Текст книги "Охотники до чужих денежек"

Глава 17

«Общественность считает... Общественность считает... Плевать мне на эту самую общественность с высокой колокольни!!! – злобно шипела Эльмира, стоя под душем и яростно растирая тело жесткой мочалкой. – Пусть попробуют доказать! Пусть попробуют!..»

Умом-то она, конечно же, понимала, что тем ребятам никакие доказательства не нужны. Жесткие, пожалуй, слишком жесткие правила игры диктуют свои условия, не делая скидок ни на время (которого и так прошло немало), ни на обстоятельства, ни на личные симпатии.

Можно было бы попросить политического убежища у Симакова Геннадия Ивановича, но где гарантия, что угрожавшие ей по телефону парни не являются его людьми? Ловко сплетенная паутина из сердечного предательства, ненавязчивого силового вмешательства (и это только пока!) и дружеского участия, имеющего в подоплеке своей бог весть какие мотивы, окончательно сбивала ее с толку. Путала ее планы, к осуществлению которых она так долго готовилась.

Зойка... Единственный, пожалуй, человек из ее окружения, к кому она до последнего времени относилась с искренней симпатией и относительным доверием. И та облажалась в ее глазах, заявившись с идиотскими обвинениями. Посидеть бы ей, глупой курице, да пораскинуть мозгами на предмет «ху из ху», а не кричать о своем неудовлетворенном либидо.

– Самка чертова! – в сердцах обругала ее Эльмира, облачаясь в дорожный костюм, состоящий из элегантных кожаных штанов, привезенных отцом из Англии, и мягкой кожаной куртки на подкладке из исландской шерсти. – Ни на кого положиться нельзя, кроме самой себя! Ни на кого!..

Оставался, правда, эмоционально не растраченный резерв в образе молодого мужчины, чьи окна смотрели прямо на ее, но здесь все могло осложниться. И не столько тем, что час назад ухитрился сотворить Данила. В конце концов, Вениамин современный молодой человек, ведущий далеко не аскетический образ жизни, и своим целомудрием она, возможно, могла бы его только отпугнуть. Нет... Ее больше волновало другое: почему вдруг?!

Раз он был отчасти посвящен в некоторые детали, касающиеся гибели ее отца, и ни с того ни с сего вызвался вдруг ей помочь, то этому должно быть какое-то логическое объяснение. Не из серии эмоциональных переживаний, как у Данилы, например, а что-то еще. Что-то такое, что вызывало его порыв пойти на определенный риск, хотя он до конца мог и не осознавать, насколько велика опасность находиться в настоящий момент рядом с ней...

Эльмира проверила все форточки, краны горячей и холодной воды. Затем потеребила краны газовых конфорок, но, вспомнив о сюрпризе с пейзажем, злобно рассмеялась. Глупо пытаться сохранить ступни ног целыми и невредимыми, шагая по раскаленным углям...

На улице стемнело через десять минут после того, как она завершила свои приготовления. Эльмира вышла на лестничную клетку и захлопнула дверь. Опасливо покосилась на дверь соседской квартиры, инстинктивно сжимаясь в ожидании всплеска какой-нибудь очередной подлости. Там вроде бы было тихо. То ли Веры Васильевны не было дома, то ли, затаив дыхание, та замерла у дверного глазка, но никто оттуда не выскочил со злобными воплями, выплевывая дикие обвинения в совращении ее драгоценного сыночка.

Не знает еще ни о чем, думалось девушке, когда она ехала в лифте на первый этаж. Но узнает непременно. Сцена была довольно бурной. Эльмира не скупилась на оскорбления, не особенно заботясь о том, что в доме были проблемы со звукоизоляцией. Так что к утру, а в лучшем случае – к вечеру, Вера Васильевна явно будет в числе посвященных.

Эльмира злорадно ухмыльнулась. Как ни противен ей был сам Данила, как ни омерзительно болезненно воспринималось ею его поведение, но сам факт того, что у Веры Васильевны вытянется физиономия, когда она узнает эту новость, в какой-то мере облегчало скорбь девушки.

– Ты долго.

Вениамин выступил откуда-то из темноты, заставив ее вздрогнуть от неожиданности и тут же помимо воли покраснеть. Хорошо, что было темно, хорошо, что он не попытался ее поцеловать. Хорошо, что он ей дал возможность в какой-то мере справиться с замешательством. Минуло слишком мало времени, чтобы она могла справиться со своей бедой. Слишком мало, чтобы ощущать себя прежней. Пока шло лихорадочное приготовление к отъезду, она об этом старалась не думать. Но мысли ее усердно потрудились, сгруппировавшись. И как только ее машина, ведомая Вениамином, выехала за пределы города и в салоне повисла тишина, они тут же принялись ее терзать, с садистским наслаждением круша все ее иллюзии и превращая ее самое в эдакое подобие разбухшей и расползающейся субстанции. Эльмира даже не заметила, что давно тихонько плачет, невидяще отслеживая свет фар на шоссе. И лишь когда Вениамин притормозил на обочине и, повернувшись к ней, участливо произнес: «Что-то случилось?», она наконец-то поняла, что от ее слез пострадало не только ее лицо, сделавшееся наверняка непривлекательным, но и кокетливый шарфик превратился в неряшливую тряпку, а его она прилаживала под подбородком добрых десять минут.

– Что произошло, пока меня не было? – всерьез обеспокоился молодой человек после того, как она не ответила, а плечи ее судорожно завздрагивали. – Эльмира, ты не должна ничего скрывать от меня, ничего. Только тогда я смогу помочь тебе...

Он что-то еще говорил ей, заботливо вытирая лицо платочком и поглаживая по голове, но она его плохо слушала. Ощущение защищенности и непритворного участия опустилось на нее благословенным облаком. Она прижалась к его груди, облаченной в свитер грубой домашней вязки, и, корябая лицо, безмолвно всхлипывала.

Вениамин оказался на редкость понимающим и деликатным. Он не стал напрягать ее расспросами, да она вряд ли смогла бы быть с ним предельно откровенной. Он лишь теснее прижал ее к себе и, слегка покачивая, время от времени вздыхал каким-то своим мыслям.

Слезы иссякли как-то вдруг и сразу. Эмма трижды тяжело вздохнула. Провела ладонью по лицу, которое уже начало немного пощипывать от соленой водицы. И с искренней благодарностью подняла его к Вениамину.

– Ты славный, – прошептала она, пытаясь пододвинуться к нему поближе. – Спасибо тебе. Так надежно, когда ты рядом. У меня такое чувство, что я знаю тебя давным-давно...

Эльмира умом понимала, что избитые словесные штампы влюбленной по уши идиотки, возможно, не произведут на него должного впечатления. Возможно, здесь нужны были какие-то иные слова. Что-то нетривиальное, что можно воспринять как истинный порыв души, а не как навязчивую потребность в мужском внимании. Но внутри ее вдруг сработал какой-то тормоз, сделав ее на удивление косноязычной.

«Мысли прут, а речи нету!» – заржала бы оглушительно в такой момент Зойка, хлопнув ее ручищей по плечу.

Это определение как нельзя лучше подходило к настоящему моменту. Был бы, конечно, Вениамин поинициативнее, возможно, скованность ее испарилась бы сама собой. Но он как-то вдруг сразу напрягся и даже попытался отстраниться. Эльмира непонимающе уставилась на него, пытаясь почти в полнейшем мраке уловить выражение его лица.

– Что-то не так? – на всякий случай решила она уточнить.

– Все в порядке. – Он фальшиво закашлялся, явно пытаясь скрыть тем самым неожиданное смущение, и пробормотал: – Нужно ехать. Если ты не против. Дорога дальняя. Пока тебя не хватились...

– Поехали, – обреченно кивнула она и тут же отвернулась к окну, будто мартовская придорожная темень требовала ее пристальнейшего внимания.

Да...

Досадливое мелкое чувство все же закопошилось внутри. Посучивая мохнатыми паскудными лапками, оно принялось гнусавить ей в самое ухо, что, мол, неправильно себя молодой человек повел. Совсем неправильно! Кабы не знала она о его способности быть бесстыдным, то и не было бы сейчас места досаде в ее душе. Но ведь знала! Более того, видела все своими очами, приплюснутыми к объективу подзорной трубы.

Отчего же сейчас такая сдержанность в обращении с ней? То к груди прижимал, утешая, и слезы вытирал с ее лица. Неподдельно же все это было, без фальши. Она сердцем чувствовала, что жалость к ней по-настоящему охватила его. И тут же вдруг отстраненная, вежливая холодность...

– Не обижайся на меня, Эмма, – донесся до нее его несколько виноватый голос. – Ты не так все понимаешь.

– Ты о чем?

– Я вижу, что ты задета моим странным поведением, но поверь, что причина не в том, что ты предполагаешь. Все обстоит иначе!

– А как? – Подбородок ее задрожал, как в далеком детстве, когда порой ее обижали своим непониманием взрослые.

– Потом... Все скажу потом. Сейчас не время.

– А вдруг его у нас не будет?

– Будет! – с уверенностью отозвался Вениамин. – Обязательно будет. Для того мы и едем с тобой к черту на кулички...

У черта на куличках располагался хаотично разбросанный на поросших сосняком холмах курортный город. Его и городом-то назвать было бы сложно, если бы не плотность населения, жаждущего осесть намертво на сих благословенных землях. А благословенны они были тем, что не очень глубоко в их недрах протекал не источник, а буквально полноводная река богатой минералами воды. Язвенники, гастритники, больные колитом, почечники и печеночники густо заселили этот город, давно раздвинув его границы за пределы отведенных угодий.

Были здесь и двух-трехэтажные особняки, обособленно обосновавшиеся в престижном районе, огороженном высокой живой изгородью со шлагбаумом поперек проезжей части.

Были и убогие лачуги-мазанки, в которых люди почти безболезненно зимовали, благо сезон холодов был кратковременным. Обживалось там обычно беглое русскоязычное население, успевшее вовремя перемахнуть из стран негостеприимного ближнего зарубежья.

Были и многоэтажки.

Последние располагались в самом центре, образовав этакий костяк цивилизации с магазинами, саунами, гостиницами, ресторанами, казино и даже стриптиз-баром.

Все остальные жители ютились на окраинах, на склонах холмов, кроме, разумеется, привилегированных обладателей отдельных коттеджей. Тем земли выделялись из числа самых лучших и благодатных.

Вениамин и Эльмира въехали в город ранним утром на заляпанном по самые окна мартовской грязью «Форде». Вениамин дремал в пассажирском кресле. Эмма вела машину. Напряженно вглядываясь в утреннюю мглу, она поколесила по городу, все дальше смещаясь к его окраинам. И когда ее спутник открыл глаза, то на обозрение ему была представлена одноэтажная развалюха пятистенок с двумя подслеповатыми окошками.

– Это и есть твой гранд-отель? – словно малый ребенок, он надул капризно губы.

– Ага, причем пятизвездный, как раз для таких, как мы с тобой, VIP-персон.

Шутка была так себе, но Эмме было не до церемоний. Последние десять часов она не выпускала из рук баранку. Световой день был коротким, и ехать ей пришлось все время по темноте. Свет встречных машин, габаритные огни впереди идущих – все это настолько примелькалось в дороге, что в глазах у нее сейчас рябило. Ноги подкашивались, сделавшись ватными и непослушными. Поясницу разламывало от тупой, въедливой боли. А ему отель подавай! Она бы и сама с величайшим удовольствием приняла сейчас ванну, вытянулась на хрустящих белоснежных простынях и забылась спокойным безмятежным сном. Но коли не судьба, тут уж ничего не поделаешь. Радоваться нужно, что пока живы...

– Входи. – Эльмира распахнула поскрипывающую дверь и шагнула в холодные сенцы. – Аккуратнее, здесь порожек. И еще две половицы выскакивают. Смотри, ног не переломай.

Вениамин недовольно чертыхнулся и на ощупь двинулся следом за ней. Вроде обошлось без приключений. Тяжелую дверь жилой половины дома пришлось открывать вдвоем. Дубовая, обшитая для тепла с обеих сторон овечьими шкурами, дверь нехотя подалась, и из горницы на них пахнуло духом необжитости.

– Как в могиле, честное слово! – принялся возмущаться Вениамин, но, услышав ее недовольное посапывание за своей спиной, тут же попытался исправиться: – Хотя, думаю, жить можно. Свет тут есть?

– Есть.

– Ну и ладно, если свет есть. Вроде тепло. Топил кто?

– Здесь газовое отопление. Соседка присматривает за домом.

– А кстати, чей это дом?

Эльмира проигнорировала его вопрос, метнувшись к окнам и начав задергивать тяжелые, побитые молью портьеры. Когда оба окошка были плотно занавешены, она пошарила по стене в поисках выключателя, и вскоре под потолком вспыхнула трехрожковая люстра, лишившаяся всех своих плафонов в незапамятные времена.

Вениамин бегло оглядел помещение, состоящее из одной-единственной комнаты площадью пять на четыре, и определенно остался недоволен. Эльмира не без тайного удовлетворения заметила его насупленные брови, капризный изгиб губ, затрепетавшие возмущением крылья носа, и, мысленно послав его ко всем чертям, двинулась в сторону кровати.

Ложе с панцирной сеткой, сработанное бог весть когда, но с не утратившими до сих пор глянца набалдашниками, занимало почти весь красный угол. Кровать, с пухло обозначившейся на ней периной, была застелена лоскутным одеялом с целой кучей подушек, подушечек и совсем малюсеньких думок.

Эльмира кинула куртку на табуретку, что притулилась в изголовье доисторического монстра. Расстегнув обувь, сняла и задвинула ее под кровать. Затем, разметав в разные стороны подушки, с протяжным стоном ухнула лицом вниз на кровать. Та тягуче подхватила ее стон, зазвенев пронзительно тонким металлическим повизгиванием.

– Ничего себе музычка! – пробормотал Вениамин, стараясь держаться бодрее, и зашагал по комнате. – Сколько же лет этому чуду?

– Не знаю, – глухо отозвалась Эмма и, не поворачиваясь, полусонно пробормотала: – Если хочешь спать, укладывайся рядом. Другого места, как видишь, здесь нет.

Он что-то принялся мямлить о том, что выспался в пути. Пытался шутить на тему своей выносливости и возможности его организма обходиться без сна аж целых трое суток. Но Эмма почти не слушала его, заведомо зная, что он врет.

Ну что же, дело хозяйское! Навязываться ему никто не намерен. Раз она не интересна ему как женщина, то ясно как божий день – причина его интереса к ней кроется совсем в другом. И она была абсолютно уверена, что знает, чем заняты сейчас алчные мыслишки этого красавчика. Ну, ну... Дай бог же, как говорится, нашему теляти волка поймати.

Эльмира закинула на себя край лоскутного одеяла и постаралась согреться. Хотя в доме было достаточно тепло, ее бил озноб. Может быть, тому способствовали недавние события с участием подло ухмылявшегося вероломного соседа (о, как он ухмылялся, покидая ее квартиру!). Может быть, до отвращения предсказуемое поведение Вениамина, на которого были направлены все ее чаяния и надежды. Н-да, тяжело ей сейчас было. Достаточно тяжело для того, чтобы почувствовать себя обманутой, покинутой и преданной.

Она затаила дыхание, уловив, что молодой человек остановился около кровати. Может, еще не все так плохо?! Может быть, она ошибается?! Но нет. Постоял немного и решительными шагами двинулся к двери.

Иди, иди! Ждут тебя здесь, как же! Номера люкс приготовлены только для тебя! Причем все с определенным набором услуг: девочки, мальчики, массаж и все такое...

Эльмира презрительно фыркнула, услышав, как взревел мотор ее «Форда».

Только идиот может рвануть сейчас в гостиницу курортного города без предварительного бронирования. Это в самый-то разгар сезона! Ему, дураку, неведомо, что все эти страждущие похлебать из живительных источников здешних мест хроники приезжают сюда именно в такое вот промозглое межсезонье, когда обостряются их хвори. Не зимой и летом, а именно весной, когда баланс минералов и витаминов в организме на нуле и всякая пакость, прежде сонно покалывающая в спину или в правый бок, вдруг начинает отчаянно продирать глаза и вылезать наружу острыми болями и мучительно бессонными ночами.

Пусть съездит, потешит душу. Устанет, вымотается, вернется. Потому как идти ему в этом городе вряд ли есть куда. А ей нужно сейчас обязательно выспаться. Обязательно. Завтра нужно быть сильной и окрепшей, чтобы начать пожинать плоды своих трудов...

Глава 18

– Ты понимаешь, что это такое?! – тыкал Макурин неделю назад в нос Вениамину сильно увеличенные фотографии, на которых был запечатлен отчетливо угадывающийся сквозь тюлевую занавеску мощный объектив какой-то оптики. Направлен он был прямо на его окна. – Ты, сука, хотя бы понимаешь, что подставил не только себя, ты подставил нас всех!!! Ты подставил дело, в котором завязана по меньшей мере сотня человек!!! Удавить тебя мало!!!

Вениамин понуро молчал. Он снова и снова вертел в руках фотографии, пытаясь найти объяснение тому, что там было зафиксировано беззаботным Лехой пару дней назад. Отец подарил парню классный мощный аппарат фирмы «Кассио», и тот без устали щелкал им направо и налево. Угораздило же его выйти в тот самый день на балкон и начать совершенно бездумно тратить пленку.

Девушки какие-то незнакомые идут по улице. Смеются, задрав головы вверх...

Легковая машина с открытыми дверцами и недовольным типом, вылезающим наружу в норковой шапке (это в мартовскую-то капель!)...

Кошка, медленно бредущая по карнизу балкона...

Точно, именно на этой кошке и сосредоточил свое внимание Леха, направив в ту сторону объектив фотоаппарата. Он же не думал тогда, что попутно в кадр попадет и средство наблюдения за его квартирой. Да оно просто так и не просматривалось. Это уже Макурин... Дотошный, вездесущий Макурин – фанат компьютерный, мать бы его! Что-то там узрел в кадре. Запустил его в свой ящик. Пощелкал мышкой, увеличил, отфильтровал, и нате вам, пожалуйста. Взирайте на то, что хату вашу давно пасут. Только вот вопрос – кто?!

– И как ты теперь думаешь из всего этого дерьма вылезать, голубчик?! – Макурин принялся подергивать себя за лацканы пиджака, что всегда свидетельствовало о его нервных перегрузках. – Сколько раз тебе было говорено: занавешивай окна! Занавешивай окна! А ты, мудак... А если это ФСБ?! Менты – это херня, тут замазать можно будет попытаться. Но ФСБ!!! Там ребята серьезные, их «зеленью» не заманишь. Хотя какие менты?! О чем это я?! Откуда у ментов такая камера?! О, черт!!! Там теперь киноматериалов, свидетельствующих о явном групповом сговоре лиц, замышляющих преступные действия с целью наживы... – Макурин язвительно скривился, копируя протокольное построение фраз, бытующих у работников правоохранительных органов, тяжело задышал и сильнее прежнего затеребил пиджак. – Короче, Веник! Я тебя, конечно, уважаю, базара нет. Но при всем моем уважении садиться из-за того, что ты мудак, я не собираюсь!

– Долго будешь кудахтать? – Вениамин подал-таки голос, вдоволь насладившись зрелищем исходившего трусливым тиком Макурина. – Не нужно паниковать преждевременно.

– Что?! – Тот так даже зашелся в возмущенном кашле оттого, насколько нелепым казалось ему спокойствие сотоварища при таких драматически складывающихся обстоятельствах. – А что нужно?! Сухари сушить?!

– Тут что-то не так... – Вениамин снова и снова тусовал снимки, постепенно сосредоточиваясь лишь на одном из них. – Не могут там менты быть. Вот, посмотри сюда.

Три головы – Вениамина, Лехи и Макурина – сблизились, нависая над большой цветной фотографией, с точностью воспроизводившей изображения всех предыдущих снимков с тем лишь отличием, что рядом с объективом угадывалось еще что-то.

– Видишь, тут кто-то стоит. – Палец Вениамина постучал пальцем по слабо угадывающемуся темноватому пятну.

– Ну?! – Макурин и Леха выдохнули это почти одновременно.

– Мне кажется, что это женщина. – Он приблизил снимок к глазам и слегка прищурился, напрягая зрение. – Волосы, кажется, длинные и белые.

– Да, – обрадованно осклабился Леха и заерзал на диване. – Точно, баба. Пятно достаточно обширное и, как Веник точно угадал, белое. Наверняка волосы!

– А что, среди ментов баб не бывает?! – мгновенно остудил их пыл Макурин, презрительно сплюнув прямо на пол, который, к слову сказать, Вениамин всего час назад вымыл. – Мужиков, если хотите знать, на такие дела в жизни и не посылают, а все больше баб. Сидит себе такая вот белокурая Мерилин Монро и ведет наблюдение за дураками... Как думаешь, Веник? Чего притих?

Тот не отвечал. Сунув руки под мышки, он застыл истуканом у окна и задумчиво разглядывал окна напротив.

– Чего сейчас туда смотреть? – возник за его спиной Макурин и жарко задышал ему в ухо. – Раньше надо было смотреть, раньше! А сейчас что?

– Да погоди ты! – досадливо сморщился Вениамин и, брезгливо скривившись, отошел чуть в сторону. – Имеются у меня кое-какие предположения относительно этой квартиры. Ежели они подтвердятся, то все твои опасения яйца выеденного не стоят.

– А если нет? – вцепился тот в лацканы пиджака. – А если нет?!

– Ну, как говорится: на нет и суда нет. Ты, главное, не мельтеши раньше времени да язык придерживай за зубами.

– А я че?! – Макурин возмущенно вздернул плечами. – Я че, идиот, что ли, языком трепать? Молчу как рыба об лед. Ты, главное, не тяни. Если базар выйдет на круг, то пиши пропало, Веник. Башки тебе не сносить... И мне заодно с тобой...

Леха скромно отмалчивался. Был он молодым и зеленым. Макурину приходился двоюродным племянником и в деле не фигурировал никаким боком. Так, мелкие поручения: позвони, посмотри, постой на стреме. Ему льстило внимание таких крутых ребят, он и рвал подметки. Волею судьбы и случая став гвоздем программы, он в душе возликовал. А ну как будут отмечены его незаурядные способности видеть там, где другим несподобно?.. Может быть, тогда дядька перестанет видеть в нем желторотого юнца и поручит что-нибудь серьезное...

Но Макурин его разочаровал. Оторвавшись от неблагодарного занятия – засаливания вспотевшими ладонями бортов почти нового пиджака, – он подозрительно прищурился в сторону племянника и ехидно поинтересовался:

– Чего сидишь и млеешь, придурок? Медали небось ждешь за выдающиеся заслуги?

– Да нет, при чем тут медаль? – попытался съюлить Леха, мысленно чертыхнувшись по поводу всевидящего ока досточтимого родственника. – Просто думаю, может, я бы сам узнал, что там за телка?

– Может, сам бы узнал! – Макурин передразнил его со свойственной ему манерой копировать других дюдей. – Сиди и дыши ровнее: спецзаданий для тебя нет и не будет. А начнешь кудахтать, отправлю к отцу в деревню. Будешь там фермерствовать вместе с ним. И деньги опять же немалые, и к земле ближе...

Последние его слова были безмерно насыщены ехидством.

Как ни велика была прибыль у его братца от выкормленных и проданных заготовителям свиней и бычков, Макурин относился к подобному роду занятий с нескрываемым презрением.

– Не царское это дело – в дерьме копаться...

Это был его любимый, самый веский и, пожалуй, единственный аргумент, которым он руководствовался, отказываясь вступить с братом в долю. Его мечта – собственное дело. Небольшая фирма по продаже компьютеров и компьютерных программ. Миленький современный офис с длинноногой красавицей-секретаршей. Небольшой и надежный штат сотрудников. И, конечно же, стабильный и довольно высокий доход. Этим Макурин грезил не один год, постепенно откладывая деньги и оборачивая их в таких вот сомнительных предприятиях, как это...

И кто бы мог подумать, что этот с виду такой умный и интеллигентный парень на поверку окажется инфантильным папенькиным сыночком! Приставил тебя отец к делу, вручил бразды правления, так и продолжи это дело достойно. Все поставлено на хорошие рельсы, механизм отлажен, и делов-то только – бабки состригать. А он вместо этого только баб стрижет, Казанова чертов! Ни тебе подумать о безопасности, ни тебе подстраховаться, один ветер в голове. Вот что значит не знать цену копейке. Ему вот, Макурину, никто таких щедрых подарков не делал. Никто подобный налаженный бизнес от своих щедрот не жаловал.

Нет, давно пора завязывать с этим соломенно-марихуанным транзитом, давно. Ну не хватает пары тысяч «зелени» на открытие, так это мелочи. Мог бы перехватить. Побоялся, потому как в долг не любил брать. Со дня на день ведь собирался отвалить, а тут такое... А с другой стороны, как сейчас отваливать, коли крупные поставщики вот-вот должны прибыть, и его собственный навар должен был составить как раз ту самую недостающую сумму!..

– Вам сейчас лучше уйти, – прервал свое безмолвие Вениамин и, обернувшись к гостям, помахал небрежно в воздухе кистями рук. – Дня два, не больше... Я решу проблему.

– Каким образом? – недоверчиво скривился Макурин, не веря этому пижону ни минуты.

– Это не твоя печаль...

Вениамин действительно решил проблему, но его объяснение показалось Макурину чистой воды мракобесием. Нет, он выслушал его. Постарался проникнуться пониманием, не пропустив ни одного из его доводов, но когда тот, вполне довольный собой, замолчал, он, к изумлению рассказчика, дико заржал.

– Нет, ну ты молодец! – хлопал себя Макурин по крепким ляжкам. – Так себя заценить может только такой пижон, как ты!!! Баба с утра до ночи виснет перед подзорной трубой только ради того, чтобы понаблюдать, как ты трахаешь приходящих шалав?! Нет, ты еще больший идиот, чем я думал! Куда больший!

Удар по самолюбию был более чем ощутимым, и Вениамин, насупив брови, несколько минут растерянно молчал. Затем, постепенно возвратив себе былое самообладание вкупе с утраченным было самомнением, цинично изрек: – Я всегда чувствую самку! Всегда! Тебе этого не понять, потому что твой удел – виртуальный секс. Твои девки не пахнут и не колыхают сиськами, когда им хочется.

Макурин побагровел. Неведомо каким путем его окружение прознало о том, что он избегает общения с женщинами из плоти и крови, отдавая предпочтение виртуальным нимфам. Но до сего времени никто не осмеливался задевать его этим. Сейчас же этот скудоумный недоросль позволил себе его оскорбить, да еще в присутствии племянника. А тот тоже хорош: уши багровые свои растопырил, глаза опустил и пытается сделать вид, что рассматривает обмахрившиеся шнурки на своих кроссовках. А морда при этом такая лукавая, что еще одно слово, и наверняка прыснет в кулак...

– Допустим, – согласно кивнул он, сделав невероятное усилие над собой, чтобы сохранить хладнокровие. – Допустим, что она влюбилась в тебя по уши. Допустим даже (хотя это такая херня!), что она подглядывает за объектом своей влюбленности. Но тогда отсюда вытекает вполне логичный вопрос: зачем ей это?! Она что, с маниакальной потребностью какой-нибудь? Нет? Тогда зачем?

– Ну... Я не знаю, что там у этих баб на уме, – принялся выдвигать версии Вениамин, но как-то слишком вяло и неохотно. – Одна, например, постоянно мои плавки уносила. И держала не где-нибудь, а в косметичке. А так нормальная с виду баба!

– Это не сравнение. Одно дело – плавки, а другое – следить за тобой! – не принял его варианта Макурин и отпустил подзатыльник хихикающему Лехе. – Цыц мне здесь! Развеселился! Лучше сказал бы что-нибудь путное, отличник!

– А при чем тут отличник! – сразу обиженно вскинулся племянник. – То, что я учился плохо, еще ни о чем не говорит. Зато я книжки разные любил читать.

– Какие? – насмешливо подразнил его дядька.

– Детективы, например, – горделиво выдал Леха.

– Ну и что там твои детективы по данному конкретному случаю имеют нам сказать? – приобщился к гонениям на бедного Леху Вениамин. – Чем, по-твоему, можно объяснить подобное неадекватное поведение данной молодой особы?

– Все намного проще. – Леха по-детски шмыгнул носом, засмущался на минуту от внезапного внимания взрослых авторитетных товарищей, но, правда, ненадолго. Спустя минуту он уже голосом прирожденного докладчика вещал: – Если эта девушка пережила в своей жизни трагедию, о которой вы говорили, то ее поведение нельзя назвать неадекватным. Правильно я произнес это слово? Так вот, здесь как раз все объяснимо. Родители погибают. Нужен рядом человек, которому она смогла бы доверять и на которого она смогла бы опереться в трудную минуту. Если ей понравился Веня, то надыбать информацию о нем очень сложно. Ни в каких клубах и общественных организациях он не состоит. Работодателей у него нет, потому как он сам вроде таковым является. Гор-справки такой информации не выдают. Остается что?

– Что? – одновременно выскочило у обоих мужчин, которых против воли заинтересовали рассуждения юного аналитика.

– Сплетни! – Воодушевившись вниманием серьезной аудитории, Леха привстал и заходил по комнате. – Но если она девушка умная, то сплетни ее не устроят. Как не устроят советы и домыслы подружек. Она, по всей видимости, может рассчитывать только на саму себя. И то, чем она занимается, есть не что иное, как сбор информации!

Он торжествующе посмотрел на притихших слушателей, и восторг его несколько поубавился. Вениамин-то, конечно, проникся, потому как лучше верить в это, чем во что-то более серьезное, способное повлечь за собой целый хвост проблем в лице парней в бронежилетах и с масками на физиономиях, или скамья подсудимых, наручники на запястьях и срок в энное количество лет его тоже не вдохновляли.

Но вот дядька... Его реакция была непонятной и неподвластной его пониманию. Он переводил взгляд с племянника на хозяина квартиры и обратно, молча жевал губами, а в глазах его по-прежнему светилось недоверие.

– Ладно! – наконец выдал он, снова шлепнув себя по ляжкам, и неожиданно подняв облачко пыли из почти новых штанов. – Пусть будет так! Пусть она собирает информацию для того, чтобы быть уверенной в тебе. Но где гарантия, что эта информация не будет использована тебе во вред?! А что, если ей захочется воспользоваться своими знаниями и поделиться с кем-нибудь? Рассказать, чем ты занимаешься в свободное от досуга и секса время?

Он бил его наповал своими аргументами, которые подпитывал непонятной ненавистью к нему, а может, завистью (пойди разберись). Он выплевывал их ему в лицо вместе с так ему ненавистным словом «секс». Извращенец чертов! Идти бы ему далеко, да не возвращаться... Откуда ему, Вениамину, знать, что у этой девахи на уме? То ли глупа как пробка и, сидя перед объективом, слюни пускает при виде его мужских прелестей. То ли хитра безмерно и на самом деле желает быть полной обладательницей компромата на него. А с какой целью, это ведомо опять же только ей.

– Надо бы узнать, – вклинился в его поплывшие мысли вкрадчивый голос Макурина.

Сволочной такой голосишко, паскудненький...

– Узнаю.

– Быстро бы надо. Скоро крупная партия товара. Не мне тебе объяснять, что может быть, если...

Опять тот же самый препоганый тенорок...

– Да хорошо, хорошо, – досадливо сморщился Вениамин, с трудом подавляя желание втиснуть свой кулак в переносицу мерзкого типа. – Я увезу ее отсюда. Далеко увезу. А там посмотрим.

Хотел было Макурин съязвить что-нибудь поскабрезнее, да передумал. Венику всегда найдется чем подковырнуть его, так что лучше не нарываться. Тем более что юный племянник большие уши навострил, что локаторы. Ни к чему его личному авторитету страдать от неосторожно оброненных слов в присутствии малолетки. Пусть везет девку, пусть прощупает со всех сторон и не только, а он уж сумеет себя подстраховать.