Текст книги "История моей жизни"

Вспоминая далекое детство, я очень благодарна всем, кто причастен был к моей судьбе, о ком я написала в первой части своего повествования. Особенно я благодарна незабвенным бабушке и дедушке, дяде Толе и тете Гале, дяде Грише и тете Ксене, которые передавали меня из рук в руки, как по эстафете, не уронив и не сломав ни физически, ни морально, отдавая свои тепло и заботу, казалось бы, в то время, когда всем было очень трудно, и каждому было до себя. И, опять-таки, в этом главную роль играла моя бабушка Любовь Алексеевна, которая просила за меня родных, ради Христа, не бросать меня, помочь, забрать на воспитание, не обижать, дать образование. Она вела переписку насчет моей жизни, учебы, здоровья, сама помогала чем могла. Мне писала письма с наставлениями прилежно учиться, слушаться старших, помогать им, беречь свое здоровье, чтобы болезнями не обременять окружающих и быть полноценной. Спасибо ангелу-хранителю, помогавшему мне уцелеть и твердо держаться на тоненьких детских ножках с надеждой и верой в лучшее завтра.

Часть 2

Глава первая
Здравствуй, Балашиха!

Итак, в конце лета 1948 года меня, десятилетнюю, привезли в Балашиху к отцу, чтобы я продолжала дальнейшее обучение в школе. Папа работал начальником производственного отдела СМУ-2. Строили машиностроительный завод, возводили корпуса основных цехов. Рядом со строящимся машиностроительным стоял кислородный завод, который уже давал продукцию. Микрорайон, прилегающий к этим предприятиям, назывался поселком Автогенстрой, позднее стал микрорайоном Балашиха-3. Само название поселка Автогенстрой говорило о том, что в этой части Балашихи, представляющей большой пустырь с несколькими бараками, шло крупное строительство промышленных и жилищно-бытовых объектов. У папы было теперь свое жилье – комната 20 квадратных метров в однокомнатной квартире на первом этаже шлакоблочного двухэтажного дома. На кухне площадью 9 кв. м жили бабушка и дедушка. Дедушка был стар и дряхл, но работал на стройке сторожем. Они держали корову и продавали молоко, а деньги копили в надежде купить в деревне собственный дом. У них часто гостил внук Миша лет двенадцати из Липецкой области. Таких домов, как наш, было четыре. Они стояли как близнецы, представляя улицу, которой позже дали название Пушкинская. В каждой квартире этих домов предусматривались помещения для кухни, туалета и ванны. Однако в кухнях, как правило, жили семьи, а туалет был общий на несколько домов во дворе. Воду брали из колонок, возле которых зимой и летом полоскали белье. Это жилье считалось лучшим. В начале 50-х кухни стали расселять, провели воду, в ванных комнатах установили вначале титаны, нагреваемые дровами, а затем газовые колонки. На кухнях поставили газовые плиты и раковины, к которым подвели водопровод. Оборудовали также и туалеты. Это было большим преимуществом. Кроме шлакоблочных, в поселке стояло несколько двухэтажных домов из прессованной древесной стружки, а затем оштукатуренных. Удобства в них состояли из туалетов с выгребными ямами. Между домов были построены сараи для дров, всякой утвари, многие имели подсобное хозяйство – кур, уток, поросят, коз и даже коров. В то время в домах отопление было печное, готовили на керосинках, керогазах, электроплитках. Остальное жилье представляло собой бараки, в которых находились также магазины, школа, клуб, баня, амбулатория, нарсуд и другие учреждения. За нашими домами простиралось большое поле, на котором расположился палаточный городок. Там жили молодые строители, приехавшие по вербовке из Тамбовской, Рязанской, Владимирской и других областей, а также Чувашии, Мордовии, Татарии и прочих регионов России. Строительные рабочие жили в палатках до зимы, а затем их расселили в бараки, ими же построенные. Через дом от нас сделали ФЗУ, где готовили заводских и строительных рабочих. За палаточным городком начинался реликтовый лес, в основном хвойных пород, с северной стороны замечательное Бабошкино озеро с торфянистыми берегами, с южной стороны поселка – болота, за которыми проходило шоссе Энтузиастов.

Когда я увидела Балашихинский поселок Автогенстрой, то впечатление получила удручающее. Кругом песок, грязь и лужи. Ни улиц, ни зелени. Я никогда не видела бараков и перекопанной траншеями сплошь и рядом земли. Кругом пахло карбидом, так как постоянно шли сварочные работы. Люди ходили в основном в спецовках, сапогах, грубые, бывалые, матерщинники, отпускающие неприличные словечки на различном диалекте. По вечерам у дома № 15 танцы под русскую гармошку и частушки на все лады, с матерными словечками. На танцы молодежь старалась одеться получше из того, на что смогла уже заработать. Многие девушки и парни из Мордовии надевали на ноги белые шерстяные носки и резиновые черные блестящие галоши. Головы девушки покрывали яркими цветастыми платками и сильно красили щеки. Это считалось красиво. Пятнадцатый дом был самый шумный. Там жили семьи приезжих рабочих, в каждой комнате по несколько человек, а то и по две или три семьи. Места для постелей не хватало, поэтому делали нары, а комнаты перегораживали занавесками. В доме было шумно, нередко скандалы и драки.

Мы жили в шестнадцатом доме, где была в основном интеллигенция. В подъезде на площадке четыре квартиры. Наша квартира № 1. Комната, в которой жил отец, просторная, чистая, правда, не особо светлая, так как было только одно окно, и то небольшое. В комнате имелось все необходимое, лишнего ничего. Из мебели стояли железная кровать, кушетка, большой дубовый раскладной стол, этажерка с книгами, тумбочка с приемником немецкой компании «Телефункен» и несколько табуреток. В углу за выступом печи – горка кожаных чемоданов и вешалка, на которой висело много костюмов, пальто, плащей и различных предметов мужской одежды. На стенах – репродукции итальянских живописцев, старинное французское ружье, оленьи выделанные рога, большое зеркало. На кушетке – вышитые шелком атласные подушки. На столе и тумбочке – вышитые гладью салфетки и дорожки.

На – кровати пуховые перинки и подушки. Привлекала внимание крупная морская раковина с термометром на якоре, изящно вмонтированном в ее окаменелое тело. В углублении раковины изображен морской пейзаж – море, небо и уплывающий пароход, из трубы которого клубит черный дым. Главным же украшением комнаты были большие настенные часы с боем. На окне – нейлоновая бледно-салатового цвета гардина. Книги на этажерке в добротных переплетах, с красивыми репродукциями, но в основном технические. Большинство изысканных вещей привезены из Германии. За порядком в доме помогала следить домработница Валя. Она работала на стройке, была, как и большинство строителей, приезжая. Папа попросил ее помогать по дому, так как он целый день работал. Валя имела кроткий характер, отличалась чистоплотностью и добротой. Она ухаживала и за мной, хотя я сама уже многое умела делать. Я скучала по бабушке и дедушке, по тому дому, где прошло мое детство, часто плакала по вечерам. Несмотря на то, что у папы было уютно и эстетично, мне все казалось чуждым, не родным. Валя меня уговаривала не плакать, говорила, что я привыкну, и все будет хорошо. Папа приходил очень поздно или вовсе не приходил, и мы ночевали с Валей.

Перед тем как получить жилье на Автогенстрое, папа некоторое время жил в полуподвальном помещении в доме № 3 по улице Советской в Горенках – так называли Балашиху-1. После войны жилья не было, и многие семьи жили в полуподвалах больших домов. Заходишь в подъезд и по ступенькам спускаешься вниз, там тоже коммунальное жилье с паровым отоплением, водоснабжением, только окна под потолком, и над ними решетки. В полуподвальных помещениях мало дневного света, поэтому почти целый день горит электричество. Прохожие в любое время могли плюнуть в окно полуподвала, бросить окурок или пустую пачку из-под сигарет, огрызок от яблока и прочий мусор. Папа был рад и такому жилью, так как он теперь не стеснял семью брата и со Светой перешел жить в свою комнату. Будучи взрослой, мне часто приходилось проходить мимо окна полуподвальной комнаты, где жил мой отец. Там давно уже не живут люди, а находятся какие-то складские помещения, но память о прошлом неизгладима и возвращает в далекое прошлое, какое бы оно ни было. Света продолжала ходить в школу, ей тогда было 14 лет. Она мне позже рассказывала, как ей было нелегко с папой, а ему с ней. Девочка в этом возрасте становится девушкой, требует особого внимания и чуткости. У папы на это не хватало ни времени, ни терпения. После контузии на войне он стал нервный, работа на строительстве нелегкая, семья не устроенная. Дочь-подросток его часто раздражала, выводила из терпения. Воспитанием заниматься было некогда, легче накричать, а то и отвесить подзатыльник. Иногда заходила тетя Ксеня проверить обстановку, но Света после тетиных и дядиных нравоучений и попреков не особо хотела общаться с ней, доверительного отношения не могло быть. Как взрослую девочку, Свету нужно было одевать, обувать, следить за внешностью, успеваемостью, что папе одному, обремененному ответственной работой, было просто не под силу. Кроме всего этого, вокруг него, холостяка, крутились различные друзья и особенно подруги.

Папе было 44 года, для мужчины самый расцвет творческих и физических сил. Он был элегантно одет. Из Германии привез только костюмов больше дюжины на различные случаи жизни. У него была масса сорочек, галстуков, запонок, обуви, носков, подтяжек и других мужских аксессуаров. Кроме того, у папы были охотничьи и рыболовные снасти, иностранный спортивный велосипед, походная экипировка, дорогие чертежные принадлежности. Все это привлекало посторонних, он был всем интересен и нужен как человек неординарный. Но он забывал, в какое время живет, в какой стране и среди какого народа. Постепенно его обкрадывали, обманывали, забирали все то, что плохо лежало. Живя за границей, он сделался очень доверчивым, таким был и от природы. В доме нужна была хорошая и рачительная хозяйка. Света для этого была мала, а за все неприятности в доме колотушки сыпались на ее голову. Сестра после мне рассказывала, что к папе стали приходить женщины. Чаще всех бывала молодая кареглазая Леля, у нее был маленький ребенок. Время голодное, и она кое-что от этих визитов имела. Света по-детски переживала, не могла найти контакта с папой, ее мучали мысли о том, что не находит у него понимания, а поделиться не с кем, и поэтому она решила уехать к маме, ведь маму никто не заменит. Как только закончилась учеба, папа отправил Свету на Украину. Об этом я знала только со слов сестры и бабушки.

Однажды, когда мы с папой жили на Автогенном, к нам пришла молодая красивая женщина, смуглая, круглолицая, темно-русая с карими глазами. Она поздоровалась, затем протянула мне руку и представилась Лелей. Полное имя-отчество ее – Елена Семеновна. Я сразу поняла, что она будет жить с нами. Мне стало грустно и не по себе. Я подумала, что лучше бы с нами жила Валя, к которой я успела привыкнуть. К папе я еще не привыкла, а эта яркая, красивая, как кинозвезда, женщина и вовсе для меня чужой человек. Мне не понравилось то, что она себя наигранно вела, ее холодная красота, ее голос, хоть и вкрадчиво-ласковый, но неестественный. Я обратила внимание на ее слова, которые в обиходе моей прежней семьи звучали иначе. Она говорила «бокал», «батон», хотя я привыкла слышать «чашка», «булка». И мне тоже это не понравилось. Видимо, моя настороженность произвела на нее не лучшее впечатление. Мне тогда было 10 лет, а ей 23. По возрасту она мне в матери не годилась, а я ей в дочери. Папа был старше ее на 21 год. После того визита Леля долго не приходила.

Папа записал меня в начальную школу, которая находилась на параллельной улице, позже получившей название Октябрьская. Школа располагалась в бараке, в котором был и клуб. Меня приняли в четвертый класс, тогда было четырехлетнее начальное образование. Моей учительницей стала Фаина Павловна Петракова. С началом учебы начались и проблемы. После школы, где образование велось на украинском языке, мне было трудно перейти на русское правописание. Вместо русских букв я везде писала украинские. Особенно это выявлялось на диктантах. По литературе тоже стала отставать из-за плохого знания русского языка. Тогда меня пересадили в третий класс «А», где я второй год должна была изучать программу на русском языке. Мне было обидно, но ничего не поделаешь. В классе ко мне отнеслись доброжелательно, и я быстро забыла о произошедшем. Мою новую учительницу звали Мария Константиновна Шипова. В нашей школе училась и ее дочка Оля, в параллельном третьем классе. В школу ходить мне нравилось. Мария Константиновна относилась ко мне внимательно, а я старалась изо всех сил наверстать программу. Любила все предметы, особенно русский, чистописание, родную природу. У меня был красивый почерк, благодаря чему я участвовала в оформлении стенгазеты. Подружилась с девочками из нашего класса: Светой Иваненко, Валей Косовой, Галей Пащенко, Мариной Богачевой, Валей Панковой и другими. Были у нас и хорошие ребята: Саша Липатов, Толя Евстратов, Валера Луничев. Класс наш был большой и дружный. На переменах играли в ручейки, общались друг с другом. Рядом в клубе была библиотека, где можно выбрать нужную книгу. В клуб ходили мы с удовольствием. Тогда шли трофейные фильмы «Индийская гробница», «Железная маска», «Приключения Уленшпигеля», «Тарзан» и много других. Билет стоял 10 копеек, и на дневной сеанс было битком набито детворы. Во время фильма зал то замирал, то свистел, то хлопал в ладоши и топал ногами в зависимости от происходящих на экране сцен. Самые маленькие ребятишки бегали вдоль рядов, залезали на сцену, играли в догонялочки, смеялись, плакали и предоставлены были сами себе, так как эти фильмы им непонятны.

Дети в то время одеты были бедно, и вся толпа, копошащаяся в зале, представляла собой серую массу. У многих отцы погибли на фронте, матери растили по двое, а то и больше детей. В зрительный зал ребят пропускала, при наличии билета, знаменитая баба Настя. Она была маленькая, худенькая и необыкновенно энергичная. Баба Настя строго следила за тем, чтобы ни один пацаненок не проник без билета в зал. А если кому-то и удавалось под натиском толпы ребят, согнувшись, проскользнуть без билета, она вначале фильма, когда все успокаивались, входила в зал и с помощью палки или метлы выгоняла из темноты безбилетников. Пощады никому не было. Все удивлялись, как только она могла запомнить и найти в потемках нарушителей порядка. В то время бабу Настю наградили правительственной медалью «800 лет Москвы». Она с гордостью носила эту медаль, за что детвора еще больше ее уважала. Баба Настя прожила до глубокой старости. Когда мы были уже взрослыми и имели своих детей, она оставалась все такой же, узнавала нас и расспрашивала о том, как мы живем, чем занимаемся. После трофейных фильмов мы подражали их героям. Повсюду слышался клич легендарного Тарзана. К толстым сучьям деревьев привязывались длинные веревки с петлей внизу – это были тарзанки, на которых, как на лианах, раскачивались мальчишки. Иногда такие забавы кончались глубокими царапинами и даже серьезными травмами. Девочки подражали танцам Зитты из кинофильма «Индийская гробница».

Мария Константиновна находилась в школе с нами практически целый день. Она была учитель по призванию. Родилась Мария Константиновна в начале прошлого века в семье, о которой принято говорить «из бывших». До Октябрьской революции она окончила гимназию. В то время это считалось прекрасным образованием. Ее отличали от молодых учителей компетентность в педагогических вопросах, высокая духовная культура, справедливость и достоинство. Мария Константиновна имела всесторонние навыки и старалась прививать их своим ученикам. Девочек она обучала вышивке, вязанию кружева, бальным танцам, пению, шитью театральных костюмов и другим светским занятиям. Все это делалось после уроков, бескорыстно. Занималась Мария Константиновна с нами как в школе, так и у себя дома. Жила она с дочерью Олей в двухкомнатной квартире в таком же доме, как мы, только у самого завода, где сейчас находится водоканал. В этом же доме на первом этаже находилась строительная организация, где работал мой отец. Теперь этого дома давно нет, его снесли. Так вот, прямо из школы мы нередко приходили к Марии Константиновне домой и занимались внеклассными делами. Во время рукоделия мы переговаривались, и Мария Константиновна аккуратно, ненавязчиво вела тему беседы, незаметно поправляла нашу речь, манеру держаться, разговаривать, походку и многое другое, чему она училась в своей семье, у гувернантки, в гимназии. В школе она поставила с нами балет цветов, где было много красивых мелодий, пения, танцев, сцен и ярких костюмов. В постановке балета большую помощь оказывал замечательный учитель 3 «Б» класса Евгений Федорович Никитин. Евгений Федорович – прекрасный педагог, культурнейший человек, он чудесно играл на мандолине. Под звуки мандолины мы пели и танцевали в ярких костюмах, изображающих всевозможные цветы. Я была лилией, Света Иваненко – фиалкой, Оля Шипова – красным маком, Марина Богачева – нарциссом и так далее. Балет получился красивый, мы с ним неоднократно выступали, нас фотографировали. В то время модно было ставить физкультурные пирамиды. В них участвовали мальчики и девочки. У всех была одинаковая форма. Низ – короткие черные трусы, верх – белая рубашка и красный пионерский галстук. В третьем классе мы все были уже пионерами-ленинцами. Построением пирамиды в основном занимался Евгений Федорович. Под мандолину мы маршировали строем, затем с флажками в руках делали физкультурные упражнения, перестраивались в различные фигуры и позы и в таком положении застывали. Это называлось пирамидой. Затем под музыку выстраивались в шеренгу и, маршируя, уходили со сцены за кулисы.

Силами нашей самодеятельности давались концерты в клубе в день 8 Марта, на годовщину Октябрьской революции, во время первомайских праздников. Сцена была украшена портретами В. И. Ленина и И. В. Сталина, транспарантами из кумача. В углу сцены стоял рояль, но в то время на нем еще никто не играл. В третьем классе «Б» училась талантливая девочка Валя Прохорова, которая замечательно декламировала стихи, прозу. На концертах она была конферансье. Леня Богомолов из 4-го класса солировал и запевал в школьном хоре. В программу концертов входили сольные песни, дуэты, танцевальные сцены, басни в ролях, стихотворения, физкультурные пирамиды. Зрителей был полон зал, как правило, наши родители, рабочие и специалисты предприятий, жители поселка. И все это было заслугой Марии Константиновны и Евгения Федоровича, которые по своей инициативе, своими творческими способностями, не жалея сил и времени, несли культуру в массы, развивали наши таланты и нравственные качества, причем безвозмездно и добровольно, довольствуясь аплодисментами и словами благодарности.

Постепенно строился наш поселок. Приближалась весна, а за ней и лето, а значит, и большие каникулы. На улицах стали подсыхать проталины. После занятий мы играли в лапту с мячом, классики, скакали через прыгалку. Любили лазить по стройкам. Сзади наших домов начали строить кирпичные двухэтажные дома, которые вместе с нашими образовали улицу, получившую впоследствии название Пушкинская. Дальше за этой улицей был густой реликтовый лес, Бабошкино озеро, недалеко от которого небольшое озерцо с названием Аниськино. Возле Аниськина озера росла посаженая, очевидно, лесниками березовая роща, которая весной покрывалась зеленой дымкой листочков, и ею можно было любоваться издалека, так как до самого шоссе Энтузиастов больших строений не было. А когда выходишь из подъезда своего дома, то роща эта казалась совсем близкой, сразу за огородами, и привлекала своей живописностью в любое время года, особенно весной. Туда мы тоже часто бегали играть. Чуть начинал таять снег, нас манило к озеру. Мы пробирались как могли к воде, тонули до колен в разбухшем от таяния снегу, доставали из-под снега прошлогоднюю клюкву и таким образом, познакомившись тщательно с просыпающейся от зимней стужи природой, мокрые, в сосульках приходили домой. Когда начиналось большое половодье, многие ребята пропускали занятия. В нашей школе учились дети, проживающие в деревнях Новая, Безменково, на территории ЦИНИПО, в поселках зверосовхоза, ВСХИЗО, на «Радиострое» – это там, где теперь травматологическая поликлиника на проспекте имени Ленина. Тогда сезонная обувь была далеко не у всех, поэтому в сырую погоду и слякоть ребята отсиживались дома, а те, которые добирались до школы, ставили сушить свою обувь и развешивали носки и портянки на отопительных батареях, а сами сидели босиком в теплых классах. Однажды сгорел барак на «Радиострое», семьи, проживавшие в нем, остались без крова и имущества. Мы собирали, что могли, ученику нашего класса Валерке Бутикову. Приносили из дома кто что мог, а он жалобно смотрел растерянными глазенками на маленькую кучку каких-то вещей и был в то время похож на испуганного воробьишку, преждевременно выпавшего из гнезда.