Текст книги "Охотники до чужих денежек"

Глава 16

Как только за Вениамином захлопнулась дверь, Эльмира суетливо забегала по квартире. Пусть он предоставил ей достаточно времени на сборы и посоветовал взять лишь все необходимое, но она к его словам не прислушалась.

Как она может позволить себе находиться рядом с ним энное количество дней в одном и том же свитере и джинсах? По меньшей мере нужно иметь при себе три смены. А обувь! Разве одними ботинками без каблуков и домашними тапками обойтись? Да нет, конечно же! О белье так вообще разговор особый. К черту добротный и практичный хлопок, пусть и произведенный ведущими фирмами мира! Да здравствует легкомысленная лайкра, шифон и шелк, способный взволновать мужчину, вернее, возбудить его воображение!..

Вспомнив об отсутствии каких бы то ни было признаков проявления интереса к ней со стороны Вениамина, девушка поскучнела.

Почему он был так холоден с ней? Его поцелуи... Разве так он должен был целоваться?! Эльмира с горечью вспомнила о последней сцене свидания парня с неизвестной ей темноволосой девушкой.

Раздеваться они начали прямо с порога. Не выключая света, не задергивая штор, хотя для них, возможно, в этом была особая пикантность. Вениамин был в тот момент более чем страстен. Его губы не давали его гостье покоя, заставляя ее извиваться в его руках.

А с ней? Ничего, кроме невесть с чего проснувшейся заботы. Ну да ладно, пусть все идет своим чередом. В этой жизни ничего не случается просто так. Если Вениамин вызвался ей помочь, то и в этом какой-то смысл да есть. И уж если на то пошло, то куда приятнее принять помощь от него, а не от Данилы.

Вспомнив о нем, Эльмира досадливо поморщилась. Почему, интересно, он вызывает в ней такие эмоции? Ведь не урод, не бандит (а если и бандит, то очень вежливый) и на законченного идиота не похож. Суждения порой бывают очень даже здравыми, а вот не лежит к нему душа, и все тут! Вызывает он в ней ощущение брезгливости какой-то непонятной, хотя, казалось бы, – с чего?!

Звонок в дверь вывел ее из задумчивости.

Эльмира сунула очередной предмет своего гардероба в дорожную сумку, застегнула ее на «молнию» и задвинула ногой за кресло. Машинальный жест, продиктованный скорее подсознанием, поскольку впускать в дом никого, кроме Вениамина, она не собиралась. Но, прильнув к глазку и увидев в нем Зойку, она мгновенно распахнула дверь своей квартиры.

– Что с тобой?! – свистящим шепотом обрушила она на голову бедной подруги нетерпеливый вопрос.

– А что со мной? – Зойка нервно дернула губами, вваливаясь в квартиру.

– На тебе же лица нет, Зоя! – Эльмира ухватилась за «молнию» на ее куртке и решительно потянула ее книзу. – Давай раздевайся, я тебя сейчас чаем напою...

– К черту! – Зойка грубо отмахнулась от заботливых рук подруги. – К черту чай! Мне ничего не нужно! Мне ничто уже не поможет. Тем более какой-то чай!

Она сползла по стене и, усевшись на пол, горестно замотала головой из стороны в сторону. Следы недавних слез на щеках, скорбно поджатые губы, глаза, наполненные отчаянием. Все не просто говорило, а кричало о том, что стряслось что-то ужасное. Что-то такое, что заставило Зойку нарушить эйфорию медового периода и прийти к ней.

– Вы расстались? – догадалась Эльмира, усаживаясь рядом с подругой на корточках.

– Да, – качнула та головой и подняла на нее затравленный взгляд. – Мы расстались навсегда!

– Зоенька, милая... – Эльмира попыталась приобнять подругу, но та вновь не приняла проявления дружеского участия, резко отпрянув в сторону. – Да что с тобой в самом деле?! Перестань кваситься! Такое случалось и прежде. Переживешь. Это еще не конец света!

– Конец, представляешь?! – Зойка болезненно сморщилась, и глаза ее вновь налились слезами. – Это уже конец! Я полюбила его, Элка, я смогла его полюбить... После той трагедии, что произошла в моей жизни, ты должна помнить, я тебе рассказывала...

Эльмира не помнила. Да и разве упомнишь все! Каждый новый роман подруги неизменно заканчивался трагично. И каждого, вернее, почти каждого она горячо и страстно любила. И после расставания ей всякий раз хотелось умереть. Эльмира, если честно, давно потеряла счет Иванам, Сашам, Сергеям и Гришам. Давно утратила все представления о том, что же на самом деле движет подругой в период гона. Так она про себя именовала то время, когда Зойка находилась в стадии поиска. Какого-то конкретного типажа или идеала у ее подруги не существовало. Каждый последующий разительно отличался от предыдущего. Но каждого она любила и почти за каждого готовилась выйти замуж. Но этого все никак не случалось. Видимо, Зойкиным иллюзиям и на сей раз не суждено было сбыться.

– Я никогда не говорила тебе, – сдавленно продолжала между тем Зойка, – насколько важен для меня тот факт, как мужчина относится ко мне. А Саша...

Она судорожно, со всхлипом вздохнула, и слезы обильно заструились из ее глаз.

– Его больше нет...

– Может быть, вы еще помиритесь, Зой. – Эльмира шутливо ткнула подругу кулачком в плечо. – Может, не все так трагично и...

– Дура! – заорала вдруг не своим голосом Зойка, да так, что Эмма испуганно отпрянула от нее. – Дура набитая!!! Избалованная фарфоровая кукла, не имеющая никакого представления о том, что творится в этой жизни! Да и о самой жизни ты ничего не знаешь!

– Ну знаешь! – Губы Эльмиры обиженно задрожали. Подобных всплесков Зойка не позволяла себе никогда. – Из-за какого-то банщика...

И тут произошло совсем уж неожиданное: Зойка ее ударила. Удар не был ощутимым. Тыльная сторона ладони ее подруги лишь скользнула по ее щеке, но Эльмира была уничтожена.

– Ты?! – Она обхватила обеими руками свое лицо и резко встала на ноги. – Как ты смеешь?! Кто позволил тебе так себя вести?! Как... Как озабоченная самка!

Зойка неожиданно не оскорбилась таким определением. Как раз напротив, она вдруг тряхнула головой, словно отгоняя от себя наваждение. Затем даже сделала попытку засмеяться. Но получилось у нее это как-то уж слишком фальшиво. Потом она встала на ноги и, продолжая криво ухмыляться, плюнула Эмме в лицо.

– Издохни ты, сучка аристократическая! Как предки твои издохли, так и ты издохни! И свершится это, аминь...

Она величественным жестом застегнула куртку, натянула шапку едва ли не на самый нос и пошла к двери. На пороге она притормозила. Оглянулась на Эльмиру, находившуюся в состоянии, близком к коматозному. И, цедя сквозь зубы каждое слово, произнесла:

– Этот банщик, как вы, леди, изволили выразиться, в настоящий момент остывает со сломанным позвоночником в своем собственном доме. Последнее, что я слышала из его уст, было имя женщины. Твое, гадина, имя! Видимо, это и сыграло трагическую роль в том, что его... Что его убили. – Зойка на мгновение притормозила обвинительную речь и, поднеся кулак к губам, вцепилась в него зубами. – Его убили, и это как-то связано с тобой.

– Ну почему?! – не выдержав, вскричала Эльмира, все еще держась за щеку.

– Это нужно спросить тебя, деточка! – Последнее слово она произнесла, буквально выплевывая из себя каждый звук. – Почему каждый, кто соприкоснется с тобой, непременно погибает? Я шла сюда с намерением предупредить тебя, защитить в конце концов, но, уже поднимаясь по лестнице, кое-что вдруг поняла...

– И что же? – настороженно поинтересовалась подруга.

– Нельзя защитить того, кто сам является эпицентром опасности! От самой себя спасения нет! Так ведь, Эльмирочка?!

Зойка вцепилась в подругу сверлящим взглядом, ожидая всего, чего угодно, но только не того, что ответила Эльмира.

Та помолчала, тряхнула головой, взметнув волосы, и вдруг с улыбкой, способной привести в трепет сфинкса, изрекла:

– Думаю, ты права...

Это был ответный удар на пощечину, только куда более ощутимый. Зойка даже пошатнулась, таким потрясением для нее явилось неожиданное откровение подруги. Пусть она догадывалась, что у той душа – потемки, но чтобы такое...

– Ты знаешь, что ты рано или поздно издохнешь? – поинтересовалась она, уже стоя у открытой двери.

– Все мы, как ты изволишь выражаться, издохнем. Кто раньше, кто позже. Просто...

– Просто?

– Не нужно было тебе со мной так, Зоя. Совсем не нужно. Я думала, что мы союзники...

– Возьми себе в союзники дьявола! – почти испуганно крикнула Зойка и вырвалась на площадку, даже не удосужившись закрыть за собой дверь.

Вдох, выдох. Еще один вдох и еще один выдох. Нужно постараться унять сердце, что расскакалось, норовя протаранить грудную клетку. Нужно постараться...

Эльмира рассеянно обвела взглядом прихожую и часто-часто заморгала.

– Что здесь только что произошло? – еле слышно произнесла она, адресуя вопрос пространству вокруг себя. Тому, что стало только что безмолвным свидетелем дикой и непонятной сцены Зойкиного безумства.

Именно безумства, потому как ни одно из других определений на ум ей не приходило.

Ее друг, кажется, мертв? Или она что-то не так поняла? И последняя тема, которой он касался, была связана с ней, Эльмирой? Чертовщина какая-то! Она и в глаза не видела его ни разу. Подобный типаж не мог быть интересен ей ни в каком отношении. Она нигде не могла с ним соприкоснуться. Она вообще никогда не посещала сауну, поскольку не переносила удушливого горячего пара.

– Говорил обо мне... Говорил обо мне... – шептала она, возвратясь в гостиную и обессиленно опускаясь в кресло. – Теперь он мертв... Почему?!

Похоже, ответа на этот вопрос ни у кого не было. Зойка тоже ничего не знала, иначе не пришла бы сюда. А зачем она, собственно, приходила? Что-то такое она говорила о желании защитить, а потом передумала...

– Не слишком ли много защитников? – задала она громким голосом вопрос, обращенный к стенам гостиной.

Но те вернули ей его, сипло пробормотав на ухо: «Возможно!»

Вздрагивать от неожиданности или, упаси господи, от страха не было необходимости. Потому как человек, которому принадлежал этот сиплый с присвистом голос, не вызывал у нее подобных чувств. Все, что угодно, но только не страх.

– Чего надо? – звенящим от раздражения голосом поинтересовалась Эльмира, не удосужившись открыть глаз. – Кто тебя звал?

– Так дверь открыта, я и зашел.

Данила обошел кресло, в котором расположилась девушка, и уселся прямо на пол подле ее ног. Скрестив по-турецки ноги и уложив на сцепленные пальцы рук подбородок, он угрюмо смотрел ей в лицо и молчал. Кадык на его шее нервно перекатывался, желваки на скулах поигрывали. Видимо, молчание давалось ему с трудом. Что-то гневное так и норовило вырваться наружу, но, очевидно, Данила ждал подходящего момента. Подглядывая за ним из-под опущенных ресниц, Эльмира решила не помогать ему в этом.

Данила продержался недолго. Окинув внимательным взглядом гостиную и остановив свой взгляд на сумке, втиснутой ею за боковинку кресла, он хищно осклабился и прошипел едва слышно:

– Решила послушаться моего совета?

– Ты о чем? – с явной скукой в голосе откликнулась Эмма, не меняя позы.

– Я о намечающемся бегстве из города.

– Ах, это! Да, что-то в этом роде я намерена сделать. Тебя что-то беспокоит?

Боже правый! Он видел, каких великих сил ей стоит разговаривать с ним. Видел, что, снизойдя до него, она тем не менее старательно дает ему понять, сколь велика ее жертва. А ему плевать! Он согласен всю жизнь быть у ее ног, именно у ее. Пусть выше ему не удастся подняться, а ему это и не нужно. Лишь бы сидеть вот так напротив и смотреть на нее без устали, если дотронуться невозможно.

А дотронуться до нее ему хотелось до судорог в пальцах. Длинные ноги, обтянутые черным материалом брюк, были совсем рядом... Нежная белая кожа щиколоток с едва заметным синяком на одной из косточек и по-детски аляповатые мохнатые домашние тапочки. Обнаженные плечи с чуть выпирающими ключицами. Гладкая, почти мраморная матовость кожи. Кофточка на животе слегка задралась, обнажив узкую полоску живота. Видимо, брючки были несколько тесноваты, а может быть, Эмма слишком долгое время провела в этом кресле, но на коже рядом с пупком, в том месте, где слева от него виднелась крохотная родинка, обозначился след от пуговки. Почему-то именно эта вмятинка не давала ему покоя, будоража его воображение и лишая возможности рассуждать здраво...

Данила слегка подался вперед и дотронулся до этого оттиска.

– В чем дело? – Эмма распахнула-таки глаза и недоуменно уставилась на его руку. – Ты не в себе?

Данила молчал, продолжая слегка поглаживать пальцами ее живот. Он не ошибся в своих предположениях. Кожа у нее действительно была гладкой, девственно нежной и слегка прохладной.

– Тебе не больно? – прошептал он, поглаживая так отчетливо проступивший след от пуговицы.

– Нет, вообще-то. – Эмма попыталась отодвинуться в глубь кресла, чтобы избавиться от навязчивости соседа, и потребовала: – Убери руку!

Он лишь отрицательно качнул головой, а прикосновение его пальцев сделалось почти болезненным.

– Данила!

Впервые назвала она его по имени, не на шутку взволновавшись из-за его безмолвного упрямства. Оно не было обычным – угрюмым и сумрачным. Сейчас оно было совершенно иным, и сквозь него вдруг отчетливо проступила какая-то мрачная решимость. Это ее испугало. Впервые его присутствие вызвало в ней какие-то эмоции, помимо раздражения. Это было ново и неприятно.

– Перестань, прошу! Мне нужно собираться... К тому же дверь открыта настежь, ты сам говорил...

– Я ее запер. – Данила облизнул губы, судорожно дернул кадыком и, обхватив вдруг ее тонкую талию руками, потянул девушку на себя. – Иди ко мне, маленькая... Иди ко мне, девочка моя...

Эмма запаниковала. Ситуация, как любила говаривать прежде Зойка, переставала быть из разряда заурядных. Она переставала быть контролируемой. Девушка видела, что остановить его сейчас будет непросто, а остановить было нужно. Она чувствовала его пальцы уже на своей груди, спине, ягодицах. Прикосновения стали настойчивее, дыхание его все более прерывистым, а глаза... Боже, они жили отдельной жизнью. Они смотрели на нее с такой мольбой, с такой тоской, что на какое-то мгновение ей стало даже жаль его.

– Данила, – уже несколько мягче произнесла Эмма и дотронулась пальцами до ежика его волос. – Я прошу тебя, остановись. Ничего же не может быть! И ты это знаешь.

– Почему?

Надо было слышать, как он это сказал!

– Потому...

Она попыталась выпрямиться, высвободиться из его рук. Чтобы не ощущать его судорожного горячего дыхания на своей шее и не слышать бешеных скачков его сердца, колотившегося совсем рядом с ее.

– Да потому! – воскликнула она с испугом, когда он принялся теребить пуговицу на ее брюках. – Остановись!!! Я тебе приказываю!!!

Далась же ему эта баба! Господи, ну за что ему это все?! Эта любовь, будь она проклята, в тридцать три гроба душу его мать!!! В груди все жжет, дыхания нет. Только горечь одна. Жуткая болезненная горечь...

Эльмира... Он видел, что она напугана. Напугана всерьез. Это не было игрой соблазнительницы, умело разжигающей желание. Нет, она действительно боялась. Но он уже ничего не мог с собой поделать. Ничего...

Данила знал, пожалуй, даже лучше, чем она, что потом ничего не будет. Что его желание было вандализмом, надругательством над ее чистотой. А она была чиста, ему ли было этого не знать!.. Он все видел. Как неумело она себя ведет. Вернее, не знает, как себя вести. Как стыдливым румянцем загорелись сначала ее щеки, а потом и шея, стоило ему начать стаскивать с нее брючки.

Да, он животное! Так, кажется, она кричит сейчас ему на ухо. Пытается кусаться, вырываться, выскользнуть из его рук. Нет, девочка, нет! Пусть потом ему будет плохо, пусть. Но сейчас... Этого момента он ждал много лет и упускать его не собирается. Пусть его звездный час будет призрачен и краток, но ему быть...

Эльмира рыдала, без устали сипло сквернословя. Кто бы мог подумать, что эта аристократка столь преуспела в нетрадиционной лексике. Данила усмехнулся и провел пальцем по ее увлажнившейся коже между грудей, затем нежно прикоснулся к ней губами.

– Ничтожество! – всхлипнула она прерывисто и попыталась отвернуться. – Я ненавижу тебя!!! Ты не можешь себе представить, как я тебя ненавижу!!!

– Представляю... – произнес он с глубокой нежностью, плохо сочетающейся с его поведением. – Знаю, что не простишь, и все же...

– Убирайся!!! – В отчаянии она заколотила крепко сжатыми кулачками по полу. – Прошу тебя, убирайся!!! Оставь меня в покое хотя бы сейчас!!!

– Я уйду, не нужно кричать.

Данила сел на ковре, выпуская ее обмякшее тело из рук, и почти тут же почувствовал острый укол в груди от мгновенно накатившего чувства одиночества и собственной ненужности. Он провел рукой по волосам и, сев к ней вполоборота, оглядел ее распростертую на полу фигурку.

Девушка была много прекраснее, чем он мог себе представить, но сейчас она походила на сломанный и растоптанный цветок.

– Прости меня, маленькая моя, прости.

В его голосе так явственно зазвучали слезы, что Эмма на мгновение прервала поток своих ругательств и, приподнявшись на локте, вперила в него немигающий взгляд.

– Ты понимаешь, что ты натворил?! – Губы ее задрожали. – Ты сломал мне жизнь, и это совсем не громкие слова! Ты – подонок, надеюсь, ты догадываешься об этом?

– Угу, – согласно кивнул Данила и, не удержавшись, положил руку на ее бедро. – Но, если хочешь, я могу стать порядочным человеком и, соответственно, сделать тебя порядочной женщиной, раз уж ты теперь ею стала...

Брезгливо передернувшись, что, конечно же, не укрылось от его глаз, она встала на колени и со всего маху отвесила ему пощечину. Проделала она это с таким вожделенным наслаждением, что продолжить он не решился.

Ничего, время – лучший лекарь и советчик. Возможно, все перемелется в труху: и неприязнь ее, и ненависть, и гадливость, с которой она продолжает смотреть сейчас на то, как он одевается. Хорошо хоть, что потухшими глаза ее сейчас не назовешь, это уже что-то. Прямо вселенский огонь полыхает, опаляя кожу его спины. Какое-никакое, но ненависть уже тоже чувство. Все лучше, чем показное равнодушие, с которым она проходила мимо него все эти годы.

Разве могла подумать эта неприступная принцесса, что он будет ее первым мужчиной? Разве таким ей виделся ее первый сексуальный опыт? Неизвестно, что она там себе напридумывала про розы со свечами и прочую дребедень, но уж о том, что расстанется с девственностью на ковре собственной квартиры, причем в объятиях ненавистного ей соседа, этого в ее мыслях точно не было...

– Одевайся! – коротко потребовал он, не оборачиваясь, чтобы не дать ей заметить на его лице следы тайного удовлетворения, что вызвало в нем чувство гадливости.

– Не смей мне приказывать, подонок! – Эмма подскочила с пола, как змея из шляпы факира. – И убирайся немедленно, или я вызываю милицию!

– Да? – казалось, он удивился. – Зачем же милицию? Ты друзей своих крутых позови. Они с ситуацией справятся быстро. Сделают все так, что дня через три меня будут выносить под звуки оркестра из нашего подъезда вперед ногами. А? Девочка? Что скажешь? А то могут сделать так, что и выносить ничего не придется.

– Что ты хочешь этим сказать?! – скороговоркой пробормотала она, судорожно наматывая на себя плед, который стащила с дивана. – Какие, к черту, друзья?!

– Те самые, что помогли родителей твоих отправить к праотцам.

Он сказал это как-то уж слишком вкрадчиво, при этом цепким взглядом терзая ее лицо. Но ожидаемых бурных всплесков возмущения не последовало. Более того, она на какие-то доли минуты перестала пеленать себя в шерстяную ткань. Внимательно посмотрела на него и, загадочно ухмыльнувшись, молча указала ему на дверь.

Данила был сломлен. Представить ее в подобной роли ему было сложно, почти невозможно, но коли она сама этого не отрицает, то сомнений на сей счет у него практически не осталось.

– Итак, значит, это правда, – с горечью пробормотал он. – Это ты! Кто же из нас большее чудовище, Эмма?! Ты или я?!

И опять Эмма промолчала, сопроводив свое молчание повелительным жестом в сторону двери.

– Да, а ты, оказывается, крепкий орешек, девочка! – Данила поиграл желваками и с силой рубанул рукой воздух. – Коли так, буду с тобой откровенен...

– И?! – все же нашла она в себе силы изобразить заинтересованность.

– Папка твой, упокой господи его грешную душу, был великих дел мастер. Думаю, что подобные слова тебе Америки не откроют. Хватался за все, что могло обернуться потом звонкой монетой.

– Короче! – властно перебила она его.

– В день его гибели кое-что исчезло. То, что принадлежало не только ему, как то тюки соломки, что ты смогла отыскать, а затем удачно перепрятать. Думаю, ты догадываешься, о чем речь...

Эмма в немом изумлении изогнула дугой брови, но холод взгляда под ними явно свидетельствовал о ее пусть и не полной, но все же достаточной осведомленности.

– Многие заинтересованные люди почти год думали, что все погибло в момент взрыва. Были огорчены, разумеется (деньги-то не то что немалые, огромные, можно сказать, деньги...). Но погоревали, погоревали, да на той заднице и съехали. И тут вдруг – звонок!

Девушка нервно дернула подбородком и, подхватив полу импровизированного сари, аккуратно опустилась на краешек кресла.

– Звонивший сообщил, что ничего во время взрыва не погибло, потому как не могло погибнуть. И знаешь почему? – Данила сделал круг по гостиной, остановился напротив кресла, в котором сидела Эльмира, и, присев перед ней на корточки, подозрительно прищурился. – Потому что того, что пропало, у Алика с собой не было! Вот уж это новость так новость! Можно было бы обнародовать – претендовала бы на право быть на первых полосах всей периодики.

– Смотри, какие ты слова знаешь! – попыталась уязвить она его, презрительно скривив рот.

Но Данила не купился. Понимающе хмыкнув, он положил ладони ей на колени и слегка сжал их.

– Детка, ты можешь оказаться в большой беде, потому что общественность считает, что исчезнувшее состояние – у тебя...