Общение с мужественным мужчиной только мне на пользу. – Лисенок осторожно присел возле котика. Тот сидел на полу с закрытыми глазами и слегка покачивался. Капля молока свисала с мокрой шерсти. – Я заберу его. Пусть он дождется меня здесь. Можно?

– Можно, конечно, можно! – обрадовалась Наталья и, взяв пакет для мусора, сгребла им кошака с пола и положила к батарее.

– Высохнешь здесь…

– По-моему, он умер, когда еще сидел на полу, – заметил я, приглядываясь к пакету у батареи. Он не шевелился.

Наталья пальцем потрогала тело кота.

Лисенок кинулся к дивану. Расковырял пакет.

– Дайте мне полотенце! Насовсем! Я заплачу! Что же он, как труп, лежит в пакете!

В четыре руки они завернули кота, словно дитя. Я смотрел на них и видел двух женщин.

– У нее полный дом мужчин. Прислуга, охрана, водители – все мужчины. Ревновать ее ко мне никто не будет, – услышал я голос друга у своего уха.

Отмахнулся от него, как от назойливой мухи, и ушел на свою половину зала. Что с того, что полный дом мужчин? У них нет тесного общения и внутреннего притяжения, из-за которого и возникает ревность. Если такое произойдет, я могу лишиться не только клиента, но и парикмахерской. Хотя я, как всегда, преувеличиваю. При чем тут я? Я выполнял свою работу, и мне нет дела до новых привязанностей клиента.

Наталья позвала меня к телефону. Я обернулся, ни Гордея, ни Лисенка не было. Они весело боролись за окном на улице рядом с машиной. Водитель-мумия деликатно смотрел в сторону.

– Да. Лавр слушает! Ах, это ты, Лизонька! Только что вышел… У моей помощницы оторвалась дверца кухонного шкафа. Он же у нас мастер на все руки! Да. Как на амбразуру бросился, чтобы помочь. Там нет стационарного телефона, а сотовый номер есть у тебя. Не отвечает… Так он его тут забыл! То-то я слышу, все время где-то телефон звонит. Конечно, передам… И вам того же… – Я положил трубку на аппарат.

– Гордей мозги пудрит всем подряд. Ты пудришь… Как женщинам разобраться в вас? – сердито говорит Наталья.

Мне захотелось потянуться и зевнуть. Всегда такая реакция после того, как навру с три короба.

– Согласен. Но вы тоже хороши!

Наталья неправильно поняла мое потягивание и обняла меня со спины. Прижалась.

– Как-нибудь я совершу насилие.

– Надо мной? – Я стал расцеплять ее руки.

– Над собой! Перестану сдерживать себя… Вот ты тогда у меня получишь!

– Мне уже страшно, – засмеялся я.

Наталья быстро остыла. Подумала о чем-то.

– Хотя чем тебя можно удивить? Другое дело – парень моложе тебя. Заводится с полуоборота, не отпихивается, не брыкается. Как ты разошлась, ровно настолько и он в аппетите.

Мысленно я ужаснулся. Как смачно и искренне повествовала Наталья. Не помню, чтобы я соответствовал этой картинке. Пока раскочегаришься, пока почувствуешь нужный момент, глядишь, женская особь взяла инициативу в свои руки и меня уже укладывает на спину. Эмансипация!

– Без подробностей, пожалуйста…

– Да боже упаси! Кстати, о подробностях! Как будет происходить все это между Гордеем и твоим клиентом, если, конечно, дойдет до всего этого?

У Натальи от собственного вопроса стали округляться глаза. Она ушла в себя. Тема-то вон какая, затягивающая в дебри.

– У них духовная связь…

Наталья вытаращила на меня глазищи.

Скрипнула дверь, разворачиваясь, я произнес:

– Мы заждались вас… Прошу… Здравствуйте!

Работа превыше всего! Мне повезло, что работа мне в радость. Вот тут и зарыта собака. Колдуя над головой клиента, я размышляю. Если бы работа мне была в тягость, как многим молодым людям в наше время (лишь бы платили), тогда бы я имел семью, чтобы иметь хотя бы эту радость. В моей ситуации работа приносит мне все, в том числе и радость, потому я не женат. Запутал сам себя. Ищу оправдания своему холостяцкому положению.

– Вам удобно? Я заканчиваю…

– Я вижу.

Клиент этот всегда дремлет в моих руках. Выглядит это уморительно. Меркнет значимость его должности и званий, мышцы лица расслабляются, и человек начинает посапывать, а не дышать.